Данир Дая
ТЫ ЕСТЬ
Толстовка отлетела в сторону, выверенные шажки приближали Ренату к Захару, который был в предвкушении, что было видно по его штанам. Колено оказалось на краю койки, но Рената быстро перекинула его в другой край, оказавшись на Захаре. Её рука с паха мужчины поднялась к груди, и рука сжалась на ней, захватывая кофту. Рената повисла над лицом Захара, волосы шторкой прикрывали их, что казалось наиболее интимным.
– Потанцуешь со мной? – кокетливо предложила Рената.
Захар не стал отвечать – лишь его ладонь затерялась в волосах Ренаты, потянув его губы ближе к своим. Поцелуй. Страстный и такой желанный. Руки сразу же, интуитивно схватились за бёдра своей пассии. Бёдра проходили вперёд и назад, протираясь штанами об штаны, и это не могло продолжаться ещё дольше – Захар не мог терпеть более. Пуговица отстегнулась, молния чуть ли не порвалась.
***
Уставший Захар был обездвижен, спал сразу же за троих, пока Рената, положив свою руку на его грудь, злобно смотрела на его лицо, стареющее с каждой секундой. Охрана спала, не выполняя свой долг, за который им платят обильной едой – она проверила это. Всё было безопасно. Извиваясь, как змея, Рената вставала с койки и ювелирно выискивала документы, личные вещи, зацепки. В руки попала опасная бритва. В голове промелькнула мысль, что она бы могла прямо здесь прирезать обезумевшего Захара, что много хуже тех дикарей из леса, но тогда бы она не смогла переубедить большинство его поклонников, встав на его место, а не вместо его.
Паспорт, документы, справки, какие-то пропуски, которые при прочтении много чего открывали нового о бывшем священнике. Аккуратно собрав найденное, одевшись, Рената промелькнула мимо охраны к своему купе. Проходя по коридору, особо не церемонясь с тем, где курить, она зажгла сигарету и смолила по пути. Дойдя, выкинула окурок в разбитое окно и тихо зашла в купе, где мирно сопели двое её самых важных здесь человека.
На стол легли паспорт, справка о судимости и бейдж проповедника культа «Порождение Сына».
ГЛАВА IX. О ЧЁМ ТВОЁ ПРОШЛОЕ?
Пару недель назад Эвелина, испуганно наблюдая за каждым движением забитого практически до смерти мужчины, что и до этого был не особо лицеприятен, сидела в своём купе. Боялась двинуться, придерживала Деревяшку, чтобы он не соскользнул и не потревожил кого не надо. Пусть лучше лежит и тяжело хрипит, чем проснётся.
«Живые страшнее мёртвых», – думала в этот момент Эвелина, не осмеливаясь даже провести пальцами по штанам.
Тело разболелось. Больше не из-за одного положения на протяжении получаса, а подкалывали нервы, ощущаясь червями под кожей. Не задуматься было сложно, утонуть в мыслях. Нога непроизвольно начала отбивать по полу сбитый, но быстрый ритм. Мужчина зашевелился на кровати, Эвелина наконец вылезла из своей головы и поняла, что привлекла его внимание. Откашливаясь кровью, мужчина вывернул голову к ногам девушки, пытаясь осознать, где и что он в данный момент.
Эвелина обняла своего кота, закинула ноги на койку Ренаты и забилась в угол, будто сможет спрятаться, слиться. Но как бы не так: мужчина приподнялся и недовольным, косым взглядом рассматривал девушку, сидящую в испуге.
– Где я? – приглушенным стоном проговорил мужчина, протирая кровь с краёв губ.
Эвелина промолчала. Она не хотела находиться здесь. Что-то сломалось в ней в этот момент. Все переживания, которые она зарывала внутрь себя, вдруг вырвались с двойной силой. Молодые не бояться умирать, пока их не прижмёт – так и Эвелина не задумывалась над своим положением, пока смерть не начала дышать ей в затылок. Смотреть на мужчину было противно: разбитое лицо открывало то, что Эвелина считала проработанным. Вспоминалось детство, издевательства, грязь, что плёнкой обволакивала её тело, до которых её касались.
– Ты тоже меня боишься? – с обидой сказал мужчина.
Слова физически ощущались на теле Эвелины, неприятные мурашки стекали по ней, глаза сгущали слёзы. Деревяшка не мог спокойно дышать: Эвелина сжимала его слишком крепко, вцепившись ногтями в шёрстку. Коту пришлось яростно зашипеть и царапнуть руку Эвелины, чтобы выбраться из западни.
– Правильно делаешь, конечно, – говорил мужчина сам с собой, не дожидаясь ответа Эвелины. – Думаешь, я плохой. Вижу, молодая. Только вот среди живых нет хороших людей, как бы ты не считала.
– Каждого можно понять, – от нервов Эвелина обильно картавила.
– Правда. Только понять, что он мудак много правильнее, чем пытаться оправдать. Попытаешься оправдать – мудаком он не перестанет быть.
– Вы убийца, – то ли с вопросом, то ли утверждая, проговорила Эвелина.
– Ты так считаешь потому, что тебе так сказали? – всё же мужчина воспринял слова Эвелины как вопрос. – Всегда легко найти виноватого, но разобраться тяжело.
– Если разобраться, то всё равно окажется, что вы убийца, так?
– Подловила. Молодец. Значит услышала.
Чувствовалось, как тяжело говорилось мужчине. Он прерывался на кашель после каждого сказанного предложения.
– Только вот мудаки всегда становятся главными. Приходится. А потом уже мудаки и показывают пальцев, надеясь закрепить своё положение. Тычут на тех, кто хуже всех выглядят, неувереннее, неправильнее. На таких, как я.
– Это предрассудки.
– Правильно. А думаешь, ты не подтверждена этому? Думаешь, ты правильная? Почему тогда забилась к углу?
– Что вы хотите сказать мне? – заметно грубила Эвелина.
Мужчина попытался встать, но руки не держали его тело, поэтому он снова прилёг на окровавленную постель.
– Ты ещё молодая. На перепутье. Мир тебе кажется однозначным, но вот каждый лишь хочет вырвать свой кусок.
– Про кого вы говорите? – уже кричала девушка.
– Будешь искать защиты, а некому тебя защищать. Сейчас проснёшься, что будешь делать? Кого ты выберешь?
– Проснусь?
– Это место тебя сожрёт. Либо ртом сумасшедшего сектанта, либо ртом алкоголички-убийцы.
Дверь шаркнула. Зайдя внутрь, Рената увидела впившуюся в угол Эвелину, которая вроде и не подавала вида, что испугана, но подрагивала от каждого хрипа мужчины, что туманным взглядом рыскал по комнате лёжа, а не опираясь на локти. Молчал, а не вёл светские беседы, как пару секунд назад.
– Берите, – щёлкнул пальцами Захар. – Там уже есть свободный вагон для него.
Ни слова не сказав, парни протиснулись внутрь, отталкивая Ренату, за что получили в спину пару нелестных. Небрежно подхватывая за подмышки только очнувшегося мужчину, они тащили тело по указке Захара. Именно тело – голова дрыгалась, как болванка, а одежда напоминала рваный мешок с картошкой.
– Аккуратнее, парни! – попросил Захар, но не слишком утвердительно.
Ренате только и оставалось смотреть вслед, выглядывая в коридор.
– Спасибо, – еле слышно шепнула Эвелина.
***
Грохот взбудоражил их спокойное купе. В ушах Эвелины будто взрывались пузыри, звук от глухого проходил до звонкого. Поднявшись с места, она поняла, что не одна была бесцеремонно разбужена – сгорбившийся Деревяшка с вздымающейся шёрсткой заострил взгляд на тёмный проход. Суматоха, хоть и приглушённая, отдалённая, слышалась чётко. Вынырнув к окну стало понятно, от кого он, но почему мужчины группой бегут в лес и бранятся – неясно. От стрессового подъёма голова гудела, в итак беспросветной тьме тьмой зарябило глаза, а ноги подкосились. Эвелина рухнула на своё место, прикрыв лицо глазами.
Чтобы Деревяшка особо не переживал от сумбурного подъёма, Эвелина схватила его и прижала к сердцу, что колотилось будто по всему телу. Шёрстка прижималась, принимала своё привычное положение.
– Ты чего? – ласкала Эвелина своего кота. – Всё ведь хорошо. Всё хорошо.
С каждым повторением «всё хорошо» голос становился всё тише, пока не перешёл на шёпот. Вроде и крики убегающих в лес мужчин успокоился, пока новая волна суматохи и рёва не дошла до них. А после возни послышался вой. Конечно, это не могло остаться без внимания итак паникующего кота, и он вновь принял режим защиты. Для того, чтобы более не тратить нервы и абстрагироваться от происходящего, Эвелины свернулась в клубок и, как в детстве, с головы до ног залезла под купол одеяла, где ни одна нечисть не посмеет схватить её.
«Значит, так я умру», – обозначила Эвелина про себя, заранее себя похоронив.
Ей казалось, что вот он – конец. Может, зло сейчас бродит в вагоне от неё, выискивая новую жертву для позднего ужина, а попытавшиеся спастись были схвачены уже в лесу, а выхода отсюда нет. Близкая смерть, что повисла над её койкой, выжидая, когда Эвелина сдастся и выберется из душного заслона, не так уж и печальна, но внутри что-то ломалось. Животное, первородное, хтоническое побеждало рациональное. Эвелина уже не могла придерживаться собственного, такого «холодного», как и раньше, мнения.
Перед глазами мелькал мужчина, дядя Лёша, пьющий отец, унижения, насилие. Простить всех было невозможно. Помочь она себе могла лишь одним способом: уснуть как можно быстрее, чтобы не думать последние мысли. Мысленно простившись со своим парнем, к которому она направлялась, сильнее зажмурившись, Эвелина игнорировать бурление крови в голове. Пока не послышались чёткие удары по их двери. Не снаружи, а внутри. Удары, что проходили по всему телу Эвелины.
– Максим…
Услышав голос Ренаты, страх понемногу рассеялся. Скинув одеяло на пол, Эвелина всем корпусом развернулась к проходу, но никто над ней не нависал. Только её подруга билась о закрытую дверцу – билась мерно, не торопливо, плавно, но сильно, пытаясь прошибить либо лоб, либо дверь.
– Прости меня, Максим, – бубнила под нос Рената.
Эвелина не могла сориентироваться: она пролежала будто всего с полминуты, но за окном заметно светало, а её подруга снова была на месте. Дверь была закрыта, а Деревяшка лишь дрыгал ушами во сне в такт ударам. Дурной сон или кошмар – уже не до этого, интерес перетекал на Ренату, что внезапно превратилась в лунатика.
– Рената? – уточняя спросила Эвелина.
– Прости меня, – говорила всё о своём Рената, – я не хотела.
– Ты в порядке?
Ответа не последовало, только извинения перед мёртвым сыном и удары головой. Аккуратно, не пытаясь привлечь внимания, Эвелина встала с постели, на цыпочках подкралась к своей подруге и примкнула ближе к уху.
– Что с тобой, Рената?
– Максим, – резко включилась Рената. – Зачем ты прыгнул, Максим?
Повернувшись, глаза Ренаты чётко смотрели на Эвелину, но не чувствовалось, что сама она бодрствует: стекляшки с мелкими зрачками казались игрушечными. Улыбка – искажённая, неестественная, будто Рената находится в счастливом маразме.
– Вот и ты, малыш, – как с ребёнком заговорила Рената.
Ладонь Ренаты плавно протекла с подбородка с скулам Эвелины, что его настораживало, а уж тем более, когда подобное делают с видом маньяка.
– Рената, ложись в кровать.
Эвелина не могла не разглядеть покраснение на лбу Ренаты, что возникло от точных и чётких ударов по двери.
– Да-да, сейчас. Ляжем вместе спать, да?
Подхватив Ренату за талию одной рукой, за плечо – второй, Эвелина поволокла её к койке. Рената особо и не сопротивлялась, зацепившись на Эвелину и взглядом, и руками.
– Прости меня, – повторяла и повторяла Рената, в её голосе всё чаще прослеживалась плаксивость.
Говорить с ней Эвелина не стремилась, пока та не ляжет в кровать. Голова Ренаты устроила на подушке, тело в напряжении, в попытке встать, пыталось притянуть Эвелину ближе, чтобы они спали в обнимку.
– За что тебя простить? – поглаживая кудри Ренаты спросила Эвелина.
– Просто всё так сложилось, понимаешь? Я виновата, Максим.
– Что со мной произошло?
Рената мотнула головой, будто сама не хотела верить в свою несостоятельность.
– Ты упал, малыш.
– Откуда же я упал, если я здесь?
– Ты здесь, чтобы я искупила вину.
– Но ведь я упал.
– Да. Убила тебя.
Рука Ренаты вновь потянулась к лицу Эвелины, чтобы разгладить морщины, возникшие от наплыва чувств: злость, непонимание, испуг.
– Убила?
– Хотела мстить. Знала, что всем будет больно. Знала, что будет больно. И сделала.
– Ты врёшь мне, – усмехнулась Эвелина.
– Им стало больно. Папе твоему. Дедушке. Всем больно.
С безжизненных глаз, что таращились куда-то глубже, в душу Эвелины, скользнула скупая слеза, в которой не было и доли того сожаления, что должна была испытывать Рената.
– Расскажи мне, – прошептала Эвелина, пододвигаясь к Ренате.
– Они не хотели потерять лицо. Использовали меня. Я же знаю, что твой папка не в командировки ездил. Не такая у него работа. У твоего папы были другие мамы. А у мамы не оказалось никого. Только пузырьки в соке, понимаешь?
– Нет, мам, – подыгрывала Эвелина, – я не понимаю.
– Они хотели забрать тебя у меня. Сделать меня больной. Уложить в больничку. Где мне ставили бы эти ужасные уколы.
– Тебе нельзя пить, верно? – краем глаза Эвелина заметила бутылку вина, что спровоцировала болезнь Ренаты.
– Мы должны были прыгнуть вместе.
Рената захихикала. Захихикала, как маленький ребёнок, что сделал маленькую шалость и знал это. Ужас в глазах Эвелины метался из стороны в сторону.
– Ты ведь не такая, мама, верно?
– Это они меня сделали такой. Теперь им больно.
– Да, мам. Им больно.
– И мне больно. Но ты ведь здесь, верно?
– Нет, мама. Я умер по твоей вине.
– Не по моей. Это они во всём виноваты. Но мы обманем их… да, точно обманем.
– Как же мы обманем их?
– Теперь я спасу тебя. Вот о чём говорил Деревяшка.
Спящий кот, услышав своё имя, отдёрнул уши, чтобы вслушаться.
– Ты есть, Максим.
– Спи, мама, – ульнула Эвелина подальше, не смея продолжать этот безумный диалог.
– Ты есть. Мы всем им покажем, чтобы им было больнее.
Образ Ренаты, который выстроила Эвелина в своей голове, разбился. Осколки царапались, ранили, не давали сосредоточиться. А смотреть на неё было не просто невыносимо, а страшно.
– Чертовщина, – прорычала Эвелина, ложась на кровать.
Но заснуть не получалось: то за окном завоет зловещий ветер, то шёпот в состоянии бреда Ренаты станет громче. «Ты есть, Максим, ты есть. Им больно», – повторяла Рената то громче, то слышно, то не разделяя слов. Так и прошла вся бессонная ночь, когда Эвелина не смогла сомкнуть глаз.
Как только солнце вышло из-за горизонта, Эвелина вышла за ответы к людям. Слухи прошли разные, но основная, которую чаще всего было слышно – нападение волков. Разузнав, Эвелина выяснила, где Захар сейчас находится и прошла к его купе. Пройдя охрану, она вошла к нему в СВ.
– Доброе утро, Эвелина, – заметно бодро, не взирая на ранение, поздоровался Захар.
– Какой ужас, – заметила Эвелина ранение. – Это правда были волки?
– Много хуже, – щёлкнул Захар пальцами, но продолжал заниматься своими делами. – Вы что-то хотели?
– Поблагодарить вас.
– За что?
– Вы ведь закрыли этого мужчину.
– Ах, да, точно. Это мелочь по сравнению с тем, что нам придётся сделать ещё.
– Но я бы хотела попросить вас ещё кое о чём. Я понимаю, что у вас достаточно дел, но…
– Ничего страшного, Эвелина. Я здесь для этого.
– Моя соседка…
– Ах, Рената? – вспомнил Захар, что кивком подтвердила Эвелина. – Прекрасная женщина, обаятельная и непокорная. Но есть в ней некая подковырка. Так что вы хотели?
– Я… не знаю, что и сказать. Но она не вызывает у меня доверия и боюсь за свою жизнь. Я видела в ней учителя, но то, что она скрывала.
– Все мы тут что-то скрываем.
– Она убила собственного ребёнка.
Захар отвлёкся от суматохи, пристальный взгляд вцепился в Эвелину, не веря в только что произнесённое.
– Что вы имеете ввиду?
– Я не имею ввиду, а говорю точно, что знаю. Она рассказала мне, что убила ребёнка, но проблема в том, что она общается с маленьким мальчиком. Мальчик, что делает какие-то там билеты и из-за чего выживают люди.
– Я думал, это только слухи. Про мальчика. Интересно.
Захар провёл в раздумьях рукой по бороде несколько раз, прежде чем продолжить диалог.
– Думаете, она способна убить и его.
– Я переживаю за сохранность жизни людей. Не только мальчишки или себя.
– Вы думаете, она как-то связана со всем произошедшим с нами?
– Вряд ли. Но…
– Я вас понял.
Чтобы успокоить еле сдерживающую слёзы Эвелину, он схватил её за дрожащие плечи и поделился своим теплом, схожим на отцовское внимание, что притупил страх Эвелины, успокоил. Захар дал ей наконец то, чего ей не хватало в детстве – разумного взрослого мужчину, который сможет её защитить.
– Мы не сможет без причины вывести её на чистую воду, верно?
Эвелина кивнула Захару.
– Значит нужно бить по больным точкам.
– У неё есть определённые проблемы с алкоголем.
– Вот и хорошо. Я знаю одного мужчину, что тоже, так скажем, любитель. За вами остаётся малое.
– Что же?
– Нужно сделать так, чтобы она съехала от вас. Вы ведь сможете придумать, как это сделать?
– Я подумаю.
– Вот и молодец.
Захар улыбнулся ей и рассмотрел Эвелину с головы до пяток прежде, чем отпустить выполнять поручения.
– Не бойтесь. Я вас не оставлю.
***
Эвелина вернулась в купе, где не была покоя, особенно когда Рената завизжала. Терпение лопнуло, Эвелина со всей злостью начала расталкивать свою соседку.
– Что такое? – вибрировал голос Ренаты от трясучки.
– Наконец-то, – выдохнула Эвелина, оставив Ренату в покое. – Ты начала визжать.
– Разве надо так трясти? – схватилась Рената за больную голову.
Эвелина отступила, на её место встал Деревяшка, облизываясь, будто издевался над засохшими кусками грязи на одежде Ренаты. Эвелина не могла поверить, что без зазрений совести, будто Рената совсем не переживала, не рефлексировала над сказанными словами ночью. Будто она не убивала собственного ребёнка, что бесило Эвелину, поэтому, чтобы не взорваться, она перенесла всю злость на себя, выдёргивая свою заусенцы.
Когда Рената ушла по своим делам, Эвелина раскрыла дверь их купе, взяла Деревяшку в руки и вышла на улицу, где и оставила собственного питомца.
– Только вернись обратно, хорошо? – попросила Эвелина у кота, но тот ей не ответил.
Когда время пришло к ночи, Эвелина спала одна в своём купе. Ренаты и осиротевшего Льва не было, Деревяшка так и не вернулся. Мирно спать тоже не получалось: Эвелина ворочалась из стороны в сторону, не находя удобное положение, пока вдруг в её ушах не осталось ни звона, ни ветра с улицы, ни шуршания постели. Сплошная тишина, давящая на ушные перепонки.
Только в тот момент Эвелина в непонимании открыла глаза. Перед ней, зависнув будто в воздухе, дыша, как бык, прямо ей в лицо, возник обезображенный дикарь из леса. Часть лица была загипсована, закрыта маской из белой, исцарапанной глины, а вторая сверкала безумными глазами. Одежда его не напоминала шкуру убитого животного, а скорее жухлую, старую шубу, от которой воняла болотом вперемешку с тухлятиной из мусорки, а ветки, торчащие тут и там, будто прорастали из кожи, в дырах которых сочился гной. Эвелина завопила, но услышать свой крик так и не смогла. Крупная, размером с голову Эвелины, рука сомкнулась на её шее. Сориентироваться было сложно, отбиваться – страшно.
Всё, что могла Эвелина сделать – это дотянуться рукой до стола, где и лежал «билет жизни». Рука так и продолжала бы сжиматься, если перед лицом дикаря не возник этот листок. Его глаза бегло прошлись по написанному, он вырвался с место и исчез так же, как и появился. Откашливаясь, Эвелина выпала с койки на пол. Лист смялся в руке, слёзы сами по себе начали разбиваться об пол. Услышав топот, Эвелину переполнял и ужас неминуемой гибели, и облегчение оттого, что она снова может слышать. В проёме появилась Рената. Но тут же свалилась на пол из-за прыгнувшего на неё Захара.
– Стойте! – закричала Эвелина.
Выйдя к проходу, она увидела, как Рената бьётся в конвульсиях, пытаясь отбиться от севшего на неё Захара.
– Прекратите! – пыталась образумить Захара девушка.
– Вы разве не этого хотели, Эвелина? Меня тошнит от таких, как она. Убийца, грязь.
– Не нужно этого делать!
– Это она всех здесь перебила.
– Нет! Стойте!
– Я таких пачками здесь убивал.
Эвелина вслушалась в слова Захара.
– Здесь?
Но Захар уже не отвечал: все его мышцы в напряжении старались переломить шею Ренаты, а она уже не могла сопротивляться, почти что задохнувшись.
– Если вы убьёте её, то Лев не сможет писать «билеты жизни».
Всех отвлёк пришедший, выполнивший обещание, Деревяшка, что, не обращая ни на кого внимания, мирно проходил в свою комнату.
– Вот оно как. Значит, ответственность на вас.
Захар слез с неё и быстро исчез, оставив девушек наедине.
Чуть позже Эвелина прошла к Захару, что посреди их лагеря выбривал свою голову.
– Доброе утро, Эвелина. Как вы?
– Всё в порядке, – безучастно произнесла Эвелина, передав ему «билет жизни».
– Что это? – внимательно изучал Захар бумажку.
– Это пишет Лев. Как я и говорила.
– И какой прок от этого?
– Не знаю как, но сегодня этот билет сохранил мне жизнь.
– Это очень интересно, Эвелина. И очень полезно. Вы молодец, но осталось кое-что.
– Что же?
– Втереться в доверие мальчишки. Вы же справитесь?
– Я постараюсь.
– Хорошо. Ступайте.
Эвелина забрала свой билет и обернулась на вагоны, где увидела свою недавнюю подругу.
***
Труп с трибуны никто не собирался убирать всем в назидание и напоминанием об величии человечества над всеми невзгодами. Кто-то перед уходом на работы по лагерю даже подходил и харкал на голову лежащего. Кровь засыхала быстрее обычного, трескалась, а челюсть сбивалась с места. Те, кто харкал, быстро уходили, а тех, кто заглядывался на труп более пяти секунд, быстро отгоняли.
Эвелина не чувствовала ничего: не было отвращения от увиденной картины, не было жалости, но был только пару вопросов. У дикаря есть кровь, по его мимике (насколько это можно было разглядеть) было понятно, что он способен испытывать страх. Так разве, если убивать их, мы станем лучше? Спасёмся? Это ли истинная цель – оказаться здесь и сразиться с тёмными силами, чтобы обрести покой и божественное наставление?
Что-то кусалось в этой риторике, не чувствовалась правда в словах, ощущалась пустота, а нотки безумства, в которые при таких обстоятельствах поверить не очень сложно, не подначивали, не приносили удовлетворения. Кому верить сейчас: Захару, что рехнулся или Ренате, что продолжает врать ей о своей биографии? Эвелина запуталась в собственных суждениях, идеалах в голове, забрела в дебри людского самомнения и более важно – эксплуатировалась как наивная молодая девушка.
Но она не жалела ни Захара, ни Ренату, ни себя. Жалко только Льва, который остался совсем один, а что от него хотят – кажется, даже им всем не до конца ясно. Если Ренате нужен Лев, как способ искупить вину, зарыть скелет из тёмного шкафа, то для Захара Лев – сродни Иисусу, агнцу, а сам он и его благополучие ему не интересны. Что же Эвелина может сделать для него и не станет ли подобна двум противоборствующим, хоть и пока пассивно, группам?
В подобных раздумьях она заплутала подальше от трибуны и столкнулась с толпой зевак, что в кругу охали и ахали, жалея кого-то. Зайдя в круг, она заметила бледную как снег, лежащую плашмя Ренату в холодным объятиях земли. И хоть Эвелина сомневалась в праведности и честности Ренаты, она не могла просто так пройти мимо соседки в обмороке.
Сев на колени, Эвелина начала легонько бить Ренату по щекам, пытаясь привести в чувства.
– Рената? Рената!
Эвелина обернулась на столпотворение, что не делало ничего, кроме как глазело.
– Принесите воды! – рявкнула Эвелина в непривычной себе манере.
Но это возымело успех: самые молодые и обеспокоенные уже были на полпути к палатке-столовой, но большинство так и остались стоять, хоть и отошли на пару шагов назад. Эвелина стала бить всё сильнее по Ренате, подхватив её за затылок и приподняв голову.
– Ну же, очнись! Что я Льву скажу, а? Мы ведь должны ещё выбраться, а ты обещала мне учить обращением с мужчинами, ну?
– Максим, – жестикулируя через силу без голоса произнесла Рената.
Вдруг из ниоткуда возник Захар и спустился на колени к Эвелине.
– Что с ней? – взбудоражено и неуклюже наиграно спросил Захар.
– Я нашла её такой.
– Отойдите! – окрикнул Захар толпе и захватил Ренату в руки.
За Захаром последовала и Эвелина. Они быстро оказались в купе Эвелины, положив на ту койку, где не отдыхал Деревяшка. Захар отошёл на пару шагов назад, повернулся к запыхавшейся и испуганной Эвелине и искренне улыбнулся.
– Мы добились своего. За ней осталось одно незаконченное дело, но ничего страшного. Сосуд уже есть.
– Ч-что? – вдруг Эвелина загрузилась гаммой эмоций.
– Удивлён, что вы спрашиваете, Эвелина.
Захар не дал нужного ответа и тут же пошёл к проходу, но остановился только из-за того, что Эвелина подхватила его за рукав.
– Что вы имеете ввиду?
– Эдик сделал своё дело, – не поворачивая головы произнёс Захар. – Вы сделали своё дело. Судя по всему, ей не долго осталось.
– Как же Лев?
– Он в порядке.
– Нет уж. Он лишился бабушки, а Рената заменила ему всех родных. Так просто его доверия завоевать…
– Так значит, – перебил Захар Эвелину и соизволил обернуться к ней, – вы ничего не добились в отношениях с ним? Не говорили ему о том, какая тётя Рената злая, верно?
– Я не…
– Вы не умеете врать. Стоило сразу догадаться. Ваша эмпатия ни к чему хорошему не приведёт. Но это не ваши проблемы, а мои порушенные ожидания.
– Каждый имеет право на ошибку.
– Она убила своего ребёнка.
– Вовсе не так.
– Значит, врать вы всё же умеете?
– Я не…
– Вы запутанная маленькая девочка, что насмотрелась мультфильмов в своё время и думаете, что мир намного легче и понятнее. Думаете, раскололи его, но уверяю вас, что вы лишь сломали зуб. О чём вы думаете? Она убила, убьёт и ещё.
– Кто на самом деле убитый сегодня?
– Вас это не должно касаться.
– Я сделала за вас грязную работу. Я обязана знать. Что мы тут на самом деле делаем? Зачем вам Лев?
– Оставайтесь в своём мире, Эвелина. Вам так безопаснее.
Захар бесцеремонно вырвал рукав с рук Эвелины и скрылся за дверью.
***
Сейчас Рената после того, как провела ночь с Захаром, возвращалась в купе. Дойдя, выкинула окурок в разбитое окно и тихо зашла в купе, где мирно сопели двое её самых важных здесь человека.
На стол легли паспорт, справка о судимости и бейдж проповедника культа «Порождение Сына». Шум не мог не разбудить кого-либо, но открыла глаза только Эвелина, протирая их от сна.
– Рената? – спросила с ноткой страха Эвелина.
– Да, не бойся, – прошептала Рената.
– Нечего бояться, когда рядом спит герой.
Рената усмехнулась и посмотрела на по-ангельски невинного мальчика.
– Он написал билеты?
– Да, но у него заканчивается блокнот. Ему подарили один, но и он на последнем дыхании.
– Не волнуйся. Нам осталось тут недолго.
Эвелина присела, поправила чёлку и взглянула на безмятежный лес за окном, который поглощал весь свет в себе.
– Ты точно уверена в том, что делаешь? – с сомнением спросила Эвелина.
– Я должна попробовать. Я просрала столько шансов прежде чем набраться решительности. А умирать мне уже не страшно. Не каждому выдают второй шанс, а если мне придётся за него поплатится жизнью, то…
Рената громко сглотнула, продолжая рассматривать Льва.
– То я вполне заслужила этого.
– Собралась умирать?
– Готова ко всему, подруга.
Светлая грусть проскользнула в коротком смешке Эвелины.
– И мне есть кому доверить Лёвушку.
– Как мы разберёмся без тебя?
– Я расскажу с утра.
– Отличное решение спихнуть на нас спасение.
– Инфантильно, считаешь?
– Я бы поверила тебе, но…
Эвелина долго не решалась продолжить диалог – лишь пододвинулась ближе к окну, а ладонью похлопала по койке, чтобы Рената присела и ничего не осталось, как послушать зов. Сев лицом к лицу, в практически темноте они высматривали бегающие зрачки.
– Сейчас, без вранья, без извилистости, кристально чисто. Что произошло с тобой в прошлом?
Рената заморгала, отпустила глаза к коленям, почесала свой лоб и выдавала согласные, пытаясь выбрать правильные слова.
– Что произошло…
Чтобы набраться больше уверенности, Рената захватила двумя ладонями за предплечье Эвелины, украдкой посмотрев на Льва. Перед глазами, будто через диапроектор, проскользнули кадры прошлого, недавний сон, как она смотрела на себя с шестого этажа, пустая больница, а в ушах зашипел белый шум. Она не могла подобрать начало биографии – факты спутывались, хронологии не прослеживалось, обрывки не скреплялись.
Вспоминалось, как она тонула в трясине, бешеная улыбка Захара, Лев с блокнотом на берегу реки, пока его бабушку сжирали муравьи. Вдруг пришли и совсем не её, как казалось, воспоминания – от лица бабушки Льва, что путало Ренату больше. Зрачки не могли сосредоточиться на чём-либо, особенно такой тёмной ночью, а обрывки разговоров из прошлого, сбивали воспоминания. Эвелина свободной рукой аккуратно коснулась плеча её подруги, а глаза без слов выражали сочувствие и то, что она примет любую правду, лишь бы это была правда. Шум в ушах затушился.
– Пару лет назад, – наконец начала разговор Рената, – я познакомилась с одним парнем в клубе. Я не делала этого никогда, конечно, и рисковала. В клубах вообще не стоит знакомиться, Эвелина.
– Я понимаю, – усмехнулась девушка.
– И я была не то чтобы склона к разговору с ним. Но он был… милым. Его звали Игорь. В клуб приехали какие-то обиженные мужчины и нам пришлось уйти. Друзья Игоря пригласили нас к себе, что было тоже рискованным событием. Я всегда была аккуратна, не искала сомнительных отношений – было не до этого. Но тогда, видимо, на кураже оттого, что у отца открывается новая точка его ресторана, потеряла контроль.
Рената, раз уж набралась уверенности в разговоре, расслабила крепкую хватку и села удобнее, ведь их ждал долгий разговор.
– Мы приехали к ним. Все были в зале, мы с Игорем тоже какое-то время. Но потом отошли на балкон, спрятались на кухне. Говорили обо всём. Говорили, будто старые друзья, которым есть, что обсудить за долгое время разлуки, – Рената выдохнула со странным смешком. – Я говорила себе: «Тебе это не нужны», но как-то растекалась в диалоге. Солнце уже успело выйти из-за горизонта, а мы всё говорили. Ребята успели лечь спать, а у нас челюсть сводило от болтовни. Мне нужно было ехать домой. Он не настаивал остаться. Но вытянул мой номер. Мы договорились на свидание на следующий день, хоть он и назвал это просто «прогулкой». Встретились. Встретились ещё раз. С Игорем время проходило так быстро, не хватало часов.
Рената заикнулась, руки легли на колени, сжали джинсы. Эвелина приняла положение тела, как и у Ренаты.
– Так мы месяц просто разговаривали. По всему городу. Прошли всё Замоскворечье. Не успела заметить, как оказалась у него дома, познакомилась с мамой. Тогда я узнала, что его отец какой-то… председатель образования в думе, насколько я помню. С синдромом Наполеона. В общем, мы так и чаёвничали с его матерью, что Игорь даже ревновал. Отца я особо не видела, а когда увидела, думала, что лучше бы видела его на портретах, а не в жизни. Справедливости ради Игорь познакомился и с моим отцом. Всё было хорошо, но было… неясно? Кто мы друг другу? Мы целовались как малолетки, где была только возможность, но что дальше?