Фил Волокитин
Телониус Белк
Снега в Финляндии уже практически нет. И льда, тем более, тоже.
Ночь я провёл в парке. Никто меня не тревожил и выспался я как медведь.
Ну а сегодня настало время легализовываться.
Эх, лучше бы я туда не ходил. Вышел из конторы я бледный – дальше некуда.
И вот, сижу теперь прямо перед отвергнувшим меня социальным центром.
Выбираю из Лайниного списка слово «Голодовка». Потом на картонке пишу. Пишу я большими буквами, используя обороненный кем-то маркер – приходится долго на него дышать и слюнявить. И вот, наконец, получилось что-то изобразить. И вдобавок получилось добавить рядом суровую прищуренную белку.
Похоже, что из окна на меня смотрят. Приоткрывают двумя пальцами жалюзи и наблюдают за тем, как я раскладываю здесь свой злачный, вонючий бивак.
Я уверенно вытаскиваю из урны окурок и знаком прошу прикурить первого попавшегося финского гражданина. Он солидно одет и видел, как я копался в окурках, но все же протягивает мне дорогую зажигалку не дрогнув. Я кивком благодарю. И мне в ответ улыбаются – сперва он, а потом улыбку уже подхватывает чей-то деловитый ребёнок и она проносится вокруг меня как оборонённая кисея… Потом замирает.
Наверное можно найти какой-нибудь другой выход из сложившейся ситуации, но я не могу выбирать .Как я уже говорил, с первой же попытки сделать выбор я проваливаюсь и лечу. Лечу, пока не почувствую, что провалился окончательно. И я буду готов к этому, как только доем свой батон с датским травянистым майонезом.
Вообще-то думать в моей ситуации тоже не надо. Надо играть и играть.
Я вынимаю саксофон и прилаживаю к нему эску. Не получается подогнать её из-за скопившейся зелёной накипи и тогда я нашариваю в кармане Ботинкову карточку. Накипь легко поддаётся, а карточка падает в забрало городской канализации. Мне теперь все равно…
Кто-то из проплывающих мимо татуированных гномов в чёрных капюшонах заинтересованно останавливается, но я машу рукой – не готов ещё, мол – и тот проходит дальше
Интересно, почему я ещё не готов? И к чему. Всё, вроде бы на месте.
А всё ли? Но, впрочем, не всё ли равно? Раздумывать – только время тянуть. К чему тянуть время?
Издаю звук и чувствую, что получается именно так, как хотел. Точнее так, как хотел Белк – раздаётся кривой, но мощный звук альт-саксофона. На меня оборачиваются даже чайки. А прохожие свотрят удивлённо, как будто я несогнутыми пальцами на рояле сыграл. И я готов продолжать. Играть до тех пор, пока не пробьёт Round Midnight .
Момент первого удивления прошёл. Никто не обращает на меня внимания. Даже чайки. Я остался совсем один.
Впрочем, почему же совсем один? Тут есть кто-то ещё. Чувствую как этот «кто-то» доедает за мной майонез из пластмассовой миски.
Старый знакомый – портовый, затерянный пёс. Его сегодня забыли покормить, как и меня, но что поделаешь – я это сделаю за всех тех, кто отдувается за него в море…
Я достаю из рюкзака ингредиенты для морошкового кофе – батон чиабатту, зелёную мексиканскую пасту с надисью «текс мекс»… Крошу всё это в стакан, потом поливаю водой из бутылки. Как будто детская игра в куличики здесь происходит у меня. Зачем я это делаю, интересно? Собака ведь взрослая и побитая жизнью. Несмотря на дружелюбие, у неё довольно скептический взгляд. Она не будет со мной в морошковый кофе играть, как не старайся.
Но собака тщательно обнюхивает морошковый кофе и ест его до тех пор, пока не наедается. Потом вылизывает стаканчик и просит ещё.
– Телониус Дог, – осеняет вдруг меня, – Ты ведь Телониус Дог, верно? Тело не ус? Тело? Не ус?
Тело не ус…
Собака сурово гавкает и поднимает обе лапы так, словно старается напугать. Потом садится рядом со мной и не отходит уже ни на секунду.
Послесловие
Я сижу в кресле с метрономом в руке. Не спится.
Ломаю негнущиеся пальцы, потом собираю их вновь.
«Расскажи кому-нибудь» – сказала Яннике мне сегодня с утра. – «Про собаку свою. Или кто там у тебя был до неё, я всегда забываю. Будет легче, если кому-нибудь рассказать то, что с тобой было».
Она действительно забывает всё. Может через пять минут забыть то, о чём мы с ней разговаривали. Чтобы читать книги она пользуется диктофоном. Представьте себе, берёт диктофон и говорит «Только что я спросила у Артемиса рассказать про собаку». Такое вот сумасшедшее свойство Янниковой памяти.
Ну а почему бы и нет? Разве жалко? Я взял, да и рассказал. Только не Яннике. И не в тот раз. Я бы не прочь рассказать обо всём ей, но она всё равно ничего не запомнит.
Вначале я пожаловался своему маленькому дубовому ангелу. Он, впрочем, и так наполовину всё знал. А потом пересказал сове, которую носил за спиной после того, как ангел из Тууликаалио уехал по чёрной, багажной ленте вместе с чемоданом грязного белья по маршруту Тампере – Барселона.
Такие дела.
Февраль-май 2018
