Лев Троцкий
Историческое подготовление Октября. Часть I: От Февраля до Октября

Полная версия

Выводы

Разрешение вопроса о войне и мире лежит для революционной России на том же самом пути, что и разрешение всех основных вопросов внутренней жизни страны. Только доведение революции до конца, т.-е. превращение ее в революцию трудящихся масс, с переходом власти в руки Совета Рабочих и Солдатских Депутатов, может создать необходимую внутреннюю связь армии и сделать ее жизнеспособным организмом; и только на этом же пути русская революция может дать могущественный толчок революции и на Западе, являющейся единственным верным способом ликвидации войны.

Из всего изложенного вытекает:

1. что дальнейшее признание старых царских сделок с союзными империалистами так же гибельно для интересов революции и так же несовместимо с ее честью, как и заключение сепаратного мира с германским империализмом;

2. что бессильные увещания русского правительства по адресу союзных империалистов неспособны дать какие бы то ни было практические результаты, знаменуют только политику проволочек и топтания на месте, разлагают армию и демократию и подрывают политический и нравственный авторитет русской революции;

3. что все призывы Совета Рабочих и Солдатских Депутатов к народам Европы парализуются тем фактом, что внешняя политика России остается в руках капиталистических классов, связанных с союзной дипломатией, действующей в направлении прямо противоположном призывам Совета Рабочих и Солдатских депутатов;

4. что единственным выходом для русского народа является открытое провозглашение полной независимости всей дипломатической и военной политики русской революции, которая должна немедленно призвать народы не от имени безвластной организации, а от имени революционной власти – к борьбе со своими собственными империалистами во имя демократического мира и обещать всю силу своей поддержки тем народам, которые встанут на этот путь;

5. что только при выполнении указанных предпосылок русская революция создаст несокрушимую внутреннюю связь между армией и народом и сделает армию способной, в случае необходимости, бросить всю свою силу на чашу весов;

6. что только такое выключение России из империалистического круга и превращение ее армии в активную опору европейской революции, где бы она ни вспыхнула, может заставить европейские правительства – перед призраком восстания собственных рабочих масс – поспешить с заключением мира, прежде чем победоносная европейская революция положит конец их преступному господству.

«Вперед» N 5, 11 июля (28 июня) 1917 г.

5. К вопросу об объединении интернационалистов

Л. Троцкий. ОТ СЛОВ – К ДЕЛУ^[147] (К вопросу об объединении интернационалистов)^[148]

Прошло уже полтора месяца после конференции Петроградской междурайонной организации, а вопрос об объединении интернационалистов не двинулся ни на шаг с места. Более того: кто присутствовал на конференции и наблюдал господствовавшее там настроение, тот скажет, что тогда объединение стояло как бы ближе перед нами, чем теперь. Тогда оно во всяком случае стояло, как практическая задача. Сейчас оно слишком часто превращается в благочестивую фразу, которая не обязывает ни к каким деловым выводам.

На конференции было установлено, что у нас нет принципиальных разногласий с большевиками. Мы пришли к одним и тем же выводам по всем основным вопросам, поставленным перед нами войной, революцией и кризисом Интернационала. А так как раздельное организационное существование может оправдываться только глубокими программными или тактическими разногласиями, то из отсутствия таковых обязательно вытекает вывод: полное организационное слияние.

Правда, на конференции указывалось на затруднения, вытекающие из навыков и приемов большевистской кружковщины. Этих затруднений, конечно, отрицать нельзя, они и сейчас нередко сказываются в весьма непривлекательной форме, как в организационной политике ЦК, так и на страницах «Правды». Но тогда же, на конференции, т. Луначарский^[149] совершенно правильно указал, что в условиях открытого существования массовой рабочей партии эта кружковщина встречает могущественный противовес. Во всяком случае, при отсутствии принципиальных разногласий, нельзя бороться против методов кружковщины иначе, как противопоставляя ей в рамках общей организации более здоровые, т.-е. более демократические, методы ведения партийной работы. Искусственно сохранять сепаратную организацию, в целях борьбы с кружковщиной, значило бы создавать почву для своей собственной кружковщины более мелкого масштаба. Междурайонная организация несомненно стоит перед этой опасностью.

В N 3 «Вперед» т. Юренев,^[150] в качестве одного из доводов в пользу затягивания объединительных шагов, приводит ссылку на меньшевиков-интернационалистов.^[151]

«Единство, – пишет он, – для нас неприемлемо в форме сепаратного слияния, скажем, с т.т. большевиками. Несмотря на то, что мы в центральных вопросах, поставленных революцией, с ними вполне сходимся, было бы ошибкой, не исчерпав всех возможностей создания единой революционной с.-д., слиться немедля. В петербургском масштабе это было бы плюсом: во всероссийском – минусом. Выход мы видим не в таком слиянии, а в подготовке общими усилиями всероссийского съезда с.-д. интернационалистов» (курсив мой).

Ставить вопрос так, значит ставить его в корне неправильно. Вопрос идет не о сепаратном слиянии, «скажем (!?), с т.т. большевиками», а об объединении именно с большевиками. Объединение в эту сторону уже предопределено всем предшествующим развитием. Принципиальная основа для него формулирована в наших резолюциях. Вся наша работа в Петрограде ведется в форме «сепаратного» сотрудничества с большевиками. Задача состоит теперь в том, чтоб устранить организационные перегородки, тормозящие и дезорганизующие эту общую политическую работу. Т. Юренев сам признает, что для Петрограда такое объединение будет плюсом; он думает, однако, что оно явилось бы минусом для провинции.

Прежде всего междурайонная организация есть петроградская организация и, следовательно, несомненный крупнейший выигрыш для петроградского движения, какой даст это объединение интернационалистских сил, не может никак идти в сравнение с тем, более чем гадательным, ущербом, какой петроградское объединение будто бы принесет провинции. «Плюс» для Петрограда при настоящих условиях, когда «Петроград» подвергается такой бешеной травле со стороны всех элементов контрреволюции, не может не иметь для нас решающего характера.

В чем, однако, мог бы состоять ущерб для провинции? Мысль т. Юренева, очевидно, такова. Провинция отстала от Питера. Политические группировки там еще весьма бесформенны. Откалываясь от оборонцев, провинциальные интернационалисты, может быть, не решатся примкнуть к большевикам; тем охотнее они примкнут к объединенным интернационалистам. Это рассуждение было бы более или менее убедительно, если бы мы были простым блоком «интернационалистов», не примыкающих ни к большевикам, ни к меньшевикам. Но этого нет. Мы сплотились на почве определенной платформы, которая не отличается от большевистской. В этих условиях раздельное существование нашей организации и большевистской способно только сбивать с толку провинцию, а это никак не может считаться «плюсом». Да и вообще было бы наивно думать, что сейчас, когда все вопросы стоят ребром, политические группировки в рабочем классе или в его социалистическом авангарде могут зависеть от второстепенных явлений внутрипартийного характера.

«Но партия с.-д. интернационалистов, – говорит т. Юренев, – не мыслится нами, как секта, организация безусловных единомышленников… И пусть меньшевики-интернационалисты иначе относятся к вопросу об организации (?) власти – с ними у нас возможна общая работа, возможно и необходимо единство».

Что партия не должна быть сектой, это, конечно, совершенно верно. Но, к сожалению, эта общая мысль не дает ответа на стоящий перед нами вопрос. Если б нам предложили на выбор: объединение с большевиками и меньшевиками-интернационалистами, на одной стороне, объединение только с большевиками на другой стороне, и мы выбрали бы эту вторую сторону, можно было бы тогда еще говорить о сектантстве. Но на самом деле никто нам такого выбора не предлагает. Меньшевики-интернационалисты нигде не заявляли о своей готовности объединяться с нами. Наоборот, они энергично отмежевываются от общей нам с большевиками позиции в основном вопросе революции – о завоевании власти. Они не только не спешат порывать со своими оборонцами, чтобы объединяться с нами и с большевиками, но, наоборот, всячески подчеркивая то, что отделяет их от нас, замыкают свою тактику в рамки меньшевистски-оборонческой организации, разрешая себе лишь самостоятельные политические выступления. Если бы мы, в свою очередь, поставили нашу объединительную работу в зависимость от эволюции отношений внутри меньшевистской фракции, это значило бы практически отказаться от объединения элементов, уже единомыслящих, во имя уловления элементов, отнюдь не проявляющих своей готовности объединяться с нами. И во всяком случае, если бы сторонники т. Мартова сочли возможным объединиться с нами и большевиками, – а мы бы это только приветствовали, – для них, для меньшевиков, было бы по существу безразлично, существуем ли мы с большевиками раздельно или организационно объединены на основе общей платформы революционного действия.

Но гораздо важнее для нас вопрос о тех, сравнительно еще широких слоях рабочих, которые шли до настоящего времени за меньшевиками и социалистами-революционерами. Мы имеем полное право рассчитывать, что эти более отсталые массы будут теперь всей логикой положения и всеми экспериментами правительственной политики – и в первую очередь экспериментом наступления! – толкаться в сторону революционного социализма. Точно так же наиболее угнетенные слои крестьянства и мелкой буржуазии, а, стало быть, и армии, будут с каждым днем испытывать все большее разочарование в политике коалиционного правительства и будут искать выхода на революционном пути. Эти массы нуждаются в ясных и простых политических группировках. Лагерю консервативного мелкобуржуазного оборончества должен противостоять сплоченный лагерь революционного социализма. Поэтому и для провинции – если брать не провинцию кружков, а провинцию масс – раздельное существование объединенных интернационалистов и большевиков есть не плюс, а минус.

Пора в деле объединения переходить от слов к делу. Наряду с совместной подготовкой общего съезда интернационалистов, нужно уже сейчас обеспечить организационным путем возможно полное единство устной и печатной агитации и особенно единство политических действий.

Т. Юренев говорит о том, что единство должно осуществляться не сверху, а снизу. Это верно в том смысле, где нужно давление снизу, чтоб ускорить объединение сверху. И я думаю, что петроградским рабочим, большевикам и междурайонцам, пора нажать поэнергичнее с обоих сторон.

«Вперед» N 5, 11 июля (28 июня) 1917 г.

Л. Троцкий. НУЖНО НЕМЕДЛЕННО ОБЪЕДИНИТЬСЯ НА ДЕЛЕ (Ответ на запрос)

На ряде последних митингов, где мне приходилось выступать, мне задавали вопросы: имеются ли какие-либо разногласия между объединенной организацией (межрайонной) и большевистской, и если нет, то чем объясняется их раздельное существование.

На эти вопросы я считаю необходимым ответить в печати:

1. Никаких принципиальных или тактических разногласий между «объединенной» и большевистской организацией, по моему мнению, не существует в настоящее время.

2. Стало быть, нет таких мотивов, которые оправдывали бы раздельное существование этих организаций.

3. Товарищи рабочие, члены обоих организаций, насколько я могу судить, прекрасно сознают это и признают неотложность объединения по всей линии.

4. Объединение всей работы в Петрограде должно, на мой взгляд, осуществиться немедленно, не дожидаясь партийного съезда, который нам должен дать полное организационное слияние.

5. В этом именно духе, надеемся, разрешит вопрос об единстве открывающаяся сегодня общегородская конференция объединенной организации.^[152] Она должна дать решительный отпор консервативным и сепаратистским кружковым тенденциям, лишенным какого бы то ни было принципиального оправдания.

«Правда» N 97, 15 (2) июля 1917 г.

IV. Напор контрреволюции

1. Против буржуазной клеветы

Л. Троцкий. ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ

Уважаемые товарищи!

Не откажитесь опубликовать в ближайшем номере следующие строки:

Сегодня в «Речи» некий Clemens пишет обо мне: «А там сам гордый, великий Троцкий, на лбу которого горит извещение английских властей о 10.000 долларов, полученных им от немцев-американцев на поездку в Россию, хотя он, Троцкий, в великолепии своем якобы этого не замечает, – очевидно, из пренебрежения к союзной нам Англии».

Эта инсинуация появляется в «Речи» в третий раз: сперва в статье г. Милюкова, затем в отделе печати, наконец – у Clemens'a, причем в двух последних случаях указывается на то, что я до сих пор этого «сообщения» не опроверг.

На самом деле я еще 25 мая переслал министру иностранных дел, г. Терещенко, через председателя Совета Рабочих и Солдатских Депутатов Н. С. Чхеидзе, обширное письмо по поводу задержания меня в Галифаксе. Письмо это заканчивалось следующими строками: "Уже по прибытии в Петроград я ознакомился с официальным сообщением английского посланника по поводу нашего задержания в Галифаксе. Г. Бьюкенен заявил, что мы, задержанные, направлялись во всеоружии субсидированного германским правительством плана низвергнуть Временное Правительство (первого состава).

Это сообщение о полученных мною от германского правительства деньгах дополняет необходимым штрихом все поведение английского правительства в отношении к русским эмигрантам, – поведение, сотканное из насилия, увертливой лжи и циничной клеветы. Считаете ли Вы, однако, г. министр, в порядке вещей тот факт, что Англия представлена лицом, запятнавшим себя столь бесстыдной клеветой и не ударившим после того пальцем о палец для собственной реабилитации?".

Свое письмо г. Терещенко я издал особой брошюрой «В плену у англичан» (изд. «Книга», ц. 15 к.). Написанное для брошюры предисловие заканчивается следующими словами: "В «осведомленных» кругах, как нам передают, называли даже и размеры субсидии: ровным счетом 10.000 марок^[153]. В такую скромную сумму, выходит, оценивало немецкое правительство устойчивость правительства Гучкова – Милюкова.

Английской дипломатии, вообще говоря, нельзя отказать ни в осторожности, ни в декоративном чисто-внешнем «джентльменстве». Между тем, заявление английского посла о полученной нами немецкой субсидии явно страдает отсутствием обоих этих качеств: оно низко и глупо в равной степени. Объясняется это тем, что у великобританских политиков и дипломатов есть две манеры: одна – для «цивилизованных» стран, другая – для колоний. Сэр Бьюкенен, который был лучшим другом царской монархии, а теперь перечислился в друзья республики, чувствует себя, однако, в России, как в Индии или Египте, и потому не усматривает никаких оснований стесняться. Великобританские власти считают себя в праве снимать русских граждан с нейтральных пароходов и заключать в лагерь для военнопленных; великобританский посланник считает возможным выступать против русских революционных деятелей с самой низкопробной клеветой. Этому поистине пора бы положить конец. И цель настоящей брошюры – содействовать ускорению того момента, когда демократическая Россия скажет г. Бьюкенену и его хозяевам: «Потрудитесь убрать ноги со стола».

К этим цитатам мне нечего прибавить. Читатели не станут требовать от меня моральной оценки действий «Речи» – ее хозяев и ее наемников.

Лев Троцкий.

«Новая Жизнь» N 56, 23 июня 1917 г.

Л. Троцкий. 10.000 ДОЛЛАРОВ, «ФЕРЕЙН» И КЛЕВЕТНИКИ (Письмо в редакцию)

Мое письмо на столбцах «Новой Жизни» (23 июня) имело совершенно неожиданные последствия. Редакция вернопреданного «Вечернего Времени»^[154] отправила одного из своих сотрудников за разъяснениями к великобританскому послу. Разъяснения эти оказались в высшей степени сенсационными.

"Мое правительство, – сказал г. Бьюкенен, – задержало группу эмигрантов в Галифаксе только для и до выяснения их личностей русским правительством: это было его обязанностью. Как только получился ответ от русского правительства о пропуске задержанных, они были немедленно пропущены.

К этому сводится все дело задержания русских эмигрантов. Что касается истории с 10.000 марок или долларов, то ни мое правительство, ни я о ней ничего не знали до появления о ней сведений уже здесь в русских кругах и в русской печати" («Веч. Вр.», 23 июня 1917 г.).

Получив такой ответ, вернопреданное «Вечернее Время», разумеется, обвинило меня в инсинуациях по адресу английского посла: «и эти люди жили в Европе и Америке!», возмущается суворинская газета.

Однако, позвольте же! Г. Милюков сообщил, что сведения о десяти тысячах долларов он получил «из английского источника». В качестве министра иностранных дел, г. Милюков мог, очевидно, получить такого рода сведения не от секретаря пиквикского клуба, а из английских правительственных сфер, т.-е., прежде всего, от великобританского посольства в Петрограде. Но нет! г. Бьюкенен заявляет «Вечернему Времени», что ни его правительство, ни он сам ничего не знали о 10.000 до появления об этой истории сведений «в русских кругах», т.-е. до того, как всплыли инсинуации г. Милюкова. Итак, г. Милюков сообщает нам, что о 10.000 долларов он узнал из кругов г. Бьюкенена; а этот последний говорит, что обо всей истории услышал впервые от… г. Милюкова. Почтенные джентльмены оказались, следовательно, и на этот раз связаны круговой порукой. Но кто же из них все-таки является, так сказать, основоположником всего дела? Или же, согласно французской пословице, хорошие умы сошлись на одном и том же… откровении?

Однако с г. Бьюкененом дело обстоит вовсе не так просто. 14 апреля 1917 г., т.-е. в то время, как я сидел еще в канадском лагере для военнопленных, английское посольство разослало русской печати сообщение, в котором говорилось следующее:

«Те русские граждане на пароходе Cristianiafiord были задержаны в Галифаксе, потому что сообщено английскому правительству, что они имели связь с планом, субсидированным германским правительством, – низвергнуть русское Временное Правительство…» Безграмотно, но ясно! Теперь же, спустя два с половиной месяца, г. Бьюкенен заявляет: «Мое правительство задержало группу эмигрантов в Галифаксе только для и до выяснения их личностей русским правительством… К этому сводится все дело задержания русских эмигрантов». Что же касается немецкой субсидии, то, как мы слышали, ни г. Бьюкенен, ни его правительство ничего о ней не знали до появления сведений в русской печати.

Но ведь в русскую печать сведения проникли впервые как раз из… английского посольства. Выходит, следовательно, что г. Бьюкенен противоречит не только г. Милюкову, но и самому себе. Сперва оповещает печать, что русские эмигранты задержаны вследствие получения ими немецкой субсидии. А затем, как ни в чем не бывало, рассказывает, что о немецкой субсидии он узнал впервые из русской печати. У сэра Бьюкенена, несомненно, из рук вон плохая память. Возможно, что это результат того самого дипломатического «переутомления», на которое ссылается пресса в объяснение слухов о близкой отставке г. Бьюкенена.

После интервью английского посла в «Вечернем Времени» вопрос, казалось бы, ликвидируется сам собою: г. Бьюкенен одним ударом расправился с клеветой г. Милюкова и заодно – со своей собственной. Но думать, что «Речь» смирилась перед очевидностью, значило бы плохо знать ее целомудренных Гамзеев. Один из них, ни словом не откликаясь на убийственное (и самоубийственное) интервью г. Бьюкенена, сделал в обзоре печати попытку передвинуть вопрос на новые рельсы: речь шла о 10.000 «не от германского правительства, а от германского ферейна, от германо-американцев». Какой «ферейн», когда и какие деньги он давал мне, об этом целомудренный Милюков не говорит ни слова. Но зато на сцену снова выводится Колышко. «Речь» пишет:

«Г. Троцкий выражает удивление, что германское правительство рассчитывало свергнуть „правительство Гучкова – Милюкова“ за такую скромную сумму». Г. Троцкий прав: именно скромность суммы и заставляет усомниться в назначении этих (?) денег. Г-ну Колышко оказание той же услуги Германии обошлось (?), несомненно, в гораздо более крупную сумму" (24 июня).

Выходит, что о деньгах кадетский Гамзей знает наверное («лопни мои глаза!»), только сомневается насчет их «назначения». Не знает, от кого, не знает, для чего. Но зато знает, что по-немецки союз называется «ферейн». И еще твердо знает, что г-ну Колышко оказание той же (какой?) услуги Германии «обошлось» (?!) в гораздо более крупную сумму. Бегают у либерального Гамзея раскосые глаза и любострастно подергиваются воровские пальцы. И от клеветнического восторга дыхание спирает в зобу у Гамзея и он не в силах даже совладеть с фразой: не то Германия платит г-ну Колышко, не то Колышко – Германии. Но все равно. Священнодействует Гамзей…

Что это, однако, за «ферейн»? Откуда он взялся? Мы на этот счет хотим предложить свою гипотезу. В Соединенных Штатах существует действительно могущественный немецкий патриотический ферейн, ведший до вмешательства Соединенных Штатов в войну самую ожесточенную и бесчестную, – теперь можно сказать, чисто-милюковскую, – травлю против федерации немецких рабочих-интернационалистов, которых «ферейн» обзывал слугами царя (Zarenknechte) и наемниками Англии. С патриотическим немецким «ферейном» у меня было ровно столько же точек соприкосновения, сколько с кадетской партией.

Но немецким рабочим я не раз читал рефераты в защиту тактики Либкнехта против тактики Шейдемана и половинчатости Каутского. С этими немецкими рабочими-либкнехтианцами нас связывали узы политической солидарности и полного взаимного доверия. За два дня до моего отъезда из Нью-Йорка в Европу мои немецкие единомышленники совместно с американскими, русскими, латышскими, еврейскими, литовскими и финскими друзьями и сторонниками устроили мне «прощальный митинг». На этом митинге производился сбор на русскую революцию. Сбор дал 310 долларов. В счет этой суммы немецкие рабочие внесли через председателя 100 долларов. Сто долларов, г-да кадеты! Сто долларов, целомудренная «Речь»! Отчет о митинге появился во многих нью-иоркских газетах.

Эти публично собранные и публично переданные в мое распоряжение 310 долларов я на другой же день, с согласия организаторов митинга, распределил между пятью возвращавшимися в Россию эмигрантами, которым не хватало денег на проезд. Трое из этих эмигрантов находятся сейчас в Петрограде, один – на фронте, один – в Москве. Остается предположить, что какой-нибудь из малограмотных и пьяных нью-йоркских шпиков Милюкова – Бьюкенена превратил 100 долларов в 10.000, а группу немецких рабочих-интернационалистов смешал с патриотическим ферейном… если не предполагать вообще, что всю эту историю г. Милюков просто-напросто высосал из своего указательного пальца.

Для того, чтобы на будущие времена ввести необходимый коэффициент в «высказывания» обо мне г.г. лжецов, клеветников, кадетских газетчиков и негодяев вообще, считаю полезным заявить, что за всю свою жизнь я не имел единовременно в своем распоряжении не только 10.000 долларов, но и одной десятой части этой суммы. Подобное признание может, правда, гораздо основательнее погубить мою репутацию в глазах кадетской аудитории, чем все инсинуации г. Милюкова. Но я давно примирился с мыслью прожить свою жизнь без знаков одобрения со стороны либеральных буржуа.

Лев Троцкий.

«Новая Жизнь» N 59, 27 июня 1917 г.