Кэтрин Болфинч
Проигранное желание
Глава 16
Среда. После архива. Кристиан.
Изабелла выпорхнула из машины, легко поцеловав меня на прощание и не сказав ни ничего, кроме «спокойной ночи». Почему-то мне показалось, что в ее голосе слышалась самая настоящая издевка. Какая спокойная ночь после такого?! И дело не в том, что произошло, а в том, где. Вся ситуация с Ротчестер давно вышла за рамки, но это переходило и границы моего понимания, любой логики и здравомыслия.
Жалел ли я? Нет. Хотел бы повторить? В любом другом месте – да. Повторить и продолжить.
И хотя я и знал, что там действительно никого не было в тот момент, но учитывая, как быстро распространялись слухи в этом заведении, как выражается отец, то разумная, а точнее, поздне-разумная, предосторожность должна включиться. И проверять реакцию отца на эти сплетни мне не хотелось. Пусть они бы и оказались правдивыми.
С моей специализацией я мог бы уйти в любую компанию, любой другой университет, а вот на архитектуре Изи поставила бы крест. И это ведь совсем неправильно. Я не знал, задумывалась ли она о последствиях, потому что все зашло очень далеко, и мне казалось, зайдет еще дальше.
Я вышел из машины, оставляя там и эти мысли. Хотя они, скорее всего, просочились сквозь щели дверей, и теперь бесшумно ползли вслед за мной. Ровно как и воспоминания, возвращающие возбуждение, которое, кажется, никуда и не уходило, а с каждой ступенькой наверх становилось сильнее, вытаскивая из памяти картинки открытой аккуратной шеи, красивой груди, скрытой под тканью черного платья, запах ванили, которым насквозь пропиталась и моя рубашка, и ее восхитительные пушистые волосы, в ужасном свете желтой лампы, сияющие почти как пламя, пожирающее нас обоих. Этому безумству нельзя поддаваться, но мы не сдержались. И, наверное, в любой другой раз тоже бы не сдерживались.
Квартира встретила темной, холодной пустотой, привычной до самых кончиков пальцев. Вот только сейчас черные цвета почему-то не радовали, наоборот, безумно раздражали.
Я кинул ключи от машины и телефон на небольшой столик в коридоре. Не успел стянуть пальто, как всегда раздражающая меня мелодия звонка раздалась почти на всю квартиру. На экране высветилось имя отца, заставляя мгновенно похолодеть. Дурное предчувствие схватило за горло. Слишком плохой знак. Даже учитывая то, что в знаки я не верил.
Вряд ли отец услышал мой посыл во вселенную или что там еще бывает. И вряд ли узнал о Ротчестер, потому что занят слухами обо мне и Монро. Конечно, с таким рвением они скоро замолкнут, и тогда приписывать мне романы начнут чуть ли не с каждой из студенток. И с одной стороны, не хотелось бы, чтобы в списке сплетен оказалась Изи, а с другой, не хотелось, чтобы эти слухи долетали до нее.
Я глубоко вздохнул, настраиваясь на разговор.
– Да?
– Почему ты так долго подходишь к телефону? Будто у меня других дел нет, как пытаться дозвониться до тебя, – вместо приветствия начал мужчина. Да, примерно к этому я и готовился, но если разговор начался без нравоучений о студентках, значит, тема беседы окажется другой. Это радовало.
– И тебе привет.
– Привет-привет, завтра конференция, ты должен быть, как представитель нашего факультета.
– Официально я не работаю на твоем факультете, если ты вдруг забыл. – фыркнул я, включив громкую связь и сбрасывая с себя лишнюю одежду. Отец на том конце провода тяжело вздохнул, почти в точности, как я несколько минут назад.
– Ехать должна Стенелли, но она на больничном, ее заменяешь ты, поэтому будь готов к десяти утра, место пришлю. Я там тоже буду, – пытаясь успокоить, проговорил он. Но сработало это в обратную сторону. Я стал с удвоенной силой проклинать происходящее.
– Монро?
– Я сказал, что едешь ты, значит, едешь ты, – безапелляционно заявил мужчина, сухо попрощался и сбросил вызов.
Я устало опустился на диван в гостиной, бездумно уставился в потолок, ощущая острое желание написать Изабелле. Вот только почему-то номерами телефонов мы так и не обменялись.
***
Два дня. Целых два дня нудной и просто ужасно скучной информации в малоприятной компании. Отец то и дело проверял мою внимательность, изредка поглядывая на меня, будто я мог отвлечься на что-то кроме занимательных статистик и планов его любимых коллег.
Искренне не понимал, для чего ему представитель факультета, если он и сам присутствовал на этой встрече. Это казалось глупым и нелогичным, учитывая, что представитель факультета, то есть я, носил ровно ту же фамилию, что и декан этого факультета. А в то, что отец хотел мной похвастаться я не особо верил.
И ответ на этот вопрос я получил утром в пятницу, когда уже должен был привычно раздражать Ротчестер своим присутствием на лекции по литературе. Удивительно, но мне не хотелось, чтобы она думала, что я просто взял и исчез. И надеялся, что она так не думала, потому что об отмене моих лекций и отъезде узнала так же, как и все – через свою старосту, а та из деканата. И если еще один день отсутствия можно как-то объяснить, то всю пятницу и выходные уже сложнее. Да и не особо хотелось торчать здесь в выходные. В общем, отец просто взял и уехал, сказав мне, что его присутствие требовалось только в первый день, а на остальных хватит и меня.
И сейчас я снова «внимательно» слушал бубнеж старого профессора в очках и с тростью, скрывая зевоту и ярое желание сесть в машину и вернуться домой, в свою постель, сменить ужасный отель на привычную обстановку, в которой все лежало по полочкам и так, как мне удобно. И, наконец, сползти с этих неудобных стульев, превращающих задницу в квадратик.
Воспоминания о том, с какой регулярностью отец скидывал звонки мамы во время выступлений, до сих пор выводили из себя, снова подкидывая вопрос о том, как из счастливой семьи мы превратились в это. И даже не «мы» – этого уже давно не было, а они. Мама и папа, которые ради друг друга могли перевернуть половину мира. В какой момент отец завел любовниц с именем «работа» и «репутация», а мама, забыв про свои интересы, осела дома? Не то, чтобы я хотел разгребать их проблемы, но, может быть, ребенка внутри меня волновал этот вопрос, а может, я просто не хотел становиться таким, как отец. Не хотел забывать о чувствах, жизни, об эмоциях и том, что каждый человек не может быть идеальным. Что такое «репутация», если ты не можешь быть собой? Выдуманные шаблоны, которым нужно соответствовать? Что вообще крылось за фразой «не позорь меня»? Для меня это до сих пор загадка.
Стало любопытно, как бы отнеслась к этому Изабелла. Она казалась свободной, живущей по чувствам и искренней, как солнышко. И внешне тоже походила на необычный лучик света, который грел только тех, кто находился близко. Но почему-то иногда казалось, что это лишь тень, привычка.
Шел ли я уже по стопам отца? Когда-то я искренне этого не хотел, ушел с архитектурного, перестал создавать что-то свое, погрузился в литературу. А теперь? Теперь сидел здесь, игнорируя свои желания, привычный режим жизни. И это не из-за Ротчестер. Наверное. Нет, точно не из-за нее, просто матрас в отеле ужасный настолько, что я плохо спал прошлой ночью.
За мыслями и постоянными спорами с самим собой, презентация прошла довольно быстро, так что я даже не успел ничего решить, но все-таки вернулся в номер, собрал вещи, понимая, что задерживаться на конференции больше не хотел. Если отец думал спихнуть на меня свою работу, то это уже не моя проблема. По крайней мере, моему вопросу об отъезде никто не удивился.
Так что я сел в машину, написал одной знакомой в деканате, и уже вечером въехал в привычный двор. Даже и не подумал, что за день так сильно соскучился по рутинным делам.
А только по ним ли? – ехидно заметил внутренний голос, который я сразу же задавил.
Мелкий снег начал падать с неба, когда я вышел из машины. Да, с появлением в моей жизни Изабеллы многое изменилось, а что-то и вернулось. Хотя курение я все же бросил. Но многие мои поступки теперь могли легко ставиться со знаком вопроса рядом. И словно в подтверждение этих мыслей, телефон пискнул, оповещая о новом сообщении. Знакомая из деканата очень спокойно и вполне тихо прислала то, о чем я попросил. Номер Изи. И, судя по времени, сейчас она должна возвращаться с отработки в архиве, если, конечно, не закончила ее вчера. Интересно, она думала обо мне там? Да, эгоистично и совершенно самовлюбленно, но хотелось бы, чтобы хоть немного ее мыслей занимал я.
Не долго думая, я нажал на кнопку вызова, замечая рыжую копну волос около входа во двор.
Совпадение или судьба?
Изабелла ответила сразу, даже удивившись моему голосу. Я медленно двинулся в ее сторону, пытаясь не выдать себя раньше времени. Захотелось устроить что-то вроде небольшого сюрприза. И до безумия сильно хотелось видеть удивленное лицо, краснеющее от стеснения быстрее, чем от мороза.
Девушка, как обычно, строила из себя невыносимую. До тех пор, пока не заметила меня. Изи раскрыла глаза в удивлении, медленно опустила руку с телефоном, спрятав в карман. Потом сделала несколько шагов ко мне, не произнося ни слова. На какую-то долю секунды мне показалось, что она отвесит мне пощечину, и, в принципе, была бы права, потому что поступил я, как самый настоящий придурок, хоть и не по своей воле, но додумался до помощи друга только сегодня.
– Почему ты так рано приехал? В университете сказали, что тебя не будет до понедельника, – спросила девушка, осторожно опуская ладони на мои плечи.
– У тебя специальная программа, – Изи скривила губы в усмешке, почти копирующей мою, привстала на носочки и коснулась своими губами моих в нетерпеливом поцелуе, вкладывая в него все то, о чем не хотела говорить.
Ее пальцы, по обыкновению, зарылись в волосы на затылке, притягивая ближе, словно этого ей было мало, словно за эти полтора дня, что мы не виделись, она приняла для себя какое-то решение или нашла нужные мысли, и сейчас подтверждала их, закрепляя таким способом.
Я опустил руки на тонкую талию, не желая выпускать девушку из объятий. Не знаю, как она, но за эти полтора дня у меня появилось много мыслей. Даже слишком много. И сейчас, стоя под начинающимся снегопадом, целуя прекрасную девушку, все казалось каким-то приторно милым, будто мы перенеслись в глупую книжку о рождественском чуде, но почему-то мне это даже нравилось.
Изи, тяжело дыша, отстранилась, заглянула в мои глаза, выискивая там ответ на вопрос известный только ей.
– Не желаете поужинать, мистер Ротчестер? – она кокетливо улыбнулась, напоминая мне красивое и яркое ходячее солнышко.
– Должен ли я думать, что ваше предложение непристойно?
– Ни в коем случае, – усмехнулась Изабелла и, взяв меня за руку в совершенно невинном жесте, повела внутрь двора.
Глава 17
Я не знала, что делала. Просто в один момент почувствовала, что не хотела заканчивать вечер вот так просто и коротко. И, приглашая Кристиана на ужин, я не думала. Это, наверное, тот самый случайный импульс, быстрая мысль, которую просто взяли и озвучили, не думая о последствиях. Хотя, честно сказать, эти последствия – последнее, о чем нужно переживать. Важнее всего казалось теплое чувство, разливающееся в груди. Не возбуждение, не желание, а какая-то легкая нежность, даже радость.
– Ты так спешишь, потому что очень хочешь кушать? – язвительно спросил Кристиан.
– Я уже говорила, что ваши мысли невозможно испорчены?
– Даже несколько раз.
– Подумайте над своим поведением, молодой человек, – в шутку упрекнула я, заходя в подъезд. Кристиан тихо рассмеялся позади, за несколько шагов догоняя меня. И все остальное время до моей квартиры мы молчали. Именно в этот момент здравый смысл начал проникать в голову. Я пригласила Кристиана к себе. На ужин. В свою квартиру.
Зачем? Боже. Что я наделала?
Сразу же начала перебирать в памяти, когда убиралась в последний раз, застелила ли я постель, помыла ли посуду. Потом подумала, что просто могу не впускать его в спальню, затем вернулась к мыслям о чистоте, потому что когда думала о кровати, то воображение рисовало совсем не то. В какой-то момент двери лифта открылись, но я этого не заметила, пока Кристиан не потянул меня за руку, вырывая из раздумий. Все стало еще более неловким.
Я поспешила к нужной двери, быстро провернула ключ в замке, приглашая мужчину пройти вперед. Кристиан оглядел просторную светлую прихожую, стянул пальто, следом пиджак, оставаясь в одной черной рубашке, которая до безумия ему шла. Я даже забыла про то, что и самой нужно раздеться.
Раздавшийся в полной тишине звонок телефона показался каким-то громким, бьющим по голове, почти как с похмелья. На экране высветилось короткое «мама», правда, разговаривать у меня желания не было. Точнее, было, но только с одним человеком. С тем, что стоял напротив меня.
Но тут, словно по заказу, его мобильный тоже зазвонил, будто кто-то чувствовал, что нам нельзя находиться здесь и сейчас.
– Ответим? – глупо спросила я, Кристиан в ответ кивнул, почти одновременно со мной принимая вызов.
Мы прошли в гостиную, где мужчина буквально замер на пороге, рассматривая рождественское безумие и целое мое состояние, потраченное на декор, пополняющийся с каждым годом в два или три раза. Кристиан вопросительно поднял брови, а я была почти уверена, что если бы он не разговаривал по телефону, то точно бы выдал что-нибудь ехидное и саркастичное. Я прошла на кухню, оставляя его в гостиной.
Мама что-то увлеченно рассказывала про новый дизайн сада, про бесконечную работу отца, про Веру и ее поиски себя, мечущиеся от одной профессии к другой и заканчивающиеся возгласами со смыслом «я умру на улице». Да, такое отчаяние очень походило на настроение сестры.
Телефон перекочевал на столешницу, отзываясь громкой связью. Мама продолжала что-то рассказывать, а я проверяла холодильник, надеясь, что там осталась замороженная запеканка – обычно я делала сразу несколько, чтобы в нужный момент включить духовку и поставить туда блюдо.
– Слушай, Белла, – внезапно серьезно проговорила мама, так, что найденная запеканка едва не полетела на пол от неожиданной смены тона.
– Да?
– У одной моей подруги есть сын. Ну просто замечательный молодой человек твоего возраста, – проговорила она, заставляя меня остановиться прямо посреди кухни со стеклянной формой в руках, из-за которой просто до безобразия становилось холодно. Это третья попытка мамы познакомить меня с кем-то из «прелестных» сыновей ее подруг. Вот только из прелестного в них оказывались только комментарии их матерей. Однажды мне пришлось выяснить это опытным путем. И этот опыт оказался настолько плачевным, так сказать, на века, что повторять его не хотелось. А сейчас и тем более, учитывая, что в моей гостиной сидел просто до невозможного прекрасный мужчина, от взгляда которого все внутри переворачивалось.
– Я подумала, может, вы сходите на свидание? Мари сказала, он очень умный, занимается бейсболом, любит книги, – с деланным воодушевлением перечисляла мама, пока я отправляла многострадальный ужин в духовку. – В конце концов, нужно налаживать личную жизнь, Белла, – о да, и почему этот разговор обязательно должен проходить на громкой связи, когда всего в паре метров от меня сидел Кристиан? Почему именно так и именно сейчас?
Мужчина резко повернулся в мою сторону, словно прочитал эти мысли. Едкая усмешка растеклась по его губам, придав лицу какое-то хищное выражение, от которого все слова разом застряли в горле.
– Ты тут, Белла? – взволнованно спросила мама, так и не дождавшись ответа.
– Да, да, – я спешно отвернулась от Кристиана, чувствуя, как щеки быстро заливались краской, а возможность мыслить медленно возвращалась. Его взгляды буквально отдавали двусмысленностью, а этот разговор только усугубил ситуацию, заставляя меня лихорадочно придумывать, что сказать. А кому: мужчине, только что попрощавшемуся с кем-то по телефону или маме – хороший вопрос.
– Что мне сказать Мари? Ее сыну ты очень понравилась, – тут в голосе прорезались нотки гордости, хотя лучше бы она говорила с такой интонацией, что гордится тем, что я не спилась в пятнадцать и не сделала ее бабушкой. А ведь это только малая часть моих успехов за жизнь.
– Я тебе потом перезвоню, – нужно срочно заканчивать этот разговор. Просто немедленно и бесповоротно.
– Обещай подумать, Белла, – слишком эмоционально проговорила мама, делая этот разговор хуже, а ситуацию нелепее. Как там однажды сказала Кэсс? «Не вляпайся ни во что». Так вот, это мой особый талант, и жизнь без этого оказалась бы неполной, наверное. Но точно намного спокойнее.
– Я подумаю, – ответила я, сбрасывая вызов и упираясь в столешницу ладонью. Сейчас бы в ситуацию идеально вписался истерический смех. Такой громкий, со слезами на глазах и почти не прекращающийся.
– Подумаешь? – вкрадчивый шепот обжег шею, заставив едва не подпрыгнуть от неожиданности. Я повернула голову, почти столкнувшись с Кристианом носом. Голубые глаза с легким прищуром смотрели с явным упреком и ожиданием, отчего хотелось покраснеть, а затем с тихим «пуф» исчезнуть. Но я продолжала стоять на месте, а он наблюдать.
– Не хочешь объясниться, Белла? – с язвительной усмешкой спросил Кристиан, почти вжимая меня в угол кухонного гарнитура.
– Изабелла, – поправила я, сложив руки на груди, тут же находя и подходящий ответ, и привычную решимость. – По-твоему надо было сказать, что вообще-то мой парень почти на десять лет старше меня, он чрезвычайно красив, умен, ни в какое сравнение не идет с теми, кого она мне предлагает, – я загибала пальцы, перечисляя все то, что приходило на ум, когда мысли сворачивали в сторону Ротчестера, – а, да, – мой взгляд помрачнел, – он мой преподаватель, и так-то это запрещено, но кого это волнует, – я пожала плечами, как бы подкрепляя свой монолог этим действием. Кристиан усмехнулся, подавшись немного вниз, чтобы наши глаза оказались на одном уровне.
– Первая часть мне нравится, – прошептал он, голубые глаза опустились ниже, длинные пальцы скользнули на щеку, проведя нежную линию, – а вот от второй я бы с радостью отказался, – еще тише заметил он, возвращая взгляд.
– Но из жизни ее так просто не вычеркнешь, – кривая усмешка нарисовалась на моем лице, – зато это так интригует, – и я потянулась к Кристиану, больше не думая ни о чем, кроме него. Еще один секундный порыв, которому подчиняешься без оглядки на все остальное. Это тот самый импульс, из-за которого теряешь голову даже посреди старого архива, где вас в любой момент могут увидеть.
Губы тут же нашли друг друга, сплетаясь в жарком поцелуе, словно прошла целая вечность, а не полтора дня.
Руки Кристиана, вмиг оказавшиеся на моей спине, буквально вжали в крепкую грудь, заставляя задуматься о том, что я еще ни разу не видела его обнаженным, и в этот раз оплошность захотелось исправить.
Возбуждение разливалось по телу, запихивая остатки возражений и миллион «мы не должны» в дальний угол. Ноги подкашивались от внезапной слабости, низ живота сладко и предвкушающе тянул, как и грудь, желающая, чтобы к ней прикоснулись. И снова, будто прочитав мои мысли, ладони Кристиана заскользили вниз по спине, останавливаясь на уровне ягодиц, тут же их сжимая, заставляя прижаться к нему сильнее и почувствовать возбуждение, упирающееся в живот. И от этого хотелось стянуть с него одежду прямо здесь, посреди кухни. Одновременно хотелось, чтобы он взял меня грубо, пошло, развязно, продолжая то, что пришлось закончить в архиве, и вместе с этим хотелось растянуть удовольствие, почувствовать каждый миг, поцелуй и стон.
Пальцы нащупали маленькие пуговички на черной рубашке, принявшись медленно расстегивать.
Кристиан оторвался от моих губ, замыленным взглядом рассматривая меня.
– Скажи это.
– Сказать что?
– Что хочешь, чтобы я все же избавил тебя от одежды, – усмехнулся мужчина, нарочито медленно выводя круги по выпирающим сквозь ткань соскам, из-за чего желание почувствовать хотя бы его пальцы, росло с такой силой, что казалось, я скажу что угодно, лишь бы эта пытка прекратилась. Но при этом слова просто не шли, не формировались и не появлялись.
Кристиан слегка ущипнул меня, несильной болью возвращая в реальность. Я усмехнулась, подавшись вперед, оставляя между нашими губами всего несколько миллиметров, заглянула в его глаза.
– Сделай это, Кристиан, – прошептала я, замечая, как усмешка в одно мгновение стерлась с его лица, а через секунду его губы смяли мои в жадном поцелуе, словно этим действием он доказывал и себе, и мне, что над предложением о знакомстве я даже не задумаюсь.
Мужчина легко подхватил меня под бедра, заставляя сцепить ноги у него за спиной, вышел из кухни, направившись в сторону спальни. Я перебирала вьющиеся волосы, наблюдая за тем, как маленькие лампочки гирлянд переливались на темных прядях.
Возбуждение все еще летало вокруг, заставляя срывать поцелуи друг с друга, и спешно избавлять мужчину от рубашки, открывая взгляду то, над чем Кристиан Ротчестер потел в спортзале. И явно проводил часы на тренажерах не зря: широкие плечи, виднеющиеся кубики пресса, если бы он приходил в таком виде на лекции, то ни одна студентка не смогла бы стать отличницей, либо наоборот, ни одна не отправилась бы на пересдачу. Но, как сказал он сам, у меня особая программа, поэтому делиться этим знанием я ни с кем не собиралась.
Кристиан осторожно опустил меня на кровать, навис сверху. Взгляд прошелся от лица вниз, задерживаясь на груди, выглядывающей из выреза. Затем Кристиан мучительно медленно подцепил край свитера, потянув его вверх, отбросил в сторону, оставляя меня с обнаженной грудью.
Теплая ладонь тут же накрыла аккуратную округлость, слегка сжала. Тягучий поцелуй пришелся на губы, сместился вниз, на шею, прочертил дорожку к ключицам, на мгновение остановился между грудью, а затем язык прошелся по соску, заставляя еще сильнее изнывать от желания.
Кристиан легко подцепил пуговицу на брюках, ловко расстегнул ее, стягивая ненужный предмет одежды вместе с бельем.
Если он собирался свести меня с ума, то у него получалось делать это легко и просто.
Теплые пальцы скользнули вниз, нагло, развязно, словно это что-то обыденное, но все еще возбуждающее, заставляющее краснеть и закусывать губы, цепляться за него. Хотелось брать, получать удовольствие и отдавать его. Хотелось чувствовать его полностью в себе, ощущать теплые руки повсюду, а желание каждой клеточкой тела.
Я легко прикусила кожу на его предплечье, когда он проник пальцами внутрь, снова дразняще медленно, словно наказывая за что-то. Тут же потянулась к ремню, спешно расстегивая пряжку, за ней пуговицу и молнию.
Терпение лопнуло, унося за собой все остальное. Кристиан понял намек, отстранившись, чтобы избавиться от одежды. И снова обрушился на мои губы с поцелуем, вместе с этим толкнувшись внутрь, почти сцеловывая мой стон. Я выгнулась навстречу, пытаясь привыкнуть к заполняющему чувству. Кристиан сжал грудь, прикусил кожу на плече, оставляя там отметины. Бедра сами двигались навстречу, подстраиваясь под растягивающий удовольствие ритм, вырывая стоны, вызывая еще больше маленьких искорок, скапливающихся внизу живота и рассыпающихся по всему телу, заставляя еще теснее прижиматься к Кристиану, оставлять еле заметные следы укусов и полумесяцев. И с каждым движением чувствовать его желание, остро ощущать теплые ладони, скользящие, казалось, повсюду и дарящие тепло на контрасте с прохладным воздухом, отчего мурашек становилось больше, ощущения усиливались, а удовольствие подкрадывалось так близко, словно оставляя нас над обрывом – всего шаг, всего одно движение – полет вниз неизбежен, но мы бы и так сорвались вниз, кутаясь в одеяло из чувств.
Укус пришелся на шею, Кристиан толкнулся внутрь, а мир разделился, почва все же ушла из-под ног, опустив в наслаждение.
Кристиан, чтобы не раздавить меня, аккуратно перекатился набок, тут же обхватив за талию и прижав к себе, зарылся носом в волосы. Я пыталась восстановить дыхание, прикрыв глаза и вырисовывая невидимые круги на его руке. И, кажется, слова лишние. Здесь и сейчас царила тишина, тусклый белый свет от гирлянд, теплота и спокойствие, в довершении всего накрывающие с головой.
Я тяжело вздохнула, тут же почувствовав, как мужчина навис надо мной. Распахнула глаза, снова встречаясь с каким-то непонятным взглядом Кристиана. Он внимательно рассматривал меня, явно собираясь что-то спросить. А я глядела на него, наслаждаясь видом растрепанных волос, размазанной по его губам моей помады.
– Тебе не понравилось? – внезапно спросил мужчина, вызывая этим вопросом сначала недоумение, затем тихий смешок. Вероятно, если бы он был мной, то сошел бы с ума от удовольствия.
– А тебе?
– Мне понравилось.
– Так и мне.
– Да?
– О нет, – простонала я, – только не говори, что у тебя какие-то проблемы!
– Что? – удивился мужчина, – нет у меня никаких проблем! Ты просто так вздохнула, мне стало интересно.
– Я так вздохнула, потому что твоя рука меня придавила! – проговорила я, садясь в кровати и утягивая одеяло за собой, чтобы прикрыть грудь. Кажется, всем все равно на застеленную постель, сейчас она все равно выглядела так, словно белье просто кинули сверху.
Кристиан, скользнув взглядом по моему лицу, громко рассмеялся, а затем, потянув за руку, снова сгреб в объятия.
– Ты прелестная, ты знаешь это? – прошептал мужчина, я с трудом повернулась к нему лицом.
– Знаю, – привычная ехидная усмешка нарисовалась на его губах. В почти полной темноте, с этой озорной улыбкой, прищуренными глазами, растрепанными волосами, он выглядел так по-домашнему уютно, что не хотелось, чтобы когда-то эта ночь закончилась. Дикое желание поставить этот момент на паузу отдавало даже легкой грустью. Это всего лишь вечер пятницы, плавно перетекающий в субботу. Утром он уйдет, а в понедельник все снова станет, как раньше, оставляя нам только случайные встречи и страх, что о нас могут узнать. Но я пыталась не пускать эти мысли третьим лишним в постель, и Кристиан, кажется, делал тоже самое, почти шепотом рассказывая историю за историей, вызывая у меня смех, желание рассказывать о себе в ответ, чувствуя, как между нами происходило что-то особенное, хрупкое и бесконечно нежное. И я бы очень хотела, чтобы этот сводящий с ума взгляд так и дальше смотрел только на меня.
Мы говорили почти всю ночь, обсуждая детство, вспоминая забавные истории. Например, как однажды Кристиан сломал нос, неудачно въехав на скейте в столб, или как я проходила с гипсом на руке, потому что решила, что картонные крылья смогут спустить меня с ограждения на веранде. А в какой-то момент мы просто уснули, все также обнимая друг друга.
И только утром я с трудом открыла глаза от настойчивого звонка в дверь. Я подскочила с кровати, оглядываясь по сторонам и замечая спящего рядом Кристиана. О нет, нет, нет… сегодня суббота. Должно быть это сестра.
