Фиона Моран
Галерен: мир без людей
– Что случилось? – выдавила Мириель наконец. Никто не ответил. Она снова подошла ближе. Когда подняла глаза, то увидела, что около свежей могилы трое мужчин держали что-то на покрывале. Тело. Её взору явилось побледневшее лицо, покрытое синюшным налётом и красными пятнами. Старик. На его коже чешуя уже давно застыла, а грудь искажала рана, из которой больше не сочилась кровь.
В толпе кто-то не выдержал:
– Это его наказание! Все знали, что он собирался. Незачем было помогать, оставил бы его гнить в лесу – и сам бы не сгнил!
– Заткнись! – выкрикнула женщина в синем платке. – Как ты можешь так говорить? Сколько Альте для тебя сделал!
– Сделал, конечно, – мужчина плюнул под ноги. – А теперь у нас особый контроль. Подумать только, из-за человека! – он усмехнулся, будто сама мысль об этом была полной глупостью.
Мириель вздрогнула и подошла ближе, остановившись прямо перед ним. Она смотрела на него снизу вверх.
– Где… он? – спросила она, едва сдерживая дрожь.
– Кто? Человек? Надеюсь, он кормит землю, – бросил он раздражённо. Потом, заметив её выражение, выдохнул. – Забрали его, вырубили и унесли. Куда – не знаю. А ты что, переживаешь? Знаешь его?
Мириель не ответила, лишь отрицательно кивнула, отступая в сторону. Больше она не могла вынести этого мрака. Но один факт продолжал двигать её вперёд, заставляя искать хоть какую-то зацепку – Оливер был здесь.
Она встала позади толпы, пытаясь уловить хоть одно слово, хоть один шёпот, но ни одного признака не заметила. Стояла так, пока её не дернули за рукав. Она обернулась и увидела девочку – с опухшими глазами и покрасневшими от слёз щеками, как после пощечин, подметила Мириель.
– Я-я… – прошептала девочка, глядя на Мириель. Глухой, подавленный голос словно надрывал её сердце. – Я… позвала дяденек… Они… сказали, что надо говорить… и… зарубили, прямо там… И з-забрали…
– Куда забрали? – Мириель нахмурилась, чувствуя, как в груди сжимаются внутренности. Она подалась вперёд, ожидая ответа. Но девочка только всхлипнула, зарыдав. Мириель схватила её за плечи, встряхнула. – Куда, я спрашиваю?
– Я… с-слышала, – девочка снова затряслась от слёз. – Я слышала… в-во дворец. Человека.
Мириель стояла, ошарашенно глядя на девочку, её слова словно прорезали её тело надвое. Казалось, что страх и усталость не могли затмить осознания. Она чувствовала, как вокруг всё становится ясным и одновременно разрушается. Сковало чувство безнадежности. Она не стала больше трясти ребёнка, не нужно было этого. Просто опустила руки и отошла в сторону, оставив её в этом мраке стоять одной.
"Я ведь была так близко," – эта мысль пронзала разум. Мириель с трудом сглотнула, комок в горле перекрыл дыхание. Боль и ярость, радость и страх – всё перемешалось в один болезненный клубок. Её бросало в жар, потом в леденящий холод.
Это открытие давало ей надежду, но одновременно сдавливало грудь. Судьба снова тянула её назад, туда, где она ждала только смерть и ужас. Всё это время она пыталась убежать, спасаясь от того, что казалось неизбежным, а теперь её принуждали вернуться обратно.
Первый порыв был прост – отказаться. Смириться. Разрешить себе сломаться и признать, что она одна. Но она не могла. Не давала себе этого сделать.
***
Мириель, едва сдерживая дрожь, спряталась в маленькой холодной пристройке на краю деревни. Окно было заколочено досками, и сквозь щели пробивался лишь слабый свет луны, освещая пыльный пол и грубые стены. Ветер стучался в щели, его резкие порывы едва касались её ушей, но не приносили успокоения. Сон не шёл. После полуночи, когда холод стал почти невыносимым, она устроилась у стены, свернувшись в комок, пытаясь хоть немного согреться. Единственное, что грело её изнутри, была мысль о том, что Оливер жив. Хоть кто-то, кого она знала, всё ещё дышал.
Деревня встретила рассвет мёртвой тишиной. Жителей и так было немного, но теперь казалось, что за ночь их стало ещё меньше. Кто-то исчез, кто-то заперся в домах, надеясь, что деревянные двери и хлипкие засовы защитят их. Мириель вышла за пределы деревни, обходя рыбацкие лодки и деревянные мостки, уткнувшиеся в мутные воды реки. День предстоял долгим, и она знала, куда ей нужно идти – в Альвзаидские сады, в Верхний квартал столицы. В этот чистый, вычурный мир, где правили порядок и безопасность. Но старый маршрут был уже невозможен. Она выбрала путь вдоль другой стороны леса, где тропы были запутанными, но, возможно, хоть немного безопасными.
Путь был тяжёлым, каждая мысль давила на неё. Но всё изменилось, когда за её спиной раздался первый крик. Звонкий, пронзительный – он разорвал её усталый разум, как огненная вспышка. Реальность будто разлетелась в пепел, оставляя её без опоры и сил.
Её ноги замерли. Грудь окаменела. «Нет-нет-нет», – прошептала она себе, пытаясь прогнать наваждение. Второй крик прозвучал совсем близко. Резко обернувшись, Мириель увидела сквозь разрежённые деревья:
Деревня пылала. Пламя было не просто огнём – оно казалось живым, ревущим чудовищем, поглощающим всё на своём пути. Вдыхая тяжёлый, едкий воздух, Мириель пыталась сдержать панический приступ, что бил её по нервам. Но тут её взгляд упал на фигуры, что скользили между огнями. Чёрные пятна, плавно растекающиеся по земле.
Мириель замерла. Внутри всё оборвалось.
Сердце сжалось, а в ушах прозвучал дикий, режущий звук – такой острый, что казалось, он разрывает её изнутри. Она не могла пошевелиться. Их фигуры, их лица… нет, это даже нельзя было назвать лицами. Это были маски – искажённые, растянутые над черепами, словно кожа была слишком тонкой для того, чтобы скрывать то, что под ней скрывалось. Они не были живыми, но и мертвыми их тоже нельзя было назвать. Лысая блестящая кожа трескалась, как земля после долгой засухи, и каждая трещина источала что-то чёрное, липкое, напоминающее гниль. От каждого их движения воздух наполнялся шершавым звуком, будто они терли друг о друга старые кости.
И вот, один из них повернулся к ней. Мир вокруг сжался в одну точку, всё потеряло форму и смысл. Его глаза… нет, это даже нельзя было назвать глазами. Это были провалы, полные жара и голода, горящие так ярко, что она чувствовала, как этот огонь прожигает её насквозь. Никаких эмоций, никакого раздумья – только голод. Простой, первобытный, бездонный. Хоть она стояла далеко, это не давало ей ни капли спокойствия. Казалось, его взгляд может достать её, где бы она ни находилась.
Словно воплощение самого кошмара, его конечность потянулась в её сторону. Длинные, тонкие пальцы, покрытые жёсткой, потрескавшейся кожей, заканчивались острыми чёрными когтями. Когда один из когтей вонзился в дерево рядом с домом, где она ночевала, раздался хруст, и на коре остался кровавый след, который медленно растекался, будто дерево истекало жизнью.
Мириель почувствовала, как внутри всё сжалось до боли. Её ноги задрожали, и она сделала шаг назад, потом второй. Но каждый её шаг был пропитан ужасом, будто сама земля под её ногами хотела удержать её, не пустить прочь. Она знала, что должна бежать, но страх сковал её движения, заставляя двигаться медленнее, чем хотелось бы.
Вдалеке, за пределами деревни, жители пытались сопротивляться. Мужчины хватали всё, что могло стать оружием: ржавые мечи, вилы, косы, даже обломки досок. Они стояли на окраине, образуя шаткий строй, но их движения были неуверенными, будто руки отказывались подчиняться. Их лица блестели от пота, а глаза метались между тенями, приближающимися к деревне. Никто из них не был воином – лишь простые земледельцы, кузнецы, рыбаки, чьи руки привыкли к плугу и молоту, а не к оружию.
Женщины бежали. Они тащили детей, укутанных в тряпье, стараясь увести их как можно дальше. Но побег был бесполезен. Твари двигались быстро, их длинные конечности позволяли им пересекать расстояния огромными скачками. Один из малумов настиг группу женщин, спрятавшихся за сараем. Его когтистая лапа взметнулась в воздухе, и следующее мгновение тело одной из них рухнуло на землю, разорванное пополам. Кровь брызнула во все стороны, заливая пыльную землю и стены сарая. Дети закричали, но их крики тут же оборвались, когда другой малум вонзил свои когти в спину женщины, которая пыталась закрыть собой ребёнка.
Мужчины, видя это, зарычали от ярости. Один из них бросился вперёд, занося над головой ржавый меч. Он ударил по вытянутой конечности малума, но клинок лишь скользнул по коже, оставив едва заметную царапину. В ответ тварь повернулась к нему, её горящие глаза полыхнули яростью. Она ударила его когтем, и мужчина упал, его грудь была разорвана так сильно, что внутренности вывалились наружу. Остальные попятились, но страх сменился отчаянием. Они знали, что у них нет шансов, но продолжали сражаться, потому что отступать было некуда.
Крики заполнили воздух – крики боли, ужаса, ярости. Одна из женщин схватила горящий факел и бросилась на малума, который загнал её дочь в угол. Она ударила его факелом по лицу, и тварь отшатнулась, издав пронзительный звук, похожий на скрежет металла. Но её победа была недолгой – другой малум схватил её за волосы и резко дёрнул назад, вырывая кусок кожи вместе с черепом. Её тело упало рядом с ребёнком, который уже не мог кричать – только смотрел широко раскрытыми глазами.
Мириель слышала эти звуки, даже находясь далеко. Каждый крик, каждый хрип, каждый удар металла о плоть отзывался в её голове, словно она сама стояла там, среди этого кошмара. Она чувствовала, как её ноги подкашиваются, но заставила себя сделать ещё шаг, потом ещё один. Она знала, что если останется, то разделит их судьбу. Но внутри всё рвалось на части. Как она могла уйти? Как могла оставить их там?
Перед ней была её брошь. Она вытащила её, почти не замечая, как её рука дрожала. Этот маленький кусочек металла был её единственным шансом. Она сжала его, надеясь, что это спасёт хотя бы кого-то. Но брошь осталась холодной, не подала ни малейшего признака жизни. Не было ни света, ни тёплого ощущения, которое когда-то наполняло её душу уверенностью.
"Почему ты ничего не сделала?" – подумала она, обвиняя то ли брошь, то ли саму себя.
Мириель остановилась на мгновение, глубоко вздохнув, но воздуха было недостаточно, чтобы хоть немного успокоить её.
«Я бы ничего не смогла сделать», – успокаивала она себя.
Надежда угасла в груди, и она почувствовала, как внутренний мир рушится, как будто каждый кусочек её жизни сгорает вместе с деревней. Она пыталась найти в себе силы хотя бы для одного шага назад, чтобы вернуться и попытаться что-то изменить, но не смогла. Всё было бесполезно.
«Беги, Мириель!» – этот голос в голове продолжал звучать, но не мог отвлечь от того ужаса, который теперь прочно заполнил её душу.
Она бежала. Ужас перед тем, что было сзади, и перед тем, что ждало её впереди, заглушал разум. Но она продолжала бежать, не оглядываясь.
XIII. Безопасность
Дворец
Оливер очнулся резко, с шумным вдохом, отшатнувшись назад.
Первое, что он увидел – небо.
Точнее, потолок, высокий и массивный, украшенный золотистыми узорами, которые переливались в мягком свете, словно живые. Его глаза расширились, пытаясь осмыслить, где он находится. Оливер быстро сел, оглядываясь вокруг. Комната была огромной, величественной, будто созданной для кого-то гораздо более важного, чем он сам.
Это не подвал.
Не клетка.
Он лежал в огромной кровати с тяжёлыми шёлковыми покрывалами, которые струились по его рукам, как вода. Вокруг него располагались предметы роскоши: массивная мебель из тёмного дерева, ковры с замысловатыми узорами, гобелены на стенах. По комнате разливался лёгкий запах благовоний, сладковатый и успокаивающий, но в то же время тревожный.
Где он?
Оливер ощупал себя – он был переодет в красивую одежду, которая точно также, как и эта комната, была испещрена золотыми орнаментами. Это было странно. Неправильно.
Может, он опять попал в новый мир? Может, это участь, которая будет преследовать его вечно?
Но прежде чем он успел осознать хоть что-то, дверь с глухим стуком распахнулась.
Он вздрогнул.
В комнату вошли служанки.
Юные девушки, его ровесницы, но лица у них были усталые, натянутые, будто они давно забыли, что такое отдых. Они молча склонили головы, не встречаясь с ним взглядом, и остановились возле кровати, словно ожидали команды.
За ними вошла другая женщина – постарше, с высоко собранными волосами, в более дорогой одежде. Её осанка говорила о том, что она здесь главная. Её шаги были уверенными, почти бесшумными, а выражение лица – невозмутимым, как у того, кто точно знает своё место и роль.
– Доброе утро, господин, – произнесла она ровным голосом, лишенным эмоций.
Оливер открыл рот, но слов не нашлось. Он смотрел на женщину, пытаясь понять, что происходит. Это была ошибка. Какая-то жестокая шутка. Но её лицо оставалось спокойным, без единого намёка на насмешку.
Он не успел ничего спросить – главная служанка жестом велела остальным подойти ближе.
– Вам нужно привести себя в порядок, – продолжила она, не ожидая ответа. Её голос был холодным, но вежливым. Она привыкла выполнять приказы, не задавая лишних вопросов.
Прежде чем он успел возразить, его подхватили – осторожно, но твёрдо – и повели прочь. Оливер напрягся, но сопротивляться не стал. Его тело всё ещё болело после побега, после ночи в лесу, после всего, что случилось. Он просто позволил им увести себя, будто был марионеткой, которой управляют невидимые нити.
Его вывели в соседнюю комнату, куда меньше и теплее, чем та, где он проснулся.
Ванная?
В центре стояла резная купель, наполненная парящей водой. Каменные стены отливали мягким светом, создавая атмосферу уюта, которая казалась совершенно неуместной. Рядом лежала свежая одежда, аккуратно сложенная, будто специально для него.
– Раздевайтесь, – ровно сказала главная служанка.
Оливер вздрогнул.
– Ч-что? – выдавил он, чувствуя, как его щеки начинают гореть от смущения и неловкости.
– Вас нужно отмыть, – продолжила она тем же спокойным тоном, но теперь в её словах зазвучало то, что не терпит возражений.
Девушки за её спиной склонили головы ещё ниже, будто старались стать невидимыми. Их лица оставались бесстрастными, но в их движениях чувствовалась напряжённость, словно они боялись сделать что-то не так.
Оливер сглотнул, чувствуя, как по телу пробегает неприятный холодок. Он сделал шаг назад, пытаясь увеличить расстояние между собой и этими существами.
– Я могу… сам, – буркнул он, стараясь придать своему голосу хоть немного уверенности.
– Нет, – отрезала она. – Король приказал, чтобы вас привели в порядок.
Оливер открыл рот, но осёкся.
Король?
От одной только мысли стало не по себе. Почему король? Зачем? Они не казнили его сразу. Но почему? Что он задумал? Мысли путались, сталкивались друг с другом, его начало подташнивать.
– Господин, это наша работа, – добавила женщина, скрестив руки на груди. Её осанка была идеально прямой, а взгляд – непроницаемым.
Оливер отвёл взгляд.
Всё внутри протестовало, но выбора у него не было. Руки дрожали, когда он начал расстёгивать изношенную рубашку, затем шатны. Каждое движение давалось с трудом, словно он снимал не одежду, а собственную защиту. Как только он стянул её, одна из служанок осторожно забрала ткань, будто боялась коснуться его кожи.
Вздохи пронеслись по комнате.
Оливер вздрогнул и бросил взгляд на девушек – они смотрели на него с каким-то странным выражением. Только потом он понял, что они увидели.
Ссадины и синяки, которые ещё не успели сойти. Его тело было изуродовано странствиями, каждая царапина и кровоподтёк рассказывали о его последних днях в Галерене.
Одна из служанок быстро отвела взгляд. Но главная женщина, однако, не выразила ни капли эмоций. Её лицо оставалось неизменным, как если она видела такие раны каждый день.
– В воду, – коротко бросила она, едва ли не приказным тоном.
Оливер стиснул зубы и вошёл в огромную купель. Тёплая вода коснулась кожи, и он на мгновение потерял связь с реальностью. Всё тело заныло от расслабления, и он только сейчас понял, как сильно измотался.
Но только он хотел закрыть глаза, как ощутил чьё-то прикосновение.
Он вздрогнул и резко развернулся, обдав девушек водой.
– Что вы делаете?!
– Очищаем вас, господин, – спокойно ответила главная служанка.
Оливер попятился, но купель была неглубокой, и двигаться особо некуда.
– Я сам могу, – процедил он, пытаясь сохранить хоть какую-то власть над ситуацией.
– Это приказ.
Оливер сжал кулаки, но знал, что спорить бессмысленно. Эти существа не были свободны в своих действиях. Они выполняли чью-то волю. Чью-то, но не свою.
Несколько служанок склонились над ним, осторожно поливая водой, втирая ароматное масло в его волосы и кожу. Прикосновения были мягкими, почти нежными, но ему было всё равно. Он чувствовал себя предметом, игрушкой, которую нужно подготовить для чего-то большего.
Оливер закрыл глаза, пытаясь не думать. Пытаясь уйти от реальности хотя бы на несколько секунд.
Зачем они так с ним? Почему ухаживают, а не бросили в темницу?
Ответа не было.
Только тишина, нарушаемая лишь плеском воды и тихими движениями служанок.
Оливер чувствовал себя неловко даже после того, как горячая вода смыла грязь и усталость. Но теперь началось самое худшее.
Служанки вынули его из воды, и он схватил ткань, плотно прижимая её к себе, чтобы хоть как-то защитить своё личное пространство. Его движения были резкими, почти отчаянными, словно он пытался спрятаться от всего мира.
– Вы должны быть готовы к приёму, – спокойно сказала главная служанка, не замечая его протеста.
Прежде чем он успел отказаться, мягкие руки снова коснулись его кожи.
Он вздрогнул.
Ему не давали самому даже вытереться.
Оливер стиснул зубы и пытался игнорировать прикосновения, но каждый раз, когда тёплые пальцы пробегали по его спине, плечам, волосам, он чувствовал себя ещё более глупо. Будто попал в какую-то комедию, где всё абсурдно, и в любой момент кто-то выйдет из-за ширмы и скажет, что это розыгрыш.
Но никто не выходил.
Вместо этого служанки принялись его одевать.
Оливер застыл, но не стал протестовать. Его кожа покрылась мурашками, когда прохладная ткань коснулась его тела. Они аккуратно надели на него рубашку, потом тонкий жилет. Каждое прикосновение заставляло его вздрагивать.
Они натягивали на него штаны, зашнуровывали сапоги, а он с каждой секундой чувствовал себя всё более нелепо. Их руки двигались быстро, уверенно, они привыкли это делать.
Наконец, закончив, главная служанка отступила назад и кивнула:
– Теперь вы готовы.
Оливер перевёл дыхание, не зная, что сказать. Выйдя из комнаты, его подвели к кровати.
А там его ожидало то, что он не мог даже представить. Огромный поднос с едой стоял прямо у края кровати. Такого количества еды он никогда не видел в Галерене. Даже в Германии он редко видел столько изысканных блюд в одном месте.
Оливер моргнул.
Он хотел спросить, но главная служанка опередила его:
– Это для вас.
– …Что?
– Король ждёт вас. Но только после того, как вы поедите.
Король. Оливер вздрогнул. Значит, это не ошибка.
Но голод взял верх над страхом.
Ещё несколько минут назад он был чистым, ухоженным – теперь же жадно, как зверь, вцепился в еду. Его не волновало, как он выглядит. Не волновало, как на него смотрят. Он просто ел. Ел так, словно это его последний приём пищи в жизни.
Глотал, не жуя. Запихивал куски хлеба, заедая мясом, запивая ароматным напитком, который он не мог определить, но он был тёплым и вкусным. Еда таяла во рту, заставляя его забыть обо всём, даже о страхе.
Он доел всё.
И только тогда почувствовал тяжесть в животе и понял, насколько отвратительно выглядел в этот момент.
Служанки, не сказав ни слова, подошли и аккуратно вытерли его лицо.
А затем главная служанка повторила:
– Теперь вы готовы.
И они повели его вниз. К королю.
Каждый шаг отдавался эхом в длинных коридорах, где стены украшали гобелены с гербами, а магические лампы освещали путь мягким светом. Оливер шёл медленно, чувствуя, как сердце колотится в груди. Он не знал, чего ожидать. Что задумал король? Почему он здесь? Почему его кормили, мыли, одевали?
Но ответов не было. Только холодные каменные стены, которые казались бесконечными, и тяжесть каждого шага, которая становилась всё невыносимее.
Оливер шагал по длинным коридорам, его глаза неустанно скользили по каждому элементу интерьера. Стены, украшенные барельефами, золотые подсвечники, идеально отполированный мраморный пол, который едва отдавал отражение – всё это казалось одновременно величественным и давящим.
Шаги отзывались эхом в тишине, будто само пространство следило за ним. Его взгляд невольно падал на стражников, которые стояли, как статуи, не двигаясь и не издавая ни звука. Их лица были бесстрастными, а руки, лежащие на рукоятях мечей, напоминали о том, что здесь нет места слабости.
Оливер старался запоминать всё: расположение комнат, дверей, поведение стражей. Он не знал, что его ждёт, но понимал, что вся эта роскошь – лишь часть того, что его держало здесь. Она была не для него, а против него.
Когда они подошли к массивным дверям, служанки отступили в сторону, и стражники сдержанно распахнули их. Внутренний зал встретил Оливера таким, как он ожидал: роскошью, великолепием и холодной строгостью. Мраморные колонны поднимались к высоким потолкам, мягкие ковры заглушали шаги, а картины на стенах словно наблюдали за каждым движением. Но всё это, казалось, было предназначено не для того, чтобы восхищать, а для того, чтобы подавлять и вгонять в трепет.
Оливер обернулся назад, ожидая найти хоть какую-то поддержку, но главная служанка скрылась за закрытой дверью, оставив его одного перед величественным залом. Он продолжил оглядываться. Вдоль стен стояли статуи, а в дальнем углу зала – огромный трон, поражающий своей мощью. Но что-то в этом зале заставило его сердце забиться чаще, и это было не только из-за величия.
Трон не был пустым.
Светловолосый мужчина, сидящий на нём, словно был его частью – холодный, лишённый эмоций. Его лицо было бледным, с острыми чертами, а чёрные глаза с голубыми радужками были застывшими.
Оливер почувствовал, как его колени подогнулись, а тело стало тяжёлым от страха. Он пытался не смотреть в глаза этому мужчине, но его взгляд будто тянул его к себе, проникая глубже, чем хотелось бы.
Тишина в зале была подавляющей, и только голос короля нарушил её, глубокий и властный.
– Подойди ко мне, человек.
Оливер застыл на месте. Он не знал, что делать, но ноги сами повели его вперёд, и вот он оказался почти у ступеней, ведущих к трону. Сердце его колотилось в груди, будто оно готово вырваться наружу, и мысли путались в голове.
Неожиданно раздался шум за его спиной. Двери снова распахнулись, и в зал вошёл кто-то другой. Король, как будто ничего не заметив, поприветствовал его и сказал:
– Ты во время.
Его слова, заставили Оливера застыть.
– Перед королём нужно быть уважительнее, – сказал знакомый голос позади него, после чего ударил его по внутренней стороне колена, так что ноги Оливера подогнулись, и он оказался на коленях перед троном.
Он посмотрел на незнакомца. Гал. Он узнал его сразу. Сердце Оливера пропустило удар, и он в ужасе отскочил.
– Вижу, вы уже знакомы, – захохотал он так, что у Оливера пошли мурашки по коже. Он вновь посмотрел на Гала, ожидая прочитать выражение его лица, но тот оставался серьезным, он смотрел в пол, стоя на колене и выражая всё уважение королю.
– Не пялься на меня, придурок, – прошептал Гал, всё также не смотря на него. – смотри в пол и жди, когда тебе разрешат поднять глаза.
Это был не просто знак унижения – это было требование уважения.
Зал казался бесконечным, а тишина – оглушающей. Оливер чувствовал себя маленьким, словно песчинка в огромном механизме, который он не мог контролировать.
Он повторил действия Гала и стоял так, пока его нога не начала дрожать.
– Вставайте, – приказал король, на что Гал мгновенно встал, потянув резко за собой Оливера.
Король сидел на своем троне, слегка наклоняя голову.
– Добро пожаловать, – сказал Баэльран, его голос был ровным и холодным. – Прими мои извинения за то, что эти идиоты, – он указал на стражников, стоящих в углу зала. – привели тебя в таком состоянии во дворец. Это не соответствует стандартам, которые мы соблюдаем для гостей. Могу уверить, что человек всегда желанный гость здесь, в моем дворце.
Оливер едва сдерживал сомнения, не зная, как реагировать на слова короля. Он не верил ни единому слову из того, что слышал. Его взгляд скользнул к Баэльрану, но тот, казалось, не собирался продолжать разговор, ожидая ответа Оливера. Набравшись храбрости, он задал вопрос, который не давал ему покоя:
– Зачем вам были нужны эти листовки?
Баэльран не спешил с ответом. Он внимательно рассматривал Оливера, его пронзительный взгляд будто проникал сквозь кожу. Затем, с лёгкой улыбкой на губах, он тихо рассмеялся.
– Ты наблюдательный, – произнёс он, чуть склонив голову, как будто признавая достоинство своего собеседника. – Видишь, я не могу не восхищаться такими умами. Но… эти листовки были нужны не столько тебе, сколько тем, кто тебя ищет.
Оливер почувствовал, как его живот сжался. Мысли метались, пытаясь осмыслить услышанное. Он всё же собрался с духом и спросил:
– Что всё это значит? Кто ещё может искать меня?
Король перевёл взгляд на сына, сидящего рядом. Жестом он указал мальчику подняться.
Галиас встал и подошёл к трону. Он остановился рядом с отцом, словно подчёркивая их единство. Оливер почувствовал, как давление в комнате усиливается, и его внимание полностью сосредоточилось на них. Они казались двумя сторонами одной монеты: один – холодный и расчётливый, другой – напряжённый и сдержанный.
– Позволь мне объяснить, – продолжил Баэльран, его голос звучал ровно, но с ноткой торжественности. – Эти листовки были частью моего плана. Я знал, что рано или поздно они привлекут тех, кто заинтересован в тебе. А когда стало ясно, что ты сам не появишься…
Он сделал паузу, бросив многозначительный взгляд на Галиаса.
– …я отправил Галиаса найти тебя.
Оливер нахмурился, переводя взгляд с короля на принца.
– То есть… вы знали, что они будут искать меня? И всё равно позволили этим листовкам распространяться?
Баэльран кивнул.
– Конечно. Это была игра, которую мы вели с самого начала. Листовки должны были привлечь внимание тех, кто мог бы заинтересоваться тобой. А Галиас… – он снова сделал паузу, бросив взгляд на сына, – должен был проследить, чтобы ты попал ко мне целым и невредимым.
Галиас стоял молча, его лицо оставалось бесстрастным, но в глазах читалось напряжение.
– Увы, – добавил Баэльран с лёгким вздохом, – как видишь, даже лучшие планы иногда дают сбои.
Галиас, стоя рядом с отцом, слегка покраснел, но быстро взял себя в руки. Его взгляд мгновенно стал твёрдым.
– Прошу прощения за свою ошибку, – сказал он, голос его звучал уверенно, хоть и с оттенком раскаяния. – Я не хотел допустить ничего подобного.
Оливер внимательно следил за происходящим, его глаза не могли оторваться от этой сцены. Всё происходящее казалось ему нереальным. Но король, как всегда, продолжал:
– Рад был познакомиться, – произнёс Баэльран. – Галиас, отведи его в покои. Пусть отдохнет. Мы продолжим разговор позже.
Галиас не сказал ни слова, но, повинуясь жесту отца, направился к Оливеру и молча указал ему путь.
Когда двери закрылись за ними, и они направлялись по коридорам дворца, Оливер почувствовал, как его сердце вновь начало биться учащённо.
Коридоры снова встретили их тишиной, но теперь она казалась ещё более давящей. Оливер шёл следом за Галиасом, пытаясь понять, что происходит. Каждый шаг отзывался эхом в его голове, будто он пытался услышать ответы там, где их не было.
Когда они отошли подальше от стражников, Оливер вдруг резко свернул за угол, потащив за собой Галиаса. Он прижал его к холодной каменной стене, не позволяя тому пошевелиться. Адреналин бурлил в крови, и, хотя он сам был не уверен, что делает, какая-то непреодолимая сила заставляла его действовать. Он был выше Галиаса, и это давало ему определённую уверенность.
Галиас, не ожидая этого, зашипел от боли, когда его спина врезалась в стену. Он попытался освободиться, но Оливер крепко держал его, прижимая локтем к горлу. Его движения были резкими, почти жестокими, словно он хотел выплеснуть всю свою злость, весь свой страх на него.
– Ты что, с ума сошел?! – прошипел Галиас, пытаясь вырваться. Но Оливер не отпускал его.
– Что происходит? – спросил он, стараясь не выдать своей растерянности.
– Убери руки, – сказал Галиас, его голос был холодным, и в нём звучала угроза. – Если ты не уберёшь их, это будет последний день, когда ты был в этом дворце. Я убью тебя, а потом пойду к отцу. Получу своё наказание. Но ты… Ты не выживешь.
Оливер замешкался, его сердце билось быстрее, чем обычно. Он не ожидал такого, и, хотя что-то внутри подсказывало ему, что Галиас может не соврать, он отпустил его, в какой-то момент почувствовав, что не готов рисковать своей жизнью.
– Ты идиот, – сказал он с презрением. – Твой мозг размером с семечко, которое сажают садовники. Всё это… Всё ты перевернул с ног на голову. Ты ещё попробуй думать иногда, прежде чем лезть в драку с тем, кто может тебя в один момент уничтожить.
Галиас шагнул назад, замахнувшись на свой пояс, который украшал кинжал.
– Я иду, – продолжил он, – если ты не вернёшься в покои к вечеру, служанка накажет тебя. Иди за мной, если хоть капля мозгов есть в голове.
Оливер ничего не ответил. Галиас повернулся и пошёл вперёд, оставляя его одного. Он последовал за ним, обдумывая всё происходящее.
Галиас проводил его до комнаты, и когда они подошли, стражники сразу открыли двери. Он даже не взглянул в его сторону, молча ушёл.
Оливер вошёл в комнату, и двери закрылись за ним с глухим стуком, словно отрезая его от всего мира. Всё здесь казалось таким чужим, таким далёким. Он стоял несколько мгновений, пытаясь привести в порядок мысли, но они путались, сталкиваясь друг с другом.
Вскоре вошли служанки. Ночные водные процедуры. Они двигались бесшумно, их лица оставались бесстрастными, а руки – точными. Они не говорили ни слова, лишь выполняли свою работу, словно он был предметом, который нужно подготовить к следующему дню.
После того как служанки помыли и одели его, они ушли так же тихо, как появились, оставив его в одиночестве. Он стоял у окна, глядя в темноту за ним. За пределами дворца простиралась ночь, тёмная и безмолвная, но даже она казалась более свободной, чем эта комната.
Всё было так непонятно, так странно. Его разум метался между страхом, гневом и отчаянием, и в какой-то момент в голове мелькнула мысль.