Кира Меркулова
Проклятью вопреки
Глава 13
– Вероника, во сколько вы вернулись домой из своей командировки? – уже третий раз повторяет свой вопрос майор юстиции Павел Константинович или Станиславович, а может и вовсе не Павел. – Вы отказываетесь от адвоката. На мои вопросы не отвечаете. Я понимаю ваше шоковое состояние, но мне нужно вести следствие, – настаивает он. – Тем более, ваш муж умер не собственной смертью, вы разве сами не хотите узнать, кто мог это сделать? Если, конечно, это были не вы. Скажем, месть за измену.
– Вы думаете, у меня всегда с собой в сумочке яд? Вдруг что? – обессиленно спрашиваю майора.
– Согласен. А может, вы давно это планировали? Любовница вашего мужа подтвердила, что вместе они были не в первый раз. Вы могли их рассекретить намного раньше, а воплотить план в действие удалось только сейчас, – видимо, он очень доволен своим выводом, так как на его лице читается «самый умный и находчивый».
– Я не знала об его изменах. И если бы узнала раньше… – нет сил говорить дальше.
– Павел Сергеевич, можно вас? – знакомый мне сотрудник полиции заглядывает в кабинет. – Это касается мужчины, с которым она была в гостинице, – быстро бормочет молоденький лейтенант Евгений, сопровождавший меня из Нижнего Новгорода в Москву. Его-то я запомнила. Довольно заботливо вёл себя по отношению ко мне.
И Павел Сергеевич выходит с ним из кабинета. Оказывается, он Сергеевич.
Наконец-то никаких вопросов. Если честно, от его допроса у меня разболелась голова. Может, сразу согласиться на чистосердечное признание в убийстве собственного мужа. Посижу в тюрьме лет десять – пятнадцать, хоть там не буду притягивать столько проблем. Но за меня не берись: даже на необитаемом острове, наверняка, найду массу трудностей.
В Новгороде я очень долго приходила в себя. Сначала с безразличием наблюдала, как Диму забрала скорая помощь и с мигалками куда-то увезла. Врач со скорой успел и мне сделать укольчик чего-то там. Я не сопротивлялась. Мне было всё равно.
Затем меня посадили в машину и повезли в Москву. Евгений постоянно приглядывал за мной, а потом и вовсе я уснула у него на плече. Он не отодвинулся и даже ничего не сказал.
Мы приехали в столицу около восьми вечера. Я думала, что меня оставят в покое, но нет. Умник – Павел Сергеевич, по его словам, решил меня взять «горяченькой» и сразу получить признание.
Перед допросом было опознание. Я смогла лишь на мгновение взглянуть на мужа, и подтвердить, что это он. Смерть не изменила правильные черты его лица, лишь добавила фиолетовые язвы на щёки и багровый оттенок под глаза.
Один взгляд, и словно диафильм со счастливыми моментами нашей жизни, пробежал ровно за минуту. А ведь мы распланировали вплоть до старости все свои мечты и желания. Пожалуй, у кого-то сверху оказались другие планы на нас.
У меня была обида на мужа. Хотела, чтобы он испытал всю внутреннюю боль и страдания, которые пережила я. Но даже в мыслях не желала причинить физическую боль, и тем более смерть. Мне хотелось схватить его за плечи, попытаться разбудить, чтобы вновь карие глаза пронзили мою душу. Пусть вновь испытаю боль предательства, но он будет жив. Пусть и не со мною разделит свою старость, но только бы жив.
По щекам текут скудные слёзы. Больше не могу плакать, страдать. Хочу всё забыть. Уехать в другой город, страну. Хотя я уже побывала в другом городе. И всё закончилось, как в страшном сне. Но надежда меня не покидает, и я верю, что с Димой всё будет хорошо. Только теперь мужчин с таким именем буду обходить за километр.
– Ну что, Вероника Романова, будете писать чистосердечное признание?– хладнокровно спрашивает Павел Сергеевич, заходя в кабинет.
– Что с Димой?– по его взгляду понимаю – случилось что-то плохое.
Хотя уже ничему не удивляюсь. Пожалуй, в прошлой жизни совершила слишком много грехов и теперь расплачиваюсь. Раньше я не верила во всю эту чушь. А может, и вовсе не чушь. Если не посадят в тюрьму, уйду в монастырь. На свободе я слишком опасна для людей.
– Не знаю, к сожалению, а может, и к счастью для вас – мужчина мёртв. Но самое интересное то, что в его крови была смесь тех же ядов, что и у вашего мужа. Как вы это объясните, Вероника Владиславовна? – Павел Сергеевич, как коршун, навис надо мной.
– Такого не может быть… – не верю его словам, кажется, он специально надо мной шутит. Возможно, это такая техника дознания. Если честно, я вообще с ядами на «вы». Данная область химических веществ никогда не привлекала моё внимание.
Всё это выглядит нелепым в моих глазах, но в глазах следствия естественно я – главный подозреваемый. На их месте думала бы точно так же. В холодном взгляде Павла Сергеевича вижу презрение и вдумчивость.
– Если честно, я сам удивлен. Мы обыскали вашу квартиру и номер в гостинице. Соглашусь, ничего не нашли. Но вы же сами понимаете, что не может быть два совпадения.
– И что же там за смесь ядов?
– Вам виднее, – он пристально смотрит на меня, а затем берёт в руки листок бумаги.
Может, меня решили подставить?
– По судебно-химическому исследованию основным веществом является дихлорэтан. Предположительно, ваш муж надышался большим количеством паров данного вещества. Именно оно приводит к резкому повышению температуры, человек впадает в бессознательное состояние, ну, а дальше – кома. Знакомо?
Несколько минут обдумываю услышанное заключение.
– Как вы себе это представляете? После того, как я застала мужа с этой… – не решаюсь вслух произнести некультурное слово, – сразу покинула квартиру и не возвращалась туда обратно. На входе в наш подъезд висят камеры. Вы можете проверить. А с Димой постоянно находилась в одном номере. Как я могла распылить яд и не задеть себя?
Следователь смотрит на меня, видимо, обдумывая варианты, как я смогла совершить два убийства и не оставить улик.
– Знаете, я ничего не понимаю в вашей работе. Но, очевидно, вы плохо учились в институте, если пытаетесь сделать меня виновной в двух убийствах без прямых доказательств. Если хотите, можете проверить на детекторе лжи. Или вызовете экстрасенса. Психолога. Или кто у вас там есть в арсенале, – внутреннее раздражение разгорается во мне. Я близка к тому, чтобы перейти на повышенный тон.
– Помимо дихлорэтана в крови найдены следы метилового спирта и небольшие дозы барбитуровой кислоты, которые приводят к подавлению нервной системы, а также…
– Да я впервые слышу эти названия! Даже представить себе не могу, как они выглядят, – крича, перебиваю следователя.
Ника, наверное, не стоит так эмоционировать. Он этого и добивается.
– Кажется, вы хотите провести несколько суток в следственном изоляторе?
– Я могу позвонить? – немного успокаиваюсь и спрашиваю с надеждой в голосе. Позвоню Крис, она обязательно что-нибудь придумает. Чувствую, мне необходим толковый адвокат.
– Решили, что без адвоката не сможете вылезти из этой ямы. Так я скажу вам больше – у вас и с ним ничего не получится. Я вам обещаю!
Откуда такая ненависть ко мне? Хочется заплакать от несправедливости.
Неужели он не понимает, я не могу быть причастна к убийству двух мужчин. Если, конечно, на фоне стресса у меня не развилась прогрессирующая шизофрения, и я совершала преступления в период обострения заболевания. Вот только где я взяла бы ядовитые вещества? Интересно, а что с Дмитрием Сергеевичем? По сути дела, он тоже должен быть мёртв.
– Звоните, Вероника, а я пока выйду на пару минут, – майор ставит передо мной телефон и не спеша покидает кабинет.
Я судорожно набираю Крис. Не отвечает. Она вообще не любитель брать трубку на незнакомые номера. Пытаюсь вспомнить ещё кого-то в Москве, кто сможет помочь. Вот только, если кто и приходит на ум, то я не знаю наизусть его номера. И это лишь знакомые. Возможно, они и не захотят мне помогать.
По моим щекам вновь текут слёзы, видимо, у них открылось второе дыхание. Чувствую обиду и жалость к себе. Последние пять лет я жила только работой и мужем. Они заполняли всё моё пространство, мои мысли. И нет у меня ни близких, ни родных. Хорошо, что есть Крис. И то она, наверное, очень зла на меня. За последнюю неделю я ей ни разу не позвонила, только написала короткое сообщение. Думаю, она пыталась дозвониться до меня, и после безуспешных попыток пришла в ярость.
Нет, Ника, ты не будешь больше плакать. Миру нет дела до твоих слёз.
И вновь пробую набрать номер Крис. Но всё также остаюсь без ответа. Жаль, что с этого телефона нельзя отправить сообщение.
– Дозвонились? – с грубостью в голосе произносит Павел Сергеевич, войдя в кабинет.
– Нет, пыталась позвонить подруге, но безуспешно. Я ведь могу сделать ещё пару попыток? – с горечью произношу я, так как предчувствую отрицательный ответ.
– Нет, – коротко и без объяснений отвечает мне Павел Сергеевич.
– Почему? – я чуть повышаю голос.
– Нет необходимости. Видимо, остался у вас ещё один любовник, которого вы не успели отравить.
– Какой любовник? – вот теперь я вообще ничего не понимаю.
– Какой любовник, – гнусавым голосом передразнивает меня майор.
Просто хам! Как выйду отсюда, напишу на него жалобу в прокуратуру.
– Мне позвонили из прокуратуры. Сказали, что вас необходимо отпустить сейчас же. Так что вы свободны. Но мы ещё увидимся, я просто так это не оставлю.
– Что за бред? – еле слышно произношу и с недопониманием смотрю на него. Вокруг меня идёт игра, вроде, я главная героиня, но не знаю правил.
– Вас ждут на улице, – говорит он и показывает рукой на дверь.
– До свидания, – бормочу я и быстрым шагом направляюсь к выходу, но резко останавливаюсь и добавляю, – хотя нет, прощайте, уважаемый Павел Сергеевич, – делая акцент на слове «прощайте». И насколько могу мило улыбаюсь. И вместо ответной улыбки вижу лишь перекошенное от злости лицо майора. Довольная собой, покидаю кабинет.
В коридоре меня встречает молоденький лейтенант Евгений.
– Тебя уже заждались, – говорит он.
– Я в курсе. Евгений, а вы знаете, что ваш начальник – неприятный тип? – с ехидностью в голосе произношу я.
– Не обращайте внимания, просто он в недоумении, как такая красивая девушка попала в столь неоднозначную ситуацию.
– Неоднозначную? Вы тоже считаете, что это я совершила преступления?
– Уверен, что вы никого не убивали. Ведь в вашем номере не смогли найти не единого признака, указывавшего на наличие химических следов.
– Что будет дальше? – подавленным голосом произношу я и опускаю глаза в пол.
– У вас хороший покровитель, думаю, он не даст вас в обиду, – лёгкая улыбка лейтенанта казалась зловещей.
Что вокруг происходит?
В полном недоумении от происходящей ситуации выхожу на улицу. Ноги ватные. Иду, словно на автопилоте. Смотрю вперёд. Напротив участка стоит припаркованный чёрный мерседес, а около него нервно курит Дмитрий Сергеевич. Цвет машины соответствует моему внутреннему состоянию. И, кажется, не только моему.
Я, честно сказать, не ожидала увидеть его снова. Хотя даже и не знаю, кого ожидала увидеть здесь и сейчас. Он смотрит на меня своими кристально чистыми голубыми глазами, затем, не произнося ни слова, тушит сигарету и открывает мне дверь автомобиля.
Я, как провинившийся ребенок, опустив голову, сажусь на пассажирское сиденье. Мы едем молча, и только свист проносившихся мимо нас машин изредка нарушает давящую тишину.
Да и что тут говорить, его один единственный взгляд дал мне понять всё, и объяснения не нужны. В его глазах читается то, как он переживал за меня, когда я пропала, как рвал и метал, когда узнал, где я и в чём меня обвиняют. Боюсь представить, какую сумму денег ему пришлось заплатить за моё освобождение. Да и какие связи должны быть в высших политических кругах, чтобы было кому заплатить. Он спас меня! Неужели я смогла стать для него столь дорогим человеком за короткий промежуток времени?
Курение возле участка вторило его состоянию. Ещё в Питере, пока мы проводили время вместе за обедом, Дима признался, что иногда может себе позволить вредную привычку. Но происходит это только тогда, когда его отделяет один шаг от пропасти и нужно хоть каким-то образом вернуться к жизни.
Да, Вероника, сколько неприятностей и бед ты принесла за последние пару дней!
Что за разрушительная сила бушует внутри меня? Я как в том сне, который видела пару раз подряд – тону, и нет шанса на спасение. Может, это был вещий сон, предупреждающий об опасности, но я не придала ему значения и не смогла разгадать его тайну. А Дмитрий Сергеевич – мой спаситель, который протянул руку помощи и вытащил меня?!
– Куда мы едем? – с осторожностью спрашиваю, пытаясь хоть как-то развеять невидимое напряжение между нами.
– К тебе домой, – сухо отвечает Дмитрий. Даже не повернулся в мою сторону.
– Я не уверена, что готова туда вернуться.
– Не имеет никакого значения, готова ты или нет! – резко и довольно грубо произносит он.
– Что? – от неожиданности вырывается у меня из груди.
Я ведь жертва обстоятельств! Меня не ругать надо, а пожалеть!
– Что слышала! – кидает в мою сторону свой дерзкий взгляд с прищуром, утвердительно обрубая моё негодование и зарождавшееся сопротивление.
Мы подъезжаем к мигающему светофору и останавливаемся, только через минуту загорится зелёный для водителей. В этот момент Дима запрокидывает голову назад и закрывает глаза. Я отворачиваюсь от него в другую сторону. Но слышу, как он глубоко вдыхает и задерживает дыхание на несколько секунд, затем протяжно выдыхает. Видимо, он так пытается расслабиться и успокоиться.
Пожалуй, мне тоже стоит практиковать такой метод самоуспокоения.
– Когда приедем к тебе, соберёшь все самые необходимые вещи и документы. Завтра утром мы улетаем из этой страны на длительный период времени. Пока шумиха по твоему делу не утихнет, – сдержанно говорит он и страгивается с места.
– Я не хочу ничего собирать и, тем более, улетать! Мне ещё мужа своего хоронить! – всхлипываю и с надрывом в голосе говорю.
Дима резко нажимает по тормозам и останавливается у обочины. От его внезапных манипуляций меня откидывает назад, и ремень безопасности впивается в грудную клетку.
– Что ты делаешь? – вскрикиваю, не сдерживая эмоций, и ударяю его по плечу.
– Это что ты делаешь? – сильнее обхватывает ладонями руль, вкладывая в это всю свою злость. – Ты думаешь, это всё шуточки?! Знаешь, сколько тебе светит, если твою вину признают? Ты хочешь гнить в тюрьме восемь, а то и больше лет? Майор, который тебя сегодня допрашивал, спуску не даст, даже не думай. У него нераскрытых дел не бывает, он всегда находит виновного, даже если реальный преступник гуляет на свободе. Он в тебя уже крепко вцепился, как голодная акула. Живой уже не выберешься! – высказывает всё это мне, не сдерживаясь и не стесняясь своего эмоционального состояния. Затем он откидывается на спинку сиденья и отстегивает ремень.
Моё же состояние можно описать как полный ступор. Я будто вросла в кресло и не могу пошевелиться.
А ведь он прав! Моё нынешнее положение оставляет желать лучшего.
– Я не виновата! – тихо произношу в своё оправдание, хотя кому они нужны.
– Я знаю, но другим это доказать будет практически невозможно, – уже более спокойным тоном отвечает он и берёт меня за руку. От чего я невольно вздрагиваю. При этом же впервые за последнее время чувствую себя в безопасности.
– Пойми, Ника, я хочу защитить тебя! Чего бы мне это ни стоило! Я не прощу себе, если с тобой что-нибудь случится.
– Со мной уже и так много чего случилось. Ты не должен отвечать за мои ошибки.
– Твои, так называемые, ошибки не имеют ничего общего с местами не столь отдалёнными. Просто дай мне помочь тебе, – он осторожно проводит своими пальцами по моей щеке, тем самым погружая в необычное для меня состояние спокойствия.
– Но как?
– Ни о чём не думай, просто доверься мне.
И я верю.
Оказываюсь в подъезде своего дома и невольно вспоминаю, как мы впервые с мужем поднимались в нашу новую квартиру. Мы были на седьмом небе от счастья – сбылась наша мечта, теперь у нас есть ключи от собственного уютного гнёздышка. Жизнь заиграла другими красками. Забот у нас тогда прибавилось вдвойне, но насколько они были приятными и воодушевляющими.
Свой дом – несомненно, крепость. Здесь всё иначе. Даже злободневные и запутанные проблемы, нависающие над тобой грозовой тучей, в родных стенах находят свои решения и выходы. А мудрый совет любимого человека спасает от необдуманных ошибок. В динамичной и бурлящей Москве наша квартира была для меня, как оазис в пустыне. Такой нужный и важный райский островок.
Сейчас же, шаг за шагом, приближаясь к дверям своей квартиры, внутри терзают муки и сомнения. Открыть дверь – значит пустить в своё сердце очередную порцию пронизывающей боли и депрессии. Как же всё-таки воспоминания травят душу и заставляют раз за разом переживать всё снова и снова. И только время способно притупить боль и научить жить заново. Но пока ещё слишком рано.
– Подожди, – произносит Дмитрий, задерживая меня перед самой дверью, пока я достаю ключи из сумки. – Пока ты её не открыла, хочу сказать, что внутри ждёт очень важный для тебя человек. Я всё ей рассказал, и она сильно переживает за тебя.
– Крис? – не дожидаюсь ответа, врываюсь в квартиру и, ничего не замечая вокруг, бегу в гостиную.
– Крис!
– Ника!
Мы обнимаемся и обе плачем. Больше ничего не нужно. Ситуация выходит из зоны контроля над собой, все переживания, стресс и боль выходят через слёзы. Пытаемся друг друга успокоить со словами: «всё будет хорошо». Но каждая из нас понимает, что нынешняя обстановка не дотягивает даже до слова «нормально».
Немного выпустив пар, утираясь носовыми платочками, садимся на диван в гостиной.
– Как ты могла мне не позвонить? Я чуть с ума не сошла, когда со мной связалась полиция. Места себе не находила, когда пыталась дозвониться до тебя, а ты не отвечала. А потом и вовсе телефон был выключен, – обвиняет меня Крис, но при этом, сколько заботы в её глазах.
– Прости меня, я запуталась в себе! – пытаюсь оправдаться.
– Это ты меня прости, дуру! – вновь меня обнимая, говорит Крис. – Я сразу со своими претензиями. Ты же знаешь, как мне дорога, и я не переживу, если тебя потеряю.
– Лучше бы я позвонила тебе и, может быть, не наделала бы столько глупостей! – беру её за руку и крепко сжимаю.
– Я до сих пор, как в тумане! Дмитрий Сергеевич сообщил мне всё, что знает. Я сразу же вылетела первым рейсом сюда. Но в моей голове так и ничего не складывается. Прошу, милая, расскажи всё по порядку.
Мне необходим этот разговор, как воздух. Ничего не скрывая, я рассказываю обо всём, что происходило со мной за эти четыре дня. Крис внимательно и вдумчиво слушает. На её глазах то наворачиваются слёзы, то расширяются зрачки от удивления. А когда я вспоминаю про адские минуты опознания своего мужа, она плачет навзрыд.
На протяжении моего повествования Крис поддерживает меня взглядом и словом. Мне становится легче.
Окидываю взглядом свою гостиную. Всё перевернуто с ног на голову. Полицейские не особо церемонились, когда обыскивали квартиру. От былого уюта не осталось и следа. Вещи, которые я с такой любовью подбирала и покупала, валяются в хаотичном порядке на полу. Ящики из шкафов вытянуты и всё, что находилось в них, тоже на полу. А что творится на втором этаже?! Боюсь представить.
– Не переживай! – говорит Крис, поглаживая меня по спине. – Я всё здесь уберу и наведу порядок. А тебе стоит подумать о себе. Дмитрий рассказал мне о его плане по спасению твоей свободы. Я с ним на сто процентов солидарна. На тебя кто-то открыл охоту и хочет подставить. Ты должна, хотя нет, ты просто обязана уехать!
– Крис, а как же Дима, мой муж? Я не могу просто взять и уехать, не простившись с ним, – мысль о похоронах заставляет сердце сжаться сильнее и не отпускает.
– Дорогая, я понимаю, что ты чувствуешь. Ты хочешь поступить правильно, я и это понимаю. Но ситуация не даёт тебе такой возможности. Послушай, я всё организую. С похоронами не будет никаких проблем, все расходы и вопросы возьму на себя. Я тебя умоляю, уезжай, пока ты не оказалась за решёткой.
В комнату входит Дмитрий Сергеевич, и я понимаю, что пора принимать судьбоносное решение: остаться и бороться с неизведанным врагом, либо бежать, не оглядываясь, и подарить себе шанс на новую жизнь.
На данный момент не могу дать объективную оценку своим действиям, насколько эгоистично и безответственно поступаю. Мой выбор – побег. Не исключено, что позже буду рвать на себе волосы и корить за этот шаг, но сейчас я его делаю вместе с людьми, которые за меня переживают.
Собираю всё самое необходимое, стараясь не обращать внимания на разруху в квартире. Втроём мы покидаем квартиру, и я закрываю дверь. Закрываю дверь в свою прошлую жизнь.
