Ivolga (Анастасия Каляндра)
Маленькая рождественская сказка
– Я убегу-ууу от вас!.. Я убе-гу опять в детский до-оом!.. Я уйду к преж-ней ма-меее!.. Она ме-ня боль-ше любила-ааа!.. – кричит малыш и вырывается из руки мамы, бежит опять в магазин и не оглядывается даже, чтоб не замешкаться слишком и чтобы мама его не догнала сразу. Он ей, конечно, позволит себя догнать. Это само собой разумеется. Но только тогда уже он позволит ей это, когда убежит далеко от выхода и когда мама уверится в серьезности его намерений – оставить дом – и раскается в своём поведении, и начнёт умолять его остаться, и пообещает купить всё что тот только захочет, лишь бы только остался её любимым единственным сыном. Он даже не думает о том, что может быть какой-нибудь иной вариант развития событий. Такого просто не может быть!.. Малыш бежит уверенно дальше и дальше, проталкиваясь среди толп взрослых и маленьких посетителей, вихляет туда и сюда, огибая маленькие наряженные ёлочки, богатые бутики, сбегая по лесенкам и поднимаясь по ним. Он запыхался уже совсем, но всё равно бежит. Бежит дальше, чтоб точно сработало. Но наконец останавливается, потому что нет сил больше бежать. Он оборачивается теперь и готовится принять кучу извинений, готовится выслушать их с достоинством и твердостью, не позволяя уговорить себя сразу. Он оборачивается, глазами ищет испуганную и почти уже исправившуюся маму… Но что-то её всё никак нет… Нет и нет. Наверное просто она бегает медленно и сейчас прибежит – чуть погодя. А может быть – сразу решила там, где-нибудь по пути, купить ему что-нибудь приятненькое, чтобы загладить свою вину – и от того задержалась… А может быть… это что-нибудь очень большое – приятное это – боль-шо-е, тя-жё-еелое!.. И от того мама ещё медленнее с этим, чем-то приятным, бежит… Это хо-ро-шо-оо… Мальчик ждёт. Ждёт, ждёт и ждёт. А мамы всё нет… А может… Ему в голову вдруг приходит безумно ужасная мысль – а вдруг мама совсем и не бежала за ним?.. Вдруг она, правда, так сильно на него рассердилась, что больше не хочет его видить?.. Вдруг он, действительно, только что убежал из дома, хотя на самом деле и не собирался?.. Вдруг никто его совсем не будет больше искать и звать назад?.. Вдруг он потерял все-все-все точно так же быстро, как и чудесный пончик, как и обещанный подарок, как и ласковую нежную мать?.. Всё то, что казалось ему само собой разумеющимся?.. Возможно что это ему важный урок – ему, не умевшему радоваться всему, что имел и быть благодарным за это?.. Тут мальчик действительно испугался. Он тихо спросил: “Мама?..” у окружающего пространства, прислушался к гулу людской толпы, к музыке, звучащей из динамиков, к стуку сапог и туфель, к тихому поскрипыванию дверей… Ответа не было. Мамы нет. Её нет. Малыш не знал что его, правда, искали. Что за ним, правда, бежали. Что его, правда, хотели вернуть. Он не знал что всё дело в том – насколько он мал ещё. Мал ростом, мал годами, мал умом. Он мал ростом и потому легко пробрался среди толпы взрослых, как маленькая крупинка проскакивает через сито. А мама – куда более крупная частичка человеческого вещества – сквозь сито людской толпы не смогла просочиться так быстро. Он мал и умом – и от того не понимает этого. Он слишком маленький во всех отношениях, и от того его сложно найти в этой огромной толпе, в этом огромном магазине, в этом огромном мире. Он слишком мал. И от того – конечно его будут искать. Конечно же мама поставит всех на уши ради того чтобы раздобыть снова свою маленькую непослушную игрушку – иначе сегодня, при встрече гостей, придётся ей как-то всё это объяснять… А она этого точно никак не хочет. Она будет искать мальчика. Но он об этом не знает. И, может быть – это и хорошо. Ведь многие могут искать тебя в жизни – искать, находить или не находить… Но если ты сам не найдёшь себя вовремя, то все эти поиски будут напрасными. Потерянный человек, что потерян самим собой – это куда хуже потерянного человека – того, что потерян близкими. Потеря эта гораздо страшней. И куда более весома. Но она происходит так быстро и незаметно, что маленький человек или большой не может её даже сразу заметить… Теперь мальчику кажется так, что он сам потерял себя. Когда?.. Как?.. Он и сам не заметил. Точно так же, как не заметил сейчас что он потерялся. Ему кажется, что он сам виноват в этой страшной потере. Он ходит растерянно по огромному магазину и спрашивает тихо у воздуха: “Мама?..” – то тут, то там… Он наконец перестал плакать. Он наконец даже почувствовал себя лучше внутри, чем всё время до этого. Он наконец ощутил, что, как будто бы, получил достойное наказание за свою жизнь. Да – он испуган, растерян, подавлен, его глазки сделались большими и круглыми, он вовсе не знает что делать… Он страшно, страшно напуган… Он никогда ещё в жизни не оставался один, хотя и казалось ему так, что был он один постоянно… Но теперь – это другое “один”. Да – всё это ужасно… Но одновременно у мальчика внутри появилось даже какое-то облегчение. Он чувствует так, что всё это – не зря. Что всё это – заслуженно. Заслуженно то, что теперь на него накричали и отругали его… Он сам чувствовал в себе злость и сердитость на самого же себя. Заслуженно то, что лишился он пончика, и подарка, и мамы… Всё это заслуженно. Он чувствовал так, что всё это – для него излишне. А значит – он этого, почему-то, не заслуживает. Мальчик знает что он повёл себя дурно. Повёл себя слишком капризно и плохо сегодня. Но знает он, а вернее лишь чувствует – и то что он вёл себя как-то не так, как следует, и до того. Всё было не так. Иначе бы он получал радость от тех вещей, что призваны приносить её людям. Ведь с самими этими вещами всё было в полном порядке. А значит – всё дело было в нём. Значит он – жил как-то неправильно, функционировал не совсем верно – как сломанный дисковод, который не в состоянии принять и считать абсолютно нормальный диск. Мальчик чувствует лёгкость. Но одновременно – очень большое чувство вины. Очень большое… Он чувствует тяжесть от этой вины. И страх… И то, словно взлетает в воздух на миллисекунды, то снова оказывается притянут к земле – прижат чувством тяжести. Он ходит по магазину и кажется ему, что теперь ничего больше уже не вернуть… И он начинает плакать. Опять. Но иначе. До этого плакал он истерично, требуя для себя чего-то от других, злясь на кого-то… Плакал немножко поддельно и чрезмерно. А теперь плачет малыш потихоньку, спокойно и горько, он плачет теперь, требуя чего-то сам от себя – каких-то выводов и перемен, он плачет, злясь немного тоже, но на самого себя. Сейчас он это осознаёт. Он плачет искренне, и от того – в меру. Он плачет тихо, но плачет всё сильнее – в отчаянии от того что и малейшего следа его мамы нигде не осталось. Он видит всё новые, новые, новые лица… Пальто, сапоги и портфели, рюкзачки, шапки, ёлки, полки дорогих магазинов, ковры, люстры, декорации, блестящие висюльки, фигурки, украшения… Но мамы нигде нет. Её нет, но всё это вокруг чуточку его успокаивает. Гораздо страшнее было бы потеряться в какой-нибудь тёмной пустой комнате, где ты останешься наедине со своим чувством вины. А здесь – музыка звучит весело, глаза многих людей, и особенно деток, горят радостным праздничным огнём, а ёлочки так здорово ярко украшены!.. Малыш ходит и радуется этим вещам. В них он находит отдохновение от страшных эмоций внутри. Он даже иногда сквозь слёзы улыбается чему-нибудь, что блестит, переливается, искрится, звучит и живёт. Вот – даже он засмеялся чуть-чуть нарисованному котику, который с большого экрана подоброму улыбается и показывает сердечко. Он улыбнулся ему, засмеялся от радости и помахал ручкой… А ка-аак здорово – если представить что он вот сейчас уже нашёлся и шагает вместе с мамой среди всей этой красоты?.. Ка-аак это здорово!.. У мальчика начинает даже урчать в животике радостно. Он даже начинает со временем чувствовать себя немножечко голодным – действительно голодным, а не понарошку. Он чувствует приятную пустоту в желудке и ему становится ещё легче. Он ходит уже долго… Минут двадцать… а может быть – час. Малыш не может сказать – время тянется долго, очень долго – одна минута за целых пятнадцать. Часов у него нет, а телефон забрала мама. Он мог бы ей позвонить, но ведь телефон у неё… Малыш вспоминает опять о том, что это он сам виноват в том – как всё это вышло. Он чувствует снова всё больше вину… Теперь просыпается он от приятного сна, от доброй сказки, которою сам он себя усыпил – перестаёт представлять что все-все хорошо, и что просто гуляет он с мамой, и что вот как всё здорово – куча огней, украшений, людей… Праздник. Он перестаёт тешить себя этой приятной фантазией и отдаётся опять чувству вины. А это чувство вины – страшно. Страшно, ужасно и поразительно многоуровнево. Сильно как сотня разных чувств, вместе взятых. Малыш осознает реальность, осознаёт весь ужас своего положения… И начинает теперь действительно сильно плакать. Очень сильно – так громко почти, как звучат в нём все эти ужасные вещи, факты, эмоции, чувства… Он сам не заметил, как оказался у той же знакомой витрины, где девушка-Снегурочка стоит и продаёт игрушки. Закрыл глаза от слёз, открыл… И вот – он здесь. А девушка-Снегурочка что-то спрашивает – про то что наверное он потерялся?.. И мальчик, конечно, кивает – что да. Снегурочка хочет его отвести поскорее куда-то – куда-то на стойку какой-то информации. Но её менеджер не берёт трубку. А девушка обязательно почему-то должна дозвониться до менеджера, прежде чем отвести мальчика на свою стойку. Он и не знает совсем – оно вообще надо ему – отводиться на стойку?.. Снегурочкам он не очень-то доверяет… Но вроде бы – та говорит, что так мама его может найтись. А мальчик не видит упорно связи между какой-то там стойкой и мамой. Она для него абсолютно не ясна – эта связь. Но всё же, на всякий случай, он остаётся. И тут девушка вдруг начинает не только его успокаивать, как и раньше, но и говорить ему вдруг – что возможно это и к лучшему что он потерялся. Что это, возможно – даже совсем хорошо. Мальчик не думал ещё о такой версии всего произошедшего, а от того – перестаёт так уж страшно сильно реветь, и начинает прислушиваться. А девушка говорит необычные для него вещи – она говорит о том, что считает так: любая плохая и сложная ситуация в жизни даётся тебе не случайно. А может быть – для того чтобы ты чему-нибудь в этой ситуации научился. Возможно что ты вот сейчас, в этой ситуации, научишься просто тому, что потом та-аак пригодится тебе в другом случае – более сложном – что ты совершенно легко из него выпутаешься!.. Она говорит и про то что, возможно, ему стоит запомнить как раз в этой ситуации вот что: как страшно, ужасно и невероятно плохо это – потерять маму!.. Потерять земного родителя… А ведь есть у него и ещё один папа – Небесный Отец. А Он – Отец всех людей и Он его, мальчика, тоже любит очень сильно, и очень сильно старается ему помочь во всём в жизни. И мальчик удивляется. Ведь, хотя он и слышал о Боге многое, но никогда ещё не думал о Нём как об Отце. Вот ведь – как удивительно!.. Всего за один день он узнал и о том, что есть у него, оказывается, другая мать… и ещё один Отец тоже, оказывается, есть. Вот как здорово!.. И этот Отец его любит… А девушка говорит дальше о том, что, хотя Бог и любит его так же, как и родители – но любит гораздо сильнее и крепче, чем кто-либо другой на земле. А это значит – что потерять Его любовь будет ещё во много раз страшнее, чем потерять обычных земных родителей!.. Вот – что самое страшное в жизни: потерять связь с Богом… Всё это говорит девушка, а мальчик стоит и думает о том – как же ему постараться не терять связи с Богом, если он ещё и не находил этой связи никогда раньше?.. Девушка говорит, что достаточно для того чтобы никогда не терять связи с Богом – быть добрым, порядочным, честным… и много ещё чего хорошего… А ещё – верить в Бога и тоже любить. Много всего рассказала ему девушка. Нового, интересного, удивительного. Малыш стоит, думает и размышляет над всем только что услышанным… А девушка вдруг догадывается о том, что, может быть, у мальчика есть номер телефона своей мамы? Малыш не понял сразу, когда она спросила – нет ли у него телефона мамы? Он понял что девушке нужен сам телефон. И говорит что нет – телефон у него забрали. И начинает от этого реветь по новой. А девушка скоро уже убегает куда-то, сказав ему подождать здесь на месте… Малыш стоит, ждёт. Но совсем только недолго. Чуть-чуть подождал – секунд двадцать – и зашагал прочь… Сам не заметил, как зашагал. Шагает и думает. Много думает о Боге – о своём другом Отце. О Нём он сегодня слышал и в мультике. Там говорилось как раз про Него. Про то как однажды пришёл Он на землю – за тем, что бы избавить людей от греха, пострадать за их грех. Там говорили – в этом мультике – что Бог хочет спасти нас и освободить от той тяжести, боли и горя, которое мы чувствуем в наших сердцах, когда совершим неправильный поступок и сделаем неверный выбор, когда ошибемся и оступимся на пути. Он пришёл Сам на землю за тем, чтобы нам подарить жизнь – вечную и прекрасную. Теперь мальчик сам чувствует внутри как раз ту самую боль, тяжесть и горе, о которых, наверное, и говорилось в мультике. И он понимает – как это, на самом деле, важно – иметь возможность избавиться от этого тяжкого груза… Как он бы хотел прямо сейчас сбросить его со своих плеч!.. Как он бы хотел прямо теперь же узнать что он вовсе ни в чём не виновен… что он не топтал пончик, что он не капризничал и не вёл себя препротивно, что он не кричал на мать, что он не топал ногами, что он не дулся, не обижался, не требовал больше, чем нужно ему по настоящему, не злился, не переедал, не пересыпал, не зазнавался… Как было бы хорошо теперь узнать – что он разом за всё прощен и всё это совсем не считается больше!.. Он вспомнил – что говорили в том мультике. Там рассказывали как можно заслужить прощения от Бога. Можно помолиться и сказать: “Прости меня пожалуйста, Господи! Я очень плохо поступил, но я сознаю свою ошибку и больше никогда постараюсь так не поступать! Помоги мне пожалуйста в этом! И прости мне мой грех… Я Тебя очень об этом прошу!..” – вот что-то вроде того говорилось в мультике и мальчик решил было, и правда, попробовать… Как вдруг с размаху врезался в чью-то ногу. Сильно, с размаху, тяжело врезался – как маленький пухленький увесистый таранчик. Погруженный глубоко в свои мысли малыш не заметил какого-то молодого человека, который, надо сказать, быстро-быстро объявился из ниоткуда на его дороге – видимо очень куда-то спешил – и тут же попался под ноги крошке… Хотя, вернее – конечно это малыш попался под ноги юноше. Но такое было ощущение – что наоборот. По крайней мере пострадал в этой ситуации никто иной как этот торопливый посетитель ГУМа. Молодой человек согнулся от боли, схватился за ногу, в которую только что врезалось пухлое чадо, и немножко попрыгал в таком положении на другой ноге. Лицо молодого человека исказилось чрезмерной страдальческой гримасой и он что-то нервно пробурчал малышу невнятное про то что тот должен быть осторожнее и смотреть, вообще-то, куда он идёт. Малыш же в ответ тоже возмутился немного (но про себя) тем что, во первых – мужчина уж явно капризничает больше, чем реально испытывает боль, а во вторых – нехорошо ведёт себя, ведь следовало бы сначала спросить у ребёнка – не ушибся ли тот… И извиниться, хотя бы, за то что не смотрит куда бежит сам. Но молодой человек этого возмущения не заметил, ведь, всё ещё, сгибался над раненной ногой, скривившись как от пулевого ранения и зажмурившись сильно-сильно. Какой интересный этот молодой человек! Стоит малыш и на него смотрит увлечённо. Богатый наверное он: на нём очень хорошие вещи – дорогие. Одно только чёрное пальто чего стоит! А пуговицы на нём – золотые со звёздами!.. Малыш залюбовался на эти пуговицы. Наверное вот чего так не хватало ему для счастья – вот такого пальто!.. Только маленького. В большом он, конечно, утонет… Так нравится мальчику как молодой человек этот выглядит!.. Такой он красивый. Худой и стройный. Такой стройный, что даже все скулы видны!.. Хотелось бы мальчику тоже быть вот таким стройным! Красивым и высоким… А волосы!.. Малыш моментально себе захотел такие волосы. Тёмные вьющиеся вихры, которые так неаккуратно, но с таким шиком падают молодому человеку на лоб и виски, когда тот склоняется к больной ноге! Мальчишка всегда был светленьким, но вот теперь тотчас же захотел себе тёмные волосы, как только их увидел. Вот где оно наверное – счастье!.. Наверное уж этот-то человек – счастливый! Вот он – и красивый такой, и высокий, и стройный, и с волоса-ааами!.. Чего же ещё в жизни надо?!. Тут молодой человек открывает глаза наконец и глядит на мальчонку. Наверное замечает – какой тот малыш. Ну совсем крохотный.
– Ты извини – я тоже… это… не рассчитал. Сам виноват что столкнулись. Я… тоже. Не сильно ушибся? – лицо молодого человека становится совсем другим – обеспокоенным, заботливым, а глаза – по детски испуганными. Мальчонке аж жалко становится этого молодого человека, хотя, казалось бы – вовсе и не за что.
– Нет, не сильно. – вертит головой мальчик, – А ты?
– Я… Ну-у так. Ничего.
– А я и видел что тебе не сильно больно. Ты больше только просто притворялся, чем правда болело. Оно ничего. Ты можешь актёром зато быть когда-нибудь. У тебя оно хорошо получается. Ты и красивый как раз – прямо для фильмов здорово. Там любят красивых актёрами делать. – серьёзно заявил мальчик. А молодой человек, почему-то рассмеялся подоброму очень и с интересом стал разглядывать маленького.
– Ну!.. Вот это вот комп-ли-мент так комплиме-еент, конечно!.. Спасибо! Ну, только я не прикидываюсь… вроде бы. Просто так – с детства тяжело как-то… боль переношу. Даже маленькую. Не люблю это дело… знаешь… Не знаю, кто как, а я даже смотреть со стороны не могу на то как кому-нибудь больно – у самого всё болеть начинает. Наверное это плохо – надо исправлять, надо… А то в кино не возьмут! А ты чей это, кстати – такой кинокритик хороший?.. А? – улыбается молодой человек.
– Я… Ничей. Уже. Меня у одной мамы взяли, отдали меня в детский дом. Потом дали другой маме. А теперь я сам убежал… случайно.
– И давно это ты убежал? – с удивлением начал оглядываться новый знакомый.
– Нет. Только сейчас. Давно но не очень. Меня, наверное, просто не ищут. Ну и не надо…
– Да как это – могут тебя не искать?.. Наверное ищут. Ты, то есть, потерялся что ли, иначе говоря?
– Ну… – немного помешкал, прежде чем сказать, мальчик, – Ну, вроде да… – Ещё немного помешкал, а потом начал всё говорить сразу, что только знал и мог вспомнить. И о сегодняшнем дне, и о своих прошлых переживаниях, и о съеденных во время болезни конфетах, и о растоптанном пончике, и о девушке с пластиковым шаром, и все-все-все. Есть такая особенность у детей – сразу рассказывать незнакомым взрослым, при первой же встрече, обо всём что имеется в их голове. Встречает ребёнок совсем незнакомого взрослого и тотчас выкладывает ему все свои насущные переживания, воспоминания, интересы, и подробно описывает содержание последних, особенно ярко ещё живущих в юной памяти, часов. Так вот случилось как раз и теперь. Мальчишка стал всё выкладывать этому молодому человеку, да так откровенно и искренне, как наверное маме родной даже не стал бы… А тем более что, оказывается – она ещё и не родная… А молодой человек слушал – растерянно и опешив даже немножечко из-за такой неожиданной откровенности – не знал, что сказать и посматривал только иногда на часы. Мальчик, кстати, во время рассказа на них тоже посматривал и понял что эти часы ему тоже понравились – большие, красивые. Наверное – они тоже одна из составных частей счастья, которого он так ждёт. Но, не смотря на это радостное открытие – мальчонка в концов снова расплакался и молодой человек совсем потерялся при этом.
– Послушай… – стал успокаивать новый знакомый, – Ты… это… Ну… Тише… Давай… давай с тобой сейчас сделаем так. – сказал молодой человек решительно, хлопнул себя по коленям для пущей убедительности, и тут же опять растерялся, потому что на самом деле ещё не придумал – как именно они с ним сейчас что-то сделают. – Так… Ну, надо искать твою маму. – уж это-то он точно понял, – Давай мы пойдём… Мы… не знаю… Найдём, что ли, стойку наверное… Обычно есть стойки информации такие в магазинах. Чтоб объявили по громкой связи что ты нашёлся… И всё… Пошли, будем искать. – молодой человек разогнулся из согнутого в два раза положения, в коем пребывал с тех самых пор, как началось общение с мальчиком, и начал двигаться куда глаза глядят. Мальчик, само собой разумеется – пошёл следом за ним. Всё ещё плачет и медленно-медленно плетется сзади. – Только, слушай… – обернулся в растерянности молодой человек, при этом повертевшись по сторонам и поглядев ещё раз на часы, – Ты можешь идти чуть побыстрее?.. А? Я всё понимаю, но… чуточку. Мне просто спешить надо. Я, видишь – и так несся. С тобой столкнулся вот это вот… Ну… и не плачь уже, ладно?.. Хоро-ош… Мне просто ещё надо, знаешь, игрушек купить успеть в подарок… Такому же вот как ты малышу. Его мама Рождественский ужин дает и я приглашён. А там, понимаешь… Такие люди – семья эта… Ну, очень на важном посту у них папа. А я как раз в ведомство к нему перевёлся и нужно… налаживать, тоже, отношения… Я бы и не заморачивался из-за этих игрушек вообще… Но там, видишь какая ситуация… Там, говорят, мальчик очень капризный. Ужасно. Подаркам не рад – ему нужно всё что-нибудь эдакое… Ну… Вот и приехал искать ему что-нибудь эдакое после работы. А времени в обрез – сам понимаешь… А тут ещё ты… – молодой человек говорит, шагая при этом вперёд, сам не зная куда, а мальчик слушает и ловит себя на мысли что тот, как маленький, тоже ему всё выкладывает, о чём думает и чем занимается. Да ещё и чуть не плачет как ребёнок из-за того что вот-вот опоздает. – Я ведь опоздаю – уже точно… наверное. Если только не чудо какое-то. Но мне бы хоть к середине приехать – и то хорошо. Да хоть к концу – только бы подарок успеть отдать. Мальчонке-то этому, наверное, всё равно на игрушки, но… Но а родителям-то надо хоть что-то… Ну… сам понимаешь. Оценят, расположатся… Мне мама всегда говорит так – что нужно искать и зарабатывать расположение важных хороших людей… вот. А так вообще… Нет, это, конечно – такой праздник получается… что будто не праздник совсем! Спешишь, что-то делаешь… А ради чего? Вот я сегодня шёл там по площади, знаешь… где карусель ещё эта есть… Ну, ты, может и не видел… ладно. Короче говоря в толпе пробираюсь, а там ещё затор образовался такой… знаешь… Застрял, вобщем, между этих киосков. Ну, так там стоит женщина – вся такая накачанная, знаешь… Губья!.. – красочно показал на себе юноша, – В платочке при этом… Как будто бы православная вся такая!.. Аж смех берёт. Такая красотка! Самой лет сорок уже с лишним, а то и за пятьдесят… не знаю. Я в них сильно не разбираюсь во всех. Намазанная вся… косметикой. Ужас как… Так вот – она женщине какой-то другой про сыночка рассказывает своего, что на карусели там вертится – что тому, ну уже ничем не угодишь… Всё она ему делает – и подарки дарит, и вкусностями закармливает, и живёт он, вообще, как король… всё такое. А тот и не рад. Всё дуется и бурчит. В компьютерные игры ещё хоть играет – и то хорошо… Она говорит – вот даже на карусели уже не хотел кататься. Все дети родителей уговаривают – покатать. А тут наоборот всё – она своего сына ещё и упрашивает. Да еле и упросила… Ну, так вот – я вот это всё к чему?.. Что наверное эти, к которым я еду – такие же. Нет, я их ещё, конечно, не видел. Только папу их знаю. Но кажется мне что такое же вот… – а мальчик слушает и думает что такое же что-то уже тоже он видел. И даже догадывается где. И даже догадывается что слышал тогда молодой человек именно его маму на площади… так, по крайней мере, кажется мальчику. – Такие же будут христиане – все деланные. Меня, если честно, вот это вот раздражает, дружок. Они… Они все играются только в религию… Я, например не играюсь – не очень-то религиозный, но так хоть и не делаю вид… Нет… верю, вообще, во что-то… Но не знаю, если честно. Как-то много не задумывался об этом, знаешь… Так для чего из себя строить?.. Для них Рождество… Да если бы это для них было Рождество! Для них это – повод собраться… хороший. Попраздновать. Безделушки друг другу подарить… Хожу вот тут, насаюсь, а этот спиногрыз маленький всё равно ничего, наверное, и не оценит… Христиане… – продолжал возмущаться себе под нос молодой человек, – Да они точно такие же христиане, как я… как я… я не знаю… Шахматист. – мальчик не понял этого сравнения, потому что не знал – насколько хорошо молодой человек умеет играть в шахматы. А тот продолжал, запыхавшись, бурчать себе под нос, – Христиане… Это те, кто не кажутся только христианами, а на самом деле есть. Может и не говорят вообще – но есть… А у них папочка та-кие дела на работе творит!.. Ух-ххх!.. Какая уж там вера… Я у них две недели только, но уже голова взрывается от такой коррупции – это же… ну просто космических масштабов!.. Я не знаю… и так открыто, так в наглую… Сыночек этот и так ест за деньги каких-то простых людей, которые без всего остались. А я ему ещё должен игру-ушечки выбирать в срочном порядке!.. Христиане! Да я даже, наверное, больше христианин, чем они! Я, хотя бы, вообще понимаю – где что… А вот… ты знаешь, я настоящего христианина всего одного в жизни видел, наверное. Вот все тут встречают, мол, Рождество – а это не то. Абсолютно не то… Вот тот человек… Ты знаешь – я его, правда, в совсем раннем детстве знал… Очень раннем. Но это вот был настоящий верующий – сейчас уже это понимаю. У меня няня была – женщина такая простая, сельская. Не знаю даже – как она к нам попала. У меня-то мама избирательная вроде бы – такая чтоб всё только по высшему классу… Но как-то к нам занесло и простую такую… Не знаю – может несезон какой-то у нянечек был в агенстве… Вот. Няня Нина. До сих пор помню как я её называл. – заулыбался молодой человек, – Нравилось мне что это звучит как скороговорка. Мне тогда годика только четыре, наверное, было – ну, где-то… как и тебе… Так вот – это прекрасная была женщина. И искренне верующая. Она мне про Бога ужасно много рассказывала. Я это слушал тогда, как такую сказку… немного. У нас как-то в семье не принято это. Мама атеистка, папа атеист. Ну и… сынок тоже, знаешь. Яблоко от яблоньки. Но мне эти сказки очень нравились. Знаешь – как будто они были намного реальнее, чем вся наша реальность. Мне очень нравилось няню Нину слушать и вообще… ну, рядом с ней быть. Она такая была добрая, тёплая, нежная… простая, но очень какая-то близкая. Мне кажется – я её даже любил. Ну и она меня, кажется, тоже. Я с мамой родной никогда вот такого не чувствовал – чтобы её любить прямо сильно, или чтобы она меня хоть немного любила… как няня. Пойдём – кажется вон там эскалатор. А я уже думаю – где же он?.. Всё время здесь теряюсь, когда прихожу… Ну так вот – я почему о ней вспомнил? Сегодня, ты знаешь, весь день тут хожу после работы и вспоминаю. Мне что-то не по себе слишком стало… как и тебе вот, наверное. Хожу и тоже ничему не рад. Хожу и ничего не нравится. Я, хоть и большой уже, а тоже должен ведь радоваться – по логике если – всем этим висюлькам, игрушками и огонечкам, знаешь… Обычно ещё хоть немного рад. А зде-еесь… Как в прорубь всё ухнулось – весь настрой. Одни нервы остались. Хожу – среди этой толпы пробираюсь, раздраженный, вымотанный. И думаю – когда-то ведь мне всё это нравилось?.. Когда-то я был ещё маленьким, ничего не умел, нигде не работал, ничего из себя толком ещё не представлял… а вот ведь – умел ещё радоваться всей этой блестящей истории. Как-то всё по другому тогда было… А, думаю, как по другому?.. Всё, вроде бы, так – вот только теперь я с работой, с зарплатой, ни от кого не завишу… Ну, по крайней мере, финансово. Да и должность такая – что не хухры-мухры, знаешь… Хо-ро-ша-я… Очень даже. А вот – хожу и не рад. Я, более того – и не детской вот этой вот всей мишуре стал не рад теперь тоже. Как позовут куда на вечеринку – ну, по работе там, знаешь, коллеги и всё такое… так только тошнит от всего. И от того что пьёшь там, и от того что… ну, да ладно. Не будем с тобой обсуждать взрослые вечеринки. Лучше… Так вот я и думаю – что это я стал за чурбан-то такой железный?.. А?.. Совсем ничего не чувствую. Вот раньше я рад так всегда был в Новый год, в Рождество – Ну, праздник, всё такое… Сам понимаешь. И ощущение чуда такое… А тут… Ну, то ли что нервы мне все вытрепали сегодня, то ли что?.. Казалось бы – если нервы, так наоборот успокоиться должен во всей этой красоте. Ну, да… что спешу ещё – да, это тоже. Но мог бы ведь радостно спешить, а я… Ты знаешь – я чувствую что вопрос-то во мне. Что я что-то не так делаю. Сильно не так, брат… что-то не так со мной стало во всё последнее время – особенно с тех пор как в ведомстве работаю. Совсем стал другой. Жёсткий, хмурый, потерянный какой-то… Ну, это я так, чисто – самоанализ… сам понимаешь. Так вот я сегодня немного нащупал вот это… Проблему свою. Мне несколько здесь людей встретилось на площади – таких вот, простых… Чистых каких-то что ли… Таких вот простых, как моя няня. Ну – просто мимо проходил. Так же как мимо той тётки, что с малым своим на карусели там… возится. Такие… такие у них, знаешь, глаза у этих простых людей… я не знаю. Не знаю, в чём разница, но мне кажется в них что-то такое – ужасно счастливое и восторженное… Словно они везде чудо какое-то видят. В том же самом, на что я смотрю… смотрю тоже, но только в упор не вижу – никак и ничего. В них столько восторга и радости, знаешь… Вот, сколько во мне уже до-ооолгое время не было… Я думал так долго, когда на людей этих вот посмотрел… их же много тут – погулять по столице на Новый год приезжают наверное… Думал, смотрел, и понять не могу – чем они лучше меня?.. У них ничего нет, что я имею… Они намного беднее чем я, никаких у них, и близко, таких доходов нет и постов, как у всех в нашем кругу… А почему-то в своём кругу я таких глаз не вижу. Как будто бы мы, наоборот, бедные – а они богатые. У нас нет чего-то, что есть у них. Очень это странно… Ты знаешь, шёл мимо церкви – вот этой старинной, что тут при входе на площадь… не знаю как она называется точно. Ну, маленькая такая. И там женщина стоит. Милостыню просит. Такая – не пожилая ещё. Лет может тридцать шесть-восемь… Немного полненькая… Ну, я ей дал тоже монетку… не знаю зачем, почему, но дал. Это я не для того чтоб бохвалиться говорю – нет, ну просто к слову, чтоб разъяснить ситуацию… Так вот – она очень на няню мою похожа. Ну очень… Я даже подумал – как будто она. Но только такая, какой она в детстве моём была ещё. А значит – не может это она быть. Уже гораздо должна быть теперь няня Нина старше. Конечно же если… Да… суть в том только, что я и не помню ведь толком няню. Вот – только образ какой-то такой… очень похожий. Простая, слегка полноватая, а глаза – добрые-добрые. Мягкий взгляд у неё вот такой же. И эта женщина… Тоже такая вот робкая, мягкая, очень простая. Понимаешь?.. – спросил, уже в сотый раз наверное, у малыша о том – понимает он или нет, молодой человек. Спрашивает, а сам ответить не даёт – говорит тут же снова. Наверное у него просто привычка такая. – Так вот… я ей дал там немного… Ну, пару рублей. А она на меня смотрит так… ну, знаешь, очень так… как бы сказать?.. Удивленно, восторженно, что ли?.. Так благодарно, как… мало кто смотрит. Как, прямо, на чудо какое. Я даже опешил от взгляда такого – как будто я ей что-то большое прям очень сделал?.. И говорит: “Да благословит Вас Господь!..” – так, знаешь, не пафосно как-то, а очень по доброму, мягко… Мне сразу моя няня Нина вспомнилась. И то, как она верила. Вот она верила по настоящему, знаешь – не ради показного чего-то там, а… Ну, в общем – ради души правда. Она мне тогда очень много рассказывала… ну, да. Я уже говорил. Я из этого что-то запомнил наверное, знаешь… в подкорке сидит чисто… Что-то такое – основополагающее. Даже не информацию, знаешь, какую-то чёткую, а вот… сам настрой. Само ощущение. Сам… не знаю… смысл какой-то. Саму суть, вообще, веры, я, как бы, уловил… Мне так кажется. Уловил атмосферу, знаешь, веры. И мне кажется что у няни она была настоящей и у этой вот женщины. Тихая какая-то, светлая… Добрая, что ли?.. Но точно не то – вера – что у этих… у той семейки, к которой сегодня я собираюсь. И вот эти люди – они, словно, правда, какое-то чудо видят. Просто живут и видят… А ты тут тужишься, пыжишься и не можешь совсем… даже радость простую почувствовать. Тебе вот эта Снегурочка, о которой ты рассказывал, верно сказала наверное – про то что не так-то страшно простых земных родителей потерять, как Бога. Я сам начинаю задумываться о том, что это действительно, наверное, очень важно. Вот я переживал тоже, как ты, все эти дни, ну, последние… что я, кажется, слишком много всего себе в жизни беру. Как ты с этим пончиком. Что я что-то использую уже просто зря… Все эти земные блага, знаешь… Они хороши, здорово что они есть, но если мне их слишком много, то я от этого становлюсь уже каким-то не таким. Вот, я даю этой женщине деньги… А мне, ощущение что, самому что-то дали. Не я ей, а она мне. Хотел потом больше дать – не подумал сразу… Но как-то неловко, что ли?.. Ладно… Может ещё когда встречу… Так вот, я и думаю. Мы с тобой, брат, не зря, видать, встретились. Одни мысли, одни чувства. – засмеялся молодой человек, – Хотя возраст уж очень… разный, скажем так. Да где же эта стойка?.. Я думаю что… действительно… Есть в жизни что-то такое – большее – что не завязано ни на богатстве, ни на статусе. Мне трудно про это, и вообще, думать. Меня с детства мама учила что нужно всего добиваться… любыми путями… Богатства, славы, знаешь, положения в обществе, уважения. Меня мама учила – что это главное. Меня мама учила и кре-еепенько этому выучила. Уже глубоко это во мне. Так сразу и не выбьешь… Ты знаешь, сегодня я поговорил с моей мамой… Ну, там, о разных вещах. Я ей сказал про то что у нас воруют… в ведомстве… и всё такое – в чём мне сейчас приходится участвовать… а это меня тоже, знаешь, тревожит. И портит, тоже, настроение изрядно… Наверное что-то в подкорке как раз и звучит – то что няня в меня заложила… И спорит со всей этой историей… Хотел, в общем, с мамой хоть как-то это всё обсудить. Знаешь, стыдно даже было – как раз именно перед ней. Она сама меня очень хотела устроить вот в этот отдел, ну и… и вот – получилось. А ведь выходит что я, без её ведома, там не пойми чем занимаюсь?.. Не хорошо, мол… Решил исповедоваться. Ужас как страшно было!.. Неловко, стыдно… А мама мне тут выдаёт – что, мол, ладно. Чего уж поделаешь?.. Так дела и делаются. Ты, главное, лишнее только нигде не болтай. Ещё, ощущение, что и рада тому что меня в эти аферы, выходит, посвятили… Наверное хорошо ведь это – раз уже, значит, доверяют?.. Вот, не ожидал… Мы с мамой не очень все годы общались – так, изредка. Я больше всё на воспитателях. Меня мама, конечно, учила чему-то, советы давала – ну, в том же бизнесе… во многих делах. Я знал от неё, конечно, что к цели надо идти напролом и все средства для этого хороши и всё такое… ну, в общих чертах… Но что-то не думалось мне до того – что это настолько вот напролом. Мне, знаешь, с моральными качествами моей родительницы сталкиваться ещё не приходилось. Наверное случая просто не было подходящего. А вот теперь… Так, видимо, важно моей маме из сыночка своего сделать успешное и состоявшееся чадо, что на остальное – вообще плевать. Что бы там ни было – а зато рассказать что знакомым будет. Она дама светская – любит показуху, уж извини меня… Не знаю – возможно что я слишком грубо о матери, но меня, если честно, сегодня аж дрожь берёт… Аж всё кипит, как говорится, от возмущения. Вопрос в том, что моя мать-то не только перед посторонними всегда-всегда такая хорошая, но ещё и передо мной тоже. Я, как-то, всё детство… и вообще – жизнь… думал что мама – такой образец чинности и праведности. Хотя она и не верующая. Такой – чисто светской праведности. А оказывается теперь – и того нет… Один карьеризм. А теперь мне уже и во всём карьеризме-то этом, мамой моей воспетом, её этот… моральный облик мерещится… Вот, может быть, эта часть моего воспитания, непонятно кем данная и непонятно что в меня вселившая – вот она-то теперь мне и мешает. Она и скребет на душе… Понимаешь?.. Возможно я вовсе иду совершенно не в том направлении. Возможно что… я это сегодня, как раз, очень явно вот здесь ощутил, знаешь… Иду по площади – весь такой раздраженный, взъерошенный от этих событий – спешу, злюсь, не знаю что думать про маму, не знаю что думать сам про себя… не знаю, как мне к этой, знаешь, семейке ехать и что вообще о них думать тоже… Иду, ничему не рад, ничего не хочу, ничего не знаю – несу свой мир, который впитан из мира моей матери. А вокруг так много мира иного!.. Знаешь – ну, я говорил… Все эти люди… с такими глазами… Всё так… Живёт, что ли. Да – жизнь, жизнь вокруг!.. А во мне, как… как будто – не жизнь… А что-то мертвое. Так вот, знаешь… Когда я увидел ту женщину… – молодой человек задрожал немного и стал смотреть вдаль, из-за чего не заметил как эскалатор доехал до низу, и немножко споткнулся. – Тьфу, ёлки!.. Всё сегодня наперекосяк получается… Пойдем… что-то я ума не приложу, вообще – куда мы идём?.. Заговорился… Ну, да ладно – туда вот давай. Наверное найдемся… Так вот, я, знаешь, ту женщину увидел, дал деньги, услышал как мне она ответила, и чуть не расплакался там, как маленький. Честное слово!.. Вот… Ты знаешь, так мне тепло, хорошо, по доброму как-то стало… там, рядом с ней… Будто она моя мама. Гораздо больше, чем мама родная. Она мне никто, она вообще никто – у неё ничего нет, в отличие от меня, но мне показалось что так она хочет мне дать что-то… Что-то очень большое. И даже даёт. И я ей ещё очень многим обязан остаюсь… не она мне – за эти деньги, а я… Как будто я нищий и милостыни прошу, а она меня мигом к себе в дом взяла, обогрела и… и… ладно… Так вот, я подумал, что няня моя тоже мамой была больше и… И мне страш-шшно стыдно стало за то… знаешь… к чему я, как раз, тебе-то всё это… просто ты сам сказал про капризность, да?.. И что, мол тебе за себя стыдно… Так вот – бывают ведь в жизни ситуации и похуже, мой друг! Вот у меня и была… Я, представляешь, так один раз разкапризничался в детстве… совсем ещё маленький был… Ну, обиделся я на няню Нину за что-то… За то что ругала меня или что-то такое… Наверное поделом ведь ругала… Но… Вот, я обиделся так…. очень быстро, неожиданно, резко и, не подумав даже, пошёл маме жаловаться. Нажаловался, наплакался и няню уволили. Ещё и, как я потом узнал, деньги не заплатили за то что она в последние дни отработала. А я ведь – всего лишь капризничал… Да и всё. Я и не думал что няню уволят. Да умел ли я тогда ещё думать вообще, в мои-то годы?.. Но… знаешь… я это часто вспоминаю. И очень мне стыдно. Оч-чччень… ужасно. И даже не знаю – как няня теперь-то живёт?.. И жива ли вообще? Она женщина явно была небогатая. Возможно что для неё эти деньги, которые ей не выплатили – вообще очень многое даже решали… Я ведь не знаю?.. Ну, я потом когда узнал, что она не придёт ко мне больше – конечно хотел всё исправить, но струсил. Ты знаешь – струсил. Боялся сказать – как всё на самом деле было и… там… получить по заслугам… Ведь у меня мама-то строгая!.. Ты знаешь – она никогда не ругалась… но просто. Одним только взглядом – посмотрит и… ууу-уух!.. Прожжет просто… По моему – это. – тут молодой человек остановился резко, увидев перед собой то, что по его мнению было стойкой информации. Малыш остановился рядом с ним. Он встал на месте и молчит. Уж очень удивительно что с ним так долго кто-то поговорил… Вернее что и не с ним, в общем-то, но как бы и с ним. Обычно с мальчиком так подолгу никто не беседовал. И серьезно. А если беседовали с ним взрослые долго, то, в основном, только чему-то учили его или ругали… А здесь – молодой человек рассуждает так, словно сам себя он ругает как раз или учит чему-нибудь. Но никак не мальчика. И это очень удивительно. Малыш задумался – тут же, как только юноша замолчал – обо всём, что он только что услышал, и медленно зашагал по залу, сам не зная куда, пока молодой человек стал общаться с какой-то девушкой на этом долгожданном стенде. Малыш идёт и опять слушает слова молодого человека. Они, теперь, звучат в его памяти. Он думает о том, что они значат?.. Как их применить в своей жизни?.. А кажется ему так, что их применить можно будет. Вот – вроде бы, и сам он был совсем запутавшимся в своих собственных проблемах, а тут на него вывалили ещё много чьих-то чужих – тех, в которых запутан и этот молодой человек. А всё-таки есть ощущение такое у маленького человечка внутри – будто он начинает, как раз, находить теперь выход из собственного лабиринта, благодаря тому что к нему ещё прибавился чужой. Малыш идёт и совсем не заметил того, что нет больше рядом ни молодого человека, ни заветной стойки. Нет рядом совсем никого знакомого… Наверное юноша так отвлекся на объяснение ситуации, что даже и не заметил сразу исчезновения малыша. А когда и заметил – было уже слишком поздно. Мальчонка растворился в толпе. Идёт мальчик и думает… Почему это он не дождался, пока ему маму найдут?.. Ведь вот, обещали же, что на стойке она как-нибудь да и найдется?.. Зачем он ушёл? А может – и правда ему стоит уйти насовсем из дома?.. Малыш не совсем понял все-все, что сказал молодой человек, и уж тем более – не совсем всё, о чём он на самом деле думал, что чувствовал на самом деле. Но он почему-то понял, что то, чему учила этого юношу его мама – оказалось не очень-то правильным… А ка-аак его мама похожа на маму мальчика!.. Наверное похожа. А вдруг и его мама учит малыша, тоже, чему-нибудь не тому, чему надо?.. Или начнёт ещё только учить?.. И так же он будет потом, когда вырастет, бегать по площади и по ГУМу, пытаясь найти здесь уже самого себя, а не маму?.. Ведь может быть?.. Возможно ему, правда, стоит вернуться в детдом… Или найти свою маму – ту, настоящую… Кто знает?.. Малыш пытается разобрать всё, что в его головке сейчас роится… Но он слишком мал ещё для того что бы всё-всё-всё понимать. Он понимает чуток всего… Да и то – не столько даже понимает, а чувствует. И чувствует маленький человек, так же, что в животике у него начинает уже страшно урчать. Малыш голоден. Очень даже. Ведь в таких страшных и непонятных ситуациях твой мозг очень быстро съедает запасы продовольствия из желудка, а значит – тебе снова хочется чем-то их, в срочном порядке, пополнить. Идёт мальчик, и всё больше его одолевают одни только мысли о еде. Теперь он действительно хочет есть, а не так, как когда выпрашивал пончиков сегодня. Он хочет есть страшно сильно и с жадной радостью глядит на искуственные даже пирожные, развешанные на одной из маленьких ёлочек, что встречается ему на пути. Он хочет есть по настоящему. И устал – устал тоже действительно. Не понарошку, не полуустал, не так устал что “пожалуй неплохо было бы и полежать в мягкой постельке чисто для разнообразия… понежиться” – устал так малыш, что отдал бы многое из того что имел – только бы прилечь и поспать хоть на самой жёсткой скамье. Он смотрит на маленький полуфургончик, в котором жарятся ароматные булочки и хот-доги. Он стоит рядом и счастливо вдыхает один только аромат… Ка-кой арома-аат!.. Хорошо что он есть!.. И что им можно дыша-аать!.. Мальчик глядит во все глаза на фургон и тает от счастья!.. Вот подходит какая-то женщина – покупать себе эти хот-доги. Похожа на маму его женщина. Очень похожа. Он даже сначала чуть не подумал было, что это она. Но нет – это другая… Одежда на ней не та. Хотя вот губы – те же. Малыш медлит чуть, сомневается… но потом, всё же, решившись, подходит к ней, спрашивает:
