Эвелина и Рената навеселе пытались не перебивать друг друга, но это плохо выходило. Иногда они начинали говорить одновременно, что поднимало смех на новую тональность.
– Давай начну я, – взяла на себя инициативу Рената, чему Эвелина была не против и вежливо уступила. – Возьмём даже Деревяшку: какая ему разница, где вылизываться?
– Что ты имеешь ввиду?
– А ты что поняла? – с прищуром спросила Рената.
– Тоже, что и ты.
– Хорошо, уточню. Почему мы так боимся адаптироваться под что-то, если глобально ничего не меняется? Ты здесь, ты там – пшик, и всё. Что меняется?
– Меняется ощущение дома. Мы ведь немного другие существа. Мы мыслим, а они…
– Да, сто процентов, – перебила мысль Эвелины Рената, – но произошли мы от них. В экстремальных условиях мы уже не какие-нибудь менеджеры среднего звена с квартирой в ипотеку.
– Всё равно это другое. Мы адаптируемся, устроимся и снова станем людьми. Опять начнём думать: «Хм, а точно ли это место прям приятное для меня?». Всё снова закрутится. Пока можно не волноваться, что мы застряли здесь, – время покажет. История расставит свои точки. Но в перспективе?– А ты не смотри на перспективу. Ты ведь пока здесь. Вылизывайся и не переживай.
– Вылизываться на всеобщее обозрение не очень бы и хотелось, учитывая местный контингент.
– Да брось. Эти запивухи тебя не тронут. Тем более сейчас. Смелости не хватит.
Рената всем видом указывала Эвелине, кто тут на самом деле мощь и сильный пол, чему девушка усердно кивала. Сделав большой глоток из кружки, Рената улеглась, облокачиваясь об спинку и скрестив руки на груди.
– Не думай только, что они все такие, – с выдохом проговорила Рената.
– Я не думаю, – прислоняя к губам кружку ответила Эвелина. – Всё зависит от воспитания.
– Или его наличия. Откуда вообще взялось такое уничижительное отношение к женщине? Ты когда-нибудь об этом думала?
– С Адама и Евы.
– Нет, – протянула Рената. – Корни гораздо глубже.
– Неуверенность мужского пола, женское воспитание, после которого хочется самоутвердиться, пережитки прошлого и, конечно же, нежелание самих женщин быть самостоятельными.
– Точно, – щёлкнула пальцами Рената. – Читаешь мои мысли.
Рената сунула руки в карманы и вытащила электронную сигарету с одного и стики – с другого, вставая с места.
– Пойдёшь со мной?
– Посижу здесь. С Деревяшкой, – поглаживала кота Эвелина.
– Только не допивай всё.
Пошатываясь, Рената выбралась из своего купе и поплелась к выходу под аккомпанемент перешёптываний, храпа и вида редких мерцаний из других купе. Выйдя на улицу, в вязкую тьму по округе, что еле как подсвечивалось луной, Рената опёрлась спиной об холодный металл поезда и просунула стик, включая нагрев.
– И тебя ведь скоро не станет, – шептала Рената электронной сигарете.
Та прожужжала ей, давая сигнал, что можно затягиваться. Вдыхая дым в лёгкие со свистом, Рената многозначительно посмотрела на небо. На нём дырками на полотне светились звёзды, а внутри железного червя, что так и не привёз никого в пункт назначения, копошились люди, словно мыши в норах. А может, и привёз? Может, это место – конечный пункт для каждого из них? Только понять, что именно это за станция, и всё станет ясно, но пока – глушь, как и всё видимое пространство.
– Не боитесь? – спросил басистый голос из ниоткуда.
Рената отдёрнулась в страхе, не ожидая услышать кого-то рядом, причём так резко. Повернувшись на зов, она увидела Захара: появившись из ниоткуда, он по-странному улыбался – по-карикатурному злобно и неестественно, а борода и волосы, как, впрочем, и вся его одежда, сливались с тьмой, поэтому казалось, будто перед Ренатой висела лишь половина лица мужчины.
– Сейчас – немного, – с претензией проговорила Рената.
– Извините, если я вас напугал. Это не было моей целью. Просто вышел подышать свежих воздухом и увидел вас.
– Ничего, всё в порядке.
Захар встал рядом с Ренатой и направил взор туда же, где Рената выискивала ответы, – на звёздное небо.
– И хоть мы не в самых приятных условиях, всё же и здесь можно найти свои плюсы. Целый и чистый Млечный Путь. Давненько я такого не наблюдал.
– Когда же вы такое наблюдали?
– Живя в селе, – украдкой посмотрел Захар, но сразу же отвёл взгляд. – Когда служил в сельском приходе.
– Имею дело с батюшкой. Какая честь, – нехотя улыбнулась Рената. – Почему ушли?
– Тому есть много причин. Одна из таких – путь. Искал Бога во всех частях страны.
– Удачные поиски?
– Пути Господни неисповедимы. И стоило это понять ранее, но, по итогу, как я могу предположить, мои поиски не напрасны.
– Думаете, это он всё устроил?
– Кто знает, Рената. Кто знает.
Захар выдохнул с разочарованием и снова озарил взглядом Ренату.
– Забавно. Любите красное?
– Вы про цвет или про вино?
– Про выбор вашей одежды, – уточнил Захар.
– Да, мне кажется, что красный отлично мне подходит.
– Не хочу ничего сказать, вы действительно эффектно выглядите. И спартанцы выглядели отлично. Знаете, для чего они носили красный цвет?
– Удивите меня.
– Так легче замаскировать кровь, – Захар во тьме нашёл глаза Ренаты. – Много ли крови на вашем пути, Рената?
– Хотите примерить роль частного детектива, батюшка?
– Вовсе нет. Просто чую боль вашу, что так и сочит.
Понимая, что диалог исчерпал себя, Захар прошёл к лестнице, поднимаясь в поезд, но остановился на первой, в последний раз вдыхая прохладный воздух.
– И вы хорошо её скрываете.
Захар скрылся в железную капсулу и оставил Ренату вместе со сверкающими звёздами.
– Кому говорить о боли, Батюшка? – прошептала Рената сама себя прилипшими губами.
Вода билась об углы с хлёстом, поднимаясь до потолка. Понять, что это потолок, было сложно: в кромешной тьме разглядеть углы не представлялось возможным, зато эхо отдачей врезалось в барабанные перепонки. Необычайно громко, невыносимо тихо – так казалось Ренате, что захлёбывается от воды, прибывающей в её одиночную камеру.
Одиночную камеру, верно, – в комнатушку три на три метра, где её мозги хотят превратить в жидкую субстанцию, довести до безумия, отчаянного сумасшествия, где она не сможет оценивать трезво всё происходящее.
Рената под коркой знала: всё это – просто сон. Безумный сон от горячки. Простуженная дремота, бредовая, где нет чёткого действия или тайного посыла переживаний. Все переживания становятся одной большой кашей. Но вода, что направлялась ей в рот, имела отчётливый вкус, отчего Рената сомневалась, спит ли она на самом деле. Вкус талый, тяжёлый, горький и скрипучий в зубах.
Рената барахталась, хлюпала водой, пытаясь плыть, но ватные уставшие руки не слушались, делали хуже: утяжеляли её, тянули ко дну, где и без того непроглядная тьма сгущалась. Отчаянно кричать тоже не получалось, и проблема скорее не в противной на вкус воде, а невозможности хотя бы пискнуть. Горло пережали, связки хирургически разорвали – с точностью профессионала, не оставив и шрама.
Как и тогда, как в прошлый раз, Рената, отчаявшаяся в своей судьбе, сдалась и больше не смела сопротивляться воде. И только после того, как Рената смиренно закрыла глаза, погружаясь во тьму, вода отступила.
Отступила в открытую дверцу, с надрывом стремясь прочь, оставляя обмокшее тело Ренаты, на которое прилипло её любимое красное платье, очерчивая её фигуру, лежать и откашливаться. Силы на исходе, дыхание сбито, яркий свет режет глаза Ренате, но она не может поднять руку, перевернуться, прикрыть лицо. Только наблюдать за танцующим светом.
Из света образовался силуэт. Снова Деревяшка, талдыча о своём:
– Пиршество на закате, пламя под насадом. Лишения и безумство тому, кто посмел.
– Я не понимаю тебя, – хилым голоском вдруг выдала Рената, хоть не могла до этого издать хоть какой-то звук.
– Скоро поймёшь, дитя.
Деревяшка подходит всё ближе и ближе, а когда их лица были так близко, что было сложно различить два глаза от одного, носы двоих соприкоснулись, отдавая друг другу кусачий заряд тока.
***
Рената хрипящим вдохом подняла себя с койки, а после закашляла на весь поезд, что наверняка её слышали даже в отдалённых вагонах. За ней очнулась и Эвелина, не понимающая, что происходит.
– Что такое? – суетливо осматривалась Эвелина, скидывая с себя покрывало.
– Ничего, – хмыкала Рената. – Кошмар приснился.
За словами последовал ещё кашель – сухой, раздирающий глотку. Нос заложило, а кожа стала нежной, ощущая боль от лёгких прикосновений одежды. Кости жутко ныли, и хотелось их почесать, заменить на более свежие.
Пухлая голова крутилась, пытаясь понять: сейчас утро, день или время уже к вечеру. Пока ещё работающий телефон подсказал – восемь утра. За окном виднелся восход, а Рената заметила трещину на окне. Эвелина, взбудораженная таким пробуждением, энергично ступила на холодный пол и приблизилась к окну, проводя указательным пальцем по линиям скола.
Как и всегда, в новых традициях этого места утро начиналось с перешёптываний и крика, но к ним добавились хлёсткие удары. Эвелина обернулась к Ренате, чтобы убедиться, что не только она слышит хлёсткие удары, на что Рената утвердительно кивнула, прибавив свой ответ кашлем и кулаком у рта.
– Теперь вместо будильника твой кашель, – фальшиво усмехнулась Эвелина, – и драки с криками.
– Что они опять не поделили? – спихивала с себя одеяло Рената и лениво напяливала обувь.
Мешался Деревяшка, притираясь к ногам Ренаты, а она была не в силах оттолкнуть его, чтобы он не мешал ей.
– Может, тебе стоит отлежаться? – предложила Эвелина с жалостью смотря на подругу.
– В этом месте никто не позволит мне отлежаться. Или убьют, как непригодную ячейку общества.
Эвелина приложила ладонь к попотевшему лбу Ренаты и с ужасом вдохнула воздух.
– У тебя жар!
– Я сама прекрасно чувствую.
Рената через большое усилие встала с постели, знатно прохрустела коленями и, ощупывая стену, поплелась на улицу. За ней, не смея оставаться в стороне, пошла Эвелина, чтобы, если что, помочь подруге и по пути найти таблеток. Листы фанеры в интерьере вагона припухли, будто внутри был целый потоп, что послужило для Ренаты ещё одним рассуждением о реальности сновидений – читалось по глазам.
Сразу же высунув нос наружу, в него ударила влажность, что испарялась от разгорячённого солнца. Всю ночь лил дождь, можно было предположить: по железу стекали редкие скопления капель, недавно вкопанная земля почернела от влаги, и стояла тошнотворная духота. Духота, что при болезни делает только хуже – Рената еле стояла на ногах, понимая, в какой просак попала.
Перед могилкой, что ещё и успели украсить надгробием из чего попало, в круг собралась толпа мужчин-пьяниц, которых Рената видела вчера и провела им урок сдержанности методами, которые популярно объясняют таким личностям их место.
– Как же так? Чего же вы? – сетовали бабки, которых не впускали ближе с размытыми предъявления без конкретики, лишь чистые эмоции.
В середине происходил самосуд над болезненным мужчиной, которого Эвелина и Рената охарактеризовали как «странный». Его грязные слепленные локоны бились об его опухшие от ударов глаза, а волдыри взрывались, смешиваясь с кровью из носа.
Гул стоял неимоверный: такой животный, жаждущий больше крови, чем справедливости, где в каждый удар по бедолаге вкладывали не идею заслуженности его обиды, а личную досаду, это, можно так выразиться.
Странный мужчина стал козлом отпущения, и большинство не хотело разбираться, виноват ли он в чём-то или нет. Просто кулаки чесались, а раз уж такой повод, то можно поддержать инициативу, даже если идеи изначальной и не знают.
Рената подошла поближе, следом – Эвелина, что попутно пыталась и узнать мотивы представления, и есть ли у кого хотя бы терафлю. Громко откашлявшись – даже не из-за желания привлечь внимание, а по прихоти заразы в горле, – она растолкала мужчин, чуть не попав под горячую руку, благо вовремя увернулась.
– Свободу почуяли? – как могла кричала Рената.
– Не лезь! – где-то в толпе рявкнул заторможенный мужской голос, который поддержали одобрительным гулом.
– Это он ту проводницу пришиб! – послышалось из другого угла. – Ещё и парнишку уволок!
– Какого парнишку? – еле слышно спросила Рената у ближайшего к ней мужчины.
– Тот, что вчера в яму упал. К жмурику.
– Стойте, – вмешалась Эвелина, понимая, что говорят про её нового друга, – кудрявого?
– Точно-точно, его, – завопил один из синяков и сразу полез в драку.
Между странным мужчиной и обезумевшей толпой горой встала Рената, не позволяя пододвинуться к бедолаге, что красит красным зелёную траву.
– Откуда вы знаете, что это сделал именно он? – пыталась разобраться Рената.
Впереди стоящий мужчина достал кроссовок на высокой подошве – весь измазанный в грязи, каплях крови и разорванным шнурком. Рената с недоумением посмотрела на мужчину, на кроссовок и снова подняла взгляд, так и не поняв, что они имеют в виду под этим кроссовком, пока стоявший перед Ренатой мужчина не заговорил, удосужившись всё же объяснить ситуацию:
– Такой кроссовок у того паренька был. Сегодня проснулись – его нет. Паренька в смысле. А кроссовок на койке вот его.
Мужчина ткнул в сторону странного мужика, вдобавок плюнул в его сторону. Рената сосредоточенно пыталась найти объяснения всему происходящему и объяснить на пальцах пагубность их действий. Объяснить здоровым лбам, как Ренате объяснял Виктор, когда ей было около пяти лет.
– И что теперь? – пыталась Рената говорить, как можно громче, разбавляя разговор кашлем. – Будем устраивать самосуд? Без доказательств, лишь на догадках?
Рената раскинула руки в ярости, кружась на месте, чтобы посмотреть в глаза каждому из собравшихся, или хотя бы попытаться.
– Мы здесь всего пару дней, а вы уже в зверей превратились! Дальше что будем делать? Неугодных по частям делить и на вертеле над костром крутить, как отличную закуску?
– Убийца должен быть наказан! – волной прокатилось через рты стоящих.
Гул не прекращался, что заметно нервировало Ренату. Она откашливалась со злостью, терзая собственную глотку. Толпа замылила глаза от общего порыва мести любого сорта: либо за парня, либо за себя. Толпе уже было всё равно, кого бить: странного мужчину, у которого на койке оказался кроссовок пропавшего, или девушку, что пыталась найти какую-то логику и справедливость.
На шум подоспел Захар, что с группой возвращался из очередной экспедиции. Возвращался не спеша, но, как услышал лозунги о мести и убийстве, мигом оказался рядом с Ренатой, успокаивая всех своим бархатным голосом:
– Друзья мои, что же вы делаете? Куда нас приведут боль и страдания? К чему прольётся кровь? Она явно не укажет нам путь. Отпустите вашу злость, нам всем здесь тяжело!
– Что делать с убийцей? – вырвался вопрос из толпы, которому все возмущённо поддакивали.
– Убийцей? – уточняя тихо спросил Захар у Ренаты.
– Они думают, что этот мужчина убил парня, проводницу и видимо заволок нас сюда.
Рената кивнула на стоявшего на коленях мужчину, который рукавом стирал кровь с лица, осматривал её и улыбался. Его вид не понравился Захару: он смутился, но больше в его глазах читалась жалость. Кулаки Захара сжались, взгляд забегал, пытаясь тут же найти решение проблеме. Решив что-то в своей голове, вдобавок кивнув этой идее, он повернулся к толпе с таким видом, что не хватало БТР и красных флагов по периметру.
– Мы не можем голословно кого-то обвинять! Но вы правы, – с разочарованием сбавил тон Захар, – оставить это просто так и рисковать мы не можем.
Рената в недоумении повернулась, пытаясь просчитать самый худший сценарий, который последует из уст Захара, но надеясь на лучший. Или хотя бы средний.
– Мы запрём его в отдельном вагоне! – выдавил из себя Захар. – Просьба освободить один из вагонов. Те, кто хочет приняться в охрану, просьба подойти ко мне. И найдите аптечку!
Толпа забурчала, но более-менее успокоилась и рассосалась. Недовольная Рената прокашляла в себя так, чтобы этого не заметили, и принялась поднимать избитого мужчину. На помощь ей подоспела Эвелина, стоявшая в стороне и в ужасе наблюдавшая за происходящим.
– Вам помочь? – наклонился к Ренате Захар.
– Вы сделали всё, что могли, – прошипела Рената, поднимая полуобморочное тело.
– По крайней мере его не убили, разве вы не хотели этого?
Захар вежливо предложил помощь Эвелине и понести мужчину самому, чему Эвелина не противилась.
– Я найду аптечку, – поспешила к вагонам Эвелина.
– Мы будем в нашем купе, – кричала вслед Рената, а после перенесла внимание на Захара. – Именно этого я и добивалась. Но чем лучше заточение, где его могут задушить и сказать, что он сам повесился?
– Вы хотели справедливости или чуда? Прошу извинить, чуда здесь не будет.
– Я хотела объяснить, – начали они делать неаккуратные шаги в сторону вагонов, – а не предпринимать меры. Самая главная проблема в обществе – невозможность договориться.
– Я добился договоров и выбрал компромисс, – спешил за Ренатой Захар.
– Именно этого я и не люблю.
– Инициативности?
– В вас ни капли инициативности, – усмехнулась Рената. – В вас желание построить своё государство. А как это обычно бывает, именно такие и становятся диктаторами.
– Я всего лишь хочу помочь людям в трудную минуту, – Захар перекладывал мужчину больше на свою сторону, но Рената противилась, и они тащили его поровну, – как и вы. Как и многие здесь.
– Поэтому выступаете в центре внимания?
– Всегда должен быть лидер. Без лидера была бы полная анархия.
Они дошли до лестницы, где у прохода побитого мужчину подхватывала Эвелина. Рената подталкивала сзади, не давая Захару помочь им, отчего тот хмурил брови, но не смел влезать.
– Вы предвзято ко мне относитесь. Я не пытаюсь перетянуть одеяло на себя, но более толкового здесь нет. Никто не осмелится.
– Это ваше дело, – обернулась Рената к Захару, – но не увидьте в отражении того, от кого отказались, батюшка.
Захар выставил ногу на лестницу, но не двинулся дальше – слова Ренаты смутили его. Впав в ступор, Захар лишь осматривал скрывающуюся в вагоне Ренату, чуть ли не восхищаясь её опьяняющим видом. Смотрел со страхом и вожделением, но вовремя пришёл в себя, обернулся к толпе позади, что ожидала его на разговор.
***
Мужчина прилёг на койку Эвелины с перебинтованным лицом и пластырями тут и там, изнеможённо сопя в подушку. Сама Эвелина вместе с Ренатой сидели в противоположной стороне, поглаживая лежавшего посередине Деревяшку. К ним то и дело заглядывали бойкие парни, что с омерзением посматривали на избитого и спрашивали у девушек, всё ли с ними в порядке.
Рената – иногда специально, а иногда из-за скребущегося чувства в горле – кашляла в сторону парней, выгоняя их куда подальше. Эвелина принесла ей антибиотики разного вида, спрей для горла и, словно мама заставляет ребёнка, просила использовать лекарства Ренату. Та противилась, но всё же прыснула спрей, вызвав рвотный рефлекс.
– Вот и правильно, – мурлыкала Эвелина, – всем только лучше будет.
Эвелина, вспоминая что-то своё из детства, улыбаясь поглаживала кота, но после тон сменился на более серьёзный:
– Он ведь точно не убийца?
– Может и убийца. А может и нет. Проснётся – узнаем.
– Вдруг он только и ждёт, чтобы мы уснули, – Эвелина говорила шёпотом и как можно ближе к Ренате.
– С моим кашлем никто не уснёт, – прочищала горло от мерзкого лекарства Рената.
– Может лучше отдать его?
– Ты так боишься человека при смерти?
– Кажется, что Захар лучше знает, что с ним делать. Я не хочу ничего такого сказать, просто мне кажется, что не стоит рисковать.
Рената закатила глаза и встала с места, пугая Эвелину своей резкостью, а Деревяшка только мотнул ушами. Она подошла ближе к мужчине, заглядывая, спит он или нет, после чего повернулась к Эвелине.
– Думаешь, он опасен?
– Думаю, так будет справедливо.
– Чем это лучше самосуда?
Эвелина не знала, что ответит. Рената кивнула, заранее зная реакцию Эвелины.
– Мне просто некомфортно рядом с мужчиной.
– Как ты собираешься жить с парнем?
Эвелина замялась ещё больше, отпуская подбородок ближе к груди. Пряталась, будто её отчитывают.
– Я многое тебе не рассказывала.
Рената, что с усмешкой смотрела на Эвелину, вдруг поменялась в лице, понимая, что задела не тот нерв.
– Понимаю тебя, – шепнула Рената больше себе, чем ответила Эвелине, сжимая губы.
Рената снова посмотрела на мужчину, что мирно сопел, набираясь сил, долго решая в своей голове, принципиально оставаться на своей позиции или сдаться ради испуганной девушки.
– Я схожу к Захару, – выбрала всё же последнее Рената и пошла к тамбуру.
– Не оставляй меня здесь, – перемешивая и злость, и страх в голове, прошипела Эвелина.
Но как Рената вышла из купе, возле дверей стояли двое крепких парней. Они встретились взглядами, безмолвно сверлили друг друга.
– Присмотрите за девчонкой, – кивнула в сторону Эвелины Рената, чему парни кивнули в ответ.
Между тем, как доказать Захару его правоту и увидеть его улыбку, Рената решила перекурить, чтобы точно собрать слова в нужное предложение и выйти не такой уж и проигравшей.
Выйдя за свежий воздух перед лестницей, её встречали обмякшие коричневые бычки, аккуратно собравшиеся в кучу. Рядом с ними копошился муравейник, где пара-тройка муравьёв тащила один из фильтров. Рената протёрла последнюю лестницу и села на неё, засовывая стик в аппарат.
Природа не могла сообразить, какое у неё настроение: нагоняла тучи сбивающим с ног ветром, через минуту светило яркое солнце. Ни то, ни другое не радовало Ренату. Боль свербела по всему телу, больнее всего отдавая в поясницу.
Она чувствовала, что сделай ещё шаг – точно свалится от бессилия, но сдаться не могла, всё же её ждёт испуганная девочка, у которой был не очень приятный опыт с мужчинами, а как раз такой потенциальный маньяк лежал в паре метрах от неё.
Защитить защитницу всех – такая её задача сейчас, и эта задача вырвалась смущённым смешком. Всё-таки бывают ситуации, когда ты относишься предвзято к человеку, хоть до этого и защищал идею о «шансе для каждого».
И ей не было жалко избитого мужчину, но Рената знала, что дай людям волю, то у кого-то точно окажется железная рука. Не было жалко избитого мужчину, но и Захар не вызывал особого доверия.
Что её смутило в поведении Захара? Инициативность разве когда-то осуждалась Ренатой? Рената ровно такая же. Чёткого ответа не было, но что-то внутри скрючивалось при его виде. Какой-то животный страх перед беспощадной машиной – словно у леса, что не может осознать этот поезд. Вибрация в руке, затяжка, вдох и выдох. Ветер свистел в ушах, гонял волосы, будто пытался вырвать их со скальпом.
Рената протёрла сухие глаза, которые хотели взорваться от давления, а, открыв, одёрнулась со страха: перед ней стояла бабушка Льва, протягивая ей блокнот. Приложившись спиной об угол, Рената хотела простонать, но сдержала боль внутри себя – лишь потёрла место удара. Тут прискакал Лев с улыбкой до ушей, встав рядом со своей бабушкой, что расслабило Ренату.
Она не могла не улыбнуться в ответ и добродушно помахать рукой Льву.
– Привет, Лёвушка.
– Здравствуйте, тётя Рената.
Рената исподлобья посмотрела на бабушку, оценивая, стоит ли с ней здороваться, на что та лишь кивнула. Всё внимание снова ушло ко Льву.
– Ты что бегаешь в такую погоду? – спросила Рената.
– Я люблю такую погоду. У нас дома такая погода, да, ба? – отдёрнул Лев рукав бабушки, на что она снова кратко кивнула.
– Ой, а я люблю май. Тогда всё так расцветает и красиво становится. Особенно у нас во дворе. И чуть-чуть зиму.
– Я зиму не люблю, – надул щёки Лев.
– Да брось, а как же подарки на Новый год? – с каждой фразой Рената увеличивала тон, и казалось, будто она вот-вот запищит.
– Ну только если новый год!
Рената снова посмотрела на бабушку Льва, что не отводила от неё взгляда весь их диалог, и обратила внимание на блокнот, который придерживался двумя морщинистыми руками.
– А что это у вас? – кивнула на руки Рената.
– Это? – вырвал Лев с рук бабушки блокнот, листая его. – Это я тут рисую и учусь красиво писать.
– А покажешь?
Лев не ответил, а сразу же встал рядом с Ренатой, листая с первой страницы до последней: там были динозавры, Лев с бабушкой, цветы, просто каракули и различные слова, которые с каждой страницей становились лучше и читабельнее. Ренату смутила только последняя страница, где было написано «Билет жизни», возле которого красовалась цифра один, а ниже были таблички «Имя», «Возраст» и квадрат, где должен быть портрет.
– Что это, Лев? – Рената нахмурила брови, ткнула пальцем в слово «жизни» и с интересом повернулась к мальчику.
– Это? – будто Лев не понимал, о чём речь, переспрашивая. – Мне просто стало страшно, что люди исчезают, вот и решил всем давать билет жизни. Тогда они точно не исчезнут.
Лев сделал пару шагов от Ренаты и разочаровано выдохнул, смотря куда-то вдаль.
– Но никто не соглашается купить. Говорят, рычат даже: «Отойди, мальчишка», – передразнивал Лев голоса взрослых, жестикулируя при этом. – «Мешаешься под ногами», «И без тебя плохо»!
Рената улыбнулась тому, что даже маленький мальчик хочет помочь людям, как может. Ей показалось, будто его метод куда приятнее метода Захара.
– А я могу купить его? – спросила Рената, и Лев засветился от счастья, оборачиваясь к ней лицом.
– Правда хотите?
– Почему нет? Вдруг меня сегодня ночью бабайка захочет забрать.
– Нет, такого быть не может! – захохотал Лев.
– Почему ты так считаешь?
– Вы слишком красивая, он забоится подойти.
Рената аж покраснела от лести, подмечая про себя, что малыш уже неплох в комплиментах.
– Бережённого Бог бережёт, – Рената полезла в карман, чтобы достать кошелёк. – Сколько стоит твой билет.
– Всего сто рублей! – радостно сообщил Лев.
– Всего лишь? А вот у других ребят дорого, а у тебя и качественно, наверно, – вытаскивала купюру Рената и тянула ко Льву. – Всем тебя посоветую.
– А можете продиктовать, как вас зовут? – вставил графит у листка Лев, внимательно наблюдая за Ренатой.
– Рената, – по слогам разделила девушка.
– А сколько вам лет?
– Двадцать семь.
– Мне бабушка говорила, что невежливо спрашивать у женщин их возраст, извините, – сжал губы Лев.
– Да что ты? – снова Рената взглянула на бабушку, что никак не хотела выпускать её из вида. – Не бойся, я не придерживаюсь таких правил.
Лев старательно зацарапал имя и возраст в контуре, а после нарисовал портрет из круга с точками и дугой, добавив волнистые линии, оторвал лист и передал Ренате. Рената посмотрела на результат труда, улыбнулась Льву с благодарностью и сложила вдвое свой билет.
– Спасибо большое.
– Не за что, – Лев сразу же прикрыл рот в шоке. – Я имел ввиду пожалуйста!
– Правильно, – подняла Рената указательный палец в воздух, – не обесценивай свой труд.
– Я пойду дальше продавать билеты! До свидания, тётя Рената.
Рената, как и поздоровалась, так и попрощалась с убегающим Львом, встав с места. Бабушка наконец вышла из гипноза, кивнула головой и пошла за своим внуком, оставив Ренату одну. Она неожиданно вспомнила, куда шла, а болезнь, которая отступила на пару минут, снова вернулась к ней с двойной силой и кашлем, который отбивался от ветвей.
Пол под весом крякал. Рената скользила вперёд, предположительно, где сидел Захар, ей интуитивно казалось, что он живёт в плацкарте, чтобы контролировать общину. И Рената была права: в глубине железного червя в гоготании и травле историй в середине всеобщего восхищения улыбался Захар. Улыбался жутко, широко, маниакально.
Рената тихонько подошла, чтобы не отвлекать мужчин и выслушивая их байки: о рыбалке, местной фауне, о шашлыках, которые здесь можно приготовить и уже готовились, чтобы «накатить».
Гогот, хрюканье, брань – Рената внимательно высматривала, кто и что произносит, пока один из мужчин, потеряв равновесие, не свалился со своего места.– Здравствуйте, Рената, – поднял свой взгляд Захар наверх.
Рената лишь кивнула, рассматривая мужчин, что рассматривали уже её. Так, будто ковбои в вестерне, они переводили взгляды, нагнетая обстановку.
– Мы можем отойти? – спросила Рената Захара, и тот, без ответных вопросов, встал, отводя их в более тихое место.
Они встали в тамбуре лицом к лицу. Захар осматривал больной вид Ренаты и восхищался, что даже в таком состоянии она остаётся красивой. Рената в свою очередь мялась, до сих пор не зная, как попросить и связать слова.
– Пытаетесь быть ближе к народу? – начала Рената издалека.
– Так распределила судьба, – хмыкнул Захар. – Но я не жалуюсь. Самое главное для меня – это общение.
– Да, под горючку и закуску самое то.
– Да что вы? Я не пью.
Рената получила целый спектр эмоций: удивление, смущение, смех и непонимание.
– Даже в таких обстоятельствах?
– Всегда должен быть трезвый ум. Особенно, как вы говорите, в таких обстоятельствах.
– Непьющие люди пугают больше пьющих, – посмеялась Рената так, что вызвала тем самым кашель. – Знаете, как лоси. Вроде травоядные, но не знаешь, что они сделают для своей защиты.
– А вы? Любите выпить? – засветились глаза Захара.
– Оставлю это в секрете.
– Вы позвали меня для светской беседы?
Рената замолчала, вспоминая сложенную речь, ради которой и пришла к Захару, протёрла лоб, чтобы стимулировать память.
– Точно, – подушки пальцев Ренаты спускались со лба к скулам, – я хотела всё-таки попросить организовать место для недавно избитого мужчины.
– Вы всё-таки подумали над моими словами?
– Нет, я всё ещё не согласна с вами, – отрезала Рената. – Но моя соседка, Эвелина, очень переживает из-за, так скажем, плачевного опыта.
– Что ж, – прокашлялся Захар, – мы сделаем всё должным образом.
Захар увидел волнение в глазах Ренаты и общий изнеможённый вид, после чего хотел как-то помочь – хотя бы тактильно, прикоснувшись к её плечу, но, как только рука потянулась, Рената ринулась в сторону выхода.
– Только обещайте мне, – громко, как может, говорила Рената исподтишка, – что не тронете его рукой и проследите за его состоянием.
– Я не планировал травмировать его, – оправдывался Захар. – Вы можете захаживать к нему и убеждаться, что он будет идти на поправку. Это для общего блага.
Рената не слушала. Захар прикусил верхнюю губу и пошёл за ней, буквально наступая на каждый её след вплоть до их купе, где поджидали два парня, что из расхлябанного вида распрямились при виде Захара, что за Ренатой жестикулировать, командуя без слов. Те кивнули, и Рената не могла не заметить этого, поворачиваясь к Захару, но он сделал вид, что прошёл мимо.
Зайдя внутрь, Рената увидела впившуюся в угол Эвелину, которая вроде и не подавала вида, что испугана, но подрагивала от каждого хрипа мужчины, что туманным взглядом рыскал по комнате.
– Берите, – щёлкнул пальцами Захар. – Там уже есть свободный вагон для него.
Ни слова не сказав, парни протиснулись внутрь, отталкивая Ренату, за что получили в спину пару нелестных. Небрежно подхватывая за подмышки только очнувшегося мужчину, они тащили тело по указке Захара. Именно тело – голова дрыгалась, как болванка, а одежда напоминала рваный мешок с картошкой.