Михаил Белозёров
Марсианский стройбат
Глава 10
Предательство
Сергей проснулся от землетрясения. Пол под ним пару раз основательно подпрыгнул, а потом трясся мелкой дрожью ещё минуты две.
– Здесь так часто бывает… – пробормотал врач Давыдов, переворачиваясь на другой бок. – Не обращая внимания…
– Однако утро наступило… – отозвался Сергей и сел, нервно озираясь на стены.
Действительно, лучи солнца косо бил прямо сквозь узорчатую решетку окна. Это ж каким надо быть мастером, чтобы такое вырезать из камня, удивился Сергей, с тоской оглядываясь по сторонам. Комната была большой, неправильной формы, с неровным, покатым полом. Белый цвет известняка делал её просторной. Давыдов и Андрей Лобастовым спали на циновке, укрывшись большим атласным одеялом. Жора Генацаревский скорчился в три погибели у них в ногах. Вчера он так и не дополз до спального места. Шлем у него был откинут, и поэтому РС не работал. Вовка Жуков отсутствовал. Он и вчера делал поползновения в сторону местной красавицы в красном одеянии. Если мураны набьют ему морду, то так тому и быть, подумал Сергей, и ему захотелось пить. Во рту было сухо, как в пустыне Сахара. Вчера Пашка Марфин нашёл повод, чтобы строить грандиозную попойку. Происходило это на огромной скале с открытой площадкой, возвышающейся над рекой. Сергей помнил, что вначале они пили пиво, и надо сказать неплохое, а потом традиционно перешли на самогон, потом лакировали какой-то пахучей бражкой. Что было дальше, Сергей плохо помнил. Он где-то бродил. С кем-то разговаривал. Его тошнило, и кажется, пару раз вырвало. В результате он отравился. Голова казалась чугунной, а животе поселился кирпич. Сказалось скудное питание и нервотрепка последний дней. Сергей помнил, что они куда-то, зачем-то ходили в обнимку то с белыми муранами, то со страшненькими гоблинами. Помнил, что пытался петь с ними песни и учил своим песням. Помнил, что было страшно весело, шумно и дружелюбно. Помнил, что даже кому-то клялся в вечной дружбе. Марфин то и дело кричал: «Абалбеть можно!» и требовал, чтобы всем без разбору наливали, и добился-таки своёго. Гоблины валялись штабелями вперемешку с белыми муранами. Хорошо ещё хоть никто не выпал через перила в реку. Или всё же выпал? – что-то такое с трудом припоминал Сергей. Точно, кого-то вылавливали рыбаки. А вот как он добрался сюда, в опочивальню, Сергей, хоть убей, не помнил. Давно он так не напивался. Последний раз это было за неделю до отлета на Марс. Значит, больше года, подумал он. Давно, словно в другой жизни.
Утро было прохладным, если не сказать, что холодным. Зачем я напился? – подумал Сергей. Домой надо, а я здесь торчу. Милу спасать. У него было такое ощущение, что все его горести закончатся, когда он её обнимет. Он подошел к окну и с вожделением страждущего посмотрел на реку сквозь голубоватую атмосферу долины. Река текла далеко внизу, переливаясь тёмными красками ущелья Маринера. На другой его стороне тоже темнели окна. В расщелинах каким-то чудом зеленели похожие на дубки, растения. Между берегами на уровне пещер был переброшен подвесной мост, который Сергей вчера не заметил. По мосту шли то ли гоблины, то ли белые мураны. Тащили каких-то диковинный скот, огромные сушеные рыбины размером с человека.
Вот, о чём они не рассказали, подумал Сергей, вспомнил об экспедиции биологов, которую посылали в долину Маринера. И о реке знали, и о пещерах, но молчали, играли в военную тайну. Ждали подкрепления, чтобы иметь железные аргумент в виде силы. Почему нам не сообщили? Так засекретили, что сели в лужу. Если бы мы знали об этом ущелье, то всё пошло бы по-другому. Пить захотелось ещё сильнее. В горле мгновенно пересохло, а язык просто не помещался во рту. Затылок стал свинцовым, а ноги – ватными. Чтоб я ещё пил!.. – поклялся Сергей.
Пару раз толкнув Генацаревского в бок и добившись от него всего лишь нечленораздельного мычания, Сергей пошёл искать воду. Узкая дверь из комнаты вывела его на такую широкую лестницу, что по ней мог промаршировать взвод. Низкий потолок не давал выпрямиться. Лестницу занимали пьяные гоблины. Между их телами оставался узкий проход. В комнате ниже на этаж стоял тяжёлый запах алкоголя. Здесь тоже спали гоблины. Переступая через тела, Сергей миновал комнатой, затем ещё одной, где спали пьяные белые мураны, и попал на ту самую полукруглую площадку на скале, где они предавались возлияниям. Здесь никого не было, зато во множестве стояла самая разнокалиберная посуда, среди которой Сергей с трудом отыскал кувшин с водой. Он опорожнил его одним махом и собрался уже вернуться назад в спальню, но его внимание привлек до удивления знакомый предмет. Нет, подумал он. Мне кажется. Я не хочу начинать день с неприятностей. Ему пришлось нагнулся, чтобы достать из-под каменной лавки, на который сидел Пашка Марфин, чёрный шлем бригадира разведки крикунов. В затылке застучали молоточки. Сердце упало куда-то в пятки. Неужели убили? – подумал он, вертя в руках шлем. И голова болит так, как никогда в жизни. Он подошел к перилам, жадно хватая ртом бодрящий воздух ущелья. Далеко внизу желтела цукуба. Над ней распростерла ветки марсианское чёрное «дерево», похожее на елку. Гоблины ловили сетями рыбу. На другом берегу стирали белье. Казалось, сама громада ущелья давит на душу. Так, сейчас спущусь, сяду в цукубу и уплыву. Навоевался! Ведь я же вчера лично твердил Пашке, что один этот крикун стоит целой дивизии, что он один знает, как спасти Землю и как проникнуть на эту чёртову Планемо. Тупоголовые аборигены. Дался им этот крикун. Убить ради того, чтобы убить – что может быть хуже преступления. А вдруг они его не убили? – подумал он с надеждой. Вдруг разыграли маскарад? Для чего тогда притащили шлем? Отчитаться перед Пашкой? Или это был знак, что крикун заговорил. Пашка ведь тоже не дурак. Надо найти Каздоя или Зовущего и вытрясти из них душу.
Сергей прихватил кувшин с пивом и пошёл назад. Похоже, недаром Каздоя крутился весь вечер рядом, вспомнил он. Значит, имел какую-то выгоду.
Каздоя был самым крупным гоблинов. Чуть-чуть ниже Сергея. И перекус у него не такой зверский. Да и дружелюбен по-нашему, по-земному. Такой не мог обмануть. Но в тот же миг Сергей вспомнил, как переглядывались Пашка Марфин и Каздоя, как Каздоя куда-то пропадал, и как Сергей, окончательно расслабившись, пил самогон с его соседом – гоблиным Зовущим, который был рад увидеть знакомого человека. А потом вдруг появился Каздоя и мелькнул этот злосчастный шлем. Точно! Сергей наконец сообрази – был шлем! Его принес Каздоя примерно в середине пьянки и показал Пашке, а Пашка стал орать какой-то тост, чтобы отвлечь внимание. То, на что Сергей не обращал внимания, теперь казалось ему по-особому зловещим и напомненным тайным смыслом. Однако если бы они хотели нас убить, то убили бы спящих. Он никак не мог вспомнить, куда же подевались его боевые посохи. С ними как-то увереннее, подумал он. Вдруг все эти мелкие, казалось бы незначительные знаки сложились в одну мозаику, и Сергей теперь по-настоящему стало плохо. Получалось, что Пашка их предал ради своёго царства и теперь надо опасаться за свою жизнь. Ведь если наши узнаю о долине Маринера, то естественно, власти Марфина придёт конец, думал Сергей. Значит, он нас отсюда не выпустит ни при каких обстоятельствах. Даже самому Сергею этот вывод показался диким. Не мог Пашка Марфин – землянин и сержант первого марсианского стройбата, так просто забить на своё прошлое. Для этого нужны, я не знаю, какие причины – космического масштаба.
Сергей вернулся назад в комнату, где спал. Она была уже пустой. Валялись только циновки, пуховое одеяло да Жоркин шлем. «Так-к-к…» – пробормотал Сергей, подбирая шлем, дело принимает плохой оборот. Он достал из кобуры пистолет и проверил. У него осталось ещё десять патронов. В кармане лежал кастет. Не жирно. Много не навоюешь. Скинут в реку, и поминай как звали. Он тотчас прикинул путь назад к цукубе. Можно было ещё сигануть в реку, но во-первых, сильное течение, а во-вторых, в реке водятся марсианские монстры. Река – только на крайний случай.
В это время раздались шаги и из узкой щели, которую Сергей не заметил, явился покачивающийся Жора Генацаревский. У Сергея отлегло с души.
– Где ты ходишь?.. – стал озираться Жора.
– Это я, что ли? – удивился Сергей.
– Ну? А где мой шлем?
– Этот, что ли? – спросил Сергей.
– Этот, этот… – кряхтел Жора, выдыхая воздух, как будто он жевал горький перец.
Лицо его с водянистыми глазами выражало неподдельное страдание. Если Сергей вчера в конце гулянки пропускал тосты, то Жора пил всё, за всех и в огромных дозах.
– Ох… вчера мы перебрали, – простонал он. – Я смотрю, ты уже как огурчик.
Сергей показал ему кувшин.
– Не-не-не… – отшатнулся Жора. – Я не могу смотреть на выпивку. Не-не… только не с утра.
– А где ты был?
– По нужде ходил…
– А Пашку видел?
– Ты что?! – Генацаревский испуганно оглянулся. – Это он для нас в тесной компании Пашка Марфин, а здесь он Гаян Двадцать Первый, вождь речного племени. Не приведи господь, болтануть при туземцах. Смертельных врагов наживёшь.
– А почему Гаян?
– А я что знаю? Это ты вчера всё ему тыкал. Мол, Пашка, наш лепший друг, мы с ним в огонь и воду. А у них здесь свои законы.
– Не помню, – ответил Сергей. – Даже если и тыкал. Это ж пьянка.
– Ну и натыкался, – жёстко ответил Жора Генацаревский, выпучив глаза. – Он велел тебе больше не наливать, а отвести спать.
– А-а-а… – только и произнёс Сергей. – Не помню.
– Я помню! – веско произнёс Жора так, словно Сергей был в чём-то виноват.
Рассказывать Жоре о своих подозрениях Сергей передумал. Не в том мы состоянии, чтобы друг друга понять, решил он.
– Ну дай, что ли?.. Что там у тебя?..
Генацаревский в три глотка осушил кувшин и крякнул, вылив остатки на бритую голову. Капли пены повисли у него на носу и ушах. Он встряхнулся, как большая собака, и капли полетели во все стороны.
– Ой-й-й… душа болит. Ох-х-х… домой хочу. Под березками походить, грибочков поискать. А то здесь, какие-то чёрные ёлки, а грибы, ну, ты сам знаешь… Думаешь, я сам ничего не вижу?
– Что ты видишь?
– Что ты маешься. Спокойно, братуха. Наши придут, и всё будет олрайт. Немного осталось.
– Если успеют…
Жора посмотрел на него, как на идиота.
– А куда они денутся.
– Лучше спроси, куда мы денемся?
– А что есть повод?
Жора Генацаревский снова стал бригадиром второй бригады. Сергей не стал высказывать все свои подозрения, а только спросил:
– А где наши посохи-то?
– В цукубе остались. Мы их там на радостях и забыли.
– А куда делся бригадир разведки?
– Я понимаю, что он тебе дорог, – сказал Жора Генацаревский, – но у меня сложилось такое впечатление, что ему кердык.
– В смысле? Ты что-то видел?
– Я ничего не видел. Но мураны его куда-то утащили, должно быть, кушать хотели.
– Иди ты в пень! – посоветовал Сергей. – Ты понимаешь, что его срочно надо найти?
– Понимаю… – грустно ответил Жора, потому что ему не хотелось двигаться, а хотелось завалиться и поспать. – От этой мысли на душе у меня очень и очень неспокойно. А может, ну его на фиг?
– А Земля? А наши наверху?
– Фу-у-у… – выдохнул Жора Генацаревский провел ладонью по лицу, словно смахивая паутину. – Все дела надо делать на трезвую голову.
– Раз другой нет, пошли с такими головами, – сказал Сергей, чувствуя, как нему возвращается бодрость.
Был у него такой грех – если чуть-чуть опохмелялся, то восстанавливался часа через три.
– А пива у тебя больше нет?
– Пива нет, – ответил Сергей, прислушиваясь.
Кто-то поднимался по широкой лестнице. Было такое ощущение, что он их с Жорой подслушивал. Сергей сделал предостерегающий жест, и Жора всё понял. Он многозначительно закатил глаза, и лицо у него стало умным-умным, словно он сдавал тест-айкью и очень боялся ошибиться.
Сергей на всякий случай взялся за рукоятку АПС. Но в комнату ввалился никто иной, как Каздоя. Он тащил целых четыре кувшина и дышал, как стайер в конце дистанции. Пот катил с него градом. Видать, тоже вчера много принял на грудь.
– Каздоя! – воскликнул Сергей и убрал руку с пистолета. – Ты наш спаситель.
– Пейте, друзья, пейте… – промямлил Каздоя и рухнул на ближайшую лавку.
Всё-таки они против нас слабы, с превосходством подумал Сергей.
Жора Мамиконов моментально схватил один из кувшинов и, не разбирая, что в нём, опрокинул в рот. По глазам Жоры Сергей догадался, что пошло не в то горло. Но к его удивлению, Жора выпил всё до последней капли, поставил кувшин на стол и произнёс, похлопав себя по бокам:
– Вот теперь можно жить, можно и крикуна искать!..
Потом он сделал глупое лицо, потому что понял, что проболтался, однако Каздоя, казалось, не обратил внимания на его слова.
– Ты чего пил-то? – спросил Сергей.
– Не знаю, – беспечно ответил Жора.
– Ты самогона выпил, – сказал Сергей, нюхая кувшин. – Смотри, свалишься, я не виноват.
Сам он ограничился парой глотков пива. Нельзя сказать, чтобы это как-то изменило его общее самочувствие, но желудок отозвался благоприятным урчанием. Больше пить Сергей не стал, а поставил кувшин рядом с собой.
Каздоя тоже выпил совсем немного и сказал так искренне, что у него встрепенулись острые уши, поросшие рыжей шерстью:
– Да не волнуйтесь, ничего с вашим крикунов не случилось.
У Сергея отлегло с души. Неужели так просто, подумал он, и все мои подозрения гроша ломаного не стоят. Зря я Пашку подозревал.
– Интересно было бы на него посмотреть, – громко сказал Жора Генацаревский и икнул.
Его повело в сторону, он опёрся о стену и склонил голову. Это продолжалось пару секунд. Но пьяным Жора ещё не был.
– А чего нельзя? – удивился, как рубаха-парень, Каздоя. – Пошли.
Сергей вспомнил, что они вчера так набрались, что клялись друг другу в дружбе, а Сергей рассказывал, что они сделают с Марсом, когда прилетят остальные ракеты – озеленят, конечно, от одного полюса до другого. Кажись, Каздоя не возражал. Однако Сергею почему-то было стыдно. Наврал в три короба, подумал он, а Каздоя поверил.
Жора Генацаревский двинул следом за гоблиным, а Сергей подхватил свой кувшин и пошёл за Жорой. Здоров он был, как гора. Если бы кличка Большой не приклеилась в Гоше Мамиконову, Жору называли бы именно этой кличкой. Или Большой-один и Большой-два. Но клички у Генацаревского не было, должно быть, потому что он был бригадиров, а ему кличка как бы не положена, думал с уважением Сергей. Хороший у нас бригадир. Весть о том, что крикун жив, настроила его на благодушный лад. Я только один раз видел хорошего бригадира – старшину Евгения Петровича, который учил нас подводному делу. Все остальные были гадами, кроме Генацаревского. Смущало только одно: шлем крикуна и таинственные переглядывания по время пира Каздоя и Пашки Марфина. Может, мне показалось? У страха, как говорится, глаза велики. Однако на всякий случай Сергей достал пистолет и на ходу дослал патрон в ствол. Бережёного бог бережёт, подумал он, возвращая пистолет в кобуру.
К его удивлению, они пошли не вниз, а – вверх по многочисленным переходам. Им то и дело попадались то пьяный гоблин, бредущий, как потерянный, то белый муран со страшного похмелья. Откуда-то из глубины пещер доносился запах сушёной рыбой, странных неземных специй, вареного мяса и… кукурузы. Откуда на Марсе кукуруза? – удивился Сергей. Он быстро потерял ориентировку и уже не соображал, куда они идут, во всем полагаясь на Каздоя и Жору. Крохотные комнаты-переходы с обязательной скамейкой вдоль стены, сменялись длинными винтовыми лестницами, которые с каждым шагом становились всё непреодолимее. В затылке снов застучали надоедливые молоточки: «Тук-тук, тук-тук…» Если бы крикуна хотели убить, потащили бы вниз, думал Сергей, и легче, и идти недалеко. Ещё один плюсик в пользу Пашки. Но шлем, шлем крикуна! – думал он, вот что больше всего меня смущает. На пятом лестничном повороте он стал задыхаться. Сказалось долгое пребывание под землей, тяжёлая работа, вчерашняя пьянка и разряжённая атмосфера. Закрыть стекло шлема Сергей не решился. Без стекла он лучше ориентировался. Жора же пер, как буйвол, только оставлял на ступенях капли пота. Алкоголь тоже был допингом, правда, очень коротким. Каздоя вообще не было видно. Похоже, он даже не ощутил подъема.
Вдруг Жора замер, как столб:
– Дай глотнуть…
Пока Жора пил, Сергей протиснулся вперёд. Жорино лицо посерело. Губы стали бледными, как у старика.
– Ну где вы там? – над перилами возникло лицо Каздоя.
– Сейчас… – сказал Сергей и обернулся на звук.
Жора был никаким. Он сидел на ступеньках, опершись на колени локтями, кувшин валялся под ногами.
– Иди… – пробормотал он. – Я немного посижу… – изо рта у него лилась слюна.
Всё, готов, понял Сергей. Он заставил себя подняться ещё на два лестничных поворота. Каздоя видно не было, как не было видно ни конца ни края этой проклятой лестницы. Потом снова раздался голос Каздоя:
– Ну где вы там?..
Сергей едва разглядел его где-то под потолком и попер на одной силе воли. В животе снова поселился кирпич. Ноги дрожали и казались негнущимися, картонными.
Гоблин ждал его на площадке. В узкую расщелину бил яркий, струился свежий воздух, разбавляя рыбный запах пещер. Сейчас точно скинет в реку, безразлично подумал Сергей. Каздоя сказал:
– Здесь он. Не волнуйся. Сейчас увидишь.
Сергею уже было всё равно. Катастрофически не хватало воздуха. Надо было шлем опустить. Зачем мы сюда попёрлись, с тоской думал он, отоспались бы до вечера. Крикуну, должно быть, уже всё равно.
– Вот… – неопределенно сказал Каздоя. – Он здесь…
Они попали в очередной солнечный и светлый переход, но не такой крутой – с широкими ступенями. За переходом – абсолютно голое помещения типа веранда, поперёк которой лежал пьяный в стельку белый муран. А ещё в комнате на веревках сушились огромные желто-красных рыбины. В брюшка у них были вставлены палочки, и жир капал прямо на пол. Насекомые, похожие на ос, с жадностью возились в жирных внутренностях и на полу.
Здесь всё было сделано грубее: толстые, массивные столбы жёлтого цвета, поддерживающие потолок, огромные ступени, словно рассчитанные на гигантов. Слева угадывалась голубоватая пропасть долины Маринера. Глядеть туда не хотелось. Крыша у меня и так на одном гвоздике держится, подумал Сергей. В следующий комнате ямы в полу были забраны решетками. Из дальнего угла поднялся пьяный белый муран – полуголый, одетый в какую-то рваную накидку. Его огромное лицо не было намазано, как обычно, жёлтой минеральной краской, и от этого казалось лицом мертвеца.
– Где последний крикун? – спросил Каздоя и посмотрел на ближняя дыры в полу. – Открывай! Где он?!
Только тогда Сергей сообразил, что это подземная тюрьма. Он уже видел такие тюрьмы в Крыму, когда путешествовал в его горном городе караимов – Чуфут-Кале. Только здесь всё было масштабнее. Дыр в полу было видимо-невидимо. Много врагов у Пашки, невольно подумал Сергей. Когда он успел? А-а-а… – догадался он, должно быть здесь сидят его предшественники.
– А чего его открывать?.. – прогудел тюремщик и рыгнул.
И вдруг из дальнего угла, где, оказывается, они пили и ели, «Цок-цок…», возник ещё один белый муран.
– Хотите вещички забрать?
– Какие вещички? – удивился Каздоя.
– Известно какие. У покойников всегда вещи есть, – он выжидательно уставился на Сергея.
Нехороший у него был взгляд, ждущий сигнала, команды «фас», хотя и этот белый муран был пьян. Я ведь я даже с пьяными с ними не справляясь, подумал Сергей. Только тогда до него дошло, о чём идёт речь.
– Вы что, его убили? – спросил он, сам не веря своим словам.
– Нет, конечно, ответил второй муран, покачиваясь.
Он был даже огромнее, чем Жора Генацаревский, и поэтому его «обратный» сустав в коленях выглядел особенно впечатляющими. К тому же на нём не было штанов, а лишь набедренная повязка. Длинные волосатые руки, свисали до колен. Рыжие волосы закрывали лицо. Из-под них на Сергея смотрели маленькие затекшие глазки. Они были колкими, неподвижными и вызывали странное оцепенение, словно удав подкрадывался к кролику.
– Ну? Так что вы с ним сделали? – через силы спросил Сергей.
Да он меня гипнотизирует, сообразил он. Белый муран отвёл глаза. Оцепенение сразу пропало.
– Разобрали…
– Как это? – удивился Каздоя.
Но голос у него не был искренним. Трое против одного, почему-то подумал Сергей и встал так, чтобы ему было удобно выхватить пистолет.
– Просто, – ответил второй муран без тени смущения.
Ну да, подумал Сергей, Пашка Марфин приказал.
Первый муран сделал жест, а второй подошел и легонько одной левой откинул с дыры в полу массивную железную решётку.
– Желаете взглянуть?
Сергею пришлось спуститься на три ступени вниз. Теперь он был во власти белых муранов. Если они действительно что-то задумали, то мне кердык, подумал он. Но смело посмотрел вниз.
В камере горели две ли три лампы, поэтому было светло. Бригадир разведки крикунов лежал на столе у стены. Он показался Сергею ещё живым. Может, мне повезло, подумал он.
– Если хотите, можно спуститься, – предложил второй муран.
– Хочу, – ответил Сергей и полез по приставной лестнице в камеру.
Ну и дурак же я, думал он. Сам себе петлю на шею накидываю. Однако к его удивлению следом за ним спустился Каздоя и первый белый муран. Для второго просто не было места.
Сергей ошибся – крикун был мертв. Он был разделен на части, как кукла: отдельно голова, отдельно туловище, руки и ноги. Не помогла никакая «умная пыль». Должно быть, белые мураны хорошо знали своё дело. Только что не сняли доспехи.
– Вы всё-таки его убили! – возмутился Каздоя. – Он так много знал!
– Мы старались… – оправдывался белый муран.
– Плохо старались, – сказал Каздоя. – Надо было его оставить для допроса нашим друзьям.
– Мы же всё время так поступаем… – оправдывался белый муран. – А чтобы что-то узнать, достаточно одно головы.
Теперь Сергей был уверен, что перед ним разыгрывается спектакль, крикун был мертв ещё ночью – когда Каздоя принёс и показал Пашке Марфину шлем. Стало быть, здесь всё действительно зависит от Пашки.
– Я же приказал… – говорил не очень убедительно Каздоя. – Только покалечить! А вы?!
– М-м-м… – как бык, мычал белый муран, сжимая кулаки. – Ошиблись, с кем не бывает…
Однако глаза у белого мурана были веселыми и невозмутимыми.
Ладно… – многозначительно подумал Сергей.
– Такая ошибка может долго стоить, – сказал он. – Ничего не поделаешь, другого крикуна поймаем.
– Да, – согласился Каздоя, – надо только хорошо постараться.
– Ладно, – сказал Сергей, – пролетели.
Казалось, вздох облегчения невольно вызвался из глотки белого мурана, да и Каздоя расслабился и совершил глупость:
– Если хотите, можете побеседовать с головой. Если не боитесь, конечно.
Голова лежала поодаль. Побелевшие глаза бригадира разведки были открыты и следили за Сергеем.
– А повязку снять можно? – спросил Сергей.
– Воля ваша, но я бы не рекомендовал, а вдруг у него там огонь остался?
Сергей неловко вытащил изо рта крикуна кляп. Голова выскользнула из рук, словно качан капусты, с глухим треском упала на пол и закатилась в угол.
Белый муран громко засмеялся. Пока Сергей искал в тёмном углу бедную голову бригадира разведки крикунов, Каздоя и белый муран разговаривали:
– Представляешь, два дня назад плавали к устью. Водопад уменьшается.
– Что ты говоришь?! Главное, чтобы самогон не кончался.
– Это точно, – согласился Каздоя. – В этом году воды вообще меньше.
– А кто виноват? – тонко рыгнул белый муран.
– Откуда я знаю.
– Слышал в городе взрывы. Говорят, всё из-за них.
– Как бы к концу лета вообще не остались без воды, – сказал белый муран, а то самогон не из чего будет делать.
– Ну, это естественно… – сказал Каздоя. – Воды нам всегда хватит.
Сергей наконец нашёл голову крикуна и поднял. Вдруг голова произнесла:
– Под панцирем, в кармане…
И всё – белые глаза крикуна закрылись, словно голова умерла, словно ей хватило энергии на одну единственную фразу.
Сергей положил голову на место. Каздоя и белый муран всё ещё трепались. Их интересовала проблема таяния льда и снега на экваторе. Оказывается, от этого явления зависела жизнь в долине Маринера. На Сергея никто не обращал внимания. Он незаметно подсунул руку под правый бок того, что некогда было единым телом мурана, и в потайном кармане обнаружил гибкий предмет, похожий на пульт от детской машинки.
– Ну что он тебе сказал? – спросил Каздоя.
– Помер…
– Я же говорил… – начал белый муран. – Возьмите что-нибудь из экипировки для отчета перед своим начальством. Мы знаем, он был большой шишкой.
– Да, что-то вроде начальника разведки.
– Хм… ну вот и смотрите, – разрешил белый муран.
Несомненно, он испытывал угрызения совести. Сергей взял лампу и склонился над тем, что осталось от крикуна. Он и раньше подозревал, что крикун не имеет ни мышц, ни сосудов. Одна сплошная ткань, даже защитный панцирь не снимался. Стоило прикоснуться к его внутренней, как кожа потянулась к руке Сергея.
– Он ещё живой! – воскликнул Сергей.
– Это рефлекс, – объяснил белый муран. – Они все такие. Реакция на тепло. Когда лишаешь крикуна источника энергии, его ткани начинают реагировать на любую другую энергию.
– Я хочу вот эту штуку снять, а она не отрывается.
– Какую? – спросил белый муран. – А-а-а… это у них клапаном называется. Мы их иногда в фильтр вставляем. Я вам его вытащу.
Белый муран приподнял панцирь и каким-то хитрым движением вынул из груди крикуна коническую штучку.
– Носите на память. Наши многие такие штучки берут. Таскают на шнурке. Красивая игрушка, похожа на раковину.
Пока он всё это проделывал и объяснял, Сергей незаметно сунул в карман предмет похожий на пульт. Конечно, он не поверил ни единому слову ни Каздоя, ни обоих белым муранам. А о Пашке Марфине подумал, что он зря водит их за нос. Хорошим это не кончится. Он вылез из ямы последний и незаметно, потрогав – пульт в кармане под кобурой был спрятан надежно. Надо было обыскать бригадира разведки ещё в цукубе, подумал Сергей. Почему я не догадался?
Каздоя совсем повеселел. Глаза у него блестели, и похоже, он на радостях приложился к своёму кувшину. Белые мураны тоже не отставали от них – они уже уселись в углу за стол и ели рыбу, запивая её пивом.
* * *
– Абалбеть можно! – кричал Пашка Марфин, то бишь Гаян Двадцать Первый, вождь речного племени. – Ну ничего поручить нельзя! Ничего! Вот люди! Зачем вы его убили?!
Он с неподдельной яростью посмотрел на Каздоя. Каздоя сделал вид, что это к нему не относится. И вообще, он был очень спокоен и, как всегда, чуть пьян. Однако в отличие от Пашки, он не курил. Пашка же дымил огромной пеньковой трубкой с длинным чубуком, в которую помещалось не меньше стакана «гидры». Вонь стояла неимоверная. У Сергея слезились глаза и ему беспрестанно хотелось чихать, поэтому он закрывал нос и крутил головой.
– Я думаю, что он сопротивлялся, – ответил Каздоя с несвойственной белым муранам философичностью.
– Он думает! – риторически воскликнул Пашка, не вынимая изо рта трубку и в какие-то момента пропадая за клубами сизого дыма. – Он думает! Да тебе не положено думать, тебе надо следить за своими костоломам. А приказы отдаю я. Уйди я моих глаз, уйди! – Он, осерчав, схватился за глиняную чашку.
Каздоя испарился, словно его и не было. Жора Генацаревский пьяно засмеялся, почесывая бритую голову, которая однако успела зарасти коротким ежиком:
– У меня тоже в бригаде были такие уроды.
– На кого ты намекаешь? – весело спросил Пашка Марфин, но в глазах у него плавал весь ужас того, что он может сделать с Жорой, не приведи господь, припомни бригадир Пашкины фокусы.
– Не на кого, – ответил Жора, прикинувшись то ли дураком, то ли в стельку пьяным. – Просто так говорю.
Сергею это всё страшно не понравилось, хотя у Жоры были честные-пречестные глаза. Пашка ему не простит такие намеки, понял Сергей. И вообще, мы здесь свои – пока пьяные, а станем трезвыми – превратимся в чужаков.
– Ну… – многозначительно хмыкнул Пашка Марфин, постучав трубкой по столу. – Если просто так?..
– Конечно! – по пьяному заверил его Жора Генацаревский. – Садись! И ты садись! – приказал он Сергею.
Гоблин Зовущий быстренько наполнил стаканы. Опохмеление плавно перешло в пьянку.
– Пей! – сказал Пашка.
– Я не буду, – Сергей накрыл стакан ладонью.
– Почему?
– Не буду, и всё. Я на следующий день не пью.
Он со школы занимался этим видом спорта, но чтобы перепить Пашку Марфина и Жору Генацаревского, и думать не хотелось. Не в том он был состоянии, чтобы с кем-то соревноваться. На Земле – пожалуйста, а здесь нет. Не адаптировался я ещё к Марсу, подумал Сергей. К тому же мне нужна трезвая голова.
– Не уважаешь нас? – завел знакомую песню Зовущий. – Пей, а то обижусь!
Его замашки, которые он явно скопировал со своёго вождя Гаяна Двадцать Первого, никак не вязались с его гоблинским обличием. И трубка у него была помельче, и дымил он поменьше Марфина. Ну какой, спрашивается, из тебя выпивоха? – подумал Сергей. Ему вдруг захотелось споить его одним махом, так, чтоб гоблин свалился с ног и вывалился за перила в реку Шкабарь, но он подавил в себе это желание. Представляю, каким я сам буду после этого, благоразумно подумал он.
– Слабак, – констатировал Пашка Марфин. – Давай, Жора выпьем с нами, речными гоблинами. Хороший ты был бригадир.
– Почему был? – удивился Жора Генацаревский. – Я и есть бригадир. База ещё функционирует.
Он едва произнёс последнюю с третьего или четвертого раза. Сергей впервые подумал, что неплохо было бы подать о себе весточку, связь-то вне пещеры должна работать.
– Функционирует, – согласился Пашка. – Только надолго ли?
– Это как?.. – удивился Жора, и Сергею наконец показалось, что он прикидывается пьяным.
– А вот так! Вернетесь, а станции нет. Конец ей пришёл.
– Как это?.. – удивился Жора. – Нет! Мы же её строили. Ты сам строил?! – нашёл он самый веский аргумент.
– Строили, но не достроили. Облако Глобула всё равно уничтожит любую цивилизацию. Оно здесь хозяин!
– Что-то, ты Паша, – сказал Жора, – несёшь чепуху.
– Никакую не чепуху, – возразил Пашка. – Я теперь Гаян Двадцать Первый. Понимаешь? Захочу, и всё племя в речку прыгнет.
– Ну, положим, ты загнул, – насмешливо сказал Жора. – Среди них найдутся умные головы.
Сергей долго слушал их спор, который сводился к привилегии силы. Каждый доказывал своё и не хотел уступать другому. Сергей вспомнил, что в спорах рождается не только истина, но и стена. Лично он не смог бы перечить Пашке Марфину после того, чего навидался у него в тюрьме. А Жора – мог, должно быть, оттого, что так и не побывал там. И вообще, он быстро забыл всё, о чём они договаривались: не пить, не злить, а побыстрей свалить.
Они пили где-то в глубине горы, в одной из многочисленных резиденций Гаяна Двадцать Первого. Стены здесь были тёплыми а многочисленные лампы давали много света. Воздух был свежим, речным. Живи не хочу.
