Дмитрий Распопов
Мастер клинков. Начало пути
«Блин, что же мне делать?» – пронеслись в голове мысли.
Барон покачивался на стуле, что‑то бормоча про себя.
– Тебе нужно бежать, иначе утром будет уже поздно, – внезапно произнёс он, – я снаряжу тебя и дам еды.
Я уже собирался встать, как в комнату, чуть не упав, ворвался Гран.
– Господин барон, у ворот люди герцога Нарига. Они требуют выдачи простолюдина, поднявшего руку на графа, его сына, и того, кто ранил барона Шаклю.
Барон от отчаяния застонал:
– Ты погиб, как же я сразу‑то не вспомнил об этом, старый дурак!
У меня подкосились ноги: умереть вот так, за то, что помог человеку, – это было нечестно.
– Сколько их, Гран? – спросил барон дрожащим голосом.
– Больше сорока, – испуганно ответил Гран.
Ведь эта же история касалась и его, это он ранил одного из тех подростков. Теперь всё было в руках барона: он мог выдать и меня, и своего старого верного слугу.
– Тебе сколько лет, мальчик? – внезапно спросил меня барон.
– Шестнадцать, – удивлённо ответил я.
– Теперь тебе для всех будет пятнадцать, и запомни это крепко‑накрепко, – твёрдо сказал барон и, повернувшись к слуге, приказал: – Гран, письменные принадлежности мне.
Слуга бросился выполнять.
– Слушай меня, мой мальчик, и запоминай, – быстро стал говорить барон, подойдя ко мне и шепча на ухо, – я усыновлю тебя и сделаю тебя своим официальным наследником. Я понял, это решит все наши проблемы: я не выдам своего спасителя и смогу отныне жить без нападок герцога и его сына. А у тебя будет целых три года, чтобы научиться владеть мечом. Как только тебе исполниться восемнадцать – на следующий день тебя вызовут на дуэль.
– Подождите, – остановил я его быструю речь, – какой наследник, какая дуэль, вы о чём?
– Потом, мой мальчик, всё потом, – ответил барон, беря принесённое Граном перо, палочку чернил и чернильницу, – сначала спасём тебя, Грана и меня.
Барон быстро что‑то написал на одном листке странного, похожего на тонкую выделанную кожу материала, затем написал ещё что‑то на другом листе и, приложив к обоим документам (на которые предварительно был накапан воск) свой перстень, быстро выбежал из комнаты.
Я в недоумении остался на своём месте и обратился к Грану:
– Что вообще происходит?
Старый слуга тепло мне улыбнулся и, поклонившись, ответил:
– Господин барон – благородный человек, его решение достойно рыцаря. Он сделал вас, молодой господин, своим наследником, и теперь вы после его смерти станете бароном, так как титул у хозяина наследуемый, будете владеть всеми его землями и замком. Единственное, что вам нужно сделать, – это за три года до вашего совершеннолетия научиться владеть мечом. Когда вам исполнится восемнадцать, вас обязательно вызовет на дуэль кто‑нибудь из окружения герцога. Думаю, он взбесится, узнав, что вы стали наследником тех земель, на которые он претендует. А за три следующих года его злость только усилиться. Лучшее, что вы можете сделать, молодой господин, – за эти три года научится владеть мечом.
Я недоумённо уставился на него, всё ещё не веря. Так я стал дворянином.
Глава 4. Барон Максимильян
Как ни странно, но барон Крон, теперь уже мой приёмный отец, поступил удивительно верно. Подписанные бумаги, утвердившие моё официальное звание преемника барона, давали нам всем три года отсрочки. Никто не решился бы нарушить королевский указ, запрещающий вызов на дуэль несовершеннолетних, – это каралось очень строго.
Солдаты герцога уехали ни с чем, а я с разрешения барона остался ночевать в кузне.
На следующее утро у нас с ним состоялся разговор, после которого моя судьба определилась на несколько ближайших лет. Барон ещё раз предупредил, что лучшим выходом для меня будет остаться в замке и учиться владению мечом, так как теперь моей жизни угрожала серьёзная опасность – герцог мог решить не дожидаться трёх лет, а через поставных лиц организовать мою гибель, от рук лесных разбойников например.
Барон серьёзно был озабочен моей безопасностью, поскольку, имея официального преемника, мог теперь чуть менее опасаться за свою жизнь. Также он отметил, что у меня будет больше шансов узнать хоть что‑то о магах после совершеннолетия в столице королевства. Как новоявленный барон, я обязан буду прибыть в королевский дворец и присягнуть на верность сюзерену, поскольку над бароном Кроном не было иной власти, кроме власти короля.
Свою клятву верности барон принёс на поле битвы именно королю, когда тот сделал из мало кому известного оруженосца барона Крона. Производство в рыцари состоялось после того, как король самолично увидел оруженосца, возглавившего отряд панцирников своего павшего господина и спасшего от гибели целый полк королевской конницы.
Поэтому после боя король лично произвёл героя в рыцари и наделил его землёй. Следующие походы, уже в качестве рыцаря и главы небольшого отряда, набранного из ополчения деревень, позволили ему добраться до наследуемого титула барона.
Правда, когда закончились войны и походы, барон был уже стар, и вместо ухаживаний за холёными и неприступными женщинами‑дворянками его вполне устраивали ласки служанок. Поэтому годы шли, а барон так и не обзавёлся наследниками, вследствие чего на его земли положил глаз герцог Нариг, сначала выкупая, а потом просто отбирая их у барона.
Насколько барон был хорошим воином, настолько плохим он оказался управленцем, и вскоре от него сбежали последние наёмники, которым он задолжал плату. С тех пор солдаты герцога и его вассалов творили на землях барона что хотели, а тот ничего не мог с этим поделать.
Сейчас в замке проживало всего пять человек вместе с бароном, да в последней деревне осталось тридцать пять домов с парой сотен жителей, которые обрабатывали свои поля и поля барона. Денег с продажи пшеницы едва хватало на мелкие нужды, в основном всё хозяйство велось тут же, в замке.
Самый большой доход давал заложенный когда‑то давно фруктовый сад, сейчас именно он спасал положение, так как у барона свежие фрукты покупал перекупщик и перепродавал куда‑то ещё. На эти деньги существовал сам барон и трое его слуг: Гран, повариха Марта и горничная Герда (она же по совместительству любовница барона).
На мои расспросы о гноме‑кузнеце жители замка, все как один, отзывались с крайним почтением. Спустя месяц проживания в замке я понял почему: вся округа знала о мастере и несла к нему на ремонт сломанную утварь, вела подковывать лошадей. Мастерство безрукого кузнеца было настолько велико, что слух о нём прокатился далеко за пределы баронства. Можно было сказать, что мастер Дарин был второй по прибыльности статьёй доходов баронства, именно поэтому на него все молились и надеялись, что никогда не наступит день, когда он решит покинуть барона. Ведь его постоянно приглашали к себе другие дворяне, которые ради встречи со старым мастером проезжали большие расстояния.
Но гном был непреклонен: когда‑то барон вытащил его из рук палача, и гном последовал за своим спасителем, оставив свой род. Что случилось тогда и как гном потерял руки – было величайшей тайной, которой ни гном, ни барон не делились ни с кем. Вот и ходили слухи один невероятнее другого.
Именно потому, что гном приносил доход своим ремеслом, он считался просто гостем барона, которому платили за работу, хотя на самом деле именно он был кормильцем всего замка. Эти сведения я вытянул из Грана, пока барон занимался с солдатами герцога.
Я потянулся и скривился, всё же спать на сырой земле – то ещё удовольствие. Я зевнул, поднялся с земли и сразу встретился взглядом с разъярённым гномом. Не давая ему раскрыть рот, я на местном языке сказал:
– Мастер Дарин, кузня – это единственное место в замке, где нет клопов и мышей.
Гном сначала недоумённо на меня посмотрел, потом расхохотался и с такой силой стукнул меня по спине, что я кубарем улетел под наковальню. Гном засмеялся ещё сильнее и, когда я, злой как чёрт, вылез из‑под наковальни, ответил:
– Просто невероятно, я знаю тебя второй день, а ты уже успел меня удивить и рассмешить.
– Ничего не вижу в этом смешного, – пробурчал я, поводя плечами: рука у кузнеца была как кувалда.
– Слышал я, ты будешь новый хозяин замка? – спросил он меня, прищурившись.
– Ага, – пробурчал я, ещё злясь на него, – и ваш новый подмастерье.
Гном снова захохотал, наклоняясь вперёд, при этом он, фыркая, произносил:
– Барон‑подмастерье.
– Что вы скалитесь всё время, – взбесился я, – может человек хотеть приносить пользу?
Гном после моих слов заржал ещё сильнее и едва не упал, но успел прислониться к горну. Я стоял, злобно кусая губу в ожидании, пока он нахохочется.
– Ну, малыш, давно я так не смеялся, чуть ли не со времён Гаракской битвы, – сказал гном, немного успокоившись. – Чтобы человек, вчера ставший наследником барона, захотел стать полезным, да ещё и столь оригинальным способом – став подмастерьем, – такого нет даже в самых смешных сказках. Ладно, человек, – сказал посерьезневший гном, протягивая мне протез с клещами. – Будем знакомы, Дарин, сын Дарта.
– Сэр Максимильян, – ответил я, пожав металлические клещи, – можно просто Макс.
Гном отпустил мою руку и сказал:
– Кстати, небольшое правило. То, что ты барон, вовсе не даёт тебе поблажек. Буду гонять как последнего гнома.
Я уныло кивнул:
– Почему‑то я так и подумал.
Гном снова зашёлся в смехе:
– Если кузнеца из тебя не получится, то уж странствующий комедиант – вполне. После барона‑подмастерья я ничему не удивлюсь. – Гном наклонился ко мне и сказал на ухо: – Лучше не рассказывай никому, что говоришь на гномьем языке, может возникнуть куча проблем, разговаривай со мной на шаморском.
Я удивлённо кивнул.
Уже вечером, когда я перетащил одну из скамей в кузню и лёг спать на столь непривычную кровать, я стал думать, почему вообще пошёл в подмастерья. Ведь я теперь почти барон и могу просто ничего не делать, денег у барона хоть и мало, но на жизнь хватит. Уже засыпая, я так и не смог ответить на этот вопрос. Что‑то внутри просто влекло меня к кузне помимо моей воли.
– Максимильян, – разбудил меня голос барона, – почему ты отказываешься спать в комнате, которую я тебе выделил?
Открыв глаза я увидел барона, недовольно на меня смотревшего.
– Господин барон, – ответил я быстро, – мне тут нравится, нравится запах металла, угля. Да и тепло тут ночью.
Не отвечать же барону, что в замке полно крыс и клопов, даже кровать, которую мне принесли из запасов самого барона и застелили не первой свежести простынями, кишела этими кровососами. Не привыкший к ним, я тогда так и не смог заснуть, решив на лето поселиться в кузне.
– Ну хорошо, – ответил барон, довольно улыбаясь, – вставай, сейчас начнём занятия, а потом я с Граном поеду в лес, на охоту. Может быть, подстрелим пару птиц.
С момента моего появления в замке прошло три недели, и у меня уже сложилось чёткое расписание: подъём, разминка, лёгкий завтрак, растопка кузни и наведение порядка в ней к приходу мастера Дарина, затем занятия на мечах с бароном, обед и весь оставшийся день работа в кузне.
Нужно сказать, что учитель из барона оказался плохой, всё‑таки старость брала своё. Некогда крепкий и сильный рыцарь сейчас с трудом мог показывать мне какие‑либо приёмы, а уж вступать со мной в спарринг ему было вовсе не под силу. Мои крестьянские удары наотмашь просто выбивали у него из рук тренировочный меч.
Мне приходилось всё время вести бой с собственной тенью, так как больше было не с кем, ведь всё население замка состояло из двух стариков, двух женщин и гнома. Женщины, кстати, после того как я стал наследником, относились ко мне по‑разному: Марта восприняла это как дар Единого, а Герда увидела в этом покушение на её привилегии как любовницы барона. Ведь если барон умрёт, она всё потеряет. Так что хоть в открытую она мне улыбалась, то за моей спиной постоянно твердила, что я какой‑то странный – сплю в кузне вместо того, чтобы спать в доме, как все нормальные люди, не молюсь Единому Богу, не делаю рукой круг, отгоняя злых духов, умываюсь по пять раз в день и, страшно сказать, каждый день полностью моюсь.
На тему всего остального я особо не заморачивался, но одну молитву выучить пришлось, так как барон сказал, что тот, кто не молится, сразу попадает под подозрение как сообщник неназываемых. Теперь, за общим ужином, я прилежно молился перед едой, хотя на самом деле просто бормотал набор слов.
Если тренировки с бароном проходили у меня ни шатко ни валко, то мои дела как подмастерья шли в гору. Дарин, как и пообещал, гонял меня как проклятого, заставляя делать всю чёрную работу по кузне, да так, что каждое утро для меня было настоящим подвигом просто заставить себя подняться. Правда, я смог опять удивить своего учителя, когда в очередной раз продемонстрировал дедушкины знания о металле. Практики мне не хватало, но знаний было хоть отбавляй.
– Слушай, Макс, – обратился ко мне гном на прошлой неделе, – откуда ты всё это знаешь? Я же вижу, что опыта у тебя никакого, ты даже по металлу не можешь ударить как следует. Я первый раз сталкиваюсь с таким, чтобы у кузнеца с полным отсутствием опыта были такие знания металла, техник его ковки и обработки.
– Тут всё просто, – честно ответил я мастеру, к которому привязывался с каждым днём всё больше, – дедушка у меня кузнец, и прадед был кузнецом, и его отец и дед были кузнецами, а также их отцы и деды. В общем, я и отец единственные в роду, кто не работает с металлом.
Гном недовольно потряс бородой:
– Непорядок это. Нельзя прерывать знания поколений. Я бы с удовольствием поговорил с твоим дедом, по тебе вижу, великой силы кузнец. Никогда не думал, что скажу такое про человека, но чувствую, с гномьем сердцем он был рождён. Так знать и понимать металл может только Подгорное племя.
– Понимаете, мастер Дарин, я не помню, где он и что с ним случилось, – ответил я, поддерживая свою легенду о потере памяти, – у меня только обрывки воспоминаний да знание кузнечного дела остались.
Гном промолчал, но теперь в свободное время выпытывал у меня всё, что я знал о металле. Я рассказывал, что помнил, кроме современных техник и приёмов металлургии, оставляя их в секрете. Иногда, если невозможно было что‑то объяснить гному без раскрытия тайны, я делал смущённое лицо и говорил, что не помню. Но всё равно гном был увлечён моими рассказами и всё жадно впитывал в себя, было видно, что кое‑что из того, что я рассказывал, являлось для него откровением.
Так прошли два месяца моей новой жизни, и, когда начался последний месяц лета, называемый тут раднем, в замок пришла беда, круто изменившая как мою жизнь, так и жизнь в замке.
Тогда, в первый день недели, по заведённому порядку барон с Граном уехали на охоту. День прошёл как обычно, и только к вечеру, когда барон уже должен был вернуться, все забеспокоились. Заволновался и я, так как не в обычае барона было слишком удаляться от замка, а уж тем более оставаться где‑либо на ночь.
Когда барон не появился и после заката солнца, все забили тревогу. Я и гном собрались и отправились на поиски.
Барона и Грана мы нашли через два часа: маршрут охоты был нам известен, и барон всегда ездил только по нему. Повторяя его путь, мы наткнулись на лежащие тела. Оба были раздеты догола, в груди каждого торчал обломок стрелы – их оперения убийцы забрали с собой. Всё выглядело как нападение разбойников, ограбивших беззащитных господ.
Сомнения внёс Дарин, когда вырезал наконечник из тела верного слуги барона. Посмотрев на него, он сплюнул:
– Работа Фарна, лучшего кузнеца герцога.
Я спросил его:
– Может, поехать к королю, чтобы он наказал герцога, подославшего убийц?
Гном отрицательно покачал головой и выбросил наконечник.
– Толку‑то. Стрела к убийцам могла попасть откуда угодно, а обвинить такого влиятельного человека несовершеннолетнему ребёнку никто не позволит. Был бы ты на три года старше, то мог бы вызвать его на дуэль, правда, тебя бы убили за несколько секунд. Даже если бы герцог не выставил против себя своего вассала, а сражался сам, то всё равно твои шансы были бы невелики. В молодости он был лучшим дуэлянтом короля, оказывал ему услуги по устранению конкурентов. Я видел, как ты фехтуешь, скажу тебе откровенно: герцог скорее умрёт от смеха, чем от твоего меча.
Я удручённо промолчал.
Барона и слугу похоронили рядом, так как деревенское кладбище было общим, а семейного склепа у барона просто не было.
Как бы я ни относился к барону, но и у меня выступили слёзы, когда крестьяне закапывали гроб с телом барона. Я видел, что многие из них выжидающе смотрели на меня, видимо, хотели, чтобы я сказал хоть что‑нибудь об их дальнейшей судьбе. Но я хранил молчание. Теперь, после гибели барона, я потерял единственного человека, который мог меня защитить, и остался один на один с проблемами, которые принесла эта смерть.
Вернувшись в замок, я не стал заселяться в комнату барона, а по‑прежнему остался спать в кузне, мне нужно было многое обдумать.
Лёжа ночами без малейших признаков сна, я думал, и всё чаще мне приходила мысль поехать к герцогу Наригу и продать ему всё, что мне завещал барон. На вырученные средства уехать и искать магов, до тех пор пока не найду или не кончатся деньги. Тихий голос внутри меня постоянно нудил: кто тебе эти люди вообще? Зачем умножать свои проблемы? Продай всё и ищи магов, ведь ты так скучаешь по дому, друзьям.
Я всё больше и больше склонялся к этой мысли и однажды решил, что завтра с утра поеду в деревню и скажу жителям, что продаю всё герцогу. А потом, как вернусь в замок, скажу об этом всем остальным.
Утром я оделся в одежду, перешитую мне Мартой из старого платья барона, и пошёл в деревню.
Подходя к ней, я увидел страшную картину: двое солдат тащили молодую – чуть старше меня – девушку за ворота деревни, а третий вытаскивал копьё из тела деревенского парня, который бросился её защищать.
Я стоял и слушал крики девушки, сначала не понимая, что всё увиденное мной – это не сон, а действительность. Возникшее было желание сбежать, как будто ничего не произошло, исчезло, как только я увидел, что меня заметили из деревни. Несколько глаз неотрывно смотрели за тем, что я буду делать. Я понял, что если сейчас отступлю, то никогда больше не смогу уважать себя.
Приняв решение, я пошёл наперерез солдатам, которые уже перегнули девушку через забор и закинули ей подол на голову. Девушка уже не кричала, а тяжело всхлипывала, один из солдат снял штаны.
– Так не пойдёт, ребята, – сказал я, через силу уняв дрожь в коленках и сделав невозмутимое лицо.
Солдаты недоумённо оглянулись на меня, видимо не понимая, чего от них хочет этот молокосос в пышных одеждах.
– Тебе чего, сопляк? – произнёс тот из них, что был без штанов.
– Ну, во‑первых, не сопляк, а владелец этой деревни и замка, барон Максимильян, а во‑вторых, как я уже сказал, так не пойдёт, – сообщил я, цедя слова и смотря на них так же, как смотрела моя мама на раздавленного таракана.
Мой тон и взгляд смутили их, они поняли, что перед ними дворянин. Не отпуская девушку, они повернулись ко мне.
– А что не так? – спросил один из солдат.
– Очень просто, – ответил я, полностью успокоившись, всё‑таки веками вбиваемое плетьми почтение к дворянам давало мне преимущество. – Вот, например, это копьё чьё? – спросил я, показывая на окровавленное копьё того, кто заколол парня.
– Моё, – не понимая, к чему я клоню, ответил солдат.
– А что будет, если я прикажу своему слуге сломать его и он не заплатит тебе за него деньги? – спросил я солдата.
Солдаты нервно оглянулись по сторонам: одно дело – убивать деревенских увальней, а другое – попасть в руки слугам этого странного сопляка.
– Ну мне придётся оплатить стоимость копья своему господину, за свои деньги купить новое, да и плетей добавят за это, – запинаясь, ответил копьеносец.
Я внутренне засмеялся, они заглотнули наживку. Внешне же я остался невозмутим и, сделав недоумённое лицо, спросил:
– Тогда я по‑прежнему не понимаю. Вы приходите на мою землю, хватаете моё добро, – я показал пальцем сначала на убитого парня, а потом на притихшую девушку, которая вслушивалась в наш разговор, – портите его, не платите денег и ещё оскорбляете при этом меня, потомственного дворянина?
Услышав разговор об испорченной вещи, наёмники вылупились на меня – теперь разговор об возмещении убытков до них дошёл. Всё было справедливо: испортил чужой товар или вещь – плати. До них также дошло, что эти деревенские люди для меня не более чем вещи. Их начало немного потряхивать, дело могло обернуться весьма плачевно: никто не будет защищать людей, портящих чужое имущество, да ещё и эти мои намёки на слуг, которые могли появиться неизвестно откуда.
– М‑мы н‑не з‑знали, господин, – заблеял один из них, положив конец их общему ступору. – Простите, мы не знали, что они ваши люди. Нам просто разрешили развлекаться в этой деревне.
Я внутренне вздрогнул.
– Интересно, кто отдал такой глупый приказ? Наверное, какой‑то ваш недруг, решивший вас подставить?
Солдаты упали на колени и запричитали:
– Да, господин. Мы чувствовали, что дело нечисто, но он уверял нас, что никто эту деревню не защищает и всё будет просто.
– И как его зовут, заявившего вам такое? – поинтересовался я.
– Барон Шаклю, – ответили солдаты. – Он ведь благородный, как и вы, господин, поэтому мы и поверили, олухи такие.
Моё сердце стало биться сильнее, когда я услышал имя того подростка, которому Гран прострелил ногу.
– Значит, слушайте меня, – решил я закругляться с представлением. – За эту, – ткнул я пальцем в сидящую на земле девушку, которая самостоятельно слезла с забора и теперь, опустив подол, сидела на земле, – вы мне ничего не должны, так как она не порченая, но вот за того, – мой палец указал на лежащий на земле труп, над которым уже стали виться мухи, – вам придётся мне заплатить. Это была хорошая вещь, приносившая мне доход, теперь я буду нести убытки из‑за его отсутствия. Или, может, вы хотите вместо него таскать мне всю зиму дрова для замка?
Солдаты нервно затрясли головами в знак несогласия.
– Ну тогда заплатите за него пять кесариев, и мы расстанемся добрыми друзьями, – закончил я.
– Господин, – вскричали солдаты, падая перед моими сапогами, – это огромные деньги, мы за один месяц втроем столько не зарабатываем.
– Ну что ж, тогда придётся вам таскать дрова из леса, – скучающе произнёс я, глядя на свои ногти правой руки.
– Господин, у нас только три кесария и десять сестерциев, – завопили солдаты, судорожно выворачивая наизнанку свои кошели.
– Простить вас, что ли… – сделал я задумчивый взгляд.
Солдаты радостно закричали:
– Да, конечно, такой благородный господин, как вы, должен нас простить!
– Ну хорошо, уговорили, – ответил я солдатам через минуту раздумий. – Придётся довольствоваться тем, что у вас есть.
Солдаты радостно, пока я не передумал, протянули мне все свои деньги. Затем, кланяясь, попятились к дороге.
– Да, кстати, парни, – обратился я к ним. Солдаты, остановившись, напряглись. – Если захотите развлечься или друзья захотят, обращайтесь ко мне, не стесняйтесь. За указанную цену с одного человека я позволю вам делать что захотите, – улыбнулся я им улыбкой капиталиста с плаката времён Советского Союза.
Солдаты облегчённо выдохнули и, продолжая отступать, вразнобой заявляли, что они, пожалуй, воздержатся от посещения моей деревни.
Когда солдаты скрылись за поворотом, я дал волю своим чувствам и возбуждению, что копилось во мне всё это время. Руки и ноги у меня дрожали от страха, а челюсть нервно тряслась. Не выдержав напряжения, я осел на землю и стал смеяться как сумасшедший, повторяя:
– Идиот, вот идиот. Да они бы меня…
Девушка, сидевшая неподалёку, видя мой припадок, решила, видимо, что неизвестно, что было бы хуже: солдатское насилие или то, что с ней может сделать этот припадочный господин. Её испуганный взгляд в конце концов и привёл меня в чувство.
Сделав серьёзный вид, я встал, отряхнулся от пыли и приказал:
– Вставай, пошли за мной.
Девушка безропотно подчинилась. Навстречу нам выбежала вся деревня, вид был у всех встревоженный, и они испуганно смотрели на меня. Среди всеобщей тишины раздался женский крик, мать убитого бросилась к его телу.
– Кто староста? – спокойно произнёс я.
Ко мне бочком выдвинулся низенький мужичок.
– Приведите ко мне мать погибшего и родителей девушки, – приказал я.
Родители девушки подошли сразу, а мать парня оторвали от тела сына и силой привели ко мне.
Я достал из кошелька деньги солдат и отдал один кесарий родителям девушки, а все остальное – матери погибшего. Родители девушки недоверчиво смотрели то на меня, то на монету.
«Похоже, слишком большая плата всего лишь за испуг, – подумал я. – Наверное, здесь в порядке вещей, что девушек насилуют. Людям в диковину, что на этом ещё и бабло можно срубить».
– Староста, – обратился я к мужику, – если ещё нападут – первым делом шли гонца ко мне. В любое время суток, понятно?
Староста испуганно закивал.
– Но если побеспокоишь понапрасну – повешу, – скучающим тоном добавил я.
Староста ещё больше побледнел, а народ от меня отодвинулся. Под их взглядами я пошёл обратно в замок, всё ещё не веря в то, что всё закончилось.
Теперь, когда я волей‑неволей взял на себя обязательства защиты деревни, моё первое решение – продать всё и уехать – испарилось без следа. Если я так сделаю, то буду трусом в собственных глазах, чётко понял я. Нужно было приступить к разбору дел, оставшихся от барона.
Зайдя в замок и поймав странный взгляд мастера Дарина, я усмехнулся и приветственно помахал ему рукой. Гном, хмыкнув, вернулся к работе, я же отправился в кабинет барона, по пути приказав Марте подать туда завтрак.
Сев за стол, я вытащил все книги барона и стал их разбирать, отделяя бухгалтерские книги от макулатуры в виде рыцарских романов. В столе барона бардак был конкретный, и сортировкой мне пришлось заниматься больше получаса. Когда Марта принесла завтрак, я быстро перекусил и, отослав её, принялся за дальнейшую работу.
Сдвинув всё ненужное в угол, я положил на стол четыре толстые книги с цифрами и, взяв в руки чистый пергамент, обмакнул в чернильницу перо – нужно было набросать план действий на ближайшее время. Через десять минут краткий, но ёмкий план был готов, и я сидел, размышляя, что бы ещё в него добавить:
1) обеспечить стабильный доход и уменьшить расходы замка;
2) разобраться с деревней;
3) найти учителя для тренировок;
4) кузня;
5) местные порядки, правила, устройство.
Добавлять пока было нечего, поэтому я, подвинув к себе бухгалтерские книги, начал осуществлять пункт номер один. Глядя на колонки цифр, которые путались между собой даже на отдельно взятой странице, я понял, что барон и сам не очень‑то понимал, куда у него расходуются деньги и сколько откуда приходит. С этим нужно было разбираться. Взяв одну из книг рыцарского романа, я перевернул её, и поскольку текст был написан только на одной стороне листов, то я сделал из неё гроссбух, в который начал записывать все понятные для меня доходы и расходы.
Утро я встретил, уткнувшись в книгу лицом, так что на нём у меня отпечатались буквы и цифры. Едва смыв сиё произведение искусства, я приказал встреченной мною Герде принести мне много сыра, копчёного мяса и кувшин ключевой воды. На разбор всех бухгалтерских книг барона, составленных донельзя отвратительно, у меня ушло три дня.
В конце концов, когда я воспаленными от недосыпа глазами разглядывал итоги своей бухгалтерской деятельности, стало ясно, куда двигаться дальше. Оказалось, что фрукты из сада мы отдаём скупщику за бесценок, я был уверен, что они должны стоить дороже, потому что, учитывая, сколько времени крестьяне тратили на обработку сада и сбор урожая, проще было вообще ничего не продавать, чем получать за отличные фрукты такие гроши.
Во‑вторых, весь доход гнома от выполненных работ обеспечивал вообще существование всего замка и его окрестностей, поскольку гному платили не только продуктами, но и деньгами. Они‑то и позволяли существовать всему. Тех же доходов, что барон получал с продажи выращенной крестьянами на его полях пшеницы, едва хватало на то, чтобы покрыть выплату жалованья слугам.
Да ещё и Герде выплачивалось больше, чем Дарину. В этом я усмотрел некий иррационализм, как любил говорить отец. Нужно будет провести рационализацию, подумал я с ухмылкой: хорошо, что Герда меня в этот момент не видела, иначе инфаркт ей был бы обеспечен.
В статье расходов значилась одна странная сумма, которая насторожила меня своей величиной. Все остальные траты были копеечными или, переводя на местные аналоги, не составляли и медного асса. Замок давно не обновлялся, не было и затрат на покупку продуктов, всё добывалось здесь же.
Порывшись в книгах барона в поисках назначения столь значительного расхода, я был сильно удивлён. Оказалось, что каждый год на протяжении последних десяти лет барон платил целых 50 золотых кесариев по статье, обозначенной как «охрана». Подивившись огромной сумме, я смело вычеркнул такие выплаты непонятно кому.
Почесав руки, с непривычки заляпанные чернилами по самые локти, я завалился спать тут же за столом, идти вниз просто не было сил.
Встав на следующий день утро чуть ли не к обеду, я спустился на кухню, приказал Марте подать мне еду, после чего собрать всех обитателей замка в столовой. Затем я потребовал отправить Герду в деревню, чтобы привела ко мне старосту. Кухарка очень удивилась, но перечить не стала.
– Да, кстати, Марта, – внезапно я вспомнил один вопрос, который вертелся у меня в голове.
– Слушаю, господин. – Кухарка оторвалась от чистки котла и посмотрела на меня.
– Всё хотел спросить, на каком языке вы разговариваете?
– Ну как на каком? – поразилась кухарка. – На нашем.
– Я имею в виду, как он называется? У вас что, один язык, что ли, других народов нет?
– Почему же, господин, есть. Странно так лопочут, просто смешно становится. И как они на таком птичьем языке разговаривают? – засмеялась кухарка, видимо вспомнив что‑то из прошлой жизни барона.
– А название языка знаешь? – спросил я, борясь с крестьянским непониманием.
– Язык наш Всеобщий называется. Всеобщий, господин, язык наш, потому что он от Всеобщего Бога нам данный, так батюшка говорит в церкви. – Марта тяжело вздохнула и умоляюще на меня посмотрела. – Поставить бы нам церковь в селе, господин? А то как нелюди какие, в церковь только по выходным ходим да по праздникам в соседнее село, а идти туда полдня и потом ещё полдня назад возвращаться.
«Блин, спросил на свою голову, – подумал я про себя, – теперь ещё и церковь строить, что ли?»
– А что думают в деревне? – решил я уточнить у Марты.
– То же и думают, господин, церковь нам нужна, – уверенно ответила кухарка.
