Елена Вай
Маленькая Леночка
Лена, заметив, что мужчина разнервничался, захотела было перевести тему, но не сдержалась.
– Ну, вышеупомянутые вами бурёнки всё же ближе к концу пищевой цепочки, чем мы, а за ними ещё целый хвост… Если пищевая цепь не духовная, то кроме банальной безрадостности и обречённости, которые испытывает жертва, ничего другого почувствовать не получится. Долженствование до определённого момента выполняет роль манежа для малыша, чтобы он не уполз куда не надо. Но его надо перерасти, а не врасти в манеж, как в пожизненную жилетку, стянувшую грудь! Необходимо выйти из состояния «ребёнок» и войти в состояние «взрослый», который всё делает сознательно и разумно, руководствуясь любовью и состраданием и взяв ответственность за свою жизнь в свои же руки. Вот тогда люди перестанут восприниматься как эксплуататоры! Более того, если всё же допустить существование Бога как нашего Творца, то подобное восприятие и понимание жизни, которым вы только что поделились, обычно происходит с творением, когда у него по каким-то причинам сбиты Божественные настройки…
– Ох, Елена, не надо только меня агитировать за Советскую власть, ладно? Какие настройки, милая, вы хотите найти у существ, попавших на плацдарм сражений миллиардов ЭГО под названием «Земля»? Бесконечный, я бы сказал, пирамидальный бой сверху вниз за подчинение живой и неживой природы своему собственному сценарию, включая себе подобных существ! Скажу вам так: все с «Божественными настройками», как Вы изволили выразиться, проживают на других планетах и в других Галактиках, если они вообще существуют. Наши же земные шестерёнки заводятся тёмным игроком, главным пожирателем наших страданий, которого мы сами и вырастили своим неуемным аппетитом – Люцифером, или как там у вас, верующих? «Сам знаешь, кто»?
– «Сам знаешь, кто» – у неверующих, Алексей, – Лене уже стало очевидно, в чей монастырь она залезла со своим уставом, но было уже поздно. – Вы что-нибудь слышали о «пари Паскаля»?
– Нет, не слышал…
– Звучит оно приблизительно так: допустим, я не знаю точно, существует ли Бог и вечная жизнь. Если я «ставлю» на Бога и выигрываю, то обретаю вечную жизнь. Если я проигрываю, то жизнь моей личности заканчивается в момент смерти, а я умираю в доброй надежде, ничего не потеряв. Если я ставлю на атеизм и выигрываю, то ничего от этого не приобретаю как в жизни, так и посмертном «ничто»: проживаю короткую жизнь на личной силе или слабости и заканчиваю своё существование в печи крематория или разлагаясь в земле. Но если я ставлю на атеизм и проигрываю, то я теряю вечную жизнь. Получается, что в любом случае стоит «ставить» на Бога.
– Я думаю так: на каждом уровне бытия своя истина, и я склонен отталкиваться от земной. Если вам больше нравится некая небесная истина, Елена, то добро пожаловать на небо! И счастливо вам усидеть на двух стульях…
– Я вам так скажу: двух стульев недостаточно! Человек как радуга, многоцветен, и каждый цвет соединяет его с определённым уровнем, – не сдавалась Лена. – И означает ли сказанное вами, что истина более высоких уровней не влияет и не отражается на низших? Ведь если предположить существующую взаимосвязь между ними, а она, несомненно, есть, то «раздача» законов идет сверху вниз, а не наоборот…
– Для меня ваш вопрос не более, чем философский и очень попахивает абстракцией. Мне гораздо приятнее видеть в вас профессионального риелтора, Елена, а не Божье творение, «поставившее» на Бога. Вы ведь уже достаточно взрослая женщина и людей на своём веку повидали, так ведь? Если Бог есть, то ему следует поклоняться, но неужели вам хочется поклониться тому, кто сотворил хищную свору существ, вгрызающихся друг в друга под названием «человечество»? Неудачный эксперимент крайне агрессивного небесного практиканта, которого сокурсники, наверное, уже давно обсмеяли… Пойдёмте лучше, займёмся делом, приехали уже, слава Богу! – противореча самому себе, закончил мысль Алексей и резко затормозил, отчего перетянутые пассажирским ремнём Ленины рёбра вынуждены были признать, что эксперимент и впрямь был жестковат.
«Да уж», – подумала Лена. «Вот что значит говорить на разных языках… «Ау» по медвежьи означает «обед»…
Нотариус с интересом наблюдала, как вслед за покупателем и продавцом квартиры в кабинет ввались сопровождающие их агенты: одна, медленно и уныло держась за больные ребра, опускала свою «мадам сижу» на стул так, словно та была порхающей бабочкой, сдуваемой ветром и никак не могущей приземлиться на благоухающий цветок. Второй же агент даже не пытался сесть и навалился на стену, опираясь на неё и свои костыли. Для обеих сторон эти красавчики оказались счастливыми талисманами, сделка прошла быстро и безболезненно, как вырезанный аппендикс, ведь весь удар возможных неприятностей и подводных камней агенты заблаговременно приняли на себя…
Виктор по-джентельменски, почти каждый день, присылал Лене набор из букв с пробелами, назначение которого было продемонстрировать безграничный интерес к процессу заживления рёбер. Как ни старалась Лена, она проживала промежутки времени от одного сообщения до другого в крайне нестабильном эмоциональном состоянии, варьирующемся от ноющего ожидания до бросания с воем на стену. Ей всё еще не хотелось верить в то, что Виктор окончательно разлюбил её, и она безуспешно пыталась в каждой букве найти опровержение своей догадке. Такое равнодушие к Лене у него случилось в первый раз, но после многолетней череды сменяющихся циклов их взаимоотношений Лена привыкла к тому, что Виктор был непостоянен: он то закидывал её на небеса, то забывал поймать, то был дефибриллятором её души, то становился болезненной инъекцией. Однако через неделю у Лены кончилось терпение, и она в сообщении задала вопрос в лоб: готов ли её пока официальный муж сражаться за построение счастливых семейных отношений или нет? Вопрос, несомненно, был сформулирован неверно, так как «сражаться» за что-либо вообще было не про Виктора, однако на «семейные отношения» ответ прилетел мгновенно: семьи у них не получится, но, принимая во внимание столько совместно проведенных лет, они могут великолепно общаться, как это делают родные люди. Пусть победит хотя бы дружба, если всё остальное проиграло. Через полчаса безуспешных попыток сбавить сердечный ритм с трехсот ударов на сто пятьдесят, Лена лаконично и нарочито приветливо пожелала Виктору счастья и благоденствия, обозначив окончание Рождественского поста как дату их подачи заявления на развод. Посмотрев вслед улетевшему сообщению, Лена сквозь зубы процедила всё остальное, а потом долго просила за это прощения у Бога, молясь о том, чтобы Господь дал ей сил принять и пережить происходящее и наконец совершить этот рывок, освободив и себя, и Виктора от сложной и мучительной связи. Она не собирается удерживать возле себя ни стремительно убегающих, ни вяло отползающих…
Что она ждала и на что рассчитывала? Из-за соблазна наслаждаться постоянным обществом Виктора она разрушила свой брак с Петром, который был вторым ВЕНЧАНЫМ браком! Вот какие поступки могут совершать невежественные люди… Не будучи воцерковленной и не имея ни малейшего представления о сути таинства венчания, она после ЗАГСА и с первым, и со вторым мужем пошла в храм венчаться, как кофе с булочкой попить, не отдавая себе отчёт, к кому в «кафе» она пришла. Лене была уверена, что Бог, увидев под сводом храма пару влюблённых головушек, соизволивших почтить своим вниманием не только земную, но и небесную канцелярию, получат от неё штамп, который призовёт на них благодатный дождь неземного счастья и навсегда пропитает их семейную жизнь сказочными удовольствиями, а также оградит венчающихся от всех печалей и невзгод на ближайший век, как бы те не старались всё испоганить… Искренняя вера в Бога и потребность в истинном общении с Ним если и сидели в Лене, то очень глубоко внутри, под навесом неведения, если не сказать хуже – невежества, ожидая своего счастливого часа, когда они, наконец, смогут распуститься прекрасным цветком на благодатной почве. А Лена не удобряла почву своей веры много-много лет… Обручальное кольцо соскользнуло с её пальца прямо у церковного алтаря и со звоном покатилось по бетонному полу храма, когда они венчались с Катюшиным папой, и Лена развелась с ним после того, как он в страшном наркотическом опьянении всю ночь гонялся за двухлетней дочерью по квартире, а Лена заслоняла её собою, судорожно придумывая на ходу успокаивающие слова и чувствуя себя поочерёдно то дрессировщиком, то львом в клетке. Венчание со вторым избранником прошло без потрясений, понимания происходящего было на полграмма больше, Лена даже помнила исповедь накануне, состоящую из ответа на вопрос священника и содержащую полтора слова; причастия же не помнит совсем, а ведь оно должно было быть перед венчанием… Как такое могло случиться? Лена, что же ты натворила??! Неужели ты думаешь, что после твоих выходок Господь благоволит тебе обрести счастье с Виктором??! С другой стороны, не является ли глубочайшим заблуждением уверенность в том, что за наши грехи нас наказывает Господь? Не сами ли мы роем себе яму? Не сами ли наносим себе рану? О, человече! Если ты решил, что тебе всё дозволено, зачем клянешь Бога, когда попадаешься в ловушку собственных страстей и сомнительных поступков? Разве ты советовался с Богом, просил его благословения, потрудился узнать о том, что Господь говорит об этом? Ведь Господь говорит с нами в Святом Писании, а также устами святых отцов. Или ты помыслил, что святая обязанность Бога – посыпать лепестками роз твой петляющий жизненный путь, заглушать сладким клубничным освежителем спёртый воздух в сортире твоих поступков и подстилать под твоё бесшабашное тело пуд соломы, как только ноги разъедутся на скользкой от нечистот дороге проб и ошибок? Возможно, ты вовсе не претендуешь на помощь свыше и рассчитываешь только на свои блестящие способности, заслуга обладания которыми принадлежит тебе и только тебе, что даёт право топать по головам и оставлять позади себя обгрызенных «бездарных» людей, полагая, что растворишься вместе со своими неоднозначными деяниями незамеченным в многомиллионной толпе детей Божьих? А может, наоборот, ты слишком большой здесь, притянутый гравитацией к Земле, а Господь мал где-то там, на расстоянии миллионов световых лет от Земли? Думаешь так? Но «Царствие Божие внутри вас есть» – «Ищите, и обрящете»…
Лена очень много думала и пыталась анализировать прошедшие события своей жизни, когда мозгам получалось выкинуть белый флаг и чувства и эмоции снисходительно делали вид, что дают мыслям возможность разгуляться, а на самом деле, обессиленные, скрывались в окопе, чтобы дернуть фронтовые сто грамм и вздремнуть. Она думала вопросами, на большее её не хватало. Почему она, свободолюбивый человек, всю свою сознательную жизнь прожила в цепной привязанности к своим любимым, которая не только не делала её счастливой, но, напротив, заставляла чувствовать себя глубоко несчастной? Не являлось ли ошибкой настойчиво искать источник любви в мужчине? Не пряталась ли она от чего-то неосознанного и очень важного за любовными отношениями? Имеет ли она вообще представление о реальных законах земной жизни, или её унесло с Маленьким Принцем на другие планеты? И что за противный и ноющий скулёж она постоянно ощущает в своем внутреннем оперном театре, что за трагические роли примеряют на себя актёры, все составляющие её жизненного восприятия вместо того, чтобы режиссер своей профессиональной рукой переделал эту какофонию в интересную жизнеутверждающую комедию? Почему бы не перефразировать «всё это было бы смешно, если бы не было так грустно» во «всё это было бы грустно, если бы не было так смешно»?
Лена чувствовала острую необходимость вылезти из своих страданий как можно быстрее, мысленно цитируя Пауло Коэльо: «Ты тонешь не потому, что падаешь в реку, а потому, что остаёшься в ней». Пора выплывать, хватит беспомощно лупить руками по воде в надежде, что она даст тебе сдачу в виде спасательного круга или хотя бы нарукавников. Расслабься, ляг на спину, вообрази себя плавательным судном или хотя бы плавучим чемоданом и плыви, берег наверняка рядом! Забудь про невзгоды и вспомни взгоды!.. Лену не покидало ощущение того, что она не так проживает свою жизнь; всё произошедшее с ней до этого момента казалось долгим и петляющим разбегом перед решающим прыжком в высоту, и сейчас она видела себя застрявшей на гимнастическом батуте перед высокой планкой, на котором она зачем-то выделывала невиданные акробатические трюки вместо того, чтобы вырваться за пределы влияния земной гравитации и своей дремучей ограниченности и, наконец, взвиться ввысь. Только вот что это за высота??
…Приближался Новый Год, и у Лены было два варианта, как не встретить его в гордом одиночестве. Первый из них предлагал отправиться в шикарный дом к Пчёлке, где их будет уже две, вернее, три вместе с бутылочкой шампанского, которую Лена все-равно будет опустошать одна, так как Пчёлка по состоянию здоровья была в этом вопросе непорочна. Второй вариант предлагал влиться в Гремлиновскую задорную компанию и раствориться в шумной толпе энергично празднующих друзей, ведь Анастасия с завидным постоянством сохраняла куражные традиции их молодости. Без лишних раздумий Лена выбрала второй вариант, вполне логичный для её душевного состояния, тем более что первый напоминал преследующий Лену и вгоняющий в уныние сон. А спустя день после того, как Пчёлка обиженно надула губки от озвученного Леной решения и пошла собирать чемодан, чтобы уехать вместе с ним в Москву к родственникам, которые её любят и ценят даже непьющую, Лене на улице всунули в руки рекламный буклет, который содержал третий вариант с контактным телефоном. «Мужчина на прокат. Фирма предлагает на Новогодние праздники взять отличного зажигательного мужчину на прокат, который за выпивку и закуску составит вам весёлую компанию для встречи Нового года. Всё остальное по договорённости с хозяюшкой. Минимальный срок аренды – двое суток».
Отличное предложение! Похоже, у Лены во лбу горела печать «одинокая и брошенная», иначе стали бы рекламные агенты предлагать ей веселящих дядечек? Но лучше уж их, чем ритуальные услуги: «Сохраним пенсии одиноких бабушек и организуем достойные похороны». А ведь могли! Лену со сломанными рёбрами и поникшей головой обгоняли резвые старушки, как обгоняют опытные горнолыжники сосёночки на склонах Альп. Она обошлась с полученным листочком по принципу «передай другому» и вложила его в руку проходящей мимо девушки, интенсивно размахивающей бёдрами, которая, подняв удивлённые глаза на Лену, оказалась мужчиной средних лет. «Как знать, может заинтересуется…» – пожала плечами Лена и поковыляла по направлению к машине, которой традиционно было предназначено увезти её в холодный пустой дом.
В этом самом доме и застал её звонок бывшей супруги Гриши.
– Алёна, здравствуй! Гриша в морге, я его опознала.
У Лены пересохло в горле. Она попыталась что-то прохрипеть в ответ, но из груди вырвался только один протяжный стон.
– Представляешь, это и есть тот стокилограммовый мужчина, которого сбила машина!
Предохранительный клапан Лениной нервной системы отключил мозг от питания, и Лена каким-то козлиным голоском проблеяла:
– Видать, он хорошо покушал в тот день!
Сколько же времени Гриша пролежал в больнице, прежде чем переехать в морг? Лена попыталась сосчитать дни, но у неё ничего не получалось.
– Ира, ты уверена, что это Гриша? Он же щупленький, как перепел, откуда там ста килограммам взяться?
– Наверное, Гришу раздуло от удара, когда машина сбила его на полном ходу. Говорят, что его откинуло на очень приличное расстояние. Если честно, на опознании трудно было различить лицо, но татуировка на плече и волосы точно были Гришины. Да и авария произошла именно в тот день, когда он перестал выходить на связь. Так много совпадений быть не может. Гриша неделю пролежал в коме в реанимации, и полицейские обнаружили его местонахождение только тогда, когда получили информацию о «безымянном» теле, поступившим в морг.
Вот так! Безымянное тело в реанимации не интересовало никого, включая Лену, пока не превратилось в безымянный труп! Почему ей не пришло в голову, что, попав под машину, Гриша мог увеличиться в размерах от полученных травм? Почему она не рванула со всех ног в больницу после того, как побеседовала с медсестрой хотя бы для того, чтобы убедиться, что там находится не Гриша? Вместо того, чтобы всхлипывать над своими сердечными ранами и блуждать по лабиринтам своих нездоровых мыслей, ей следовало заняться делом, важнее которого на тот момент не было!
– Алёна, не ругай себя, значит, так надо, – услышала она голос в телефоне. Странно, ей казалось, что она размышляла молча… – Мы не знаем, какие у Гриши были травмы и во что вылилось бы лечение! Очевидно одно: в лучшем случае, он на всю жизнь остался бы инвалидом, прикованным к постели и требующим постоянного ухода. Такой финал не нужен был никому, в том числе и самому Грише…
Лена не знала, что ответить на гнилое и до абсурда прозаическое заявление. Лююююдиии! Кто наслал на нас проклятье бездушья, которое мы кличем рассудительной логикой???
Немного помолчав, Ира робко спросила:
– Ты поможешь мне с организацией похорон? У меня, к сожалению, нет ни денег, ни машины… Сама концы с концами еле свожу.
– Главное, что у тебя появилось желание, или как это лучше назвать… И я этому очень рада, или как это лучше сказать…
У Лены заплетался язык, путались мысли и страшно разболелась голова.
– Ира, не переживай! Конечно, всё сделаем! Вернее – доделаем… Что осталось от того, чего мы не сделали…
Этой ночью Лена долго не могла уснуть. Она вспоминала прежнего Гришу, тридцать, двадцать, десять лет назад: весёлого, энергичного, с прекрасным чувством юмора. Невозможно было угадать, говорит ли Гриша серьёзно или шутит, как и предсказать, чем закончится то ли реальная история, то ли небылица, но в любом случае было предельно ясно, что родится очередная «шутка юмора», как выражался Виктор. От своего дяди Лена узнала о происхождении Няши, вернее, всех персидских котов, которые вовсе не были завезены из Персии. Оказывается, раньше они представляли из себя обычных котов, которые на протяжении многих столетий жили в России. Однажды один самый обыкновенный кот, будучи необыкновенным лишь потому, что входил в число любимчиков Екатерины, то ли Первой, то ли Второй – эту деталь Лена не запомнила, – ехал летом в открытой карете из Санкт-Петербурга в Москву, восседая на императорских коленях и довольно мурлыкая от величественной руки, почёсывающей его за ушком. Внезапно карета наехала на большой камень, отчего придворный кот воздушным путём достиг лошадиного зада, плотно впечатавшись в него мордой. От этого его шерсть встала дыбом, а морда стала плоской. Такое кошачье преображение сначала испугало Екатерину, а потом понравилось. После этого по заказу императрицы аналогичным способом стали преображаться другие коты и кошки и затем скрещиваться, и вскоре на свет стали появляться преображенные уже в утробе котята, пушистые и безносые, с двумя дырками между глаз, оставшимися от кошачьего носа после встречи с упругими лошадиными ягодицами. Так необходимость в процедуре обрабатывания лошадью отпала сама собой…
Все близкие люди Лены были зависимы от алкоголя, но почему? Что этим хочет сказать Лене Бог? Не может же это быть результатом случайности или статистической вероятности небесной рулетки! Какой страшной смертью умер Гриша… Каким ужасным, к слову сказать, был весь последний год его жизни, когда он стремительно летел ко дну, вроде бы и насильно сорванный с крючка, олицетворяющего заботу родных, этими самими родными, уставшими от его пьянства… А может, крючок разогнулся под Гришиной тяжестью? Слишком долго провисел Ленин дядя над зияющей пропастью своей зависимости, пропастью, которая со страшной силой манила его и с такой же силой отдаляла от своих близких зловонной и мрачной тьмой!
Почувствовав, что вот-вот забрезжит рассвет, Лена включила медитацию от бессонницы, но сон всё равно не шёл. Зато на и без того спящего Няшу медитация оказала самое расслабляющее действие. Через пять минут после её включения с угла кровати, где лежал калачик Няши, стал доноситься блаженный храп. Вот он, похоже, и усыпил Лену… Ей снился Гриша, счастливый и задорный, они кружились в вальсе, и дядя долго рассказывал запутанную историю, от которой Лене вдруг стало легко и радостно, но проснувшись, она ничего не могла вспомнить, кроме упоминания о какой-то цыганке…
Утром Лена выложила информацию о смерти Гриши на его и своей страничке в «ВК», и через несколько часов ей прилетело сообщение. Нашёлся Гришин друг по военному училищу, который вызвался все расходы на похороны взять на себя и остальных однокурсников и дал Лене строгий наказ организовать достойные проводы покойного в последний путь. Лена поблагодарила мужчину и Бога, потому что денег, находящихся в её распоряжении на тот момент, хватило бы только на встречу пришедшего в этот мир, но вот на проводы ушедшего из него пришлось бы залезать в «кредитку». Путь, видать, длиннее! Она связалась с Виктором, который отреагировал весьма эмоционально, попросив Лену дать ему знать о дате и месте похорон. После разговора с ним у Лены закололо в левом боку, но её внимание тут же переключилось на послание от внучки, которая недавно овладела искусством письма и с удовольствием напоминала о себе бабушке каждый день. «Заидиваптекукупийскарбинкиидомойзавизипожолуистаакакутебадиланудаваипакапишымнееслишто». Сердце у Лены тут же растаяло, как воск, и на душе потеплело.
…На отпевании в кладбищенской церквушке собралось неожиданно много народу. «Удивительно, сколько друзей и знакомых было у Гриши! Но они его не спасли… Никто не может нас спасти, кроме нас самих и Бога. Но даже Бог не спасет без желания человека…» – молча размышляла Лена, пока не обнаружила в людской толпе соседа по своему подъезду, сверлящего её взглядом.
– Алёна? А я всё понять не мог, откуда мне знакомо твоё лицо! Вот оно что! Кто, оказывается, моя соседушка! – мужчина улыбнулся во всю ширь.
– Точно! Олег! Как же мы друг друга не признали? Хотя, что здесь странного, почти полвека прошло!
Они с Олегом учились в одной школе и после уроков оказывались в соседних классах на продлёнке, только Лена была первоклассницей, а Олег – четвероклассником. Дети вдвоём удирали со школы в огромный фруктовый сад, на месте которого сейчас возвышался многоквартирный дом, где жила Катерина. Даже обезьян шокировала бы прыть, с которой двуногие беглецы вскарабкивались на сливовое или грушевое дерево, чтобы, усевшись на ветку покрепче, объесть с неё и ближайших веточек все плоды, до которых дотягивалась рука, сплевывая косточки недозрелых слив или хрустя жёсткими грушами. Наевшись до отвала, друзья повисали вниз головой, зацепившись коленями за добротную ветку и накрывшись Лениной юбкой в складку, словно зонтом, под которым устраивали соревнование по самому громкому рыгу. Такое положение Лену ничуть не смущало, потому что тот, кто висел рядом, не мог увидеть то, что не положено, а тот, кто мог это увидеть, проходя мимо, не мог лицезреть ту, которой принадлежит неположенное, поэтому пусть смотрит на здоровье, ей не жалко.
Лена знала, что по окончании школы Олег оказался на одной военной кафедре с Гришей, и дядя стал передаточным звеном их приветов друг для друга, но воочию встретиться с тех пор бывшим товарищам больше ни разу не удалось.
– Да, страшная трагедия случилась… – грустно вздохнул Олег. – Надо было Гришке военную карьеру строить, а не на рынок бежать ларьки открывать. Не спился бы…
– Если бы да кабы не считается, – возразила Лена. – Как говорил мой второй муж, если бы у бабушки было бы кое-что, то она была бы дедушкой.
– Второй? – на лицо Олега приплыло заинтересованное выражение. – А сколько всего мужей у тебя было?
– Не важно, сколько было! Важно, сколько ещё будет, – раздался рядом голос. Лена повернула голову и увидела Виктора.
– Познакомься, Олег! Это мой третий пока ещё муж, – представила Лена Витю.
– Пока ещё третий или пока ещё муж? – попытался уточнить Олег, приняв Ленины слова за невинную шутку, но увидев, как лицо Виктора передёрнулось от нервного тика, осёкся…
…Виктор стоял напротив Лены по другую сторону закрытого гроба, оттесненный печальными фигурами с опущенными вниз лицами. Лене вдруг представилось, что в гробу лежит не Гриша, а их несчастная любовь. Навряд ли эта любовь выглядела бы лучше, чем её покойный дядя, и едва ли они с Виктором успели бы облачить замученную и растерзанную ими потерпевшую в красивые погребальные одежды, чтобы скрыть трупные пятна. Под заколоченной крышкой лежала изуродованная шрамами старуха со скрюченными пальцами и переломанными костями. Там покоилось чудовище, которое они взращивали много лет и над которым от всей души поиздевались своим презрением друг к другу, ссорами, ревностью, предательством… Сколько раз они пытались спасать нынешнюю покойницу, реанимируя всё более и более уродующееся создание, которое когда-то пришло в этот мир ослепительной красавицей по имени Любовь! Теперь же на надгробном памятнике можно было написать что угодно, но только не это имя: Привычка, Привязанность, Отчаяние, Разочарование, Иллюзия, Страх одиночества… Ох, лишь бы сейчас, на отпевании, не приспичило почившей выбить изнутри крышку гроба в попытке продемонстрировать, что теперь она – член бессмертной команды «Летучего Голландца» или паночка-ведьма, которая вот-вот завопит страшным голосом: «Ко мне, упыри, ко мне, вурдалаки!». И её страшные слуги послушно начнут выползать из всех щелей, чтобы до смерти закружить убийц своей повелительницы в неистовой вакханалии…
На улице было довольно морозно, и вокруг разговаривающих людей клубился пар. Медленная процессия двигалась к месту захоронения, и Лена с Катюшей оказались рядом с парой незнакомых женщин. Дамы громко вздыхали, вспоминая Гришины проделки, и периодически сдержанно хмыкали, ведь невозможно было оставаться серьёзными, цитируя Гришу.
– Лена, как же Гришина доченька похожа на вас! Будто вы сёстры! – воскликнула одна из них.
– Так ведь то царская порода просвечивает! – отшутилась Лена, намекая на их родовую легенду. Гришина мама, которая приходилась ей двоюродной бабушкой, вместе с родной Лениной бабушкой не раз трясли перед её лицом пожелтевшей фотографией, на которой статный мужчина в мундире с эполетами держал на руках мальчика. Мужчина был ни больше, ни меньше, как сам Александр II, а мальчик – его сыном, произведённым на свет кормилицей царских наследников. Этот самый мальчик, по утверждению бабушек, был их прадедом. Они показывали еще какие-то фотографии, тыкали на свои подбородки и на Ленин, указывая на характерную ложбинку, разделявшую подбородок на левую и правую части, а потом подносили к Лениному носу фотографию, чтобы она лучше рассмотрела там такую же ложбинку. Прадед и дед, со слов бабушек, служили при царском дворе стольниками, или чашниками, и пробовали еду перед тем, как поставить блюдо на царский стол. Бабушки шутливо называли деда «пробовальщиком селёдок». Они повелели Лене обязательно чтить свой славный род и ставить в известность потомков о их высоком происхождении, но Лена относилась к их словам как к забавной выдумке. Да и Гриша в своё время довольно иронично прокомментировал версию о их «голубых кровях»: «Возможно, наши пращуры и пробовали селёдки во дворце, прислуживая своим родственным белым косточкам, но это уже не имеет никакого значения, потому что сейчас мы все пробуем …вно, которым нас подкармливают серые глобалисты»…
– Слышали, слышали о вашей небесной генеалогии, – рассмеялась женщина. – Гриша всегда называл себя «Мы, Николай II». Ох, Гришенька, Гришенька, покойся с миром, – она всхлипнула и поднесла платок к глазам.
На обратном пути Лена оказалась рядом с Виктором, и они пошли рядом, понурые и задумчивые, молча слушая скрип снега под ногами и перебросившись лишь парой слов о Лениных рёбрах, морозном дне и нелепой Гришиной смерти. Чувствовалось, что оба испытывают неловкость и потрясение от произошедшего, которые усугублялись напряжением, гудящим между ними и грозящим закончиться коротким замыканием. Нечто похожее на стыд затаилось глубоко внутри Лены и сжимало сердце. «Не помирил ты нас, Гришенька», – подумалось Лене при воспоминании о том, как дядя в их последнюю встречу пристально посмотрел на Лену, услышав её вопрос о Викторе, и неожиданно спросил: «Ты скучаешь по Вите, Алёна? Ведь скучаешь! Ничего, на моих похоронах помиритесь…» Катерина шла немного поодаль и разговаривала по телефону, потому что нельзя терять время, когда не спишь, ведь потом оно очень понадобится для сна. Судя по возмущённому тону, дочь разговаривала с Вовиком. Она всегда раздражалась, общаясь со своим сокровищем по телефону, потому что «алмаз неогранённый» обычно начинал разыскивать свою половину уже после часового отсутствия негодницы, чтобы отчитать её за неслыханную дерзость надолго покинуть цыганского барона, внезапно обнаружившего недостаток золотых зубов в своём атласном мешочке, спрятанным под подушкой. Шея разболелась оттого, что хмельной голове низко лежать, нужны новые зубы, чтобы приподнять подушечку, да и эликсир синей радости не помещает. Добывай быстрее и возвращайся немедленно!..
Машина Виктора, принадлежащая покойному Гриши, стояла практически у кладбищенских ворот, гадая о своей будущей судьбе. Прежде, чем сесть в авто, Виктор поинтересовался, где припарковалась Лена, и в ответ она неопределённо махнула куда-то в сторону горизонта, которого не было видно из-за начавшейся метели.
– Приедешь на поминки? – спросила Лена.
– Нет, не до поминок сейчас, завтра за аэропорт платить надо, а я пустой!
Ах да, как же она забыла! Виктор, согласно русской традиции, трудился, не покладая рук, для оплаты мзды аэропортной мафии за своё топтание в зале прибытия и стоянку автомобиля на территории аэропорта, а также чтобы оплачивать бензин, аренду автомобиля и многочисленные штрафы, покупать водку для заливания горя от «пустого» дня или «обмывания» дня удачного, а в придачу к бутылке – закуску и пиво, которым вечером «шлифанётся» водка, а утром опохмелится Витя. Если после покрытия этого внушительного списка каким-то чудом останутся деньги, то можно будет погасить часть долгов, не погашенных с прошлой зарплаты, когда отдавались долги, не погашенные с позапрошлой… После высказывания своего любимого по поводу сложившейся ситуации Лена перестала надеяться, что однажды очи Виктора наконец разверзнутся и узрят парадоксальность текущей ситуации, потому что они зрили в другой корень: «У меня своя валюта и свой банк, который конвертирует зарплату в спиртолитры и хранит их внутри себя, не задерживая надолго, потому что деньги должны работать и создавать непрерывный поток». Спорить со спиртобанком было бесполезно, и Витин спиртопоток мгновенно поглощал жалкий денежный ручеёк, разрушая периодически возводимые Леной плотины в её утопическом стремлении поднять уровень воды в то и дело засыхающей денежной лужице.