Ольга Болгова
По-восточному
Глава 12. У нас есть план
План Данияра был опасен и далеко не безупречен, впрочем, в нашем положении о совершенстве не могло идти речи.
«Совершенство недостижимо, но следует к нему стремиться! – пропела мне на ухо авторша. – Я в восторге от плана, который, несмотря на его изъяны, зиждется на столь тонко подмеченной основе! Да и что есть изъян, если не метка, делающая вещь оригинальной, ни на что не похожей – как муха в янтаре, как родинка на скуле, как щербинка на зубах, как…»
«…как фингал под глазом…», – завершила я ее неуместное словоизвержение, объяснить которое можно было лишь нервным стрессом, под прессом которого мы постоянно находились.
Слабым местом задуманного было то, что под удар попадали практически все участники светлой стороны. Но время шло, и нужно было либо действовать, либо согнуться под ударами судьбы.
«Ты наконец-то начала доверять Даниле? – ехидно спросила авторша. – Видимо, активизировались какие-то природные атавизмы, заставляющие доверять тому, кто подтверждает свои слова качественными поцелуями?»
Она еще и фрейдо… физиолог?
Солнце окончательно свалилось за далекий окоём озера, теплые краски стекли с небес вслед за ним, оставив ничем не замутненную незаметно сгущающуюся синеву. Мы дождались, пока стемнеет, и выбрались на шоссе, ведущее в сторону города. Конечно, в нашем неустойчивом положении показываться на просторе дороги было опасно, но у Данилы на это счет имелись соображения, которые в результате оправдались. По шоссе с ревом проносились легковые иномарки, изящно приближаясь и удаляясь в степной бесконечности, струи фар шарили по асфальту и окрестностям, а я каждый раз вздрагивала, ожидая появления темно-синего Мерседеса или подержанного Мицубиси серого цвета, не в силах избавиться от мысли, что весь мир вокруг нацелен на то, чтобы гнаться за нами.
Мы добрались до города на автобусе – маленьком пазике, заполненном дачниками. Водитель сочувственно остановился, забрал нас и доставил почти до пункта назначения – дома моих гостеприимных родичей Фишеров. Обойдя квартал мелкими перебежками, скрываясь в тени деревьев и стен, мы пробрались ближе к дому, устроившись на противоположной стороне, возле бетонной стены, в тени карагача. Все это живо напомнило недавнюю беседу с лже-Данилой, только теперь рядом со мной был Данила настоящий. Настоящий ли? Я почти на девяносто процентов верила в это.
«И правильно, и верь…», – прошептала авторша, кошачьей походкой пробравшись мимо: ни дать, ни взять, юный следопыт с горячим стажем.
В окне квартиры Фишеров, на первом этаже, горел свет. Проехал автомобиль, разрезав темноту фарами, словно масло ножом. Далеко, в конце улицы, слабо мерцал одинокий фонарь.
– Ну что, давай… – сказал Данила.
– Я ужасно сомневаюсь…
– Ничего, все будет окей…
– А если твой приятель не успеет?
– Успеет…
– Мне кажется, это очень опасно. И я боюсь за тетю и дядю…
– Опасно, но им они ничего не сделают, а если тебе удастся пробраться в дом незамеченной, то мне будет обеспечена встреча.
– Они убьют тебя, – озвучила я свои самые ужасные опасения. – И я буду виновата в твоей гибели.
– С какой стати им меня убивать? Им нужен не я, а книга. В дом они не пойдут.
– А вдруг… – я похолодела. – А вдруг они уже зашли и…
– И устроили засаду? Вполне возможно, но маловероятно. Им нет смысла так рисковать.
– Откуда у тебя такая уверенность?
– А что мне остается делать? – резонно спросил он.
Вздохнув, я приступила к делу, точнее, мы приступили вдвоем. Когда все было закончено, Данила, прижав палец к губам, потянул меня за собой, через дорогу, к дому. Мы осторожно прошли вдоль стены, прячась за деревьями. Опасность неожиданно столкнуться с теми, кто был нам нужен, нарваться на засаду, была велика. К счастью, нам повезло. Данила затормозил на углу, сжав рукой мое плечо так, что стало больно. Отсюда был виден двор, который я покинула сегодня днем. Казалось, с тех пор прошло не несколько часов, а половина жизни.
В окнах дома напротив зажегся свет, и тотчас же чья-то тень метнулась вдоль стены, вытянулась узкой полосой на фоне светлого пятна на тротуаре и исчезла, обозначив фигуру человека, свернувшего за угол дома. Дежа вю – все повторялось с удивительной точностью, словно я во второй раз смотрела бездарно снятый боевик.
Я вжалась в стену, имея желание стать ее частью, пусть даже куском столь неприглядной розово-серой древней, покрытой степной пылью штукатурки. Ноги противно ослабли, буквально подтверждая метафору про подкашивающиеся коленки.
– Это он… один из них, – одними губами прошептал Данила, – осталось выяснить, есть ли здесь еще кто-то, или они оставили только одного.
– Как? – выдохнула я.
Он махнул рукой, жестом призвав меня к молчанию и неподвижности, впрочем, неподвижность мне была обеспечена самой природой, но поговорить хотелось, несмотря ни на что. Не знаю, как долго мы стояли, слившись со стеной и деревом. Огни за окнами стали понемногу гаснуть, сужая пространство света.
– Кажется, он один.
– А вдруг нет…
– У них же облом с местными, так что с народом ограничено.
– Данила…
– Да, я помню.
– Что ты помнишь?
– Свое имя.
– Ты… – я задохнулась и замолчала.
«Он чертовски хорош, да?» – прошелестела авторша, свесившись с узкого, кривого балкона, под которым мы стояли.
Только ее сейчас и не хватало.
– Послушай, Данила, черт с ними, с документами и с этой книгой, а? Давай спрячемся где-нибудь до утра, а потом пойдем в полицию, и пусть они решают, что делать, – лихорадочно зашептала я.
– Хорошо, – сказал он.
– И нам поверят? – засомневалась я.
– Неизвестно…
Я открыла было рот, чтобы прошептать, что выхожу из игры, но не успела, потому что откуда-то сбоку раздался женский голос:
– Бася, Бася, кис-кис… Ох, кто здесь?
– Я ушел, ты знаешь, что делать, – коротко бросил Данила, шагнул навстречу женщине и заговорил.
Я обомлела и, несмотря на опасность и страх, зажала себе рот, чтобы не прыснуть от смеха.
«Поистине, ужасное и смешное ходят под руку!» – сообщила авторша мне в макушку.
До этого момента я воспринимала все происходящее как набор последовательно свершаемых действий, видимо, зациклившись на плане. Или Данияр загипнотизировал меня, как пресловутый удав – кролика?
«Если это и так, я бы все отдала за то, чтобы оказаться под таким гипнозом», – авторша опасно свесилась с балкона, восторженно фыркая.
Данила вышел на «свет божий», и я со стороны увидела то, что мы сотворили с ним несколько минут назад. На нем была моя, точнее, моей кузины, майка с надписью «Ich bin ein Wanderer in dieser Welt», под которую мы пристроили мой бюстгалтер, натолкав в него листьев карагача. Джинсами мы меняться не стали, но явно поменялись голосами, потому что этот тип вдруг заговорил противно высоким голосом. Неужели он считает, что я звучу именно так? Или это обще-мужское представление о женском голосе?
«Зануда ты», – справедливо заметила авторша. Она уже покинула балкон и, устроившись рядом со мной, наблюдала за Данилиным выходом на сцену. Опасным выходом, хочу заметить. Кажется, это называется «ловля на живца».
– Не пугайтесь, – Данила громко взял высокую ноту. – Вы здесь живете? Я приехал…ла в гости.
Его рука, занесенная за спину, тем временем беседовала со мной, подавая знак выдвигаться на передний край. Я приблизилась к углу, вжимаясь в стену.
– А, вы к Фишерам, племянница, из-за которой они все переволновались и уже хотели обратиться в милицию? – спрашивала женщина. Если она заметит фингал и прочие вторичные мужские признаки, репутация племянницы Фишеров будет навеки погребена под этим лилово-щетинистым разливом. Хотя, какое значение имеет репутация на фоне смертельного риска? Тем временем Данила, сбиваясь с фальцета на баритон, начал объяснять любопытной соседке, что заблудился, то есть, заблудилась на озере. Соседка ахала и охала, то ли веря ему, то ли соглашаясь со страху, который могла навеять эта странная девушка – мы уповали на то, что южная ночь темна, а с освещением на улице Алимджанова туго. Каким-то чудом Данияр увлек её в сторону, а я скользнула вдоль стены – в нескольких шагах зиял вход в подъезд, дверь в который, к счастью, была открыта. Женщина поймала-таки свою кошку и поспешила к соседнему дому, а Данила прошел несколько шагов и, усевшись на скамейку под деревом, закурил. Огонек зажигалки на секунду высветил его лицо. Он глянул в мою сторону, призывая двигаться, но я застыла, не в силах шевельнуться, потому что тот, кто прятался в темноте, приближался к Даниле со спины, а откуда-то слева появился еще один! Их было двое, мы ошиблись в расчетах! Я перестала дышать, сердце разлетелось на кусочки, и эти кусочки принялись бешено стучать повсюду – в висках, в ушах, даже в горле, а самый большой норовил пробить грудную клетку. Сейчас этот грохот услышат и всё…
Я должна была переждать, а потом проскользнуть в квартиру Фишеров, чтобы оказаться в относительной безопасности. А Данила – взять огонь на себя и разобраться с нападавшими. С двумя. Зачем я согласилась на этот глупый план? Путь к подъезду перекрыт, и сейчас они поймут, что там во дворе не я, а одному ему с ними не справиться. Где же его обещанный приятель с подмогой?
Первый бандит был уже рядом с Данилой, когда он вдруг обернулся к нему и что-то сказал. Несколько секунд и у скамейки началась возня, приправленная ругательствами. Где-то хлопнула форточка, залаяла собака, завизжали тормоза, скрипнула дверь, истошно мяукнула кошка. Авторша тихо выла, цепляя меня за рукав. Данила вдруг выпрямился, оказавшись одинокой фигурой на фоне просвета меж домами, а человек справа вытянул руку, в полумраке она показалась мне странной, словно у него неимоверно вырос указательный палец, и через мгновение до меня дошло, что это была не гипертрофия пальца – он держал в руке пистолет! Авторша со стоном опустилась на землю, закрыв лицо ладонями. Меня же замкнуло, как красный или синий провод, который собирается разрезать отважный супергерой, спасая мир от катастрофы. Ладно, не мир – город. Хорошо, не город – дом. Пусть, не дом – Данилу и себя. И этого более чем достаточно. И я закричала – сначала крик получился бесшумным, поскольку у меня пропал голос, затем я все-таки выжала из горла какой-то хриплый ломаный звук. Что происходило дальше, я воспринимала с трудом, но могу предположить, что мой хрип отвлек бандита. Зажмурившись, я рухнула на землю, на этот раз окончательно лишившись сил в коленях. Мужские голоса… Звук шагов… прощание с жизнью. Которое по счету за последние дни?
– Женя… – голос был хорошо знаком.
– Данила…. – простонала я, цепляясь за его протянутые руки и падая в его объятия, в грудь, набитую листьями.
– Все, все… Женя… – он взял меня за плечи и отодвинул, но не в пустое пространство – я тотчас же попала в другие руки.
Это был Эмиль Генрихович, собственной персоной, и он, не говоря ни слова, подхватил меня и потащил за собой в уют и защиту дома, где ахала и охала Мила Ивановна.
– Женечка, боже мой, что с тобой стряслось? Что мы только не передумали! Эмиль звонил в больницу и в полицию! Мы не знали, совсем не знали, что делать! Эмиль, куда ты?
Последний вопрос был обращен к дяде, который собирался выходить из квартиры.
– У него пистолет! – завопила я. – Там Данила, нужно что-то делать!
– У кого пистолет? Какой Данила… – стонала тетя. – Эмиль!
– Какой пистолет? Никаких пистолетов, – невозмутимо объявил Эмиль Генрихович.
Он стоял в проеме двери… с ружьем в руках. С такой грозной охотничьей двустволкой, насколько я ничего не понимаю в оружии.
«Корень!» – восхищенно выдохнула авторша.
– О, господи! Женя, что же такое делается? Куда ты, Эмиль? Не смей никуда ходить!
«Молчи, женщина», – пробормотала авторша вслед выходящему из квартиры дяде.
Я вскочила с дивана и рванула за ним. Тетя Мила кинулась следом с неожиданной для ее возраста прытью. Хотя, что мы знаем о людях другого возраста и их возможностях? Наши представления чаще бывают ложными и предрассудочными.
Мы вылетели из квартиры, но добежали лишь до дверей подъезда, где нам перегородил дорогу Эмиль Генрихович.
– Спокойно, женщины! – сказал он. – Куда это вы собрались, на ночь глядя? А ты, племянница, что, еще не нагулялась?
Я опешила и остановилась. Эмиль Генрихович решительно вышел во двор, бросив на нас весьма выразительный взгляд.
– Вояка проклятый… – беспомощно прошептала Мила Ивановна, сжимая мою руку.
Во дворе Данила вдвоем с каким-то человеком (помощь пришла, – догадалась я) что-то делали, наклонившись над темной кучей – через миг я поняла, что они орудуют над поверженным бандитом. Живым или мертвым? Вооруженного нигде видно не было… «А вдруг он целится из-за какого-нибудь угла?» – мелькнула мысль, и холодный противный пот хлынул по спине так, что я даже шагнула вперед, испугавшись, что под этот ливень попадет стоящая рядом тетя Мила. Впрочем, через секунду мой холодный ливень обратился в горячий – Мила Ивановна ахнула мне в ухо, и я увидела другого лежащего на земле человека.
Тем временем Эмиль Генрихович подошел к Даниле, и они углубились в разговор, кажется, с ходу находя общий язык. Во всяком случае, разговор носил мирный и деловой характер, насколько об этом можно было судить в темноте южной ночи.
Вскоре дядя зашагал к подъезду.
– Так, девочки, – объявил он. – Быстро домой! И тихо, без паники.
«Вояка» взял на себя командование операцией? Что рассказал и как объяснил ему ситуацию Данила?
Мы дружно и послушно вернулись в квартиру.
– Мила, дай-ка мне ключ от подвала, – сказал дядя Эмиль, пристраивая свою двустволку в угол у массивного раритетного комода.
– Зачем тебе ключ от подвала? – заволновалась тетя Мила.
– Сейчас не до вопросов, – Эмиль Генрихович был краток и суров.
Тетя, вздыхая и ворча, отправилась на кухню и вскоре вернулась с огромным ключом, размером не меньше символического ключа от города, что приносят побежденные победителям.
– Что ты задумал? Кто эти люди? Ты мне объяснишь что-нибудь? Эмиль, ты опять влипнешь в какую-нибудь историю, и я этого уже не переживу! Вопросы и жалобы не достигали их адресата – дядя молча забрал ключ и, чуть задержавшись у двери, сказал мне:
– Пошли, Женя, подежуришь у подъезда. Мила, не вздумай выходить!
«Корень»! – простонала авторша, видимо, из-за стресса растеряв и без того незначительное количество синонимов, антонимов и эпитетов, которые были до сих пор ей доступны.
Я снова вышла во двор вслед за дядей, и он, отдав приказ следить за окрестностями, свернул за угол дома, но вскоре вернулся и направился к Данияру и его напарнику. Они подхватили связанного бандита за руки и ноги и потащили через двор за угол. Вскоре туда же и тем же способом последовал и второй, тот, что грозил пистолетом. Любопытство преодолело страх, я обогнула стену дома и попала на финальную сцену ночного спектакля, оказавшись перед ступенями, что вели к подвалу. Эмиль Генрихович защелкнул огромный амбарный замок на засове двери, Данила взбежал ко мне по ступенькам. Третий, загадочный помощник, куда-то испарился. А может, его и не было?
– Вы заперли их в подвале? – прошептала я. – Они живы?
– Да, живы, хоть и не невредимы.
– У второго был пистолет! Он же мог перестрелять нас всех!
– У тебя крутой дядя!
– Да, он…
– Он вовремя приложил второго…
– Дядя Эмиль?
– Именно…
Я потрясенно уставилась на Данилу, потом вниз, на Эмиля Генриховича, который проверял засовы.
– И что теперь мы будем делать?
– Обменяем их на твои вещи.
– Это так опасно…
– Но это и был наш план, и он вполне осуществился…
– Идемте, ребята, – прервал нашу беседу дядя Эмиль. – Думаю, нужно передохнуть и все обсудить.
Его уверенный голос словно создавал в воздухе защитный купол. Откуда столько внутренней силы в этом старике?
«Пахан», – выдала авторша.
«Ты уже перешла на феню? – мрачно спросила я. – Может, все-таки поищешь в своем словарном запасе какой-нибудь литературный эпитет?»
«Это от избытка чувств, – виновато объяснила она. – И более того, мы ведь пишем детективную историю, которой не помешает немного перца».
Всегда найдет оправдание.
«Кажется, ты сменила кумира? – ехидно спросила я. – Как ты непостоянна! А Данияр? Ты уже не восхищаешься им?»
«Данияр – навсегда!» – лаконично отрезала эта вертихвостка.
Мы сидели за кухонным столом, в уютном полусвете лампы, Данияр рядом со мной, Эмиль Генрихович – напротив. Тетя Мила хлопотала, собирая чай, категорически не позволив помогать ей.
Мы с Данияром по очереди рассказывали обо всем, что с нами произошло, дядя слушал, кивая и хмурясь, тетя ахала и всплескивала руками, успевая при этом наполнять стопки водкой, чашки – чаем, а стол – закусками.
– Нужно было сразу рассказать, что произошло, а не обманывать нас, а то я что только не передумал из-за отсутствия у тебя вещей и твоего исчезновения… мы передумали, – добавил дядя Эмиль, взглянув на жену. Упрек был направлен, разумеется, в мою сторону, и мне ничего не оставалось, как принять его, пробормотав банальное оправдание на тему «я боялась вас беспокоить».
– Ты могла рассчитывать на нашу помощь, – отсек мои бормотания Эмиль Генрихович. – А ваше решение устроить ловлю на живца, не предупредив нас, считаю ошибочным и опасным, – теперь объектом воспитания стал Данила, с которого, кажется, упреки и советы стекали, как с гуся вода.
– Собственно, я с вами не был знаком, а Женя… – Данила взглянул на меня здоровым глазом, хотя и его нездоровый начал понемногу восстанавливаться.
– Что Женя? – переспросил Эмиль Генрихович. – Вы, оба, о чем думали? А если бы вас перестреляли в нашем дворе, как кроликов?
Тетя Мила охнула и опустилась на табурет, прижав к груди кухонное полотенце, расшитое красными петухами. Авторша одобрительно закивала, подцепив кусок селедки из моей тарелки.
Данила смутился. Во всяком случае, мне так показалось. И следующая секунда убедила меня в последнем.
– Но все сложилось, не так ли? – заявил он. – Вы так ловко разделались с этим типом, грохнув его прикладом. Служили в пехоте?
– Я покажу тебе пехоту! – с возмущением объявил Эмиль Генрихович.
– Эмиль… что вы наделали! – простонала тетя Мила.
Авторша пригубила водки из моей рюмки, поморщилась, хрустнула маринованным огурчиком-корнишоном и пробормотала: «Вечная история из серии «Что хочет женщина».
«Что ты хочешь этим сказать?» – спросила я.
«Хочу сказать, что все мы, женщины, явно или тайно, мечтаем и думаем о мужественном, отважном рыцаре, герое, а заполучив такого или чуть похожего или даже совсем не похожего, стремимся всеми силами усадить его рядом, удержать среди своих подушечек и кружев, но при этом не перестаем желать, чтобы он оставался отважным рыцарем и героем. А среди подушечек герои гибнут».
Я промолчала, поскольку в чем-то она была права.
Из разговора за столом выросла полная картина происшедшего.
Дядя Эмиль весь вечер сидел у окна, наблюдая за двором, ожидая моего появления и дежуря у телефона. Как оказалось, Фишеры позвонили не только в больницу и полицию, но и своим знакомым на случай, если потребуется какая-то помощь в поисках пропавшей меня.
Эмиль Генрихович увидел во дворе меня, то есть, Данилу, переодетого мною. Странное поведение, да и вид смутили его, а когда он увидел, что ко «мне» приближается темная фигура, то, недолго думая, взял ружье и пошел на битву. В тот момент, когда он вышел из подъезда, мой крик-хрип отвлек вооруженного пистолетом бандита, и Эмиль Генрихович, оценив обстановку наметанным взглядом старого разведчика – последнее определение, уверяю вас, не мое, а авторши, и не имеет отношения к боевому прошлому дяди Эмиля – приложился к телу незадачливого стрелка прикладом своей двустволки, вырубив бандита на взлете. Данила же тем временем расправился с нападавшим на него, воспользовавшись эффектом неожиданности и моим блестяще поданным сигналом.
«Так или иначе, но ты стала героиней дня, то есть вечера, – заценила довольная авторша. – Вот что значит вовремя прохрипеть. А если бы тебе удалось крикнуть в полный голос!»
Таким образом, справившись с бандитами, наши мужчины упрятали их в подвал, который, по словам дяди Эмиля, был изначально задуман, как бомбоубежище и потому являлся весьма надежным местом, чтобы прятать там заложников.
– Но за ними же придут те, другие, и точно всех перестреляют, – простонала я.
– Те, кто их послал, не знают, что с ними случилось, – ответил Данила. – Во всяком случае, до утра.
– А если они позвонили?
– Не звонили, я проверил. У моего мобильник заблокирован, а второй не звонил.
– Значит, будем вести переговоры, – сказал Эмиль Генрихович. – Насколько я понял, у них Женины документы, у вас – ценная вещь, за которой они охотятся. Я позвонил ребятам, они обещали помочь.
– Кому? – спросила я.
– Друзьям наших зятьёв, – вставила свое слово тетя Мила. – Саше Паку и Славику Иванову.
– Идите спать, женщины, – решительно объявил дядя Эмиль. – Утро вечера мудренее. До утра ничего не произойдет, а завтра все решим.
Вот как бывает, меняются роли, черное превращается в белое и, проснувшись утром почти жертвой, трудно предполагать, что к вечеру станешь частью импровизированной группы по захвату заложников.
Вдруг оказалось, что я очень хочу спать – ударная смесь спокойной уверенности дяди Эмиля и наглой самоуверенности Данилы плюс две стопки сворачивающей челюсти водки под хорошую закуску и добрая кружка чаю с малиной подействовали умиротворяюще и усыпляюще. Я не стала спорить и, выбравшись из-за стола, отправилась на покой.
Упав на кровать, я провалилась в мягкость перины и пухлость подушки, блаженно засыпая под глухо звучащие на кухне голоса. Впрочем, засыпание продлилось недолго, сквозь почти сладкую дрему тревожным колоколом забились тревога и сомнения. Где будет ночевать Данила? Останется у Фишеров или уйдет в ночь? И если уйдет, то куда? А что дальше? Что будет завтра?
«Не думай сейчас об этом, – ласково сказала авторша, погладив меня по волосам. – Брюнетка ты моя бестолковая, блондинка невезучая… Будет день, будет и песня, а сейчас попробуй подумать о чем-нибудь приятном».
Оторопев, я не сразу нашлась, что ответить, а когда нашлась, то разразилась словесным потоком:
«О чем приятном? Ты посмотри вокруг! Ужас какой-то! Погони, ножи, уже и до стрельбы дошло! Что еще ты придумаешь на мою крашеную голову? Хочешь, чтобы нас всех перестреляли? Из-за этой чертовой книги или моих чертовых документов?»
«Лапина, ты сама согласилась на детективный сюжет», – вкрадчиво прошептала авторша.
«Я соглашалась на легкий детективный уклон!» – возразила я.
«Но кто виноват, что уклон по ходу дела становится все круче?» – она ласково лила мне в уши яд, как брат брату, то есть сестра сестре.
«Неужели я?»
«А кто же еще? Уж не думаешь ли ты, что я способна на такие повороты сюжета?»
«Хм, при столь нездоровом отношении к главному герою, ты и не на такое способна!», – буркнула я.
«Ты очень ко мне несправедлива, хотя бы потому, что мое отношение к Даниле более чем здоровое. Скорее, это можно сказать о тебе! Хотя, в последнее время, я вполне удовлетворена вашими отношениями», – заключила эта нахалка.
Попыхтев, я решила замять эту тему и вернулась к насущному:
«Ты взгляни на дядю Эмиля! Пожилой, серьезный человек! И что он творит!»
«Эмиль Генрихович – отменный мужик! Он вам помогает, если ты не заметила!» – отрезала авторша.
«Ты решила всех мужиков сделать отменными?»
«Лишь некоторых… А разве мы не можем позволить себе маленькую слабость? Стоит ли упускать возможность заселить наши страницы мужчинами-мечтами?»
«Но мы поставлены на грань, – простонала я. – Нам нужно спасаться, иначе все наши мечты погибнут во цвете лет».
«Не погибнут… а если и погибнут, то красиво!» – заявила эта графоманка-любительница экстраординарных мужских образов. И кто ее только допустил к перу и чернилам?
«И ты допускаешь подобное? Кого ты хочешь погубить, несчастная?!» – взревела я.
Мой вопль отчаяния был прерван: дверь осторожно открылась, и в комнату вошла Мила Ивановна.
– Женечка, прости, я тебя разбудила…
– Нет, что вы, тетя Мила, я еще не сплю.
– Я немного тебя побеспокою. Надо устроить Данилу, на веранде, там у нас есть раскладушка. Ты не будешь против, если он поспит по соседству с тобой?
Авторша взмахнула руками, словно крыльями, и воспарила в нелепом восторге.
– Конечно, не буду против, – сказала я, чуть охрипнув.
Должна объяснить, что выход на так называемую веранду – небольшую пристройку-чулан с маленьким оконцем под потолком – располагался именно в «моей» комнате. Там хранились продукты, какие-то старые вещи и сушилось белье. Тетя Мила прошла на веранду, завозилась там, а я выбралась из кровати и, накинув халатик с розами, кинулась на помощь, но она протестующее замахала руками.
– Отдыхай, отдыхай, Женечка! Сама справлюсь.
– Мы вам покоя не даем, – виновато протянула я.
– Да какой там покой, он нам только снится. Все сама сделаю, главное, чтобы он тебе не помешал.
Что она имела в виду, я анализировать не стала.
Тетя Мила вытащила и разложила старую выцветшую брезентовую раскладушку, извлекла откуда-то матрац и подушку, достала из шкафа белье, и через несколько минут на веранде воцарилось весьма уютного вида ложе для бродяги Данилы.
– Спи, Женя. Я ему накажу, чтобы не мешал тебе. Пойду их разведу с Эмилем, а то до утра просидят, аспиды.
Мила Ивановна вздохнула, озабоченно огляделась. Мне показалось, что ей хочется обсудить что-то: то ли происшедшее, то ли планы на будущее. Но едва я открыла рот, придумав, как продолжить разговор, она заспешила прочь, приговаривая свое «ложись, Женечка…».
Я легла, забравшись под одеяло. Легла и стала ждать Данилу. В комнате, как и во всей квартире, было прохладно – толстые кирпичные стены дома не пропускали дневной жар, остывая ночью. Воцарилась почти тишина, уютно тикали ходики, за стеной чуть журчали голоса и слышались тихие шаги. Что-то делают в подвале наши пленники? Постаравшись прогнать эту мысль, я закрыла глаза и представила, как входит Данила, подходит ко мне, весь такой израненный и отважный, наклоняется и … Картина была настолько явственной и заманчивой, что я непроизвольно подалась вперед в стремлении скорее ощутить тепло его губ и попала в пустоту.
«Дур-ра!»
Одернув себя, уткнулась в подушку, давя гремучую смесь желаний и страхов, что кипела и булькала внутри, угрожая выплеснуться наружу в виде непредсказуемого вида субстанции.
«Очень даже предсказуемой!» – прошептала авторша в ухо.
Или это шептала не авторша?
Стало совсем темно, словно чья-то невидимая рука выжала из огромного тюбика черную краску, залив ею все вокруг. Голоса затихли, и ходики внезапно остановили свой ритмичный ход. Я сжалась, вглядываясь в кромешную тьму. Так не бывает, должно же быть хоть что-то видно: звездный свет сквозь тонкую занавеску или контуры столика, что стоит у окна. Ничего. Тьма и тишина, как в склепе. Или в подвале. Холод пополз по спине противной склизкой улиткой, в животе стало подозрительно и странно пусто, а ведь я так плотно поужинала.
Человек возник из ниоткуда, словно материализовался из черноты, он приблизился ко мне, наклонился, и я заорала, совершенно не слыша своего голоса. Точнее, попыталась заорать, потому что комок, похожий на огромную жвачку, наполнил рот, позволяя издать лишь удушливый хрип. Без особого успеха я попробовала проглотить его или вытолкать наружу, словно именно в этом и состояло спасение от приближающейся ко мне фигуры, и… проснулась, вдруг услышав стук ходиков. Сквозь занавеску сочилось неясное ночное свечение, и в темноте угадывались контуры столика у окна. Я сделала глубокий вдох, словно вынырнув на поверхность из губительной глубины и села на кровати. Медленно открылась дверь, сердце шарахнуло по ребрам, темная фигура протиснулась в комнату, остановилась, затем двинулась ко мне. Сколько их еще там? Пусть бы заходили все и сразу, избавив сердце от необходимости покидать положенное ему место, а спину – без конца холодеть.
– Женя? – раздался знакомый шепот, и Данила, сделав последний шаг, присел передо мной, протянул руку, дотронулся до плеча. – Ты не спишь?
– Не сплю, как видишь, – прошептала я, облегченно вздохнув.
– Я тебя разбудил?
– Разбудил. То есть, нет, не ты, мне приснился какой-то кошмар, – пробормотала я.
Теперь сердце забилось о прутья-ребра своей клетки совсем в ином ритме и настроении.
– Кошмар? Не удивительно, – он сел на кровать, не спрашивая разрешения – а когда он вообще его или что-то спрашивал? – Ты отважная девушка, Женя!
– Наконец-то ты меня оценил, – сказала я, зачем-то вспыхивая краской, благо, что в темноте этого не было видно.
– Я тебя давно оценил, между прочим, – прошептал он.
– Ты зачем здесь уселся? Тебе постелили на веранде, – буркнула я.
– Но тебе же страшно? Кошмары снятся.
– Кстати… – я хотела было сказать, что, по всей вероятности, в кошмаре приснился именно он, но в последний момент засомневалась и замолчала.
– Что, кстати?
– Иди спать, – вывернулась я и сочувственно добавила: – У тебя глаз, наверное, болит и вообще…
«Что вообще?» – простонала авторша, пихая меня кулаком в бок.
– Да, поспать не мешало бы, – согласился Данила.
Он поднялся и пошел к двери на веранду, а я ощутила какое-то, возможно, даже глубокое, разочарование. Данила исчез в темноте, шепотом чертыхнулся там, налетев на какой-то предмет, заскрипела раскладушка, затем настала тишина. Во мне натянулась то ли струна, то ли тетива, а к горлу подступил комок, поменьше, чем тот из сна, но столь же неприятный. Материализация обиды?
Из угла противно хихикнула авторша.
«Нечего ржать! – возмутилась я. – Человеку нужно выспаться и отдохнуть!»
«Ну-ну, – прошипела она. – А я еще в тебя поверила».
«Выспаться и отдохнуть…», – вкрадчиво, как Шехерезада султану, прошептала на ухо авторша-сводница.
Я напряженно ждала, прислушиваясь к звукам, доносящимся с веранды. Легкий стук. Опять на что-то налетел, сокол одноглазый? Шорох… Откидывает одеяло или снимает джинсы? Как он сегодня рассекал, в моем лифчике, набитом колючей травой! Я улыбнулась темноте.
«Выспаться и отдохнуть…»
Да что же это такое? Сижу на подушке и униженно жду, когда мужчина, кошмар моего сновидения, снизойдет и явится ко мне, позовет меня? До чего я дошла, до чего докатилась! И именно сейчас, когда все так смутно и рискованно! А за стеной спят или не спят Фишеры, и… презервативов нет!
«Именно сейчас», – продолжила свою кошачью песнь авторша.
Я рухнула головой в подушку, расшвыривая прочь неловкие, неуместные и ужасно неромантичные мысли. Стало жарко и тихо. Тикали ходики, в соседней комнате аккуратно похрапывал Эмиль Генрихович. Я сбросила одеяло, осторожно встала, сделала пару шагов и застыла посреди комнаты, между кроватью и столом у окна. Пробраться на кухню, чтобы выпить воды – так пересохло в горле. Спросить у Данилы, как он устроился на целинной раскладушке и не нужно ли ему сделать компресс на фингал? Позднее зажигание, заботливая Лапина! Пробралась к креслу в углу, ища, вроде бы, брошенный туда халатик, не нашла, шагнула к двери, ведущей в большую комнату, постояла, прислушиваясь к храпу боевого товарища дяди Эмиля – смогу ли пробраться на кухню, не наткнувшись на какой-нибудь предмет мебели? Позади раздался шорох, я развернулась и почти врезалась в Данилу, который возник в комнате, как разбойник в ночи. Я врезалась в него, вдохнув его запах – запах степи, черт побери!
