Диана Шмелева
Девять жизней
8. Ловушка
К нам постучали ещё до рассвета.
– Сеньора Фелисия, собирайтесь скорее! Лучшие места все займут, – послышался звонкий голос соседки.
– Уже заняли с вечера, не сомневайтесь, сеньора Хуана! Мы с Инес не пойдём. Казнь – неподходящее зрелище для юной девицы. А я слишком стара.
– Но там будет и дон Себастьян!
– Тем более неподходящее зрелище. К чему бедной девушке глядеть на знатных сеньоров?
– Говорят, сеньорита не из простых…
– Пустое, сеньора Хуана. Приданого почти нет. До свидания.
***
Я боялся, но любопытство было сильнее. Пушистые чёрные ноги сами понесли меня к площади. Главное, чтобы люди не затоптали меня. Но я – хитрый и ловкий, забрался на дерево, с него – на крышу, потом – на навес, устроенный над покрытой коврами частью трибун. Слуги суетились, расставляя там кресла, а я сумел найти местечко на ограждении, с которого были хорошо видны и помост с виселицами, и кресла для важных зрителей. На меня никто не обращал внимания. Толпа ждала казни.
Вскоре я увидел, как люди расступились, но повозки с осуждёнными не было даже слышно. Горожане со страхом, смешанным с брезгливостью, пропустили того самого нелюдима, кот которого накануне не захотел свести со мною знакомство. Палач. По намёкам сеньоры Пепиты я должен был догадаться.
Стали потихоньку заполняться места, приготовленные для знати. Разряженные сеньоры скучающе поглядывали на толпу, на помост, друг на друга. Толстого отца Николаса принесли на крытых носилках. Донья Эстрелья, по-прежнему в чёрном платье, туго затянутом в талии и подчёркивающем прикрытую прозрачной мантильей грудь, заняла одно из почётных мест рядом с центром и смотрела по сторонам, избегая глядеть на кузена. Наконец, толпа – и нарядная, и простая – заволновалась. Люди стали смотреть в одну сторону. Я последовал взглядом за ними, догадываясь, кого ждут с таким нетерпением.
Дон Себастьян появился верхом, быстро спешился за трибуной и занял кресло рядом с отцом Николасом, не обращая внимания на обращённые к себе взгляды. Приезд герцогской четы в роскошной карете прошёл почти незамеченным – горожане заждались своего зрелища.
Наконец, раздался стук повозки, в которой привезли приговорённых – нескольких разбойников из крупной банды и их главаря, которого не спасло благородное происхождение и связи в высшем обществе города. Из толпы прозвучали проклятия и насмешки, перемежаемые улюлюканьем – были бы эти люди так храбры, встреть разбойников на большой дороге? Я посмотрел на своего друга – он старался держаться бесстрастно, сидел, скрестив на груди руки, и лишь иногда крылья его носа чуть подрагивали. В отличие от других знатных господ, ни любопытства, ни возбуждения не было в нём заметно. Многие дамы смотрели на него чаще, чем на помост, а мужчины косились, не смея, однако, выразить неудовольствие пронзительным интересом, проявлять который женщины почти не стеснялись.
Глашатай с эшафота потребовал тишины. Громко зачитал преступления разбойников и огласил приговор рядовым членам банды – повесить. Сеньоры, смолкшие ненадолго, вернулись к своей болтовне, дамы – к кокетству. Один дон Себастьян не участвовал в разговорах и сидел, почти не двигаясь. Дамы напрасно поигрывали веерами и принимали красивые позы, надеясь, что инквизитор обратит на них хоть каплю внимания. Их ничуть не смущало, что прямо перед их взором одного за другим повесили нескольких человек, которые дёргались на верёвках.
Вот остался лишь главный разбойник – дон Стефано Аседо дель Соль. Он был дворянином и перед смертью храбрился: выпрямил спину, скорчил гримасу, которая казалась ему улыбкой, жадно дышал, лицом ловил последние в его жизни лучики солнца. Пока глашатай громко зачитывал приговор и называл преступления, обречённый на казнь человек обвёл глазами толпу, встретился взором со своим обвинителем – и не смог от него оторваться. Это было ошибкой. Как раз прозвучали ужасающие подробности главного преступления дона Стефано – убийства целой семьи. Дон Себастьян, сначала встретив взгляд преступника равнодушно, сжал губы, нахмурился, глаза его потемнели – и бесконечное, обжигающее презрение придавило душу приговорённого. Разбойник ссутулился, опустил потухший взор и упал бы, не придержи палач его за плечо. По толпе прокатился вздох разочарования – от благородного кабальеро ожидали большего мужества в его смертный час. Зрелище близилось к своему финалу. Преступника поставили на колени, заставили помолиться и положить голову на чурбан. Нелюдимый палач одним ударом снёс ему голову, поднял её за волосы и показал возликовавшей толпе. Меня чуть не стошнило. Я успел лишь увидеть, что дон Себастьян сразу встал и, не оборачиваясь, направился к своему коню, но не заметил, как чей-то слуга, притаившийся рядом со мной, быстро протянул ко мне руку. В мой загривок вцепились грубые пальцы. Я оказался в мешке, пытался кричать, вырывался, но на площади из-за шума никто не . обратил никакого внимания на похищение чёрного кота со свидетельством инквизиции.
***
Темноты в моих глазах не было, меня просто в мешке принесли в незнакомый мне дом. Спеленали мне пасть, лапы, чтобы я не мог убежать и кусаться, и положили на стол у затянутого тонкой светлой тканью окна. Комната в результате была хорошо освещена, но никто бы не смог снаружи в неё заглянуть. Судя по лёгкому ветерку, само окно было открыто. Рядом стоял ещё один стол, стулья, на столе лежали несколько книг и большой металлический поднос. Я не знал, зачем меня сюда принесли, но был до смерти перепуган. Ждал больше часа, но прежде чем пришли похитители дождался дружеской помощи.
Бесценная сеньора Пепита сумела меня найти! Она быстренько пропищала, что о моём похищении и где меня искать ей рассказал Чико, доставил её к порогу, а она сумела прошмыгнуть в дом и обежать одну комнату за другой. Кто и зачем похитил меня, она понятия не имела и не стала терять времени на рассуждения – ей нужно было побыстрее перегрызть мои путы. К несчастью, она не успела полностью меня освободить, когда вошли два человека. Мышь спряталась, а я лежал неподвижно, надеясь – мои злодеи не обратят внимания, что я связан только наполовину.
Узнав вошедших, я так удивился, что чуть не выдал себя. Дон Диего и донья Мария! Что их связывает, главное – я им зачем? Оставалось лишь слушать. Первые же слова начали прояснять мне их замысел.
– Кузен, ты уверен? Пирожница меня обманула?
– Проверим. В таких делах ничего нельзя предвидеть наверняка.
Таааак… с моей помощью эта вредная женщина хочет приворожить моего инквизитора, а родственник ей помогает. Это не больно?
Дон Диего с ухмылкой ко мне подошёл, но не стал приглядываться к моим путам.
– Что, чёрная тварь? Испугался? Ну, ну… ты нам нужен жив и здоров, как твой господин нужен моей драгоценной кузине. Понимаешь? Должен понять, если ты – то, что я о тебе думаю.
Я мигнул, а донья Мария отрывисто выговорила:
– Начнём, наконец?
– Не спеши. Нужно время. Ты долго копалась.
– Думаешь, просто выскользнуть из герцогского дворца?
– Твоя камеристка не выдаст?
– Я ей щедро плачу и кое-что о ней знаю.
– С твоими планами скупиться нельзя. Зажги огонь и дай книгу.
Донья Мария исполнила приказание. Рука её немного дрожала. Герцогине захотелось заглушить страх разговором, и, пока её кузен сосредоточенно листал книгу, она начала тихонько рассказывать.
– Думаешь, это всё – моя блажь? Мой муж, старый пень, а туда же – хочет наследника, – глаза герцогини сверкнули. – Будет ему наследник! – женщина выдохнула и улыбнулась. – Красивый и смелый.
– До чего ж ты глупа! – бросил ей мимоходом кузен. – А ещё ругаешь Эстрелью. Сынка де Суэда будет видно за милю.
– Ну и пусть. Герцог сколько протянет? Лет пять, десять от силы, не разберёт. С его роднёй я поссорюсь, а когда они ребёнка увидят, будет поздно вспоминать старые сплетни. А может, ребёнок будет похож на меня.
– Лучше забеременей от лакея. От такого папаши и избавиться будет нетрудно, – посоветовал дон Диего, по-прежнему глядя в книгу.
– И не подумаю! В новом герцоге де Медина будет благородная кровь.
– Своему мужу морочь голову сколько угодно, мне-то зачем? Ты мастерица обманывать даже себя. Просто хочешь этого инквизитора, – и мрачнее: – Как вы все, похотливые глупые женщины.
– А ты хочешь Эстрелью в надежде стать графом Теворой или сохнешь по ней, как мы обе – по де Суэда?
Змеюка сумела его подколоть. Дон Диего оторвался от книги и со злостью ответил:
– У меня хоть бы вместе и желание, и расчёт, а у тебя – только желание.
– Мы родня, пусть и дальняя. Если ты не знаешь моих расчётов, это не значит, что их вовсе нет.
– Вот как? Поделись, дорогая кузина. На полпальца вырастешь в моём мнении.
– Позже.
– Я так и думал, – ухмыльнулся кузен. – Ты поглупела с тех пор, как сама зашивала свои чулки, – он вернулся к своей странной книге.
– У тебя, точно, расчёт в твоей помощи. Кто я буду со своей вдовьей долей? Так, из милости займу уголок во дворце. Мать же наследника – совсем другая персона. И тебе пригодится.
– Зря я, что ли, тебя нарядил хорошенько и представил старому герцогу? Но ты права, без наследника счастье твоё ненадолго. Вот, нашёл!
Донья Мария глянула в книгу через плечо своего опасного родственника и испуганно спросила его:
– Что это? Мы договаривались не об этом!
– Твой приворот подождёт. Я не хочу потерять сокровище, которое сегодня добыл, – отмахнувшись от женщины, дон Диего достал из мешка окровавленную рубашку.
Запах недавно запёкшейся крови заставил меня плотней прижать уши, а донья Мария, с трудом подавив крик, побледнела как полотно.
– Рубашка с кровью Аседо! Что ты хочешь с ней сделать?
– Исследую, сохраню, как написано. Может быть, использую как оружие.
– Оружие?! – она завизжала. – Такое оружие можно использовать только против убийцы! Тебе ведь не палач нужен! Не смей!
– Не смей что? – издевался над ней дон Диего. – Что ты мне сделаешь, неумелая ведьма?
Женщина всхлипнула. Я бы её пожалел, если б не понял – уродливый негодяй что-то затеял против моего друга, а донья Мария не сможет ему помешать, даже если попробует.
– Ну, не хнычь… – колдун будто смягчился, всё-таки родственник. – Я никогда не трачу силы без цели. Дон Себастьян мешает моим планам, а лично против него я ничего не имею. Отвлечёшь его от Эстрельи – и мне будет незачем вредить ему ворожбой. Тебе – дополнительная причина стараться со своим приворотом и женскими чарами, если не подействует приворот.
Обессиленная герцогиня присела на стул в уголке и сквозь слёзы наблюдала за колдуном, охотно пояснявшим каждое открытие при исследовании рубашки, которую внимательно рассматривал над огнём, пахнувшим травами, посматривал в книгу, принюхивался.
– Аседо наверняка в последний миг своей жизни испытывал ненависть к тому, кто отправил его на эшафот.
– Страх он испытывал. Ужас. Весь город видел, как он обмяк. Дрянное оружие, – приободрившись, ехидно вставила герцогиня.
– Верно, – с досадой буркнул в ответ дон Диего. – Кто бы подумать мог, что он перетрусит!
– Зря посмотрел в глаза де Суэда.
– Этот наглец и без всякого колдовства умеет произвести впечатление.
А то я не знаю! Кажется, колдун понапрасну добывал сокровище, оказавшееся фальшивым. Ура.
Но негодяй не сдавался.
– Крови много. Посмотрим, что ещё она сохранила. Можно воспользоваться чувствами, бывшими раньше.
Мы с герцогиней снова заволновались. А колдун изучал свой трофей и с победой воскликнул:
– Вот оно! Две недели прошли, но я вижу! Нашёл!
– Что?
Я приподнял голову, забыв, что могу себя выдать. В ухо мне пискнула сеньора Пепита:
– Тихо лежите! Я скоро закончу!
Храбрая мудрая мышь воспользовалась тем, что заговорщики отвлеклись от меня, и грызла мои путы так ловко, что даже я не заметил. А дон Диего захлёбывался от восторга:
– Пока у Аседо была капля надежды вырваться из рук обвинения, он ненавидел! Ненавидел страстно, отчаянно, пытался убить! Умный и ловкий был человек. Столько лет не попался! Опутал сетями Сегилью, знал подход к важным людям, завёл много нужных знакомств. Вызнавал, где можно ударить и не встретить сильного сопротивления.
– Но попался.
– Сначала случайно, но выпутался бы обязательно, если бы не…
– Дон Себастьян.
– Да, везенье Аседо закончилось, когда в Сегилью приехал новый следователь инквизиции. Ненависть была бешеной.
– И ни капли раскаяния?
Дон Диего посмотрел на кузину, будто счёл её сумасшедшей.
– Ну ты и скажешь. Нет, я клянусь – поглупела. Сотворил бы такое с Гонсалесами человек, способный на покаяние?
– Откуда мне знать?
– Довольно, я нашёл то, что нужно. Страх убил ненависть, когда у Аседо не осталось надежды, но остатков мне хватит.
Колдун достал стеклянную колбу и бросил в неё кусок рубашки с выбранной кровью.
– Может быть, пригодится. Не знаю, насколько заговорены де Суэда, попробую только в крайнем случае. Опасная вещь. Если не выгорит, достанется мне самому. А может, ударю по кому-нибудь, кто ему дорог.
– Чёрный кот, что ли? – фыркнула герцогиня. – Или я, если получится с ворожбой?
– Не бойся, на привороживших не действует. Говорю же, на крайний случай. Пока не могу и представить. Теперь займёмся твоими делами.
– Ну наконец-то, я думала, ты позабыл.
– Забыл, что ты дура? И не надейся.
– Негодяй, подлец, злобный колдун! – вышла из себя герцогиня. – Ты хотел знать, почему я хочу в любовники де Суэда? Почему именно от него мне нужен ребёнок?
– Сколько страсти! – вставил кузен.
– Мне претит колдовство!
– Да ну? – несмотря на насмешку, дон Диего был удивлён.
– Этот дар, эти книги, вечный страх разоблачения, меня душит и давит то тёмное, что всё время со мной! Быть может, моё дитя будет избавлено от морока, кровь де Суэда способна сжечь моё колдовство, – женщина выдохлась и стала очень несчастной. – Мне это так надоело…
– Будь осторожна, – пожал дон Диего плечами. – Кровь де Суэда непредсказуема, как и они сами.
– Я готова попробовать, будь что будет.
– Ладно, займёмся.
– А почему ты не приворожил свою ненаглядную донью Эстрелью?
– Простовата и влюблена, – угрюмо и кратко ответил кузен. – Не вышло бы, даже будь у неё фамильяр. Хотя, где ей – точно не ведьма. Начнём.
Я напрягся, прикидывая, куда здесь сподручнее убежать. Дон Диего ко мне подошёл, улыбнулся.
– Ну, не бойся, малыш. Мы чуть-чуть поколдуем, и ты отправишься восвояси. Не убудет от твоего господина, если он позабавится с моей дорогой родственницей. Вон какая красавица, хотя что ты понимаешь! Заодно мне любопытно проверить, точно ли де Суэда не проймёшь ворожбой.
Не хочу, чтобы он проверял! Не хочу, чтобы моего друга приворожила эта мерзкая гадина! Мои путы распались, я изо всех сил полоснул когтями по руке дона Диего и рванул к двери, по счастью, закрытой неплотно. Лёгкий сквозняк помог мне найти другое окно, не закрытое даже тканью, и я, не взирая на грозное: «Стой!», прыгнул на волю. В последний миг я услышал, как колдун в меня что-то бросил. Стало до ужаса больно, я упал.
Темнота.
9. Великий инквизитор
Через день после казни Аседо в Сегилью прибыл важный гость. Сам дон Рикардо де Суниго, великий инквизитор Эспании, оказал городу честь своим посещением. Прямо с дороги он заехал во дворец губернатора, и, разумеется, был немедленно принят.
– Дон Армандо, я очень рад видеть вас.
– Для меня – огромная честь ваш визит.
Быстро покончив с формальным приветствием, два хорошо знакомых пожилых человека уселись за стол. Лакей раскупорил для них бутылку изысканного вина и поставил закуски. Затем герцог знаком велел ему выйти – важные разговоры он привык вести без ушей даже доверенных слуг.
– Надеюсь, дон Рикардо, вы не очень устали в дороге.
– Не настолько, чтобы не мог поговорить, сидя в кресле в вашем дворце.
– Я думал, вы приедете на казнь дона Стефано.
– Напротив, предпочёл задержаться. Не люблю подобные зрелища.
– Могли бы гордиться своим протеже.
– Дон Себастьян регулярно мне пишет отчёты. Надеюсь, вы не слишком обиделись на него.
– Обиделся? – герцог фыркнул. – Конечно, при случае проучу наглеца, чтобы было впредь неповадно, но обижаться, сердиться на де Суэда? Надо мной будут смеяться, и только. Злорадно смеяться. Особенно герцог Альда, у которого служил дон Эстебан. Я на вас скорее обижусь за то, что вы отправили это чудо в Сегилью, будто мало мне хлопот на мою голову.
– Аристократы Эспании – одна большая семья. Не сердитесь.
– Да уж… на днях одну паршивую овцу обезглавили стараниями вашего юного друга.
– И поделом. Хотя лучше бы на костёр.
– Да, это дело будет засчитано светским властям, а не инквизиции, – съехидничал губернатор.
– Сочтёмся как-нибудь между собой.
Старики поговорили о новостях из столицы, припомнили прошлое и расстались, довольные друг другом.
***
Дон Рикардо направился в здание инквизиции, где для него были всегда наготове комфортабельные апартаменты, и сразу попросил пригласить к себе следователя. Разговор со своим протеже предстоял гораздо длиннее, чем с губернатором, великий инквизитор планировал уделить ему целый вечер на ясную голову, потребовал кофе и сладости, которые очень любил. А ещё старик был несказанно рад видеть своего молодого друга. Едва дверь отворилась, дон Рикардо протянул ему руку, которую дон Себастьян почтительно поцеловал.
– Садитесь, сын мой, рассказывайте, что успели перевернуть вверх дном в прекрасной Сегилье.
– Вы шутник, дон Рикардо, – молодой человек тепло улыбнулся. – Я всё важное вам написал.
– Наверняка остались детали, которые не надо спешить доверить бумаге.
– От вас, святой отец, ничего не укроется! Больше всего меня беспокоит дело, переданное в столицу. Конечно, в Сегилье – только агенты купцов, продающих оружие моврам, но я не могу понять легкомысленного отношения к подобным проделкам. Ведь прямая измена!
– С моврами мир лет двадцать, и о пиратах не слышно. Вы позволили взять это дело из ваших рук?
– Все нити – в столице. Вам нужно настаивать, чтобы король изменил взгляды на торговлю подобного рода. Я пока сосредоточился на местных разбойниках – простолюдинам совсем житья не стало от них.
– Здесь могу вас поздравить с успехом. Или остались вопросы?
Дон Себастьян посмотрел на собеседника с восхищением.
– Вы, как всегда, правы. Не до конца прояснены связи Аседо. Он расшифровал инициалы из своих записей, но я не успел допросить всех, кому он тем или иным путём давал взятки. К тому же негодяй добрался и до столицы.
– Столицу беру на себя. Не беспокойтесь, мне довольно было намёка, что в случае отпирательства я поручу лично вам расследовать грешки человека, на которого указал дон Стефано, и все с готовностью признались в получении взятки. Разумеется, с приговорками – не знали, не ведали, думали, что по дружбе, честный выигрыш в карты… Кто бы мог подумать дурное на такого любезного благородного кабальеро!
– Нужно истребовать суммы взяток в пользу жертв банды.
Великий инквизитор, продолжая улыбаться, подумал: «Отличный инструмент, при надобности воспользуюсь, для острастки с кого-нибудь действительно возьму штраф», но ничего не сказал и слушал дальше.
– Свои дела негодяй вёл с размахом. Я занимался только Сегильей с провинцией, не удивлюсь, если банда порой грабила и наших соседей. Может быть, даже возле столицы. Не поэтому ли мне прислали записи об убийстве предыдущего следователя?
– Думаете?
– Пока ничего не нашёл. Ни в отчётах, ни в черновиках – ничего, что подтвердило бы подозрения против Аседо.
– Другие дела покойного сеньора Франсиско?
– Простолюдины, обвинённые в колдовстве. Кому за них мстить? Можно подозревать слишком многих так же, как никого. Дон Рикардо, подобные дела нельзя оставлять на откуп местным судам. Двух женщин сожгли ни за что, чистый оговор.
– Сожалею, но об этом попозже. Я хотел о другом вас спросить. Вы готовы принять обеты?
– Нет.
Краткий и твёрдый ответ удивил великого инквизитора. До сих пор дон Себастьян, хотя не называл срок, но готовился стать священником. Дон Рикардо, не задавая вопросов, ждал объяснения. Глотнув кофе и немного подумав, его протеже тихо, даже смущённо признался:
– Я недостаточно смирил свою плоть.
– В прекрасной Сегилье множество искушений… – промолвил старик, про себя подумав: «Любовница? Или влюблён?», и не стал настаивать на деталях, сосредоточившись на пирожном.
Молодому человеку было о чём подумать при слове «обеты». Он был одарён редкостной притягательностью для женщин, потому слишком рано познал плотские утехи любви и получил их с избытком. В семье едва успели обучить его предосторожностям, необходимым при близком общении с представительницами прекрасного пола. Потом, на военной службе, юноша отвечал домогательствам дам, с семьями которых его не связывали родство или дружба, в остальном был не слишком разборчив. Женщины стали для него лишь средством утолить потребности здорового тела. Несколько поединков с ревнивцами закончились лёгкими ранами для противников – достойных соперников в фехтовании дон Себастьян в те годы не встретил и считал неуместным наносить вред мужчинам из-за недостойного поведения дам.
К тому дню, когда дон Рикардо пригласил юношу на службу в святой инквизиции, где достигнуть высоких чинов было возможно лишь для священников, дон Себастьян был пресыщен и посчитал отказ от утех пустячной потерей. Два года учёбы – пришлось прослушать курс права, практика в инквизиции под руководством опытных следователей и лично дона Рикардо. На мысли о женщинах всё равно не было времени. Однако будущий следователь не считал нужным отказываться от физических упражнений – глупо доводить тело до состояния, когда духу придётся бороться с усталостью и болезнью. В роскошный, обольстительный город красивый молодой человек приехал, полон сил, среди них и мужской силы, о которой не думал первое время, погрузившись в расследования.
В один день стремление смирить плоть пошло прахом. Дон Себастьян чуть расслабился, закончив дело Аседо, чуть смягчился, погладив чёрного котика, и первые же подвернувшиеся красивые женщины пробили брешь в старательно выстроенной броне.
Две знатные дамы, непристойно назойливые, сияли рядом с ним молодостью и красотой. Желание поразило молодого мужчину неожиданно остро. Сквозь туман он заметил спасительный повод уклониться от продолжения разговора с похотливыми аристократками, и, вернув хозяйке её кота, бежал, в последний момент выдав себя пламенным взглядом. Прекрасные женщины ему привиделись голыми. Герцогиня – стройная, гибкая, жаждущая раскрыться навстречу желанию избранного мужчины, и графиня – пышная, гладкая, белокожая, сочетающая робость и жар без стыда. Проклятие! Молодой инквизитор хотел их обеих так же сильно, как презирал.
Стоит ли говорить, что его состояние не укрылось ни от кого в святой инквизиции? Офицер стражи, с которым дон Себастьян очередной раз упражнялся в фехтовальном искусстве, ухмыльнулся, когда партнёр вылил на себя второе ведро холодной воды. В следующей схватке насмешник пропустил чувствительный удар. Остолопу достался урок – даже в тренировочном поединке нужно думать о шпаге, а не о личных делах противника.
Вечером дон Себастьян решил поужинать с офицерами, собираясь поговорить с ними о лошадях, но молодой лейтенант завёл речь об отличных девчонках в ближайшем борделе, чего никто раньше не позволял себе в присутствии сурового следователя, притворившегося на сей раз, что ничего он не слышит.
В довершение, когда отец Николас перед уходом домой о чём-то спросил молодого коллегу, тот ответил ему неожиданно резко, а старый лицемер ничуть не обиделся, подмигнув:
– Эк вас штормит, мой юный друг!
При подобном конфузе, какие обеты?
***
Очнувшись от своих мыслей, дон Себастьян заметил: его старший друг и наставник, наевшись десерта, наблюдает за своим протеже. Не желая посвящать великого инквизитора в слишком личные подробности своих сомнений, молодой человек хотел сменить тему, но дон Рикардо опередил его:
– Три года назад я был удивлён, как легко вы согласились поступить на службу святому суду.
– Вы помните, как я добился снятия обвинений с полковника де Мендоса?
– Конечно. Я приехал помочь старому другу и был рад, что моя помощь уже не нужна. Вы сумели вскрыть подлог интенданта и с блеском доказать невиновность полковника.
– Наши офицеры от меня ожидали иного – что я, как лучший в полку фехтовальщик, вызову обвинителя на дуэль. Я понял, что это ничуть не поможет, потребовал показать мне бумаги. Правда, пригрозив поединком, но об этом забыл рассказать – не считал важным.
– Но обвинение было снято!
– Способ показался моим друзьям странным. Конечно, они ничего не сказали, но былая сердечность между нами пропала. Я не хотел ничего им доказывать, не стал объяснять, что важнее помочь своему командиру, чем похвастаться мастерством в фехтовании. Никто не был удивлён, что с военной службы я перешёл на службу святому суду.
Дон Рикардо не стал делиться секретом, что он лично и долго убеждал полковника де Мендоса не отговаривать молодого офицера от необычного для человека его круга решения. Помолчав, великий инквизитор попросил рассказать о другом крупном деле – обвинении в колдовстве графини де Гарофа. Следователь задумался.
– Поначалу дело казалось мне крайне глупым. У графини нашли составляющие приготовления зелья. Какие-то травы, дохлую мышь…
– Неужели? И что при допросе?
– Ну показал я ей дохлую мышь, – дон Себастьян встряхнул головой и потёр лоб. – Графиня хлопнулась в обморок.
– Настоящий? – великий инквизитор слушал рассказ о допросе и улыбался, в красках представляя себе, что может устроить женщина, которая одновременно и боится обвинителя-инквизитора, и жаждет его мужского внимания.
– Конечно. Где стояла, там рухнула. Что такое притворный обморок? Женщина выберет позу, взмахнёт руками, жалобно вскрикнет… присмотрит, куда ей сподручней упасть – диван, кресло…
– Ваши объятия… – не удержался от шуточки дон Рикардо, тут же состроив серьёзную мину.
– Графиня действительно с перепугу потеряла сознание, пришлось выплеснуть стакан воды ей в лицо. Она очнулась, стала хватать меня за руки, нести какую-то чушь.
– Надеюсь, при этой занятной сцене были свидетели?
– Секретарь и дуэнья. В словесном потопе, который она обрушила на мою голову, рациональное зерно всё же было: она подозревала в навете кузена и наследника мужа – дона Диего де Мондего, нового графа де Гарофа.
– Вот как? Дон Диего хлопотал в столице за снятие обвинения. Вы опередили его.
– Всё было подстроено так топорно, что дона Диего легко заподозрить в попытке заставить вдову выйти за него замуж, не дожидаясь окончания траура, главное – раньше, чем в Сегилью приедет отец доньи Эстрельи. Для каких-нибудь лавочниц… – дон Себастьян помрачнел, но тут же взял себя в руки. – Для простолюдинок, таких, с позволения сказать, доказательств хватило бы, но не для дочери графа Теворы и вдовы графа Гарофы.
– Удивительно, что дело вообще возбудили.
– Возбудили на месте, где граф Гарофа всем заправляет, и потом передали в Cегилью.
– Получается дело о клевете. Хотя обвинить дона Диего…
– Я съездил в поместье графа и допросил прислугу… женскую. Разбойников легче допрашивать! – молодой следователь сделал большой глоток кофе, поморщился и пожалел, что на столе нет вина. – Слёз, визгу, клятв… Если хоть чуть разобрать это светопреставление, подозрительней всех камеристка. Но с ней случился припадок.
– Обморок, припадок. Сочувствую вам, сын мой.
– Дело куда хуже. Я не знал, вызывать лекаря или экзорциста.
– Неужели? – дон Рикардо от волнения подался вперёд, уронив на тарелку очередное пирожное. – Вы заподозрили, что женщина одержимая?
– Раньше никто не замечал за ней признаков эпилепсии. Я отправил её в монастырь, под присмотр матери Анхелики, и отложил пока это дело. Вы понимаете, если колдовство всё же найдут, девушку ждёт костёр, даже если она такая же жертва, как донья Эстрелья.
– Да, и первый подозреваемый – дон Диего.
– Какая-то чушь… С графини обвинения я, конечно же, снял. Обыкновенная глупая женщина. Если она ведьма, то я император Китая.
– Со смертью мужа графини всё чисто?
– У меня нет причин сомневаться в расследовании дона Бернардо. По его словам, дело вполне заурядное – картёжник и бабник нарвался на поединок из-за гулящей девки.
– Бедная донья Эстрелья.
– При подобном вдовстве никто её не осудит за новый брак в ближайшее время. У дона Диего вполне мог быть расчёт воспользоваться сложившимся положением. К тому же, граф Тевора не получил вовремя известия о том, что его дочь обвинена в колдовстве. Он ответил уже на моё письмо, и писал о полном неведении.
– Интересные дела творятся в Сегилье.
– Не боитесь не уснуть после кофе?
– Не беспокойтесь, сын мой, почитаю немного, да и усну. Я очень рад видеть вас, дон Себастьян. Благодарю за беседу. И призываю вас быть осторожным.
– Благодарю. Я выхожу один очень редко, всегда вооружён, – молодой человек встал и поклонился, собираясь уйти. – Доброй ночи.
– Доброй ночи, сын мой. Увидимся перед моим, увы, скорым отъездом из прекрасной Сегильи.
Попрощавшись, дон Рикардо подумал – что дальше? Его юный друг не из тех, кто, принимая обеты, сразу думает половчее их обойти. Сколько иначе он может оставаться следователем инквизиции? Год, два или три? Что потом? Впрочем, срок может оказаться достаточным для исполнения ближайших планов великого инквизитора.