Максим Привезенцев
Дервиши на мотоциклах. Каспийские кочевники
– Зачем на «Харлее» по этим дорогам? Ломается ведь?
Я на секунду задумался, как вырулить. Если я начну рассказывать им, что «Иваныч», который проехал полмира, никогда не был в Азии, могут ведь не понять. Для них это все, как ни крути, абстрактные материи. И я нашел единственно правильный ответ в духе «Восток – дело тонкое»:
– Парни, если мой мотоцикл не будет ломаться, как же я буду знакомиться с правильными людьми? С вами, например.
Мой ответ пришелся ребятам явно по вкусу. И Рустам решил попробовать поработать.
Конечно, я помогал ему, как мог. Но существовала одна сложность.
Новые сальники лежали тут же, на столе. Но без фабричной маркировки размера. И у меня началась законная паранойя: а подойдут ли? Мужики, правда, объяснили, что доставали они запчасти, как обычно, через задницу, не до маркировок тут, но все будет хорошо.
Что ж, поживем – увидим.
Так, в вялой разборке мотоцикла прошел еще один час, и Рустам попросил пощады. Он сказал, что ему хотя бы минут пятьдесят, но надо поспать. Это было очевидно с самого начала. Я отправился в магазин за маслом, а мой единственно возможный спаситель прилег отдохнуть.
В два я вернулся, и сразу увидел чудесное преображение главного механика. Он был бодр, свеж и готов к труду и обороне. Прошло еще какое-то время. К четырем мы разобрали первое перо вилки. Теперь можно было, наконец, сравнить и примерить сальники. Оп-па! Стало ясно, что новые – другого размера. Они тоже предназначались для хорошего мотоцикла, но, увы, не для моего.
Рустам только вздохнул, а я нырнул в Интернет, списался с моим московским мотодоктором Володей и стал обсуждать перспективы доставки нужных сальников из Москвы. Перспективы были, но радости они не принесли. Местным ребятам тоже стало как-то неудобно, и они бросились к телефонам. Искали лихорадочно, как будто три дня назад не получили нужные размеры и не заверили, что все в ажуре.
Кто-то сказал мне:
– Максим, ты очень спокойный человек. Мы первый раз встречаем в своей мастерской такого спокойного человека.
Что я мог им ответить?
– Парни, все просто. То, что я могу изменить в этой ситуации, не требует нервов. То, что не смогу, их не заслуживает.
Таков был истинный урок Востока. Суфии меня бы одобрили. Не хватало только покружиться по мастерской и замереть по чьему-нибудь хлопку. Впрочем, Гурджиева среди «Байкеров Узбекистана» не наблюдалось. Однако эффект был. Ребята удвоили активность.
Через час сальники нужного размера прибыли в мастерскую. На сегодня моя миссия была исчерпана. Я мог только пожелать Рустаму счастливого завершения трудового дня и отправиться в хороший ресторан покурить кальян, благо табак Total Flame собственной выделки я припас еще с утра.
XVIII. Ориентировка на местности: Total Flame под вкрадчивые разговоры об Аллахе
…В тот вечер я показывал свои кальянные табаки местным людям из кальянного и сигарного бизнеса. Понятно, что сигарная культура в Узбекистане – нечто очень экзотическое, я даже не помню, существовал ли в советское время в Ташкенте магазин «Гавана», но вот кальян курят почти все. Как раз накануне моего отъезда Total Flame выпустил самый крепкий кальянный табак в мире, и по сравнению с популярными на востоке сладко-фруктовыми, сильно ароматизированными смесями это просто был взрыв сознания.
Я списался с нужными людьми еще из Москвы, и в Ташкенте меня и мой табачок ждали, надеялись и верили.
…Мы раскурили кальян и прошли по первому кругу, когда Мешхед – хозяин одного из центровых ташкентских табачных магазинов – подвел к нашему столику высокого человека классического тюркского облика, как с картинки: худое заостренное лицо, зачесанные назад жесткие седые волосы и бородка клином.
– Это Хасан-ака, – представил нового знакомца Мешхед. – Он книги пишет. О том, как жить. На узбекском языке.
Книги? – интересно. Я тоже пишу книги.
…Хасан сел за наш столик, закурил кальян и как бы заметно подобрался, вытянулся – весь внимание, пытаясь при этом поймать мой взгляд. Я некоторое время отводил глаза, но потом почувствовал, что мне становится не по себе, будто я что-то скрываю, и принял игру, стал отвечать вниманием на внимание. Разговор сначала зашел о бизнесе, мы даже по ходу договорились о поставках табаков в Ташкент, потом я стал рассказывать о своих путешествиях…
Хасан молчал, но в его взгляде было все больше и больше вопроса и ожидания, обращенного именно ко мне. Это было естественно, я выступал новичком в этом городе и в этой компании. Всем хотелось, чтобы я поговорил именно с ним. Ожидание этого разговора зависло в воздухе. Я понимал, что с Хасаном меня познакомили не случайно, это своего рода проверка или, как говорили мы в детстве, прописка, к тому же Восток есть Восток, Запад есть Запад, и вместе им не сойтись.
В общем, я задал вопрос первым:
– Хасан-ака, расскажи, как ты думаешь, когда-нибудь люди на этой планете будут счастливы? – И тут же подумал: какая глупость, что это со мной? – и, сразу, уже с некоторой злостью: если он книги о жизни пишет на узбекском, да еще глядит на меня все время с вызовом, пусть ответит мне по-русски, просто и ясно.
– Да, – спокойно сказал Хасан. – Будут.
– Когда это случится? Скоро?
– Да, – спокойно сказал Хасан. – Может быть, и скоро.
– А что для этого надо?
– Тебе надо вот… ислам надо принимать.
– Мне? – удивился я.
Я ожидал услышать все, что угодно, но такой ответ, как мне показалось, по степени примитива превзошел все мои ожидания. Однако Хасан оказался не так прост.
– Тебе, конечно, да, – он ни на секунду не изменился лицом, выдыхая очередное облако кальянного дыма. – Я вот слушаю тебя. Ты много ездил, думал, искал. Да. Очень-очень-очень много видел, много видел вокруг света – буддистов, ну всякое. Однако самая верная дорога – ислам.
Я, честно говоря, просто растерялся. Не знал, что ответить.
– Скажи, Хасан-ака, если я по монастырям Тибета ходил, по церквям, по мусульманским святыням ходил, но вот, знаешь, ни в кого не хочу, ни в кого не могу верить. Что мне делать? И потом сейчас вопрос не обо мне лично…
– Я понимаю, – кивнул Хасан.
– Дослушай вопрос, да. Не обо мне лично. Я какой есть, такой есть. Я от этого ни плохой, ни хороший. Я ценности все принимаю. Но для всех людей, для человечества – не важно, для мусульман, христиан, иудеев, буддистов – есть какой-то рецепт, чтоб все они были счастливы?
– Начинать с себя надо, – ответил Хасан. – Я тебе напишу. Не сейчас, я немного выпил, и ты немного выпил, нельзя подвыпившим людям о таких вещах разговаривать, тем более за общим столом. Я напишу тебе, не сегодня, но напишу. Ты только помни, куда ведет дорога. Главное – это покой. Покой – это джихад. Поход за истиной.
…В гостиницу я уезжал немного подшофе, отдохнувший, но в каком-то сложном настроении. В голове крутилось: главное – это покой, покой – это джихад…
Перед сном записал:
Спокойствие, как вода.
Песчинок пустынь меньше,
Чем звезд ночного неба.
XIX. Страна под железной чадрой
…Вася и Любер приехали из Бухары и Самарканда счастливые и довольные. Они отлично покатались, неплохо провели время, не особо увлекались древностями, зато много говорили с людьми. Оба были единодушны: узбеки гостеприимны, таджики – тем более, но отличить одних от других без бутылки тяжело, с бутылкой – еще тяжелее. Бухарцы – милые и патриархальные, самаркандцы – избалованы туристами. Девушки азиатские встречаются очень даже ничего, но подход к ним нужен особый. А за деньги не хочется. Правда, если увлекательно рассказывать о дальних странах и итальянском чинква терра, все может произойти. К тому же в Самарканде они видели почти полуголую девицу в виде современной скульптуры. Вот бы местные так одевались. Но увы…
…За рассказами и трепом о первой половине путешествия пролетело полночи, а к утру мотоцикл мой тоже был готов, и это было истинное счастье. Рассекать по проспектам и площадям на «Иваныче» с амортизаторами – невероятный кайф. Как будто пересел с шестерки на «Мерс» S-класса. Я даже знал теперь, на какой заправке в этом городе можно свободно залить 95-й бензин. «Байкеры Узбекистана» подсказали. Они оказались отличными ребятами. А ведь вышел я на них почти случайно, в отчаянье забил «ремонт мотоцикла Ташкент» в поисковую строку Google.
С Ташкентом все было хорошо. Столица Узбекистана действовала на нас благотворно. Кроме всего прочего, потеплело, и высокое азиатское небо стало, наконец, таким, каким ему положено быть – синим. Даже временами казалось, что откуда-то дует морской ветер. Чистый обман, потому что пребывали мы посреди пустынь, в самой середине Евразийского континента. На запад – Гоби, на восток – Каракумы, на север – казахские степи, на юг – Памир и Гималаи. И вроде все рядом.
Но хотелось двигаться дальше, верней, назад, на Запад, к берегам Каспия. Ведь когда мы назвали наше путешествие Каспийским ралли, мы думали, как будем рассекать по берегу моря: слева – пустыня, справа – пляж. Морей же пока вообще не видели. Даже Арал, и тот высох.
Между нами и морем лежала Туркмения. В Ташкенте нам надо было получить еще в Москве обещанные туркменские транзитные визы. И тут нас ждал главный облом. Отказ.
Московские туркмены все гарантировали с предельной ясностью – подъедете, мол, и возьмете. Хотя до того они еще много чего обещали, но всегда за этим следовало витиеватое азиатское «а не могли бы вы последовать на…».
Так что сомнения существовали с самого начала. К тому же в Бухаре мы видели десятка полтора разных европейских путешественников, которые ждали милости от Ашхабада месяцами. Одно забавное английское семейство на машине просто поразило нас наивностью. «Как же, – спрашивал сам себя Джон, сорокапятилетний болельщик Манчестера, мечтающий проехать на своей маленькой машинке в Иран примерно нашим же маршрутом, да еще с женой и восьмилетним сыном, – как же так? Как они могут нас не пропустить? Просто пропустить, на один, ну на два дня?»
Через Россию им ехать страшно не хотелось. Для них это тоже визовые хлопоты, огромный крюк и лишние деньги. В Бухаре они торчали уже больше месяца. Объяснить, что могут проторчать и полгода, было попросту невозможно. Оставалось только сочувствовать и кивать головой.
Так что, отправляясь в туркменское посольство, мы не были уверены в успехе своего благородного предприятия. Но все-таки надеялись на лучшее.
Туркменов в Азии не любит никто. Или почти никто. Они тут как бы пришельцы из совсем другого мира. Дело в том, что простых граждан этой страны очень давно за ее границами не видели – покойный хан Ниязов и его товарищи направляли по специальному распоряжению в сопредельные страны лишь особо доверенных лиц. В том, что это весьма специфические персонажи, сомневаться не проходилось – а судить по ним обо всем народе было бы явно некорректно. По крайней мере, Семевский и другие путешественники советского времени писали о Туркмении с нежностью.
Но нам не повезло. Мы живем в другую эпоху.
Туркменское посольство в городе Ташкенте расположилось в невероятно красивом особняке, каком-то чудом уцелевшем после землетрясения и отреставрированном с роскошью, достойной падишахов. К нам вышел консул, дородный восточный бей лет пятидесяти, с лицом, стянутым книзу гримасой собственной значимости, и потому, кажется, никогда не знавшим улыбки. Разговор он начал на чистом английском наречии. Я поинтересовался: «Почему бы нам не перейти на русский? Неужели Вам не знаком язык Пушкина и Путина?»
Оказалось, русский он знал очень неплохо, и пусть с неохотой, но побеседовать на нем согласился. То была последняя уступка с его стороны. В визе нам отказали. Отчего – консул не знал. Они, мол, люди маленькие, все решают в Ашхабаде. Если вышел отказ, значит, отказ.
Обидно было до слез.
В 1933 году Каракумское ралли не знало никаких проблем. В туркменских колхозах их встречали с цветами и арбузами. Еще за десять, а то и за двадцать веков до Семевского и его спутников с запада на восток и с востока на запад этим путем шли корабли, а потом и караваны купцов Великого Шелкового пути. И вот теперь пятимиллионная Туркмения, сестра Северной Кореи, закрыла дорогу и замкнулась от остального мира. Настоящий тромб, перекрывший кровообращение. Говорят, что после смерти Ниязова были какие-то надежды на исправление ситуации. Но увы. Новый туркменский вождь Бердымухамедов имеет три класса образования плюс ветеринарный техникум, и действует соответствующе. Страна на карантине. Попасть туда можно только самолетом, в составе туристической группы. Или если у тебя есть там могила. Лучше всего, чтобы твоя собственная. При этом туристов охраняют от местных жителей, как от закоренелых преступников. С иностранцами непроверенным туркменам заговаривать нельзя. Страх властей, в сущности, тоже ясен. Наверняка боятся, что население узнает, что туркмены не высаживались на Луне, как писал о том их дорогой Туркменбаши. А как узнают, так и режим сразу рухнет…
XХ. Разрыв пространства
…На этот раз мы пролетели Бухару и Самарканд за один перегон, на бешеной скорости. Гнали минимум сто сорок, обгоняя фуры и бесконечные узбекские «ДЭУ», редкие иномарки, ишаков и верблюдов. Пустыня проносилась перед нашими глазами. Вот и граница. Километров за пять до нее мы встретили ослика, груженного бутылками с бензином. Так здесь осуществляется контрабанда топлива. В Туркмении бензин практически ничего не стоит, и его много, очень много. В Узбекистане бензина нет, и он баснословно дорог. Граница на замке, вывоз бензина строжайше запрещен, но всегда есть выход. Специально обученные ослики – вопреки общепринятому мнению, очень умные ребята – бредут по пустыне из Туркменистана в Узбекистан по специально проложенному маршруту. У них нет паспортов, таможни и пограничного контроля. Они увешаны баклажками, в баклажках топливо. В Туркменистане его заливают, в Узбекистане – сливают. Все тут, в приграничных кишлаках, родственники. Так что, как расплатиться, давно уже придумали. Бизнес, говорят, основан на полном доверии. И кому-то он приносит свою копейку. Свой миллион.
Ослик, которого мы встретили, остановил нас и сказал:
– Не надо, вам там будет страшно.
– Ничего, – ответил ему Вася. – Мы кое-что видели на земле.
– Такого вы еще не видели, – возразил ему ослик и поплелся своей дорогой.
Следует отметить, что говорящий ишак никого из нас не удивил.
…На границе вооруженные до зубов туркмены расступились и пропустили нас, даже не заглянув в паспорта. Мы переправились через Амударью и углубились в Каракумы. Пустыня на сей раз полностью соответствовала своему имени – была абсолютно пуста, ни единого человека, ни повозки, ни автомобиля, ничего. Вот и первый город, Мары. Старые махалля, новые дома, даже два небоскреба. Но людей не было. Вдруг мы их заметили. Они стояли вдалеке и были покрыты какой-то странной серой сеткой. Подъехали чуть ближе – оказалось, что это была не сетка, а прочная липкая паутина. Внутри нее копошились мужчины, женщины и дети, кажется, даже переговаривались, кто-то молился, кто-то пел, но никто не пытался выбраться. Так и стояли отдельными кучками, в своих серых, липких, полупрозрачных мешках. Помочь им было невозможно. Любер попытался разорвать паутину, но ладонь его тут же приклеилась. Сам выдрать он ее не смог. Я ухватил его за предплечье и рванул со всей силы. Остались кроваво-красные следы. Воды нигде не было, Любер как-то оттер руку песком, и мы двинулись дальше.
Из Мары зарулили в пустыню, опять барханы, колючки и больше ничего. Навигатор нас не обманул: вот и он, старый персидский город Мерпт, занесенный песками. Когда-то отсюда ушла вода, и ушли люди. Чингиз-хан, засыпавший арыки, был тому причиной, или Амударья изменила русло – мы не знали. Развалины кое-где были погребены под песком полностью, кое-где обнажались на несколько метров. Можно было угадать планировку улиц, рисунок дворов. Мы в полном молчании бродили по городу, покинутому навсегда. Ветер свистел в ушах, стало темнеть. В сумерках ветер еще усилился, со всех сторон поднялся вой. Нет, это был не вой, это был говор на сотне наречий, который сливался в протяжном ооо-а, ооо-а. Стало совсем не по себе. Вася и Любер рванули с места к трассе, а «Иваныч» сразу увяз, заглох и отказался заводиться. Я кричал им, но крик потонул в ветре и вое. Еще минута, и их уже не было видно.
Вдалеке показалась очень странная фигура. Ко мне шел человек, полностью закрытый покрывалом, оставались только прорези для глаз и рук. Но то, очевидно, была не женщина, а мужчина, причем очень высокого роста, раза в полтора меня выше. Странник шел очень быстро, гораздо быстрей, чем я мог двигаться по песку. Он подошел ко мне, левой рукой взялся за руль мотоцикла, а правую положил мне на лоб и очень мягко сказал:
– Просыпайся!…
…И тут я решил открыть глаза. Гостиничный номер в городе Ташкенте выглядел совсем недурно. Никакой паутины, даже пыли особой нет, в окно светило солнце. Наконец-то установилась погода. Рука потянулась к телефону – 08:32 утра. Может быть, оно и к лучшему, что нас не пустили в Туркмению. Но что-то надо было решать дальше.
XXI. Распутье по-азиатски
…У нас существовало три запасных варианта. Первый, который рассматривался еще в Москве, был даже интересней Туркмении. По крайней мере, отчаянней и веселей. Можно было прокатиться через Афганистан. С афганской визой никаких проблем не существовало. За 100 долларов ее ставили и в Ташкенте, и на границе.
Мы думали переправиться через Пяндж по Мосту дружбы, заехать в Мазари-Шериф, глянуть на Голубую мечеть, у которой, как говорят, кружат только белые голуби и – ни одного сизаря, а потом двинуть на Запад по круговой афганской дороге и въехать в Персию через Кандагар. Все эти названия, знакомые еще со времен афганской войны, звучали, как бардовская песня. К тому же, как говорили знающие люди и в Москве, и в Ташкенте, многие афганцы, особенно старшего поколения, относятся к шурави – то есть к русским – с какой-то извращенной приязнью. «Вы – говорят они, – воевали с нами как мужчины, между боями торговали и даже помогали обрабатывать поля под мак. Не то, что американцы, которые не высовываются за стены своих баз, а если и выезжают, то на бронетранспортерах, подойдешь на сто метров – стреляют без предупреждения. Так что мы вас уважаем», ну и так далее…
Однако посмотреть на афганские пейзажи своими глазами не удалось. Не повезло. Где-то дней за десять до нашего приезда в Ташкент ситуация за Пянджем резко ухудшилась. Талибы напали то ли на погранзаставу, то ли на лагерь афганской армии, несколько десятков человек погибли. Неспокойно было и на границе, и в столице афганских таджиков – Мазари-Шерифе. Существовал, правда, и еще один путь, через Таджикистан и Памир, о котором мне рассказывал Саид. Это был крюк в тысячу километров, но крюк ждал нас в любом случае.
Я достал из бумажника карточку своего нового бухарского друга Исмаила по прозвищу «ни то, ни се» и набрал его номер. Уж кто-кто, а личный представитель Ага-хана должен был все знать про Афганистан.
Исмаил мне очень обрадовался, но едва я заговорил об Афганистане, сразу посерьезнел. И сказал просто:
– Делать вам там сейчас нечего.
– Почему? – естественно спросил я. Категоричность собеседника предусматривала этот вопрос.
– Все просто, – объяснил Исмаил. – Из Афганистана в Иран существуют две дороги. Одна, круговая, через Мазари-Шериф, и дальше вдоль границы на Герат или Кандагар. Вторая – через Кабул, то есть из Бадахшана на юг, а потом строго на Запад. И там, и там время от времени разгуливают талибы. Они же сильно активизировались и во всех провинциях вдоль иранской границы.
Если бы вы хотели просто прокатиться в Кабул, это еще можно было бы организовать за определенные деньги. А так, в лучшем случае, останетесь без мотоциклов, и вас придется выкупать из плена. Ну а в худшем – война есть война. Американцы тоже вам не помогут. Сейчас они ни под каким предлогом не берутся сопровождать путешественников в западные провинции. К тому же этот эскорт вряд ли добавил бы вам радости. На жаре в бронетранспортере, под усиленной охраной, на тряской дороге, и даже отлить не выйти без автоматчиков. Так что… Ситуация вообще-то та же, как тогда, когда там стояли советские войска. Кабульское правительство худо-бедно контролировало города, но за их границей начинался полный беспредел.
…Объяснение показалось мне исчерпывающим. Афганистан для нас был закрыт. Исмаил предлагал возвращаться к нему и через его каналы попытаться еще раз надавить на туркмен. По его словам, за неделю-две можно было бы что-то сделать. Но недели-двух у нас как раз и не было.
…Существовал еще один хитрый вариант. Из Ташкента в Тегеран через Туркмению ходят иранские фуры. Мы думали отправить с ними мотоциклы и просто перелететь Туркмению на самолете. В какой-то момент это показалось лучшим решением. Я узнал у Рустама, где тусуются иранские дальнобойщики, и быстро договорился с отличным парнем по имени Азиз, что он возьмет наши мотоциклы. Казалось, дело решено, и можно было расслабиться. Но не тут-то было. Существовал небольшой нюанс. Любер, наш прекрасный друг, не озаботился же оформлением carnet de passage – международного документа, позволяющего безболезненно провозить автотехнику через третьи страны. А без этого «корнета» Азиз везти наши байки не брался. Его могли просто стопануть на таможне, а в худшем случае и конфисковать технику.
Любер предложил было еще одну совсем сумасшедшую комбинацию – лететь в Стамбул вместе с мотоциклами и оттуда двинуть в Иран. Но тут уже я встал на дыбы. Еще по кругосветке я помнил, что такое «корнет» для турецких таможенников. Мы могли бы обречь себя на новый круг ада, причем с непредсказуемым результатом.
…Таким образом, остался третий и самый неприятный для меня путь – возвращаться той же дорогой назад. Я чувствовал себя Наполеоном, уходящим из сожженной Москвы. При мысли об «Иваныче» и казахской колейности спина начинала ныть с удвоенной силой…
…Чтобы мы не закисали, «Байкеры Узбекистана» решили прокатить нас по большому ташкентскому кольцу. Это была по-настоящему добрая охота. Мы сделали 350 км, насмотрелись на горы и озера, и, хотя не все дороги еще были открыты из-за селей, и добраться до горнолыжного курорта Чимган – глянуть на ледники – нам так и не удалось, мы поняли, что день прожит не напрасно. «Иваныч» катил, как и положено «Харлею», плечо у меня почти прошло, и хотя спина немного ныла, я снова мог получать полное наслаждение от путешествия. Тепло, ветер, новые друзья, вкусная еда, трасса уходит вверх…
…Вечером в Ташкенте надо было, наконец, решать, как двигаться дальше. Мы открыли карты и задумались. Хорошая дорога через Казахстан существовала, но вместо тысячи – это кольцо почти в 4000 километров. Добираться нам надо было до Актау, главного морского порта на каспийском побережье Казахстана. Оттуда уходил паром на Баку. Любер узнал расписание. Наше судно должно было отчалить через четыре дня, 7-го мая в 17:00. На пути лежал космодром Байконур, мы могли еще раз увидеть дядю Лешу и пересечь плато Устюрт, о котором он нам столько рассказывал. Стакан всегда наполовину полон, наполовину пуст. Все зависит от ракурса.
Туркменистан закрыл нам путь, мы нашли другой, не менее интересный. Казахские дороги с севера на юг и с запада на восток мы будем знать теперь, как никакие другие.
Старт в шесть часов утра. Выбор сделан.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ,
уводящая в Персию
I. Дорога на Сырдарью
Узбекистан закончился очень быстро. Граница была менее чем в ста километрах к северу от Ташкента. Прошли мы ее безо всякого напряжения.
– Опять к нам? – спросил казахский офицер.
Я только кивнул ему. Не рассказывать же, как хотелось избежать этого «опять к ним».
Вместе с Казахстаном начался и привычный пустынный пейзаж. Куда ни кинь взгляд, та же даль, те же верблюды. И каждые двадцать– тридцать километров – города-кладбища. Чаще, чем селения.
Где-то на горизонте мелькнул табун прекрасных коней. Мы вспомнили, да, лучшие лошади мира – откуда-то отсюда. Монголы, персы, арабы, воины Чингиз-хана и воины Тимура не раз пересекали на них всю Евразию. Хотелось подъехать ближе к лошадям, но мотоциклы вязли в песке.
На одной из первых остановок Вася спросил меня:
– Как, Макс, настроение?
– Отлично, – ответил я. – Едем. Только куда едем?
– Как куда? – удивился Вася.
– Да понятно куда. Может быть, у нас вообще казахское ралли? Но мы ведь не хотим казахского ралли. И чтоб как-то изменить картинку, движемся в казахский порт. Если нельзя уйти отсюда по суше, уйдем по водам. Казахстан – наша ловушка, Туркмения – наш затык. Это порочный круг. Надо его разорвать.
– Но до порта еще ехать и ехать, – поддержал крайне насыщенную беседу Любер. – 3000 километров. Или больше. Интересно, где мы заночуем сегодня.
– Этого никто не знает, – сказал я. – Может быть, в Байконуре. Может быть, в космосе.
– Главное, чтобы было тепло, – заметил Вася.
– В Байконуре – тепло? – хохотнул Любер. – Это вряд ли. Одно можно сказать с уверенностью: будет дуть ветер.
Ветер дул и сейчас. Здесь, еще недалеко от Ташкента, он был теплым, почти ласковым. Но мы не тешили себя иллюзиями. Мы знали, что счастье продлится недолго.
…Первым на нашем пути по пустыне встал Туркестан, давший в XIX веке имя всему этому краю. Здесь была столица Казахского ханства, а еще раньше жили знаменитые суфийские поэты и проповедники Арыстан-баба и Ходжи Ахмед Ясави.
…По преданию, Арыстан-баба получил свои четки от самого пророка Мухаммеда, и потом передал их юному Ясави. Кличка «баба» накрепко прилепившаяся к имени Арыстана, говорит о его связи с Индией. Но удивляться нечего, тут был единый мир.
Нынче мавзолеи Арыстан-бабы и Ахмеда Ясави – главная достопримечательность Туркестана. Они были выстроены по приказу Тамерлана. По легенде, сначала Тимур хотел обессмертить Ясави, но тут ему приснился Арыстан-баба и разъяснил, где учитель и где ученик. Спорить Тимур не стал и приказал построить мавзолей Арыстану.
Так их и посещают по сей день: сначала идут к старшему, потом – к младшему. Однако мавзолей Ясави все равно больше, по своим масштабам он не уступает мечети Баби Ханум в Самарканде.
…Тамерлан в свое время говорил: «Если вы сомневаетесь в нашем величии, посмотрите на наши здания». Но я никогда не сомневался в величии Тамерлана…
…Быстро проехав через Туркестан, мы двинулись на северо-запад по трассе М-32. Дорога – просто подарок. До самой Кзыл-Орды идет прекрасное четырехполосное шоссе, дальше – через Хромтау и Актобе в Россию до станции Урал – двухполосное. Но покрытие везде – почти безукоризненное.
В Актобе мы должны были уйти к югу, в сторону Мангышлака.
В нашей новой определенности, особенно после всех пережитых приключений, чувствовался свой кайф. Не надо думать о маршруте, не надо думать о мотоцикле. Маршрут ясен, мотоцикл исправен. И еще, конечно, поражало качество дороги. Я подумал было, что дело в том, что здесь пролегла старая дорога Тимура, который шел этими степями и пустынями в поход на Тохтамыша. Она протоптана давно, потому и живет своей собственной, особенной жизнью. Правда, Толик, приятель Игоря, который изъездил всю Азию в советское время, рассказывал, что в 80-е годы за Кзыл-Ордой шоссе просто заканчивалось, и каждый, кто хотел двигаться на север, мог выбрать свою колею. Но это было в давние времена. А сейчас трасса, хоть и выглядела северней Шымкента исключительно пустой (пустыня все-таки не самое населенное место на земле), поражала своей цивилизованностью. Даже гайцы – и те были милы и дружелюбны, а безумные вопросы задавали по минимуму, лишь для того, чтоб удовлетворить естественное любопытство. И никаких дополнительных денег не требовали.
…Пустыня, как сказал один современный поэт, не оплакивает свои песчинки. Затеряться здесь очень легко, стоит только свернуть с дороги. Заехал за гребень, и трасса уже не видна. Во все стороны – почти безжизненное пространство, ветер гонит колючки и несет песчаную пыль. Есть, конечно, здесь и свои аборигены из представителей фауны. Один раз мы даже увидели глубокую и довольно большую нору. Любер наклонился к ней и крикнул:
– Медведь, вылезай!
Мы успокоили его, сообщили, что медведя там, скорей всего, нет, зато вполне может оказаться змея.
…Все тот же Толик когда-то рассказывал мне, что, когда он первый раз попал в Азию, боялся сойти с дороги – так его напугали змеями и пауками. Мы тоже знали кое-что о змеях и пауках, особенно опасных именно весной, но были хорошо экипированы. Сквозь наши штаны и ботинки ядовитому существу было трудно пробраться к нашим телам. Это явно не то, что сандалии легкомысленных странников 80-х годов…
…Большая вода посреди пустыни – всегда восторг. Пейзаж тут же меняется, начинаются поселки, арыки.
До Сырдарьи мы добрались уже ближе ко второй половине дня. Поначалу удалось увидеть только указатель, обозначающий великую реку. И несколько небольших озер по предполагаемому течению. А ведь была весна. В разгар летней жары тут, скорее всего, абсолютная сушь. С водой в пустыне так – ты ее ждешь, мечтаешь о ней, а она исчезает.
Но в данном случае временному исчезновению реки нашлось достаточно оптимистическое объяснение. Сырдарья протекает по северной и восточной окраинам Кызылкума, и на границе с пустыней часто меняет свое русло. В одних местах пересыхает, другие – одаривает спасительной влагой. Целых 400 км от Шымкента до Байконура у Сырдарьи широченная пойма, где-то от десяти до сорока километров в разных местах. Тут множество проток, заросших тростником и тугаями, крестьяне отводят воду в арыки, выращивают рис, арбузы, овощи. Мы поначалу просто выехали к такой пересохшей протоке.
А в Казалинске, в самых низовьях, вообще странные места. Болота, озера, заросли посреди пустыни. Совсем особый край. Но туда мы, к сожалению, уже не попали. Тупо не было времени.
