Матвей Зельманович Львовский
Воспоминания инженера-2. Уроки жизни
Ровно через месяц я представил ему свой ответ. Пожалуй, это было лучшее из того, что я когда-либо сделал. Это был строго научный анализ проблемы, подкреплённый техническими, технологическими и экономическими соображениями и ничего другого и ни одной фамилии. Объём – 20 листов убористого почерка (Ответ был написан от руки). Собственно, к этому времени уже стало ясно, что пенетрон на западе давно похоронен и на смену пришли цветные масочные трубки и жидкокристаллические панели, предназначенные для эксплуатации на всех типах самолётов. Однако, ЛИИ и НИИАС продолжали упорствовать. В ЛНПО приходили отчёты о научных исследо-ваниях, подтверждающих преимущество пенетронов над цветными масочными ЭЛТ и жидкокристаллическими панелями ((LCD)! По существу, это была фальшь. Позже я узнал, что под угрозой оказалась куча диссертаций, посвящённых «непревзойдённым качествам» пенетронов. А я, оказывается, стал причиной этой угрозы. Отсюда и появилось это подмётное письмо. Беспринципные авторы письма знали что делали: не переубедив в честном споре они пошли на подлог. Меня больше не тревожили.
В 1984г. проект «Радуга» на пенетронах специальным Постановлением ЦК КПСС и Правительства был закрыт и огромные затраты, в том числе в валюте, были списаны. Впервые, за всю мою сознательную жизнь, КПСС и Правительство СССР были на моей стороне, хотя я никогда не был членом коммунистической партии. Это было сделано своевременно, так как промышленное освоение и внедрение аппаратуры на пенетронах привело бы к неизмеримо большим экономическим потерям и нанесло бы сущест-венный ущерб престижу государства.
Глава десятая
Научные работы
1. Научные работы автора, посвящённые бортовым комплексным системам навигации и процессам управления и наведения самолётов-носителей, были опублико-ваны в закрытых Сборниках научных трудов различных институтов министерства авиационной промышлен-ности и Военных академий.
В числе опубликованных научных работ в период создания этих систем наибольший интерес представляют следующие работы:
– Комплексирование бортового оборудования – путь повышения тактических возможностей пилотируемых летательныъ аппаратов.
– Методы управления электронными метками на экране индикатора бортовых радиолокационных станций.
– Совмещённая коррекция курса и координат местонахождения летательного аппарата (ЛА).
Эти и другие научные работы, а также ряд изобретений автора были использованы при разработке комплексных систем навигации, прицеливания и наведения для различных типов самолётов стратегической авиации. Реализация результатов научных исследований в указанных комплексах обеспечило повышение точности решения навигационных и специальных задач, а также существенно улучшило условия деятель-ности экипажей самолётов, резко снизив психологические и физические нагрузки на лётный состав. В конечном счёте, это привело к снижению численного состава экипажей. Внедрение комплексных систем, в которых впервые использованы новые методы управления различными системами, в том числе обзорными и прицельными, получили исключительно высокую оценку ВВС.
2. Создание современных систем индикации также базировалось на результатах научных исследований автора по поиску оптимальных решений, обеспечивающих выполнение тактико-технических требований, предъявляемых к аппаратуре. Содер-жание этих научных исследований и полученные результаты приведены в эскизных и технических проектах, в описаниях многочисленных изобретений, на которые выданы патенты, а также в отдельных статьях, опубликованных в научных сборниках. Сконструированные и освоенные промышленностью системы индикации, соответст-вующие по основным тактическим параметрам мировому уровню, установлены на многочисленных типах современных истребителях, а также на боевых вертолётах. Следует добавить, что в процессе создания бортовых систем индикации, включающих в себя индикаторы на лобовое стекло и электронные дисплеи впервые по инициативе, в том числе автора, были использованы результаты научных и экспериментальных инженерно-психологических и эргономических исследований, связанных с определе-нием оптимальных формы и местом расположения различных параметров, индици-руемых в поле зрения индикаторов в разных режимах полёта, включая боевые. Это в равной степени относится к органам управления: функциям, виду и расположению.
Патенты
При создании вычислителей для бортовых комплексных систем и систем отображения информации самолётов и вертолётов военной и гражданской авиации, вошедших в их штатное оборудование и выпускаемых промышленностью серийно: НБА, ЦНВУ, ИНО-2, ИПП-2–53, СЕИ-31, НАРЦИСС, ЛОТОС, РЕЗЕДА, РАНЕТ, ИМИТАТОР ПУСКА И НАВЕДЕНИЯ, а также систем отображения информации для самолётов-истребителей поколений 4+ и 4++ КРОКУС и ЭДЕЛЬВЕЙС, готовых для промышленного выпуска, были использованы более 50 изобретений (автора и в соавторстве), на которые были выданы патенты.
Использование изобретений в созданных ЛНПО “Электроавтоматика” различных бортовых устройствах и системах для летательных аппаратов обеспечили резкое повышение их тактических возможностей и безопасности при решении широкого круга навигационных и боевых задач и беспрецедентному снижению лётных происшествий. В целом общее число патентов (автора и в сооавторстве) составляет около ста. Значительная часть патентов была использована при разработке альтернативных устройств. Кроме патентов СССР и России, автор получил десять патентов США.
Эпилог
В 1982г., через 36 лет с момента образования ОКБ-470, Генеральный Директор и Главный Конструктор Ленинградского Научно–производственного объединения (НПО), возникшего на базе ОКБ, Герой Социалистического Труда, лауреат Государственных Премий, доктор технических наук Павел Алексеевич Ефимов ушёл на заслуженный отдых. Он оставил следующему поколению мощное и прекрасно функционирующее Объединение, разнообразная и сложнейшая продукция которого установлена практически на всех типах военных и гражданских самолётов. При всей своей прозорливости он не мог предположить, что менее, чем через 10 лет кардинально изменившаяся обстановка в России поставит перед Объединением сложнейшие задачи по выживанию в новых экономических условиях. С 1982 ЛНПО “Электроавтоматика” возглавлял Константин Константинович Филиппов, директор ленинградского завода “Пирометр”, кандидат технических наук. В его бытность руководителя, ЛНПО по-прежнему хорошо функционировало, сохраняя в Объединении творческую атмосферу. Все новые и прежние заказы Министерства обороны и других ведомств выполнялись качественно и в срок. С 1991 года, в связи с переходом в России с плановогого хозяйствования на рыночную экономику, финансовое положение Объединения стало резко ухудшаться. Началось катастрофическое сокращение численного состава Объединения. В первую очередь это касалось творческих работников. Поскольку К. К. Филиппов не видел реальных путей остановить этот процесс из-за отсутствия заказов и, соответственно, финансирования, он принял тяжёлое для себя решение уволиться по собственному желанию из организации.
Павел Павлович Парамонов
Константин Константинович Филиппов
Новым Руководителем ЛНПО «Электроавтоматика» был избран Павел Павлович Парамонов. Я знаком с Павлом Павловичем с первых дней его появления в нашем Объединении и поэтому наделён правом рассказать о главных этапах его выдающейся деятельности. Началом его карьеры было назначение его уполномоченным от Министерства авиационной промышленности по обеспечению бесперебойной и надёжной эксплуатации пассажирских самолётов ИЛ-62 и Ту-154 в европейских странах социалистического лагеря (ГДР, Чехословакия и др.). С этой задачей он справился блестяще. Одновременно он приобрёл большие знания и опыт менеджера, столь необходимые в его дальнейшей деятельности.
После возвращения он возглавил в Объединении большой серийный отдел, который готовил для многочисленных серийных заводов весь комплекс технической докумен-тации, необходимой для серийного производства большого перечня аппаратуры, разработанной Объединением. С этой работой он справился также блистательно. Вершиной его карьеры стало назначение его Главным конструктором и директором ОКБ имени П. А. Ефимова. В середине 90-х оно представляло собой небольшой остаток, сохранившийся от прежнего крупного Объединения. Основанием для этого назначения были полученные им знания, опыт, природная одарённость, талант руководителя, уважение и авторитет. Перед ним стояла гигантская задача по восстановлению деятельности ОКБ и увеличению численности инженерно-технического персонала. И он совершил чудо – произошел истинный ренессанс организации. Через 20 лет после возрождения ОКБ, в момент ухода Павла Павловича на пенсию, оно представляло собой отлично работающую организацию с большим портфелем заказов и многочисленными образцами авиационной техники, созданными ОКБ, которые вошли в штатное обору-дования большого числа летательных объектов. Реноме ОКБ было на высоте и в этом огромная заслуга Павла Павловича. В конце 2016 П. П. Парамонов ушёл из жизни.
Весной 1989 года я уволился из Организации в связи с уходом на пенсию, проработав в ней непрерывно сорок один год. Через два с половиной года мы с женой Беллой уехали в США, где жил наш сын Михаил со своей семьёй. С тех пор прошло почти тридцать лет. За всё это время меня не покидало чувство, что 41-летняя работа в Ленинградском Научно-производственном Объединении «Электроавтоматика» была исключительно интересной, наполненной творческими поисками. Смею утверждать, что они были в большинстве своём результативными и успешными. Я не терял связь с моей бывшей работой: огорчался, когда Организация испытывала большие трудности и радовался, когда она восстановилась и пришли успехи. В своей Организации я никогда не имел покровителей. Всё, что мне удалось добиться в своей служебной деятельности я сделал сам при поддержке моей жены Беллы Соломоновны Львовской, человека умного и мудрого, и таких светлых личностей как: Леонид Львович Кербер, Евгений Петрович Новодворский, Владимир Александрович Пономаренко, Валентин Василье-вич Макухо, которые поверили в меня и мои фантазии, превратившиеся в дальнейшем в реальность. Я сам ничего не смог осуществить, если бы рядом со мной не стояли мои соратники и последователи: Юрий Георгиевич Галибин, Александр Исаакович Эфрос, Клим Мойшевич Вайнштейн, Виталий Григорьевич Резников, Леонид Владимирович Белов, Феликс Давидович Жаржавский и многие другие, которые упомянуты в этой книге. Я им всем сердечно благодарен за годы совместной и продуктивной работы.
Когда мне исполнилось девяносто лет, я получил от бывшей своей Организации тёплый и трогательный адрес, в котором содержится признание моих заслуг в создании различной авиационной аппаратуры. Я был крайне удивлён приведённому в адресе перечню летательных объектов, в штатное обрудование которых входят модификации СЕИ-31 и Нарцисс, а также модернизированные индикаторы на лобовом стекле, содержащие те же коллиматорные головки, которые были разработаны в 1970–80г.г. для индикаторов ИЛС-31 и КАИ-1. Последние, помимо МИГ-29 и СУ-27, установлены на модернизированных самолётах СУ-30, СУ-39, СУ-25, также на самолёте-истребителе ЯК-130.
В заключении Первой части этой книги я обязан посвятить несколько строк той, кому я обязан многим и которая сыграла огромную роль в моей жизни и творческой деятельности – моей жене Белле Соломоновне Львовской. Природа наградила её блестящим умом, мудростью и многочисленными талантами. В начале Великой отечественной войны, она добровольно пошла служить в армию. Будучи участником Войны, она прошла суровую школу, которая выработала в ней терпения, стойкость и мужество, столь необходимые человеческие качества в мирной жизни, оставаясь интеллигентной во всех смыслах этого слова. Она совершила в своей трудовой и творческой деятельности революционный переход от застывших десятилетиями эмпи-рических методов проектирования и технологии изготовления изделий, к научно обоснованным, изложенными в её монографии и научных трудах. Реализация разработанной ею теории осуществлялось цифровыми методами и внедрением современной технологии и новейшего оборудования. Благодаря этому, резко повы-силась производительность труда и сократилось время и трудоёмкость разработки новых изделий. В жизни она пользовалась большим уважением среди тех, с кем она общалась. Белла была прекрасной, преданной дочерью, женой, матерью, бабушкой и прабабушкой. Она была для меня поводырем по жизни, привив мне качества, которых мне не хватало. Именно ей в первую очередь я обязан своими творческими успехами.
Белла (Беба) Соломоновна Львовская (1923–2017)
Приведённый ниже очерк автора заимствован из книги «Рядом с Главным Конструктром»
Матвей Зельманович Львовский
Работал на предприятии с 1948 по 1989 гг.
С 1973 по 1989 гг. Зам. начальника отделения.
Моё знакомство с Павлом Алексеевичем Ефимовым произошло в конце 1947г. После окончания Ленинградского Института Авиационного Приборостроения в ноябре этого же года и вручения дипломов, наша небольшая группа в 22 человека ждала распределение. Мы были первыми выпусниками института и ждали распределения с нескрываемой тревогой. Мы не знали, что наша судьба уже решена: нас всех оставили в Ленинграде. После войны промышленность Ленинграда крайне нуждалась в притоке специалистов: блокада и эвакуация вызвали огромный дефицит в них.
В декабре нас известили, что в назначенный день и час мы должны явиться в приёмную ректора института. В кабинете ректора наряду с комиссией находились руководители ОКБ и заводов. Нас начали приглашать в кабинет. Первыми были вызваны те, кого распределили на завод “Пирометр”, директором которого был тогда И. М. Цветков. Попутно следует заметить, что одновременно он являлся руководителем институтской кафедры “Механизмы и приборы”. Затем вышли с назначениями другие выпусники. В конце концов, в приёмной остались трое: Л. Атаджанов, В. Филиппов и я. Через некоторое время из кабинета стали выходить руководители ОКБ и заводов. Все не скрывали своё удовольствие от прошедшего события. Последним из кабинета выходил высокий мужчина с длинными волосами цвета льна, который, повернувшись, произнёс в сторону комиссии по распределению фразу: «Я это так не оставлю!». Затем, заметив нас спросил, что мы здесь делаем. Я ответил, что ожидаем, когда нас пригласят на распределение. Он тут же попросил А. Л. Этингофа, который его сопровождал, записать наши фамилии и с нашим списком вернулся в кабинет ректора. Прошли несколько томительных минут и вот открывается дверь, и на пороге появляется Павел Алексеевич. Прошло 60 лет с того момента, и я до сих пор не могу забыть его обворожительную улыбку на лице. Он не скрывал свою радость: маленькое ОКБ-470, созданное лишь за полтора года до описанных событий, крайне нуждалось в притоке молодых специалистов. Тогда же я выполнил первое личное поручение Павла Алексеевича: выяснить какой оклад установил Цветков молодым специалистам. Через минуту я сообщил ему: 1000 рублей, а за красный диплом дополнительно 100. Услышав, это, он объявил, что устанавливает нам оклад 1200 рублей. Никто из нас не имел красного диплома. В после-дующем я никогда не жалел о выборе, которую сделала судьба: мне исключительно повезло. Тридцать четыре года творческой работы под началом этого необыкновенного человека оставили огромный след в моей жизни. Иногда я задумываюсь над тем, что произошло бы со мной, если бы тогда, в далёком 1947г., Павел Алексеевич не повернул голову в глубину приё-мной ректора. Думаю, скорее уверен, жизнь была бы совершенно другой.
Первые четыре года были для меня годами накопления знаний и опыта. Большую часть времени я работал в Кавголово, где находилась Научно-методическая лабора-тория, где вдали от промышленных электромагнитных помех производилась настройка и стендовая сдача представителям заказчика – Министерство Геологии и Охраны Недр аэромаг-нитометров АЭМ-49. Всего было изготовлено двенадцать, из коих моей бригадой, в которую входили Ю. Щукин и Е. Елтышев, заказчику были сданы девять. На нас же лежала ответственность за обеспечение бесперебойной эксплуатации приборов. Если учесть, что они эксплуатировались, в основном, в Восточной Сибире и на Севере, то должно быть понятно с какими трудностями мы сталкивались. Тем не менее официальных жалоб практически не поступало. С помощью аэромагнитометров было осуществленно магнитное картографирование огромных территорий, в основном недоступных тогда для проведение наземной геологической разведки, восточной и западной Сибири. Благодаря аэромагнитной съёмке удалось открыть невиданные подземные запасы нефти и газа. Трудно переоценить важность этих открытий.
Павел Алексеевич ценил нашу работу, и при редких встречах в ОКБ, куда я переодически наведывался, он был приветлив со мной, всегда называя меня по имени и отчеству. За первые годы работы в ОКБ у меня не было причин обижаться на Павла Алексеевича, хотя я слышал от многих сотрудников, что он крутой и часто громко гневается на своих замести-телей и начальников подразделений за совершённые какие-то погрешения. Но я точно знал, что Павел Алексеевич никогда не разрешал себе нагрубить рядовому сотруднику или рабочему или его обидеть. Кроме того, он по возможности учитывал их нужды и оказывал различную помощь. Поэтому, среди них он пользовался большим и заслуженным уважением.
И все же, я вынужден вспомнить один далёкий эпизод, примерно 55-летней давности, который я запомнил на всю жизнь. Он поучителен. Этому эпизоду предшествовало одно событие. По решению Главка из ОКБ Неусыпина в наше ОКБ была передана тематика, связанная с разработкой измерителей высоты и скорости, основанных на использовании радиоактивного альфа излучения. Одновременно в наше ОКБ был переведен разработчик этих приборов – Я. Ю. Ребо. Это излучение в малых дозах неопасно для здоровья, тем не менее провакационное поведение некоторых трусливых сотрудников вынудило Павла Алексеевича принять определённые меры по защите от излучения. Он дал строгое письменное указание срочно разработать чертежи специальных вытяжных шкафов, контейнеров, стендов и т. д. и передать их в производство. Соответственно были назначены ответственные за разработку документации и изготовление, а также сроки ввода в строй этого оборудования. Через некоторое время Павел Алексеевич своим приказом назначает меня и.о. начальника лаборатории взамен, надолго заболевшего, Е. С. Липина. Я всегда работал допоздна, но став временно начальником, я подчинился корпоративному правилу: начальники подразделений не покидают ОКБ, пока его не покидает Главный Конструктор. В тот злосчастный вечер я сидел за столом и работал над документацией. В лаборатории кроме меня находился монтёр В. Шашев, который закреплял на стене, только недавно полученный из специального фонда, точный манометр. В начале десятого вечера в лабораторию вошёл Павел Алексеевич. Поздоровался и попросил показать ему спецучасток со шкафами и другим оборудованием. Пришлось ответить, что проблем с организацией участка нет, но само оборудование ещё не поступило. Я напомнил ему, что замещаю Липина всего несколько дней, и поэтому не успел изучить все текущие дела. Далее я обратился к Павлу Алексеевичу с просьбой разрешить мне доложить ему утром подробную информацию о состояние вопроса. На это он ответил, что это надобно было сделать раньше. Ничто не предвещало, что через короткое время произойдёт событие, которое врежется в мою память на всю оставшуюся жизнь. Видимо, у него созрел какой-то план, и он обратился ко мне в просьбой пригласить в лабораторию Начальника КБ В. И. Экало, Начальника Производства В. И.Ильина и Начальника цеха Е. С. Клавсутя. На несколько минут Павел Алексеевич покинул лабораторию, и, когда он вернулся, все трое стояли внутри лаборатории недалеко от входной двери. Их внешний вид показывал, что ничего хорошего они не ждут: они были бледны и испуганы. Они догадывались по какой причине их пригласили в НИЛ-2.
Неожиданно Павел Алексеевич обращается ко мне с просьбой показать участок и оборудование. Я снова повторил, что оборудование ещё не получено. Направив на меня указательный палец, он громко произносит: «Вот кто сорвал график работ, кто плюёт на мои распоряжения, кому безразлично здоровье людей». После этого он стал меня методически отчитывать без грубостей, но переодически повышая голос. В какой-то момент он бросил фразу, что за пренебрежение здоровьем людей можно загреметь и в Магадан. Мои попытки вставить в его монолог хотя бы одно слово, немедленно заглушались повышением голоса. Я был в полной растерянности и не понимал, что происходит. Его монолог продолжался не менее 20 минут. Сейчас, спустя много лет, мне кажется, что Шекспир мог от зависти перевернуться в гробу, если бы услышал эту обличительную речь. Мне кажется, что истинные виновники должны были упасть на колени и просить у Бога прощение.
Переодически Павел Алексеевич незаметно бросал взгляд на трёх зрителей этой сцены, которые, очевидно, ждали своей очереди. Они знали, что я ни в чём не виноват. Неожиданно он закончил свой монолог, посмотрел вокруг, по-видимому, в чём-то убедился и быстро покинул лабораторию. Передо мной стояли три человека, бледные как смерть, потерявшие дар речи и не способные даже упасть на колени Они точно знали, что они виноваты и что им предстоит ещё услышать. Перед уходом он успел сказать: «Я ещё вернусь.» Теперь по прошествии стольких лет я утверждаю, что первым человеком, сказавшим эту знаменитую фразу был Павел Алексеевич Ефимов, а вовсе не Шварценнегер в Терминаторе 1, который произнёс их лишь спустя 40 лет, также при не менее драматических событиях.
Через несколько минут раздался звонок: Павел Алексеевич сообщает, что он покидает кабинет и направляется к машине. Опять я не понял, что этим он предупреждает, что ждёт меня у машины. Приглашённым на беседу, которая так и не состоялась, я сообщил, что они свободны. Я сел за стол, непроизвольно потекли слёзы. Я был обескуражен. Минут через пять оделся, закрыл лабораторию и пошёл к выходу. При выходе с предприятия я вдруг слышу громкий голос Павла Алексеевича: «Матвей Зельманович, я долго буду тебя ждать?» Только тогда я обратил внимание на Павла Алексеевича, стоящего у машины, и машущего мне рукой. Он пригласил меня в машину, и, когда она тронулась, он заговорил со мной. Он говорил со мной как с близким родственником. Я до сих пор слышу эти слова: «Матвей Зельманович, ты ещё молод, не знаешь жизни и не знаешь людей, и нет у тебя опыта общения с ними. Это приобретается с годами. Ты ещё к тому же наивен и доверчив. Ты также пока ещё слабый психолог. Я знал, также как и эта троица, что ты к этому вопросу никакого отношения не имеешь, и у меня к тебе лично не было и нет претензий. Но мысль, что я должен беседовать с этими тремя в отдельности была для меня невыносимой. Меня просто на это не хватило бы, да и надорвал бы своё здоровье, если ещё учесть, что целый день я общаюсь с разными людьми с разными характерами, а это оставляет след. Ты меня пойми и извини, у меня не было намерений тебя обидеть. Наверно, мне нужно было тебя предупредить. Что касается троицы, то я надеюсь, что этот урок не пройдёт для них даром. Это я понял, когда уходил из лаборатории». После раздумий над происшедшим я пришёл к выводу, что Павел Алексеевич не должен был меня предупреждать заранее, это было бы ошибкой. Я действительно искренне, не поддельно переживал события и мои визави это видели. Долгое время при встрече с ними я видел, что они чувствуют себя виноватыми передо мною. Когда мы подъехали к дому, он попросил передать привет моей жене Бебе и её родителям, напоследок сказав: «А теперь поеду домой, меня с ужином ждёт Вера Дорофеевна. Наверно беспокоится. Матвей Зельманович, не забудь завтра придти на работу.»
Павел Алексеевич был исключительно ответственным руководителем. Уже в те времена он пользовался уважением руководства министерства и явно выделялся среди своих коллег стремлением придерживаться сроков исполнения решений. Можно посочувствовать В. И. Экало, В. И. Ильину и Е. С. Клавсутю, отделы которых были загружены сверх головы. Но такого явного игнорирования принятых решений Павел Алексеевич допустить не мог. Он мог их уволить-они это заслужили, он мог объявить им строгие выговора, лишить их премии. Но он не мог этого сделать, во-первых, потому что это подорвало бы их авторитет, во-вторых, они с момента организации ОКБ были его преданными помощниками. Взвесив это, он решил высказать своё мнение о них придуманным им оригинальным методом психологического воздействия, не прибегая к публичному унижению, которого он хотел избежать. Судя по последствиям, ожидаемого эффекта он добился. Единственно, в чём он ошибся – это в моём восприятии самого события. Я воспринимал их как реальность, в моём поведении не было никакой фальши. Если бы мои визави заметили фальшь, эффект от монолога был бы равен нулю. Павел Алексеевич понял это и принёс мне извинения. Он был умным и проница-тельным человеком, знатоком человеческих душ и хорошим психологом. В этом отношении он был нашим учителем. После описанного события, Павел Алексеевич никогда не повышал на меня голос и не отчитывал. Мы жили и работали с ним в мире.
* * *
Эхо этих событий отозвалось спустя 10–12 лет. На различные совещания, проводимые в Москве, и связанные с нашей разработкой – НБА, обычно Павел Алексеевич командировал меня. При этом, он просил не брать на себя каких-либо обязательств без согласования с ним. Однажды он вызвал меня и предложил в этот же день выехать в Москву на совещание в ОКБ А. Н. Туполева. Он предупредил меня, что совещание серьёзное и посвещено остановке заказчиком приёмки самолётов-носителей ТУ-22. Это грозило серьёзным наказанием, включая остановкой финансирования. На совещании, которое проводил Л. Л. Кербер, заместитель А. Н. Туполева,
рассматривался вопрос, связанный с устранением замечаний, выявленных в процессе стендовых и лётных Государственных испытаний ТУ-22. В основном эти замечания касались автопилота, который, вследствии неких методических особенностей приводил к раскачке самолёта. Из-за этого, временно был наложен запрет на включение НБА в контур автоматического управления самолёта на маршруте. В замечаниях по стендовым испытаниям было отмечено, что в НБА в узле формирования угла доворота замечены высокочастотные автоколебания, которые не влияют на качество управления самолёта. Тем не менее на совещании было принято решение, которое обязывало нас доработать НБА, с целью устранения автоколебаний. Я понимал целесообразность принятия такого решения, тем более, что это было связано с весьма небольшими доработками самого узла. Но когда пришло время подписания протокола, я, помятуя указания Павла Алексевича, отказался подписать протокол, где была задействована его подпись. Поскольку передача заказчику протокола не терпела задержки, это было связано с открытием приёмки, Л. Л. Кербер позвонил Павлу Алексеевичу и попросил его дать мне право подписать протокол и передал мне телефонную трубку. Я кратко изложил Павлу Алексеевичу суть проблемы и наших обязательств. Пояснил, что доработка небольшая и обязывающие сроки исполнения приемлемы. Он разрешил мне подписаться под протоколом вместо себя, что я и сделал. Через несколько минут выяснилось, что на титульном листе протокола в её нижней части вынесены подписи Главных конструкторов ОКБ. Я категорически отказался ставить свою подпись. Тогда Л. Л. Кербер вторично позвонил Павлу Алексеевичу и разъяснил, какие последствия ждут нас всех, если протокол сегодня же вечером не окажется на Пироговке. Л. Л.Кербер снова передаёт мне трубку и я слышу ожидаемые слова: «Не ломайся как барышня и подписывай.» С Леонидом Львовичем Кербером у меня были прекрасные отношения, но иначе поступить я не мог. Он меня понимал и нисколько на меня не обиделся.
На следующий день я пришёл на работу, имея при себе копию протокола. Я понимал, что Павел Алексеевич пожелает ознакомиться с сутью доработки. Для этого мы с В. В. Марасановым на стенде в лаборатории вскрыли блок вычислений НБА. Вскоре меня принял Павел Алексеевич и я ему доложил подробно о совещании. После доклада он выразил желание ознакомиться с характером доработки. Доработка, сводившаяся к замене серводвигателя, не вызвала у него возражений. Неожиданно Павел Алексеевич задаёт мне вопрос: «А почему мы, собственно, должны дорабатывать НБА.» Я поясняю, что посколько НБА включён в контур автоматического управления самолёта, желательно, чтобы в составе командного сигнала, выдаваемого в автопилот из НБА, не было высокочастотных составляющих. «Это значит, что самолётом управляет НБА и мы отвечаем за безопасность самолёта?» Здесь уместно рассказать один анекдот. Великий прорицатель Нострадамус, приходя домой, спрашивал маму: «Мама, что у нас сегодня на обед?» На это она отвечала: «Как-будто ты не знаешь». «Да, мы управляем самолётом только в горизонтальной плоскости через автопилот при постоянном контроле со стороны экипажа. По нашей вине ничего не случится.» И здесь Павел Алексеевич заявил: «Вы, Матвей Зельманович, самовольно подписали протокол и будете за последствия сами отвечать. Если с самолётом случится беда то вы, а не я пойдёте в тюрьму.» В какую, спросил я. «Для начала в Кресты», ответил он. «Спасибо, Павел Алексеевич, это ближе, чем Магадан». Он мгновенно вспомнил первый эпизод, суровая маска его лица сменилась на его обворожительную улыбку. Павел Алексеевич обладал феноменальной памятью. «Ладно, дорабатывайте, только не задерживайте передачу документации на Пирометр.» Павел Алексеевич прекрасно разобрался в вопросе. Но он дал понять, что те, кому он доверяет принятие решение, должны это делать взвешено и ответственно. Я это понимал, когда он поручил мне участвовать в этом совещании.
Павлу Алексеевичу в не меньшей степени было присуще чувство юмора. Я присутствовал на многих совещаниях, которые он проводил. В процессе совещания иногда чувствовалось нарастание напряженности и, если в этот момент кто-то находил нужные слова или шутку, напряжённость мгновенно спадала и все испытавали облегчение, и в первую очередь Павел Алексеевич. Далее совещание продолжало течь по деловому руслу.
* * *
В начале 1965г. после отладки ЦНВУ на одном из летательных аппаратов (ТУ-95РЦ) и его сдачи заказчику на аэродроме вблизи Белой церкви, я вернулся в Ленинград. Через несколько дней Павел Алексеевич пригласил меня к себе. Там находился старший представитель заказчика А. К. Арутюнов. Они оба обратились ко мне с просьбой выполнить их поручение: доложить маршалу авиации И. И. Борзову состояние разработки модификации вычислителя ЦНВУ для разведчика-целеуказателя. Я выехал в Москву и через два дня вернулся. Павел Алексеевич поблагодарил меня за успешное выполнение поручения. То же сделал А. К. Арутюнов, после чего предложил мне побеседовать с ним на различные темы. Подобные беседы происходили часто. Он был умным человеком, но нуждался в информации. По-видимому, в беседах он получал нужные сведения о современном состоянии авиационной техники. В последней беседе он спросил меня о моих планах на будующее. Я ему честно признался, что таковых пока не имею. Я не знал в тот момент, что он прекрасно осведомлён о планах создания новой лаборатории и кандидатах на должность начальника. Эти вопросы П. А. Ефимов обсуждал с ним. Вскоре меня вызывает к себе Павел Алексеевич и в присутствие А. К. Арутюнова сообщает, что он принял решение организовать новую лабораторию и назначает меня начальником, и тут же подписывает приказ. Для меня, как и для Е. С. Липина и А. Л. Этингофа, которых он затем пригласил, его решение было неожиданным. Павел Алексеевич поставил их в известность о принятом решении и приказал им выделить мне людей и площадь в рамках НИО-1. Так, благодаря Павла Алексеевича и А. К. Арутюнова решилась моя судьба и определилось моё будущее.