Максим Привезенцев
Дервиши на мотоциклах. Каспийские кочевники
До Атырау нам оставалось верст девяносто. В самом Атырау на этот раз мы решили не залипать, хотя знали: места довольно интересные. Бывший Гурьев, пугачевщина, Нижний Яицкий городок, нынче – нефтяная столица и самый богатый город Казахстана. Когда-то он стоял на воде, но теперь Каспий обмелел и отошел километров на тридцать. Но все равно – родоновые ванны, опять же большая река – Урал.
Салават, управляющий рестораном «Джой», где нас кормили судаком и сазаном, но не осетриной, ловля которой запрещена, сказал: «Приехали бы на две недели раньше, было бы плюс тридцать. У нас почти курортное место».
При той температуре воздуха, которая образовалась за окном, это «почти курортное» казалось издевательством. И почему мы не приехали на две недели раньше? Хрен его знает. Пока было плюс пять.
Единственное утешение – внутри Казахстана вполне сносные дороги. По крайней мере, от Атырау до узловой станции Бейнеу покрытие чуть ли не европейского уровня. Руки не так болели, хотя спина ныла, конечно. Один раз нас даже гайцы остановили за превышение скорости. Разговор с ними – отдельная песня.
Тормозит, подъезжаем:
Здравствуйте!
Гаец в ответ:
Откуда едем?
Любер ему честно:
Из Астрахани.
– Ты шлем-то сними.
Любер послушно снял шлем.
– Без шлема надо разговаривать. Откуда едем?
– Из Астрахани.
– А че номера московские?
– Мотоциклы из Москвы.
– Значит, сами московские вы?
– Сами московские.
– А-а-а.
– Из Астрахани куда?
– В Иран, – тут уже Вася включился. Ему забавно стало, как гаец отреагирует на такую новость. Все-таки шли-то мы в лучшем случае на Ташкент, Иран из Астрахани был явно в другой стороне.
Но география, очевидно, не тот предмет, который считается профильным на курсах казахской дорожной полиции.
– А, в Иран, – удостоверился гаец. – Значит, экспедиция.
Сразу вспомнился анекдот. Но мы его не стали офицеру предъявлять.
– Не, не совсем экспедиция, – зачем-то проявил неслыханное правдолюбие Макс Любер. – Мы транзитом едем.
– Превышаете! – резюмировал гаец. – Документы есть?
Это был, конечно, вопрос вопросов.
– BMW, да? – спросил гаец, указывая на мотоциклы ребят.
– BMW, точно.
– А это что? – заинтересовал его «Иваныч».
– «Харлей».
– «Харлей?», – наклонил голову офицер, и тут же спросил:
– Страховку взяли?
– Взяли, взяли.
– Значит, втроем едете?
– Втроем, – согласился Любер, удивленный тем, что у казахских офицеров с арифметикой настолько лучше, чем с географией.
– Точно втроем? – почему-то усомнился гаец.
– Точно-точно, – заверил его Любер и пересчитал нас. Вот Вася, раз, вот Максим, два, вот я тоже Максим, три.
Этот подсчет офицера полностью удовлетворил, и Любер скрылся в его машине. Как он потом рассказывал, его пытались, конечно, убедить, что шли мы сто сорок, но приборы показывали другие цифры. В конце концов, гаец сломался. Дело ограничилось сущими копейками, и мы покатили дальше.
По дороге выяснилось, что «Иваныч» все же сильней пострадал, чем мы думали поначалу, и у меня куда-то уходит бензин. Мы проехали всего 200 км с последней заправки, обычно хватает на 300, а тут вот-вот загорится красная лампочка. При этом и у Васи, и у Макса еще по три деления осталось, что особенно обидно.
Сначала я придрался к Васе, который заправлял нас на последней заправке: «Ты мне что, друг, полбака залил?», но быстро понял, что если кого-то здесь и надо подкалывать, то это меня. Макс осмотрел мой мотоцикл и выяснил, что потекла левая вилка, да и передние тормоза к тому же не работают. Там тоже что-то текло. Так что все удовольствия сразу. Но я всегда вожу с собой пару бутылок с бензином, и до следующей заправки мы дотянули…
Так, с грехом пополам, доехали до заката. Если брать пространственные измерения, это был Бейнеу. Бомбей, как его называют местные, что создает какую-то двойственность. Не понимаешь, где ты, в Индии или в казахской степи. Смех, конечно.
Бейнеу – большое село на узловой железнодорожной станции, соединяющей Азию и Урал. В принципе, рядовое захолустье посреди казахской степи.
…И тут он выплыл прямо на нас: над большими железными воротами – плакат «Auto moto hostel uncle Lesha», и рядом – «Автосервис, кафе». О, – подумали мы, что-то родное. И не ошиблись.
Только заехали на двор, где кипела стройка, копошились два узбека, в углу был сложен строительный мусор, стояло несколько грузовиков и мотоциклов, – как к нам чуть вразвалку вышел и сам дядя Леша. О таких можно с первого взгляда сказать – бывалый. Седой коренастый мужик лет пятидесяти с гаком, уверенный в себе, с очень выразительным лицом и характерным доброжелательным прищуром, точно говорящим: «Видел я вас всех и где-то там вертел», – в его облике, казалось, Россия и Азия встретились и сохранили свои лучшие черты.
Первым делом дядя Леша поинтересовался:
– Куда едете?– В Ташкент.
– Ну, здесь до границы километров 80, а там Узбекистан. Вам на Кунград надо.
У нас были немножко другие планы. Мы собирались двигать через Нукус, поглядеть на тамошнюю галерею русского авангарда, но дядя Леша отнесся к этим намерениям с иронией. Крюк оказался километров триста, а то и побольше. По таким дорогам, да и с учетом моих траблов, искусство того явно не стоило.
К тому же он с места в карьер меня расколол:
– Что, – говорит, – упал, бля?
Лицо было у меня все в зеленке, так что догадаться было несложно.
– Ну да, – отвечаю, – было дело. Метров пятьдесят летел. А мотик все сто пятьдесят.
– Ну, ничего, – говорит, – если сразу не помер… А голова как? Может, отлежаться тебе? А то многие так: сначала бодрые все из себя, то, се, хорохорятся, да я, да мы, а потом бац, гематома. Я столько такого видал. С 76-го года смотрю на дорогу. Чего только не было…
– Да нет, гематомы нет точно. Доктор сказал. Плечо вот только сильно болит. Ну, это ладно. Вот мотоциклу сальник надо менять.
Дядя Леша тут же меня просветил:
Сам делать будешь? А где ты сальник возьмешь? Тут надо в Атырау или Уральск парням заказывать. Пока они привезут, месяц пройдет. Так что лучше как-то докатиться до Ташкента.
Перспектива была ясна.
…В общем, дал он нам комнату, три топчана, даже сортир собственный – полный шик на местности, и сели мы водку пить. Не телевизор же в гостиной смотреть с таким человеком.
Столов и стульев в хостеле у дяди Леши оказалось на редкость немного. Но какой-то длинный стол человек на десять мы обнаружили, приспособили ящики и табуретки, устроились как-никак…
Приняли неплохо. Морсик, водочка, пиво, шампанское. Любер сначала, правда, хотел возразить:
– Пиво-то зачем? Здесь же не Германия?
Но кто-то его строго осек:
– Водка без пива, дальнейшее известно.
…Разговор кружил и ввинчивался в жизнь, как штопор, по мере того, как в нас исчезал алкоголь. Собственно, рассказывал, в основном, дядя Леша, а мы задавали наводящие вопросы.
Был он детдомовский, с юности занимался мотокроссом, участвовал в соревнованиях по Азии, правда, на Союз ни разу в жизни выйти не удалось. Потом осел здесь, уже больше сорока лет никуда не дергался. Разве что в Москву, в Ленинград – на пару недель. А так здесь, в Бомбее…
Один товарищ, постарше, тоже кроссмен, уехал сначала в Израиль, в Бостон звал его после 91-го года, – приезжай, говорит, ко мне, устроишься, все не казахская степь, а американский город. Но у Леши на это был один ответ: никого он там не знает, куда ему ехать…
Кстати, кто-то из нас этого его приятеля то ли знал, то ли о нем слышал. Сейчас ему где-то 70, жив еще. Леше под шестьдесят, мне сорок с небольшим, колеса крутятся, жизнь идет.
Хостел на дороге, рассказывал дядя Леша, – это вечное кино. То москвичи заезжают, то иноземцы. В Азию много кто ездит. Хотя при Союзе больше мотались. Вообще, в этих местах тогда другая история была. Тоже жопа жопой, что говорить, но больше присвистывала.
Теперь самые частые постояльцы – узбеки, гастарбайтеры. Такой перевалочный пункт по переправке азиатского народа в Россию. До Самары то ли 1300, то ли 1500 километров, местные водилы берут с каждого по восемь тысяч, запихивают впятером, еще и сумки. Бывало, в микроавтобусы по 32 человека набивали сельдям в бочке просторней. Так и едут, и счастливы. Не знают, что их там ждет.
Но им все равно. Было бы хоть что-то. Дома для них работы нет. В Ташкенте один завод стоит, другой. Хотя что-то и налаживается, говорят. Может, по привычке едут. Но в кишлаке деньги как ты заработаешь?
И вот интересно: построили тут у нас в Бейнеу новый автовокзал, оттуда автобусы ходят, народ чуть ли не с милицией туда гонят, но все стараются уехать по старинке. Звериная тропа, знаете что такое? Зверь никогда в сторону не уйдет. Вот и они, как звери.
А места-то здесь неплохие. Интересные места. Одно только плато Устюрт чего стоит, километрах в двухстах оно от Бомбея.
– Устюрт? – переспросил Вася.
– Как, вы не были на Устюрте? – удивился дядя Леша. – И не думаете туда заехать? Это вы зря. Там такие дела особенные непонятно даже, с чем сравнивать. Может, заедете? В следующий раз, говорите? А следующего раза может и не быть у нас, парни. Кто знает, потянет ли вас еще в наши места.
Раньше-то в Азию раз за разом люди за кайфом ездили. Кайфа-то у нас хоть залейся.
– Мак или план? – спросил Любер.
– За планом многие катались, – подтвердил дядя Леша. – Но в основном мак, да. Опийный. Ему бошку надрезают, коричневый сок идет.
– И его тоже курят? – Любер решил сыграть в наивняк.
– Можно и перорально, и анально, и вагинально, как говорится. Потом они мачье обогащают, вываривают, оно становится помощнее. Но и первый сок тоже ничего, не то что кило запыхтел, и только тогда результат. Но подготовленное совсем хорошо. Зэки его черняшкой еще называют, черной. Они берут пенициллиновый баллончик, туда черняшку эту кидают, водичку и кипятят. Или на ложечке можно. Прокипятили хорошенько, потом машинку берут, и в жилу пускают.
– В живот, что ли? – опять принялся за свое Любер.
– Да нет, по вене, – дядя Леша изумился нашей неосведомленности.
– Получается, как героин? – поинтересовался Вася.
– Не, героин – синтетика, а то натуральный продукт. Синтетику разную америкосы делают, ЛСД всякое, героин. Вот у нас на селе новая штука появилась, крокодилом называется. Дрянь страшная. А эта, черняшка, спокон веку в Азии. И еще дурь, план, конечно, или масло. Знаете, наверное, у нас тут есть Шуйская, или как еще говорят, Чуйская долина. Там трава самая лучшая в Союзе была. Столько с ней связано историй. И у меня было.
Возвращались раз с соревнований, из Алма-Аты. Я за рулем, со мной Игорь Супряга, покойник он теперь. Ну, едем. А там у одного нашего дружок был в поселке рядом с долиной. Заехали, заночевали. Он в дорогу нам гостинец собрал – пачку «Беломора», сколько там, двадцать пять папирос, целиком, заряженные.
Ну, едем, мотики в кузове, покрышками припертые. Неуютно, степь да степь, разлука да разлука. А жара, градусов под 50 днем, в трусах едешь. А рядом Игорь такой же в трусах, небритый, страшный, волосы слиплись.
В общем, дернули одну папироску. Я еду, а он мне лапшу на уши вешает. Понесло его, гонка. Смотрю на него, а у него челюсть как бы отвалилась и сам он лысый. Вот ты разинь рот и не закрывай. Сможешь так говорить? Не сможешь, а он говорил без умолку. И еще лысый какой-то, а глаза синие-синие. Сам лысый, а на макушке ржавчина. Со мной просто спазм какой-то случился. Я, блин, вывалился прямо в пыль. И ЗИЛок мы уронили. На пятом разъезде это было, здесь, между Бомбеем и Актау. От Бомбея километров сто, не меньше. А дело-то к вечеру. На дворе октябрь, по ночам колотун страшный. Мысли всякие: околеем думаю. А потом смотрю, в семи-десяти километрах кошара заброшенная, надо за дровами идти. Еще покрышки жгли. А там дым такой, лицо все в саже. Смотрю на Игоря, ну прямо папуас. Ржу, не могу.
Книгу писать надо. Да, это точно. Книгу надо писать. Но ситуация – звездец. Какой-то праздник был. На дороге никого. И что делать? Решили больше не курить, а то вообще не доедем. В конце концов, вытащили мотики (они стояли связанные у нас в кузове, как стреноженные кони), а у меня рука еще была сломанная, в гипсе, на кроссе поломался, думаю, ехать надо за помощью. Вдруг вижу, по степи километрах в 15 три МАЗа тащатся. Я на мотике с загипсованной рукой, им наперевес. Догнал, в общем. Там Славик, кореш мой. Спрашивает: «Водка есть?» Я соврал: «Есть», а когда уже поставили на колеса ЗИЛ, сознался: «Нет водки».
«Ну, ничего, – сказал Славка. – У меня полный кузов денатурата».
Денатурат, правда, я пить не стал. А Игорек ничего, выпил.
Вот такая, блин, история… Да много чего было, всего сразу и расскажешь. Ну лады, парни, пора вам на боковую, если завтра в дорогу…
Дядя Леша ушел, и сразу стало пусто. Случаются такие люди.
…Когда я ложился спать, голова гудела, причем не от водки, а от дядилешиных рассказов. Он сработал мне полное переключение, я забыл об аварии и погрузился совсем в другую реальность. «Соль земли», – говорят о таких, кажется. И еще я подумал, что в эпоху Семевского страна искала и находила своих положительных героев в ударниках, рекордсменах, первопроходцах, в тех же шоферах каракумского ралли, бывших красноармейцах, тянущих грузовики на веревках по коварным барханам Каракум. А один из главных героев нашей эпохи – дядя Леша, русский человек из детдома, владелец и держатель автомотохостела возле казахской узловой станции Бейнеу…
V. Узбекская матрешка для «Иваныча»
От дяди Леши я уезжал с одним ощущением – не договорили. Но это свойство дороги: не успел встретиться, надо расставаться, а задержишься – пожалеешь. Не зря же пишет Гурджиев, – минут пять я все же умудрился почитать перед сном: «Человек без впечатлений может прожить даже меньше, чем без воды».
В степи и пустыне с почти нестерпимой ясностью понимаешь, как это верно.
…До границы оставалось где-то сто километров грунта, и я тащился со скоростью 30 км в час. Ну, может, чуть быстрее, однако больше двух часов мы ехали. Любер с Васей уходили вперед, поджидали меня, гонялись на мотиках по степи за верблюдами и снимали один и тот же пейзаж, который никак не хотел меняться. Было холодно.
На казахско-узбекской границе нас пропустили вперед всех фур и легковушек, но все равно проходили ее мы часа четыре. Узбеки встретили очень ласково, но тщательно проверили телефоны у Любера нашли и удалили всю порнуху. Она в Узбекистане строжайше запрещена. Перед тем, как удалить, лейтенантик просмотрел файлы с особенно пристальным вниманием. Кажется, не было бы нас, решил бы заняться с собой любовью. А так, увы, обломилось…
…До Кунграда от границы оставалось километров 300, мы думали, уйдет на это пять-шесть часов, и мы мирно заночуем наконец, перед погружением в настоящую пустыню. К тому же перед выездом я глянул на свою подтекающую переднюю вилку и понял, что ремонт ей явно не помешал бы.
Блажен, кто верует, тепло ему на свете.
Дядя Леша рассказал, что с бензином в Узбекистане теперь лучше, чем раньше. Как было раньше, трудно себе представить. На границе мы выяснили, что в привычном для нас понимании бензина в Узбекистане нет. Ну, почти нет. То есть бывает, но его надо специально искать, заказывать и ждать. Ждут бензин в чайханах, которые стоят по дороге. И никаких дополнительных милостей от природы. Потому что это явно будет не совсем тот бензин, к которому привыкли наши мотоциклы. Ничего не поделаешь, однако. К такому раскладу мы, в сущности, были готовы.
Хуже было, что в 40 км от границы я попал в новую серию ям, пробил колесо и, главное, погнул диск.
– Что у тебя с кармой? – спросил Макс.
– Это просто приключения, – ответил ему Вася.
Выход существовал только один: ловить машину, грузить туда «Иваныча» и как-то добираться до Кунграда с его мотомастерской. У Макса же и Васи, как назло, почти кончился бензин. Я отдал парням свой запас и вышел на обочину.
Узбеки никогда не оставят человека одного на дороге, особенно гостя, да еще с московскими номерами. Останавливалась практически каждая машина, но погрузить мотоцикл было некуда. Наконец, удалось застопить микроавтобус, форд небесного цвета. Водитель, паренек лет тридцати по имени Хайрат, почти не говорил по-русски, но знал, что делать. Мы кое-как объяснились, и он начал откручивать ярко красные задние сидения. В итоге мотоцикл встал, я сел, и мы поехали. Парни укатили вперед.
Однако счастье было недолгим. Проехали полчаса, и снова встречаем на обочине Макса с Васей.
–Что, обсохли? Как так? – спрашиваю.
Самое неприятное дело лишиться бензина посреди узбекской полупустыни.
Нет, топливо, к счастью, никуда не делось, зато у максова мотоцикла оторвало весь его красивый олдскульный фартук. Скотч, клейкая лента и стяжки позволили легко решить этот вопрос.
– Ну, поехали?
– Поехали.
Но и это было ненадолго. Через полчаса заглох наш с Хайратом микроавтобус.
– Ну что, спрашиваю я его, – кирдык?
– Кирдык, кирдык, – радостно кивает он. Это слово, при слабых познаниях в русском наречии, пришлось ему, видимо, очень по душе.
Сделав пару кругов вокруг своего чуда техники и приговаривая, даже напевая «кирдык», Хайрат решил ловить машину. Поймал бензовоз.
Это было прекрасно, особенно в условиях дефицита бензина на узбекских просторах. Одно плохо: бензовоз шел пустым. Но на буксир он нас все же взял, за что ему большое узбекское «рахмат».
…Говорят, что матрешки произошли откуда-то отсюда, из недр Центральной Азии. Своего рода такой, самой маленькой, матрешкой получились и мы с «Иванычем» внутри микроавтобуса, который на металлическом тросе длиной метра четыре тянул гигантский бензовоз. Впереди я видел только корму бензовоза и неутомимого Хайрата, который рулил и одновременно говорил по телефону. В самые жаркие минуты разговора он отрывал руку от руля и делал угрожающие жесты в сторону предполагаемого противника. Хорошо, что противник был далеко, а не здесь, рядом с нами.
За всю дорогу трос рвался четыре раза. Наконец мы остановились у небольшой чайханы. Бензин кончился и у бензовоза. Делать было нечего, приходилось ждать. Мой путь теперь однозначно лежал к механику, а Максим и Вася решили все же съездить на Арал, посмотреть, что осталось от моря. Завтра они меня найдут в Кунграде, благо, телефон работает.
…К механику добрались к половине второго ночи. Он приехал за нами сам к ближайшему повороту, отцепил от бензовоза и аккуратно довез в свой гараж, километрах в восьми от трассы.
На ночевку я устроился в чудесной чайхане, и с первой ложки тающего во рту лагмана понял, как устал. Но здесь же, в чайхане, была баня, и засыпал я уже совершенно обновленным, как будто не было этого безумного дня.
Перед сном подумал: «Интересно, как там парни, на дне Аральского моря?»
Посмотрел на часы: три часа ночи.
Проснулся часов в семь, умылся, огляделся и вдруг ощутил совершенно явственно, всем телом, как бывает только в дороге: я в Азии, причем не просто в Азии, а в глухой узбекской провинции, в том месте, откуда Нукус и Ургенч кажутся невероятными центрами цивилизации. И здесь тоже люди, жизнь, у кого-то, как обычно, скучная и нелепая, а у кого-то совершенно сумасшедшая.
С этими мыслями вышел к завтраку и увидел за соседними столиками человек двадцать таджиков. Большинство – ребята молодые, едят, смеются, видно, что подкалывают друг друга. Но человек пять-шесть постарше ни на кого не смотрят, мрачно поглощают свой плов, уставившись в тарелки. Неожиданная, в общем-то, картинка, рано утром в таком месте.
Вдруг в столовую тяжелой и уверенной походкой полной хозяйки положения вошла русская женщина лет сорока с немного примятым, но не поврежденным перманентом, и заявила таджикам, что завтракать им осталось пятнадцать минут, и ждать она никого не станет.
Я с удивлением воззрился на хозяина чайханы. Как-то не срослись у меня сразу концы с концами в этой ситуации.
Но ларчик, оказалось, открывался просто. Женщина звалась Галя. Она была водителем «газели» и возила людей в Россию на заработки. В «газель» помещалось человек двадцать. Ну хоть не тридцать два, которыми пугал нас дядя Леша. В любом случае, эти таджики – ее пассажиры. И им пора в дорогу.
И действительно, через пятнадцать минут, как по мановению волшебного жезла регулировщика времени, столовая опустела…
…К восьми, когда приехал мой мастер, я уже достаточно много знал про местный мир и его простые, но лишенные нежности нравы. Чтобы выжить и еще немного заработать, надо было изрядно постараться, – эта простая истина была ясна даже без общительного хозяина заведения.
…На авторынке, куда мы отправились, чтоб прикупить камеру и сальники для амортизаторов, стало ясно, что идея ехать до Ташкента на полностью починенном мотоцикле грешит некоторой наивностью. Рынок был почти пуст, а на развалах продавался ржавый хлам. Спрашивать сальники для амортизаторов «Мерлони» размером 43/54/11 было так же нелепо, как в Антарктиде интересоваться у пингвинов, не созрели ли фейхоа.
Однако с камерой повезло, камеру нужного радиуса мы все-таки нашли. Правда, была она от «Урала», что не совсем радовало, особенного после позапрошлогоднего нашего пробега на «Уралах» от Камчатки до Питера, и китайского производства, что естественно, потому что легендарные некогда мотоциклы «Урал» клепают теперь из китайских комплектующих.
Но, как говорится, не до жиру…
Наконец, приехали в мастерскую. Она являла собой чистое поле, посреди которого стоял «Иваныч» без колес и амортизатора. Эти его части несколько парней только что отмыли в грязной жидкости, издалека напоминающей воду, и теперь грузили в багажник автомобиля, собираясь куда-то везти.
Я застыл в необычайном замешательстве. Что за дела? Зачем без меня трогали мотоцикл и куда, собственно, собираются отправить колеса?
– Как куда? – изумились ребята. Сейчас быстро все сделаем, и ты поедешь дальше. Везем в соседний город, перебирать.
– А соседний город – это где? Да и найдутся ли там для «Иваныча» сальники?– поинтересовался я.
– Вот насчет сальников мы не знаем. А город здесь, да, рядом здесь. Сто километров.
…Если эта идея мне и понравилась, то и исключительно теоретически. На практике она выглядела слишком сомнительно. Восток, однако, дело тонкое. Грубо и сплеча тут нельзя. Особенно, если дело происходит в Узбекистане, и каждый человек из последних сил мечтает тебе доброе сделать, помочь. Начинать надо издалека. Нужно спросить, как дела вообще? Как мама, отец, сестра и восемь братьев? И только потом попросить все поставить на место.
…За час мотоцикл был на ходу. Камеру поменяли, и как-то можно было ехать. Оставались только две проблемы: трещина в алюминиевом диске и амортизаторы без масла. Диск обещали заварить завтра в Хиве – с мужиками я списался. А амортизаторы «Байкеры Узбекистана», очень славные ребята из ташкентского мотоклуба, которых я методом тыка обнаружил в Интернете, тоже обещали устроить в лучшем виде, но только у них в мастерской. До Ташкента ерунда – какая-то тысяча – полторы тысячи километров. Ладно, как-нибудь докачу. Правда, Василию и Люберу ехать со мной будет непросто, как лошадям и черепахе вместе путешествовать. Но на пути Бухара, Самарканд и множество интересных мест. Так что не заскучают, доберемся как-нибудь…
А вот с бензином, как объяснили мне ребята из мастерской, нас ждут неизбежные проблемы. Так что двигаться будем от чайханы к чайхане. Хорошо еще, что мы запасливые. У меня есть бутылки, а Макс прихватил с собой канистру…
VI. Дрейф по дну Арала
…К полудню я был готов двигаться дальше. Но парней все не было. Как они там, на дне Аральского моря? Даже местные не знали, сколько времени может занять их круг. По самым оптимистическим расчетам, это километров 200, но дорог нормальных там нет и в помине, а если пойдет дождь, дно бывшего моря вообще превращается в болото.
…Вася и Макс вернулись в семь вечера, «усталые и довольные». Макс, правда, пополнил, – по его словам, – «клуб падающих байкеров», но без особых последствий. Главное, они видели дно Арала и бороздили его. Совершенно лунный пейзаж, где ориентироваться можно только по сторонам света. От той чайханы, где мы расстались, они сразу свернули налево и двигались по линии электропередач. Так объяснил им чайханщик. Видели в Мойнаке корабли, стоящие на суше, бродили по их палубам и лазали по их мачтам. Разговаривали с людьми, оплакивавшими ушедшее от них море. Чувствовали себя космонавтами на совершенно пустынной планете, где чудом был обретен воздух.
Мне было завидно, конечно, но спортстер не прошел бы там ни при каких обстоятельствах, даже безо всяких моих приключений.
Оказалось, что казахи построили плотину, и с их стороны Сырдарья по-прежнему впадает в «море». Там, в районе Аральска, «море» сохранилось, и вода даже прибывает.
Амударья же, которая делит Туркмению и Узбекистан, до «моря» не доходит, и с узбекского берега оно продолжает высыхать, отступая с каждым годом и обнажая солончаки.
…Парни познакомились с Юрой, человеком из Свердловска именно из Свердловска, потому что ему не удалось навестить город под названием Екатеринбург, где остались все родственники. Юра рассказал им, что раньше по берегу были бесконечные пионерлагеря и базы отдыха. Они принадлежали разным предприятиям из дальних городов – Оренбурга, Челябинска, Кургана, Тюмени. Существовал и специальный аэродром, люди прилетали сюда на кукурузнике, они летали за овощами в Кунград на базар и за пивом – в волгоградские пивные. От аэродрома к берегу привозили на одном из двух ПАЗиков, и водителей звали дядя Гоша и дядя Мамед. Рыбы было меряно-немеряно, а подальше лежал свободный берег, настолько свободный, что какой-нибудь его участок годами назывался именем человека, если он там рыбачил. Вот Юркин километр, за ним Алешин, еще где-то Колькин. Ну и так далее.
А с восьмидесятого года море ушло далеко за горизонт, и никто не верил, что оно вернется. Хотя люди остались ведь там проходит газопровод Бухара – Урал, есть и собственные месторождения. По всему дну Арала стоят буровые. Так что работа есть, что в таких местах принципиально. Но как они там живут, без моря, в степи, почти в пустыне – как в тумане живут. Вася спросил Юру:
– А ты когда сам-то последний раз доходил до воды, видел море?
Юра ответил:
– Да лет шесть назад. Геологов возил. Они искали что-то нефть, газ…
В общем, в советское время был рай и военные базы. Теперь ни военных баз, ни рая. Обычный ад…
Пока они мне все это рассказывали, я неожиданно вспомнил воткнувшееся когда-то мне в память стихотворение:
«Бежим, бежим, бежим по дну Арала,
Отчетливее тявканье овчарок,
Быстрее, слышишь, —
мы проход завалим
Отсюда – в рай».
И еще фильм Сокурова по сценарию Арабова мне пришел в голову, страшный, как любое его кино. Люди там жили в вымороченном и покинутом богом поселке среди степи… Говорят, на Арале снимался…
…Выпили мы чаю, чайника три Азия все-таки. Я остался один на один со своими мыслями, а парни ушли спать. Им надо было хорошенько отдохнуть.
…Уже к позднему вечеру привезли бензин. Так что наутро можно было двигать в Хиву.
VII. Хорезм: страна исчезнувшего света
…«Азия с неохотой впустила нас», – записал я в дневнике и задумался. Все-таки, кто мы такие, маленькие перемещающиеся точки на теле этой земли? Входим в новое, совершенно иное для себя пространство, и в нем надо отдышаться, оглядеться. Степь, пустыня, верблюды, древние и молодые племена и народы – этой стране несколько тысяч лет. Она видела все, что угодно. Блуждающие русла рек и высыхающие моря. Библейских пророков и Заратустра. Александра Македонского и Чингиз-хана. Тамерлана и Бабура. Воинов русских экспедиционных корпусов и крутящихся дервишей, ввинчивающих свое тело в иные пространства и измерения. Советских землепроходцев, наконец, и всю тщету их усилий. Если отъехать в пустыню на километр-другой от трассы и остановиться, на тебя наваливается такая напоенная временем тишина, что не хочется никуда двигаться или наоборот, тянет бежать отсюда, сломя голову и не оглядываясь. И что тут наши желания, гордость, уверенность современных людей, привыкших, что пространство легко ложится под колеса их мотоциклов? Караваны когда-то шли по Великому Шелковому пути месяцами. А мы путешествуем только пять дней, и наши мотоциклы, как ткацкие челноки, рисуют узоры среди песков.
…В Хиве стало окончательно ясно, зачем и куда мы ехали. Первый настоящий оазис, некогда цветущая земля Древнего Хорезма. Символично само ее название – Хаварезм – Страна Света. «Какие здесь жили надежды, сколько было мысли, сомнения, постижения, и как все опустело», – вздыхал в 30-х годах советский востоковед, писатель и путешественник Виктор Виткович, а у меня, если честно, возникло совсем другое чувство. Вот они, волны истории. Волна пришла, и волна схлынула. И что останется от того времени и пространства, где сейчас – мы? Хорошо, если хоть какие-то приметы, которые позволят тем, кто придет после нас, хоть краешком глаза, хоть промельком, хоть случайно, в полуяви-полусне, увидеть, как мы жили. А так, может быть, и ничего не будет. Звенящая пустота после цифровой эпохи. Хотя пластик – хороший материал для будущих археологов.
…На самом деле я, как только чуть прикрою глаза, так и вижу толкотню на этих базарах, хорезмийские сады, споры о философии и законе, о любви и постижении – все эти бесконечные вращения и песни суфиев в парадных залах только выстроенных медресе и ханак…
Да ладно, ерунда все это. Вглядываться в прошлое все равно, что смотреть в глубину на ярком солнце. Ничего толком не разглядишь, а вот разгулявшееся воображение способно подсунуть тебе любые картинки. Что захочешь, то и увидишь. А тут передо мной во всей неотменяемой реальности возвышались стены Ичан-Кала, старой цитадели Хивы.
История иногда выкидывает странные шутки. Как это ни смешно сказать, глядя на эту крепость, на ее обожженный на солнце кирпич, датирующийся где-то V веком, но Хива в Хорезме – молодая столица. Когда-то это был небольшой хорезмийский городок, возникший у колодца Хейвак. По преданию, его выкопали по приказу библейского Сима, старшего Ноева сына. После потопа Сим долго странствовал по этим местам, если верить местным легендам. Это вполне может оказаться правдой большая всемирная история вплетается в малую местную, и неизвестно, откуда берутся нити, из которых возникает эта ткань. От горы Арарат совсем недалеко. А там, на горе Арарат, даже археологи нашли остатки Ноева ковчега. Я их видел в Эчмиадзине, в музее армянского католикоса. Так что все сходится…
