Диана Шмелева
Девять жизней
39. Матримониальные интриги
Солнце лишь начало клониться к закату, когда через чёрный ход особняка, снятого графиней Гарофа, пробрался Менго, одетый стражником. Его тотчас провели в кабинет старого графа. Выглядел писарь нелепо, но сказал, что иначе ему по городу не пройти.
– Только сегодня, ваше сиятельство, в инквизиции дежурят стражники из Сегильи. Столичные меня вовсе не выпустили бы.
– Рассказывай, – нетерпеливо потребовал граф.
– Из документов убрали упоминание о порохе в старой башне, а в прошения дона Себастьяна об отставке со службы в святой инквизиции и о восстановлении на военной `службе, которые он написал перед арестом, вставили дату до начала осады. Выходит, во время осады мой сеньор не был должностным лицом, поэтому его доклад великому инквизитору отец Николас забрал у секретаря, чтобы уничтожить, но… помешал дон Диего.
– Как?
– С помощью сеньора Лопеса. Губернатор теперь и рад бы отпустить дона Себастьяна, но граф грозит ему восстановить дело о порохе.
– Что нужно дону Диего, я знаю. А сеньор Лопес?
– Через слово упоминает дона Хуана. Болтает, что ни знатность, ни былые заслуги не должны быть помехой святой инквизиции. Он выдвинул обвинение в колдовстве.
– Что за вздор! Он не понимает, что с расплывчатыми письменными полномочиями с него будет спрос?
– Ваше сиятельство, думаю, не понимает. Он круглый дурак, поэтому смеет всерьёз говорить о пытках. Если б отец Николас не настоял на соблюдении протокола, дона Себастьяна пытали бы на первом допросе…
– Проклятие! Завтра третий допрос!
– Герцог категорически против пыток.
– Этого может быть недостаточно! Деньги?
– Ваше сиятельство, боюсь, сеньор Лопес – честный дурак.
– Попробуй. Что ещё можно сделать? Ты знаешь ваши порядки! – граф полминуты подумал. – Если убить палача, ему будет замена?
Менго захлопал глазами. Палач, в его представлении, был разновидностью беса. Простому эспанцу и в голову прийти не могло его убивать.
– Нет, что вы… Да кто ж за такое возьмётся?
– За что, за пытки или же за убийство?
– За пытки… разве что пленные мовры.
– Протокол?
– Что вы! Как можно! По протоколу – только палач инквизиции. Хотя, сеньор Лопес… Если убьют палача, это вызовет новые подозрения. А что устроит дурак… Предположить невозможно.
– Хорошо, не убить, а пусть будет пьян.
– Пьяный палач?
– Нужно хотя бы на сутки отсрочить допрос с пристрастием. Затем, я надеюсь, заставят вмешаться дона Альфонсо, наконец, приедет король и прекратит беззаконие. Палачом мои люди займутся. Жаль, сеньор Лопес ночует в здании инквизиции.
– Что делать с доном Диего?
– Я ему напишу, что из-за его роли в обвинении дона Себастьяна его брак с моей дочерью не состоится ни при каких обстоятельствах. Он может, конечно же, обозлиться, но нам нужно выиграть время. Напишу, что у меня хватит влияния и его к ответу призвать за злоупотребление полномочиями, и что ему лучше бы воздержаться от оскорбления семьи де Суэда.
– Граф свалит всё на сеньора Лопеса. Извините, я простой человек и говорю по-простому.
– Из-за его увечья его и на поединок не вызвать… – стукнул кулаком по столу дон Мигель. – Главная надежда, что вызов на поединок заставит вмешаться дона Альфонсо.
– Капитана вызовут на поединок?
– Да, сегодня, дон Фелис де Гарсиа.
– Дон Фелис?
– Что тебя удивляет?
– Не то чтобы удивляет… Я только сегодня узнал от моей Хосефы…
– Что?
– Что сеньорита, в которую влюблён дон Фелис, влюблена в коменданта, возможно, небезнадёжно.
Дон Мигель вздрогнул, внимательно глянул на Менго.
– Рассказывай.
– Сеньорита Инес Рамирес, внучка травницы, ухаживает за ранеными и готовит лекарства в монастыре святой Клары.
– Постой… тёмные волнистые волосы… тонкие черты лица… глаза очень яркие. Среднего роста и с хорошей осанкой. Грациозна. Держится скромно, но не сказать, что услужливо.
Дон Мигель вспомнил и вторую девицу, наверное, эту Хосефу, которая во время посещений графом госпиталя подходила к нему, предлагая то кофе, то лимонад, и с благодарностью принимала монеты. Темноволосая же красавица, слегка поклонившись, шла мимо и не отвлекалась от своих обязанностей.
– Точно, ваше сиятельство… – Менго расплылся в улыбке. – Я, конечно, люблю свою невесту Хосефу, но не могу сеньоритой не любоваться.
– Девица благородного происхождения?
– Дочь идальго. Дон Фелис то здесь, то там своим друзьям говорил – их отцы были знакомы с офицерских времён.
– Значит, он настроен серьёзно?
– Сделал бы предложение, не влюбись сеньорита в нашего коменданта.
– Почему ты решил, что небезнадёжно? – хмуро спросил дон Мигель, не особенно удивившись.
Инес он запомнил с первого взгляда, сразу подумал – едва ли простая девица, и теперь смотрел на писаря, стиснув зубы.
Менго, слегка испугавшись, продолжил.
– Ещё во время осады комендант разозлился, когда сеньориту назвали «малышкой Рамирес» – в его глазах, непочтительно.
– Пустяки. С девицами, ухаживающими за ранеными, неуместна ни малейшая фамильярность.
– Но я очень хорошо его знаю – действительно разозлился. Потом с ней разговаривал, когда она его поила лекарством. Хотя обычно он очень сдержан с красивыми дамами и девицами. Им ведь только дай повод…
– Пока – ни о чём.
– Главное, сегодня Хосефа сказала… Вы ведь знаете, коменданта арестовали в монастыре, так он приехал туда, нарочно разыскал сеньориту Инес, ей что-то сказал, она прямо вспыхнула, но тут их прервали… а после ареста сеньориту увезла донья Элена Энрикес. Предлог – для капитана Энрикеса нужно готовить лекарства, но ради этого травницу вовсе незачем забирать из монастыря.
Граф медленно протянул:
– Что ж, возможно…
– А ещё у них общий кот.
– Кот? Что за дичь?
– Чёрный, Негрито. Крутится где угодно, но на руки идёт только к дону Себастьяну и к сеньорите Инес.
– Не мели ерунды. Неужели дон Себастьян хочет жениться на этой девушке?
– Ваше сиятельство, он из тех, кто способен пренебречь выгодами другого брака.
– Почему ты мне это всё рассказал? Неужели думаешь, что дон Фелис…
– Боже упаси, ваше сиятельство! После того как дон Фелис по доброй воле признался в убийстве вашего зятя…
– Это был всего лишь несчастный случай.
– Но дон Фелис мог промолчать! Такой человек не станет подло убирать с дороги соперника, тем более, нашего коменданта.
– Тогда зачем?
Менго замялся, посмотрел исподлобья. Вдохнул, выдохнул и заговорил.
– Их брак совсем не благоразумен. Оба бедны. Дон Себастьян, конечно, заслуживает королевской награды, но все мы видели эту награду, – писарь поёжился под надменным взглядом дона Мигеля. – Ваше сиятельство, я, может быть, много беру на себя, но… я не хочу навредить ни сеньору, ни сеньорите. Я вам рассказал, а вы – как вам угодно.
– Ты что-то задумал, я вижу. Говори.
– Каковы бы ни были намерения дона Себастьяна, он ещё не обручён с этой девушкой. Хосефа уверена. Если сеньорита выйдет замуж за другого, возможно, мой сеньор станет иначе смотреть на брак с вашей дочерью.
Дон Мигель подумал: «Возможно». Вслух спросил:
– И как ты намерен устроить её замужество? Если она влюблена в дона Себастьяна? За кого она может выйти в таких обстоятельствах замуж? Если, как ты говоришь, ты не хочешь причинить ей вреда?
– Дон Фелис, конечно, не станет принуждать её к браку, однако, если сеньорите будет грозить опасность, он может утратить благоразумие.
– Какая опасность? Что ты задумал?
– Обвинение в колдовстве.
– Что? Ты объелся дурмана? Такими вещами не шутят!
– Ложное обвинение.
– Инквизиция может сжечь и по ложному обвинению!
– Я хотел сказать: ложное, в смысле, фальшивое. Я могу сделать бумагу, которую неопытный человек не отличит от настоящего ордера.
– И? Как ты её подсунешь дону Фелису?
– Через доброжелателя. В инквизиции такое случается. На моих глазах было – некий доброжелатель подстроил донос, по которому сожгли ведьму, и постарался, чтоб инквизиция не ограничилась покаянием, дабы жених бедной девушки от неё наверняка стал свободен и вступил в брак, выгодный двум состоятельным семьям. Этот жених тоже получал письма от доброжелателя. Можно вложить бумагу, якобы копию ордера, в конверт, а к бумаге – записка, что доброжелатель дона Фелиса своим долгом считает предупредить о скором обвинении в колдовстве травниц – бабушки с внучкой. Насколько я знаю дона Фелиса, он постарается укрыть обвиняемых. Девица будет скомпрометирована, и он на ней женится.
– Уверен, что женится?
– С великой охотой! Ваше сиятельство, дон Фелис – порядочный кабальеро, он искренне любит сеньориту Инес. Она достойная девушка, доброе имя её безупречно.
– Если об этом узнает дон Себастьян…
– Детали откуда узнает? А что дон Фелис во время осады ухаживал за сеньоритой Рамирес и не скрывал своих честных намерений, ему многие могут сказать, да хоть мать Анхелика.
– Гнусный план.
– Как вам угодно, ваше сиятельство. Я пойду?
– Стой… дон Фелис точно не суеверен? Не поверит обвинению в колдовстве?
– Можете не сомневаться. Он смеялся, когда на него шипел чёрный кот.
Дон Мигель задумался в своём кресле. Менго он начал платить вскоре после начала осады. Писарь оказался парнем наблюдательным и толковым, и ни разу не сказал ничего, что могло повредить бы его сеньору. Хотя здесь, наверное, сказать было нечего. Предложенный план возмущал старого аристократа, но дорога была дочь. Если девица, в которую комендант, возможно, влюблён, выйдет замуж, он обратит внимание на других женщин, и есть способ направить это внимание на донью Эстрелью. Король, узнав правду об осаде Сегильи, обязан достойно наградить настоящего коменданта. Рука наследницы графства Теворы – награда, необременительная для казны, и даже любовница короля не сможет противиться такому решению. Граф про себя усмехнулся – пусть только попробует эта дама возразить против женитьбы героя Сегильи, сразу найдутся несколько языков, чтобы возбудить в короле ревность. Получится или нет, стоит попробовать.
Вслух граф произнёс:
– Нужно надёжнее. Есть ли у сеньориты родня, от которой она могла бы получить наследство?
– Наследство? – Менго был озадачен. – Отец живёт в разорённом Хетафе… Мать умерла… Бабушка – травница, лет пятнадцать и вовсе пирожница. Хотя… сеньора Фелисия как-то вздыхала о своём сыне, год или около года назад умершем за морем, где пытался разбогатеть.
– Дядя, умерший за морем? То, что нужно. Прямо сейчас назовёшь его имя моему доверенному человеку, а он оформит подставное наследство. Тысяч семь, по местным меркам, неплохо?
Дон Мигель одновременно припомнил: предельная сумма первоначально подписанных им обязательств для торговцев Сегильи составила весомые даже для графства Теворы пятьдесят тысяч дукатов, а после подведения казначеем подсчётов стоимости реальных поставок, благодаря осторожности коменданта, долг графа не превысил приемлемые пятнадцать тысяч. К тому же документы составлены правильно, подписаны официальным комендантом – капитаном Альваресом, и можно рассчитывать на хотя бы частичное возмещение от короны. На минуту отвлёкшись, граф слушал дальше.
– Столько не дадут и за половиной дворянок. Дон Фелис может взять больше, но предпочёл бесприданницу, – ответил Менго.
– Неплохо как приманка для тех, кто хотел бы вытянуть эту сумму, используя обвинение в колдовстве. Сколько поверенных ведут дела знатных сеньоров?
– Все идут к одному, сеньору Индиго.
– Отлично! Сеньор Индиго получит в обычном порядке завещание в пользу сеньориты Рамирес, с приложением документов из банка, обыкновенным в таких случаях объяснением о делах её покойного дяди и расчётом суммы наследства. Мой поверенный справится за пару часов. Затем сеньора Индиго навестит человек с фальшивым ордером инквизиции – ты его прямо сейчас и составишь. Потребует показать завещание и проболтается – обвинением в колдовстве можно вытянуть из девушки эти деньги или заставить её выйти замуж. В то же время дон Фелис де Гарсиа получит письмо от доброжелателя, что девица будет обвинена в колдовстве, с припиской – если он сомневается, пусть обратится к собственному же поверенному. У кабальеро будут благородные основания пойти даже на похищение сеньориты.
– Нужно сделать всё быстро, ваше сиятельство.
– Управимся за сегодняшний вечер.
Граф вызвал секретаря, рассказал ему об оставленном неким сеньором Ортисом состоянии, добавив:
– Документы оформлены очень плохо, но благодаря письмам моего корреспондента в колониях у меня нет сомнений в праве сеньориты Рамирес на это наследство. Я не хочу, чтобы моё участие в этом деле стало известно. Оформи всё заново, ты умеешь. И позови Тристана Кастильо.
Вошедший молодчик с разбойничьей рожей заставил Менго поёжиться и почти пожалеть, что он ввязался в опасное дело. Именно этому парню граф поручил напугать поверенного фальшивым ордером инквизиции. И, Менго подозревал, сеньор Кастильо – лично или с подручными, выполняет для его сиятельства поручения, о которых скромному писарю лучше не знать. Увидев испуг, дон Мигель снизошёл до пояснений:
– Этот сеньор мне давно служит. Я с ним щедр и крепко держу его на крючке. Не сорвётся. Теперь к делу. Если в итоге твоей интриги сеньорита выйдет замуж за достойного кабальеро, получишь тысячу золотом. Если она попадёт в беду… – голос вельможи стал ниже и тише: – Раздавлю. Мне что тебя прищёлкнуть, что насекомое.
***
Сделав, что требовалось, Менго поспешил в инквизицию. Дорогой он немного оправился от испуга и решил, что при удаче для всех будет лучше. Сеньорите лучше стать женой богатого кабальеро, а не офицера с неясным будущим и вечными переменами в беспокойной судьбе. Коменданту – жениться на богатой наследнице. А самому Менго лучше стать секретарём молодого графа Теворы, чем оставаться писарем инквизиции.
40. Итог интриг
Я очнулся там, где упал в темноту. Не знал, сколько прошло времени, отправился в город. Подошёл к зданию инквизиции. Там было много людей, приходили и уходили, все были встревожены, друг другу шептали: «Завтра третий допрос». Мне стало страшно, хоть я и помнил обещание палача. Подумал затем, а где же Инес? Её увезла отважная донья Элена, значит, нужно идти к дому капитана Энрикеса. Привратник вздохнул, увидев меня, и пропустил.
Моя дорогая хозяйка сидела в патио дома Энрикесов. Одета иначе, но всё равно скромно. На коленях держала она вышивание, а выплаканные сухие глаза, что бы они ни видели, смотрели в стену. Мне пришлось подойти к ней вплотную, потереться о её ноги, и только тогда я был замечен. Инес без улыбки посадила меня к себе на колени и заговорила:
– Негрито, что такое происходит на свете? Героя, спасшего город, арестовали и грозятся пытать. Наша Сегилья не может спасти своего защитника. Знатные сеньоры и простолюдины растеряны одинаково. Мне велено ждать, донья Элена сказала – приказ коменданта. Даже если бы я посмела ослушаться, я не знаю, что делать. Только молиться… но против людской подлости разве поможет молитва?
Я пытался мурчанием её успокоить, но самому было тревожно.
***
Недалеко от полуночи в дом капитана Энрикеса явился неожиданный гость. Дон Фернандо и донья Элена без промедления приняли дона Фелиса де Гарсиа, надеясь услышать от него новости о коменданте, однако они обманулись в своих ожиданиях. Кратко рассказав, что он отправил вызов капитану Альваресу, но не смог встретиться с противником и ответа на вызов пока не получил, дон Фелис бросил на стол письмо.
– Полюбуйтесь! Преследуют не только коменданта, но и сеньориту Рамирес! Не знаю, конечно, это связано или совпадение.
Супруги прочитали письмо доброжелателя, предостерегающего сеньора де Гарсиа от ухаживаний за колдуньей, переглянулись, а дон Фелис показал им ещё одну бумагу.
– Я зашёл и к поверенному. Сеньор Индиго напуган был до икоты, рассказал о появлении в своей приёмной форменного бандита, который предъявил документ инквизиции, затребовал полученное поверенным сегодня завещание покойного сеньора Ортиса в пользу племянницы, сеньориты Инес Рамирес. Прочитал, на радостях хлопнул законника по спине и рявкнул: «А что девчонка? Сжечь или смазлива, годится в хозяйки?», потом расхохотался и вышел. Мне пришлось прислать старику пару крепких слуг для охраны, только тогда он успокоился. Я попросил его написать сеньорите о завещании дяди и обещал передать ей это письмо.
Дон Фернандо озадаченно произнёс:
– Правда или интрига?
– А чёрт его… извините, донья Элена.
– Пустяки… Как-то всё сразу.
– Да, одно к одному… Прошу вас, скажите прямо – почему вы увезли из госпиталя сеньориту Рамирес? Не говорите, что ради лекарства.
– Приказ коменданта, – серьёзно ответил капитан. – Уже арестованный, он успел мне сказать: «Об Инес позаботьтесь».
– Вот как… Инес… – дон Фелис попытался ослабить душивший его воротник, и глухо продолжил: – Об этом мог догадаться и кто-то ещё.
– Конечно. Быть может, какая-то женщина вздумала избавиться от соперницы?
– Слишком сложно. Женщина ограничилась бы доносом.
– Не понимаю, зачем вас предупредили, если хотят всего лишь устранить сеньориту Рамирес. Наверное, подумали: когда коменданта отпустят, он обвинение снимет. А то и отыщет доносчика.
– А так? Они что, решили, что я способен похитить благородную девушку?
– Я слышал, вы хотели на ней жениться.
Дону Фелису пришлось сглотнуть – слишком живо ему представилось прекрасное лицо Инес рядом с собой на подушке. Он взял себя в руки и быстро ответил:
– Да, я хочу жениться на сеньорите Рамирес, но не таким диким способом!
Они помолчали.
– Так кто это? Женщина или мужчина? – протянул дон Фернандо. – И ещё эти деньги в приданое…
– Женщина бы придумала что-то похуже, чем похищение с целью законного брака. Извините опять, донья Элена.
Сеньора гневно сверкнула глазами, но решила не тратить время на споры и позволила дону Фелису продолжить.
– Я знаю в городе только одного человека, способного швыряться такими деньгами… Впрочем, не всё ли равно? Сеньорите, очевидно, угрожает опасность. Можно попробовать сделать вид, что она уехала из вашего дома.
– Сделать вид?
– Да, конечно. Её не просто нужно спасти, но и не задеть её доброе имя. На самом деле ей лучше остаться. Мы ничего ведь точно не знаем. Если сеньориту действительно преследует инквизиция, пусть идёт по ложному следу.
– Не нужно. В наш дом не посмеют войти даже с ордером инквизиции.
Дон Фелис не понял, нахмурился.
– Дон Фернандо?
– Моё полное имя… раза в два длиннее, чем ваше.
– Вот оно что… – гость догадался. – Значит, я могу не беспокоиться о сеньорите?
– Можете не беспокоиться.
– Когда освободят коменданта, нужно ему всё рассказывать?
Дон Фернандо покачал головой:
– Думаю, что не стоит…
Чуть помедлив, с ним согласился и дон Фелис:
– Вы правы, – хмуро протянул он. – Наш комендант и так-то непредсказуем, а уж если влюблён… Поговорю с матерью Анхеликой, нужно ли увезти сеньору Фелисию. Сеньорите передайте бумагу, то есть письмо от сеньора Индиго.
– Но ведь это, быть может, ловушка!
– А может, и вправду наследство от дяди. Всего доброго.
***
Дон Фелис вышел на улицу потемневшей Сегильи, глянул в звёздную ночь. Настроение у него было прескверное.
41. Третий допрос
Трудно заснуть в ожидании пыток. Дон Себастьян читал про себя то стихи, то молитвы, припоминал параграфы правил, которые выучил, готовясь к службе в святой инквизиции. Сон не шёл, а вместо сна вспоминалась прекрасная девушка, с которой арестант не успел обручиться. Нужно гнать о ней мысли, она его слабость, только сейчас, взаперти, с несколькими шагами движения – от грёз никуда не уйти. Молодой человек вспоминал улыбку Инес, сменяющуюся серьёзностью, нежный голос и простые слова без кокетства. К счастью, супругам Энрикес он полностью доверял и был избавлен хотя бы от страха за любимую. Поддавшись на несколько минут надеждам и воспоминаниям, дон Себастьян почувствовал, как ускорилось движение крови, в душе заиграл азарт, он вспомнил – не первый раз, и наверняка не последний, рядом с ним смерть или увечье. Завтра он должен выдержать, что ему уготовано, собраться с силами, найти слова для ответа своим обвинителям. К чёрту уныние!
***
С утра Менго, едва увидев сеньора Лопеса, заговорил с ним:
– Представьте себе, сеньор, какие в нашей Сегилье заключают пари! Ставят против того, что такого знатного сеньора, как дон Себастьян, будут пытать, а я думаю, не принять ли такую ставку?
– Не принимайте даже один против ста, – важно ответил следователь из столицы.
Менго про себя выругался и попытался подойти к делу ближе:
– А вы, сеньор Лопес, не желайте ли принять такое пари? Говорят, крупные суммы, тысячи золотых, и обязательства оформляются честь по чести.
– Не поставлю и один против тысячи! – фыркнул следователь.
«Ну что ты поделаешь… не берёт взятки. Стихийное бедствие – честный дурак» – тоскливо подумал писарь.
Так, слово за слово, Менго и сеньор Лопес вошли в допросную, и, к своему удивлению, увидели палача, обычно приходившего позже. Писарь не посмел задать вопрос и занялся своими бумагами, а следователь, взвесив своё достоинство и любопытство, спросил:
– С чего это ты в такую рань?
– Я ночевал в здании инквизиции, – бесстрастно ответил мастер Антонио.
– Что?! Немыслимо! Бывший следователь развёл здесь полный беспорядок! Распустил стражу, даже палач смеет не убираться в своё логово!
Для Менго слова палача были неожиданностью и грозили бедой – значит, его не убили и не напоили. Людям графа Теворы не удалось оттянуть время таким способом. А надувшийся от важности следователь продолжал:
– И давненько ты, собачья кровь, завёл такую манеру?
– Только сегодня, – палач никак не реагировал на оскорбления.
– С чего этот праздник?
– Иначе меня бы убили.
– Убили? Тебя?! – сеньор Лопес вытаращил глаза. – Кто?
– Сегилья.
Пухлощёкий инквизитор молча переваривал ответ, когда в допросной появился и отец Николас. Сегодня он улыбался вымученно, под глазами священника были заметны круги, он не знал, куда девать руки.
– Вы видели, сеньор Лопес, сколько народу возле здания инквизиции?
– У вас ярмарка? Или праздношатающиеся? Совершенно распущенный город! Уж я наведу здесь порядок, как подобает!
Отец Николас только махнул рукой.
Появился и дон Диего. Как знатный человек, он едва удостоил собравшихся кивком. Вид графа был мрачен. Пока в допросную не спустился герцог, аристократ сел в кресло, вытянул ноги, скрестил руки на груди и погрузился в свои размышления.
***
Накануне он видел донью Эстрелью. Чуть похудевшая, задумчивая, не удостоившая его ни единым взглядом, вдова показалась графу ещё красивее, чем раньше. Сколько времени дон Диего убеждал и герцогиню, свою драгоценную родственницу, и самого себя, что он не подвластен простому желанию, первая его цель – расчёт, приданое, стать графом Теворой… Но со вчерашнего дня, когда ему решительно отказали, мужчина не мог дальше обманываться в главном – он хотел эту женщину. Хотел безрассудно и яростно, не собираясь стесняться в средствах, готов был смести любые препятствия, и наплевать на наследство. Нынешний граф вспоминал, как кузен представил супругу, выглядел гордо, но за спиной своей красавицы мотал её деньги, насмехался над ней, развлекался со служанками. Донья Эстрелья, по общему мнению, была женщиной довольно глупой, но пелена с её глаз скоро спала. Однако, дона Диего с его острым языком, увечьем и обычно мрачным видом дама побаивалась, быть может, ещё и чувствуя его колдовскую натуру. Унаследовав титул кузена, дон Диего был твёрдо намерен унаследовать и кузину, но та его избегала. Пришлось подстроить обвинение в колдовстве. Новый граф уже предвкушал прекрасную женщину в своих объятиях, но все старания пошли прахом. Вмешался дон Себастьян де Суэда. Сначала снял обвинения, а потом, ничуть к этому не стремясь, стал предметом мечтаний доньи Эстрельи.
Граф Тевора, стараясь защитить возлюбленного дочери, пытался уверить дона Диего, что ему не на что надеяться, но колдун решил разбивать каждое препятствие, которое окажется на его пути – действительное или мнимое. Пока брак бывшего инквизитора с доньей Эстрельей возможен, дон Диего оставался непреклонен в стремлении уничтожить соперника. Оказалось не так просто – в Сегилье слишком многие вели свою игру, трудно было уловить, чьи цели на пользу целям одержимого желанием аристократа, а чьи – изменчивы и могут в любой миг обернуться против. Молодой де Суэда многим был нужен и слишком многим мешал. Граф никак не мог уловить, что важное в этом деле от него ускользает. С утра он с удивлением узнал – дон Себастьян по-прежнему вызывает у женщин разных сословий восторг, выходящий за пределы понимания. Девки на кухне ревели и смотрели на хозяина с ненавистью! Доверенный слуга пояснил – из-за ареста… «Дона Себастьяна де Суэда!» – раздражённо выкрикнул дон Диего. «Да, сеньор», – не меняясь в лице, ответил вышколенный слуга, а хозяин выбранился на глупых женщин. Ну что это такое! У них есть настоящий герой – дон Альфонсо, комендант и красавец, а они обожают другого. Одно слово: глупые женщины.
В здание инквизиции дон Диего приехал в карете – он не любил толпу и показывать своё уродство. Чутьё колдуна предвещало тревогу. На площади было много людей, они провожали глазами карету, а дон Диего невольно поёжился. Дон Себастьян занимался продовольствием для бедняков, неужели из-за этого голодранцы его выделяют среди других офицеров? Но решение принимал комендант! Что взять с голодранцев…
***
Наконец, своё место занял и герцог. Обвёл глазами членов суда, грустно вздохнул, велел привести обвиняемого и опустил глаза.
Дон Себастьян пришёл в сопровождении стражника, который – дон Диего отметил – с арестованным обращался почтительно. Снова граф чувствовал множество мелочей, рассеивающих внимание и никак не складывающихся в ясную картину. Граф даже вспомнил, как в столице с удивлением рассматривал полотно известного художника. Вблизи – мазня-мазней, а отойдёшь дальше – и будто в окно смотришь. Здесь куда отходить? Ещё и донья Эстрелья всё время идёт на ум… Почему тянули с помолвкой? Приличия? Или инквизитор должен был закончить какие-то дела? Какие дела, когда в руки плывёт такая крупная рыба? Мысль, что ненаследный сын барона откажется от богатейшей невесты лишь потому, что она не в его вкусе, дон Диего отбросил как несуразную.
***
Все в допросной глянули на арестанта, вошедшего, не выдавая страха. Дон Себастьян смотрел, как всегда, прямо, и не сутулился. Никто не хотел сам начинать допрос, замялся даже сеньор Лопес. Наконец, герцог тоскливо вздохнул:
– Духота здесь… Раньше такого не замечал.
Остальные с ним согласились. Действительно, хотя обычно стены инквизиции надёжно защищали от палящего солнца, в день третьего допроса было довольно жарко, возможно, оттого, что палач подготавливал свои инструменты с помощью жаровни, в сторону которой все избегали смотреть.
Его светлость приказал принести воды. Слуга выполнил распоряжение и разлил воду по стеклянным стаканам, обычно стоявшим в шкафу допросной. Дон Армандо буркнул:
– И арестованному дайте пить, – а потом так же мрачно смотрел, как из того же кувшина в простую глиняную кружку налили воды для дона Себастьяна.
Пить хотелось всем, но дон Диего вдруг принюхался:
– Откуда вода?
Ему ответил обвиняемый, сделавший глоток из своей кружки.
– У инквизиции свой колодец. Вода как вода, – больше дон Себастьян решил перед пытками не пить и поставил кружку на стол.
Менго, у которого пересохло в горле, воспользовался тем, что на него никто не обращает внимания, и глотнул из той же кружки, что дон Себастьян.
***
Дальше откладывать было невозможно, но герцог, помня угрозы дона Фернандо, пытался тянуть время:
– Представьте себе, мне подкинули записку от доброжелателя, – он бросил на стол небольшой лист бумаги. – Что моя жена влюблена в дона Себастьяна де Суэда.
– Неужели? – сделал честные глаза дон Диего. – Вы, дон Армандо, конечно, не верите в этот вздор.
– Вздор вы несёте, любезный кузен, – фыркнул в ответ старик. – Влюбляться в нашего де Суэда – поветрие среди дам в этом сезоне. Моя герцогиня – первая модница, конечно, она туда же.
Граф поперхнулся очередным глотком воды и, округлив глаза, слушал дальше.
– С дамами это случается. Влюбятся все вдруг в проповедника или тореадора. А лет тридцать назад – вовсе в актёра. Представьте себе – в актёра! Вот где был стыд… Я в тот год раздумал жениться, – старик хмыкнул. – Дамы Сегильи внесли новое слово в этот обычай – влюбились все в инквизитора.
– Ну и ну… – только и смог сказать дон Диего, расстегнув воротник – духота становилась невыносима. – Что у нас дальше по протоколу?
– Так… так… так… – поводил пальцем по листу отец Николас. – Второй день допросов… Обвиняемому показывают орудия пытки. Мы это упустили.
Все посмотрели на дыбу и разложенные рядом с ней инструменты.
Сеньор Лопес не выдержал:
– Обвиняемый – бывший следователь, он и так их все знает!
– Но протокол требует подробного объяснения! – поднял палец отец Николас. – Вам, молодой человек, тоже полезно.
– В каком смысле полезно? – подозрительно спросил сеньор Лопес.
– Превратности судьбы…
Молодой инквизитор засопел, но вспомнил дона Хуана и принял, как ему казалось, величественный вид, подходящий олицетворению святого суда.
Палач, не торопясь, стал показывать свои орудия и объяснять предназначение каждого. Всем слушателям пришлось прятать страх и пренеприятнейшую тоскливость где-то возле желудка. Паршиво себя чувствовал даже многократно за годы своей службы в инквизиции видевший пытки отец Николас – быть может, потому что несколько месяцев был избавлен от этого зрелища, быть может – осознавая, что пытать готовятся человека, которому лично он и его семья обязаны жизнью. Дону Себастьяну хватило присутствия духа не показать волнение, но чувствовал себя он не лучше других. Наконец, обязательная процедура была окончена.