Елена Вай
Маленькая Леночка
– Чего-то зубки у одиночества в последнее время остренькие… – задумчиво отозвалась Лена.
– Ну ты чудь заволоцкая! – расхохоталась Любаша. – Ты и одиночество? Куда же делся твой милый пузатенький обояшка?
Однажды Лена отправила своего Пёсу к Любаше, когда у того обострились боли в спине, причиной которых были межпозвоночные грыжи, и надо отдать должное остеопату – Виктору стало легче! Однако, обладая критическим взглядом на остеопатию в частности и на всех мануалов в целом, скептический всезнайка выразил свое «фи» и после пары лет медикаментозной терапии загремел в больницу с секвестрированной грыжей, от которой чуть не остался инвалидом на всю жизнь. Сразу после операции своего возлюбленного Лена услышала от доктора в приватной беседе: «Будем надеяться, что мужская функция со временем восстановится, но на это потребуется как минимум полгода, и это в лучшем случае. Однако, слишком не обнадёживайте себя, любезнейшая, и готовьтесь к худшему». В тот день она три часа проплакала в храме, стоя на коленях и горячо молясь перед каждой иконой, не сомневаясь ни минуты, что её слышат и непременно помогут Господь, Богородица и святые. «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдёте; стучите, и отворят вам, ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят». Спустя пару дней, получив радостное сообщение от Виктора, она возвела свои глаза к небу и расплакалась от счастья и чувства благодарности. Как сказал великий классик: «Человек ищет не столько Бога, сколько чудес». Да, как часто люди требуют чудес от Бога, как от фокусника, желая найти в своей пустой коробке, в которую они не положили ни капли веры и благодарности к Создателю, карамельки и леденцы, обернутые билетами в сказочное будущее! Желают пощупать Бога, чтобы убедиться своими ограниченными пятью органами чувств в том, что он существует в их ограниченном плотском формате, а найдя – распять, ведь не может же быть Бог человеком! Не нужен людям Бог, ни видимый, ни невидимый, потому что человек мнит богом себя! Но чудес он ждёт не от себя, а от кого-то сверху, временно исполняющим его собственные обязанности, по-видимому, и в упор их не замечает, как, например, главное чудо – жизнь! Наверное, потому что она есть всегда, по крайней мере, до определенного момента, а настоящее чудо должно случаться периодически, но регулярно, приходить и уходить, желательно перед и после каждого приёма пищи. И лишь только тот, кто полностью доверяет Богу, уповая на Божью милость и благодать, может рассказать, как у него, недостойного, эти чудеса происходят каждый день…
– Обояшка набрал слишком много алкооборотов…
– Пьёт? Ох, Леночка, у нас, к сожалению, вся страна пьёт… И похоже, что русские бабы обречены веками жить со своими горемычными пьяницами. Такова наша грустная традиция!
– Что меня и удивляет! – воскликнула Лена. – Мне не понятно, почему у нас жанр про зомби называется триллером, а про пьяниц – повестью и романом? Да алкоголиков уже давно надо изолировать от общества и помещать в отдельные гетто! Они в тысячу раз страшнее зомби, потому что зомби мгновенно распознаются по внешнему виду и поведению, а пьяницы до поры до времени выдают себя вполне себе нормальных товарищей! А когда к тебе приходит понимание, как здорово ты влипла, связав свою судьбу с управляемой бесами машиной, твоя жизнь уже наполовину разрушена и превращена в зомби-апокалипсис…
Из груди Лены вырвался горький стон.
– Любаша, ты когда-нибудь жила с человеком, у которого два лица, как у Эдварда Мордрейка? Утром ты целуешь его в одно лицо, умное, осмысленное и родное, а вечером приходишь домой и втыкаешься в другое, уродливое и глупое лицо незнакомого тебе существа, который каким-то непонятным образом вломился в твой дом и пытается следом вломиться и в твою жизнь, чтобы поставить там всё с ног на голову! Ты с изумлением и отвращением разглядываешь это создание, в котором лишь интуитивно угадывается знакомый тебе человек, пока оно пытается промямлить тебе всякие несуразные вещи, пуская при этом противные сопли и слюни, и испытываешь одно единственное желание – испариться и больше никогда не выпадать в осадок! Но ты выпадаешь и выпадаешь, и знаешь, что? Складывается очень противоречивая ситуация, которая для одного – сладкий мёд, а для другого – горький яд. Почему я должна пчелить все дни напролет под его ненавязчивое: «Пчела-пчела, я пчеловод, где мой сладкий мед?», а в редкие минуты своего отдыха любоваться пьяными ослиными глазками своего любимого, застыв в напряженном ожидании, когда стены его расширенного сознания с грохотом рухнут почему-то на мою несчастную голову? Почему я должна бояться хотя бы на день покидать свой улей, в который тут же залетит запойный дружок моего мужа и устроит мне «сказку»: будет сидеть на моем стульчике, пить из моей чашечки и спать на моей кроватке?
– Мне кажется, что лучше быть пчёлкой, собирающей мёд, чем размазывать нечистоты и всякую дрянь мушиными лапами, отравляя всё живое, – задумчиво проговорила Люба.
– Не о пчёлке сейчас речь, а о нерадивом пасечнике! – воскликнула Лена.
– У тебя, случайно, ничего после прихода гостей к твоему пасечнику не пропадает? – поинтересовалась Любаша, подложив под Ленину спину свои ладони и уперевшись пальцами в крестец.
– Ничего, кроме радости, спокойствия и веры в светлое будущее! – горько всхлипнула Лена. – Знаешь, здоровьем больного заразить нельзя, а вот больной своей заразой отравляет окружающих на счёт «раз-два»!
– Заражение происходит, если у здорового контактера нет иммунитета или он приблизился к больному без защитной маски, и в прямом, и в переносном смысле! Предохранительные и защитные меры у нас никто не отменял, особенно если мы вынуждены общаться с нездоровым человеком, – спокойно отреагировала Любаша.
– Помилуй, дорогая! Какой иммунитет может быть от алкоголика? Не замечать неадекватное существо, болтающееся по твоему личному пространству и квартире, предназначение которой – быть твоей крепостью? А крепость эта, прошу заметить, становится совсем не безопасным местом, когда в нём заводится нечто бесконтрольное и непредсказуемое! Да ладно бы – бесконтрольное, а то ведь очень даже контролируемое бесами… Иногда от усталости и отчаяния мне кажется, что есть только один вариант – упиваться до потери сознания вместе с любимым… Ведь людям по-настоящему хорошо лишь с теми, с кем они идентичны! Вариант, конечно, так себе, мрачная короткометражка… Не спроста же членов семьи алкоголиков называют созависимыми! Это только с ума по одиночке сходят, потому что психоз насилует мозг в индивидуальном режиме, а потихоньку деградировать вместе – уже совместное творчество: сидишь и смотришься в партнёра, как в зеркало, думая своей последней извилиной, что так и надо: стукнуться стаканами «до» и закусить «после»…
– Близких у пьющих людей называют созависимыми ещё и потому, что их душевный настрой, здоровье и завтрашний день зависит от живущего с ними алкоголика, который всегда непредсказуем, – перебила Лену Любаша, подложив свои руки под Ленин затылок.
– А я о чём! Быть созависимым, на мой взгляд, всё равно что разрешать незадачливому водителю пользоваться твоим автомобилем: мало того, что без конца приходится ремонтировать машину, оставаясь без денег и возможности пользоваться своим транспортным средством, так ещё каждый раз после гонок этого Гонзалиса приходится долго и мучительно восстанавливать первоначальные настройки: поправлять кресло и зеркала, искать любимую радиоволну и попутно выкидывать всяческие неожиданные сюрпризики. А в один прекрасный день ты и вовсе замечаешь, что за рулём уже давно сидит этот наглец, и ты послушно катаешься по его маршруту, как Чебурашка в ящике из-под апельсинов!
– Неплохое сравнение! – рассмеялась Любаша. – Знаешь, по статистике самые крепкие браки были сделаны по расчёту. Наверное, ты где-то промахнулась в своих расчётах.
– Я гуманитарий, Любаша, и с расчётами у меня плохо! – вздохнула Лена.
– В случае провала с осуществлением первого пункта задействуется пункт номер два – хорошая дрессировка! С мужчинами, как и с котами, действуют одни и те же принципы: сначала определяется, кто в доме хозяин, а потом хозяин как следует дрессирует питомца, – весело пропела Люба.
– Опять не про меня… До сих пор гадаю, кто из нас с котом в доме хозяин, а после каждой попытки дрессировки я получаю от питомца благодарность в виде аппликации из кучки или лужи в неожиданном месте… Впрочем, как и от Вити, только в виде извращенного абстракционизма.
– Ну, если так, то позволь мне серьёзно сказать тебе кое-что важное, Леночка! – Люба положила руки в карманы своего медицинского халата и нагнулась над Леной, глядя ей прямо в глаза. – Дело в том, что ты очень сильная женщина, и твой пузатик пьет из-за этого очень неприятного для него обстоятельства, потому что ты подавляешь его своей волей и взвалила мужскую ответственность на свои плечи, освободив его собственные для служения соблазнам и создав для этого самые благоприятные условия.
Лена громко икнула. Ну да, конечно, она виновата во всем, а еще в мировом коллапсе, крушении «Титаника», двухсот сорока миллионах голодающих в Африке и глобальном потеплении…
– Для кого это оно неприятное? Для того, кто сидит в этом обстоятельстве, как коала на эвкалиптовом дереве, лениво пожёвывая зелёные листочки и сплёвывая обглодыши на меня?
– Хорошо! Ответь мне, тогда, пожалуйста, на один вопрос: что ты испытываешь, когда видишь своего любимого пьяным? Что тебе хочется сделать? – Любаша вынула руки из карманов и смачно развернула верхнюю и нижнюю части туловища Лены в противоположные стороны.
– Приблизительно то же, что сейчас, – простонала Лена, наблюдая за Большим взрывом и образованием новой Вселенной перед её носом. – Мне больно! Я хочу убежать на другой конец света и замазать этого негодника краской самого непристойного цвета на своём жизненном рисунке! Потому что в таких ситуациях я чувствую себя вечным студентом на стажировке в психиатрической больнице, и сама go mad… Или жертвой в клетке с тигром, брошенной ему на растерзание! А ещё я часто ощущаю себя санитаркой, тянущей раненного, который заметил на поле табличку «минное», но всё равно полез, потому что там он ощущает остроту жизни. Ему ногу оторвало, пока он этой остротой наслаждался, а ты, рискуя собой, вытащила калеку и присела передохнуть, вдруг – глядь, а он обратно ползёт, брюхо дерёт, размотавшиеся кровавые бинты со своей культи за собой тянет и орёт от боли, как блажной. Но ползёт, потому что он уже себя запрограммировал на самоуничтожение! А ты сидишь и гадаешь: есть ли у тебя желание стать свидетелем, как ему другую ногу оторвёт вместе с руками и головой, или лучше рвануть в обратную сторону, роняя тапки, оставив без зрителя этот сериал о саморасчленении?
– Ой, дорогая, прекращай, а то у меня от твоих страшных метафор все энергопотоки заблокируются, – пробурчала Любаша.
Лена замолчала и прикрыла глаза рукой. Потом устало изрекла:
– Знаешь, во мне уже давно поселилось изматывающее чувство некой безысходной трагедии, которая никогда не закончится. Наверное, так себя чувствуют матери детей-инвалидов: «Это больно и навсегда!»
– Почему?
«Любаша, я отношусь к тебе очень уважительно, но это уже комбо, как сказал бы внучок. Надо заканчивать этот разговор…» – и напоследок из Лены вырвался безжизненный ручеек уже набившей мозоль на языке фразы, от которой у Виктора тоже была мозоль, но на ушах:
– Я выросла в семье алкоголика, и с тех пор отношусь к заядлым любителям зелёного змия не только обречённо, но также с гневом и пристрастием.
Любаша сложила Лену обратно, и та с облегчением потянулась, ощущая радость и братство своих воссоединенных членов. Да, Любашин стол куда лучше операционного, но там ты хоть под наркозом…
– Вот ты и ответила на мой вопрос, дорогая. И как ты живешь с этим?
«Хорошо, безжалостный расследователь, я буду отвечать тебе, как старая еврейка – вопросом на вопрос».
– А как мне надо жить с этим?
– Никак. Ты не должна с этим жить.
Таблетки переставали действовать, и боль снова пронзила тело Лены, вгрызаясь ещё и в голову. Что от нее хотят??? Суицида?
Любаша почувствовала закипающее в Лене негодование и произнесла с примирительным тоном:
– В первую очередь, тебе следует простить своего отца и отпустить с миром не только его, но и все свои плохие воспоминания. Говоря языком психологов – закрыть гештальт. Знаю, знаю, что ответишь. Для этого есть специальные техники. Нужно вытащить из памяти весь негативный багаж, связанный с папой, и максимально подробно и честно сделать «опись имущества», не забыв включить в неё своё отношении к отцу в то время, когда вы жили вместе, а также мысли и реакции на его пьяные выходки. Потом заполненный лист следует сжечь, символически похоронив в огне все свои плохие воспоминания. Далее необходимо постараться посмотреть на ситуацию с отцом под другим углом зрения и найти как можно больше полезных моментов. Например, какие ценные и полезные качества были приобретены тобой благодаря той реальности, которую создал отец в твоей жизни, и как они пригодились тебе в дальнейшем. Обязательно записывай все свои размышления! Затем внимательно перечитай написанное, поблагодари папу за каждый пункт, и жизнь обязательно начнет меняться, потому что после переосмысления ситуации происходит перезагрузка с последующей «переделкой» сценария, или, другими словами, переход на новую событийную ветку, исходя из нового отношения к произошедшему и новой тебя. Потому что переосмысление любой ситуации меняет и обновляет нашу личность! Цифровые коды в матрице души меняют своё значение, и личная программа перепрошивается!
– Ого! Типа я биоробот с заложенной внутри компьютерной программой? А кто за пультом управления? – Лена приподняла голову и посмотрела на свою собеседницу. – Это на каком курсе остеопатии изучают?
– «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам», – пропела Люба. – Леночка, но ведь по такому же принципу работает и покаяние! Если, разумеется, оно осмысленное и искреннее, а не просто перечень совершенных грехов! Ты же знаешь, что в мироздании нет будущего и прошлого, существующего в понимании линейного временного континуума землян, всё существует сейчас, и только в плотных мирах, где частота вибрации существ низкая и затрачивается колоссальная энергия на фокусировку и создание линейной временной линии, время растягивается!
– Философский взгляд на время? Презентизм, этернализм, эмерджентность, петлевая квантовая гравитация… – стала перечислять Лена, демонстрируя своими знаниями, что она частично в теме.
– Да, да, Леночка! Поэтому и спускаются сюда души для получения опыта интенсивного переживания, который накапливается, по большому счёту, за один вселенский миг, а на Земле – долго и интересно. Или мучительно, если переживальщик ничем не интересуется… Прошлое изменить нельзя, но можно поменять к нему отношение. Тогда мы трансформируем свою доминирующую временную линию, одновременно с этим исцелив триггеры прошлого и их влияние на настоящее. Может быть, после твоего переосмысления Виктор вернется к тебе и бросит пить, или в твоей жизни появится новый мужчина, свободный от алкогольной зависимости.
– Всё так просто? Тогда этому надо учить ещё в садике! – угрюмо отозвалась Лена.
– Зря ты иронизируешь! Если человек что-то держит в темнице своей души, то страдает не только заточённый в ней невольник. Темница тоже страдает! Запертое и неподвижное разъедает нас своей плесенью изнутри, как плохое, так и хорошее. Всё вокруг и внутри нас есть энергия, и, если мы блокируем её течение или ставим запруду с одного конца, только беря или только отдавая, возникает проблема. Нераскрытые таланты и способности, необходимые для выполнения предназначения, с которым мы прибыли на Землю в «рабочую командировку», будут глодать нас необъяснимой тоской. А спрессованные пласты обиды, ревности и зависти необходимо вытащить один за другим, внимательно рассмотреть, плюнуть на этот хлам и растереть, и вскоре на освободившемся месте зазеленеет травка и зажелтеют одуванчики…
– Одуванчики быстро белеют… И рассматривать-то зачем? – удивилась Лена.
– Чтобы запомнить, как выглядит этот металлолом, и в следующий раз не распахивать двери перед похожими железяками. Как говорили мудрецы, не следует отпирать ту дверь, которую не сможешь закрыть.
… Машина прогрелась, создав вокруг Лены райский кокон в вечной мерзлоте улицы, а Лена все ещё сидела с сигаретой во рту, задумчиво глядя перед собой. Она была странным курильщиком, больше «пачкалась», чем курила; много раз бросала это гиблое дело, каялась на исповеди, вновь начинала, и количество выкуренных сигарет постоянно колебалось: от мизерного за неделю до приличного за многочасовым потягиванием вина в компании друзей или с её любимым. «Если с другом вышел в путь, веселей дорога, без друзей курю чуть-чуть, а с друзьями много…» Всё зависело от количества пережитых интенсивных эмоций… С Витей посиделки со временем стали происходить реже и реже, но всё так же до самого утра и под задушевнейшие разговоры. Невозможно представить, что в этом мире найдётся хотя бы ещё десяток пар, способных на такие увлекательные и потрясающие диалоги! Эмоциональные и будоражащие воображение, они всегда удивительно плавно перетекали от абстрактной философии к обсуждению земных тривиальных событий, неизменно заканчиваясь попыткой соединить одно с другим. Какое же это счастье, когда любящим людям есть что сказать друг другу, кроме просьбы поставить чайник и напоминанием купить батон; и счастье вдвойне, когда они слышат и слушают друг друга с большим вниманием и удовольствием! Лучше Эдуарда Асадова и не скажешь: «Как много тех, с кем можно лечь в постель… Как мало тех, с кем хочется проснуться…» В первые годы их совместной жизни романтические посиделки перемежались с такой же захватывающей и всепоглощающей близостью, не менее откровенной и продолжительной, и Лене казалось, что они с любимым растворены друг в друге на клеточном уровне. Когда у неё чесалась нога, она была уверена, что Витя в этот момент чешет свою, а если у неё вдруг начинало урчать в животе, можно было не сомневаться, что в этот момент её любимый вонзил свою вилку в жирный кусок мяса. Позже она узнала, что этому есть научное название – морфорезонанс Шелдрейка… Все добропорядочные герои смотрели с экрана на Лену глазами Виктора, в каждой красивой песне звучал его голос, а со страниц книг из благородных образов достойнейших мужчин испарялся запах её возлюбленного, призывный и волнующий. Эх, убрать бы вторую часть из Витиного основополагающего принципа жизни: любить, чтобы дух захватывало, а пить, чтобы лёжа пошатывало! Какой счастливой парой они смогли бы стать… В любом случае, Лена была благодарна своему Пёсе за то, что он помог ей раскрыться как женщине, утолив больную потребность быть желанной после десяти лет слёз в подушку с бывшим мужем, имеющим лишь одну неусыпную страсть – к деньгам, и досыта накормил своей нежностью и лаской. Неужели только это обстоятельство и явилось той самой причиной, приклеившей Лену к Виктору и заставлявшей её терпеть карманную чахотку своего возлюбленного, его пристрастие к алкоголю и неприятную способность убить одним гадким словом и взрывом гнева хорошее настроение и позитивный настрой окружающих?.. Господин Фрейд торжествующе взглянул на Лену и середину её туловища и злорадно потер руки, абсолютно уверенный в том, что победил её христианскую мораль одним плевком.
Задумавшись, Лена крепко затянулась и тут же закашлялась, но ей просто необходимо было перекурить эту мысль и закурить мысль следующую. Отец… Нечто похожее на совет Любаши она уже слышала, но это показалось ей абсолютно бесполезным. В первый год своего воцерковления Лена старательно извлекала из своей памяти всё, что смущало и терзало её душу, в том числе и по отношению к маме с папой. Она каялась в том, что в последние годы жизни своих родителей уделяла им меньше внимания и направляла большую его часть на родившегося сына; что папу с его онкологией кишечника после того, как он практически начал гнить изнутри, пришлось поместить в хоспис, так как его пребывание рядом с новорожденным малышом и парализованной мамой было чревато нежелательными последствиями, и вскоре папа скончался там от инсульта… В Лениных исповедях не раз звучали слова «папа» и «мама», и в утренних молитвах она всегда просила Господа упокоить души своих родителей, простить им «все согрешения вольные и невольные и даровать им Царствие небесное». Если Лена и помнила папины «проделки», то как кадры из старого черно-белого кино: вот летним днём папа сидит на траве, прислонившись к дереву рядом с отделением милиции, куда Лена сдала его накануне за пьяный дебош и угрозу расправы над больной мамой с помощью кухонного топора для рубки мяса; а вот Ленин приятель несет на руках брыкающегося и размахивающего ногами отца, одержимого белой горячкой, по глубокому снегу к психиатрической больнице под затянувшееся песнопение, понятное одному только папе и им же исполняемое… Или изрядно выпивший отец врывается в Ленину комнату, где они со школьной подружкой Пчёлкой сидят в обнимку, рассматривая альбом с фотографиями, и обзывает их непонятным словом, значение которого подружки узнают спустя несколько минут, когда полезут за разъяснениями в словарь, а потом долго будут таращиться друг на друга вылезающими из своих орбит глазами, не в силах представить, что такое вообще возможно, и затем, затыкая рот руками, наперегонки помчатся в ванную, где их обеих будет громко выворачивать наизнанку от страшной мысли, что с ними могло бы такое приключиться… Все эти воспоминания уже не вызывали в Лене ни больных чувств, ни неприятных эмоций, ведь это было так давно, что уже казалось неправдой, и если в качестве папы и мамы ей были даны именно такие люди, то на это однозначно существовали причины в духовном мире.
Лена устремила свои глаза в небесную высь, где её знаки вопроса снисходительно затянула серая дымка. Хорошо, когда можно потрогать, увидеть, понюхать и даже полизать предметы материального мира, но выражаясь словами Джека Лондона, «материя – величайшая иллюзия… которая проявляет себя в той или иной форме, а форма – это всего лишь видимость». Даже на одни и те же объекты видимого мира существа разумные, которых мы из себе изображаем, смотрят под разными углами, выражая миллионы точек зрения с тысячью эмоциями, подчас сковородкой по голове… Что же делать с пониманием законов невидимого мира, как узнать у Творца о всех духовных вещах, или как можно назвать то неосязаемое, что мы чувствуем или призваны почувствовать, догадываемся или призваны постичь? Не может мир физический существовать отдельно от мира невидимого, или метафизического, как модно сейчас его называть, ведь оба они являются выражением проявленного мироздания, как фигура и её тень. Только в нашем случае мир видимый и есть тень, отбрасываемая миром невидимым… Лена всецело доверилась Отцу небесному, Иисусу Христу и Духу Святому и изо всех сил старалась идти по пути, указанному Господом в Евангелии через притчи и заповеди, регулярно спотыкаясь и падая, разбивая в кровь свои деревянные грешные коленки и больную от бесконечных ошибок голову, вновь поднималась и опять с размаху шлёпалась в грязь. Чем больше она старалась искоренять из себя бесчисленные пороки, запрещая себе реализовывать неверные решения под влиянием взрыва эмоций и сопротивляясь дурным мыслям и желаниям, тем меньше их оставалось – по крайней мере, Лене так казалось. Однако непреходящее ощущение того, что она насквозь пропитана несовершенством и никогда не достигнет той чистоты и святости, которые являли собой подвижники, росло внутри её и сильно удручало. Лена оценивала свои шаги в духовном развитии и приближении к Богу в ничтожных миллиметрах за день, но и такие «подвиги» совершались далеко не всегда. Не смотря ни на что, другого пути и направления Лена не видела, и в те дни, когда она просто лежала по направлению к казавшейся ей недосягаемой вершине, обессилев и воткнув свой грешный нос в землю, она молилась только об одном: «Господи, призови меня к себе в назначенный час, не дай мне соскользнуть в лапы врага человеческого, и позволь мне увидеть хотя бы краешек твоих ног, я все равно не посмею поднять на тебя глаза! Я очень сомневаюсь, что достойна хотя бы взять метлу и подметать порог у входа в рай, но будь милостив – лучше немного чего-то, чем много ничего. Я признаю, что шансы получить от тебя такую щедрую должность ничтожны, но взываю к тебе: не гони меня прочь!» Всеми фибрами своей души в каждом прожитом дне она чувствовала заботливое участие и защиту небесных сил, соединялась с Господом через принятие святых Христовых таинств и была абсолютно уверена в том, что всё лучшее в ней – это плоды веры, святого причастия и покаяния, постов, участия в жизни православной церкви и чтения духовной литературы. Как говорят немцы, «Alles Gute kommt von oben» – «Всё хорошее приходит сверху», а псалмопевец поёт: «Господь – моя опора, щит и забрало», и в этом не было ни капли лицемерия. Однако жадная пытливость её ума, «любопытство – змеёныш мамы-гордыни», как выразился уважаемый ею проповедник Андрей Ткачёв, постоянно выбрасывала Лену в море информации, которой изобиловал двадцать первый век и которая, в свою очередь, увлекала и заинтересовывала её, взбивая в Лениной голове смузи из узнанного и додуманного, и если бы сейчас было время тёмного средневековья и инквизиции, её непременно сожгли бы на костре за ересь. Хотя, что такое ересь? Сознательное отклонение от религиозных догматов? А кто их установил и когда? Сколько штрихов истины находится в сотворённой руками человека религиозной картине, куда жирными мазками наносилось людское желание интерпретировать, контролировать и перекраивать всё на свой лад? Наверное, Бог не просто так позволяет нам самостоятельно искать истину, исследуя внешний и внутренний мир и размышляя над узнанным и непознанным, а также творить свои добрые и недобрые дела. При этом Он не испепеляет нас за страшные грехи прямо на месте преступления, но попускает страдания и боль для нашего осознания содеянного и дальнейшего развития, что для большинства людей является аргументом для отрицания Бога, который, по их мнению, должен проливать реки благодати на каждую минуту нашего бытия, которое мы старательно загрязняем и оскверняем, вольно или невольно… Возможно ли предположить эволюционное развитие людей на планете, где все являются выразителями и носителями одной идеи, единственной эмоции и абсолютной безгрешности? Наверное, это подходящий вариант для монотонного бега по кругу, словно стрелки часов по циферблату, только вот навряд ли в намерение Творца входило создание механизма. Механические исполнители – это уже про другую силу, а не про творчество… Интересно было бы посетителю Эрмитажа смотреть на один и тот же расчудеснейший портрет, выполненный рукой талантливейшего художника и развешенный в тысячах экземплярах на стенах выставочных залов? Не пронзило бы экскурсанта мощнейшее желание поскорее прекратить визит «сурка» и пририсовать изображению ушки, рожки или высунутый язык? Не оказалось бы мучительно тоскливым для ботаника бродить по земле, на которой растут только желтоголовые одуванчики и ползают одни таракашечки? Существовал бы в таком случае ботаник вообще? И стоит ли говорить о той катавасии, которая началась бы между одноликими мужчинами, женщинами и их детьми, заставляющей каждого из них придумывать способы маркировки друг друга опознавательными знаками или связывать себя брачными узами с пингвинами, которые обладают уникальной способностью узнавать из тысячи одинаковых яиц своё собственное…
Не отправил ли Бог на Землю миллиарды частиц своей всеобъемлющей души с целью дать ей возможность познать себя, проявившись в многообразии выбранных путей? А может, души приходят сюда, чтобы сыграть видимую игру плотными телами и наполниться полученными при этом невидимыми энергиями, словно пчелы, собирающие мёд и заполняющие им соты в улье, установленном заботливым пасечником, чтобы потом вновь соединиться со своим Создателем, добавив его многоцветному Мирозданию новый оттенок и каплю неповторимого опыта? Или отойти на службу другой силе, которая в земной игре показалась более привлекательной и щедрой на бонусы с кэш-бэком, чтобы затем продолжить играть руками дьявола, который не оставляет своим рабам права выбора, как и возможности творчества, которое для него неведомо, ибо творчество не подвластно контролю, а жесткий контроль – это как раз главное качество противоположной Богу силе.
Вообще, какое представление о счастье и радости имели бы мы без боли и горьких слез, или о любви и добре – без предательства и зла; о красоте и гармонии, если бы не было несовершенства и бездарности; об истине, озаряющей душу чувством прикосновения к тайнам Бытия, если бы нам не приходилось продираться сквозь заросли сорняков лжи и колючие кусты дремучего леса заблуждений? Как устремить вектор движения ввысь, если снизу ничто и никто не подталкивает? Правда, некоторые, застряв внизу в капкане страстей, не особо стремятся выбраться оттуда. Наоборот, стараются обустроиться поудобнее, свернувшись калачиком и находя своё расположение вполне себе комфортным и удачным, не смотря на боль застрявшей в железных зубах души, к которой они быстро привыкают и научаются не замечать. Ведь для них истина – не порождение неба, а небо – не источник жизни, а всего лишь натяжной потолок над их зубастой железякой… Остаётся только надеяться, что поблизости окажется тот, для кого истина – музыка осознанности в небесной гармонии. Возможно, он сумеет помочь бедолаге выбраться из западни, если только тот настроит свой слух на высокие частоты и у него хватит мужества и дерзновения отгрызть застрявшую лапу. «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя; ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не всё тело было ввержено в геенну»…
Возможно, Лена рассуждала достаточно примитивно, но она не претендовала на Нобелевскую премию в этом вопросе, и лично для неё Бог являлся альфой и омегой, началом и концом, хранителем баланса всех сил и их взаимодействия, и в том, что Бог создал человека по своему образу и подобию, она видела заложенную в людей их основную функцию: творение и созидание в любви своего внутреннего и внешнего пространства, новых прекрасных миров, которые гармонично наполнят Вселенную своими свежими и яркими красками. Право же выбора и свободу воли, дарованные человеку, Лена считала бесценными и главнейшими условиями, без которых вышеупомянутая функция творчества была бы неосуществима. И тут она поспорила бы с Бернаром Вербером, что главный враг человека – это не дьявол или какое-нибудь злое божество, а свобода выбора. Скорее, не враг, а поле деятельности, которое можно неправильно вспахать и не тем засеять, а там – что посмеешь, то и пожнёшь. Через нас Творец выразил себя, и мы, по его подобию, тоже выражаем себя через всё, что способны производить: слова, мысли, чувства, эмоции и поступки, которые в гармоничном взаимодействии выливаются в творчество. Так в поисках своего оптимального выражения, а также при непрестанном доведении до совершенства своих качеств мы эволюционируем, помогая эволюционировать Вселенной. Каждый выбирает свой маршрут, главное, чтобы топливом была любовь, а искрой зажигания – искра Божия, которую необходимо найти внутри себя. Пока мы движемся, Вселенная расширяется. В противном случае начинается медленное сжатие: разрушение через уныние и депрессию, болезни, алкоголь и всякую другую дрянь, которое опускает человека на илистое дно безнадежности, где его быстро подбирает темный властелин мира, которому разрешено властвовать и распоряжаться теми, кто препятствует движению. Жизнь представлялась Лене как непрерывный процесс роста, трудоёмкий и очень непростой, своеобразной школой с вертикалью классов, в которой уроки повторяются до тех пор, пока ученик не сдаст пройденный материал на «отлично» и не перейдёт в следующий класс, и где переменки слишком коротки, чтобы на каждой из них рассиживаться в столовой. Хочется нам или не хочется, но следует очень постараться, чтобы эта школа не превратилась в интернат или исправительное учреждение. Забиться же под корягу, как жук, надолго не получится, иначе велик риск срастись с ней и со временем превратиться в трутовик. Для Лены жизненный процесс не имел ничего общего с ожиданием «того, не знаю чего», и бездумного путешествия от кресла до холодильника на полном автопилоте этакого заплывшего жиром хряка, плюхнувшегося брюхом на зловонную кучу земных удовольствий и почихивающего от втянутого в волосатую ноздрю кокаина, который помогает ему насладится ленивой игрой животного воображения. Так римские патриции в дни процветания Римской империи сходили с ума от пресыщения, давясь на тридцать шестой перемене блюд поданными соловьиными язычками в пикантном соусе, уже два раза до этого приняв рвотное и десять раз порадовав её величество Большую Клоаку, шедевр античной канализации, непереваренными деликатесами, чтобы потешить свое разнузданное чрево невиданными яствами. Ни призывы к умеренности эпикурейцев, ни образ свободы стоиков, заключенной в господстве над самим собой, не спасали их, ведь то, что не находится в активной фазе, атрофируется со временем и в лучшем случае становится рудиментом. Да и возможно ли обрести человеческое счастье, если все человеческое бездействует: сознание, душа, сердце, совесть? Жизнь по своей сути чрезвычайно динамична и похожа на часы с маятником: хочешь, чтобы стрелки бежали, раскачивай маятник! Эволюционируй, двигайся вперёд и не останавливайся, чтобы тебя не подстрелили тёмные силы – мусорщики, подбирающие неподвижно лежащую смятую бумажку на письменном столе эволюции. Беги со всех сил, ведь в движущуюся мишень трудно попасть!