Дари Псов
Владыка бури
Глава 27
Окостенение
Мы приходим в этот мир мягкими, но жизнь делает нас твёрдыми. – Магистр Ородан, "Настольная книга некроманта, том второй: Некромантские шутки, прибаутки, пословицы и поговорки".
~~~
– Вообще-то надо стоять на Стене, чтобы следить за противником, – проворчала Лосиха, кутаясь в меха.
Она, её муж Грибница и Купчиха затаились в одном из домов, разрушенных огненным пегом, и внимательно следили за Стеной. Сквозь пробоины тянуло холодом, а на каменных обломках внутри лежал фиолетовый снег. Грибница нервно тёр руки (от холода и тревоги), изредка поглядывая на жену, словно надеясь, что она скажет что-нибудь ещё.
– Я понимаю, откуда произошло твоё предположение, Лосиха, – Купчиха вновь задумалась и не уследила за сложностью своей речи. – Особенно учитывая наши обстоятельства, но следим мы не за врагом, а наоборот. Ну, может быть, они немного враждебно настроены по отношению к моей нервной системе.
– Купчиха, тебе надо отдохнуть, – осторожно предложил Грибница, глядя на жену и в этот раз встречая ответный взгляд. – Мы с одной Крушилой намучились, а у тебя одной столько детей. Ты же не железная.
– Вот именно. Мой долг – следить за детьми, – произнесла Купчиха тоном “я уж больше вашего знаю, что мне нужны несколько пожизненных отпусков”.
Лосиха, вздохнув, вновь обратила взгляд на Стену:
– Там что-то происходит. Смотрите!
Купчиха и Грибница тут же замолчали, повернувшись к щели, через которую велась слежка. Один из камней в Стене задрожал и с глухим стуком вывалился наружу. В образовавшуюся дыру тут же протиснулась Гитгуд, за ней – Девочка и Хохотун. Лосиха нахмурилась, а Грибница тихо выдохнул, словно боялся привлечь внимание к этой троице. Купчиха же выпрямилась, её усталость мгновенно сгорела в вспышке гнева.
– Гитгуд! – воскликнула она, не в силах сдержать эмоций. – Дура ты эдакая! Куда тебя несёт, блаженная?
Фигуры замерли, Гитгуд, уже ставящая камень на законное место, вздрогнула, едва не уронив его себе на ногу. Купчиха решительно оказалась рядом с ними, даже не осознавая, как проделала весь путь.
– Эти-то еще дети, с них спрос невелик, но ты-то куда смотрела, бестолочь? Ты же уже взрослая! – высказала своё негодование жена Волки, в упор глядя на Гитгуд, но не видя ее испуганного лица. – Идиотка!
Хохот заслонил собой Гитгуд от Купчихи, но Гитгуд действительно была взрослая. Его низкое тело никак не предотвратило пощечину Купчихи. Гитгуд вскрикнула, отшатнулась и вскинула руки, запоздало защищаясь. Затем, резко развернувшись, она с силой врезалась в каменную кладку Стены и, не издав больше ни звука, бросилась бежать вдоль нее, исчезая в тенях.
– Госпожа Купчиха… – робко протянула Девочка, в глазах которой стояли слезы, а губы дрожали. Но госпожа Купчиха уже схватила оставшихся детей за руки и повела вглубь города.
– Пора уже подумать о физических наказаниях, – бросила Купчиха через плечо, её голос всё ещё дрожал. – А лучше – унизительных. А ещё лучше – унизительно-физических, – добавила она, всё ещё под воздействием гнева.
– Но Гитгул… – попытался вставить слово Хохотун, глотая слезы.
– А о Гитгуд забудьте! Я должна была догадаться, что вы воспользуетесь её силой для создания проблем. Пусть теперь Королева возится с ней, если сможет… Это из-за неё она такая!
– Купчиха… – Лосиха тоже предприняла попытку вставить слова, но чужие слова были лишь хворостом костра ярости Купчихи.
– С Крушилой я тоже поговорю, Лосиха. Она должна была следить за ними. – Купчиха увела захлюпавших носами детей, оставляя Лосиху и Грибницу вдвоем. Даже снегопад не оставил им компанию.
– После победы над бандой Наконечника, мы точно должны устроить Купчихе отдых. Даже против её воли, – произнесла Лосиха, глядя в спину удаляющейся подруге, славно подпитывающей сейчас демонов гнева.
Грибница согласно кивнул.
Прошёл совсем короткий промежуток времени, и Купчиха уже пожалела о своём поступке. Слова о наказаниях, сорвавшиеся с ее губ, теперь звучали в памяти глупостью. Унизительно-физических… Она поморщилась от собственных слов. Хохотуна и Девочку она бы и пальцем не тронула, скорее себя бы истязала. Купчиха отвела Хохота к Сказителю, его отцу, а заодно и Девочку, раз Мрачника всё нет. Сказитель пообещал рассказать им самые жуткие истории о заблудившихся детях.
А вот Гитгуд она ударила. Потому что та выглядела взрослой. Высокая, с угловатыми чертами, с руками, которые могли держать оружие, а не игрушку. Купчиха действительно разозлилась на эту нелепую взрослую с разумом ребёнка. Но она даже глупее.
Теперь Купчиха искала Гитгуд вдоль Стены, беспокойно всматриваясь в каждый тёмный угол между каменными глыбами. Беспокойство и вина росли на её сердце, словно грибы после дождя на её сердце, если бы могли. Она опять начала дёргать себя за косички и теребить одежду. Куда могла запропаститься эта неразумная бездушная?
Жена Волки дошла до скал, берущих на себя работу Стены. Судя по следам на снегу, Гитгуд добежала сюда, потопталась в этом месте и либо вернулась по своим следам обратно, либо… Да что “либо”? Она вернулась.
– Где же ты, девочка…? – прошептала Купчиха, остановившись. – Я не хотела. Я просто…
В её поле зрения возник присевший на корточки Шелест. Она не заметила, как он появился, и это её немного испугало. По правде говоря, она не всегда помнила о его существовании и даже успела подзабыть, как он выглядит. А был он закутан в тёмный плащ по самый нос. Обычно зимой он носил белое, но после того как снег сфиолетился, он вернулся к чёрному.
– Шелест! – воскликнула Купчиха, шагнув к нему. – Ты не видел Гитгуд?
– Видел, – тихо отозвался Шелест, не считая нужным вставать для разговора. – Моя причина появления. Гитгуд у Наконечника.
– ЧТО!? – Купчиха замерла, расширив глаза от ужаса.
– Убежала. Без Хохотуна и Девочки не знала дороги. Вышла прямо к лагерю Потерянных. У кромки Щипающего леса, на перекрестке с Сухим Руслом.
Купчиха схватилась за голову, её пальцы вцепились в косички:
– Это кошмар! Она же даже морально не может противостоять им!
– Они воспользуются заложником в осаде, – бесстрастно добавил Шелест.
– Я бегу к ним! – решилась Купчиха.
– Это глупо, Купчиха, – ровным голосом отозвался Шелест, не меняя позы.
– Волки никогда не станет организовывать спасательную операцию ради неё, – Купчиха бросилась к дурно известному проходу в Стене. – А ради меня будет! Пошли, Шелест, поможешь мне вытащить из Стены камень.
– Это глупо, – повторил Шелест тем же тоном, но последовал за ней. Его плащ не шуршал по снегу.
– Я знаю… Я знаю, что глупо… – прошептала Купчиха. – Но это полностью моя вина…
Купчиха преодолела путь по Сухому Руслу, забралась по кем-то пробитому проходу и вышла к Щипающему лесу. Чёрные столбы дыма от костров и гул мужских голосов выдали лагерь Потерянных до того как она успела его разглядеть.
Притаившись за булыжником, покрытым глазомхом, она осторожно начала разведку. Лагерь бандитов раскинулся перед ней во всей своей неприглядной красе. Грубый частокол из кое-как заострённых брёвен, неровно врытых в мёрзлую землю, очерчивал его кривые границы. Потерянные, несмотря на прореженные Мирокраем ряды, всё ещё исчислялись сотнями: одни бродили между кострищами, другие дрались, третьи играли в кости и карты. Кто-то просто лежал на земле, уставившись в небо, размышляя о чём-то (явно не о чём-то умном, иначе их здесь не было бы). Грубые, грязные, заросшие.
Отдельный угол лагеря гудел от работы: там столяры трудились над деревьями Щипающего леса. Бандиты накидывали на стволы верёвки, с треском выдирая их из гущи опасных соседей, затем налетали толпой с топорами, отсекая опасные щупальца павшего дерева. Ободранные брёвна тащили к горам стружки, где их превращали в оружие, щиты и осадные орудия.
Пока Купчиха шла сюда, у неё было время обдумать свой план (если это вообще можно было назвать планом), который с каждой новой мыслью казался всё более самоубийственным, а она сама – всё глупее. Даже глазомох смотрел на неё как-то осуждающе. Но мне не обязательно попадаться. Волки придёт сюда с подмогой, просто зная, что я здесь. Главное – найти Гитгуд. Купчиха вгляделась внимательнее, выискивая знакомую фигуру среди теней и огня.
– Сегодня день, что ли, какой-то особенный? – грубый голос сзади Купчихи заставил её подскочить на месте. – Бабы к нам так и прут.
Сзади неё стоял один из бандитов. Он поставил своё копьё на землю, и выражение лица его было тупым и довольным, словно девушки пришли лично к нему в гости.
– Я парламентёр от Мирокрая! – выдала Купчиха, нервно разглаживая подол своей помятой юбки.
– Кто? – бандит напряг лицо, пытаясь справиться с таким непостижимо огромным объёмом новой информации.
– Это значит, ты не можешь причинять мне вреда, – чётко и медленно объяснила Купчиха.
– Ааааа… – с благодарностью протянул бандит, но затем с подозрением посмотрел на парламентёра. – Слушай, парлала… Мне кажется, ты меня дуришь, только не пойму, в чём именно. Идём к вождю, он умный, он должен разобраться в этом запутанном деле.
Женщину повели по лагерю бандитов, и многие из них оглядывались на неё. Ей кричали что-то неприличное про дань и женщин. Она тоже оглядывалась, пока не заметила Гитгуд. Тогда гнев сжёг весь страх Купчихи. Бандиты отпинывали Гитгуд друг к другу, а она молча бегала от пинков, только чтобы получить новые. При виде Купчихи Гитгуд замычала, что-то пытаясь ей сообщить, но она не могла. Она попыталась встать на колени, но ей не позволили.
– Кто это ещё такая? – хриплый голос вывел Купчиху из оцепенения.
На грубом троне из кольев сидел лысый испитой человек. Наконечник.
– Немедленно прекратите мучить Гитгуд! – потребовала Купчиха, сделав к нему шаг.
– Почему эта девка ещё не связана и не на коленях? – из-за импровизированного трона вышел бандит в шапке из головы альмы.
– Тихо, Гриз! – Наконечник махнул рукой своим людям, и те неохотно прекратили жестокую забаву. – Она пришла в одиночку в наш лагерь. Она либо несусветная дура, либо… помнишь, что устроила та магичка у огромного шрама? Она тоже была одной женщиной.
Бандиты отшатнулись от Купчихи в ужасе, а она непроизвольно схватилась за косичку.
– Вождь, она парлалала… лала… ла… В общем, она лала и она неуязвима, – поспешил внести ясность в ситуацию сопровождающий Купчиху.
– Я парламентёр от Мирокрая! – быстро сказала Купчиха, пока все не узнали, что она несусветная дура. – Я пришла обсудить вашу заложницу.
В это время заложницу крепко удерживали за руки и за шею. Она отчаянно вырывалась, пытаясь что-то сказать, борясь со своей неспособностью говорить.
– И что же… Да заткните её! – крикнул Наконечник, и один из бандитов ударил Гитгуд по щеке. Купчиха вздрогнула, как будто это ей влепили пощёчину. – И что же за условия принес нам парламентёр Мирокрая?
Купчиха вздохнула:
– Вы отпускаете Гитгуд и берёте меня в заложницы вместо неё. Я – Купчиха, жена Волки.
– Какая же ты купчиха? – слабая улыбка Наконечника растянула его сухую кожу на лице. – Ты хочешь продать мне то, что у меня уже есть, на то, что у меня тоже есть. Но так торговля не ведется, парламентёрша. Как ты там сказал, Гриз? – вождь обернулся к бандиту в нелепой шапке. – Связать и на колени? Отличное было предложение.
Это конец.
Купчиху схватили сзади, грубые руки стиснули её плечи, выворачивая назад. Она дёрнулась, но хватка только усилилась. Мычание Гитгуд стало совсем неистовым. Внезапно бездушная вырвалась из лап державших её бандитов: рванувшись вперёд, она ударила кулаком в лицо одному из тех, кто схватил Купчиху. Удар бывшей стражницы был сильным и хрустящим – бандит рухнул на землю, зажимая разбитый нос. Но тут же толпа головорезов навалилась на Гитгуд, прижимая её к земле.
– Вы в центре бандитского лагеря, чего вы, девки, вообще ожидаете? – ухмыльнулся Наконечник, но его ухмылка быстро испарилась.
Не самое тихое мычание Гитгуд и гул сотен мужчин заглушило множество яростных криков из леса. Явно не человеческих, но и не альмовских. Все люди замерли.
– Кого вы к нам привели, ведьмины дочери? – рявкнул Гриз, пытаясь перекричать нарастающую какофонию. Его голос сорвался, когда он увидел ответ воочию – и тут же пожалел об этом.
Из тёмной пасти леса, перебирая лапками по земле, в лагерь полезли монстры. Нет, скорее монстрики – бледные существа размером с младенцев, и выглядели похоже. Они ползли на тоненьких конечностях с дырами в середине, словно костяных. Их лица были вытянутые. Действительно вытянутые – словно кто-то взял человеческое лицо и с силой потянул за середину, спрятав рот, глаза и нос в складках, создав морщинистое лицо-клюв.
– КИКИМОРЫ! ЭТО КИКИМОРЫ! – истошно завопил один из бандитов, проигрывая собственной панике. – ПОЧЕМУ ОНИ ВЫЛЕЗЛИ?
Они ответили – кикиморы начали запрыгивать на бандитов с ловкостью непхилов. Их острые лица вонзались в бандитскую плоть. А затем раскрывались. Их клювы открывались почти на затылке, деля нечеловеческие головы на две половинки. Бандиты взревели, бросаясь куда как: кто-то сражаться, кто-то просто бежал, спотыкаясь о тела товарищей, включая тех, кто держал женщин.
Купчиха схватила Гитгуд за руку и потащила за собой. Та прекратила отчаянно мычать и начала мычать обыденно, словно пытаясь поговорить с этими чудовищами. Купчиха не оглядывалась, под тяжелый барабан своего сердца бежала, крепко сжимая запястье Гитгуд.
– Теперь всё изменится, малышка… Теперь я буду баловать тебя, по-настоящему заботиться… – шептала Купчиха.
Бандиты и кикиморы сплелись в жутком танце под музыку криков и телесных разрывов. Сквозь мельтешащие тела проступил частокол. Никогда Купчиха ещё не была рада видеть плохо выструганные колья, криво вбитые в землю. Но раздался свист, и Гитгуд с силой толкнула Купчиху на фиолетовый снег.
~~~
Волки пытался бежать, но Броня Силы позволяла только совершать что-то похожее на тяжелую иноходь пегов. Когда он увидел Купчиху, то все заготовленные для неё слова застряли у него в горле.
Его жена брела навстречу, согнувшись под тяжестью тела Гитгуд на спине. Из спины лишённой души девушки торчало копьё, её руки безвольно свисали, а кровь стекала по одежде Купчихи, оставляя алый след на снегу.
– Волки… Они убили её… Она спасла меня… – проговорила заплаканная Купчиха, а дальше горькие слезы возобладали над ней, и она споткнулась, рухнув на колени.
Волки замер. Панель на спине брони открылась, и он выбрался наружу, оставив металлическую оболочку одиноко стоять.
– Я же говорил, что эта броня не для меня, – тихо произнёс он, подходя к жене.
– Муж… – прошептала Купчиха, глядя на него сквозь слёзы.
– Возвращайся, жена, – муж Купчихи подошёл к ней, положил руки на плечи и поцеловал любимый лоб. – Я поговорю с Наконечником. Надо было это сделать с самого начала.
Тлеющий холодом голос мужа сильно испугал Купчиху, даже зная, что он направлен не на неё. Она хотела попросить его не ходить в лагерь Потерянных, но после того, что она сделала, она потеряла право даже детям говорить, чтобы они не делали глупостей. И вместо "не надо" из её горла вырвался только всхлип.
Когда Волки приблизился к лагерю Наконечника, перед ним раскинулось поле после бойни. Окровавленные бандиты суетились между кострищами, пытались перевязать себе раны и стаскивали тела в общую кучу. Запах крови и гари разъедал ноздри, воздух дрожал от стонов и ругательств.
– Ну нет, хватит гостей на сегодня, – прохрипел ближайший бандит, на лице которого красовалась рана, обещавшая превратиться в уродливый шрам.
Кожа сзади шеи Волки лопнула с влажным хлопком. Он засунул туда правую руку и принялся что-то вытаскивать. Это что-то сопротивлялось, явно желая остаться в его теле, но Волки был непреклонен. Сначала появилась белая рукоятка, затем лезвие, состоящее из пластинок с острыми шипами поперёк. Волки извлёк свой двуручный хребетный меч и взмахнул им, стряхивая капли крови.
– Магическое колдовство… – выдохнул бандит, осознав, что боль и ужас сегодняшнего дня не окончены.
Волки ринулся вперёд. Меч снёс первого врага в сторону, задел другого, разрубил третьего напополам и отбросил четвёртого, как тряпку. Один Потерянный увернулся и занёс топор, целясь в спину, но шип вырвался из локтя Волки, пронзив бандита насквозь. Муж Купчихи бежал, методично разбрасывая врагов вправо-влево. Если на него замахивались, из его тела контратаковал новый костяной шип. Бандиты сопротивлялись, но вскоре поняли: к ним пришёл демон, и это не бой. Это жатва.
Бандиты даже кричали слабо, словно в воздухе не хватало места – он был переполнен растущей за счёт шипов тенью Волки. Потерянные бросились врассыпную, но Волки не разделял сражающихся и бегущих. Он просто бежал вперёд, слегка корректируя свой путь к самым густым скоплениям врагов. Меч перед ним бешено свистел, бросаясь в стороны, чтобы сломать очередного бандита, а шипы вырывались из тела, добивая тех, кто сумел избежать клинка.
Когда Волки наконец добрался до Наконечника, отец Мрачноглаза уже мало походил на человека. Из его тела торчали окровавленные белые шипы, кривые и острые, даже из глазниц, но это его не смущало. Из ладони Волки вылез костяной кинжал, и он метнул его в ногу убегающего Наконечника. Тот рухнул с криком:
– Гриз!
Бандит, тоже спасающийся бегством, даже не оглянулся:
– Прости, главарь, но мы тут не рыцари, чтобы благородно жертвовать собой.
Наконечник перекатился на спину, глядя на медленно приближающегося Волки снизу вверх.
– Волки? Это ты? Что ж, мы не такие уж разные, волчок, ты и я, – прохрипел главарь Потерянных. – Мы оба должны вести свои банды к выживанию в этом магическом мире. Мораль – это для сытых и благородных. А жестокость…
– Злодейская речь? Серьёзно, Наконечник? – рот Волки растянули бивни, о которых орки могли только мечтать, но это делало его речь медленной и чужеродной. – Её следует произносить с позиции силы. Слушай… – Он присел на корточки, уперев свой позвоночник в землю, и шипы в его глазницах уставились прямо в душу врага. – Мы не святые, тут ты прав, Наконечник. Мы – дети бандитов, которых герои режут между серьёзными подвигами. Но мы разные, ты и я. Я найду и уничтожу каждого из твоей банды, включая моих пленных. А смерть, что я тебе устрою… Мы разные, Наконечник. Я хуже.
Наконечник закричал.
Необязательный комментарий автора: Брошенные атакуют Потерянных.
Так, та сцена вдохновлена сценой не из “Наруто”, а из “Ночного Дозора“ Сергея Лукьяненко. Да, она больше похожа на сцену из “Наруто“, но это просто конвергентная эволюция.
Глава 28
Железный Дождь
Самым мощным оружием ордена Веритас является его репутация. И злые, и добрые могут в панике заключить перемирие, если узнают о возможности появления этого ордена. – Виктор Исследователь, "Месяц среди Паладинов".
~~~
– Купчиха, мы не сможем забрать тело, если ты его нам не отдашь, – тихо произнёс Подрез.
– А вдруг в ней ещё теплится жизнь? – Купчиха крепко вцепилась руками в руки Гитгуд, лежащей на её спине. Тёмная кровь уже перестала течь. – Где Швец? Он может зашить рану, она же небольшая… Совсем крохотная…
– Дорогая моя Купчиха… – Гарда мягко коснулась лица женщины, проверяя, не началась ли у неё горячка. – Гитгуд… уже отмучилась. Её рана прошла сквозь сердце. Это было быстро и… безболезненно. Да, точно, безболезненно…
– Купчиха, она умерла как истинный воин, – твёрдо добавил Разделитель, прерывая Гарду. Он осторожно, но решительно разжал пальцы женщины и подхватил тело Гитгуд, переложив её к себе на руки. – Это соответствует её душе. Она, должно быть, теперь счастлива.
– Может… магия? – не оставлял надежду решить смерть подопечной Купчиха. – У кого-нибудь есть спрятанная магия?
Разделитель вздохнул, перехватывая тело Гитгуд поудобнее. В его объятиях она теперь действительно напоминала ребёнка, уснувшего в руках отца.
– Ты расстроена. Но магия не воскрешает мертвых… – воин взглянул на Вспомнившего в отдалении. – Аргх! Поговори лучше со Сказителем, у него лучше получается выражать свои мысли в таких тяжелых разговорах. А вы, – он кивнул Подрезу и Гарде, – возвращайтесь на пост. Враги никуда не делись.
Подрез и Гарда нехотя поднялись на Стену, бросив на Купчиху последний сочувствующий взгляд. Она осталась стоять, глядя на свои руки, в которых осталась лишь липкая и холодная кровь Гитгуд. Слёзы текли по щекам женщины, оставляя горячие дорожки на замёрзшей коже.
Белый пег одним грациозным прыжком перемахнул через Стену и приземлился в нескольких шагах от неё. Снег взметнулся под его лапами, и Купчиха вздрогнула, вырванная из своего тоскливого забытья. За ним последовал второй – серый и грузный, который плюхнулся в сугроб с глухим шлепком. Его всадник сказал что-то на чужом языке, с трудом удержавшись в седле.
Всадница легко соскочила с белого пега и быстрым шагом направилась к Купчихе. Слёзы и шок застилали ей глаза, и она не сразу узнала гостью, лишь когда та подошла достаточно близко. Подрез съехал с лестницы и, выставив копьё, встал перед Купчихой, но она положила ему на плечо руку.
– Это Валькали, Подрез, – произнесла Купчиха, вытирая лицо рукавом. – Она одна из нас. Наверное.
Валькали подошла ближе, её тёмный плащ развевался на ветру, словно был военным стягом, а не одеждой для сохранения тепла. За ней её спутник, золотокожий юноша с широкими глазами, упал в сугроб, но быстро поднялся и взял поводья обоих пегов.
– Валькали! – приёмная мать Мрачноглаза бросилась к родной матери Мрачноглаза и отчаянно схватила её за плечи. – Валькали, милая, ты ведь так много путешествуешь! Ты нашла где-нибудь способ воскрешать людей?
Героиня удивлённо вскинула брови и покачала головой. Затем разлепила губы, открывая рот, внутри начало происходить какое-то движение, родившееся в горле, и Валькали зазвучала:
– Вы в беде. Они летят.
– Как они могут лететь? – Купчиха, недоумевая, заморгала. – Кто они вообще такие и как научились летать? У нас же Стену можно перепрыгнуть, это нечестно!
Валькали начала надевать на свою голову невидимый шлем, возможно, чтобы отгородиться от потока вопросов, но Купчиха встряхнула её:
– Ну уж нет! Говори, раз умеешь!
– Волки! – раздался крик Гарды со Стены.
Он с трудом приближался к Мирокраю, шатаясь, как пьяный. Его одежда висела лохмотьями, дыр было больше, чем ткани, и всё густо пропиталось тёмной кровью. Увидев Купчиху и Валькали, вышедших ему навстречу, он поднял руки, пытаясь успокоить их:
– Это не моя кровь, – ободряюще сказал он.
И в качестве опровержения его слов из его рта хлынула розовая кровь, пузырясь на губах, а за ней – прозрачная жидкость, которая осталась стекать по подбородку. Волки рухнул на колени, сотрясаемый жутким кашлем. Задача успокоить женщин была провалена с треском.
– ВОЛКИ! – Купчиха подбежала к ослабевшему мужу, а Валькали, словно тень, последовала за ней.
– Наконечник мёртв, как и большая часть его банды, – Волки взглянул на свою жену и слабо улыбнулся. – Теперь я могу стать вождём, – с этими словами его опять вырвало слизистой водой.
– Валькали, помоги! Нужно доставить его к кому-нибудь, кто знает, что с ним делать, – Купчиха поднырнула за руку мужа, пытаясь его поднять, Валькали подошла и взяла Волки на свои руки, и понесла в Мирокрай.
– Молчунья, и ты тут? – Волки не особо переживал, что его несёт девушка как принцессу. – Как раз к ночному пиру по случаю снятия осады.
Валькали бросила выразительный взгляд на Купчиху, шагавшую рядом.
– Она сказала, что сюда кто-то летит, – пробормотала Купчиха. Все её эмоции сдались реагировать на столько факторов.
– Сказала? – Волки моментально посерьёзнел. – Значит, дела хуже некуда.
Они ушли вглубь города, оставив Гарду и Подреза наедине.
– Так мы теперь должны за небом следить, а не за землёй? – неуверенно спросила Гарда Подреза.
Тот пожал плечами, перехватывая копьё поудобнее.
– Если Валькали права, то да. Но я бы лучше смотрел под ноги – там есть хоть какая-то возможность нам что-то сделать.
Скоро они прилетели, и Подрез и Гарда не смогли бы их не заметить, даже если бы смотрели себе под ноги, хотя бы из-за длинных теней там и раскатистого и тяжёлого гула, который Северянин назвал бы “треском небес” (и бросился бы искать укрытие от небесных осколков). Десяток круглых кораблей северян вынырнул из облаков, двигаясь с угрожающей скоростью.
Гарда бросилась к лестнице, чтобы поднять тревогу через Арку. Подрез устремился за ней, но не успели они сделать и пары шагов, как сверху с оглушительным свистом обрушился огромный железный шар. Он врезался в Стену, как молот Ковалицы в кучу грязи, и участок каменной кладки разлетелся на осколки, погребая Подреза и Гарду под грудой камней и посеревшим от пыли снегом.
Затем в крошеве обломков раздался скрежет. Шар дрогнул и начал распрямляться, встав уже паладином Веритас со светящимся молотом. Из других кораблей, зависших над Мирокраем, посыпались новые шары, падая с грохотом и поднимая столбы снежной или каменной пыли. Железный Дождь обрушился на Мирокрай.
Паладины Веритас с тяжёлой грацией согнали ближайших жителей Мирокрая в тесную кучу. К ним вышел инквизитор – тот самый, что однажды посещал Мирокрай с телохранителями. И сейчас за ним нависали его громилы, а на лице застыла холодная улыбка.
– Чем обоснована ваша необоснованная агрессия? – спросил его Мастер из кучи.
– Спасибо за вопрос. Очень важное замечание, – инквизитор склонил голову, отдавая должное вопросу, и улыбнулся шире. – Видите ли…
Земная твердь рядом вздрогнула и раскололась, прервав его речь. Трещина разверзлась с неземным хрустом, поглотив снег и груду камней, что ещё недавно были домом. Из ямы вырвался жар и пар, а в глубине закружились красные языки пламени. Протяжный, жуткий вой поднялся из разлома. Мирокраевцы отшатнулись, как и паладины, для них это тоже было неожиданностью.
Из ямы вырвалась тощая старческая рука и схватила край ямы. За ней вторая захватила другой край ямы. Руки подняли старуху и выбросили на поверхность. В тот же миг вспышка белого света озарила пространство, и в ней возник молодой мужчина в аккуратной одежде, на которой висела маленькая табличка "Главный библиотекарь Джастин".
– Матушка, что на тебя нашло? – спросил он, шагнув к ней с явным беспокойством. – Старики порой бывают такими капризными, – добавил Джастин, извиняясь перед окружающими.
Все паладины рухнули на колени (всё ещё сохраняя свою возвышаемость над окружающими), их голоса слились в шёпот: "Лорд Справедливость", "Владыка", "Мой бог". Матушка же раскинула руки и закружилась на месте, её безумный хохот разорвал воздух:
– Ха-ха-ха! Я гряду! Ха-ха-ха-ха! Гряду! Какой замечательный цветок скоро расцветёт из ржавчины и горящих душ! Ха-ха-ха-ха-ха…
Безумная женщина сама расцветала на глазах: дряблая кожа натягивалась, мышцы наливались силой, поседевшие волосы возвращали цвет, а в глазах вспыхнул огонь, от которого мир бы закричал, если бы увидел его и мог кричать. Она танцующим движением оказалась у захваченных жителей и, словно продолжая танец, ударила ребром ладони Лосиху и Грибницу, обезглавив их.
В следующие мгновения несколько событий произошли одновременно: Крушила из задних рядов толпы неистово закричала и рванулась к старухе, расталкивая людей/Из рта, носа, глаз и ушей Справедливости брызнула кровь, будто удар его матери отозвался и в нём. Крушила прорвалась к женщине, которая уже убила и Мастера/Справедливость закричал “Неееееет!” и в вспышке белого света телепортировался к своей матери. Крушила попыталась впиться пальцами в глаза убийце своих родителей, но не смогла даже поцарапать их/Убийца замахнулась ладонью на Крушилу/Справедливость оказался сзади своей матери, обнял её, толкнул ладонью Крушилу, посылая её в далёкий сугроб, и исчез вместе с женщиной в вспышке белого света.
Мирокраевцы и паладины были в шоке, их взгляды были прикованы к обезглавленным телам и пустому месту, где только что стояли лжебоги. Инквизитор первым нарушил тишину:
– Вы видели, как стало плохо нашему Лорду, – произнёс он, обводя толпу взглядом. – Как много здесь несправедливости! Нужно выжечь это место!
Ближайший паладин, всё ещё стоявший на коленях, поднял голову, его голос дрогнул:
– Гранд-инквизитор… но среди них много детей и женщин. Мужчины не сопротивляются.
Инквизитор резко повернулся к нему, его глаза сузились:
– Я всё проверил, это так называемая банда Наконечника. Бандиты. И женщины, и мужчины. И дети бандитов, – отрезал он, голос стал ледяным. – Вы всё равно обречёте их на смерть, убив родителей. Или они сами станут бандитами. Убивайте всех. ВСЕХ!
Паладины поднялись, их молоты и мечи засветились холодным светом.
К кузнице Ковалицы подошли трое паладинов, каждый из которых держал молот, превосходящий по размерам наковальню женщины-кузнеца. Та, окруженная испуганными учениками, спокойно, словно не замечая угрозы, отложила раскалённую докрасна заготовку. Затем, резким движением схватив молот, она с силой бросила его в огромную бочку с водой, стоящую рядом с пылающим горном. Бочка раскололась на части, выливая воду прямо в огонь. Мощные клубы густого пара с шипением поднялись к небу, ослепив паладинов. А когда они проморгались, мирокраевцев, разумеется, уже и след простыл.
Разделитель бежал, всё ещё прижимая к себе тело Гитгуд. За ним гнался паладин, меч которого пылал белым светом. Разделитель споткнулся об обломок здания, уронив Гитгуд в снег, и обернулся, выхватив свою рапиру-копьеметалку. Удар паладина пришёлся по его плечу – кость хрустнула, кровь брызнула, но он успел ткнуть клинком в сочленение доспеха под коленом. Паладин пошатнулся, но тут же махнул мечом, разрубив Разделителя от плеча до груди.
– Простите… – выдохнул он, падая рядом с Гитгуд.
Трясина вытаскивал раненых из-под обломков. Громадная тень нависла прямо над ним, заслоняя последний свет дня, и Трясина, с ужасом подняв глаза, увидел, как паладин неторопливо заносит свой смертоносный молот для последнего удара. Но из тёмной тени руин внезапно выскользнула маленькая Звёздочка с жалким деревянным ножичком и встала перед паладином, дрожа, но не отступая.
– Не смей! – пискнула она.
Паладин замер, перестав сметь, затем опустил молот и начал отступать.
Гном и Фея сражались спина к спине: Гном махал молотком, Фея – тонким клинком, но паладин разрубил их вместе одним ударом меча. Затем прошёл мимо застывшей в ужасе Пройдохи, державшей Малышка, лишь скользнув по ней взглядом.
Шип, Борода и Хорь жались друг к другу, прячась в обломках того, что должно было стать таверной.
– Ты, может быть, уже сделаешь что-нибудь, Хорь? – спросил его Шип.
– Что я могу сделать? Я – простой тавернщик, – опешил от такого заявления тавернщик.
