Евгений Николаевич Гусляров
Народный Пётр. Полное собрание анекдотов и сказаний о Петре Великом
Если иногда говорили, что здесь предметы не интересны, то он, бывало, отвечал:
– Почём знать, вам оно не интересно, а, может быть, в моих глазах эта вещь достойна удивления, я желаю посмотреть. В самом деле, однажды в трактире, где он остановился, ему поднесли замок изящной работы и другие металлические предметы за весьма малую цену; потом, узнав, что есть у мастера и другие подобнаго искусства предметы, захотел посмотреть мастерскую этого мастера. Городок был невелик и притом слесарь был единственный во всём городе. Тогда Государь, держа в руке один из купленных замков, обротясь к своей свите, и сказал:
– Посмотрите, видывали ли вы такую работу у нас в России? И можно ли было в таком маленьком городке найти такого искуснаго мастера?
Потом, обратясь к мастеру, сказал:
– Если хочешь приобрести себе счастья, то можешь ехать в С.-Петербург и прямо явиться к Государю.
Во втором своём путешествии в Голландию, последовавшем в 1716 году, он приехал пред o6едом в Виттенберг, что в Саксонии, и между тем, как приготовляли ему обед, он спрашивал, что тут есть особенное любопытнаго для путешественников? Не много особеннаго, отвечал трактирщик, разве только старый курфирсткий замок, доктора Лютера медная гробница в церкви сего замка, его прежнее жилище и его учебный покой.
– Вот кстати, мне это очень нужно видеть, я очень много слышал хорошего об этом знаменитом муже, который для счастья многих мужественно боролся с Папою.
Государь, прежде чем приступить к обеду, поторопился приступить к осмотру в церковь замка, где разсматривая медную статую, изображающую Мартина Лютера над гробницею во весь его рост, сказал:
– Да, это вполне заслужил Лютер.
Потом вошёл в покой Лютера, где он жил и умер.
По входе в учебный покой ему показали большое чернильное пятно и при чём рассказали старое преданье, что однажды, когда Лютер упражнялся в чтении священнаго писания и в переписке, то ему представился дьявол и различными кознями старался отвлечь его от духовных мыслей. И этим так его разсердил, что Лютер, схватив чернильницу, бросил её дьяволу в рожу, отчего и произошло это большое чернильное пятно, котораго до сих пор невозможно отмыть.
Пётр Великий очень смеялся на эту сказку и ничего более не сказал кроме сдедующих слов:
– Неужели этот разумный муж мог видеть дьявола? Я думаю, ему и думать этого невозможно.
Потом Пётр Первый заметил, что вся закоптелая стена этой комнаты была исписана различными надписями и, когда он спросил, что это значит, то ему объяснили, что это подписи посетителей из приезжих и иностранцев. Тогда Пётр Первый, вынув из кармана кусок мелу, подле чернильнаго пятна написал русскими буквами: «Пётр». Действительный статский советник Яков Штелин.
Анекдоты и предания о Петре Великом, первом императоре земли русской и о его любви к государству. В трёх частях. Москва, 1900. Составитель Евстигнеев.
Женщины стали целовать лицо, а не бороды
До Петра среди свадебных подарков был большой пучок розог, который жених посылал невесте, чтобы предупредить её, что при первом случае она должна готовиться к маленькой мужниной трёпке; мужья могли даже убить своих жён безнаказно, а тех жён, которые узурпировали это право своих мужей, закапывали в землю живьём.
Пётр отменил пучки розог, запретил мужьям убивать своих жён, и чтобы сделать браки менее несчастными и лучше подобранными, он ввёл обычай совместных пиров, а также представления претендентам девушек до венчания, одним словом, он учредил и создал всё в своих владениях, вплоть до общества. Известно распоряжение, сделанное им лично, обязывающее бояр и их боярынь устраивать ассамблеи, где нарушение приличий наказывалось большим бокалом водки, который заставляли пить нарушителя, и, таким образом, вся честная компания уходила с них очень пьяной и мало исправившейся. Но это было важно – создать род общества среди народа, который об этом ничего не знал. Дело дошло до того, что несколько раз ставились драматические спектакли. Царевна Наталья, одна из его сестер, писала трагедии на русском языке, похожие на пьесы Шекспира, в которых тираны и арлекины исполняли первые роли. Оркестр был составлен из русских скрипок, в которых звуки извлекают из бычьих жил… Великолепие и даже вкус последовали за варварством. Одним из самых трудных предприятий основателя было укоротить полы платья и сбрить бороды своих подданных. Именно это вызывало наибольший ропот. Как научить весь народ одеваться по-немецки и пользоваться бритвой? С этой проблемой справились, располагая у ворот городов портных и брадобреев: одни обрезали полы платьев тех, кто проходил, другие – бороды; упорствующие платили сорок су на наши деньги. Вскоре они предпочли потерять свою бороду, чем деньги. Женщины сослужили царю полезную службу в этой реформе; они предпочитали бритые подбородки; они были ему обязаны тем, что не были больше пороты розгами, жили в обществе с мужчинами и целовали более благородные лица. Вольтер. Анекдоты о Петре Великом. Пер с франц., коммент. И вступ. ст. С.А. Мензина М. 2004.
Русские бороды и немецкое платье
Суеверие в то время столь владычествовало над умами, что самое, так сказать, ничтожное представлялось им грехами смертными, как-то: бритье бороды, покрой платья, несообразный с платьем предков их и проч. В Воронеже самых членов магистратских государь никак не мог уговорить обрить бороды и переменить платье *.
* 26-го августа 1697 года Петр, на другой день по возвращении в Москву из первого путешествия, принимая вместе с знатью людей самых простых, собственноручно обрезывал бороды вельможам, разговаривая с ними, начиная с Шеина и Ромодановского; не дотронулся только до самых почтенных стариков – боярина Тихона Никитича Стрешнева и князя Михаила Алегуковича Черкаского. Ред.
Они хотели лучше платить штраф и нести гнев его, нежели согласиться на такое, по мнению их, преступление. И хотя прискорбно это было Петру, но он не хотел, однако же, принудить их к тому властию, а ожидал того от времени и от воспитания детей их.
Князь Меншиков, желая угодить государю, изготовил для всех магистратских членов немецкое платье, даже до рубашек, и накануне праздника Пасхи, пред самою уже заутренею, призвал их всех к себе и объявил именной будто бы его величества указ: чтоб они тотчас или обрили бороды и оделись в немецкое платье, или готовились бы в ссылку, в Сибирь, указав им на изготовленные уже к тому и подводы; и что не допустит он их даже проститься с женами и семейством, но тот же час увезут, ежели они явятся преслушными указу.
Поднялся плач, рыдание и вопль бедных поистине людей. Они упали к ногам его, просили милости и заступления у государя, говоря притом, что они готовы всё сделать, нежели растлить (как они говорили) образ Божий, и что лучше согласятся потерять головы, нежели бороды, и проч. «Голов вы не потеряете», ответствовал князь, «но я не смею просить государя о перемене его указа; и так должны вы сейчас садиться в кибитки». При сём слове, по приказу его, вошли солдаты и готовились вести их к кибиткам. Предрассудок так был силён, что они с плачем и рыданием согласились лучше ехать в заточение, нежели лишиться бород; но, однако же, как повели их из покоев на двор, то один из них, который был помоложе, любя свою жену, при пролитии горьких слёз, перекрестясь, сказал: «Буди воля Божия!» и согласился на обритие бороды. Тотчас обрили её, что видя и все другие, тем же сожалением о женах, детях и домах своих быв тронуты, один по другому согласились последовать примеру товарища своего; и так были они обриты и наряжены в немецкое платье. Князь, видя, однако же, неутешно их плачущих, хотя не был он и сам богослов, утешал их, говоря, что «нет в том никакого греха, когда волосы будут обрезаны, но в том грех, если будут заповеди Христовы и апостольские не сохранены; а одна из заповедей сих поучает, что противляющиеся предержащей власти, противляются повелению Божию: несть бо власть, аще не от Бога», и проч.
Все это продолжалось даже до заутрени, и когда уже государь был в соборе, тогда князь пришед с ними и поставил новопреображённых за клиросом. Государь сначала не приметил их входа, но в продолжение заутрени нечаянно оглянулся, и увидя стоящих, в новых немецких кафтанах одинакового цвета, не мог никак узнать их, подозвал к себе князя и спросил: «Что это за люди?». Князь донёс, что члены здешнего магистрата. Государь столь обрадовался тому, что тотчас сошёл к ним с клироса и прежде ещё времени поцеловал каждого, говоря: «Христос воскрес», – благодарил их, что они для праздника так его обрадовали и, оборачивая каждого из них, говорил: «Ах, какие молодцы, посмотрите, пожалуйста, те ли вы стали, какие были прежде?». А на другой день праздника пригласил их к столу своему и пил за их здоровье.
Достопамятные сказания о жизни и делах Петра Великого, собранные редакциею журнала «Русская старина». С.-Петербург, 1876.
Бритье бород
Весной 1705 года, в Соликамск послан указ о бритье бород и перемене русскаго платья на немецкое. Долго размышлял соликамский воевода о том, как объявить горестную новость подчинённым, главное – как добиться, чтоб воля его царскаго величества не осталась неисполненною; наконец, решил: огласить закон в церкви, да тут же и покончить дело.
Дождавшись перваго воскресенья, градоначальник шлёт жителям Соликамска повестку явиться к обедне в собор: есть-де от двора государева указ такой, который должны выслушать все, и после неведением его отнюдь себя не оправдывать. Граждане поспешили в храм. Когда обедня кончилась, воевода велит народу приостановиться, сам всходит на амвон и громко прочитывает роковую бумагу, за подписью «Пётр». Ужас объял православных, сведавших, чего требует император. «Последние годы! последние годы!» – шептали между собой старики, покачивая головами и, хотя не говорили, но думали: «нет, пускай в нашем животе и смерти будет волен великий государь, но не покоримся обычаю еретиков!». Но срок исполнения указа был уже близок. Лишь только огорчённая толпа поворотила из церкви, как вдруг встретила задержку. Солдаты, заранее поставленные здесь, схватывают каждаго взрослаго мужчину: один из стражей держит бедняка за руки, другой остригает ему усы и бороду, третий, припавши вниз, обрезывает полы кафтана, выше колен. Картина была поистине жалостная! У редких жертв достало смелости оборонять своё лицо и платье.
Соликамские предания. Русская старина, 1894. – Т. 81. – № 1. – С. 210.
Русская церковь о бороде
В «Деяниях Стоглавого собора» (при царе Иване Васильевиче) сказано, между прочим: «Творящие брадобритие ненавидимы от Бога, создавшего нас по образу своему». – Далее правило св. апостолов: «Аще кто браду бреет и преставится тако, недостоит над ним пети, ни просфоры, ни свещи по нём в церковь приносити, с неверными да причтётся» etc. («Обличение неправды раскольничей». 1745 г.).
Пушкин А.С. История Петра. Подготовительные тексты. ПСС в 10 т. Изд. «Наука». М. 1965. Т. IX.
Бог может любить и безбородых
Пётр Великий, желая Россию поставить на степень европейских народов, нравственных как просвещением наук и художеств, так обращением и одеждою, выдал указ брить бороды и носить платье короткое* немецкое, говоря при том придворным боярам:
* Указы о ношении укороченного платья венгерского, саксонского и французского покроя были опубликованы 4 января 1700 года и 30 декабря 1701 года. Ред.
«Я желаю преобразить светских козлов, то есть граждан и духовенство, то есть монахов и попов, первых – чтоб они без бород походили в добре на европейцев, а другие – чтоб они, хотя с бородами, в церквах учили бы прихожан христианским добродетелям так, как видал и слыхал я учащих в Германии пасторов». При чём, рассмеявшись, примолвил к сему ещё и то: «Ведь наши старики по невежеству думают, что без бороды не внидут в царство небесное, хотя у Бога отверзто оно для всех честных людей, какого бы закона верующие в него ни были, с бородами ли они, или без бород, с париками ли они, или плешивые, в длинном ли сарафане, или в коротком кафтане».
Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. Россию поднял на дыбы Т.2. М.: Молодая гвардия, 1987.
Новая братоубийственная попытка Софьи
Царевна приступила к исполнению нового своего умысла. Она снеслась с Щегловитым и предначертала с ним новый мятеж. Щегловитый в ночь на 5-е (по друг. – на 9-е) августа собирает до 600 стрельцов на Лыков двор (где ныне арсенал) и дерзкой речью приуготовляет их к бунту противу Петра, который вводит немецкие обычаи, одевает войско в немецкое платье, имеет намерение истребить православие, а с тем и царя Иоанна, брата своего, и всех бояр и проч. Разъярённые стрельцы требуют, чтоб их вели в Преображенское; но двое из них, Михаил Феоктистов и Дмитрий Мельнов, успели прибежать прежде и через князя Бориса Алексеевича Голицына открыли Петру весь заговор. Пётр с обеими царицами, с царевной Наталией Алексеевной, с некоторыми боярами, с Гордоном, Лефортом и немногими потешными убежал в Троицкий монастырь (без штанов, – говорит Гордон). Перед восходом солнца прискакал Щегловитый с убийцами, но, узнав об отсутствии царя, сказал, что будто приезжал он для смены стражи и поспешил обо всём уведомить царевну. Она не смутилась и не согласилась последовать совету князя Голицына, предлагавшего ей бежать в Польшу.
Пушкин А.С. История Петра. Подготовительные тексты. ПСС в 10 т. Изд. «Наука». М. 1965. Т. IX.
Служба и верность лучше поклонов
Его величество, отменяя старинные обряды, изъявляющие униженности человечества, в 1701 году, декабря 30 дня, запретил, чтоб не писать и не называть уменьшительными именами вместо полного имени Дмитрия Митькою или Ивашкою, чтоб не падать пред ним на колени, и чтоб зимою, когда морозно, не снимать шляп и шапок с головы, проходя мимо того дворца, где обитает государь, говоря о сих обычаях так великодушно: «Какое различие между Бога и царя, когда воздавать будут равное обоим почтение? Коленопреклонное моление принадлежит Единому Творцу за те благости, какими он нас наградил. К чему унижать звание, безобразить достоинство человеческое, а в жестокие морозы почесть делать дому моему бесплодную с обнажённою главою, вредить здоровье своё, которое милее и надобнее мне в каждом подданном паче всяких бесполезных поклонов? Менее низкости, более усердия к службе и верности ко мне и государству – сия-то почесть свойственна царю».
Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. Россию поднял на дыбы Т.2. М.: Молодая гвардия, 1987.
Посылка дворян и мещан в чужие края
По возвращении из первого путешествия, государь определил посылать молодых людей за море, для обучения наукам и художествам. Кораблеплавание, кораблестроение, гражданская и военная архитектура были те науки, о введении которых в России весьма ревностно заботился державный преобразователь. Для этого многие из молодых дворян посланы были в Амстердам, Лондон, Тулон, Брест и прочие места, с одобрительными письмами и приличным содержанием; а мещане – в Голландию, для изучения каменного мастерства и хорошего жжения кирпича. Они должны были, по прошествии урочного времени, уведомлять его величество о своих успехах, а по возвращении своём, являться для испытания; каждого, по знанию и способностям, определял он к должностям; а нерадивых и ни в чём не оказавших успехов, с посмеянием отдавал под начальство Педриело, бывшего главного придворного шута, которыми тот распоряжался по своему произволу, определяя их в помощь истопникам и в другие низшие должности. Видя пользу из таких посылок, государь умножил их по возвращении из второго своего путешествия, и из мещан посылал уже больше; между ними посланы: Земцов и Еропкин – в Италию, для архитектуры; Никитин и Матвеев – в Голландию, для живописи; Башмаков и многие другие – туда же, для приобретения искусства в каменном строении. При заложении адмиралтейского двора и других больших строений в Петербурге, выписал он из Голландии наилучших кирпичных мастеров, каменщиков и строителей мостов и мельниц, которым тогда же определил на помощь и своих подданных, к таковым ремеслам назначенных. В несколько лет довёл он своих до такого познания, что не имел более надобности в голландских мастерах; однако ж оставил их у себя в службе, при полном жаловании, до конца их жизни, или до тех пор, пока требовали сами себе увольнения.
Черепицы и кирпичи, величиною в половину обыкновенных, были приготовляемы по голландскому образцу и по Витрувиеву наставлению *).
*) Напечатано и Париже, в 12-ю долю листа, под заглавием: «Le petit Vitruve» и переведено, по приказанию Петра I, на русский язык. Штелин. 30. Ред.
Из сих кирпичей выстроены: пространное адмиралтейство, кузницы, слесарни и пр., подзорный дворец, лежащий при взморье, между Калинкиным и Екатерингофом, летний дворец и многие другие строения, от которых ещё и до сего времени не отвалился ни один почти камень. Следовательно, мнение многих, что император, для своих строений выписывал черепицы и кирпичи из Голландии, несправедливо.
Достопамятные сказания о жизни и делах Петра Великого, собранные редакциею журнала «Русская старина». С.-Петербург, 1876.
Мнение бояр о посылке детей за границу
Царь в молодости своей, пылая, так сказать, желанием насадить в подданных своих всякое познание, предпринял, в 1689 году, послать многих детей знатного своего дворянства в чужие земли для учения, и объявил о том отцам их. Некоторые из них повиновались тому в молчании, не смея противоречить молодому и горячему монарху, но многие осмелились отсоветывать ему такую посылку, говоря, между прочим: «Где нашим ребятам познать заморские хитрости! Их разума на то не станет, и потому понапрасну только великий кошт издержан будет».
Такого рода мнения, достойные невежества тех, которые их подавали, взволновали царя.
– По вашему мнению, – говорил он, – мы родимся одарёнными от природы менее счастливо, чем другие народы, Бог, по вашему суждению, дал нам душу ни к чему неспособную? Между тем как у нас такие же руки, глаза и телесные способности, как и у людей других народов, которым даны они для развития ума, почему же только мы выродки человеческого рода и должны иметь ум неразвитый? Почему же мы только одни недостойны науки, облагораживающей всех прочих людей? Нет, такой же ум и у нас, мы так же будем успевать, как и другие, ежели только захотим. Всем людям природа одинаково дала начала и семена добродетелей, всем предназначено ими пользоваться, и как только кто возбудит в людях эти добродетели, то все хорошие качества души вполне пробуждаются.» *)
*) Дневник Корба, в издании М. И. Семевского. Ред.
Достопамятные сказания о жизни и делах Петра Великого, собранные редакциею журнала «Русская старина». С.-Петербург, 1876.
Уловка Фёдора Апраксина
По Указу государя велено было записывать дворянских детей в Москве и определять на Сухареву башню, для учения мореплаванию. Родители, вопреки сему указу, отдали детей своих в Заиконоспасское училище. Пётр Великий столь был раздражён ослушанием бояр, что в наказание их велел отправить малолетних дворян из Спасского монастыря в Петербург и там заставил их бить сваи на Мойке, где строились пеньковые анбары. Никакие представления не могли укротить справедливого гнева монарха – один Апраксин умел сие сделать. Зная, что необыкновенные и великодушные подвиги поражали Петра Великого, однажды он приказал присматривать, когда государь поедет к пеньковым анбарам; поспешил к трудившимся малолетним дворянам и, лишь только узнал о приближении монарха, тотчас сиял с себя Андреевскую ленту, мундир, повесил их на шест и начал сам вбивать сваи. Удивлённый государь остановился.
– Фёдор Матвеевич, – сказал он, – ты адмирал и кавалер; как же ты вбиваешь сваи?
– Государь, – отвечал Апраксин, – здесь бьют сваи мои племянники и внучата; а я что за человек? Какое имею в роде преимущество? Кавалерии и мундиру бесчестья я не принёс: они висят на дереве.
Пётр Великий тогда же простил малолетних дворян и отправил их для учения в чужие края.
Словарь достопамятных людей русской земли… Составленный Дмитрием Бантыш-Каменским. В пяти частях. Ч. I. M., 1836.
Лизета догадливее бояр
Государь, возвратясь из Сената и видя встречающую и прыгающую около себя собачку, сел и гладил её, а при том говорил: «Когда б послушны были в добре так упрямцы, как послушна мне Лизета (любимая его собачка), тогда не гладил бы я их дубиною. Моя собачка слушает без побой. Знать, в ней более догадки, а в тех заматерелое упрямство».
Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. Россию поднял на дыбы Т.2. М.: Молодая гвардия, 1987.
Просьба Петра Великого
Молодые дворяне посланые учиться в Венецию, а оттуда в Голландию, воротились в зимнее время, пришли к государю в шесть часов утра – он уже со свечою в руках ползал по карте, расспрашивал их, остался доволен. Просились к матерям на побывку.
– Нельзя, время военное, отпуски запрещены, а вы в службе по флоту – буду, однако, ходатайствовать.
И велел им идти в адмиралтейств-коллегию. Пришёл сам гораздо после восьми часов.
– Поздненько, Пётр Алексеевич, поздненько! – сказал генерал-адмирал.
– Дела были, ваше сиятельство.
– То особь статья, а здесь по регламенту. Садись, Пётр Алексеевич. Да, что там за молодцы? Ты прислал их.
Объяснил, что они учились-де хорошо и вели себя честно; доложил о просьбе их повидаться с родными: взяты-де почти силою от матерей.
– Нельзя, Пётр Алексеевич, сам знаешь, государь запретил теперь отпуски.
– Государь на это слова не скажет.
– Не он, так дубинка заговорит.
– Да не угодно ли будет вашему сияительству зачислить их в штат к себе?
– На что они мне?
И молвил генерал-адмирал что-то на ухо секретарю, велел потом молодым людям войти в присутствие.
– Похваляют вас, – сказал им, – что и учились хорошо, и не буянили. За то я всех вас беру в штат к себе. Не хотите ли у родных побывать? С Богом! А через двадцать восемь дней сюда, на службу. *.
* Воспоминания Федора Петровича Лубяновского.
Достопамятные сказания о жизни и делах Петра Великого, собранные редакциею журнала «Русская старина». С.-Петербург, 1876.
Адмиралтейский бас Иван Головин
Пётр Великий весьма любил и жаловал Ивана Михайловича Головина и послал его в Венецию учиться кораблестроению и итальянскому языку. Головин жил в Италии четыре года. По возвращении оттуда, Пётр Великий, желая знать, чему выучился Головин, взял его с собою в адмиралтейство, повёл его на корабельное строение и в мастерские и задавал ему вопросы. Оказалось, что Головин ничего не знает. Наконец, государь спросил:
– Выучился ли хотя по-итальянски? – Головин признался, что и этого сделал очень мало.
– Так что же ты делал?
– Всемилостивейший государь! Я курил табак, пил вино, веселился, учился играть на басу и редко выходил со двора.
Как ни вспыльчив был государь, но такая откровенность очень ему понравилась. Он дал ленивцу прозвище князя-баса и велел нарисовать его на картине сидящим за столом с трубкою в зубах, окружённого музыкальными инструментами, а под столом валяются металлические приборы. Пётр Великий любил Головина за прямодушие, верность и ум и в шутку всегда называл его учёным человеком, знатоком корабельного искусства.
Пётр Великий вздумал, по корабельному обычаю, купать не бывавших ещё в Каспийском море. Государь и себя не исключал при этом. За ним последовал и адмирал и прочие, хотя некоторые боялись, сидя на доске, трижды опускаться в воду.
Всего более вышла потеха при купании Ивана Михайловича Головина, которого Пётр обыкновенно называл адмиралтейским басом. Государь стал сам его спускать и со смехом говорил:
– Опускается бас, чтобы похлебал каспийский квас!
Кривошлык М.Г. Исторические анекдоты из жизни русских замечательных людей. М.: Издательско-полиграфическая фирма «АНС-Принт» Ассоциации «Новый стиль», 1991.
С тем и разошлись
Привезли Петру Алексеевичу стальные русские изделия; показывал их после обеда гостям и хвалил отделку: не хуже-де английской. Другие вторили ему, а Головин-Бас, тот, что в Париже дивился, как там и ребятишки на улицах болтали по-французски, посмотрел на изделия, покачал головою и сказал: хуже! Петр Алексеевич хотел переуверить его; тот на своём стоял. Вышел из терпения Пётр Алексеевич, схватил его за затылок и, приговаривая три раза «не хуже», дал ему в спину инструментом три добрых щелчка, а Бас три же раза твердил свое «хуже». С тем и разошлись.
Лубяновский Ф.П. Воспоминания. М., 1872. С. 47.
Шведская наука побеждать
В самое то время, когда Пётр Первый с Меншиковым в 1700-м году намерен был с новонабранным войском идти из Новагорода к Нарве и продолжал осаду сего города, получил он известие о несчастном поражении бывшей своей армии при Нарве с потерянием артиллерии и со взятием в полон многих генералов и полковников и, огорчась на самого себя, что при сём случае своею особою не присутствовал, великодушно печаль сию снёс, и непоколебимым оставшися продолжать военные подвиги против неприятеля, сказал следующее: «Я знаю, что шведы нас ещё несколько раз побеждать будут, но, наконец, научимся сим побивать их и мы».
Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. Россию поднял на дыбы Т.2. М.: Молодая гвардия, 1987.
Совет пьяного пушечного мастера
Государь получил в Новгороде известие о совершенном поражении войск своих под Нарвою, в первую осаду города сего, и что вся артиллерия и денежная казна достались неприятелю. И хотя прискорбна была такая печальная весть, но должно было, однако же, в самой скорости иметь ему новую артиллерию; меди же не было, и достать из других государств так скоро её не можно. Естественно, должно было привести это государя в крайнее недоумение; в самое то время видит он расхаживающего взад и вперёд, против окошка своего, в размышлении одного худо одетого человека и посылает спросить – чего он хочет. Тот отвечает, что пришёл помочь горю государя. Монарх повелевает представить его себе и спрашивает: какое имеет он до него дело?
– Прикажите, всемилостивейший государь, прежде поднести мне чару вина – умираю с похмелья, а денег нет ни полушки.
Из такой смелости государь заключает, что он нечто дельное представить ему хочет; велел поднести ему добрую чарку.
– Говори же, – продолжает государь.
– Ваше величество думаете теперь о потере артиллерии и где взять меди на вылитие её вновь, не правда ли?
Государь ожидает продолжения такой речи, которая началом своим уже интересовала его.
– Ну, говори же, что дальше?
– Прикажите, ваше величество, подать другую чарку вина: истинно, не опохмелился одною.
Как ни должна быть досадна такая наглость, но содержание начатой речи было довольно важно, чтоб дослушать её; повелевает подать ему другую чарку.
– Теперь доволен, – продолжает опохмелившийся. – Меди, государь, у тебя много, не о чем так о ней думать: сколько излишних и ненужных при церквах колоколов – что мешает тебе взять половину их и употребить на вылитие стольких пушек, сколько тебе угодно. Нужда государственная важнее, нежели многие колокола, и половины их слишком довольно для того предмета, для которого они наделаны; а после, как, Бог даст, одолеешь своего противника, то из его же пушек наделать можно колоколов сколько хочешь – к тому ж, есть из них много разбитых и без употребления.
Какое награждение учинил государь этому пьяному – неизвестно, а известно только то, что по сему совету было поступлено и в ту же ещё зиму вылита из некоторой части колоколов великая артиллерия.
Это был пушечный мастер.
Достопамятные сказания о жизни и делах Петра Великого, собранные редакциею журнала «Русская старина». С.-Петербург, 1876.
Северное сказание о колоколах и пушках
И у нас в Палеострове было в те поры восемь колоколов, и очень отцы за них стояли – очень уж звон хорош был у них. Однако Пётр Первый и из наших колоколов семь штук отобрать велел и на судне свезть на завод в Питер. Повесили наши отцы носы и стали к государю приставать, чтобы он смилостивился и колокола монастырские оставил по-старому.
– А зачем вам колокола? – спрашивает царь.
– Созывать народ к божественному песнопению, – отвечают.
– От вас звона не услышат – в другую церкву пойдут! – говорит царь.
А монахи-то ему: «Умалится-де слава святых угодников соловецких и палеостровских».
Государь ничего не ответил, а только приказал всем монахам с игуменом сесть на судно и ехать вплоть до Шунги, а там во все уши слушать, что будет, и, вернувшись, обо всём ему доложить. А сам велел в колокола перезванивать и три раза из пушки палить. Через несколько времени вернулись монахи.
– Ну что же вы слышали? – спрашивает государь.
– Слыхать нам было, будто кто трижды из пушки стрелял, – отвечает игумен.
– Ну то-то вот и есть, – сказывает Пётр Первый, – колоколов-то ваших и не слышали – небось они до вас славу угодников не донесли, а пушки-то мои мою славу до вас донесли; так уж лучше давайте мне ваши колокола, я их на пушки перелью – авось они славу ваших угодников не то что до Шунги донесут, а и до самой шведской столицы, Стекольного города.
Рассказал старик-монах в Палеостровском монастыре.
Майнов В. Петр на Олонце // «Дело». 1883, №6.
Тайные сокровища князя Ромодановского
После первой неудачной осады города Нарвы государь Пётр Первый, будучи в Москве и прилагая попечение о наборе войск и о снаряжении их амунициею и орудиями, имел недостаток в пушках. Сего ради, для скоройшего вылития оных, принужден был прибегнуть к церковным колоколам, которых находилось множество лишних. А как и в деньгах был также недостаток, то в крайности такой намерен был поубавить монастырских сокровищей, в золоте и серебре состоящих. Оба сии предприятия могли в нерассудительном народе поселить негодование, который по суеверию и по старинным предрассуждениям лучше бы хотел видеть великолепие церковное, нежели благополучие государства, подкрепляемое таким имуществом. Не видя иного способа, чтоб сделать скорый оборот к вооружению себя против неприятеля, ибо к собиранию с государства податей требовалось долго времени с отягчением народным, и, не приступая ещё к исполнению такой мысли, находился государь в задумчивости и целые сутки никого к себе не допускал. Колико Меншиков ни был любим, не смел, однако ж, являться тогда к нему. Тем менее прочие боляре, понеже запрещено было допускать, да и не желал его величество им о том намерении объявлять. Князь Ромодановский*,
*Нартов в этом рассказе идеализировал боярина из рода Рюриковичей Федора Юрьевича Ромоданевского (ум. 17 сентября 1717 года). Ромодановский пользовался неограниченным доверием Петра I, с беспощадностью и жестокостью он вёл политические и уголовные дела в Преображенском приказе. В Северную войну руководил артиллерийским снабжением армии, а также Аптекарским и Сибирским приказами. Имел титул «князя-кесаря» и «величества», но шутовской окраски, подобно «князю-папе» Н. М. Зотову, не носил. В личной жизни придерживался старомосковских обычаев, требовал к себе абсолютного уважения и держал дома двух медведей, которых мог натравить на непотрафившего гостя. См. также характеристику этого петровского вельможи, данного ему Б. И. Куракиным в его «Гистории Петра Великого». Ред.
