Ольга Болгова
По-восточному
Глава 8. Балхаш
И мы помчались дальше, в степь и в ночь. По бездорожью, навстречу неизвестности и, возможно, опасности. Только теперь между нами возникла тонкая, пусть и ненадежная, нить, связанная узлами наших объятий, совместно пережитых опасностей и смутных признаний.
«Возникла, возникла!» – как оса на взлете, жужжала на ухо авторша.
Каким чутьем Данияр находил путь в темноте? Может, у него было ночное зрение? Или луна вела его? Так или иначе, но мы выехали на шоссе и рванули по ровной, гладкой, особенно после езды по степи, ленте. Кажется, Ямаха уже не касалась колесами асфальта, превратившись в летоцикл или мотолет, у меня заходилось сердце, а спина стала полем для собрания всех имеющихся в личном арсенале мурашек.
Данияр тормознул на заправке, что внезапно возникла из темноты светящимся неоном, наполнил бак бензином. Мы выпили по чашке кофе из пакета три в одном, закусив черствыми баурсаками, и рванули дальше. Вскоре справа потянулась едва различимая, но поблескивающая в лунном свете полоса воды.
– Балхаш! – крикнул, обернувшись, Данила.
Я кивнула в пространство, на миг оторвалась от его спины и вновь прижалась к ней. Глаза слипались, голова плыла, несмотря на скорость и ветер, что свистел в ушах.
– Не засыпай! Немного осталось! – крикнул Данияр, словно спинным мозгом почувствовал, что меня клонит в сон.
Последнюю сотню или полусотню километров я с переменным успехом боролась с дремотой. Данила несколько раз останавливал Ямаху, заставлял меня ходить по дороге и неизменно целовал, прежде чем ехать дальше.
«Такое вот романтическое путешествие», – сладко простонала авторша, проносясь мимо в розовом кадиллаке с открытым верхом.
Было около четырех часов утра, когда мы проехали подсвеченный знак, отметивший начало города Балхаш. Еще несколько километров в предутренней полутьме среди полухолмов и полувпадин, и показались первые дома – невзрачные поношенные пятиэтажки, – потекли улицы, деревья, дома, и Данияр остановил Ямаху, притормозив на каком-то перекрестке в тени деревьев.
– Куда тебе, Женя? Ты знаешь? – спросил он, когда я сползла с мотоцикла и сделала несколько шагов, разминая затекшие ноги.
– Да, у меня адрес записан, – стащив со спины рюкзачок, я начала искать в нем записную книжку. – Папа телеграмму давал, что я приеду.
– Телеграмму… – протянул Данила, словно само это слово удивило его. – То есть, ты даже не в курсе, ждут ли тебя.
– Да, – печально призналась я.
Записная книжка все же нашлась в неразберихе, царившей в рюкзаке. Не удивительно, если окажется, что там лежит какой-нибудь чип или нечто ценное, чего я не замечаю, но оно так необходимо моим преследователям. Я снова вспомнила о них, и от этого противно и холодно заныло под ложечкой.
Авторша тихо вздохнула, и вздох ее слился с шуршанием листвы. Видимо, страдала по кадиллаку…
Полистав книжку, я нашла и прочитала адрес. Данила завел мотор.
– Поехали, найдем.
Мы долго колесили по еще спящему городу, будя бедных жителей в предутренний час, когда так хорошо и сладко спится, но в конце концов нашли нужную улицу – на окраине города. Здесь заканчивались жилые дома, а чуть дальше разворачивался сюрреалистический индустриальный пейзаж – уходящие в небо трубы посреди беспорядочного порядка промышленных строений – то был, без сомнения, Балхашский металлургический комбинат, градообразующее предприятие, о котором я прочитала в интернете перед отъездом. Найти дом оказалось нетрудно – двухэтажный, сооруженный, видимо, году в сороковом, один из нескольких себе подобных, составляющих улицу Алимджанова. Высчитав нужный подъезд, я замерла возле него в полной нерешительности. Упасть незнакомым родственникам как снег на голову в столь ранний час, в грязной одежде и с мужчиной в придачу… Веселенькая перспективка. И о чем я только думала, решив ехать сюда? И чемодан пропал… со всеми подарками, нарядами, туфлями, платьями…
– Что, Жень, – спросил Данияр. – Терзают сомнения?
– Но так рано, неудобно…
– Будешь сюрпризом.
– Это точно, сюрпризом я буду. Данила, а может, сначала в гостиницу? А потом, днем, к родне.
– В этом есть рациональное зерно.
– А ты где собирался остановиться?
– В гостинице, разумеется.
– Едем, – скомандовала я.
На поиски гостиницы ушло еще полчаса, и она, странным образом, напоминала алматинский «Желтоксан».
Не задерживаясь на стандартных подробностях, скажу, что заснула, едва добралась до жесткой кровати крошечного одноместного номера.
Проснулась не оттого, что в окно светило солнце, оставляя полосы и пятна на грубоватом линолеуме пола, а потому, что почувствовала, как на меня кто-то смотрит, в упор.
Кем-то смотрящим оказался Данила, он стоял, прислонившись к косяку открытой балконной двери и нахально рассматривал меня, спящую.
– Ты как сюда попал? – разволновалась я, натягивая простыню до подбородка.
Он небрежно кивнул в сторону улицы.
– Через балкон…
– Почему через балкон? – возмутилась я.
– Захотелось тебя увидеть, а ты все спишь и спишь, – невозмутимо объяснил он и, пройдя в комнату, уселся на кровать рядом со мной. Я вцепилась в простыню, в тайной надежде исчезнуть под ней. Или лукавила?
«Лапина, не разыгрывай из себя невинную деву, к которой пришел гнусный соблазнитель, я тебя умоляю! Ведь ты же в восторге от того, что он пришел к тебе, да еще таким романтичным способом, через балкон! Если бы это не было банальностью, я бы сказала, что он пришел, как Ромео, но поскольку Шекспир невыносимо банален, как все гениальное, я этого не скажу!» – выдала тираду авторша, появившаяся на балконе, видимо, тем же способом, что и «гнусный соблазнитель».
Она не ошибалась, я была в восторге, да в таком, что сердце вдруг вылетело из клетки, что зовется грудной, совершило кульбит в воздухе и шлепнулось в раковину умывальника, что ютился в крошечной нише у двери. При отсутствии сердца мне стало нечем дышать, а Данияр-Данила молча смотрел на меня, как смотрит мужчина, который знает, что у него есть особое право лезть через балкон, сидеть на кровати и наклоняться ко мне самым недвусмысленным образом.
– Ты сошел с ума! – прошептала я, вытаскивая руки из-под одеяла, чтобы противостоять поползновениям наглого мужчины.
– Именно, – согласился он и, перехватив мои руки за запястья, сжал их так, что я оказалась совершенно беспомощной.
– Данила, но не здесь же и сейчас…
– Почему нет? – поинтересовался он с таким искренним удивлением, что у меня не нашлось слов в ответ. Действительно, почему?
Волосы его были чуть влажны и пахли степью.
– У меня нет… – черт, ну как сказать мужчине про это?
– У тебя нет…? – шепнул он мне на ухо. – У меня есть…
– Есть? Что есть? – сердце вернулось в грудную клетку и начало поиски своего исконного места.
Я решительно оттолкнула Данилу и села на кровати, снова подтянув простыню до подбородка.
– Значит, ты подготовился… – у меня сорвался голос.
Он смутился, да-да, он смутился. Или мне показалось?
– Что не так? – спросил он.
– Ты специально подготовился, залез на балкон… или ты всегда их носишь с собой? – спросила я, чувствуя, что краснею, как блондинка, пролежавшая полдня на пляже.
– Послушай, Женя! Но что в этом… ты просто как школьница!
– Как ты сказал?! – сердце встало на место по всем параметрам. – Ты приходишь, все запланировав, да еще и упрекаешь меня?
– Я не упрекаю… – промычал он.
– А что ты делаешь?
– Я не понял, в чем проблема?
– Но это, это…
Действительно, а почему я так разозлилась, ведь он сделал все правильно. С формальной точки зрения. С любой точки зрения. Но я разозлилась…
– Что это? Между прочим, ты сама завела разговор о презервативах!
– Я вообще не упоминала это слово!
– Надо же… какие мы… – вид у Данилы был мрачнее черной тучи, если так можно сказать о загорелом брюнете. Куда уж мрачнее.
– Ну, ну, договаривай, какие!? – взвилась я, чувствуя себя ужасно, злая и красная до пяток. Мне стало стыдно за свою глупость и злость, и от этого меня понесло.
Авторша тихо выла, забившись в угол возле умывальника.
– Ты являешься ко мне в номер с карманами, набитыми пре…презервативами, да еще удивляешься, чему я возмущаюсь? – выпалила я под аккомпанемент завываний авторши, которая гулко стукнулась лбом о стену.
– Женская логика… – процедил он. – С чего ты взяла, что мои карманы набиты? На, посмотри!
Он сунул руку в карман, вытащил блестящую пачку и швырнул ее на тумбочку, стоящую у кровати.
Немая сцена. Классика жанра. Романтический апогей. Кульминация. Скромное желание исчезнуть материализовалось в обратную сторону – я встала, завернувшись в простыню – «ни дать, ни взять, Медея-Медуза-Горгона» – прошипела из угла авторша – и скомандовала:
– Пожалуйста, покинь мою комнату и, желательно, через дверь!
– Как скажешь, Евгения Васильевна…
– Ах, ты даже помнишь мое отчество! Как у тебя ловко все схвачено! Может, ты и подстроил всю эту историю?
– Ты что, всерьез так считаешь?
– Да, а что мне остается делать? Как только я села в самолет, а ты – рядом со мной, начался весь этот кошмар!
– А может, наоборот, едва я сел в самолет рядом с тобой, как начался этот кошмар?
– Ты еще скажи, что я сама все это устроила?
– А кто тебя знает? – рявкнул он.
– Ты явился сюда со своими… презервативами, да еще имеешь наглость обвинять меня!
– Да пошла ты… – начал он, хватаясь за ручку двери. Разумеется, он не смог ее открыть, потому что дверь была закрыта, а ключ я куда-то закинула перед тем, как заснуть.
– Открой дверь! – сказал он.
– Можешь уходить так, как пришел! – парировала я.
– Но ты же отправила меня через дверь, вот я и иду.
– Послушный какой, надо же…
– Станешь тут послушным, с такими…
– С какими? Что ж ты не договариваешь?
Он, кажется, заскрипел зубами.
– Женя…
– Что, Женя?
– Может, я и идиот, но… но ты не права.
– В чем не права? – спросила я, чувствуя себя полной, набитой трухой и соломой, идиоткой.
– Во всем… я не собирался тебя обижать! Совсем наоборот… Давай ключ, и я уйду!
«Вот они, высокие современные отношения! – подала голос авторша из своего умывального угла. – Куда, куда ушли романтические встречи под луной, трепет от прикосновения руки и волнение от звука его голоса? Куда?»
«Издеваешься? – спросила я. – Хоть бы помогла!»
«А я что делаю? Чем я постоянно, в жару и в дождь, и в холод, занимаюсь, как ни помогаю тебе, чокнутой на всю голову? – возмутилась она. – Не понимаю, почему ты взъярилась на него? Что он сделал не так?»
«Все не так, все! Он мог бы, мог бы, сделать все по-другому», – простонала я.
«Как по-другому? Ты запала на него, Лапина, и настолько всерьез, что мне даже не по себе, – тихо сказала авторша, исчезая в проеме балконной двери. – Исправь ошибки».
Впрочем, исправлять было поздно, Данила рвался на волю, упорно желая выйти через дверь, а я выглядела в его глазах полной дурой. Оставалось одно – искать ключ. Куда я только его задевала? Утром закрыла дверь и машинально вынула ключ, положив… положив. Я покрутилась по комнате, стараясь не сталкиваться и не смотреть в сторону Данилы, который молча наблюдал за мной. На тумбочке, в тумбочке, на умывальнике, на кровати, на полу ключа не оказалось. На всякий случай я подергала дверь. Закрыто. Данияр дышал мне в спину, как хищник, настигающий жертву.
Может быть, я машинально сунула ключ в рюкзак? Закрепив сползающую простыню, взяла его со стула и села на кровать. Взгляд и молчание Данилы пронзали меня насквозь.
– Совершенно не обязательно сверлить во мне дыру своим взглядом, – пробормотала я, открывая рюкзачок.
Первые поиски не дали результата, Данила нахально хмыкнул, я взглянула в его сторону. Словно в обратном кадре, теперь он стоял, прислонившись к косяку двери номера и с кривой усмешкой смотрел на меня. Надо же, оскорбленный любовник! Сердце ёкнуло, опять куда-то смещаясь. Окончательно разозлившись на всю окружающую среду и даже на четверг, вывалила содержимое рюкзачка на кровать. Что-то упало на пол, и Данила, нагнувшись, поднял. Это был телефон, тот второй, не мой.
– Спасибо, – процедила я сквозь зубы.
– Не за что, – в тон мне ответил он, принявшись разглядывать телефон.
Я разбирала вещи – золинген, косметичка, щетка для волос, томик Мэри Стюарт… Что это? Я уставилась на книгу, раскрывшуюся при падении из рюкзака, и внутри у меня похолодело.
Это была не моя книга, не роман Мэри Стюарт – незнакомые желтоватые страницы, на которых она раскрылась, были заполнены ровными рукописными строчками.
Я подобрала упавшую челюсть с пола, взяла книгу, осторожно, словно она грозила взорваться в руках, и уставилась на нее. Строчки расплылись перед глазами, пришлось зажмуриться, чтобы обрести равновесие и четкость зрения. Я дотронулась до страницы, она была шероховатой и хрупкой на ощупь, верхний край обтрепался и потемнел. Текст был написан латиницей. На следующей странице я обнаружила рисунок: человек в средневековых одеяниях, странно изогнувшись, держит в вытянутой руке огромную по сравнению с ним, человеческую же голову, а другой – согнулся у его ног. Все вместе это напоминало какой-то символ. На следующих страницах обнаружились похожие рисунки.
«Ни фига себе!» – так образно, многословно и витиевато авторша выразила свое отношение к ситуации.
Я закрыла книгу, осторожно положила ее на кровать и вспомнила о присутствии Данияра в комнате. Точнее, он сам напомнил о себе вопросом: «Что случилось?»
– Данила… – жалобно протянула я. – Ничего не понимаю…
– Что не понимаешь? Что-то нашла? – спросил он, подходя ко мне. Я молча протянула ему книгу.
– Какая-то старинная рукопись, с рисунками, – констатировал он, перелистывая страницы. – Ты возишь с собой такие вещи? Или …что?
– Понимаешь, я… это не мое… у меня была книга, роман Мэри Стюарт, в этой обложке, а теперь там совсем другое…
Перед поездкой я упаковала книгу в кожаную обложку – подарок подруги на именины. Обложка мне страшно нравилась – охряного оттенка с орнаментами, выбитыми на уголках, застегивающаяся на кнопку. Ничего удивительного, что я, не раз перекладывая книгу, не заметила, что содержание под обложкой так кардинально изменилось.
– Ты хочешь сказать, что это не твоя книга? – спросил Данила.
– Именно это я и говорю: это не моя книга, у меня был роман в мягкой обложке, но никак не старинная рукопись на иностранном языке.
– Рукопись… – начал он и замолчал, темные глаза его загорелись, словно кто-то чиркнул внутри спичкой и поднес пламя к свече. – Книга все время лежала у тебя в сумке? Всегда была с собой?
– Да, я же взяла ее, чтобы читать в дороге.
– И в самолете?
– Разумеется. Ты хочешь сказать… – догадка шарахнула меня по голове, словно скалка по спине неугодного мужа. Или это была авторша, которая, проходя мимо, встряхнула мне мозги? – Ты хочешь сказать, что мне подменили книгу?
– Ну да, – бросил он, сделал круг по комнате, чуть не врезавшись в тумбочку, и закончил его, усевшись рядом со мной на кровать. – Книга была в этой обложке? Она была такого же размера?
Проверив надежность закрепления импровизированной тоги-туники, я ответила:
– Да, даже по толщине похожа…
– Кто-то поменял тебе книгу. Тот, кто сидел с тобой рядом в самолете, тот покойник!
– Или ты… – отчаянно добавила я.
– Ну, или я… – рявкнул он. – Только с последним есть неувязка – я ее не менял и вижу впервые в жизни.
– Не сердись, это… я так глупо шучу, – пробормотала я, уже не зная, что и думать. Но так совсем не хотелось думать. Совсем. Категорически.
– С чего бы мне получать по башке и гонять за тобой по всему Казахстану? Я мог бы давно прибрать ее к рукам и смыться, – добавил он.
Действительно, с чего бы?
– А почему ты оправдываешься? – не удержалась я, получив повод избавиться от хоть толики накопившегося яда.
– Даже не думал, просто пытаюсь объяснить женщине… – Данила сделал паузу, словно набирал воздуха или подыскивал следующее слово, – женщине, которая мне нравится, что я не злодей и не держу ствол за пазухой, а совсем наоборот.
«Сказал, сказал все-таки, пусть хоть так, «нравится». Но ведь с этого и стоило начать, а не с презервативов!» – заорало все мое существо, то рвущееся к нему, то удирающее от него, как игрушка йо-йо.
«Взять бы это твое существо, положить на лавку и розгами по нежному месту», – процедила авторша.
«Руки коротки!» – отрезала я.
Следующим шагом могло бы стать примиряющее «я верю тебе, милый!» и руки на плечах, и ритуал смешенья губ, а потом и прочего, и я уже вполне наглядно представила себе всю картину, и внутри расправили крылья и запорхали махаон и капустница, и муха це-це, впрочем, этот вопрос можно оставить Паганелю, не энтомолог я. Могло бы, но не случилось, потому что, во-первых, рядом лежала книга – причина всех этих бедствий и приключений – и она пугала, влекла и требовала внимания, а во-вторых, из каких-то внутренних моих глубин вылез маленький, но упрямый дракон, который слизнул длинным языком всех бабочек, а заодно и муху, и устроился на их месте, на страже моих сомнительных гордости и целомудрия.
«Именно, что сомнительных! Дайте мне пистолет, и я пристрелю этого дракона!» – прошипела с балкона авторша.
«Насилие – не есть путь познания! – изрекла я и возмущенно добавила: – А книга тебя совсем не интересует?»
«В комплексе, дорогая Лапина, в комплексе!» – огрызнулась она и отвернулась с видом оскорбленной добродетели.
– Значит, я тебе нравлюсь? – все-таки спросила я.
– Хм… а разве это не понятно? – спросил Данила, кажется, совершенно искренне удивившись.
«Парень жизнью ради нее рисковал, спас от неминуемой гибели, а она изображает полное неведение! Хватит стервозить!» – авторша шипела, что та кобра.
Я смешалась, они оба были правы, а я нет. К счастью, Данияр не стал дожидаться ответа на свой вопрос, а задал следующий, кивнув в сторону злосчастной книги.
– Что будем делать с этим? Мне кажется, вещь древняя и очень дорогая. Из-за того и весь кипеж.
– Думаешь, тот, покойник, подложил мне книгу? Но зачем?
– Причины могут быть разными… – задумчиво произнес Данила. – Он умер, вроде как, от сердечного приступа, и мог пытаться спасти книгу от чего-то или кого-то, или сделал это, чтобы ты пронесла ее через таможню.
– Но почему он решил, что у меня ее не найдут?
– А что, нашли? – усмехнулся Данияр.
Действительно, не нашли.
«Лапина, здесь простая логика – какой брюнет-казах станет ворошить вещи блондинки?» – выступила авторша.
«А если на таможне брюнетка-казашка?» – резонно поинтересовалась я.
«Это уже форс-мажор!» – отмазалась авторша.
– И эти уроды гоняются за мной из-за книги?
– По всей вероятности, да.
– Понятно… что ничего не понятно, – пробормотала я. – А этот телефон, не мой телефон. Может, его тоже подсунул покойник? Но зачем?
– Не знаю, – сказал Данила.
– Ты не хочешь мне помочь?
– А что я делаю? Куда я от тебя денусь?
Мысль прозвучала многозначительно и волнующе. Глаза его опасно сощурились, и я сыграла рокировку.
– А тебе не приходит в голову, что мне нужно одеться и умыться?
– Прости, меня уже нет, – буркнул он и вышел из комнаты.
Через балкон, к авторше.
Процесс одевания не занял слишком много времени, поскольку выбирать было не из чего. Я натянула брюки уже даже не второй, а третьей свежести, словно облачилась в воспоминания о пылающем горниле степи и жесткости ее лона. Рубашка, позаимствованная у Жазиры, была измята и столь же несвежа. Закатала рукава, расстегнула пуговицы до предела возможного и подняла воротник, отогнув его уголки – попытка сотворить изыск из помятости. Одеваясь, с тоской вспоминала об утраченном чемодане, о любимых нарядах и туфлях. Может, еще есть шанс вернуть его? Возможно, его обнаружил водитель автобуса и сдал в какую-нибудь камеру забытых вещей, если таковые еще существуют. Но, вероятней всего, преследователи стащили и разворошили мой несчастный чемодан в поисках злосчастной книги. С отвращением представила, как чужие грязные руки роются в моих вещах. Но самое ужасное, что преследователи здесь, в городе – это можно утверждать с уверенностью девяносто девять процентов, один я оставила на тот сомнительный вариант, что они прекратили гонку за мной по каким-то причинам. Что делать с этой книгой? Откуда негодяи узнали, что она у меня? Сообщил покойник? О книге мог знать тот, кто подсунул ее, и тот, кто мог это видеть. Кто из двоих? Или был какой-то третий? Но не мог, не мог Данила быть замешан в этом деле. Зачем ему так возиться со мной?
«Невозможно представить, что эти черные глаза могут лгать!» – пропела авторша, появляясь в комнате.
«Знать увидел вас я в недобрый час…» – фальшиво подхватила я.
Что же делать дальше? На свой страх и риск отправиться на автовокзал за чемоданом? Нанести визит родственникам? Дождаться ближайшего рейса, вернуться в Алматы, переделать билет и улететь прочь, домой, в свой тихий северный город?
Не придя ни к какому решению, я села плакать. Над потерянными вещами, над горькой судьбой, страхом и несостоявшимся сексом с Данилой.
«Знаешь, в глубине своей женской души я тебя понимаю, – изрекла авторша. – Не переживай, Лапина, все уладится».
Потрясенная подозрительной душевностью авторши, я умылась и привела в порядок лицо, в очередной раз удивившись своему новому облику, к которому никак не могла привыкнуть. Минут через сорок пять после ухода Данилы я наконец пришла в состояние если не боевой, то трудовой готовности.
«А ты неплохо справилась с антуражем, при почти полном отсутствия оного», – заметила авторша, критически осмотрев меня.
Я промолчала, взяла книгу и осторожно сняла с нее обложку. Страницы казались настолько ветхими, что даже вспотела, боясь повредить их. Мне показалось, что от книги идет какой-то запах. Тления? Древности? Ощущение иного времени накрыло покрывалом, сотканным из минут, часов, лет, столетий. Длинное название на тонкой кожаной обложке с помятым краем. Возможно, он помялся, когда книгу засовывали в мою обложку? Я начала осторожно перелистывать страницы. Рисунки – по всей видимости, гравюры, – помещались на отдельных листах и были невероятно затейливы, символичны и странны. Я внимательно рассматривала их, и через некоторое время меня вдруг озарило – это буквы! Буквы! На первом рисунке танцевала пара: она – по средневековому уродливая, в длинном платье, складками спадающем на пол, он – по средневековому смешной, в трико и остроносых туфлях. Фигуры и их сцепленные руки представляли собой букву А. Буква B на другой странице – две рогатые чертовы головы и пара, судя по одеяниям, монахов, держащихся за рога. Та иллюстрация с головой, которую я увидела первой, изображала букву G. Я так увлеклась, что на какой-то миг забыла обо всем, рассматривая гравюры и изящные ровные рукописные строчки. Текст, насколько я могла судить, был написан на латыни, во всяком случае, об этом сигналили многочисленные окончания –us и -um.
От созерцания и изучения фолианта меня отвлек стук в дверь. Я вздрогнула, чуть не выронив книгу из рук. Вот так люди и заболевают манией преследования. Быстро завернула книгу в обложку и сунула ее под простыню, сделав все это чисто механически.
«Женя, это я!» – раздался из-за двери знакомый голос.
Кинулась к двери, но на полпути вспомнила, что так и не нашла ключ.
– Подожди, Данила, сейчас ключ найду! – крикнула я.
– Так и не нашла? – спросил он. – Как же я был прав, когда лез к тебе через балкон!
– Да, конечно, ты был прав, – бормотала я, бестолково кружа по комнате. – Куда, куда я засунула этот чертов ключ?
Ноги принесли меня к кровати, заваленной содержимым рюкзака. Перебрав все вещи заново, ключа не обнаружила. Проверила карманы брюк, заглянула под кровать, в тумбочку, на тумбочку. Здесь лежала блестящая пачка. Я взяла ее, и на месте, где она лежала, остался ключ.
«Лапина…» – начала авторша, но замолчала и плюхнулась на стул.
Я не поняла, что она имела в виду, но на всякий случай пошла в наступление.
«Хочу тебе напомнить, милейшая сударыня маньячка, что именно ты была против введения в историю романтического героя!» – источая яд и елей, сказала я, вставляя злополучный ключ в замочную скважину.
Открыв дверь и выглянув в коридор, увидела, что Данила, как ни в чем не бывало, беседует с черноокой девушкой, которая нахально улыбается ему. Что-то напоследок сказав девице, он направился в мою сторону.
«Черт побери, – подумала я, – ну почему он так классно выглядит, несмотря на потрепанные, неведомо какой свежести, джинсы, измятую рубаху и китайские кеды. Но все это смотрится на нем, словно вторая кожа».
«О, да, как же ты права, дорогая! – пропела авторша, нарезая круги вокруг Данияра, – Слышу речь не девочки, но жены…»
– Пытался сориентироваться в обстановке с помощью местной жительницы, – заявил он. – Проще говоря, расспрашивал о городе, что здесь и как… Положение у нас не слишком завидное, потому что преследователи твои, зуб отдам, находятся где-то в городе. Эта вещь… – он махнул рукой в сторону моих вещей на кровати, – видимо, стоит всех усилий, чтобы заполучить ее.
Он пытался сориентироваться в обстановке… Надо же!
«Ты ревнуешь, дорогая?» – прошептала мне на ухо авторша.
Я успела ущипнуть ее за нос, на что она звонко ойкнула и, хлопнув дверью, выскочила в коридор.
Впрочем, он был прав относительно опасности преследования. Меня загнали в ловушку. Точнее, я сама себя в нее загнала. Или он? Я внимательно взглянула на Данилу, изо всех сил стараясь не покраснеть. Думаете, это возможно? Уверяю вас, нет. Я знала, что вновь позорно зарумянилась, встретившись взглядом с объектом своего нездорового влечения. Объект же был деловит и собран, и ничто не напоминало о том, что недавно он так стремился ко мне, что даже забрался в номер через балкон, вооружившись необходимыми для такого случая аксессуарами.
Авторша закашлялась за дверью. Хорошо бы сейчас неожиданно распахнуть ее и припечатать эту любопытствующую по лбу. Хорошо бы, но я не стала отвлекаться на лирические отступления.
«Это замечательно, что он деловит, – сказала я себе, – без него я стану беспомощной жертвой, а с ним – жертвой с помощью». Это внушало хоть относительный, но оптимизм.
– Дай еще раз взглянуть, – сказал он.
Я вытащила из «тайника» и протянула ему книгу.
Данила принялся листать страницы, осторожно переворачивая их, словно проникнувшись древностью вещи. Но почему я решила, что она такая уж древняя?
– Там алфавит, – сказала я. – Мне так показалось.
– Да, на самом деле, похоже, – согласился он. – Убойная вещь. Что ты собираешься с этим делать?
– Не знаю. Я боюсь… – призналась я.
– Есть чего, – подтвердил он, кладя книгу на тумбочку. – Эта вещь потянет на много тонн баксов. Если это не подделка.
– Подделка? Зачем тогда она им, этим?
– Ну, скажем, они не знают, что это подделка, – предположил Данила. – Не думаю, что твои… гм… приятели действуют сами по себе, они просто выполняют черную работу.
– Как ты в этом хорошо разбираешься! – съязвила я.
– Просто рассуждаю.
«Что ты окрысилась на парня, в чем он виноват?» – ругнулась авторша из-за Данилиной спины.
– Почему ты так уверен, что они здесь, в городе? Может, они решили, что мы вернулись обратно в Алматы или уехали куда-нибудь в другое место? – сама себе не веря, спросила я.
– Могли, конечно… Но они знают, куда ты ехала и наверняка просчитали шанс, что ты все-таки доберешься сюда. Это надо учитывать. Таскать такую штуку с собой опасно.
– Отдать им? Отнести в полицию?
– Сможешь объяснить, как она к тебе попала?
– Не знаю…
Он молчал. О чем он думал? О том, как я обломала его? О книге, стоившей тонны баксов? О том, что влип в историю и теперь не знает, как из нее выбраться?
Я положила книгу на тумбочку и начала укладывать в рюкзачок вещи, разбросанные по кровати. Мысль о том, что Данила хочет, особенно теперь, после того как ему не удалось получить от меня желаемое, выйти из игры, накрыла и начала грызть острыми, словно мышиными, зубками.
– Послушай, Данила, – сказала я, собравшись с силами, словно опять спрыгнула с канатки на Чимбулаке, – Ты очень много сделал для меня, и я даже не знаю, как тебя отблагодарить – «ты знаешь, как!» – укоризненно рыкнула авторша, – но раз ты считаешь, что все это слишком для тебя, то я как-нибудь справлюсь сама, и все такое… – на последних словах у меня чуть не сорвался голос.
Может, потому что авторша ощутимо двинула мне кулаком в бок, кажется, попав по печени.
– Ты можешь больше не возиться со мной, это не нужно, – добавила я, справившись с авторшей, голосом и печенью.
– То есть я так понял, что мадам дает мне отставку и свободу? – спросил он, помолчав. – Значит там, в степи, все было просто так?
Он поднялся со стула, кривая его усмешка резанула меня, словно турецкий ятаган.
«Браво! Какой эпитет! Только я бы тебя этим ятаганом да по башке!» – пропыхтела авторша, шумно и демонстративно высморкавшись.
Я молчала, не в силах более вытолкнуть из себя ни слова. Он посмотрел на меня в упор, потом сказал:
– Ну да ладно, что там говорить… все понятно. Ты книгу эту сдай в полицию, объясни, что и как, избавься от нее, она еще принесет тебе неприятности, если не хуже. Или… давай это сделаю я, если ты мне хоть немного доверяешь.
Вот и все. Все. Именно этого он и хотел. Эту чертову книгу со всей ее стоимостью! А все остальное было прикрытием. Ну что ж, прекрасно разыграно, Данияр Алексеевич! Немного сложновато, но оно того стоит. И славно, и здорово, просто отлично! Вы получите то, что хотели, а я избавлюсь от того, чего не хочу.
Я закинула в рюкзак последний предмет – щетку для волос, – осмотрелась, не осталось ли чего, и протянула ему книгу.
– На, возьми. Обложка моя, но так сохранней. Будет возможность, вернешь, не будет – тоже хорошо.
Он взял книгу, смотрел на меня, хмурясь и мрачнея, затем кивнул и сказал:
– Хорошо.
«Ты хотела освободить его от бремени, и тотчас же загрузила его!» – констатировала авторша.
«Собственно, он сам вызвался, и он этого хотел», – отрезала я.
«Это ты так решила!» – возмутилась авторша.
Спорить с ней было бесполезно, да и Данияра надо было проводить.
«Выпроводить!» – кипела авторша.
«Понимай, как хочешь!»
Он подошел к двери, обернулся.
– Куда ты сейчас?
– К родственникам, – ответила я.
– Это правильно. Но будь осторожна. Сиди там и не высовывайся. Пока.
Дверь закрылась, я слушала, как удаляются его шаги. Вот и все.
«Отличный ход, – пробормотала авторша. – Просто великолепный».
«Ты о чем?»
«Поймешь позже… может быть», – ответила она и ушла вслед за Данилой.
Я осталась одна-одинешенька в узком пространстве гостиничного номера и в широком жизненном. Первым порывом было броситься вслед за Данияром с криком: «Вернись, я все прощу! То есть прости меня, я – глупая дура, мнительная и ушибленная гонками по пересеченной местности Казахстана!». Но ничего такого я, конечно же, не сделала. «Глупая гордость не позволила?» – спросила бы авторша. Но ее не было.
