Евгений Николаевич Гусляров
Народный Пётр. Полное собрание анекдотов и сказаний о Петре Великом
Ассамблеи были не в одном Петербурге: с переездом двора в Москву в 1722 году завелись собрания и в сей столице. Собрания по указу были три раза в неделю: по воскресеньям, вторникам и четвергам. Кроме того, давались частные балы, где было посетителей менее, но более весёлости: на сих последних танцевали иногда до 3 часов пополуночи.
Музыка на ассамблеях была большею частию духовая: трубы, фаготы, гобои и литавры. Многие вельможи имели, однако ж, свои капеллы: лучшая принадлежала княгине Черкасской. Герцог Гольстейн-Готторпский Карл Ульрих, приехавший в Россию в 1721 году и который после взял в супружество великую княжну Анну Петровну, имел в своей свите капеллу, состоявшую из одного фортепиано, нескольких скрипок, одной виоль-д,амур, одного альта, одного виолончеля, одного контрбаса, двух флейт и двух валторн. Пленительная игра сих музыкантов и новость привезённых инструментов доставляли им частые случаи показывать своё искусство: говорили, что тот, праздник не в праздник, где не играли гольстинские музыканты…
Вскоре пример двора перешёл и к частным людям. Русские вельможи, следуя законам сродного им гостеприимства, охотно исполняли государеву волю. Тогда не знали зазывных билетов: приглашали только самых знатных; прочие знакомые и незнакомые приходили в назначенный час, садились за стол и, покушав хлеба-соли, уходили, часто не заботясь о хозяине. Пирушки были часты. Вкусные обеды Меншикова, вина Шафирова, роскошное угощение Строганова и радушный приём Апраксина обратились в пословицу. Хозяин или хозяйка встречали гостей в дверях, при звуке труб и литавр, поклоном и рюмкою водки или вина. Обеды, начинавшиеся в 12 часов, были продолжительны и состояли из множества блюд. В частных собраниях, когда съезжались одни короткие знакомые, жребий назначал даме кавалера, который должен был вести её к столу, садиться рядом с нею и услуживать за обедом. В торжественные дни дамы находились в одной, а кавалеры в другой комнате. В конце стола подносили дамам сахарные закуски, к мужчинам же приносили ящики с винами: венгерским, рейнскими и некоторыми французскими. Начинались тосты: обыкновенно предлагал оные сам хозяин. Когда случалось, что государь находился в числе пирующих, то первым тостом было всегда благоденствие семейству Ивана Михайловича Головина, то есть флоту. Пётр считал сей тост столь важным, что обещал шуту своему Лакосту 100 000 рублей, если бы ему случилось когда-нибудь пропустить оный. Во время стола государь уходил отдыхать и через час возвращался. После обеда гости переходили в другую комнату к дамам, где ждали их чай, кофе и лимонад. Если общество было немногочисленно и нельзя было танцевать, то призывали домашнего козака, который тешил посетителей пляскою с припевом и игрою на торбане или на балалайке. В другое время, когда не случалось гостей, пред коими надлежало чиниться, садились играть: мужчины между собою в кости, шахматы или шашки, дамы с некоторыми кавалерами в короли, марияж, ломбер, ламуш или лантре.
В орденские кавалерские праздники один из кавалеров (обыкновенно Меншиков) давал обед; все же другие угощали друг друга тремя кружками вина: одну выпивали за благоденствие флота и войска, другую за здоровье всех кавалеров, третью за здоровье хозяина. Число кавалеров в столице определяло число кубков, осушенных ими в таковые дни.
Корнилович А. Об увеселениях российского двора при Петре I. Полярная звезда. 1825 г.
Указ Петра «О достоинстве гостевом на ассамблее»
Перед появлением многонародным гостю надлежит быть:
1. Мыту старательно, без пропускания оных мест.
2. Бриту тщательно, дабы нежностям дамским щетиною мерзкой урон не нанести.
3. Голодну наполовину и пьяну самую малость, а то и вовсе.
4. Обряженным вельми, но без лишнего перебору, окромя дам прелестных. Последним дозволяется умеренно косметикою образ свой обольстительно украсить. Особливо грацией, веселием и добротой от грубых кавалеров отличительными быть.
5. В освещённом зале возникнув вдруг – духом не падай, телом не дубей, напротив, – округлив руки и не мешкая в кипение гостевое со рвением включайся.
6. В гости придя, с расположением дома ознакомься заранее на лёгкую голову, особливо отметив расположение клозетов, а сведения эти в ту часть разума отложи, коя винищу менее остальных подвластна.
7. Яства употребляй умеренно, дабы брюхом отяжелевшим препятствия танцам не учинять.
8. Зелье же пить вволю, понеже ноги держат. Буде откажут – пить сидя. Лежащему не подносить – дабы не захлебнулся, хотя бы и просил. Захлебнувшемуся же слава! Ибо сия смерть на Рыси издревле почётна есть.
9. Ежели меры не знаешь – на друга или жену положись, оный страж поболее государственных бдений имеет.
10. Упитых складывать бережно, дабы не повредить, и не мешали бы танцам. Складывать отдельно, пол соблюдая, иначе при пробуждении конфуза не оберёшься.
11. Беду почуяв, не паникуй, но скорым шагом следуй в место упомянутое, по дороге не мешкая и все силы употребляя на содержание в крепости злодейски предавшего тебя брюха.
12. Будучи без жены, а то, не дай Бог, холостым, на прелести дамские взирай не с открытой жадностью, но из-под тишка – они и это примечают. Hе сомневайся – таким манером и их уважишь, и нахалом не прослывёшь.
13. Руками же действуй, сильно остерегаясьяяяяяяя, и только явный знак получив, что оное дозволяется, иначе конфуз свой на лице будешь носить долго, ибо пощады не знают.
14. Без пения нет веселья на Руси, но оное начинают по знаку хозяйскому. В раж не входи, соседа слушай – ревя в одиночку, уподобляешься ослице валаамской. Музыкальностью и сладкоголосием, напротив снискаешь многие похвалы гостей.
15. Помни, сердце дамское вельми на музыку податливо, используй сие, и обласкан будешь непременно.
16. Увидев на ассамблее особу знатную, а хотя бы и царя, духом не падай, рот не разевай, но и не высовывайся – услужить вряд ли сможешь, а досадить спьяну втройне против обычного способней.
За сим, с Богом, вперёд!!! Сию заповедь применять постоянно, а не вспоминать какой пункт, стоя чурбаном посреди веселья.
Пётр. С.-Петербург, 26 марта 1719 г.
Из указа «О порядке собраний в частных домах и о лицах, которые в оных участвовать могут» (обычно именуемый указом "Об ассамблеях").
«Париж, впрочем, воняет…»
По случаю вновь учрежденных в Петербурге ассамблей или съездов между знатными господами похваляемы были в присутствии государя парижское обхождение, обычай и обряды, на которые отвечал он так: «Добро перенимать у французов художества и науки. Сие желал бы я видеть у себя, а в прочем Париж воняет».
Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. Россию поднял на дыбы Т.2. М.: Молодая гвардия, 1987
Чтобы не позорить жён российских
…Замечено, что жёны и девицы на ассамблеях являются, не зная политесу и правил одежды иностранной, яко кикиморы одеты бывают. Одев робы и фижмы из атласу белого на грязное исподнее, потеют гораздо, отчего зело гнусный запах распространяется, приводя в смятение гостей иностранных.
Указываю впредь, перед ассамблеей мыться с мылом в бане со тщением и не токмо за чистотой верхней робы, но и за исподним такожды следить усердно, дабы гнусным видом своим не позорить жён российских.
Петр. Из Указа № 1740 от 25 числа июля 1709 года.
Нелепость князя Меншикова
Когда государь вводил в обычай собрания, в которые долженствовали съезжаться чиновные особы вместе с жёнами и дочерьми, чтоб веселиться общею беседою, забавами и танцованьем, чего прежде не бывало, – то случилось некогда, что на одном бале любимец его Меншиков, пошёл танцевать в шпаге. Его величество, увидя такую нелепость, подошёл к нему, сорвал с него шпагу, бросил её в сторону и близ стоящим господам смеючись говорил: «Не осудите его – он всё думает, что он перед фрунтом на коне танцует со шпагою».
Некоторые сказывают, что государь, за сие будто бы рассердясь, ударил его в щёку, но оное взведено на государя от чужестранцев напрасно, которые по ненависти всячески старались приписывать монарху излишнюю жестокость.
Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. Россию поднял на дыбы Т.2. М.: Молодая гвардия, 1987.
Ложный предвещатель
Близь Троицы, на берегу Невы, росла старая ольха и очень высокая. Один крестьянин, неизвестно из каких видов, смотря на эту ольху, всем и каждому говорил, что в будущем году в сентябре месяце будет такое наводнение, что вода покроет вершину этого дерева и совершенно затопит весь С.-Петербург.
Так как город только ещё разстраивался, и жители не освоились ни с местностью, ни с климатом, то очень легко, что слух быстро разнёсся по городу, и, от мала до велика все только и делали, что разносили на устах это пророчество с прибавлением и часто иносказанием.
Народ был в страхе, разумеется, нельзя было обойтись и без того, чтобы не бранить новаго города, и даже некоторые суеверные делали преждевременные приготовления, чтобы при случае удалиться, а более трусливые и суеверные убежали на жительство в близь лежащия от города возвышенныя места, как-то: в Павловское, Красное, Царское село и на Дудорову гору.
Слух этот достиг Государя.
Монарх тотчас же заподозрил, что это вредное для его предначертаний известие распространено недовольными построением новаго города вельможами, в особенности теми из них, которые не желали, чтобы столица была в С.-Петербурге, или же простым народом из переселенцев.
Государь был сильно разгневан за распространение этого опасного и ни на чём не основаннаго слуха относительно города; он, прежде всего, приказал срубить ольху как предмет измерения высоты вод, обещанных предсказателем, которые привлекали к себе ежедневно толпы любопытнаго и суевернаго народа, потом занялся деятельными расспросами о том, кто это говорил и от кого слышал и нарочно разослал сыщиков подробно разыскивать предсказателя.
Долго розыскивали виноватаго и, наконец, нашли; это был простой русский крестьянин, который был из числа многих переселенцев, призванных на жительство из средней России в одну из чухонских деревень, и весьма неохотно оставался в этой стране. Его поймали, допросили и он был изобличён в злоумышленном распространении ложного предсказания. Пётр Великий арестовал этого мошенника, посадив его до исхода сентября в крепость. Наводнения не было во всё продолжение времени и вот Государь в начале октября обнародовал указом, чтобы из каждаго дома приходили к тому месту, где росла ольха; на этом месте была сделана возвышенность и, по приговору Государя, в присутствии множества собравшагося народа, ложному пророку дали кнутом пятьдесят ударов, и притом пред народом публично было объявлено Царское увещание не верить обману и вообще всеми мерами оставлять суеверие.
От Кенига, секретаря при Бароне Шафирове и потом коммерц-советника Голштинскаго
Герцогства.
Анекдоты и предания о Петре Великом, первом императоре земли русской и о его любви к государству. В трёх частях. Москва, 1900. Составитель Евстигнеев.
Покушение раскольника
Однажды в летний дворец, что в Петербурге в летнем саду, вошёл в переднюю, находящуюся в нижнем этаже, неизвестный человек у котораго под пазухой был кисет, сшит из разных цветом лоскутков. Кисет этот по форме был похож на такой, в каких обыкновенно секретари и писцы нашивали к своим начальникам дела в прежнее время, которые обыкновенно должны были назначаться для рассмотрения или подписания.
Денщики, видя, что это какой-нибудь из подьячих или писцов из коллегии, не обратили на него внимания и даже не спросили: кто таков? зачем? или откуда? А между тем этот человек простоял в углу несколько часов, не изменяя своего положения и держа свою кису под полою.
Наконец, по окончании совета министры вышли, и Государь провожал их в переднюю.
В то самое время неизвестный вынул что-то из кисы оборотившись к стене и, завернув кису, снова опять стал неподвижно, чего-то ожидая. Проводя министров, Государь возвратился во дворец, а за ним вслед пошёл смело и неизвестный, и вошёл во внутренние покои.
Тут только один из денщиков, зная, что не было дано повеление впускать кого бы то ни было во дворец, бросился за ним и стал между ним и Государем в дверях передней, оттолкнул неизвестного от дверей и спросил: кто он такой и что ему надобно?
Между тем как незнакомец сопротивлялся и насильно хотел ворваться в комнаты к Государю, Пётр спросил.
– Кто там?
К величайшему удивлению вместо ответа, у вошедшего выпала киса и вместе с нею огромный нож. Тогда злодей, видя, что он попался, упал на колени и признал себя виновным, Государь удержал его от коленопреклонения и спросил:
–Что ты хотел делать с этим ножом?
– Te6я зарезать, – был ответ.
– За что? – спросил Государь весьма спокойно. – Кажется, я тебя ничем не обидел.
– Нет, ты меня не обидел, но сделал зло нашей братии и нашей вере.
– Хорошо мы это рассмотрим завтра, – сказал Государь раскольнику и приказал его взять под караул.
(…) Единоверцы его с того времени должны были для отличия от других людей носить на спине лоскуток красного и желтого сукна.
От графа Бутурлина, который в это самое время был денщиком Государя.
Анекдоты и предания о Петре Великом, первом императоре земли русской и о его любви к государству. В трёх частях. Москва, 1900. Составитель Евстигнеев.
«Нам надобны художники, а не фигляры…»
Докладывано было государю, что в Петербург приехали плясуны и балансёры, представляющие разные удивительные штуки, на что его величество генералу-полицмейстеру Девиеру*
Граф (с 1726) Анто́н Мануи́лович Девие́р (порт. António Manuel de Vieira; 1682 (?) – 24 июня (6 июля) 1745) – португальский еврей на службе Петра I, первый генерал-полицмейстер Санкт-Петербурга (1718—1727 и 1744—1745). Ред.
отвечал так: «Здесь надобны художники, а не фигляры. Я видел в Париже множество шарлатанов на площадях. Петербург не Париж, пускай чиновные смотрят дурачества такие неделю, только с каждого зеваки не больше гривны, а для простого народа выставить сих бродяг безденежно пред моим садом на лугу, потом выслать из города вон. К таким праздностям приучать не должно. У меня и своих фигляров между матросами довольно, которые по корабельным снастям пляшут и головами вниз становятся на мачтовом верхнем марсе. Пришельцам, шатунам сорить деньги без пользы – грех» *.
*Английский резидент Джеймс Джеффрис сообщал 20 марта 1719 года: «Два дня тому назад царь и царица присутствовали на представлениях недавно прибывшего сюда акробата. Царь очень внимательно следил за всеми его упражнениями и особенно любовался замечательно ловкой пляской на канате. Некоторые вельможи присутствовали при этом с завистью и страхом, боясь, как бы царь не заставил их обучаться такому искусству». – Сборник Русского исторического общества. СПб., 1888, т. 61, с. 509—510.
Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. Россию поднял на дыбы Т.2. М.: Молодая гвардия, 1987.
Как пивовар Лапшин не жалел дров и что из этого вышло
Был из купцов пивовар по прозванию Лапшин. Великий государь, по всегдашнему своему обыкновению разъезжая по работам, заезжал и на пивоварню сего Лапшина и, увидя некогда из устья печного выпыхивающий немалый огонь, сказал ему:
– Лапшин, вижу я, что ты и не думал о бережении дров; ты видишь только под носом, что около Петербурга ныне лесу много и дрова дёшевы, а не рассуждаешь, что без бережи и самые большие леса истребиться могут в краткое время. Итак, должно тебе переделать печь и сделать оную так, чтоб траты таковой дров отнюдь не было.
Потом потребовал бумаги, начертил ему план сей печи и, объясня ему оной, сказал, наконец:
– Когда переделаешь печь, то я приеду и посмотрю, нет ли какой ещё ошибки.
Но видно, однако ж, что великий государь или недоволен был печью сею, или пивоварами своими, которых предрассудки были почти непобедимы. Сие заключить можно из того, что великий хозяин сей выписал из Голландии пивоваров и построил на Выборгской стороне каменные на голландский манер пивоварни, которые, нередко посещая, советовал всегда с пивоварами теми о возможнейшем уменьшении дров в варении пива.
От сына сего Лапшина, Ивана.
Анекдоты, касающиеся до государя императора Петра Великого, собранные Иваном Голиковым. Изд. третье, исправленное, дополненное и умноженное. М., 1807.
Государь богаче плутов
Вследствие публикации из Адмиралтейской Коллегии о вызове подрядчиков к торгам для постановки материалов, необходимых Адмиралтейству, явилось много подрядчиков; но из них осталось только три купца, которые на перерыв старались удержать подряд за собою.
Один из них объявил, что он возьмёт за труд свой, за очисткою расходов, по 10 копеек на рубль; другой сказал, что возьмёт только по 5 копеек; а третий вызвался, из усердия и ревности к государю, поставить подряд без барышей, в надежде, что впредь не будет оставлен.
Коллегия об этом отправила доклад государю.
Его величество написал на нём: «Отдать тому, который требует за труды по гривне за рубль; другому отказать, понеже из пяти копеек нечего трудиться; а третьего, аки плута, отдать на два месяца на галеру, сказав ему, что государь побогаче его».
Исторические анекдоты из жизни государей, государственных и общественных деятелей прошлого и настоящего. Составлено под редакцией М. Шевлякова. СПб., 1897. С. 9.
На крестинах у купца Сорокина
Пётр Великий, основав Петербург, всеми силами старался развить в нём торговлю и завести фабрики. Богатый московский купец Сорокин начал строить огромную суконную фабрику. Пётр часто посещал постройку. Однажды он сказал хозяину:
– А ну-ка, братец, угости меня водочкою.
– С величайшим удовольствием. Пожалуйте в дом.
Пришли. Жена Сорокина поставила на поднос анисовку и закуску, сама внесла в столовую и просила царя закусить.
Царь налил водки, пожелал хозяевам здоровья и выпил.
– А что, Сорокин, кажется, твоя жена беременна?
– Есть маленечко, ваше величество.
– Ну, если Бог благословит, возьми меня кумом.
– Очень рад, государь.
Через месяц после этого Сорокин явился к Петру и стал просить окрестить новорождённого сына.
– Когда? – спросил Петр.
– Завтра в двенадцатом часу.
– Буду непременно.
На другой день, в 12 часов, Пётр приехал к Сорокину с Меншиковым.
– Ну, кум, – сказал царь, – не задержи меня!
– Все готово, ваше величество, только что-то попа нет: посылал – нет дома.
– Меншиков, пошли за Феофаном.
Через час Феофан (Прокопович) явился. Окрестили, выпили и закусили.
– Слушай, Меншиков, поезжай к попу и скажи ему, чтобы в воскресенье, в одиннадцать часов, он явился ко мне. Я ему покажу, как надо исполнять требы.
И государь уехал. Поп очень струсил.
– Пропал, матка, – сказал он жене.
– А то-то, поменьше бы бражничал!
– Да я думал, что Сорокин врёт, что царь будет кумом.
– Ну. Да что будет, то будет! А надо идти.
– Ещё бы!
В воскресенье поп явился к царю.
– Ты отчего не явился к Сорокину крестить ребёнка? – сказал царь грозно! – А?
– Занят был.
– Врёшь! – вскричал Петр громовым голосом. – Пьянствовал! Меншиков, отправить его в Соловки! Напиши об этом патриарху!
Поп упал на колени.
– Ваше величество, помилуйте: жена, дети!
– А! Помилуйте – жена, дети – то-то! Ну, слушай: ступай домой, а в следующее воскресенье приди и отгадай мне три загадки: сколько вёрст от земли до неба? Чего я стою? Что думаю? Марш! Не отгадаешь, помилования не будет, отгадаешь – прощу!
В воскресенье поп Семён явился во дворец. Прежде надо сказать, что священник обращался ко всем знакомым, чтобы разгадали загадки, но никто не отгадал. Наконец, поп обратился к своему брату, дьякону Каллистрату. Тот подумал немного и сказал:
– Послушай, брат, когда тебе идти к царю?
– В воскресенье, сегодня.
– В какой рясе ты был у царя?
– В новой голубой, атласной.
– Давай её!
Поп достал, дьякон надел её.
– Что ты делаешь?
– Иду к царю вместо тебя. Ты знаешь, что мы похожи друг на друга. Он примет меня за тебя.
И дьякон отправился. Является к царю, который, по случаю праздничного дня, был окружён всеми придворными.
– А! – сказал Пётр. – Отгадал?
– Точно так, ваше величество.
– Ну, сколько верст от земли до неба?
– Двести сорок миллионов вёрст.
– Врёшь!
– Никак нет, велите проверить.
– Ну, хорошо, велю. А чего я стою?
– Двадцать девять серебряников.
– Так мало?
– Больше не стоите, ваше величество. Спаситель, Царь небесный, был продан за тридцать серебряников, а вы, царь земной, одним серебряником меньше.
– Верно, – сказал Пётр смеясь. – А что я думаю, того не отгадаешь.
– Нет, отгадаю. Вы думаете, что я поп Семён, а я дьякон Каллистрат, его родной брат.
– Ну, молодец Каллистратушка! Напишите владыке, что я прошу его сейчас же посвятить Каллистрата во священники и назначить в дворцовую церковь.
Исторические анекдоты из жизни государей, государственных и общественных деятелей прошлого и настоящего. Составлено под редакцией М. Шевлякова. СПб., 1897. С. 9-12.
Первый голландский корабль в Петербурге
В начале ноября месяца 1703 года прибыл в С.-Петербург торговый голландский корабль; но так как в заливе между Петербургом и Кронштадтом находятся мели, то Его Величество вместо того, чтобы послать кого-либо провести этот корабль, сам нарядился матросом и, в сопровождении многих особ, наряженных в такое же платье, встретил корабль у мелей залива. Взошед на корабль, он поздравил шкипера по-голландски с прибытием его первого в новоустроенный порт, и объявил, что прислан от губернатора проводить его до пристани. Сказав это, он опять сел в шлюпку и велел шкиперу корабля следовать за собою. Таким образом, счастливо проведя его чрез мели, пристал к пристани на Васильевском острову у дома губернатора, князя Меншикова, в котором шкиперу и всем матросам отведена была квартира. Хозяин встретил их у пристани, пригласил шкипера и всех матросов к столу своему, а чтоб они не заботились о корабле, то приказал явиться гвардейской команде и объявил шкиперу, что команда прислана от Государя для караула и безопасности корабля. И так Монарх, введя их в дом князя, посадил всех их с собою, хозяином и знатными особами за стол, уже изготовленный для их прихода. Тогда шкипер и матросы в лице провожатого своего узнали Государя! Можно вообразить их изумление, из которого, однако жь, они скоро вышли, вспомня, что Государь, в бытность свою у них, работал в тамошнем Адмиралтействе как простой плотник, а иногда исполнял и матросскую должность; притом же, видя ласковое или, лучше сказать, дружеское его с ними обращение и выпив несколько кубков вина, сделались смелее и позабыли даже, что находились в присутствии самого Государя. В то время, когда они веселились таким образом, выгружены были товары их в амбар князя Меншикова, и показаны покои, назначенные для гостей в продолжение пребывания их в Петербурге. Наконец Монарх, угостя их как нельзя лучше и хмельнее, подружился со шкипером, отвёл его в назначенную комнату, и уехал, пожелав ему доброй ночи. Поутру Государь снова прибыл к нему, известил, что всё находившееся на корабле охраняется надёжным караулом, и потребовал от него реестра грузу, состоявшему из разных вин и испанской соли. Он дал позволение продавать всё это беспошлинно, а между тем купил для употребления Двора своего знатную часть вин и соли; рекомендовал всем знатным господам последовать его примеру, и в короткое время весь товар раскуплен был со значительною прибылью. Когда же приготовились они к отъезду, то снова были угощены за княжеским столом, а Монарх, присутствовавший тут же, подарил шкиперу 500 червонных и каждому матросу по 300 ефимков. Притом сказано было, что первому после него торговому кораблю оказан будет такой же приём, и шкиперу дастся в вознаграждение 200 червонных, а матросам по 200 ефимков; второму за тем кораблю, по соразмерности, также сделано будет награждение. Наконец, не взирая на столь позднее время, Его Величество сам выпроводил корабли до Кронштадта, обнял шкипера и пожелал им счастливого пути.
При прощаньи шкипер и матросы тронуты были до слёз.
Достопамятные сказания о жизни и делах Петра Великого, собранные редакциею журнала «Русская старина». С.-Петербург, 1876.
Первый английский корабль в Петербурге
Из первых аглинских купцов, которые при сём великом государе прибыли в Сапктпетербург, был Томсин-Фогуль и компания. Сей Томсин, торговавший долгое время в России, выехал в отечество уже по кончине его величества с знатным капиталом и с преисполненным благодарности к великому сему монарху сердцем; он доставил нам следующий анекдот.
Первый торговый аглинский корабль, прибывший к новому С.Петербургскому порту, не зная залива Финского, в пути своём от Котлина острова до Петербурга наехал на мель, с которой никак не мог сняться. Великий государь, знавший уже, когда корабль сей из Крошлота отправиться был должен, поехал навстречу ему в шлюбке, одевшись в шипорское простое платье, а всех бывших при нём господ, должность гребцов исправлявших, нарядил в матросское. Монарх, увидя англичан, трудящихся в снятии с мели корабля своего, подъехал к оному и спросил по-голландски, что за корабль. Получа же ответ, что аглинский, но что, не зная залива сего, сбился с фарватера и попал на мель. Великий государь, как истинный шипор, с мнимыми матрозами своими, тот же час принялся помогать им и с великими трудами, чрез целый час продолжавшимися, стащили его с мели. И потом велел оному следовать за шлюбкою своею и привёл его счастливо к самой бирже. Благодеяние сие было крайне чувствительно англичанину, он позвал господина шипора на корабль свой и в засвидетельствование благодарности своей поднёс ему лучшей шерстяной аглинской материи на шипорское же платье, но господин шипор, не взяв подарка сего, сказал, что с своего брата шипора стыдно и грешно взять ему что-либо за такое дело, которое на море им общее; ибо-де легко случиться может впасть и ему в такое же несчастие, однако же по усильной просьбе агличанина обещал, в знак дружбы своей, принять подарок его, ежели пожалует он и с матрозами своими завтра к нему отобедать. Агличанин сие обещал. Условились о часе, в который мнимый шипор пришлёт к нему одного из своих матрозов проводить в его квартиру. Матроз сей в назначенный час к нему явился, и агличанин, нимало не воображая, чтоб звавший его на обед был другой кто, а не шипор, без всяких чинов пошёл с присланным. Когда ж сей привёл его к дому, пред которым стоял па плац-параде гвардейский караул, то шипор спросил, что это за дом.
– Дворец государев, – ответствовал провожатый.
– Так куда же вы нас ведёте?
– К шипору, но я проведу вас чрез дворец, ибо чрез оной гораздо ближе, а то б-де далеко было обходить.
Он нечувствительно вводит его в комнаты и, пройдя оных две, в третьей шипор и матрозы его увидели одолжившего их шипора, уже в виде монарха, стоящего с монархинею и окруженных придворными чинами. Можно себе представить, в какое должен был он и матрозы его приведены быть изумление от столь неожидаемыя сцены. Они сделались неподвижны и не смели даже очей своих поднять, но тотчас выведены были из изумления своего, когда его величество, подошед к шипору, взял его за руку, подвёл к государыне, а сия его крайне обласкала и, приглася в столовую, пошла с ним в оную. Все матрозы туда же приглашены, их посадил монарх подле себя и, в продолжение стола, расспрашивая шипора о пути его, о товарах, им привезённых и о прочем, пил между тем за здоровье короля их, парламентов, его шипорское и матрозов. Они должны были благодарить за оное подносимыми им покалами, пары которых столько при конце стола воздействовали, что нужно было их отвести под руки на шлюбку, в которой привезли их на корабль их, на коем уже был между тем поставлен царский караул для безопасности их и корабля.
В каком был шипор сей и матрозы удивлении, проспавшись, удобно может читатель вообразить. Агличанин вместо назначенного прежде мнимому шипору подарка поднёс того же дня государю и государыне по штуке лучшего полотна голландского и изъявлял с благоговением их величествам благодарность свою. Подарки сии были приняты, и он был отдарён за оные щедро. Пред обратным его отъездом великий государь, дружески с ним простяся и со всеми матрозами, пожелал им доброго пути…
Сей великодушный государев поступок, как уверял предавший нам анекдот сей, прославлялся во всей Англии и что-де прославляться оной не перестанет и навсегда.
От почтенного московского купца Ситникова, имевшего по торговле с купцом Томсиным дружбу. Сообщил сын его Семен Дмиmpueвич Ситников.
Анекдоты, касающиеся до государя императора Петра Великого, собранные Иваном Голиковым. Изд. третье, исправленное, дополненное и умноженное. М., 1807.
«Торговля наша похожа на неопытную девушку…»
Пошлинный тариф был введён Петром I в 1719 году. В одном из параграфов, этого тарифа, между прочим, было сказано: при открытии ложнаго груза в товаре против показанного или при товаре, неоплаченном пошлиною, корабль и весь товар описывают на Государя.
Пётр Великий, прочитав этот параграф, тотчас его вычеркнул, сказав:
– Это ещё не время, торговля наша с иностранными державами во многом похожа на неопытную девушку, которую не должно ни пугать, ни печалить излишнею строгостью, а напротив ласкать, ободрять и привлекать дружбою. Пусть кто хочет, скрывает товар; чрез это он подвергается большей опасности, нежели лишняя моя казна. В казну не должно описывать более того, как что окажется из утаённых товаров, и если кто меня обманет этим способом девять раз, а в десятый я поймаю, то он должен заплатить столько, сколько он собрал от меня, воруя от меня тайно.
От Банкира, купца Мейера.
Анекдоты и предания о Петре Великом, первом императоре земли русской и о его любви к государству. В трёх частях. Москва, 1900. Составитель Евстигнеев.
На блины к Петру Первому
Голландские и все почти другие корабельщики, приезжавшие в Петербург, обыкновенно были посещаемы государем на их кораблях. Он тогда осматривал построение их, особенно если на каком-нибудь было что замечательное. Не противно ему было, когда корабельщики подчивали его чаркою водки, вина, сыром и сухарями, и он с ними разговаривал о мореходстве, особливо по Балтийскому морю; с удовольствием слушал их опыты и примечания и часто вступал с ними о том в подробный разговор. Они имели позволение являться во дворец и смотреть беспрепятственно все празднества, и даже часто были там весьма хорошо угощаемы. Все это так нравилось этим людям, по их вольному образу жизни, что они с величайшею охотою приезжали в Петербург, и тогда уже российский торг в Санкт-Петербурге был весьма в цветущем состоянии. Смелость и вольное обращение корабельщиков с государем содержали всех казённых служителей, с которыми они имели дело, не в малом страхе и способствовали к скорому отправлению дел этих людей. Если хотя малейшее противодействие случалось мореходцам, то они тотчас грозили, что будут жаловаться его величеству. Известно из частых опытов, что государь дозволял им вольный доступ и донос по обычаю их земли, и тотчас призывал к ответу тех, на коих они приносили жалобы. Словом сказать, корабельщики, особенно голландские, которых тогда было наиболее, обходились весьма вольно с государём, который, зная образ мыслей этих людей, не делал совершенно им никакого принуждения в их поведении. Однажды государь встретил в Летнем саду вновь приехавшего голландского корабельщика, который до того времени, когда российская торговля имела главное свое место в Архангельске, много раз туда езжал, а в Петербург приехал только еще в другой раз, – и спросил, не лучше ли ему нравится Петербург, нежели Архангельск, и не так ли охотно он теперь сюда ездит, как прежде туда?
