Ivolga (Анастасия Каляндра)
Маленькая рождественская сказка
– Спасибо, Тань. – улыбается девушка, – За всё. Ты мой агент, прямо, личный – кому надо там… телефончик дала… Кому про мои передряги понарассказывала. Так что я и по твоей, тоже ведь, вине тунеядствовать буду теперь за зарплату! С меня процент!
– Да лаааадно!.. Процент! Тоже!.. Ты мне, главное, стопку салфеток, вон то, как-нибудь занеси! Отдай что задолжала. Уничтожительница лесов!
– Ну ладно. Пойду. – улыбнулась Снегурочка и побежала переодеваться.
В подсобке ещё никогда она не видела такого весёлого радостного света у этой хорошо знакомой тусклой лампочки. Переодеться вышло не быстро – конечно не слишком-то удобно орудовать руками в пластырях. К тому же старается девушка не запачкать Снегурочье платье. Ведь – мало ли где ещё может кровить? Но всё равно – так легко, радостно, быстро переоделась, как никогда ещё тут не случалось ей менять одежду. Взглянула на слабоосвещенное отражение. Улыбнулась ему. Помахала шутливо, весело. Надела шапку на голову. Голове стало тепло. Очень тепло. Тепло, хорошо и прекрасно. Снегурочка, которая больше уже не была Снегурочкой, в последний раз оглянулась вокруг, попрощалась с подсобкой, глядя на знакомые помятые пыльные коробки с неподдельной любовью и, сладко вздохнув, вышла наружу.
– Ну что, Тань?.. Тогда я пошла? Чтоб не висеть у тебя тут над душой, уж действительно…
– Дава-аай! – сказала Танюша и протянула пятёрку девушке, – Даст Бог – ещё встретимся!
– Надеюсь! – дала пять бывшая Снегурочка, обнялась напоследок с новой подругой, и разулыбалась при слове Бог, прозвучавшем из Таниных уст. – Пока!
– Бывай! – помахала Танечка, – А спорим – сегодня же позвонит?.. – прищурился эльф весело. – Вооот чует моё сердце!.. Оххх, женим мы мальчика скоро!
– Тань, брось! Но если он позвонит – то следующей меня в телефоне услышишь ты. Обязательно сообщу!
– Уговор!
– Слушай… – девушка уже начала было уходить, но что-то нащупала в кармане. Ещё один елочный шарик у неё всё-таки остался – не подарила сегодня. – Держи. На память! – она отдала игрушку Тане, – Я всем дарю. С Рождеством тебя!
– Спасибо! И тебя тоже. – заулыбалась Танюша, – Я в ответ тебе дарить не буду – а то здесь все только стеклянные. О-па-са-юсь уже!.. – засмеялся эльф.
– Да не надо! Ты мне уже стопку салфеток подогнала!.. – засмеялась Снегурочка, – Подарок полезный и нужный!
– Я избирательна в выборе презентов!
Обе помахали друг другу на прощание и девушка зашагала по ГУМу, шурша дутыми тёплыми штанами как маленькая. Внутри – радость, на лице – улыбка, в сознании – легкость. Гуляет по ГУМу и смотрит на ёлочки и игрушки, на украшения и на огни, на богатые магазины и на простых небогатых туристов… Любуется, радуется, благодарит про себя Бога… Канун Рождества – чудное время!.. В такой день ощущаешь тепло, любовь, красоту, чистоту и добро во всём мире, во всей вселенной… Смотрит девушка на людей и на чудные дорогие игрушки в уютных лавочках… И не кажутся ей больше ценными эти кусочки стекла, ткани и дерева. Не кажутся больше – как раньше казались, когда маленькой она гуляла здесь по ГУМу. Гораздо ценнее – сердца. Вот эти обычные люди в потертых потрепанных курточках и дорогих пальто, в меховых шубах и в дутых пуховиках – все они куда большие сокровища, рассыпанные по земле. Они могут быть прекрасны. Даже если они сами того не подозревают. Они могут стоить ужасно много – миллионы, миллиарды и сотни триллионов… Да все деньги мира не смогут составить достаточную цену хоть за одну из этих душ. Эти души бесценны. И тогда, когда девочка мечтала о том, что ей кто-то подарит игрушку – чудесную расписную игрушку с чудесной витрины – она ведь ждала не того чуда, которое является самой этой никчемной безделушкой… Она ждала чуда другого – куда лучшего: добра чьих-то сердец. Хорошего, доброго чувства. Вот это бесценно. Вот это и есть – самый лучший и ценный подарок на Рождество. Она не сказала Танюшке, но это и есть для неё лучший дар. А уж ещё и с салфетками впридачу – так это и вообще чудно!.. Вот придет она сейчас к себе домой, а там ёлка не наряжена и вообще ничего… Но это не страшно. Она знает что праздник не в том. Хоть сколько угодно вокруг украшений – а без любви или просто хорошего чувства к тебе – это всё ничего. Это всё не важно и не даёт чувства радости. Вот придёт она сейчас домой – а там по стенам будут развешаны вместо гирлянд чьи-то хорошие чувства, поступки и мысли по отношению к ней. Ляжет девушка спать, выключит в комнате свет, а они все зажгутся вокруг неё на стенах разноцветными яркими тёплыми огоньками и будут мигать, танцевать, переливаться!.. Здесь и чувства квартирного хозяина, котрый простил ей долг в очередной раз хоть на время, и чувства той, ей незнакомой, хозяйки сети магазинов, что ей не влепила какой-нибудь штраф – а напротив позволила отдохнуть за её счёт, и чувства её менеджера Яны, которая поддержала хозяйку в таком решении, и чувства того врача, который звонил сегодня и действительно, судя по голосу, переживал за неё очень сильно, и чувства Танюши, которая тоже так за неё то пугалась, то волновалась, то жалела её сегодня, чувства того молодого человека, что ей оплатил, по неловкости разбитые, дорогущие елочные игрушки, чувства той девочки что улыбалась ей, стоя возле витрины… И самое главное – свет Божьей любви. Его чувства к ней – великий, прекрасный и яркий свет, который вмещает в себя все возможные краски и оттенки света… Всё это будет теперь в её комнате. Она будет рада как никогда – она знает. Что стоят любые – хоть даже и самые дорогие на свете елочные украшения, которыми могла бы она украсить свою квартиру – в сравнении с этими чудными украшениями, которые можно везде взять с собой, которые всюду с тобой – украшают собой эту жизнь?!. Конечно они ничего не стоят в сравнении. Сегодня есть у неё самые лучшие подарки. И их она несёт в дом – полную душу даров… Девушка радуется, смотрит на мир, украшенный золотыми огнями… Как раз стало к вечеру больше людей. Ещё больше чувствуешь праздник, когда много людей. Девушка ходит, слушает музыку, радуется счастливым огонькам в глазах детей. Радуется тихой радости в глазах взрослых. Радуется даже тем, кто как будто бы и не рад – ведь сколько ещё всего у них впереди!.. Радуется, радуется, радуется!.. Проходит время. И девушка собирается идти из ГУМа на площадь, а после – потихонечку возвращаться домой. Она хочет ходить сегодня подольше. Ей хочется быть среди людей. Много людей, много счастья, много радости. Много музыки, много огней, много праздника. Всё впереди, всё хорошо, всё будет, всё начнётся. Всё здесь, всё про неё, про жизнь, про свет. Всё будет… Выходит девушка из стеклянных крутящихся дверей (как в детстве ей нравились эти двери!..) и вот – перед ней уже тёмный вечерний воздух, раскрашенный сотнями огней. Идёт между крошечными хвойными деревцами (наверное туями) посаженными в кадки у какого-то ресторанчика, и опутанных мелкой паутинкой светящихся одноцветных лампочек. Грустно что скоро всё это закончится – люди, огни, музыка… Останется только пустая квартира… Хотя и наполненная теперь приятными воспоминаниями… Но всё же – ведь это будет уже совсем другая жизнь. Всегда возвращается она с работы и словно бы перемещается в другую реальность. Там – она настоящая. Наедине с собой. Но в то же время – она словно несуществующая. Ведь никто её в это время не знает и не видит… И чем ближе её время наедине с собой, тем больше её вновь начинают одолевать тяжкие мысли – переживания о том, что она так во многом виновна и так много чего наделала неправильного… Так много… Они сгущаются вокруг неё как этот темный вечерний воздух. Она начинает опять чувствовать вину. Всё больше и больше… как ни старалась бы радоваться. Она чувствует что вина окружает её и, сколько бы ни было ярких огней в этом воздухе, как бы мощно они не прорезали воздух – но всё равно его больше. И всё равно сразу ясно что вот – уже вечер. А в нём отчего-то светят огни… Звонок с незнакомого номера. Наверное реклама. Девушка взяла. Почему-то ей хочется хоть кого-то сейчас услышать. Живого. Пусть даже это и будет всего лишь агент по недвижимости или какая-нибудь девушка, проводящая опросы. Но это хотя бы кто-то, кто хочет поговорить с ней. Или не хочет совсем, но все-таки говорит. А значит – она ещё существует. Иначе в это не очень-то верится. Она словно исчезает, когда уходит с работы и отправляется к себе домой. Там никого. И ничто не подтверждает её существования кроме её самой – её собственного опыта, восприятия. И некому подтвердить ей то, что её наблюдения верны. Нет больше никаких других свидетелей. Только сама девушка. А себе она что-то в последнее время не слишком-то доверяет. Взяла трубку. Голос у неё сначала захрипел после долгого молчания – уже минут пятнадцать она ни с кем не говорила и кажется что за это время разучилась, а связки ушли куда-то вниз – глубоко-глубоко в грудь. Получилось не “да”, а “ т-ттт… д-дд… Дда. Здравствуйте.” На том конце провода эхом прозвучало “Здравствуйте” – им дрогнул приглушенно чей-то чужой голос. Действительно дрогнул. Действительно приглушенно. Наверное тоже давно не говорил.
“Я… – сказал голос и замялся. – Я… Извините что звоню… Я… – проговорил голос через некоторое время и перестал говорить снова.
Девушка остановилась у туи, с верхушки до самых нижних веточек увешенной белой светящейся гирляндой и почти погрузила в её ветки свою щёку и руку с телефоном. Все потому что вокруг стало слишком шумно, чтобы расслышать такой тихий голос хорошенько, а вернуться назад тоже не имело бы смысла – что внутри ГУМа сзади неё, что впереди – на площади – сильно много людей и музыка играет. Выходит что остаётся одно – зарыться щекой в ветви вечнозеленого низкорослого деревца и слушать, прикрывая рукой свободное ухо от шума. А голос опять заговорил. Он продрожал: “Прос-ти-те!..” И кажется сильно заплакал. А дальше продолжил ровнее, видимо чуть-чуть взяв себя в руки:
– Я Вас сегодня… Я извиняюсь… Ваш номер мне девушка дала – та, которая с Вами работает. Когда я… Ну, бумажник искал… Я…
– А-аа это… Вы… А Вы его, что не нашли ещё?.. – узнала обеспекоенно девушка. Так вот почему он, наверное, плачет – наверное важное что-нибудь в этом бумажнике. Очень важное. Конечно – страшно будет что-то такое потерять и не найти. Теперь она понимает.
– Нет, нашёл… Нашёл, спасибо. Это… это уже всё… Всё хорошо. Вы простите меня пожалуйста я… Я просто звонил извиниться. А то как-то совсем неловко вышло с Вами и… этими всеми игрушками… и… я…
– Ой, да нет-нет!.. Ничего! Ничего страшного!.. – затараторила тут же девушка и даже зачем-то замахала свободной от телефона рукой, хотя человек на том конце провода точно не мог её видеть. Видела, разве что, только туя и, может быть ещё мужчина швейцар, который столбом стоит у одного из соседних выходов. – Это Вы меня извините!.. Это… я случайно… И… простите что Вам пришлось… Спасибо большое, ещё раз, что это всё за меня оплатили!.. Я очень хотела бы Вам отдать это… как-нибудь… потом… Когда скоплю… Я и не знала, как Вас найти – а вот Вы вдруг сами позвонили… Спасибо что позвонили!.. И оплатили… я очень… я постараюсь… я…
– Да нет, ничего!.. Что Вы, не надо мне ничего отдавать! Ни в коем случае!.. – затароторил и голос на другом конце. – Я совсем не об этом. Всё нормально. Успокойтесь… Это сущие копейки… ничего… Вы?.. – хотел, видимо, что-то спросить голос, но остановился и стал, кажется, прислушиваться. Девушка стала плакать, сама не зная от чего, пытаясь теперь и глаза спрятать в свою спасительную тую. И наверное это было слышно через телефон, как бы она не старалась плакать мимо микрофона. Голос послушал немного и попытался ещё что-то сказать. Получились отрывочные первые буквы каких-то слов. Потом получились ещё три слова: – Вы не плачьте… – ещё несколько отрывочных букв. – Чего Вы?.. У вас… Что-нибудь случилось?.. – поинтересовался голос тихо. – Хотя да… Я понимаю… Я…
А девушка плачет и даже не знает что сказать. Пытается, но тоже получаются только отрывочные буквы. И зачем она плачет? От чего?.. Может от слов о том что это “сущие копейки”?.. Которые – по сути – почти вся её жизнь? Может ещё от чего… Может быть из-за того что сказали ей снова что может она ничего не отдавать. Что она кому-то… не нужна, нет, но… не настолько, хотя бы, безразлична чтобы с неё требовать того что она не может отдать?.. Что в её положение вошли?.. Что ей что-то простили, а вот она себе всё никак не может простить что-то, чего толком-то и понять не может?.. Из-за того что ещё раз вспомнила свою очередную ошибку?.. Очередную неправильную вещь?.. Или из-за того что и тот человек тоже плакал недавно на другом конце провода?..
– Я… простите, я ничего… страшного… Спасибо Вам. – немножко более связно заговорила девушка. – Нет, ничего не случилось… особенного… Всё… всё нормально… Но… я просто сегодня… какая-то не такая… весь день. Простите… Я и… эти игрушки… и… выронила и… И я сама виновата. Всё у меня… Всё неправильно… Всё… рушится просто… рядом со мной… я… я…
– Да ничего страшного, что Вы!.. – потихоньку заметил голос озадаченно, – Со всеми бывает. Я… Я сам вот… – голос опять начал дрожать, – Я сам сегодня… – и тоже заплакал. – Простите пожалуйста… Мне кажется что и Ваши игрушки эти – я тоже разбил… Я накричал что-то и… Извините пожалуйста… Вы от того их и выронили…
– Да нет – это просто сейчас у меня координация такая… я же… у меня голова немножко и… В общем… Бывает что… что-нибудь роняю… ну и… Всякое…
– Да понимаю я, понимаю, конечно… Вы же… Я же и не знал, что Вы болеете… Конечно…
– Да я и не боле… Ну, то есть – тогда не боле… – девушка не нашлась – как лучше сказать: “не болею” или ”тогда уже не болела” или “тогда ещё не болела “, а голос, тем временем, начал уже говорить дальше.
– Я… тем более очень стыдно что накричал… на Вас что… Ну, что, мол, Вы медленно работаете и всё такое и… Я же не знал, я… А когда увидел… я… Я просто… – голос ещё сильнее заревел на том конце, – Я… Я… Вы понимаете… Ууух!.. Я только вот… потом уже… Я девочку сбил… Ребёнка. Я сбил на машине потом… когда уже ушёл и… Я сейчас в больнице. Она… – голос стал совсем тихим, – Она здесь и… и может быть, даже не выживет. Но даже если… то… сказали… Она никогда больше не сможет ходить. Вы понимаете?.. Из-за меня… – голос затих совсем и некоторое время плакал в тишине. А у девушки глаза стали большие пребольшие, плакать перестали и стали в ужасе глядеть прямо – на площадь полную людей и музыки. – И я… Я потом вспомнил о Вас… – снова начал мужчина, – Как я… Вам тоже разбил… всё… всё это… это вокруг… вокруг меня, понимаете, как раз всё разбивается… всё… Я… я знаете, как вспомнил… сначала о Вас?.. У девочки… У девочки этот шар… Ш… Шар был… в… в… в… руках… он… он у меня… Он… тоже… – мужчина снова перестал говорить и в трубку полились рекой судорожные всхлипывания, – Тоже… раз… разбился!.. – и опять без слов.
– Ну… – только и нашлась что сказать девушка. – И… И Вас теперь, наверное, за это?.. посадят в…
– Да н-ннет!.. – засмеялся мужчина на том конце со злой горечью, – Ни…ни… никто меня не посадит… я… меня точно нет!.. Таких не сажают… как я… А лучше бы… Лучше бы… Меня не посадят и дела не будет даже. Ни-че-го!.. А я… я теперь очень хочу пойти и сам сдаться. Но… и не знаю… что… что делать. Сегодня всё… Всё, как и у Вас, идёт наперекосяк. Да и вообще… давно уже. Я потерялся… Полностью потерялся. Не знаю что мне делать… Тут много всего, много… очень, очень много!.. Я думаю что мне стоит как-нибудь организовать все, чтобы меня все-таки посадили. Мне сказали уже что всё нормально – я, вроде бы, не виноват, судя по камерам… Но… но это – судя по камерам… А я думаю… – что-то ещё говорил голос на том конце провода – про себя, про свою вину, про свою никчемность, про то что он все-все портит и что он ужасно виноват. Голос тысячу раз извинялся перед девушкой и вспоминал о девочке, и говорил что-то совсем неразборчивое иногда. А бывшая Снегурочка слушала и ей даже не верилось в то, что может в действительности человек так рассуждать – это ведь иррационально?.. Ей так казалось, что это она – она в прошлом, кто говорит с ней по телефону. Она, пропитанная чувством безмерной вины за всё подряд, как нижняя каемка длинных джинсов грязью в слякотную погоду. И какой это детский, наивный аж до смешного подход!.. Со стороны ей теперь это слышно. Он говорит ей о важных вещах, о болезненных, о страшных… нет ничего нелогичного вроде бы в этих вещах, нет непонятного. Есть причины на всё, есть логика. Но ей отчего-то даже хочется улыбаться, слушая это – так по детски наивно звучат страшные переживания, высказанные словами! Не улыбается бывшая Снегурочка только от мысли о девочке – о светлом чуде, которое сейчас в больнице, которое возможно умрёт, которое возможно не сможет больше жить полноценной жизнью… От этой мысли не хочется улыбаться совсем. От этой мысли… Но в остальном – голос звучит так смешно и нелепо, так иррационально и безумно, что девушка про себя окончательно делает вывод: нельзя отдаваться безумному чувству вины настолько. Нельзя. Она поддавалась ему, хотя чувствовала оправдание от Бога, а этот молодой человек поддаётся теперь, зная что был оправдан даже людьми. И это – до смешного странно. Со стороны это смешно, а вот внутри – это страшно. Теперь девушка это знает. Теперь она знает как важна и необходима поддержка в такие минуты. Она предлагает приехать в больницу. Она предлагает – вроде бы ради девочки – но понимает что и ради того молодого человека тоже. Хотя и не только. И ради себя: чем больше она видит со стороны этот пример – наглядный и явный, смешной и страшный – тем больше она способна будет в себе изжить чувство безумной иррациональной вины. А оно ещё не изжито совсем. Она знает это. Оно вроде бы успокоено, но оно спит внутри как капризный взбалмошный маленький ребёнок, который проснётся вот-вот и начнёт требовать своего. Его усыпляют все мысли и рассуждения девушки, ею принятые решения и сделанные выводы, ему поют колыбельные хорошие поступки людей по отношению к ней, а вот – всё равно она чувствует что оно вскочит с постели в любой момент и начнёт баловаться. Начнёт спорить с людьми, поющими колыбельные и говорить что они не правы – его хозяйка совсем ничего не стоит и очень много заслуживает горя. Начнёт крушить и ломать всё внутри. Начнёт громить всё на пути, под предлогом возмездия за поломанное прежде. Она знает что в ней это чувство вины сильно. Оно становилось сильнее уже сейчас – когда люди вокруг стали чуть дальше, когда света вокруг стало чуть меньше, когда она вышла на холод из тёплого здания. Она знает. Оно есть. И с ним ещё долго бороться. Оно придаёт всем чертам её строгое самоотреченное решительное выражение. Оно меняет её отражение в зеркале. Оно меняет последующие события, которые оно настраивает на собственную волну как опытный электронщик. Она знает. Она знает и то что должна воспитать это взбалмашное дитя и научить должным манерам – иначе оно скоро разрушит её изнутри. И ей нужен пример – живой пример. Живой и нуждающийся в помощи тоже. Она может помочь, может быть, воспитать и другого ребёнка, который ещё обладает всецело другим человеком – имеет немеренную власть над взрослым ослабевшим сознанием. Она нужна там. И она предлагает приехать в больницу. Молодой человек соглашается и даёт ей адрес. А девушка говорит ему много чего из того, что сегодня сама поняла – про чувство вины: бесполезное и чрезмерное, к которому стоит прислушиваться только до тех пор, пока не придёшь к нужным выводам и решениям, пока не изменишь свой путь, но не дальше. Тогда – оно становится только мучителем, а не врачом как до того. Она говорит ему много о том, что мы сами всё рушим… действительно – всюду вокруг себя… но если мы не хотим ничего плохого в это время – то скорее всего это лишь результат того, что хотим плохого себе. А это не лучше,чем если ты хочешь плохого кому-то другому. Она говорила о том, как безумно с её стороны было резаться об это разбитое стекло, и извинилась ещё раз за это, и о том, как безумно с его стороны тоже будет пытаться себе обеспечить приговор, которого он не заслуживает. Как будет безумно! Да точно так же, как и с её стороны – пытаться отказываться от тех денег, которых нет у неё и близко на эти разбитые игрушки… И ещё раз благодарила за то что он так ей помог. Как это будет безумно!.. Ведь ты, из-за того что так сильно винишь себя за то, что разрушил хоть что-то вокруг – теперь будешь рушить ещё одну жизнь. Свою. А это – такая же жизнь, как другая. Она не менее ценная. Не менее ценная, чем жизнь девочки, которая, как молодой человек говорит, случайно попала под колёса. А за девочку – лучше всего будет молиться. Она объясняет тому молодому человеку что это самое лучшее, что теперь можно делать. И если будет на то Божья воля – она здесь останется. И будет ещё жить. А если нет – то может быть ведь это даже и лучше… Для девочки же и лучше. Она ведь тогда попадёт в лучший мир. Она ведь тогда будет счастлива. И в отличие от жизни здесь на земле – она будет там невероятно любима и никогда не одинока… Нужно молиться. Молиться за девочку и за себя – чтобы Бог простил, главное, твои грехи, а потом уже и ты сам смог простить. И просить чтобы девочка, в любом случае, была счастлива. Молодой человек соглашается. Он больше не знает других способов – как помочь ребёнку. Он уже организовал всё так что её отвезли к лучшим специалистам, которые всё постараются сделать для того чтобы её спасти. Но больше он не может ничего. Он не знает что сделать. И он обещает молиться, хотя никогда толком не был религиозным человеком. Он говорит что та девочка, как оказалось – из детского дома. Что жила она в доме одном и теперь переведена в другой, что дети её недолюбливали, что у неё был еще брат, но его забрали… ещё много фактов о ней, которые узнал молодой человек у начальницы детского дома. Из этого девушка поняла, как ни странно, что кажется – эта девочка та и именно та, которую ей так хотелось усыновить. Она теряет контроль над своим безрассудным ребёнком в этот момент… Она теряет его и не знает как обрести снова. Её поглощает огромное чувство вины. Она могла бы забрать девочку и ничего бы этого тогда не случилось… Она начинает реветь хуже того молодого человека и говорит что теперь обязательно должна будет её усыновить, если только она выживет. Девушка снова не видит себе оправданий, снова чувствует саму себя худшим на свете человеком, снова… снова… Всё снова. Она понимает что больше не может служить добрым примером для этого молодого человека – ни примером благодетели, ни примером самооблабания и самопрощения… Одно, что остаётся в её голове и душе – те самые слова, что она говорила ещё только что: о том, что нужно молиться. Молиться и просить Бога помочь. Ведь только Он может помочь разобраться. Девушка едет в больницу. И по пути к метро вспоминает о своём данном обязательстве – она не в силах звонить, но просто оставляет Танюше глухое хриплое голосовое сообщение в мессенджере: “Он позвонил…”, и готовится отвечать на расспросы – ей нужен, очень нужен кто-нибудь ещё, кому всё это можно рассказать…
