Иосиф Антонович Циммерманн
Восвояси
– Я таки первой после каникул к вам приду, – на полном серьезе пообещала Софья Марковна.
***
В первый же день после летних каникул Татьяна уволилась. В приемной психотерапевта недоумевали. Моника стала извиняться за то, что, наверное, чересчур была требовательной к помощнице. Доктор Шнайдер даже предложил незначительное повышение зарплаты. Присутствовавшая при разговоре Софья Марковна возмутилась:
– Довели человека! Шо вам она плахого сделала? А шо тама есть, шо слушать? Недолюбливаете вы наших. Я тоже ухожу. Ноги моего сына у вас больше не ступит.
Татьяна попыталась всех успокоить и соврала:
– У меня близкий человек сильно заболел. Улетаю в Россию на неопределенный срок.
В неправде была доля правды. Татьяна действительно приобрела российскую визу и билет до Оренбурга. Но никого из родных и близких у нее там давно уже не было…
Татьяна не узнала Оренбург. Для нее он стал хуже. В памяти невольно всплывали картины из счастливой юности, где проспекты были и шире, и зеленее. Горожане раньше не боялись переходить улицы в любом угодном месте. Ведь редко когда проезжал одинокий автомобиль. И воздух был чище. Солнце тогда светило ярче, а теплый степной ветерок нежно ласкал юное девичье лицо.
В день ее приезда шел дождь со снегом. Дул шквальный ветер. И это в середине сентября! Перрон железнодорожного вокзала оказался заставлен многочисленными и разношерстными киосками. Некоторые из них нельзя даже так назвать. Это были огромные ящики, сколоченные из неотесанных досок. То же самое на всех городских улицах. Казалось, что некогда находящийся на окраине Оренбурга небольшой базар, его в народе называли толкучкой, на неимоверно сильных дрожжах поднялся и заполонил каждый уголок некогда спокойного городишка.
На вокзале Татьяну никто не встречал. У нее в городе остался один-единственный знакомый человек. В далекие семидесятые заведующая паспортным столом была постоянной гостьей ресторана, где тогда работала Таня. И только Танечка имела привилегию обслуживать столик в укромном уголке зала, за которым восседала молодящаяся важная паспортистка со своим юным ухажером. В то время она строго-настрого запретила официантке называть ее по имени. Видимо, желала оставаться инкогнито.
Каким-то чудом у Тани сохранился домашний адрес заведующей паспортным столом. Она из Германии написала ей письмо. Паспортистка ответила, и женщины договорились встретиться.
Татьяна хотела было взять такси, но цены показались ей баснословными. В сотни раз дороже, чем она платила раньше. Пришлось ловить попутку.
Нужный дом, старая сталинка, находился на улице Советская. В ее южной пешеходной части. Рукой подать до Пушкинского бульвара и памятника летчику Чкалову. По соседству с набережной реки Урал и городским пляжем.
Дверь открыла пожилая хозяйка квартиры. Вся в черном. С собранными, окрашенными в каштановый цвет волосами и узкими очками на кончике носа, она слегка прищурилась, силясь разглядеть гостью. Если раньше Татьяне казалось, что паспортистка была очень высокой, можно даже сказать массивной, женщиной, то сейчас перед ней стоял просто приземистый человек.
– А вот и я. Здравствуйте, Алла Моисеевна.
– Танечка, а ты совсем не изменилась. Что же это мы все в дверях? Ты проходи. Небось промокла в такую погоду-то, – засуетилась хозяйка.
Гостья переступила порог и сразу поняла, почему бывшая заведующая паспортным столом показалась низкой. В квартире были высоченные потолки. Более трех метров. С лепниной. Здесь, наверняка, автоматически почти что каждый должен был чувствовать себя лилипутом. Громоздкая деревянная мебель из махагони и стоящая в центре помещения широкая банкетка тоже казались тут игрушечными. Дубовый паркет, много хрусталя, зеркала занавешены.
– У вас горе? – сочувственным голос спросила гостья.
– На днях похоронила мужа.
– Примите мои соболезнования.
– Спасибо. Чемодан вот сюда поставь.
– Чем-то болел?
– Убили. Он же у меня долгие годы был начальником городского отделения милиции. Вышел в отставку. Но, видимо, кто-то из отпетых рецидивистов не забыл и не простил ему. Подкараулили, когда он прогуливался вдоль городского пляжа, и средь бела дня застрелили. Прям на людях. Пройдем на кухню, сейчас чайник поставлю.
– О боже! И что говорят в милиции? Задержали убийцу?
– Откуда там?! Есть подозрение, что некоторые из бывших коллег моего мужа тоже в этом замешаны. Наверняка имеются люди, которым он мог перейти дорогу, по карьерной лестнице обошел. Ты надолго?
– Как получится. Сегодня переночую в гостинице, а потом буду искать съемную комнату.
– Не придумывай. Останешься здесь. Места у меня тут много, даже страшно бывает одной. Как в глубоком ущелье.
Уже за чаем, сидя в отдельной просторной комнате за огромным столом с двенадцатью стульями, Татьяна поведала Алле Моисеевне цель своего приезда,
– Планирую переобучиться на психолога.
– Диплом врача решила купить? – от этой идеи даже повеселела хозяйка квартиры.
– Да нет, – оправдывалась Татьяна. – Я действительно готова посещать ускоренные курсы. То, что они платными будут, тут у меня проблем нет.
– Танечка, не юли. Мы все свои и взрослые люди. Курсы ты могла бы и в своей Германии посещать. Ставь цель конкретнее. Тебе нужен диплом психиатра?
– Психолога.
– Какая разница?
– В отличие от психиатра и психотерапевта психолог не занимается лечением больных, не имеет право выписывать медикаменты. Он только выслушивает клиентов, что-то там анализирует и потом рекомендует, как себя вести.
– Короче, шарлатанство. Как у цыганки на базаре.
– Нашим русским в Германии нелегко…
– Так мы же тебя немкой оформляли, – перебила Алла Моисеевна.
– Нас там всех считают русскими: советских немцев, евреев, прибалтийцев и даже беженцев из Чечни. Всех, кто говорит на русском. Так вот, стресс эмиграции и полная изоляция в чужой стране действуют людям на психику.
– А что, водку у вас не продают? Я со своими проблемами беру поллитровку и шагом марш к соседке.
– В том то и дело, что в Германии так не принято. Люди живут разобщенно. У каждого свои проблемы и страхи. Боятся и стесняются. Вдруг друзья или соседи подумают, что ты неудачник. Практически друг с другом не общаются. Все проблемы носят в себе. А это неправильно.
– Так ты решила стать этой отдушиной? Значит, тебе должны будут приносить бутылку?
– Типа того. Хочу открыть свой Heilpraktiker-кабинет. Это альтернативно практикующий врач. Скорее социальное, чем медицинское учреждение. Конечно же, за деньги. Работать через медицинскую страховку я не смогу, да и не собираюсь. Только наличный расчет.
– И думаешь, бабло попрет?
– Нашего люду там много. И среди них распространено мнение, что в Германии не обойтись без психолога. А у немецких врачей дорого, или по страховке месяцы вперед в очередь записываться надо. К тому же не все владеют немецким языком. У меня должно получиться. Я дополнительно поступлю на курсы, буду заочно учиться и посещать всевозможные семинары. Совершенствоваться станем в процессе. Главное – начать!
– Ну, дай то бог. Помогу тебе чем смогу. Надо понимать, что я ведь пенсионерка и давно уже не при деле. Так сказать, списанный человек. Но если даже и не имею прямых связей, то помню и знаю, где их найти. В принципе, сегодня в нашей стране можно абсолютно все купить. Но на кого нарвешься. Могут просто обвести и ограбить. А то и прибьют. Человеческой жизни грош цена стала…
Карибская мечта
Лучезарное солнце не скупилось на яркий свет. Сияло праздно. Заметно припекало и почти ослепляло. Его лучи легко пронзали темные стекла солнечных очков.
На чистом лазурном небе не было видно ни одного даже самого маленького облачка.
Голубой небосклон сливался с лазоревой водой. Гладкой бирюзой переливалось и слегка волновалось ласково-игривое море. Создавалось впечатление, что ты качаешься на его волнах. Ощущение качки было настолько явным, что невольно кружилась голова. Широкое водное пространство отражало глянцевые блики небесного светила и тоже ощутимо слепило.
Вдали маячили и гулко кричали белокрылые чайки. Они кружили над белоснежной парочкой стоящих на якоре яхты и одномачтового катера.
Благоприятно веял легкий ветерок. Ленивая волна тихонько набегала на песчаный берег. Она слегка пенилась. Прозрачная вода была чиста как стекло. Можно было легко рассмотреть стайку мелькающих туда-сюда разноцветных рыбешек.
В кристальной воде мелькнула тень. Множество мальков стремительно бросилось в разные стороны. Не сразу заметной в бирюзовой глубине проплыла метровой величины зеленая черепаха. Ее мощный панцирь был из щитков болотного оттенка с присутствием неровных пятен желтого цвета. Она забавно дергала небольшими, но широкими лапами. Каждые пару минут животное появлялось на поверхности воды, чтобы запастись свежим глотком воздуха.
В обе стороны, насколько хватало взгляда, тянулся песчаный пляж. Мучнистый песок тоже ослеплял своей белизной. Широкий белый берег обручем окаймлял главный и самый большой остров кораллового архипелага Лос-Рокес. Пассажиры приземляющегося в эту минуту моноплана «Сессны» из иллюминаторов десятиместной кабины могли наблюдать, как в центре Гран-Роке на сотни метров в высоту вздымался остроконечный пик потухшего вулкана, окруженный густыми мангровыми зарослями и кронами плотно растущих кокосовых пальм.
В их широких светло-зеленых верхушках прятались заветные плоды кокоса. Там же гнездились дикие разноцветные попугаи.
Длинный деревянный мостик тянулся в открытое море. На самом его краю находилась бамбуковая хижина, крытая пальмовыми ветвями, и пара столиков под пляжными зонтиками. На стульчиках сидели немногочисленные туристы. Они пили пиво и коктейли.
В тени высоких пальм стояло несколько шезлонгов. На крайних из них, нежась под лучами карибского солнца, загорали двое парней. Всякий, кто видел этих молодых людей вместе, невольно отмечал, насколько разительно они отличаются друг от друга.
Тот, что постарше, был худощав и невысок, с рыжими коротко стриженными волосами. Он напоминал простого деревенского юношу из обычной крестьянской семьи. Вытянутое лицо не имело приятных черт: нос картошкой, узкие губы и острый подбородок, покрытый редкими волосиками неухоженной щетины. Все открытые части его тела были усыпаны крупными и мелкими веснушками темно-желтого цвета рябины.
Тот, что помоложе, походил на заядлого серфера, проведшего всю свою жизнь на побережье: загорелый и мускулистый, поджарый, с широкими плечами, с копной длинных и кудрявых светло-русых волос. На его смуглом, как у метиса, лице с ямочками на щеках сверкала блестящая улыбка калифорнийского серфера из рекламы энергетических напитков.
Глаза красавца были спрятаны за стеклами солнечных очков. Но было и так понятно, что он уже долго с интересом рассматривает соседей справа.
Там, чуть поодаль, под другой пальмой и тоже на шезлонге лежала пышных форм седая женщина. Она даже не удосужилась снять с себя объемное и пестрое платье. Ее лицо прикрывала широкая фетровая шляпка.
Рядом с ней, сидя на песке и прислонившись спиной к стволу пальмы, читала книгу смуглая девушка. Ее кожа была цвета светлого шоколада. Из легкой ткани белый купальник плотно облегал стройный стан и высокую грудь. Написанное в книге, должно быть, ее веселило, и она порой мило улыбалась. Шикарные с агатовым отблеском черные волосы слегка развевались от берегового бриза.
– И как долго ты собираешься пялиться на нее? – голос парня с деревенской внешностью оказался странно высоким. Он говорил на немецком. – Иди и познакомься!
– А как ты это себе представляешь, Сёба? – почему-то на русском ответил ему метис. – Что я ей скажу? И главное, на каком языке?
– Да, Ник, к сожалению, иврит мы не изучаем.
– При чем это?
– Ты что, не видишь? У мамы и дочки на шее золотые цепочки с кулоном в виде звезды Давида.
– Теперь вижу.
– Но не переживай, они точно не из Израиля. Очень далеко отсюда. Скорее из США. А ты английским в совершенстве владеешь. Только не говори им, что ты немец. Сам понимаешь, евреи нас не могут любить. Лучше сразу признайся, что ты русский…
– Частично даже казах…
Пора представить наших героев. Николаус Шмидт, по прозвищу Ник, в начале декабря отпраздновал свой двадцать первый день рождения. Щедрые родители подарили ему двухнедельный отпуск в Республике Доминикана. Карибский остров популярен среди европейских отдыхающих. Он славится своими красочными пляжами. На новогодние праздники туристам гарантируют купальную погоду.
Мать Татьяна настояла, чтобы отец Виктор купил сыну поездку на две персоны. Она надеялась, что девушка их сына не устоит перед такой заманчивой возможностью и наконец-то, хотя бы на отпускных фотографиях, покажется им на глаза.
Но Николаус не обманывал своих родителей. У него действительно еще не было подруги. После тринадцати лет средней школы он сразу поступил в технический университет и снова полностью окунулся в учебу. Ему практически не хватало времени на дискотеки и подобные вечеринки, где обычно знакомятся молодые люди. А среди сокурсниц он не замечал особо привлекательных особ.
Подарок родителей обрадовал, но в то же время и озадачил. Николаусу не хотелось просто так выбрасывать на ветер половину уплаченных за путешествие денег, и он решил найти попутчика. Им должен был быть более-менее знакомый и надежный человек, близкий по интересам, с которым можно не только пиво выпить, но и что-то интересное предпринять.
Но увы, Николаус очень скоро осознал, что таких друзей у него нет. По принципу «хуже уже не будет» он предложил поездку самому незнакомому из всех однокурсников. Им оказался рыжий Себастьян Кирше, который объявился в их группе нежданно и не так давно. Новичок пришел на занятия месяц спустя после начала третьего семестра.
Так как он выглядел намного старше, сокурсники единогласно решили, что Себастьян многократный второгодник. За глаза его прозвали «деревенская вишенка». Во-первых, потому, что у немцев «кирше» зовется ягода вишня. А деревенская – из-за того, что новичок по телефону часто разговаривал на ужасном баварском диалекте. Надо понимать, что это язык первых германских, так называемых кельтских, народностей. Мягкий и певучий Boarisch является антиподом резко звучащего немецкого языка. В современной Германии на нем разговаривают лишь в отдаленных деревнях южной части страны, в основном в ее горной местности.
Но очень скоро «деревенская вишенка» сильно ошеломил сокурсников и утер им всем нос. День воссоединения Германии их группа решила отметить на острове Мальорка. Николаус тогда не смог отказаться от поездки.
– Ты немец или кто? – конкретно спросил староста группы. – Пренебрегаешь государственным праздником? Подумай, какую характеристику я тебе потом напишу.
Пришлось лететь. Это был чисто увеселительный суточный студенческий трип: двухчасовой полет на испанский остров, шаттл-бус из аэропорта в прибрежный развлекательный центр Ballermann, пьянка до упада и тот же обратный путь. Но не обошлось без неприятностей и инцидента. У одной студентки украли или она сама потеряла свою сумочку. А там документы, деньги и обратный билет. Обратились в полицию. Тут-то Себастьян и зарекомендовал себя как переводчик, в совершенстве владеющий испанским языком.
В отпуске на испаноговорящем острове Доминикана Себастьян обязательно пригодится, был уверен Николаус, выбирая себе попутчика.
А еще оказалось, что невзрачный новенький знал русский язык. Однажды Николаус услышал, как он разговаривал с москвичкой, учившейся в институте по международному обмену. Его тогда развеселило, что девушка назвала Себастьяна сокращенно «Сёба».
– Да ты впрямь чудо в перьях, – не удержался и подошел к беседовавшим Николаус. – Настоящий полиглот!
– Простите меня, я не волшебник, я только учусь, – отшутился Сёба, цитируя известную цитату из фильма «Золушка». Чувствовалось, что он знает русский язык не понаслышке.
Идея провести новогодние каникулы на пляже теплого Карибского моря по-настоящему обрадовала Себастьяна. Его абсолютно не удивила высокая цена поездки. Единственное, с чем он категорически не согласился, так это с Доминиканской Республикой.
– Я там уже был. Ничего приятного. Остров расположен на стыке теплого закрытого Карибского моря и холодного бушующего Атлантического океана. Там часто случаются ужасные торнадо. Пляжи так себе, нередко завалены непонятными водорослями и горами пластиковых отходов цивилизации. Отели огорожены колючей проволокой. Все под охраной. Территорию не рекомендуют покидать. Я из любопытства все равно сбежал. В ближайщей деревне, на входе в магазинчик и забегаловку, висят огромные плакаты красной краской крест-накрест зачеркнутого пистолета. Типа, с оружием не заходи!
– И что теперь? – разочарованию Николауса, казалось, не было предела. – Прикажешь мне забыть жаркий новогодний отпуск?
– Ни в коем случае! Мы поменяем. Полетим на Карибы, но только не на Доминикану, а в Венесуэлу. Я давно хотел побывать в национальном парке архипелаг Лос-Рокес. Там действительно должен быть настоящий рай на земле…
Смуглая девушка отложила книгу и на цыпочках, стараясь не разбудить задремавшую маму, пошла на берег. Из-под одного из шезлонгов вылезла и последовала за ней небольшая собачка.
От любопытства Ник приподнялся на локти и опустил на край носа свои солнечные очки. Теперь он разглядел, что это был совсем еще щенок.
Девушка хотела было войти в море, но песик стал громко лаять. Ей пришлось вернуться, чтобы его успокоить. Она опустилась на колени и стала гладить беспризорника по взъерошенной лисьего цвета шерсти и чесать у него за кроличьими вислыми ушами. От неописуемого удовольствия дворняга завалилась на бок, а потом и вовсе перевернулась на спину. Задрав ножки вверх, кутенок пытался укусить гладящую его девичью руку. Когда-то это ему удалось. Звонко вскрикнув, девушка отпрянула. А затем вскочила на ноги и, задорно смеясь, побежала прочь вдоль кромки набегающих волн. Из-под ее светлых пяток веером вылетал и тут же фонтаном рассыпался белоснежный песок.
Песик рванул ей вслед. Барбос заливался восторженным лаем, пытаясь догнать красавицу.
Девушка бегала по пляжу небольшими кругами. Она то бросалась в воду, то убегала от щенка по суши.
– Вот она, настоящая амазонка! – даже присвистнул от восхищения Ник.
– Говорю же тебе – не теряй зря времени, – по-дружески посоветовал Себастьян. – Кстати, ты уже позвонил своим домой?
– Откуда?! В нашей халабуде нет интернета. И телевизора, кстати, тоже. Сёба, как ты вообще выбирал здесь гостиницу? По каким критериям?
– Забронировал что было свободным. Тут же вообще нет отелей. Просто местные рыбаки сдают туристам частные комнаты.
– Хорошо, что я своей маме не рассказал, на что мы поменяли ее подарок.
– Ну и дурак. Нельзя обманывать родителей. Твоя мама, Татьяна Юрьевна, наверняка бы тебя поняла. Обещай, что сегодня же ей правду расскажешь. Она поди волнуется.
– Да говорю же тебе, бестолочь, нет тут вайфая. Я узнал об этом сразу, когда мы приземлились. На пограничном паспортном контроле спросил.
– Не переживай. Для своих имеется интернет. Мне рыбачка при заезде по секрету рассказала. Пароль у коменданта гарнизона.
– И как ты собираешься его заполучить? Штурмом возьмем их бастилию?
– К чему такая агрессивность? Мы же люди. Комендант тоже человек. Будет у тебя вечером связь с цивилизацией. С меня бутылка рома и твои пятьдесят долларов.
– Думаешь, получится?
– Любезный друг! Здесь такие расценки. Учи языки. Всегда поможет. Отпуск – это не только позагорать. Смотри, твою богиню увела мамаша.
Ник резко обернулся в знакомую ему сторону. И действительно, соседей там уже не было. Женские силуэты степенно удалялись.
– А что они так рано ушли? – чувствовалась досада в голосе Николауса. – Время только полдень.
– Ну правильно! Они на обед.
– А мы?
– А наш полдник с собой, – Себастьян показал пальцем на ярко-желтого цвета пляжный бокс из грубой пластмассы. – У нас с тобой экономкласс.
Внутри под слоем достаточно крупных кусков битого льда находились две пластиковые дозы с салатом из макарон, отваренной моркови, зеленого горошка и чересчур обильно заправленного майонезом. Толстым слоем алюминиевой фольги оказалась завернута целиком зажаренная рыба. Две литровые пластиковые бутылки воды. Каждая полтора литра. Четыре маленькие дозы пива. Два банана. Одноразовые пластиковые стаканчики. Пластмассовые ножи и вилки.
– Негусто, – разочарованно произнес Николаус.
– За добавкой надо лезть на пальму, – Сёба показал вверх.
Не очень-то и высоко в густой кроне молодой пальмы висели грозившие упасть кокосы. Ник невольно отодвинулся от ствола вместе с шезлонгом.
– А вдоль берега в воде пасутся настоящие деликатесы, – сказал Себастьян и почему-то подмигнул. В руке он держал складной швейцарский нож. – Это не приветствуется. Туристам вообще запрещено. Но мы с тобой обязательно попробуем. Пошли купаться.
Солнце стояло в зените. Покинув тень широких листьев пальмы, туристы из Германии в полной мере почувствовали жгучую силу его полуденных лучей. Буквально раскаленный на солнцепеке песок страшно обжигал ступни и кусал за лодыжки. Какими-то непонятными рывками Себастьян и Николаус в десяток отчаянных широких прыжков, на цыпочках преодолели открытый участок пляжа между шезлонгами и пенистым белым береговым прибоем. Стоя по колено в воде, парни нервно переставляли ноги, явно наслаждаясь водной прохладой. Мокрый бархатный песок приятно массировал обожженные голые стопы.
Вблизи берега в необыкновенно кристальной воде оживленно мелькали разноцветные рыбки. Песчаное дно было усыпано наполовину измельченными створками ракушек реснитчатых кардиумов и известковой макомы, а также многочисленными белыми фрагментами обломанных кораллов. Их замысловатые формы напоминали куриную лапку, крестик, самолет, снежинку или кустик карликового растения. Виднелись многокрасочные и причудливых форм раковины тигровой ципреи и рапана. Недалеко друг от друга лежали морские звезды размером с тарелку. Разных раскрасок: от кардинального пурпурного до царского золотого цветов. То там, то здесь торчали одинокие полипы морских анемон.
Николаус завороженно рассматривал весь этот прибрежный подводный мир.
Его компаньона Себастьяна это, видимо, уже не интересовало. Рыжий мужчина в широкополой потрепанной соломенной шляпе не спеша брел по мелководью. Низко склонившись над поверхностью воды, он пытался что-то разглядеть среди обособленно, полянкой растущих голубовато-зеленых водорослей.
– Ты что ищешь? – спросил догнавший его Ник.
– Конча маре, – не оглядываясь, ответил Сёба.
– Думаешь, что я тебя понял?
– Стромбус лабиатус пинк.
– Во-во, прям с языка у меня сорвал. Ты, Сёба, стебаешься?
– А это уже и для меня новое, – от любопытства даже выпрямился Себастьян. – Что на русском означает? Неужели производное от моей клички?
– Типа, издеваешься, смеешься надо мной.
– Надо запомнить. А я ищу королевскую морскую ракушку. Чтоб ты представлял – два килограмма весом, – для наглядности Себастьян развел в стороны ладони рук так, что в образовавшемся промежутке легко бы уместился футбольный мяч.
– Разве такие бывают? – Николаус с сомнением пожал плечами и сделал шаг вперед. В тот же момент он громко вскрикнул от боли и, не удержавшись на ногах, упал на бок. – Scheise! На что я там наступил?
Себастьян уже стоял на коленях и обеими руками ощупывал поросшее водорослями дно. В какой-то момент его глаза засияли, а губы расплылись в широкой довольной улыбке.
– Нашел! – торжественно прокричал рыжий в шляпе и победоносно поднял над головой огромную ракушку.
Верхняя часть домика морского моллюска имела десяток острых граней и густо заросла водорослями. Вот почему Николаус ее и не заметил в мелководье. Плоское светлое перламутровое брюхо королевской раковины сияло разводами всех цветов радуги.
Себастьян тут же снял с себя соломенную шляпу и прикрыл огромную ракушку. Прижал к груди и, посмотрев по сторонам, двинулся на берег. Николаус молча поспешил за ним вслед.
Усевшись на шезлонг и пряча завернутую в полотенце раковину между ног, Себастьян открыл складной нож. Оглянулся, не наблюдает ли за ними кто из посторонних, острым концом лезвия ножа стал ковырять между швом острого зародышевого улиткообразного завитка. Ему пришлось сильно попотеть, прежде чем он смог разъединить створки морской раковины.
Полностью засунув лезвие ножа внутрь, новоиспеченный браконьер стал там что-то надрезать. И у него, видимо, получилось. В какой-то момент из раковины выскользнула увесистая тушка моллюска.
– Держи, – Сёба протянул Нику пустую раковину.
– Зачем? Могу ее взять с собой в Германию?
– Дурак, что ли? Ни в коем случае! Если найдут в багаже, то оштрафуют. Так, что мало не покажется.
– А зачем тогда мне подсовываешь?
– Отнеси туда, где нашли. Только незаметно…
Когда Николаус вернулся из моря к шезлонгам, нарезанное тонкими дольками белое мясо моллюска уже репрезентативно красовалось на пластмассовых крышках от доз с салатом. Рядом лежали две небольшие половинки выжатого зеленого лимона.
– Ни соли, ни других приправ, – со знанием дела пояснил Себастьян. – Лимон, и только лимон. Попробуй! Ты ешь такое первый и, может быть, единственный раз! Я совершил это злодейство в знак нашего знакомства и, надеюсь, дружбы. Другие обычно в таких случаях пьют шампанское или клянутся на крови. Так сказать, чтоб навсегда запомнилось.
Нерешительно, но Николаус все же взял кусочек. Он хотел это сделать пластиковой вилкой, но тугая сырая масса моллюска не поддавалась. Пришлось взять пальцами. Мясо ракушки оказалось упругим, эластичным, но не резиновым. Наподобие куриной грудинки. Оно легко откусывалось. Рыбой вообще не пахло. Николаусу понравился вкус. Он долго искал, с чем бы его сравнить и как описать. Нежный и пресный, чуть горьковатый и в то же время слегка сладковатый вкус. Можно было почувствовать освежающую кофейную горчинку и своеобразную ореховую интенсивность.
– Ну и как? На что похоже? – поинтересовался Сёба.
– Знаешь картофель? – как бы не в тему задал вопрос Ник.
– Естественно. А он при чем?
– Так вот, у твоей ракушки совсем другой вкус.
Звонкий мужской смех раздался над пустым карибским пляжем.
– Стебаешься, – улыбаясь во весь рот, Себастьян пригрозил пальцем хохочущему Нику. – Открывай пиво, обмоем наше знакомство.
Ник потянулся к пляжному желтому боксу и впервые заметил, что их окружила многочисленная стайка черных, зеленых и серых ящериц.
– Тут, наверное, еще и змеи, скорпионы, тарантулы водятся, – с опаской оглянулся Николаус.
– Ты совсем не разбираешься во флоре. На острове, где так много ящериц, ничего из того, что ты сейчас перечислил, не может и быть, – убежденно успокоил его друг. – Ящерицы слишком легкая добыча. А, как ты видишь, их здесь уйма. Значит, никто им не угрожает.
– Слушай, Сёба, давно хотел спросить. Вот ты такой умный и правильный. А почему ты до сих пор институт не закончил? По годкам-то тебе пора иметь диплом.
– Мне всего лишь двадцать семь.
– А что ты так поздно решил учиться?
– Да нет, я поступил сразу после школы.
– И? Сколько раз оставался на второй год?
– В смысле?
– Сколько переходных экзаменов ты не смог сдать?
– Экзамены тут ни при чем. Я просто несколько раз, в общей сложности почти шесть семестров, брал студенческий отпуск.
– А зачем? Разве так можно?
– У меня получилось. Мне требовалось время на подумать. Разобраться, что в жизни важнее и что меня действительно интересует. Будущее себе выбрать. Мир посмотреть. Объехал много стран. Работал на крокодильей ферме в Австралии. Был волонтером в бразильском Гринписе. Спасали там джунгли от повальной вырубки. Потом на Кубе прожил шесть месяцев. Надеялся непосредственно в контакте понять, чем дышит народ, строящий социализм. Сейчас это единственный и, может быть, последний остров революции в океане капитализма. Народ очень общительный. Там я и свой испанский конкретно подтянул.
– А где ты так хорошо русский выучил? – перебил говорящего Николаус.
– В Сибири. Почти год на лесоповале.
– За что? – от недоумения Ник даже снял с глаз солнечные очки. – Как же тебя угораздило?
– Да я стебусь, – широко улыбнулся Сёба. – По студенческому обмену. В Екатеринбурге. Мне кажется, что я хотел бы в России жить.
– Во как!
– Там жизнь и люди настоящие, непридуманные. Да, порой безалаберные, конфликтуют с законом. Но в нужный момент, при необходимости большинство поступает правильно. По неписаным принципам души и совести.
– А почему ты тогда в Германию вернулся?
– У меня там родители. Да и институт надо было закончить. Вот получу диплом. Продам свою долю семейного бизнеса и на вырученные деньги куплю где-нибудь в России пару гектаров земли. Стану хлеб выращивать и скот разводить.
– Как-то скучно звучит.
– А давай вместе уедем?! По соседству построим фермерские хозяйства.
– Ты соображай, что говоришь. Что о нас люди могут подумать? Меня и так вон мама может не понять. Мне поездку на двоих с девушкой подарили, а я тебя с собой взял.
– Так надо прямо объяснить Татьяне Юрьевне, что у тебя еще нет подруги. Хотя пора бы уже и завести.
– Так и у тебя тоже нету.
– Я в России себе найду. Мне русские женщины больше нравятся.
– Ты это сейчас серьезно или тоже стебаешься?
– Серьезнее не бывает. Это моя мечта и цель.
– А не легче ли было тебе свой бизнес у нас в Германии открыть? Продолжить отцовское дело. У вас там, кажется, несколько салонов по продаже автомобилей. Вот купишь рядом с одним из них земельку и будешь по выходным коровок да птичек разводить.
– Да нет. Меня общая ситуация в Германии не устраивает. Знаешь, я за мир и дружбу, но не сторонник этой мульти-культи-политики, когда мой народ специально чужеземцами разбавляют. Смотри, сколько арабских и африканских беженцев в страну завозят. Миллионами! Вместо того, чтобы помочь им на местах, на их родине создавать человеческие условия для жизни. Нет, зачем-то там войны устраивают, а людей к нам везут.
Немцев подменяют. У нас сейчас можно жить и работать, не зная немецкий язык. А вот без английского ни на какую работу не примут.
Нам вообще нельзя, ну не принято, чем-то типично немецким похвалиться. Сразу заклеймят фашистом. Боишься даже дедушку и бабушку упомянуть. Тут же спросят, были ли они на службе у Гитлера? Как долго это будет продолжаться?
Нас полностью лишили прошлого. Нам как народу стало нечем гордиться и не к чему больше стремиться. Нет у нас чисто своего, народного. Все больше и больше навязывается европейское. Ты ведь знаешь, что Конституцию Евросоюза все вступающие страны обсуждали, и народ должен был за или против проголосовать. А немцев никто не спросил. Нам по закону это нельзя. У нас ведь даже нет своей конституции! Только какой-то основной закон, придуманный и навязанный немцам после поражения во Второй мировой войне. Мы ведь единственная страна в ЕС, где жители не могут выбирать своего президента. По сути, у нас нет демократии. Мы не народ, а производители и налогоплательщики. У других европейцев паспорт или удостоверение личности, а у немцев всего лишь Personalausweis – идентификатор персонала. Мы просто и тупо обязаны кого-то обслуживать.
