Жюль Верн
Пять недель на воздушном шаре
Глава тридцать шестая
На горизонте что-то виднеется. – Толпа арабов. – Погоня. – «Это он!» – Падение с лошади. – Задушенный араб. – Выстрел Кеннеди. – Манёвр. – Похищение на лету. – Джо спасён!
Кеннеди снова занял свой наблюдательный пост в корзине «Виктории», самым внимательным образом обозревая окрестности. Вскоре, повернувшись лицом к доктору, он сказал:
– Если не ошибаюсь, вон там что-то движется, но пока невозможно определить, что именно – люди или животные. Во всяком случае, они бегут очень быстро, ибо поднимают целое облако пыли.
– Уж не смерч ли это опять? Как бы он не отбросил нас к северу, – проговорил Самуэль, вставая, чтобы лучше видеть то, что происходило вдали.
– Не думаю, Самуэль, – отозвался Кеннеди. – По-моему, это стадо газелей или диких быков.
– Может быть, и так, Дик, но это скопище находится от нас на расстоянии девяти или десяти миль, и даже в подзорную трубу я ничего не могу рассмотреть.
– Во всяком случае, Самуэль, я не спущу глаз с этого места: там творится что-то странное, я просто заинтригован. Знаешь, это напоминает манёвры кавалерии. Ну вот, видишь, я не ошибся: конечно, это всадники. Взгляни-ка!
Доктор внимательно посмотрел в указанном направлении.
– Да, ты, кажется, прав, – сказал он вскоре.
– Это отряд арабов, или тиббу. Движется он в том же направлении, что и мы. Но так как «Виктория» несётся быстрее, то мы легко его нагоним. Через полчаса всадники будут нам видны как на ладони, и тогда мы решим, что делать дальше.
Кеннеди снова взялся за подзорную трубу. Теперь всадники были видны яснее. Некоторые из них отделились от общей группы.
– Знаешь, – заговорил он, – это или манёвры, или охота. Всадники кого-то преследуют. Очень хотелось бы знать, в чём тут дело.
– Потерпи, Дик, мы скоро их не только догоним, но даже перегоним, если они будут двигаться по тому же направлению. Мы ведь несёмся со скоростью двадцати миль в час, а ни одна лошадь не в состоянии мчаться с такой быстротой.
Кеннеди продолжал свои наблюдения и через несколько минут заявил:
– Это арабы, и скачут они во весь опор. Теперь я прекрасно всё вижу. Их человек пятьдесят. Вон как развеваются на ветру их бурнусы! Это, видимо, кавалерийское учение. В ста шагах впереди скачет, должно быть, предводитель отряда, а все остальные мчат вслед за ним.
– Во всяком случае, Дик, кто бы они ни были, бояться их нечего: если понадобится, я в мгновение ока поднимусь ввысь, – сказал доктор.
– Постой, постой, Самуэль! Тут происходит что-то странное, – вскоре сказал Дик. – Не могу понять, в чём тут дело. Они несутся галопом врассыпную; по-моему, это не манёвры, а скорей преследование.
– Ты уверен в этом, Дик?
– Вполне. Нет, я не ошибаюсь! Это, очевидно, охота, но охота за человеком. Не за предводителем они скачут, а ловят беглеца.
– Беглеца? – с волнением повторил Самуэль.
– Да.
– Так не надо терять их из виду. Подождём! – нервно проговорил доктор.
Как ни бешено мчались всадники, «Виктория» была уже милях в трех-четырёх от них.
– Самуэль! Самуэль! – закричал Кеннеди дрожащим голосом.
– Что с тобой, Дик?
– Неужели это галлюцинация? Возможно ли?
– Что такое?
– Подожди!
И охотник, быстро протерев стёкла подзорной трубы, снова приставил её к глазам.
– Ну что? – спросил доктор.
– Это он, Самуэль!
– Он?! – крикнул доктор.
Словом «он» всё было сказано. Называть имя было излишне.
– Он! Верхом! Скачет теперь меньше чем в ста шагах от своих врагов. Спасается от них бегством.
– Конечно, это Джо, – подтвердил, бледнея, доктор.
– Он так мчится, что не может видеть нас, Самуэль.
– Нет, он нас увидит, – возразил Фергюссон, ослабляя пламя горелки.
– Но как?
– Через пять минут мы будем в пятидесяти футах от земли, а через пятнадцать спустимся к нему.
– Надо предупредить его ружейным выстрелом, – предложил Дик.
– Нет, ведь свернуть он всё равно не может, он отрезан.
– Что же делать?
– Ждать.
– Ждать! А арабы?
– Мы их догоним! Мы их опередим! Осталось две мили, да и того меньше. Только бы лошадь Джо выдержала!
– Боже мой! – воскликнул Дик.
– Что такое?
Крик отчаяния вырвался у Кеннеди, когда он увидел Джо на земле; его загнанная вконец лошадь валялась тут же.
– Джо заметил нас! – крикнул доктор. – Поднимаясь с земли, он сделал нам знак.
– Но ведь арабы захватят его! Чего он ждёт? Ну и молодчина! Ура! – закричал охотник, не в силах более сдерживаться.
Упав, Джо моментально вскочил на ноги и в тот миг, когда самый прыткий из всадников бросился к нему, отпрянул от него в сторону, как пантера. Ещё мгновение – и он уже был на крупе лошади араба. Схватив врага за горло своими сильными руками, своими стальными пальцами, Джо задушил его, сбросил на песок и снова бешено помчался вперёд…
Громкий вопль вырвался у всадников. Они ещё с большей яростью устремились за беглецом и, увлечённые преследованием, не замечали «Виктории», а она находилась теперь всего в каких-нибудь пятистах футах от них и меньше чем в тридцати от земли.
Один из всадников уже догоняет Джо и вот-вот пронзит его копьём, но у Кеннеди зоркий глаз и твёрдая рука: он выстрелом поражает араба, и тот падает на песок.
Джо даже не оборачивается на звук выстрела. Часть отряда, увидев «Викторию», спешивается и падает ниц перед нею, а другая продолжает преследование.
– Но что же Джо? – кричит Кеннеди. – Он и не думает останавливаться?
– Джо поступает умнее, – отозвался доктор, – я понял его: он несётся в том же направлении, что и «Виктория», полагаясь на нашу смётку. Ну и молодчина! Мы вырвем его из-под носа у арабов! Ведь до него осталось не больше двухсот шагов.
– Что же теперь делать? – спросил Кеннеди.
– Отложи в сторону ружьё.
– Есть! – отозвался охотник.
– Можешь ли ты поднять полтораста фунтов балласта?
– Смогу, и даже больше.
– Хватит и этого.
Фергюссон тут же нагрузил своего друга мешками с балластом.
– Теперь, Дик, стань позади и будь готов разом сбросить весь этот балласт, – проговорил он. – Но заклинаю тебя, сделай это не раньше, чем я прикажу.
– Будь спокоен!
– Иначе мы можем упустить Джо, и тогда он погиб.
– Положись на меня!
В это время «Виктория» была почти над головами всадников, скакавших во весь опор вслед за Джо. Доктор стоял в передней части корзины, развернув шёлковую лестницу и готовый в любую минуту сбросить её. Джо нёсся футах в пятидесяти от своих преследователей. Но вот «Виктория» обгоняет всадников…
– Внимание! – говорит Самуэль.
– Готов! – отзывается Дик.
– Джо! Берегись! – кричит доктор зычным голосом, бросая лестницу, которая, коснувшись земли, поднимает облако пыли.
Услышав голос Фергюссона, Джо, не замедляя бега лошади, оборачивается, лестница приближается к нему, и в то самое мгновение, когда он вцепляется в неё, доктор кричит Кеннеди:
– Бросай!
– Есть!
И «Виктория», освобождённая от балласта, весившего больше, чем Джо, в тот же миг поднимается ввысь на полтораста футов. Хотя лестница сильно раскачивается, Джо крепко держится за неё. Как только лестница приходит в относительное равновесие, Джо делает неописуемый жест в сторону арабов и, вскарабкавшись вверх с ловкостью акробата, попадает в объятия своих друзей.
Внизу арабы вопят от изумления и бешенства: воздушное чудовище на лету вырвало из их рук беглеца и быстро уносит его вдаль…
– Мистер Самуэль! Мистер Дик! – только и сказал Джо. Он изнемог от усталости, от волнения и лишился чувств.
– Спасён! Спасён! – не помня себя, кричал Кеннеди.
– Ну конечно! – отозвался доктор, к которому уже успело вернуться его обычное самообладание.
Джо был почти голый. Окровавленные руки, ссадины и синяки, покрывавшие его тело, говорили о перенесённых им муках. Фергюссон перевязал его раны и вместе с Диком уложил его под тентом.
Вскоре Джо очнулся и попросил стаканчик водки.
Доктор не счёл нужным отказать ему в этом. Ведь Джо требовал особого подхода, и лечить его надо было не так, как других. Выпив водки, он крепко пожал руки обоим друзьям и собрался было уже рассказать о пережитых им злоключениях, но ему не разрешили этого. Он не замедлил крепко заснуть, в чём, конечно, очень нуждался.
«Виктория» же, отклонившись к западу, снова понеслась, подхваченная сильнейшим ветром, над окраиной пустыни, заросшей в этих местах колючим кустарником, над пальмами оазисов, согнутыми или вырванными с корнем ураганом. К вечеру, сделав около двухсот миль от места похищения Джо, она достигла 10° восточной долготы.
Глава тридцать седьмая
Полёт к западу. – Пробуждение Джо. – Его упрямство. – Конец его истории. – Тажелель. – Беспокойство Кеннеди. – Полёт на север. – Ночь близ Агадеса.
К вечеру ветер стих, и «Виктория» спокойно простояла всю ночь, зацепившись якорем за вершину большого сикомора. Доктор и Кеннеди поочерёдно несли вахту, а Джо проспал богатырским сном целые сутки.
– Это именно то лекарство, какое ему нужно, – заметил Фергюссон, – его организм сам излечит себя.
С рассветом порывистый ветер усилился, «Викторию» стало бросать то к северу, то к югу, пока наконец не понесло на запад. Доктор определил по карте, что они проносятся над царством Дамергу – холмистым, очень плодородным краем, население которого жило в лёгких тростниковых хижинах. В полях виднелись многочисленные скирды хлеба, стоящие на невысоких подпорках, вероятно, для того чтобы предохранить их от полевых мышей и термитов. Вскоре аэронавты увидели город Зиндер. Его легко можно было узнать по обширной площади, где происходят казни. В центре площади возвышалось «дерево смерти». Под ним всегда дежурил палач. И стоило кому-нибудь пройти под сенью этого страшного дерева, как его немедленно вздёргивали на виселицу.
Кеннеди взглянул на компас и с беспокойством заметил:
– А нас опять относит к северу.
– Ну что ж из этого? – отозвался доктор. – Если «Виктория» занесёт нас в Тимбукту, жаловаться не придётся. Никогда ещё путешествие не совершалось в таких хороших условиях.
– И при таком хорошем самочувствии путников, – докончил Джо, поднимая край тента, откуда показалась его славная улыбающаяся физиономия.
– А! Вот наконец проснулся наш храбрый друг, наш спаситель! – закричал охотник. – Ну, как ты себя чувствуешь, Джо?
– Вполне нормально, мистер Кеннеди, вполне нормально! Кажется, никогда лучше себя и не чувствовал. Ничто ведь не может так подбодрить человека, как подобная увеселительная прогулка после купанья в озере Чад! Не так ли, мистер Самуэль?
– Славный ты человек! – сказал Фергюссон, крепко пожимая ему руку. – Сколько тревоги и мучений ты нам доставил!
– А вы думаете, что я на ваш счёт был спокоен? Можете гордиться тем, что заставили меня дрожать от страха за вас.
– Попробуй пойми его! Вот, оказывается, как он смотрит на вещи.
– Вижу, падение в озеро нисколько не изменило нашего Джо, – заметил Кеннеди.
– Ты, друг мой, проявил великую самоотверженность, – продолжал доктор, – ты спас нас: ведь «Виктория» падала в озеро, и оттуда уже никто не мог бы её извлечь.
– Подумаешь, если я кубарем полетел в воду, что тут особенного? Какая тут самоотверженность – разве я этим не спас и себя самого? Ведь вот теперь мы все трое здесь в добром здоровье! Значит, нам не в чём упрекать друг друга.
– Нет! С этим малым никогда не сговоришься! – воскликнул Кеннеди.
– Лучший способ сговориться со мной – это никогда не поминать того, что было, – заявил Джо. – Что сделано, то сделано. Хорошо ли, плохо ли, не стоит к этому возвращаться.
– Ах ты, упрямец! – смеясь, проговорил доктор. – Но не расскажешь ли нам по крайней мере о своих похождениях?
– Хорошо, если вы непременно этого желаете. Только раньше мне хочется зажарить на славу вот этого жирного гуся. Вижу, мистер Дик времени даром не терял.
– Верно, верно, Джо, – отозвался доктор.
– Ну так посмотрим, как африканская дичь почувствует себя в европейских желудках.
Гусь был зажарен на пламени горелки, и его тотчас же съели с большим аппетитом. Джо, голодавшему несколько дней, досталась, конечно, львиная доля. После чая и грога он рассказал друзьям свои приключения. Он говорил взволнованно, хотя, по своему обыкновению, ко всему относился философски. Видя, что чудесный малый больше думал о нём, чем о себе, Фергюссон крепко пожал ему руку. Когда Джо рассказал об исчезновении острова, населённого племенем биддиома, доктор объяснил, что на озере Чад это весьма частое явление.
Наконец в своём рассказе Джо дошёл до того момента, когда он в отчаянии завопил, засасываемый трясиной.
– Я считал, что погибаю; моя последняя мысль была о вас, мистер Самуэль. Тут я опять стал выбираться из болота. Как? Я и сам не знаю, но решил биться до последнего. И вдруг совсем близко от себя увидел… ну, как бы вы думали, что? Конец каната, видимо, недавно отрезанного. Я как-то умудрился добраться до этого самого каната. Потянул за него, смотрю – держится. Я поднимаюсь, делаю ещё усилие – и вот я на твёрдой земле… а на конце каната вижу якорь. Да, мистер Самуэль, можно сказать – это уж доподлинно был «якорь спасения»! Я узнал его тотчас же! Якорь с нашей «Виктории»! Значит, вы здесь останавливались! Я проследил направление каната и по нему догадался, куда вы отправились. Тут и дух у меня поднялся, и силы явились. Выбрался я из трясины и снова зашагал. Шёл часть ночи, держась подальше от озера. Наконец добрался до опушки огромного леса. Здесь в загоне спокойно пасся табун лошадей. Не правда ли, в жизни бывают минуты, когда каждый умеет ездить верхом? И вот не долго думая я вскакиваю на одного из этих четвероногих и мчусь к северу. Не буду вам говорить ни о городах, ни о селениях – я их не видел, я их избегал. Несусь по засеянным полям, перескакиваю через кустарники, изгороди, понукаю своего скакуна, заставляю его брать препятствия… Так домчался я до границы возделанных земель. Передо мной пустыня. «Вот и прекрасно, – сказал я себе, – это мне на руку: здесь по крайней мере далеко видно». Я ведь ждал, что вот-вот появится наша «Виктория». Но она всё не появлялась. Так я скакал часа три и вдруг, как дурак, нарвался на стоянку арабов. Ну и началась же тут погоня! Скажу вам, мистер Кеннеди, ни один охотник не знает как следует, что такое охота, пока на него самого не поохотятся. И, признаться, я не посоветовал бы ему испытать это! Моя загнанная лошадь падает, и я падаю вместе с ней. Между тем арабы уже настигают меня. Я вскакиваю на ноги, затем на круп коня какого-то араба. Я не желал ему зла, но пришлось-таки придушить его. В эту минуту я увидел вас… А что было дальше, вы сами знаете… «Виктория» мчится по моим следам, и вы подхватываете меня на лету, как всадник подхватывает перстень. Но, скажите, разве я был не прав, рассчитывая на вас? Видите, мистер Самуэль, как всё это естественно и просто! И если когда-нибудь вам понадобится, я готов в любой момент всё это проделать сызнова. Ну, а теперь ещё раз повторяю: об этом больше ни слова.
– Дорогой мой Джо, – взволнованно заговорил доктор, – мы недаром полагались на твой ум и ловкость.
– Да что там, сэр! Надо только следовать за ходом событий, и тогда всегда вывернешься. Знаете, самое правильное – это принимать всё так, как оно случается.
За то время, что Джо повествовал о своих приключениях, «Виктория» успела пролететь немалое расстояние. Вскоре Кеннеди указал на скопление домов, показавшееся вдали и весьма похожее на город. Доктор тотчас же справился по карте и убедился, что это небольшой городок Тажелель в стране Дамергу.
– Мы опять попали на путь, проделанный исследователем Бартом, – сказал Фергюссон. – Именно в этом городе он расстался со своими двумя товарищами Ричардсоном и Овервегом. Первый направился в Зиндер, второй в Маради. Помните, я вам рассказывал, что из троих только Барту удалось вернуться в Европу.
– Итак, мы направляемся прямо на север? – спросил охотник, следя по карте за путём «Виктории».
– Прямо на север, дорогой Дик.
– И тебя, Самуэль, это нисколько не беспокоит?
– А почему бы это могло меня беспокоить?
– Да потому, что это течение несёт нас к Триполи и нам придётся снова перелететь через Сахару.
– О, так далеко мы не залетим. По крайней мере я надеюсь на это, – ответил доктор.
– Где же ты, Самуэль, думаешь остановиться?
– Признайся, Дик, разве тебе не было бы интересно побывать в Тимбукту?
– Тимбукту? – переспросил Кеннеди.
– Конечно, было бы странно путешествовать по Африке и не осмотреть Тимбукту, – вмешался Джо.
– Знаешь, Дик, ты будешь пятым или шестым европейцем, посетившим этот таинственный город, – добавил доктор.
– Ладно! Летим в Тимбукту!
– Дай нам только добраться до семнадцати с половиной градусов северной широты, а там уж мы попробуем отыскать попутный западный ветер.
– Хорошо, – отозвался охотник. – Но скажи, сколько приблизительно миль нам придётся лететь в северном направлении?
– По крайней мере миль сто пятьдесят.
– В таком случае я немного посплю, – заявил Кеннеди.
– Конечно, поспите, мистер Дик, – откликнулся Джо, – да и вам тоже, мистер Самуэль, не мешает соснуть. Ведь оба вы нуждаетесь в отдыхе – замучились без сна по моей милости.
Охотник улёгся под тентом, но Фергюссон, который не так-то легко поддавался усталости, не оставил своего наблюдательного поста.
Через три часа «Виктория» промчалась над каменистой местностью, где возвышаются голые гранитные горы, отдельные вершины которых достигают четырёх тысяч футов. После бесплодия пустыни природа как бы навёрстывала упущенное: здесь буйно разрослись леса акаций, мимоз и финиковых пальм; с необыкновенной быстротой прыгали и носились жирафы, антилопы и страусы. Это была страна племени кельуас. У них, как и у свирепых их соседей – туарегов, существовал обычай закрывать лицо куском хлопчатобумажной ткани.
В десять часов вечера, сделав за день превосходный перелёт в двести пятьдесят миль, «Виктория» остановилась над большим городом. При свете луны было видно, что часть его лежит в развалинах. Тут и там, облитые лунным светом, высились минареты. Доктор установил, что «Виктория» находится над Агадесом.
Этот город некогда был центром обширной торговли, но к тому времени, когда его посетил Барт, он уже пришёл в упадок.
Среди ночи, никем не замеченная, «Виктория» опустилась милях в двух к северу от Агадеса, на обширное поле, засеянное просом.
Ночь прошла спокойно, а на рассвете, в пять часов утра, лёгкий ветер понёс «Викторию» на запад и даже скорее на юго-запад. Фергюссон поспешил воспользоваться этим благоприятным течением. Он быстро заставил «Викторию» подняться, и она умчалась, купаясь в солнечном свете.
Глава тридцать восьмая
Быстрый перелёт. – Осторожные решения. – Караваны. – Беспрерывные ливни. – Гао. – Нигер. – Гольберри, Жоффруа, Грей, Мунго-Парк, Ленг, Рене Кайе, Клаппертон, Джон и Ричард Лендер.
День 17 мая прошёл спокойно, без всяких происшествий. Снова началась пустыня. Ветер средней силы нёс «Викторию» на юго-запад. Она не отклонялась ни вправо, ни влево. Её тень прочерчивала на песке прямую линию.
Прежде чем пуститься в путь, доктор благоразумно позаботился о том, чтобы возобновить запас воды. Он боялся, что в районе, заселённом племенем туарегов, нельзя будет снизиться.
Плоскогорье, лежащее на высоте тысячи восьмисот футов над уровнем моря, постепенно понижалось к югу. Аэронавты пересекли проторённую караванами дорогу, ведущую из Агадеса в Мурзук, и, пролетев в этот день сто восемьдесят миль, вечером оказались на 16° северной широты и 4° 55’ восточной долготы.
Весь день Джо посвятил подготовке дичи – трофеев последней охоты Кеннеди, – за недостатком времени её не успели ощипать. К ужину он подал искусно зажаренных на вертеле вальдшнепов. Так как ветер был благоприятный, доктор решил провести в полёте всю ночь, тем более что луна ярко светила. «Виктория», сделав за ночное время около шестидесяти миль на высоте пятисот футов, летела так спокойно, что не потревожила бы даже чуткий сон ребёнка.
В воскресенье утром направление ветра снова изменилось и понесло шар на северо-запад. В воздухе кружилось несколько воронов, а у горизонта была видна стая ястребов, к счастью, державшихся вдали от «Виктории».
Эти птицы напомнили путешественникам о встрече с кондорами, и Джо поздравил доктора с тем, что он сделал для шара две оболочки.
– Будь у «Виктории» одна оболочка, что было бы с нами? – с жаром сказал он. – Знаете, эта вторая оболочка – то же, что спасательная шлюпка на судне. Благодаря ей при крушении всегда можно спастись.
– Ты прав, друг мой, но должен сказать тебе, что наша «шлюпка» начинает меня немного беспокоить.
– Что ты этим хочешь сказать, Самуэль? – вмешался в разговор Кеннеди.
– А вот что: новая «Виктория» не стоит прежней. Уж не знаю, почему: ткань ли слишком много вытерпела, или гуттаперча местами расплавилась от жара змеевика, но я обнаруживаю утечку газа. Пока она незначительна, но с этим надо считаться. У «Виктории» появилась склонность снижаться, и мне, чтобы удерживать её на нужной высоте, приходится всё больше расширять водород.
– Чёрт побери! – воскликнул Кеннеди. – Я не вижу, как это можно исправить.
– То-то и есть, что мы тут бессильны, – сказал доктор. – Вот почему нам надо во что бы то ни стало торопиться и даже избегать ночных стоянок.
– А как далеко мы от берега? – спросил Джо.
– От какого берега, друг мой? Разве мы знаем, куда нас закинет слепой случай? Всё, что я могу тебе сказать, так это то, что Тимбукту находится на западе, в четырёхстах милях от нас.
– Сколько же времени нам понадобится, чтобы туда добраться? – продолжал спрашивать Джо.
– Если ветер будет благоприятным, то я рассчитываю попасть в этот город во вторник к вечеру, – ответил Фергюссон.
– Ну, в таком случае мы будем там скорее, чем они, – проговорил Джо, указывая на длинную вереницу людей и верблюдов среди песков пустыни.
Фергюссон и Кеннеди перегнулись через борт и увидели огромный караван: одних верблюдов в нём было больше ста пятидесяти; такие верблюды перевозят из Тимбукту в Тафилалет поклажу в сто пятьдесят фунтов (за что их хозяева получают двенадцать золотых муткалов, то есть сто двадцать пять франков). Под хвостами у них подвязаны мешочки, предназначенные для сбора помёта – единственного топлива, на которое можно рассчитывать в пустыне.
Верблюды туарегов считаются наилучшими. Они могут от трёх до семи суток обходиться без воды и по двое суток без пищи. Передвигаются они быстрее лошадей и беспрекословно повинуются голосу кабира – начальника каравана. В здешних местах эти верблюды известны под именем «мегари».
Все эти подробности доктор сообщил своим товарищам, в то время как они с интересом рассматривали толпу мужчин, женщин и детей, с трудом передвигавшуюся по зыбучему песку, где только местами проглядывали чертополох, чахлая трава и какие-то жалкие кустики. Ветер почти тотчас же заметал следы каравана.
Джо спросил у доктора, каким образом умудряются арабы проходить через пустыню и находить колодцы, разбросанные по её бескрайним просторам.
– Видишь ли, – ответил Фергюссон, – у арабов имеется в этом отношении какое-то врождённое чутьё. Там, где европеец наверняка собьётся с пути, араб без колебания найдёт дорогу. Для того чтобы ориентироваться в пустыне, ему достаточно небольшого камня, пучка травы, даже окраски песка. А ночью ему указывает дорогу Полярная звезда. Передвигаются эти караваны не быстрее двух миль в час. Во время полуденной жары делают привал. Представляете себе, сколько времени нужно каравану, чтобы пройти по пустыне миль девятьсот!
Но «Виктория» уже исчезла из глаз изумлённых арабов. Как, должно быть, они завидовали ей!
Вечером она миновала 2° 20’ восточной долготы, а за ночь продвинулась больше чем на один градус.
На следующий день, в понедельник, погода резко изменилась. Полил сильнейший дождь. Приходилось бороться и с ливнем, и с увеличившимся от воды весом шара и корзины. Этими ливнями объясняется происхождение болот и топей, которых так много в этих местах. Зато здесь снова появились мимозы, баобабы и тамариски. «Виктория» летела по стране Сонраи; мелькали селения с конусообразными хижинами. Здесь было мало гор, но довольно много холмов, между которыми лежали долины, где водились вальдшнепы и цесарки. Там и сям бурные потоки пересекали дорогу. Туземцы перебирались через них, цепляясь за лианы, перекинувшиеся с дерева на дерево. Дальше расстилались джунгли, где встречались аллигаторы, гиппопотамы и носороги.
– По-видимому, мы скоро увидим Нигер, – сказал доктор. – Характер природы всегда меняется на подступах к большой реке. Эти «движущиеся» дороги, как здесь метко называют большие реки, сначала приносят с собой растительность, а позднее цивилизацию. Так, на берегах Нигера, реки длиною в две тысячи пятьсот миль, расположены самые крупные города Африки.
– Это напоминает мне рассказ об одном простаке, – вставил Джо. – Он, представьте себе, восторгался мудростью провидения, которое, по его мнению, устроило так, чтобы большие реки непременно протекали через большие города.
В полдень «Виктория» пролетела над Гао – небольшим городком с жалкими хижинами.
– А когда-то этот городок был столицей. Именно здесь, возвращаясь из Тимбукту, Барт переправился через Нигер, – сказал доктор. – Вот он, Нигер, – эта знаменитая в древности река, соперница Нила. Язычники даже приписывали ей божественное происхождение. Как и Нил, Нигер привлекал внимание географов всех времён. Исследованию Нигера было принесено в жертву, пожалуй, больше человеческих жизней, чем изучению Нила.
Нигер катил к югу свои бурные воды. Но «Виктория» так быстро уносила вдаль путешественников, что они едва могли рассмотреть могучую реку и её живописные окрестности.
– Я только что собирался рассказать вам об этой реке, – начал Фергюссон, – а она уже далеко позади! Под названием Диулеба, Майо, Эггиреу, Корра и ещё другими она пробегает громадное расстояние и по длине своей почти равна Нилу. Её многочисленные названия означают просто-напросто «река» на языке тех стран, через которые она протекает.
– А доктор Барт прошёл здесь тем же путём, что и мы? – спросил Кеннеди.
– Нет, Дик; покинув озеро Чад, он побывал в главных городах страны Борну и пересёк Нигер в том месте, где расположен Сай, то есть на четыре градуса ниже Гао, затем проник в те ещё не исследованные страны, которые лежат в излучине Нигера, и после восьми месяцев утомительных странствий достиг Тимбукту; а нам для этого понадобятся каких-нибудь три дня или того меньше при хорошем ветре.
– А истоки Нигера исследованы? – спросил Джо.
– Давно уже, – ответил доктор. – Нигер вместе с его притоками изучался многими исследователями, и я могу назвать вам главных. С тысяча семьсот сорок девятого по тысяча семьсот пятьдесят восьмой год этой задаче посвятил себя Адамсон, побывавший в городке Горэ. С тысяча семьсот восемьдесят пятого по тысяча семьсот восемьдесят восьмой год Гольберри и Жоффруа изучали пустыни области Сенегамбия и проникли в страну мавров, которые убили Сонье, Бриссона, Адама, Рилея, Кошле и многих других. На смену им явился знаменитый Мунго-Парк, друг Вальтера Скотта, шотландец, как и он. Посланный в тысяча семьсот девяносто пятом году лондонской «Африканской ассоциацией», он достигает государства Бамбара, видит Нигер, проходит пятьсот миль вместе с одним работорговцем, исследует берега реки Гамбии и возвращается в Англию в тысяча семьсот девяносто седьмом году; затем он снова отправляется в Африку тридцатого января тысяча восемьсот пятого года со своим деверем Андерсоном, рисовальщиком Скоттом и целым отрядом рабочих; приехав в Горэ, Мунго-Парк отбывает оттуда в сопровождении отряда из тридцати пяти солдат и девятнадцатого августа снова возвращается к берегам Нигера. К этому времени вследствие усталости, лишений, столкновений с туземцами, непогоды, нездорового климата из сорока европейцев остаётся только одиннадцать. Жена Мунго-Парка получила его последние письма шестнадцатого ноября, а год спустя стало известно со слов одного из местных торговцев, что лодку несчастного путешественника опрокинуло течением на одном из порогов, а сам он был убит туземцами.
– И этот трагический конец не остановил исследователей?
– Напротив, Дик. Ведь теперь, кроме изучения реки, явилась новая задача – разыскать материалы, оставленные этим учёным. В тысяча восемьсот шестнадцатом году в Лондоне организуется экспедиция, в которой принимает участие майор Грей; она приезжает в Сенегал, проникает в горный массив Фута-Джалон и, побывав среди местных племён, возвращается в Англию. В тысяча восемьсот двадцать втором году майор Ленг исследует часть Западной Африки, примыкающую к английским владениям; он-то первый и исследовал истоки Нигера. Судя по его материалам, верховье этой могучей реки не имеет и двух футов в ширину.
– Через неё, значит, легко перепрыгнуть, – сказал Джо.
– Как будто бы легко, – ответил доктор. – Но, если верить преданию, всякий, кто пытался перепрыгнуть через исток Нигера, тонул, свалившись в воду. А тот, кто хотел зачерпнуть из него воды, чувствовал, как чья-то невидимая рука отталкивает его.
– Разрешите мне не верить этому преданию?
– Разрешаю. Пять лет спустя майор Ленг прошёл через всю Сахару, проник в Тимбукту, но затем в нескольких милях от него был задушен членами племени улед-слиман, которые хотели заставить его принять мусульманство.
– Ещё одна жертва! – сказал охотник.
– И вот тогда некий отважный юноша предпринимает на свои скудные средства самое удивительное из современных путешествий; я говорю о французе Рене Кайе. После попыток, сделанных им в тысяча восемьсот девятнадцатом и в тысяча восемьсот двадцать четвёртом годах, он отбывает девятнадцатого апреля тысяча восемьсот двадцать седьмого года из Рио-Нуньец; третьего августа он приезжает в Тиме такой изнурённый и больной, что лишь в январе тысяча восемьсот двадцать восьмого года, через шесть месяцев, в состоянии возобновить путешествие; сменив свой европейский костюм на восточный, он присоединяется к каравану, достигает Нигера десятого марта, проникает в город Дженнэ, спускается в лодке вниз по течению реки до Тимбукту, куда и прибывает тридцатого апреля. Этот любопытный город посетил и другой француз, Эмбер, в тысяча шестьсот семидесятом, а также англичанин Роберт Адамс в тысяча восемьсот десятом году, но Рене Кайе – первый европеец, представивший о нём точные данные. Он покидает эту столицу пустыни четвёртого мая, а девятого находит то место, где был убит майор Ленг. Девятнадцатого он приезжает в торговый город Эль-Арауан, а затем, подвергаясь бесчисленным опасностям, совершает переход через обширную пустыню, которая тянется между Суданом и областями Северной Африки; наконец, прибывает в Танжер и двадцать восьмого сентября садится на пароход, отплывающий в Тулон. За девятнадцать месяцев Кайе пересёк Африку с запада на север, хотя проболел сто восемьдесят дней. Если бы Кайе родился в Англии, он был бы прославлен как самый бесстрашный из современных исследователей наравне с Мунго-Парком. Но во Франции его недостаточно оценили[27].
