Лев Троцкий
Историческое подготовление Октября. Часть I: От Февраля до Октября
I. Первый этап революции
Л. Троцкий. У ПОРОГА РЕВОЛЮЦИИ
Улицы Петрограда снова заговорили языком 1905 года.[4] Как и тогда, во время русско-японской войны, рабочие требуют хлеба, мира, свободы. Как и тогда, не движутся трамваи и не выходят газеты. Рабочие выпускают пары из машин, покидают свои станки, выходят на улицы. Правительство выводит своих казаков. И опять, как в 1905 г., только эти две силы и видны на улицах столицы: революционные рабочие и царские войска.
Движение вспыхнуло из-за недостатка хлеба. Это, конечно, не случайная причина. Во всех воюющих странах недостаток съестных припасов есть наиболее непосредственная, наиболее острая причина недовольства и возмущения народных масс. Все безумие войны раскрывается им ярче всего из этого угла: невозможно производить средства жизни, потому что необходимо создавать орудия смерти.
Тем не менее попытки официозных англо-русских телеграфных агентов свести все дело к временной недостаче хлеба и снежным заносам представляется одним из наиболее нелепых применений политики страуса, который при приближении опасности прячет голову в песок. Из-за снежных заносов, которые временно затрудняют приток жизненных продуктов, рабочие не останавливают заводов, трамваев и типографий и не выходят на улицы для очной ставки с казаками.
У людей коротка память, и многие – даже в нашей собственной среде – успели позабыть, что нынешняя война застигла Россию в состоянии могущественного революционного брожения. После тяжкого контрреволюционного столбняка 1908 – 1911 г.г. русский пролетариат успел залечить свои раны во время двух-трех лет промышленного подъема, и расстрел стачечников на Лене в апреле 1912 года снова пробудил революционную энергию русских рабочих масс. Начался стачечный прибой. И в последний год перед войной волна экономических и политических стачек достигла той высоты, какую она имела только в 1905 г. Летом 1914 года, когда французский президент Пуанкаре[5] приезжал в Петербург (надо полагать, для переговоров с царем о том, как спасать малые и слабые народы), русский пролетариат находился в состоянии чрезвычайного революционного напряжения, и президент Французской республики мог своими глазами видеть в столице своего друга-царя первые баррикады Второй Русской Революции.
Война оборвала нараставший революционный прибой. Повторилось то же, что десять лет тому назад во время русско-японской войны. После бурных стачечных движений 1903 года[6] мы наблюдали в течение первого года войны (1904) почти полное политическое затишье в стране: для петербургских рабочих масс потребовалось тогда двенадцать месяцев, чтобы осмотреться в войне и выступить на улицу со своими требованиями и протестами. Это и произошло 9 января 1905 года, когда, так сказать, официально началась первая наша революция.
Нынешняя война неизмеримо грандиознее русско-японской. Мобилизовавши миллионы солдат для «защиты отечества», царское правительство не только расстроило ряды пролетариата, но и поставило перед мыслью его передовых слоев новые вопросы неизмеримой важности. Из-за чего война? Должен ли пролетариат брать на себя «защиту отечества»? Какова должна быть тактика рабочего класса во время войны?
Между тем царизм и связанные с ним дворянско-капиталистические верхи обнажили во время войны до конца свою истинную природу: природу преступных хищников, ослепленных безграничной жадностью и парализованных собственной бездарностью. Захватные аппетиты правящей клики росли по мере того, как перед народом раскрывалась ее полная неспособность справиться с первейшими военными, промышленными и продовольственными задачами, порожденными войной. И вместе с тем накоплялись, росли и обострялись бедствия масс – неизбежные бедствия войны, помноженные на преступную анархию «распутинского» царизма.
В самых широких рабочих толщах, до которых, может быть, никогда раньше не доходило слово революционной агитации, накоплялось под влиянием событий войны глубокое ожесточение против правящих. А тем временем в передовом слое рабочего класса завершался процесс критической переработки новых событий. Социалистический пролетариат России оправился от удара, нанесенного ему националистическим падением влиятельнейших частей Интернационала, и понял, что новая эпоха призывает нас не к смягчению, а к обострению революционной борьбы. Нынешние события в Петрограде и Москве являются результатом всей этой подготовительной внутренней работы.
Дезорганизованное, скомпрометированное, разрозненное правительство наверху, расшатанная вконец армия, недовольство, неуверенность и страх в среде имущих классов, глубокое ожесточение в народных низах, численно возросший пролетариат, закаленный в огне событий, – все это дает нам право сказать, что мы являемся свидетелями начала Второй Российской Революции. Будем надеяться, что многие из нас явятся ее участниками.
«Новый Мир»[7] N 934, 13 марта (27 февраля) 1917 г.
Л. Троцкий. РЕВОЛЮЦИЯ В РОССИИ
То, что сейчас происходит в России, войдет навсегда в историю, как одно из величайших ее событий. Наши дети, внуки и правнуки будут говорить об этих днях, как о начале новой эпохи в истории человечества. Русский пролетариат восстал против самого преступного из режимов, против самого отверженного из правительств. Народ Петрограда поднялся против самой бесчестной и самой кровавой из войн. Столичные войска стали под красное знамя мятежа и свободы. Царские министры арестованы. Министры Романова, повелителя старой России, организаторы всероссийского самовластья, посажены народом в одну из тех тюрем, которые до сих пор раскрывали свои кованые ворота только для народных борцов. Этот один факт дает истинную оценку событий, их размаха и могущества. Могучая лавина революции в полном ходу, – никакая сила человеческая ее не остановит.
У власти стоит, как сообщает телеграфная проволока, Временное Правительство[8][9] в составе представителей думского большинства, под председательством Родзянки.[10] Это Временное Правительство – исполнительный комитет либеральной буржуазии, – не шло к революции, не вызывало ее и не руководит ею. Родзянки и Милюковы[11] подняты к власти первой высокой волной революционного прибоя. Они больше всего боятся, как бы не захлебнуться в нем. Заняв места, которые еще не остыли после министров, переведенных в одиночные камеры тюрьмы, вожди либеральной буржуазии готовы считать революцию законченной. Такова же мысль и надежда всей мировой буржуазии. Между тем революция только началась. Ее движущей силой являются не те, что выбрали Родзянку и Милюкова. И не в исполнительном комитете третьеиюньской Думы[12] найдет революция свое руководство.
Голодные матери голодающих детей негодующе подняли к окнам дворцов свои истощенные руки, и проклятье этих женщин народа прозвучало, как голос революционного набата. Вот где начало событий. Рабочие Петрограда дали тревожный гудок; сотни тысяч высыпали из заводов на мостовые города, которые уже знают, что такое баррикады. Вот где сила революции! Всеобщая стачка потрясла мощный организм столицы, парализовала государственную власть, загнала царя в одну из его золоченых трущоб. Вот где путь революции! Войска петроградского гарнизона, как ближайший отряд всероссийской армии, откликнулись на призыв восставших масс и сделали возможным первые крупные завоевания народа. Революционная армия – вот кому будет принадлежать решающее слово в событиях революции.
Сообщения, какие мы имеем сейчас, неполны. Была борьба. Министры монархии не ушли без боя. Шведские телеграммы говорят о взорванных мостах, о стычках на улицах, о восстаниях в провинциальных городах. Буржуазия, со своими полковниками Энгельгардтами и цензорами Гронскими, стала у власти, чтоб «восстановить порядок». Это ее собственные слова. Первый манифест Временного Правительства призывает граждан к спокойствию и к мирным занятиям. Как будто очистительная работа народа завершена, как будто железная метла революции уже вымела дотла реакционную нечисть, которая скоплялась веками вокруг покрытой бесчестьем романовской династии!
Нет, рано Родзянки и Милюковы заговорили о порядке и не завтра еще наступит спокойствие на всколыхнувшейся Руси. Пласт за пластом будет теперь подниматься страна – все угнетенные, обездоленные, обобранные царизмом и правящими классами – на всем необъятном пространстве всероссийской тюрьмы народов. Петроградские события – только начало.
Во главе народных масс России революционный пролетариат выполнит свою историческую работу: он изгонит монархическую и дворянскую реакцию из всех ее убежищ и протянет свою руку пролетариату Германии и всей Европы. Ибо нужно ликвидировать не только царизм, но и войну.
Уже вторая волна революции перекатится через головы Родзянок и Милюковых, озабоченных восстановлением порядка и соглашением с монархией. Из собственных своих недр революция выдвинет свою власть – революционный орган народа, идущего к победе. И главные битвы, и главные жертвы еще впереди. И только за ними последует полная и подлинная победа.
Последние телеграммы из Лондона говорят, что царь Николай хочет отречься от престола в пользу своего сына. Этой сделкой реакция и либерализм хотят спасти монархию и династию. Поздно! Поздно! Слишком велики преступления, слишком чудовищны страдания, – и слишком велик размах народного гнева!
Поздно, слуги монархии! Поздно, либеральные гасители! Лавина революции пришла в движение, – никакая сила человеческая ее не остановит.
«Новый Мир» N 937, 16 (3) марта 1917 г.
Л. Троцкий. ДВА ЛИЦА
(Внутренние силы русской революции)
Присмотримся ближе к тому, что происходит.
Николай низложен и даже находится, по некоторым сообщениям, под стражей. Наиболее видные черносотенцы арестованы, некоторые наиболее ненавистные убиты. Новое министерство составилось из октябристов,[13] либералов[14] и радикала Керенского.[15] Объявлена всеобщая амнистия.
Это все яркие факты, большие факты. Это те факты, что виднее всего внешнему миру. На основании этих перемен на правительственных верхах европейская и американская буржуазия оценивает смысл событий, объявляет, что революция победила и пришла к концу.
Царь и его черносотенцы боролись только за сохранение власти. Война, империалистические планы русской буржуазии, интересы «союзников», – все для них отступало на задний план. Они готовы были в любой момент заключить мир с Гогенцоллерном[16] и с Габсбургом,[17] чтобы освободить наиболее верные полки и направить их против собственного народа.
Прогрессивный блок[18] в Думе не доверял царю и его министрам. Этот блок составился из разных партий русской буржуазии. У блока были две цели: во-первых, доведение войны до конца, до победы; во-вторых, внутренняя реформа в стране: больше порядка, контроля, отчетности. Победа нужна русской буржуазии для завоевания рынков, для земельных приобретений, для обогащения. Реформа нужна русской буржуазии в первую очередь для победы.
Но прогрессивно-империалистический блок хотел мирной реформы. Либералы стремились оказывать думское давление на монархию и держать ее в узде при содействии британского и французского правительств. Они не хотели революции. Они знали, что революция, которая на передний план выведет рабочую силу, означает угрозу их господству и, прежде всего, угрозу их империалистическим планам. Трудящиеся массы – в городах, в деревнях и в самой армии – хотят мира. Либералы знают это. Оттого они все время были врагами революции. Несколько месяцев тому назад Милюков заявил в Думе: «Если бы для победы нужна была революция, я отказался бы от победы».
Но либералы сейчас встали у власти благодаря революции. Буржуазные газетчики не видят ничего, кроме этого факта. Уже в качестве нового министра иностранных дел Милюков заявил, что революция велась во имя победы над внешним врагом, и что новое правительство берет на себя доведение войны до конца. Нью-иоркская амуниционная биржа так именно и учла русскую революцию: либералы у власти – стало быть потребуется больше снарядов.
Среди биржевиков есть много умных людей и среди буржуазных газетчиков точно так же. Но все они отличаются полным тупоумием, как только дело касается массовых движений. Им кажется, что Милюков руководит революцией, как они сами руководят банковыми или газетными конторами. Они видят только либерально-правительственное отражение развертывающихся событий, пену на поверхности исторического потока.
Долго сдерживаемое недовольство масс вырвалось наружу так поздно, на тридцать втором месяце войны, не потому, что перед массами стояла полицейская плотина, весьма расшатавшаяся за время войны, а потому, что все либеральные учреждения и органы, кончая своими социал-патриотическими прихвостнями, оказывали огромное политическое давление на наименее сознательные рабочие слои, внушая им необходимость «патриотической» дисциплины и порядка. Уже в последний момент, когда голодные женщины вышли на улицу, и рабочие готовились поддержать их всеобщей стачкой, либеральная буржуазия, как сообщают телеграммы, путем воззваний и увещаний пыталась задержать развитие событий, как одна героиня у Диккенса хотела половой щеткой задержать морской прилив.
Но движение развернулось снизу, из рабочих кварталов. После часов и дней нерешительности, перестрелок, стычек войска присоединились к восставшим снизу, начиная с лучших частей солдатской массы. Старая власть оказалась обессиленной, парализованной, уничтоженной. Черносотенные бюрократы попрятались, как тараканы, по углам.
Тут только наступила очередь Думы. Царь попытался в последнюю минуту разогнать ее. И она бы покорно разошлась, «по примеру прошлых лет», если бы у нее была возможность разойтись. Но в столицах уже господствовал революционный народ, тот самый, что против воли либеральной буржуазии вышел на улицу для борьбы. С народом была армия. И если б буржуазия не сделала попытки организовать свою власть, революционное правительство вышло бы из среды восставших рабочих масс. Третьеиюньская Дума никогда не решилась бы вырвать власть из рук царизма. Но она не могла не использовать создавшееся междуцарствие: монархия временно исчезла с лица земли, а революционная власть еще не сложилась.
Очень вероятно, даже несомненно, что Родзянки и в этом положении попытались бы шмыгнуть в подворотню. Но над ними стоял недреманный контроль английского и французского посольств. Участие «союзников» в создании Временного Правительства несомненно. Стоя между опасностью сепаратного мира со стороны Николая и революционного мира со стороны рабочих масс, союзные правительства считали, что единственное спасение состоит в переходе власти в руки прогрессивно-империалистического блока. Русская буржуазия сейчас находится в теснейшей финансовой зависимости от Лондона, и «совет» английского посланника звучал для нее, как приказание. Против всей своей предшествующей истории, против своей политики, против своей воли либеральные буржуа оказались у власти.
Милюков говорит теперь о продолжении войны «до конца». Эти слова не легко вышли из его горла: он знает, что они должны вызвать негодование народных масс против новой власти. Но Милюков обязан был сказать эти слова для лондонской, для парижской и для… американской биржи. Очень вероятно, что свою воинственную декларацию Милюков протелеграфировал за границу, скрыв ее от собственной страны. Ибо Милюков отлично знает, что он не сможет в настоящих условиях вести войну, сокрушать Германию, расчленять Австрию, захватывать Константинополь и Польшу.
Массы восстали с требованием хлеба и мира. Появление у власти нескольких либералов не насытило голодных и не залечило ничьих ран. Для того, чтобы удовлетворить самые острые, самые неотложные нужды народа, нужен мир. Но либерально-империалистический блок не смеет еще заикаться о мире. Во-первых, из-за союзников. Во-вторых, потому, что русская либеральная буржуазия несет огромную часть ответственности перед народом за войну. Милюковы и Гучковы[19] вместе с романовской камарильей ввергли страну в эту страшную империалистическую авантюру. Прекращение несчастной войны, возвращение к разбитому корыту поведет к отчету перед народом. Милюковы и Гучковы боятся ликвидации войны не меньше, чем они боялись революции.
Такими вот они стоят у власти: вынуждены вести войну и не могут рассчитывать на победу, боятся народа, и народ не верит им.
«… С самого начала готовая к предательству против народа и компромиссу с коронованным представителем старого общества, ибо она сама принадлежит к старому обществу… не потому у руля революции, что народ стоял за нею, а потому, что народ толкал ее перед собою… без веры в себя, без веры в народ, ворча против верхов, дрожа перед низами, эгоистическая на оба фронта и сознающая свой эгоизм, революционная против консерваторов, консервативная против революционеров, не доверяя своим собственным лозунгам, с фразами вместо идей, запуганная мировой бурей и эксплуатируя мировую бурю, – …пошлая, ибо лишенная оригинальности, оригинальная только в пошлости, – барышничающая своими собственными желаниями, без инициативы, без веры в себя, без веры в народ, без мирового исторического призвания, – проклятый старец, который оказался осужден руководить и злоупотреблять в своих старческих интересах первыми юношескими движениями могучего народа, – без глаз, без ушей, без зубов, без всего – такою стояла прусская буржуазия после мартовской революции у кормила прусского государства» (Карл Маркс).
В этих словах великого мастера – законченный портрет русской либеральной буржуазии, какою она стоит перед нами после нашей мартовской революции у кормила власти. «Без веры в себя, без веры в народ, без глаз, без зубов» – таково ее политическое лицо.
К счастью для России и Европы, у русской революции есть другое подлинное лицо: телеграммы сообщают, что Временному Правительству противостоит рабочий комитет, который уже поднял голос протеста против либеральной попытки обокрасть революцию и выдать народ монархии.
Если б революция сейчас приостановилась, как того требует либерализм, завтра же царско-дворянско-бюрократическая реакция собрала бы свои силы и вышибла бы Гучковых и Милюковых из их непрочных министерских траншей, как прусская контрреволюция выкинула в свое время всех представителей прусского либерализма. Но русская революция не остановится. И в дальнейшем своем развитии она сметет становящихся поперек ее пути буржуазных либералов, как она сметает сейчас царскую реакцию.
«Новый Мир» N 938, 17 (4) марта 1917 г.
Л. Троцкий. НАРАСТАЮЩИЙ КОНФЛИКТ
(Внутренние силы русской революции)
Открытый конфликт между силами революции, во главе которой стоит городской пролетариат, и антиреволюционной либеральной буржуазией, временно вставшей у власти, совершенно неизбежен. Можно, конечно, – и этим усердно займутся либеральные буржуа и обывательского типа горе-социалисты, – подобрать много жалких слов на тему о великом преимуществе общенационального единства над классовым расколом. Но никогда еще и никому не удавалось такими заклинаниями устранить социальные противоречия и приостановить естественное развитие революционной борьбы.
Внутренняя история развертывающихся событий нам знакома только по осколкам и намекам, проскальзывающим в официальных телеграммах. Тем не менее можно и сейчас уже наметить два пункта, которые будут все больше противопоставлять революционный пролетариат и либеральную буржуазию.
Вопрос о государственной форме уже вызвал первый конфликт. Русский либерализм нуждается в монархии. Мы наблюдаем во всех странах, ведущих империалистическую политику, чрезвычайный рост личной власти. Английский король, французский президент и в последнее время президент Соединенных Штатов сосредоточили в своих руках огромную долю государственной власти. Политика мировых захватов, тайных договоров, открытых предательств требует независимости от парламентского контроля и гарантий от перемен курса, вызываемых частыми сменами министерств. С другой стороны, монархия создает для имущих классов наиболее устойчивую опору в борьбе с революционным настроением пролетариата.
В России обе эти причины действуют с большей силой, чем где бы то ни было. Русская буржуазия не считает возможным отказать народу во всеобщем избирательном праве, понимая, что такой отказ немедленно восстановил бы самые широкие массы против Временного Правительства и дал бы сразу в революционном движении перевес новому, наиболее решительному крылу пролетариата. Даже резервный монарх Михаил Александрович понимает невозможность подойти к трону иначе, как путем «всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права». Тем важнее для буржуазии создать заблаговременно монархический противовес глубоким социально-революционным требованиям трудящихся масс. Формально, на словах, буржуазия соглашается предоставить разрешение этого вопроса будущему Учредительному Собранию. Но по существу октябристско-кадетское Временное Правительство и дополняющее его октябристско-кадетское министерство[20] превратят всю подготовительную работу по созыву Учредительного Собрания в борьбу за монархию против республики. Решение Учредительного Собрания будет в огромной степени зависеть от того, кто и как будет созывать его. Следовательно, уже сейчас, немедленно, революционный пролетариат должен будет противопоставить свои революционные органы, Советы Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов, исполнительным органам Временного Правительства. В этой борьбе пролетариат, объединяя вокруг себя поднимающиеся народные массы, должен ставить своей прямой целью завоевание власти. Только революционное рабочее правительство будет обладать волей и способностью уже во время подготовки Учредительного Собрания произвести радикальную демократическую чистку в стране, перестроить сверху донизу армию, превратить ее в революционную милицию и на деле доказать крестьянским низам, что их спасение только в поддержке революционного рабочего режима. Созванное на основе такой подготовительной работы Учредительное Собрание будет действительно отражать революционные, творческие силы страны и само станет могущественным орудием дальнейшего развития революции.
Второй вопрос, который должен непримиримо противопоставить интернационально-социалистический пролетариат либерально-империалистической буржуазии, это – отношение к войне и миру.
«Новый Мир» N 940, 19 (6) марта 1917 г.
