хотя в прочем и был прилеплен к старинным обычаям, однако любил государя и верен был ему паче многих прочих, а по сему не только носил от монарха отличную милость, да и был от него почтён. Узнавши он о сокрушении и уединении его величества, отважился идти к нему, чтоб посоветовать с ним, каким бы образом смутному состоянию помочь. Стража, стоявшая у дверей чертогов царских, ведая, коликую князь имел доверенность, не смела его остановить, ибо все боялись того, что он за воспрещение ему входа велит по полномочию своему лишить их живота, не спрашивая о том государя. Таким образом, вошёл прямо, и, видя Петра Первого по комнате в глубокой задумчивости взад и вперёд ходящего, остановился и посмотрел на него, но государь его не примечал. Князь решился идти ему навстречу и с ним столкнулся. Его величество пасмурным взором взглянул на него и аки бы удивляющимся его нечаянному приходу, опамятовшись, спросил: «Как ты, дядя, – так его государь иногда называл, – сюда забрёл? Разве не сказано тебе, что не велено пускать?». – «Других может быть, а не меня, – отвечал Ромодановский, – меня и родитель твой царь Алексей Михайлович без доклада к себе пускал. Ведомо тебе, что при кончине своей мне тебя вверил. Кто ж в несгоде печься будет о тебе, как не я? Полно крушиться! Скажи, о чём целые сутки думаешь? Царь, отец твой, и царица, мать твоя, наказывали совета моего слушать. Размыкивать горе подобает вместе, а не одному!».
«Полно, дядя, – сказал государь, – пустое молоть, какой совет, когда в казне денег нет, когда войско ничем не снабдено, артиллерии нет, а сие потребно скоро». Потом начал опять ходить и предаваться размышлениям. Князь Ромодановский, видя царское отчаяние, остановил его паки и говорил сердито: «Долгая дума – большая скорбь. Полно крушиться, открой думу свою, какой к тому находишь способ, авось либо верный твой слуга промыслит полезное». Его величество, зная, что сей достойный муж всегда был блюстителем верности и правды, объявлял ему тайность свою так: «Чтоб иметь артиллерию, для которой нет меди, думаю я по необходимости взять лишние колокола, которые делают только пустой перезвон. Перелив их в пушки, загремлю ими против шведов полезным Отечеству звуком». – «Добро мнишь, Пётр Алексеевич, а о деньгах как же?». – «Так, чтоб в монастырях и церквах бесплодно хранящееся сокровище, в золоте и серебре убавить и натиснить из него деньги». – «На сие нет моего совета. Народ и духовенство станут роптать и почтут грабежом святым». – «О народе я так не мню, для того, что я не разоряю налогами подданных и защищаю Отечество от врага, а прочим зажму рот болтать. Лучше пожертвовать суетным богатством, нежели подвергнуться игу иноплеменников». – «Не все так здраво думают, Пётр Алексеевич. Сие дело щекотно, должно придумать иное». – «Ведь деньги, дядя, с неба не упадут, как манна, а без них войско с холоду и голоду умрёт! Теперь иного средства нет». – «А я так знаю, что есть и что Бог тебе пошлёт. Только сколько надобно?». – «На первый случай около двух миллионов рублей, пока без притеснения народного более получу». – «Не можно ли поменее? – отвечал князь голосом надёжным, – так я тебе промышлю». К сему слову государь, пристав с веселым уже видом, начал убеждать Ромодановского, чтоб он скорее ему тайность сию объявил, ибо знал, что он лгать не любил. «Не скажу, а услужу. Успокойся! Довольно того, что я помощь государству в такой крайности учинить должен».
При сём, когда наступила уже ночь, хотел было Ромодановский идти от него прочь, но Пётр Великий обнял его, просил неотступно, чтоб он долее не думал, открыл бы ему сие и уверил бы, когда получить деньги, не выпуская его из своих рук. Князь, видя, что уже ему никак отделаться было не можно, сказал: «Жаль мне тебя, Пётр Алексеевич, быть так! Поедем теперь, но не бери с собою никого».
Обрадованный государь и аки бы вновь от сего переродившийся, следовал за ним. Поехали они обще из Преображенска в Кремль. Прибыли в Тайный приказ, над которым был князь Ромодановский главноначальствующим, вошли в присутственную палату, в которой, кроме сторожа, никого не было. Князь приказывал ему отдвигать стоящий у стены шкап, в котором находились приказные книги. Дряхлый и престарелый сторож трудился, – недоставало его силы. Принялся помогать ему сам государь. Шкап был отодвинут, появилась железная дверь. Любопытство монаршее умножалось. Ромодановский, приступя к дверям, осматривал висящую восковую печать, сличал её с тем перстнем, который был на его руке и которым вход был запечатан, причём свечу держал его величество. Потом, вынув из кармана хранящийся в кошельке ключ, отпирал оным дверь, – замок заржавел, понеже лет с двадцать отпираем не был и про что никто, кроме князя и сторожа, не ведал, ибо не токмо переставлять шкап на иное место, да и любопытствовать о сём под лишением живота подчинённым запрещено было со времён царя Алексея Михайловича под видом тем, якобы в находящихся за оным шкапом палатах хранились тайные дела. Потом государь пытался отворять сам, но не мог. Послали сторожа сыскать лом и топор, принялись все трое работать, наконец, чрез силу свою великую ломом монарх дверь отшиб. При входе своём в первую палату, которая была со сводом, к несказанному удивлению, увидел его величество наваленные груды сребряной и позолоченной посуды и сбруи, мелких серебряных денег и голландских ефимков, которыми торговцы чужестранные платили таможенную пошлину и на которых находилось в средине начеканенное московское клеймо для того, чтоб они вместо рублей в России хождение своё имели, множество соболей, прочей мягкой рухляди, бархатов и шелковых материй, которые либо моль поела, или сгнили. А как государь, смотря на сие последнее и пожимая плечами, сожалел и говорил: «Дядя, это все сгнило», – то князь отвечал: «Да не пропало». По сём любопытство побуждало Петра Великого идти в другую палату посмотреть, что там находится, но князь, его не пустя, остановил и сказал: «Пётр Алексеевич, полно с тебя теперь и этого. Будет время, так отдам и достальное. Возьми это, и, не трогая монастырского, вели наковать себе денег».
Государь расцеловал почтенного и верного старика, благодарил его за соблюдение сокровища и спрашивал: каким образом, без сведений братей и сестры его Софии по сию пору сие оставалось. «Таким образом, – отвечал Ромодановский, – когда родитель твой царь Алексей Михайлович в разные времена отъезжал в походы, то по доверенности своей ко мне лишние деньги и сокровища отдавал на сохранение мне. При конце жизни своей, призвав меня к себе, завещал, чтоб я никому сего из наследников не отдавал до тех пор, разве воспоследует в деньгах при войне крайняя нужда. Сие его повеление наблюдая свято и видя ныне твою нужду, вручаю столько, сколько надобно, а впредь всё твое». – «Зело благодарен тебе, дядя! Я верности твоей никогда не забуду». В самом деле, сие помогло толико, что напечатанными из сего деньгами не только войски всем потребным были снабдены, но и войну беспрепятственно продолжать было можно. Перелитые же колокола доставили довольное число пушек. Сия-то великая заслуга поселила в сердце Петровом благодарность такую к князю Ромодановскому, что он пред всеми прочими вельможами князя Ромодановского, которому отменное почтение монарх оказывал и доверенность, более любил.
Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. Россию поднял на дыбы Т.2. М.: Молодая гвардия, 1987.
Пётр тронут поступком разбойника
Князь Федор Юрьевич Ромодановский, известный под названием Князя-Кесаря, заведывал Преображенским приказом. При своей страшной жестокости, изумлявшей самого Петра, этот человек был набожен и почитал Николая угодника. Раз, накануне Николина дня, один колодник, содержавшийся в приказе за убийство, объявил, что имеет сообщить князю нечто очень важное. Ромодановский велел привести к себе арестанта. Тот бросился в ноги и стал просить, чтобы его отпустили в деревню к родным – провести с ними последний раз праздник и проститься, так как, вероятно, его скоро казнят. Кесарь был озадачен такою неслыханною дерзостью.
– Да как ты смеешь просить об этом, злодей! – закричал, наконец, князь, придя в себя от изумления.
– Помилуй, отец мой! Святой Никола чудотворец воздаст тебе за это сторицею.
– Кто же будет за тебя порукою? – спросил, уже смягчившись, князь Ромодановский.
– Сам святой угодник. Он не попустит мне солгать.
Начальник приказа задумался, потом заставил разбойника поклясться в том, что он непременно вернётся, и затем отпустил его в деревню, которая находилась где-то недалеко от Москвы.
Враги князя тотчас же донесли об этом государю. Пётр приехал к его кесарскому величеству и спрашивает:
– Правда ли, что ты отпустил разбойника?
Отпустил, но только на пять дней, чтобы он простился с родными.
– Да как же ты мог это сделать и поверить злодею, что он вернётся?
– Он дал мне в том порукою великого угодника Божия, который не попустит ему солгать.
– Но когда он мог убить человека, то что стоит ему солгать святому, и тем более, что он уличён в убийстве и знает, что будет казнён.
Но князь стоял на своём.
– Ну, дядя, смотри, чтоб не отвечать за него тебе, если он не будет в срок, – сказал государь.
В назначенный день преступник явился в приказ, благодарил князя и сказал, что теперь готов с радостью принять заслуженную казнь.
Обрадованный князь поехал к государю и доложил об этом. Пётр удивился и потребовал к себе арестанта.
– Знаешь ли ты, что за убийство, совершенное тобою, ты должен быть казнён?
– Ведаю, надёжа-царь.
– Как же, ведая, возвратился ты на верную смерть?
– Я дал в том порукою св. чудотворца Николая. К тому же я заслужил смертную казнь и приготовился к ней покаянием. Да если б я и вздумал бежать, то св. Николай не попустил бы мне того, и я рано или поздно был бы пойман и ещё большую потерпел бы муку.
Пётр всегда оказывал снисхождение, когда видел чистосердечное раскаяние, и прощал всех, кроме убийц; но на этот раз он так был тронут, что приказал заменить смертную казнь для этого преступника солдатскою службою в одном из сибирских полков.
Кривошлык М.Г. Исторические анекдоты из жизни русских замечательных людей. М.: Издательско-полиграфическая фирма «АНС-Принт» Ассоциации «Новый стиль», 1991.
Ещё одно сказание о князе-кесаре Ромодановсклм
Случилось государю летом идти из Преображенского села с некоторыми знатными особами по Московской дороге, где увидел он вдали пыль, потом скачущего ездового или рассылыцика, машущего плетью и кричащего прохожим и едущим такие слова: «К стороне, к стороне! Шляпу и шапку долой! Князь-цесарь едет!». А за ним вслед едущего на колымажке, запряжённой одни конём, князя Ромодановского, на котором был длинный бешмет, а на голове сафьянная шапка.
Лишь только поравнялся он с ними, то государь, остановясь и, не снимая шляпы, сказал: «Здравствуй, мин гнедигер гер кейзер!» – то есть: «мой милостивый государь кесарь!». На сие не отвечая, князь ни слова, при сердитом взгляде, кивнув только головою, сам продолжал путь далее. По возвращении его величества в Преображенское и, не видя по обыкновению в комнатах своих Ромодановского, послал просить его к себе из Тайного приказа, где князь присутствовал. Но князь отправил напротив к нему грозного рассыльщика с объявлением, чтоб Пётр Михайлов явился к ответу. Государь, догадавшись тотчас о его гневе, пошёл на свидание. При вшествии его величества Ромодановский, не вставая с кресел, спрашивал сурово так: «Что за спесь, что за гордость! Уже Пётр Михайлов не снимает ныне цесарю и шляпы! Разве царя Петра Алексеевича указ не силён, которым указано строго почитать начальников?». – «Не сердись, князь-цесарь, – сказал Пётр Великий, – дай руку, переговорим у меня и помиримся». На что не отвечал Ромодановский ни слова (едва и как будто нехотя с кресел приподнялся) и пошёл рядом с государем во дворец. Проходящему князю-цесарю через передние покои стоящие гвардии штаб-офицеры и другие господа кланялись низко, ибо они его зело боялись и воздавали ему почесть предо всеми отличнейшую. И как государь в другом покое остановился, то призвал сих особ пред себя, велел поднесть цесарю ковшичек отъёмного вина, потому что он водки не любил, а себе и прочим – анисовой водки, а после того предо всеми говорил: «Я надеюсь, что твоё цесарское величество меня в том простит, когда я пред тобою не снял на дороге шляпы. Сие неучтивство произошло от твоего бешмета, в котором сана твоего не познал. Если б ты был в пристойной униформе, то есть, в приличном кафтане, я б отдал надлежащий по чину поклон». Как ни досаден, будто б был такой выговор князю-цесарю, однако под видом извинения объясняя, что бешмет нимало не уменьшает его чина и достоинства, государю сказал: «Я тебя прощаю». – «Теперь мы поквитались с тобою, – отвечал, улыбнувшись, государь и, обратясь к предстоявшим, продолжал следующие слова: – Длинное платье мешало доселе проворству рук и ног стрельцов. Они не могли ни работать хорошо ружьём, ни маршировать, то есть, ходить. Для того-то велел я Лефорту пообрезать сперва жупаны и зарукавья, а после сделать новые мундиры по обычаю Европы. Старая одежда похожа более на татарскую, нежели на сродную нам, легкую славянскую. Долгой бешмет у татар – то, что у казаков казакин. В спальном платье являться в команду не годиться».
Такое нравоучение относилось не на Ромодановского, но на тех упрямых бояр, которым новая одежда не нравилась, и, как видно, учинено было сие от обоих по условию, дабы князь-цесарь, яко любимый его величества боярин, подавал прочим в преобразовании одежды пример.
С тех пор князь Ромодановский не езжал более в бешмете в Преображенск.
Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. Россию поднял на дыбы Т.2. М.: Молодая гвардия, 1987.
Военные неудачи
После неудачной Нарвской битвы Петр явился также велик, как велик был после первого неудачного похода Азовского, обнаружил такую же изумительную деятельность, не останавливаясь ни перед чем. Шедшие от Нарвы полки приводились в исправность; работы над укреплениями закипали в Новгороде, Пскове, Печёрском монастыре (близ Пскова). И горе тем, кто в это время не хотел бы работать или думал, как бы поживиться от общего дела.
Между тем Петру нужно было скрепить союз с Польшею и попытаться, нельзя ли склонить и Польшу к войне против шведов. Лучшим средством для этого Петр считал личное свидание с Августом, личные переговоры с польскими вельможами. Это свидание государей произошло в феврале 1701 г., в местечке Биржах (Динабургского уезда). Государи веселились за длинными обедами и занимались важными делами.
Однажды Август, после пирушки, проспал обедню; но Пётр явился в церковь и, по своему обычаю, внимательно приглядывался к католическому богослужению, расспрашивал, что значит то или другое действие. Один из польских сенаторов заметил ему, что в его власти соединить церковь Греческую с Латинскою. Царь отвечал:
– Господь действительно дал царям власть над народами, но над совестию людей властен один Христос, и соединение церквей может совершиться только с Божией воли. *).
*) Гистория Свейской войны. – Записки Желябужского.
Достопамятные сказания о жизни и делах Петра Великого, собранные редакциею журнала «Русская старина». С.-Петербург, 1876.
Чтобы лев не проглотил курляндцев живых
В начале 1701 года король польский отправился в принадлежащую князю Радзивилу*
*Возможно, Кароль Станислав Радзивилл (1669—1719) – литовский магнат. Ред.
при курляндских границах крепостцу Буржу*,
*Свидание Петра I с Августом II в местечке Биржи в Литве состоялось 21—27 февраля 1701 года. Ред.
равномерно и герцог курляндокий Фердинанд для того, чтоб о тогдашних делах противошведских переговорить и учинить условие. Сего ради его величество король польский всячески старался российского монарха разными забавами угостить. И когда за столом были они уже веселы, то Пётр Великий пил за здоровье короля польского и, пожав при том ему руку, говорил: «Да будут мысли наши столь тверды, сколь сильны наши телеса!». На сие ответствовал король: «Да здравствует сила, с силою соединенная, которая врагов рассеет в прах». При сём герцог курляндский поклонился обоим государям и при питии за здравие их сказал: «А мне остается благополучно под защитою сил ваших жить, чтобы лев не проглотил курляндцев живых!». Царь Пётр, рассмеявшись, сказал ему: «Не бойся, брат, у нас для этого зверя есть железные сети. Когда разинет зев, так дадим ему покушать картечей».
Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. Россию поднял на дыбы Т.2. М.: Молодая гвардия, 1987.
Зачем царь Пётр и король Август испортили серебряный сервиз
При свидании с королём Августом в городке Бирже царь Пётр Алексеевич остался у него ужинать. Во время стола приметил Август, что поданная ему тарелка серебряная была не чиста и для того, согнув её рукою в трубку, бросил в сторону. Петр, думая, что король щеголяет перед ним силою, согнув также тарелку вместе, положил перед себя. Оба сильные государя начали вертеть по две тарелки и перепортили бы весь сервиз, ибо сплющили потом между ладонь две большие чаши, если бы шутку сию не кончил российский монарх следующею речью: «Брат Август, мы гнём серебро изрядно, только надобно потрудиться, как бы согнуть нам шведское железо».
Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. Россию поднял на дыбы Т.2. М.: Молодая гвардия, 1987.
Физическая сила Петра Великого
Известно, что Пётр Великий и Август, король польский имели необычайную силу. Однажды случилось быть им вместе в городе Торне, на зрелище битвы буйволов. Тут захотелось поблистать Августу пред царём богатырством своим, и для этого, схватя за рога рассвирепевшего буйвола, который упрямился идти, – одним махом сабли отсёк ему голову.
– Постой, брат Август, – сказал ему Пётр, – я не хочу являть силы своей над животным, прикажи подать сверток сукна.
Принесли сукно, царь взял одною рукою сверток, кинул его вверх, а другою рукою, выдернув вдруг кортик, ударил на лету по нём так сильно, что раскроил его на две части. Август сколько потом ни старался сделать тоже, но был не в состоянии.
Достопамятные сказания о жизни и делах Петра Великого, собранные редакциею журнала «Русская старина». С.-Петербург, 1876.
Пётр Первый и кузнец
Пётр Первый однажды заехал в кузницу на своей лошади к кузнецу подковать лошадь. Кузнец сковал подкову. Пётр Первый взял подкову и сломал её пополам в руках. И говорит:
– Что ж ты куёшь, когда они ломаются?
Кузнец сковал вторую подкову. И Пётр Первый её переломить не мог.
Подковав лошадь, Пётр Первый дает кузнецу серебряный рубль. Кузнец взял в руки и сломал его пополам. И говорит:
– А что же ты мне за рубль даёшь, фальшивый что ли?
Ну, тогда Пётр Первый поблагодарил кузнеца и дал ему за это двадцать пять рублей. Вышло то, что сила на силу попала…
Пётр Первый вторую подкову не переломал, а кузнец рублей без счету наломал бы.
Криничная Н.А. Предания Русского Севера. Санкт-Петербург, «Наука» С.-Петербургское отделение. 1991.
Пётр и Меншиков
Вот поехал раз Пётр Первый на охоту. Едет на лошади и как-то потерял подковку. А лошадь у него была богатырская. Без подков нельзя ездить.
Подъезжает он к одной кузнице и видит – там куют отец с сыном. Паренёк у кузнеца что надо.
– Вот что, – говорит, – подкуй мне лошадь.
Сковал парень подкову, царь за шипаки и разогнул.
– Стой, – говорит, – это не подкова. Она мне не годится.
Начинает он ковать другую. Взял Пётр и вторую разломил.
– И эта подкова не ладна.
Сковал он третью. Пётр схватил раз, другой – ничего не мог сделать.
Подковали лошадь. Пётр подаёт ему рубль серебряный за подкову. Берёт он рубль, на два пальца нажал, рубль только зазвенел. Подает ему другой, – и другой тем же манером.
Царь изумился.
– Вот нашла коса на камень.
Смекнул, достает ему пять рублей золотом. Поломал, поломал парень – не мог сломать. Царь записал его имя и фамилию. А это был Меншиков. И царь как приехал домой, так сразу его к себе и призвал. И стал он у него главный управитель.
Криничная Н.А. Предания Русского Севера. Санкт-Петербург, «Наука» С.-Петербургское отделение. 1991.
Шутка Петра Великого на пиру у Лефорта
Его величество, пиршествуя когда-то у Лефорта, где находились все генералы и чужестранные министры, между разговорами о путешествии своём польскому резиденту говорил*, что он, проезжая чрез Польшу, чуть было на пути с голоду не умер,
* С польским послом Яном Бонном Петр I имел беседу на пире у Ф. Я. Лефорта 4 сентября 1698 года. Ред.
такую-то бедность нашёл он там, – на что резидент отвечал: «Удивляюсь сему, всемилостивейший государь! Я там рождён и воспитан, однако ж, со всем тем, слава Богу, жив, здоров и толст». – «Хорошо, – сказал ему государь, – ты думаешь, что разжирел в Польше, а я думаю, так в Москве, пируя часто с нашими». Резидент позадумался, прочие смеялись, а государь, приметя, что он невесел стал, с улыбкою речь свою к нему продолжал так: «Не гневайся, господин резидент. Я Польше приятель и шутил. Знают все, что она изобильна и богата, только теперь она богатее ещё тем, что Август у вас король». Потом приказал поднесть ему покал (бокал) венгерского вина, сказав: «Выпьем за здравие Августа. За сей напиток благодарим мы вас. У нас, в Москве – доморощенной квас, мед да пиво, а со временем из Астрахани и с Дона иметь будем и вино. Тогда господ министров попотчую я своим, а не чужим».
Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. Россию поднял на дыбы Т.2. М.: Молодая гвардия, 1987.
«Быть пленником любовницы хуже, нежели быть пленником на войне…»
При всех трудах и заботах государственных государь иногда любил побеседовать и с красавицею, только не более получаса. Правда, любил его величество женский пол, однако ж страстью ни к какой женщине не прилеплялся и утушал любовный пламень скоро, говоря: «Солдату утопать в роскоши не надлежит. Забывать службу ради женщин непростительно. Быть пленником любовницы хуже, нежели быть пленником на войне. У неприятеля скорая может быть свобода, а у женщины и оковы долговременны». Он употреблял ту, которая ему встретилась и нравилась, но всегда с согласия её и без принуждения. Впрочем, имел такие молодецкие ухватки и так приятно умел обходиться с женским полом, что редкая отказать ему бы могла. Видали мы сие не токмо дома, но и в чужих государствах, а особливо в Польше, когда он на такую охоту с Августом езжал.
Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. Россию поднял на дыбы Т.2. М.: Молодая гвардия, 1987.
«Позвольте после ужина пошутить с вами наедине…»
Пётр Великий имел частое в Варшаве свидание с одною умною и доброю старостиною*,
*Жена белзского старосты, великого коронного гетмана А. Н. Сенявского, Эльжбета-Елена Сенявская, из рода Любомирских (ум. в 1729г.). Активно занималась политической деятельностью, была умна, энергична, владела огнестрельным оружием. Ред.
которая, будучи в родстве с первыми польскими магнатами, ведала политическую связь и разные дела королевства, а особливо кардинала и примаса Радзиевского интриги и к королю шведскому наклонность, и государю по дружеской привязанности многое открывала. Старостина, зная, что его величество жаловал иногда быть в беседе с польскими красавицами, пригласила к себе несколько госпож, жен польских вельмож, и сего знаменитого гостя вечерним столом при огромной музыке угощала. А как разговор нечаянно зашёл о Карле XII, предприявшим вступить с войсками чрез Польшу в украинские земли, и одна из них, противной стороны Августа, и, следовательно, и Петра Великого, быв по любовным интригам с королём в ссоре, под видом учтивой шутки на счёт обоих монархов нечто остро сказала, то государь, оборотясъ к ней, говорил: «Вы шутите, сударыня, за столом при всех, так позвольте мне после ужина пошутить с вами наедине». Сия экивочная речь* в такое привела её смятение, что после не могла уже
*От франц. equivoque – двусмысленная. Ред.
ничего промолвить. Но государь умел так сию загадку переворотить, смягчить и обласкать сию госпожу, что, в самом деле, с нею был наедине и после имел её своею приятельницею.
Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. Россию поднял на дыбы Т.2. М.: Молодая гвардия, 1987.
Святой Непомук Петру не помеха
Государь Пётр Первый, ехав в Варшаве, вздумал посмотреть один монастырь, чего ради, приближаясь к монастырским воротам, приказывал оные отворить. Но приворотник, не смея сего по обряду учинить, доносил ему, что сии врата святые. Государь отвечал: «Лжёшь, поляк, каменные. Врата в царство небесное святые. Здесь въедем мы верхом, а туда с добрыми делами пойдём пешком. Отворяй!» Но поляк говорил: «Святой Непомуцен* запретил!» – «И то для поляков, – сказал его величество, – а для меня
*Пражский проповедник и каноник Ян Непомук родился ок. 1300 года в чешском городе Непомуках. Утоплен в 1383 году в реке Молдаве. У католиков почитался святым защитником против клеветы и осуждений. Канонизирован в 1729 году. Ред.
разрешил». Приворотник, поклонясь низко, громко возгласил: «Взмилуйся, наияснейший пане, я того не знал». Потом отворил ворота.
Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. Россию поднял на дыбы Т.2. М.: Молодая гвардия, 1987
Челобитная посадского на царя Петра
Государь, отправясь из Москвы, в 1700 году, под Нарву, имел на пути своём квартиру в доме одного посадского и увидел сына его, молодца видного, лет восемнадцати, который так ему понравился, что пожелал иметь его в гвардии своей; однако ж, хотел, чтоб согласился на то и отец. Он предложил о том ему, обещая составить сыну его счастие; купец представляет монарху, что он один только у него и есть и в промысле его великою служит ему помощию, и для того просил не отлучать его.
– Ты не разумеешь своей и сыновней пользы, – ответствует государь, – я его полюбил; следовательно, можешь надёжно положиться во всём на меня; притом же ты не на веки расстанешься с ним, но получишь его обратно и уже офицером, а может быть, увидишь и при такой должности, что благодарным ко мне останешься навсегда; и так не противься, друг мой!
Нельзя было не уступить такой убедительной просьбе самодержца, могшего и без того взять сына. И так государь взял молодца с собою, записал в Преображенский полк и отдал, как бы на руки, генералу Вейде.
Известно, что в отсутствие монарха из-под Нарвы, армия российская разбита; взятый молодец пропал без вести.
Несчастный отец, поражённый потерею своего сына, в котором одном только и полагал он всё своё утешение, впал в несказанную горесть, отстал от промысла своего и непрестанно оплакивая его, пришёл в великий упадок и скудость. Наконец, по прошествии уже одиннадцати лет, получил он письмо из Стокгольма, от князя Якова Фёдоровича Долгорукова, бывшего там в плену, что сын его жив и находится с ним в плену же. Обрадованный сим, отец утешается надеждою видеть его и, узнав, что царь прибыл в Петербург, поехал туда и написал челобитную на полковника Преображенского полка Петра Михайлова, то есть на государя, в которой прописал: с каким обнадёживанием полковник взял у него сына, которого он лишась, впал в крайнюю печаль и от того отстал от промысла своего и пришёл в скудость; а как де, наконец, он извещён, что сын его жив и находится в Швеции, в полону, то и просит, выкупя его, возвратить ему и за убытки, понесённые им, прописав именно сколько их, – наградить его и проч.
Челобитную эту подаёт он государю, бывшему на адмиралтейских работах, и просит в обиде его учинить ему справедливое удовлетворение. Монарх, не принимая её, говорит:
– Старик, ты знаешь, что есть на то учреждённые места, ты должен подать свою челобитную в то из них, куда она по содержанию своему следует, а меня не беспокоить: самому мне во всякое дело входить, за множеством дел государственных, не можно.
– Ведаю, государь, всё это и знаю указы твои, чтобы самому тебе не подавать челобитен, – ответствует старец, но дело, о котором я прошу, иного роду и такого, что челобитной моей не примет никакое судебное место, ибо ответчик никому не подсуден.
– Кто ж бы он был такой? – спросил удивлённый государь.
– Ты сам, надежда-государь; и на тебя-то престарелый и удручённый печалию старец бьёт челом.
При сём старик залился слезами, припоминает ему о сыне своём: с каким обнадёживанием он выпросил его, что потеря сына ввергла его в смертную печаль, от чего он отстал от промыслов своих и совсем разорился. Государь принимает челобитную, прочитывает её и, не говоря ни слова, тот же час, описав обстоятельство дела, без имён челобитчика и ответчика, посылает её в сенат, с повелением, рассмотря, решить по правоте: должен ли ответчик выкупить сына и возвратить все показываемые отцом его убытки, понесённые от печали?
Сенат, получа таковое повеление, решил: «что челобитчик лишился сына по тому одному, что положился на уверение ответчика – сделать его счастливым, который не только не сдержал обещания своего, но, лишив сына, столько лет без вести пропадавшего, был причиною всего несчастия отца, а потому ответчик и должен: 1) сына его, из полону выкупя, возвратить отцу и 2) все показанные сим отцом убытки возвратить же».
Монарх на другой день, прибыв сам в сенат, спросил о сём деле, его величеству подано решение. Государь, прочтя его, объявил, что ответчик есть он сам – благодарил за справедливое и беспристрастное решение, и потом повелел, во что бы то ни стало, выкупить сына. А как упорный король шведский не хотел и слышать о размене пленных, то должно было отдать за одного его нескольких пленных шведских офицеров.
И так выкуплен был сын, государь пожаловал его офицером гвардии, возвратил отцу, заплатил все понесённые и отцом показанные убытки, и сверх того щедро ещё наградил его, с таким определением, чтоб этот сын в утешение родителя остался при нём до его смерти, а потом снова вступил бы в службу.
Достопамятные сказания о жизни и делах Петра Великого, собранные редакциею журнала «Русская старина». С.-Петербург, 1876.
Ещё одна челобитная на царя Петра
Во время первого под Нарву похода государь, едучи в Новгородском уезде, заехал в один дворянский дом, где нашёл хозяина престарелого и при нём двух его сыновей. Обрадованный старец посещением государя, просит удостоить откушать у него, но его величество, отговорясь от того поспешением своим, выкушал у него рюмку водки и спросил у старика: записаны ль дети его в службу?
– Нет, ваше величество, старость моя сему причиною: дабы отлучением их от себя не умереть мне прежде времени от печали, – ответствовал старик.