Я застонал, голова у меня раскалывалась, как будто мне в неё прилетела шайба, а я был без шлема. Не раскрывая глаз, я схватился за неё руками. В лицо мне дул тёплый ветерок, неподалёку защебетали птицы.
«Так, стоп, – щёлкнуло у меня в мозгу. – Какой тёплый ветерок, какие птички? Сейчас ведь метель, зима на дворе».
Быстро открыв глаза, я огляделся, и мне стало плохо.
«Это у меня глюки или головой об камень так хорошо приложился? – пришла первая мысль. – Или, может, я уже умер и нахожусь в раю?»
Вторая мысль заставила меня вспотеть ещё сильнее, приподняться и сесть на землю.
Глаза, уши, нос, пальцы – всё говорило о том, что окружающее существует на самом деле. Я сидел на опушке зелёного леса, а тёплый ветер приятно обдувал вспотевшее лицо. Всё ещё ничего не понимая, я встал и ещё раз огляделся. Теперь я уже точно запаниковал, в сердце ворвался жуткий страх и я в отчаянье заколотил себя кулаками по ногам.
Позади меня был лес, а спереди и по сторонам – поле зреющей пшеницы, её я видел раньше в посёлке у дедушки. Вокруг меня было не только лето, но и полностью незнакомая местность. Асфальтовой дороги не было и в помине, куда ни глянь – всюду или лес, или поле.
Через некоторое время ноги, по которым я так здорово прошёлся кулаками, начали болеть, и мне пришлось прекратить собственную экзекуцию.
– Так, Макс, хватит паниковать, – приказал я себе. – Успокойся и приведи себя в порядок. В передачах по телевизору показывали всякое, возможно, тебя просто забросило на другую сторону земного шара, где сейчас лето. Нужно пойти, найти людей и узнать, куда я попал.
Решив это для себя, я обрёл спокойствие. Поскольку я сильно вспотел, находясь в зимнем пуховике, шапке и перчатках, то для начала разделся до рубашки и, подобрав валявшуюся неподалёку палку, связал всю одежду в узел и продел получившийся ком через неё, как обычно вешал свой мешок с формой на клюшку.
Тёплый ветерок приятно дул, обдувая мокрое тело со всех сторон.
– Так, куда идти? – спросил я сам себя.
Идти было всё равно куда, так как дороги в наличии не имелось.
– Если всё равно, куда идти, то пойду по краю поля, ведь кто‑то же его засеял, и ему может не понравиться, если я потопчу пшеницу, – рассудил я.
Определившись с направлением, я двинулся в путь.
«Странно, – подумал я, – воздух тут даже чище, чем у дедушки в тайге. Интересно, куда я попал? Что за страна такая? Может быть, Южная Америка или Африка?» – С географией я не очень дружил, поэтому не смог ответить на свой вопрос.
Вдруг я услышал звук ударов и смех подростков.
– Люди, – облегчённо вздохнул я и пошёл в ту сторону.
Подойдя ближе, я увидел дикую сцену: группа подростков в странных одеждах, одного возраста со мной, окружили лежащего на земле старика и пинали его ногами, радостно гогоча, когда тот дёргался от ударов.
Старика я разглядел с трудом, подростки его загораживали, но я успел заметить, что он также одет в старинные одежды, как будто сошёл со средневековой картины: чёрный с серебром камзол с рукавами‑«фонариками» и смешные чулки, выходящие из «фонариков»‑шорт. Подростки, впрочем, были одеты точно так же.
– Ну что, дедуля, отпишешь на меня свою землю? – внезапно раздался голос одного из подростков, одетого лучше других. – Обещаю, я буду хорошим наследником и буду тебя кормить… иногда.
Услышав его последние слова, шестеро подростков опять заржали.
Я сначала не поверил своим ушам, но хоть подростки и говорили на незнакомом мне языке, но я их прекрасно понимал и, пожалуй, даже смог бы ответить им на этом же языке. Неведомым для меня образом в голове моей также было множество других знаний: о каких‑то гномах, орках, различных мерах измерений, особенностях произношений и прочем. Едва я стал копаться в этом слое знаний, как у меня дико заболела голова.
«Позже разберусь с этим», – решил я, сначала нужно определиться, где я.
«Интересно, куда же я всё‑таки попал», – подумал я, слушая речи подростков. Хоть я и понимал их, но внутренне чувствовал, что такого языка не слышал по телевизору.
Тем временем старик что‑то тихо ответил подросткам, и те, словно взбесившись, опять набросились на него, пиная ногами. Такого выдержать было уже нельзя: хоть врагов было очень много, но оставить старика им на растерзание я не мог.
Сняв одежду с палки, я поудобнее её перехватил и с диким криком бросился на подростков, мечтая, что они испугаются и убегут. Те, едва завидев меня, сначала побледнели, но, поняв, что я один, заухмылялись и, вытягивая из ножен на поясах короткие узкие мечи, шагнули мне навстречу.
Я напрягся, их железки выглядели уж очень натурально, мне ли не знать, как блестит сталь, играя на солнце отполированными гранями.
– Сейчас мы этого простолюдина распустим на лоскуты, – проговорил один из них, делая знак рукой остальным.
Все замерли, а он приближался ко мне, помахивая мечом с лезвием в два пальца шириной.
У меня по спине пробежали мурашки – я понял, что меч действительно настоящий, а не пластиковый муляж из магазина, крашенный серебрином. По уверенному и наглому лицу пацана я понял, что он не шутит и меня действительно сейчас нашинкуют.
«Блин, куда я попал, – испугался я, – не похоже, что тут кино снимают: нет ни камер, ни других актёров».
– Ну что, деревенщина, страшно? – усмехнулся парень, довольно улыбаясь. – Если упадёшь на колени и вылижешь мне языком сапоги, то, так и быть, не буду тебя убивать. Подрежу только уши, чтобы следующий раз знал, как мешать графу Рональду.
От безысходности я выставил перед собой палку. Подростки отвлеклись от старика и дружно захохотали над моей, безусловно, глупой выходкой: противопоставить мечу кривую палку.
– Ромуальд, проткни его быстрее, – крикнул лучше всех одетый подросток, выглядевший главарём этой банды, – а то прискачет управляющий и всё веселье нам испортит.
Старик приподнялся с земли и, видимо, хотел мне что‑то крикнуть, но удар ногой поверг его на землю, заставив зайтись в тяжёлом кашле.
– Вы чего, гады, творите? – только и смог прошипеть я. – Приедет милиция, и вас посадят надолго.
Подростки снова засмеялись. Стоявший напротив меня пацан взмахнул мечом и срубил часть палки, которую я выставил в качестве блока. Руки обожгло болью от удара, но я смог сдержаться и не бросить остаток бесполезной деревяшки: почему‑то я держался за неё, как утопающий за соломинку.
– Ромуальд, чего ты там возишься? – капризно спросил один из подростков, обращаясь к моему противнику.
– Хочу поиграться с ним, – ответил Ромуальд, выбивая остатки палки у меня из рук. – Чтобы ты знал, смерд, – сказал он перед следующим взмахом меча, – никто не спасёт ни тебя, ни этого старикашку.
Меч нёсся ко мне с большой скоростью, и только мои вратарские навыки позволили мне от него уклониться. Я отпрыгнул назад и едва не упал.
– Прыгучий какой, – рассмеялся подросток, делая колющий выпад.
От этого удара я опять уклонился, уйдя влево.
– Ромуальд, – крикнул главарь шайки, – мне самому им заняться? Ты смерда заколоть не можешь?
– Но, Рональд, – ответил немного обескураженный подросток, видя, как я уклоняюсь от его выпадов, – он сколький, как змея.
– Ну так наколи его, как змею, – ответил подросток, чем вызвал смех остальных своих друзей.
Следующие две минуты я прыгал и скакал, как настоящий кузнечик, с трудом уклоняясь от свистящего меча. Правда, один раз я сплоховал, и кончик меча коснулся плеча, располосовав рубаху. Плечо обожгло болью, показалась кровь.
Увидев её, противник радостно вскрикнул и бросился атаковать с удвоенной быстротой. Я понял, что смогу продержаться от силы пару минут. Если до этого меня выручала моя скорость, то теперь я основательно выдохся, к тому же текущая кровь здорово действовала мне на нервы, заставляя сердце сжиматься от страха.
– Ага, – завопил Ромуальд, увидев, что я споткнулся о камень и растянулся на земле, – допрыгался, холоп!
Он занёс надо мной своё оружие, и я уже приготовился к смерти, как вдруг меч с громким звоном вылетел из его руки. Я удивлённо посмотрел на подростка и, видя, что он сам находится в ещё большем недоумении, посмотрел туда, куда упал меч. Оказалось, что рядом с ним лежит сломанная стрела с четырёхгранным наконечником.
Сразу вслед за этим, с совсем небольшим промежутком, ещё пять стрел выбили мечи из рук других подростков. Те закричали от боли, тряся выбитыми кистями. Один из них попытался поднять оружие, но прилетевшая со стороны пшеничного поля стрела пробила ему ногу – подросток упал на землю и закричал от боли.
Вся банда с испугом замерла на месте, а затем, подхватив раненого под руки, бросилась наутёк, поняв, что стрелок не шутит и может перестрелять их, как куропаток. Их мечи остались лежать на земле.
Я с трудом поднялся и пошёл к старику, едва переставляя натруженные прыжками ноги.
– Дедушка, с вами всё в порядке? – вежливо спросил я, поднимая старика с земли и отряхивая его странный наряд от пыли.
Старик по‑прежнему кашлял, но уже не так сильно.
– Нет… кхы… но мне уже… кхы… кхы… лучше, – проговорил он, поднимаясь с земли и опираясь на моё плечо.
– Хозяин, как вы? – раздался голос сзади меня, и я с испугом повернул голову.
С поля к нам выходил ещё один старик, только вооружённый длинным, в свой рост, луком. На спине у него висел колчан со стрелами. Я понял, что это и есть тот неизвестный стрелок, который спас нас со стариком.
– А, это ты, Гран, – улыбнулся пострадавший подходящему лучнику, который сразу же подхватил старика с другого бока. – Ты, как обычно, вовремя, сколько раз ты уже мне жизнь спасал, я уже сбился со счёту.
– Хозяин, ну что вы, – ответил второй старик. – Да если бы не вы, то моих детей растерзали бы собаки графа Рональда, и потом вы дали денег, чтобы моя семья переехала в другое герцогство. Я у вас в неоплатном долгу.
– Перестань, Гран, – грустно улыбнулся старик, – ты начал спасать мне жизнь ещё во времена Первой войны магов. Так что это я в долгу перед тобой.
– Уважаемые дедушки, – перебил я их, – может, быстрее смотаемся отсюда, пока они не вернулись с подкреплением? Я предлагаю обратиться к местным органам правопорядка и написать жалобу на действия этих хулиганов. Их должны наказать, они чуть не убили меня и вас.
Старики непонимающе на меня посмотрели, и тот, кого другой называл хозяином, ответил:
– Не знаю, кто ты, юный отрок, но у нас нет, как ты сказал, «милиции», и я даже не знаю такого слова. Так же точно то, что графа Рональда никто никуда не посадит, его отец – герцог Нариг. Единственное, в чём ты прав, так это в том, что нам нужно быстро уходить отсюда, пока они не вернулись за своими мечами.
Я поднял свои вещи, и мы зашагали в сторону, указанную Граном, бережно помогавшим идти своему хозяину.
Пока мы шли, я решил что больше не буду высказывать свои мысли, пока не разберусь, куда я попал: все эти графы, мечи, «хозяины», Первые магические войны сбивали меня с толку. У меня было такое чувство, что я попал в сказку для детей или в Средние века.
«Но ведь этого просто не может быть, – поправил я себя, – этого просто не может быть».
Очень скоро мы вошли в деревню, и навстречу нам высыпала толпа людей. Глядя на их облачение, я понял, что они одеты очень просто, так, как крестьяне во всевозможных фильмах о сказочных рыцарях, спасающих принцесс. Не хватало только самих рыцарей.
Женщины с жалостью всплёскивали руками, а мужчины недовольно морщили лица, когда мы проходили мимо них.
– Скоро хозяина убьют, а нас отдадут герцогу Наригу, он‑то с нами поквитается за то, что пошли против его воли и не сбежали к другим господам, – услышал я шепот одной из женщин.
– И без того его солдаты топчут наши поля и насилуют наших дочерей, – заплакала та, которой адресовались эти слова, – лучше бы барон согласился и переписал последнюю деревню герцогу.
– Не вашего ума дело, бабы, – прикрикнул на них стоявший рядом мужик, – наплачетесь ещё горькими слезами, когда перейдём к герцогу и его похотливому сынку.
Весь разговор я слышал, и во мне стало зреть огромное зерно сомнения: что, если я попал в какой‑то параллельный мир и мой дом вовсе не здесь, а неизвестно где? Нужно срочно искать мага или волшебника, который отправит меня домой.
От этих мыслей на глаза мне навернулись слёзы, и, чтобы их никто не увидел, я сделал вид, что в глаз попала соринка.
За деревней мы прошли через большой фруктовый сад и вышли на дорогу, ведущую к небольшому замку. Я от восхищения открыл рот – это действительно был самый настоящий замок со всеми полагающимися ему атрибутами: рвом, подъёмным мостом, крепостной стеной с воротами, развевающимися знаменами на остроконечных вершинах угловых и центральной башен. Такое я раньше видел только на картинках или в кино.
Правда, когда мы подошли ближе к воротам, действительность оказалась куда неприглядней: от рва остался лишь небольшой бру́ствер1, мост был без цепей и вряд ли когда‑нибудь сможет быть поднят. Сам же замок был похож на идущих рядом со мной стариков: он явно знавал лучшие времена.
Даже мне было понятно, что замку нужен срочный ремонт, так как ветхие стены грозили обрушиться сами, не дожидаясь осаждающих их войск.
– Хозяин, что случилось? – раздались крики из замка, и навстречу нам выбежали две пожилые женщины, которые, осматривая нас, горестно запричитали.
– Так, всем молчать! – приказал старик, в голосе которого неожиданно зазвенел металл. – Этот юноша спас меня от графа Рональда и является моим почётным гостем. Выделите ему гостевую комнату, ближайшую ко мне.
– Но, хозяин, – перебила его одна из женщин, – там давно нет мебели, мы всё сожгли этой зимой, так как не было дров. Мы можем его устроить только в помещении слуг, это единственное место, где остались лавки.
Старик виновато посмотрел на меня.
– Вы не расстраивайтесь, дедушка, – поспешил успокоить я его, – я у вас ненадолго задержусь, приведу себя в порядок и завтра пойду искать магов.
Как только я сказал последнее слово, то понял, что опять ляпнул не то. Лица всех присутствующих стали земляного цвета, а Гран вообще подскочил ко мне и заткнул рот ладонью, озираясь по сторонам.
Старик так же осторожно огляделся, но, видимо, успокоившись, тихо произнёс:
– Я не знаю, кто ты, юный отрок, но, если тебе дорога жизнь, никогда не произноси этого слова в нашем королевстве. Да и вообще, если хочешь прожить чуть дольше, чем пару минут, не произноси этого слова вслух. Если на тебя просто подумают, что ты ищешь связи с неназываемыми, тебя казнят, но сначала будут пытать две недели, чтобы вызнать о них больше.
Видя состояние окружающих, я понял, что они ни капельки не шутят, и решил отныне вообще держать рот на замке, пока не разузнаю, куда я попал.
– Иди умойся, отдохни с дороги, устройся на ночлег, – продолжил уже спокойным тоном старик, – а через два часа, за ужином, ты нам всё расскажешь.
Я поблагодарил его и отправился вслед за женщинами, которые тут же стали меня расспрашивать, кто я, откуда, почему одет в такую странную одежду, как познакомился с бароном Кроном. Я тут же придумал легенду, которой собирался придерживаться в дальнейшем. Ничего не помню, кто я – не знаю, очнулся в лесу, брёл куда глаза глядят и встретил барона, на которого напали. Так мы и познакомились.
Женщины поохали и погладили меня по голове, говоря, что потерять себя – это самое страшное, что может случиться с человеком.
За этими разговорами мы пришли в небольшое полутёмное помещение в угловой башне замка. Там было всё: от кухонных очагов до лавок, заваленных тряпьём и шкурами.
– Ну вот, это твоя лавка, – кивнула мне одна из женщин, когда закончила перевязку моего поцарапанного мечом плеча.
Я посмотрел на указанное ею место.
– Бедный Таль скончался от холода этой зимой, и больше некому носить дрова в замок. Не Грану же или безрукому их таскать.
Я поблагодарил её и направился к лавке. Кругом стояла такая вонь, что я сморщил нос. Как они вообще тут живут?
Идя к лавке, я наступил на мышь и отпрыгнул, когда несколько десятков этих тварей бросились от меня врассыпную, недовольно попискивая. Меня едва не стошнило, а когда я разглядел в полутьме, что лежащие на лавке тряпки чуть шевелятся, то, едва сдерживаясь, бросился наружу. В этом месте я точно спать не буду.
Выскочив из башни, я осмотрелся, ища, где бы мне остановиться на ночь. Тут я услышал до боли знакомые звуки, которые всколыхнули мою кровь, – где‑то тут была кузня, и в ней кто‑то работал. Я двинулся туда с мыслью: лучше напрошусь ночевать в кузне на свежем воздухе, чем лягу в том клоповнике.
Обогнув угол башни, я увидел то, что искал. Кузня стояла на заднем дворе замка, отдельно от всех построек, именно оттуда раздавались звуки ударов молота о металл. Подойдя ближе, я был приятно удивлён: кузня оказалась лучшим строением в этом замке – ни одного покосившегося или выпавшего камня, кроме того, всё было промазано глиной.
«Видимо, здесь работает настоящий кузнец», – с уважением подумал я, заходя под навес.
Хозяин кузни оказался ростом вровень мне, правда, в ширину был как большой двустворчатый холодильник в доме маминых друзей. Я встал слева от наковальни, за спиной кузнеца, и стал наблюдать за совершающимся таинством. Кузнец ковал подкову, медленно, аккуратно проковывая каждый её миллиметр. Почувствовав, что в кузне кто‑то есть, он повернулся, и я невольно разинул рот. Больше всего меня поразило не то, что вместо рук у кузнеца были металлические протезы в виде клещей и молотка, а то, что он был гномом. Классическим таким гномом из кинофильмов и фэнтезийных книг, что я иногда почитывал. Низкие надбровные дуги, нос картошкой, борода, заправленная в кожаный фартук, маленькие косички, висящие из‑под кожаного колпака на голове, – в общем, на меня недовольно смотрел яркий представитель Подгорного племени. Память услужливо подсказала обычное приветствие гномов, и я рискнул поприветствовать недовольного гнома на его же языке, который я, оказывается, тоже знал.
– Приветствую мастера Подгорного племени, – обратился я к нему на гномьем языке, как услужливо подсказала неизвестная часть моей памяти, как «основном наречии Подгорного племени».
Брови гнома немного поднялись, но тут же вернулись на место. Он внимательно на меня посмотрел, и его брови снова поднялись вверх. Неожиданно, так же на гномьем, он произнёс:
– Надевай фартук, бери молот и сделай мне подкову.
Я удивлённо на него посмотрел, но спорить не стал. Сняв одежду, чтобы не прожечь её, я остался в одних трусах. Затем надел фартук и, взяв горновые клещи для закладки металла в горн, подошёл к куче лежащих обрезков металла, выбрал кусок, подходящий по размеру для подковы, и сунул его в огонь. Гном тем временем закончил работу и положил подкову на камни рядом с половиной деревянной бочки, по которой журча бежал ручей, держа её всегда полной.
Гном отодвинулся от наковальни и внимательно стал на меня смотреть. Поняв, что он устраивает мне проверку, я не захотел подвести своего дедушку и постарался вспомнить всё, чему он меня учил. Странно, но все мои знания прекрасно вспомнились, даже те слова деда, которые, как я думал, навсегда забыл. Особенно странно это было потому, что я помнил слова деда и отца только касаемо кузни и металла, а всё остальное вспомнить не мог, как ни старался.
Подойдя к горну, я посмотрел вниз. Там располагались ножные мехи, с помощью которых, со слов деда, раньше в горн для увеличения температуры пламени закачивался воздух. Затем я посмотрел в горн и увидел, что угли пышут жаром.
«Всегда сбрызгивай угли водой, – вспомнились слова деда, – так и стабильный нагрев металлу дашь, и он быстрее нагреется». Я зачерпнул ковшом воды из ручейка и слегка сбрызнул угли: они зашипели и покрылись чёрной коркой. Отложив ковш, я стал давить ногой на меха, разогревая угли и металл. Временами, когда с углей сходила чёрная корка, я снова сбрызгивал их водой.
Посмотрев на цвет куска металла, лежащего в горне, я задумался: в зависимости от марки металла или стали существовала и температура его нагрева. По идее, работая с незнакомым материалом, я должен был засечь все цвета, которые проходит металл до пережога, но мне не хотелось портить заготовку на глазах у гнома, поэтому я повернулся к нему и решил пока разговаривать с ним на гномьем:
– Цвет?
Гном хмыкнул и ответил:
– Белый.
Поработав мехами, я довёл кусок железа до белого каления. Прежде чем достать его из горна, я подошёл к уже выкованной гномом подкове и, взяв её ковочными клещами, осмотрел со всех сторон: нужно было уточнить форму, наличие шипов и прочие нужные вещи. Запомнив всё это, я подошёл к горну, вытащил клещами поковку, взял в руки небольшой молот и нужные для формирования подковы инструменты: дорожник, пробойник, шпильку.
Странно, но всё, что сейчас делал самостоятельно, я бы никогда не смог повторить дома без дедушкиной помощи. В этом странном месте, в которое я попал, все, что когда‑либо о металлах говорил дед, всплывало в памяти так отчётливо, будто это было сказано им вчера.
«Жаль, что только о металле», – с сожалением подумал я.
Поэтому, помня всю последовательность действий, я начал работать: сначала вытащил полоску металла, сделал с помощью инструментов шипы на концах, затем прорубил гвоздевую дорожку. Когда я закончил первый этап, руки мои едва держали инструмент и тряслись от усталости – всё же навыка работы у меня было меньше, чем знаний. Но, держась на одной воле, я смог закончить первый этап работы и снова сунул полоску в горн для нагрева, поскольку она уже остыла. Когда заготовка снова стала белой, я вытащил её и сделал средний шип, а также пробил отверстия под гвозди.
Затем снова положил её в горн. Пока почти готовая подкова грелась, я опять взял в руки уже остывшую подкову, выкованную гномом, и ещё раз оглядел её: на третьем этапе ковки нужно было согнуть заготовку по шаблону, потом отбухтовать внутреннюю кромку и, наконец, выровнять.
За один проход у меня это сделать не получилось, пришлось ещё два раза нагревать металл, чтобы закончить всё необходимое. Когда я клещами выносил готовую подкову, чтобы положить её на камни для остывания, то едва держался на ногах: руки и ноги дрожали от непривычной работы, пот заливал мне лицо, а ладони грозили вскоре покрыться нешуточными мозолями. Но, украдкой глядя на гнома, я был счастлив, и моё самомнение стремительно увеличивалось – во время моей работы выражение лица гнома менялось, как погода. Сначала оно было презрительным, затем стало проступать удивление, потом недоумение, а теперь, когда я выложил подкову для остывания, гном выглядел откровенно ошарашенным. Его высоко поднятые брови и закушенная во рту борода выдавали крайнее изумление.
Не говоря ни слова, он подошёл к ещё не остывшей подкове, взял её клещами протеза, поднёс к глазам и внимательно осмотрел.
Когда моя гордость за себя стала выплывать наружу в виде счастливой улыбки на пол‑лица, гном обрушил меня на землю, обломив всё:
– Качество плохое, ковка отвратительная, подкова годится, только чтобы на забор повесить, воров отгонять. И то навряд ли поможет, – закончил гном свою речь.
Повернувшись ко мне спиной, он выбросил с таким трудом сделанную подкову в кучу железного хлама, который лежал перед кузней.
– Работа, конечно, отвратительная, – повторил гном, задумчиво глядя на меня, – но я бы взял тебя в подмастерья. Согласен?
Я кисло улыбнулся ему и ответил:
– Я не планирую здесь задерживаться, скорее всего, завтра‑послезавтра уйду из замка, так что спасибо вам за предложение.
Гном проворчал:
– Первый раз в жизни беру себе подмастерье, да ещё какого‑то человека, пусть и говорящего на нашем языке, и тот отказывается. Да за одну только возможность поработать со мной многие в Тарских горах отдали бы руку.
Я склонил голову:
– Мне правда нужно будет уходить, уважаемый мастер.
Гном недовольно отвернулся и вышел из кузни. Я сложил все инструменты, которыми пользовался, и решил, что лучше действительно переночевать тут, чем в том клоповнике. Постелив на землю большой кожаный фартук, я уложил на него сверху свои зимние вещи – получилась, конечно, не перина, но я не привередничал.
Тут же, в кузне, я умылся и даже сполоснулся по пояс после тяжёлой работы, правда, вода в ручье была обжигающе холодной.
«Стоит привыкать к таким условиям, – грустно подумал я, – возможно, ванну и душ я увижу не скоро». Думать об этом совершенно не хотелось, поэтому я решил отложить все мысли до разговора с бароном.
Ужин у барона был предельно простым: сыр, краюхи хлеба и жареное мясо. Но я был настолько голоден, что уплетал всё за обе щёки. Правда, от меня не укрылся внимательный взгляд барона и его кивки Грану на то, как я лихо управляюсь двузубой вилкой и ножом. Когда я и барон насытились, со стола было убрано, и мы остались вдвоём.
– Для начала давай познакомимся, мой юный спаситель, – с улыбкой спросил меня барон.
– Максим Кузнецов, – представился я неполным именем, что‑то удержало меня от произнесения ещё и отчества.
– Барон Крон, владелец этого замка и окрестных деревень, – представился он, но потом сконфуженно поправился: – Деревни.
Я сделал вид, что не заметил этой оговорки, и спросил его:
– Господин барон, я совершенно не помню себя и хотел спросить у вас, как у умудренного жизнью человека: кого мне стоит поискать, чтобы мне помогли обрести память?
Барон довольно улыбнулся при слове «умудрённого» и ответил:
– Похвально видеть в молодом поколении уважение к старческим сединам. С такой проблемой, как у тебя, я ни разу не сталкивался. Возможно, тебе стоит показаться нашей знахарке, живущей на краю леса, она единственная в этих краях, кто может чем‑то помочь.
Я нахмурился, знахарка меня точно не устраивала, и спросил:
– А как же маги или волшебники? Их вообще реально найти?
При моих словах барон вздрогнул и испуганно заозирался.
– Максимильян, ради Единого, никогда больше не произноси этих слов. Запомни, у стен есть уши, и если даже при поношении короля эти уши будут безучастны, то, поверь мне, за одно только слово о неназываемых тебя потащат в пыточную.
Я вздрогнул от его слов, было похоже, что старик не шутит, а боится всерьёз. Что, если он говорит правду?
– Что такого произошло, раз неназываемых так боятся? – спросил я.
– Войны магов, – тихо ответил барон. – У всех ещё свежи в памяти Первая и Вторая магические войны. Тогда неназываемым почти удалось захватить королевство, и только вмешательство Священного Ордена паладинов Нашего Господа помогло королю уничтожить магов и их войско. Правда, считается, что Круг Семерых до сих пор жив и плетёт очередной заговор с целью захвата мира. Именно поэтому любой, кто просто заикнётся о неназываемых, будет казнён – слишком велик страх властей перед ними и их слугами. Так что, если тебе дорога жизнь, никогда не спрашивай о них и тем более не назовись их последователем, иначе за твою жизнь я не дам и асса.
– А что в этих войнах произошло‑то? – поинтересовался я у него. – Почему все так боятся неназываемых?
Барон опять, скорее в силу многолетней привычки, чем из соображений безопасности, оглянулся вокруг и тихо ответил:
– Круг Семерых использует магию, а она запрещена Единым Богом как богомерзкое занятие и отрава человеческих душ. Семь неназываемых Круга на полях битвы Первой войны использовали магию Смерти, поднимая павших солдат и направляя их против живых. Именно после этого во всех королевствах было запрещено даже произносить название магии и магов. Паладины Единого Бога огнём и мечом долго выжигали подобную скверну везде, где её находили. Сколько тогда погорело травников и знахарок, обвинённых в пособничестве неназываемым, – не счесть. Костры с людьми горели, не угасая, в каждой деревне и селе до тех пор, пока паладины не заявляли, что данная деревня очищена от скверны. Не приведи Единый, чтобы паладины вернулись снова, а это случится обязательно, если дознаются о пособниках неназываемых. Ещё раз заклинаю, никогда и нигде не произноси этих слов.
Я от его слов погрустнел и спросил:
– А если мне очень нужно встретиться с магом, то у кого это можно хотя бы спросить?
Барон тяжело вздохнул и, оперев подбородок на руку, ответил:
– Если ты так упорствуешь, то следующий подобный вопрос вне стен этого замка ты задашь уже палачу. За донос на слуг неназываемых объявлены крупные награды, поэтому первый же встречный, у которого ты об этом спросишь, побежит и сдаст тебя с потрохами. А после того как ты под пытками во всём сознаешься, сюда придут паладины, и вновь в округе запылают костры.
Я неверяще смотрел на барона, и мысли в моей голове заметались.
«Ну как же так, во всех книгах обязательно находился либо маг, либо добрая богиня, которым нужен был прибывший из другого мира герой. Они обязательно встречали его, и, выполнив их задание, герой становился богатым, счастливым и возвращался домой. Что же теперь делать? – в панике думал я. – Как спастись, если нельзя даже говорить о магах? Каким образом мне попасть обратно, домой? А родители, они же наверняка забеспокоятся! А ребята, как же они будут без вратаря?»
Но, конечно, больше всего я волновался о своей семье.
«Мама же с ума сойдёт от беспокойства! Всё равно придётся предпринять попытки по поиску магов, – решил я. – Только теперь, зная такие подробности, больше слушать, чем говорить».
– Да, кстати, не хотел тебя огорчать ещё больше, – сказал барон, видя мою задумчивость, – но из замка тебе уходить нельзя.
– Это ещё почему? – возмутился я.
– Ты ещё не забыл, от кого ты меня спас? – тихо спросил барон.
– Их забудешь.
– Так вот, как я уже говорил, – это был граф Рональд, младший сын герцога Нарига, владельца нашей провинции Шатар, к тому же приходящегося родственником королю. У него в подчинении множество рыцарей, не говоря уже о вассалах и воинах.
– И как это относится ко мне? – не понял я.
– Я надеюсь, у тебя есть бумаги, подтверждающие твоё дворянское звание? – взволнованно спросил меня барон.
– Э‑э‑э нет, – не поняв, о чём идёт речь, ответил я.
– Это плохо, очень плохо, – ответил барон, схватившись руками за голову, – теперь у тебя два варианта: либо бежать сию секунду, либо умереть.
Я закашлялся от таких альтернатив.
– Но почему?
– Простолюдин, поднявший руку на дворянина, обязан быть выдан, и его сначала четвертуют, а потом голову насадят на копье и выставят на всеобщее обозрение, в назидание остальным. Если завтра приедут люди герцога, я буду обязан выдать тебя им, иначе мне бросят вызов на дуэль, несмотря на мой возраст, – покачиваясь на стуле, растерянно говорил барон.
Тут мне стало по‑настоящему страшно: мало того что нельзя произносить слово «маги», так ещё я оказался простолюдином, которого в любой момент может убить любой дворянин.