Две Картофелины разговаривали в темном амбаре:
– Я из земли вышла и туда скоро уйду, – говорила та, что была с росточками, уже торчащими по бокам.
– А я здесь останусь и буду вечно красивой, – ответила вторая, ухоженная, кругленькая, без росточков. – Мечтаю повидать дневной свет, позагорать и пожариться на горячем солнце.
– Может, тебе и удастся это сделать, а мне хочется, чтобы мой род продолжался, – сказала первая.
Скоро Картофелину, желающую стать красивой, увидел Нож. Она ему сразу понравилась, и он воскликнул:
– Какая ты замечательная! Полная, гладкая, без единого росточка… Я покажу, какая у тебя судьба. – Он снял серую кожуру и кинул ее на горячую сковороду. – Теперь ты белоснежная, не ровня всем остальным. Немного поджаришься, словно на солнышке, и станешь еще лучше.
И правда: Картофелина покрылась золотистой корочкой. Ее положили на тарелку, она смотрелась очень привлекательно. Тут опять пришел Нож и разделался с ней.
– Неужели красота так коротка? – вздохнула Картофелина.
– Зато твоя мечта сбылась, – ответил удовлетворенный Нож и постучал по пустой тарелке.
А вторая Картофелина дала к осени многочисленный урожай.
На полянке рос красивый желтый домик – Подсолнух – с многочисленной семьей – семечками. Были они дружны, и все, как по команде, поворачивали свой домик к солнышку.
Однажды Ветер, пролетая мимо, прошумел над домиком:
– Я был за бугром, там так замечательно!
Семечки засмеялись:
– Лучше нашего дома нет!
Но одно Семечко вдруг затосковало:
– Хочу увидеть это замечательное место за бугром!
– Да что ты, глупое, – отговаривали ее родные. – Мы – семья. Нам тут хорошо вместе. Если что, всегда выручим друг друга.
Но Семечко было непреклонно.
Однажды на Подсолнух села Птичка, которая летела в далекие края к родственникам.
– Помоги мне улететь за бугор, – попросило ее Семечко. – Я хочу увидеть это замечательное место!
– Хорошо, – отвечает Птичка, – мне это нетрудно.
Взяла его в клюв и понесла над полями и лугами, озерами и реками. Увидела у берега бугор, приземлилась, оставила там Семечко и улетела.
Семечко оглянулось по сторонам – кругом зеленые росточки. Бабочки, пчелы летают, кузнечики стрекочут – все как дома.
«Наверное, подождать мне надо, тогда я увижу, что тут замечательного», – подумало оно.
И стало, прорастая, осваивать бугор. Только вот одно огорчало: росточки, которые окружали Семечко, росли быстрее и скоро затмили ему свет своими листьями. Семечко тоже старалось подняться выше, но не смогло и сникло в тени.
Знакомая Птичка, пролетая мимо, прочирикала:
– Ну что!? Что!? Увидел, что хотел?
Семечко-стебелек еще ниже склонилось к земле. А вокруг него весело шумела кукуруза, так и не заметившая маленькое проросшее Семечко.
Кактус стоял в горшочке на подоконнике и давно привык к одиночеству. Как-то раз возле него одновременно появились красная Роза в вазочке и зеленая Осока в плошке. Встали они возле него и принялись разглядывать друг друга.
Кактусу очень понравилась Роза, да это и не могло быть иначе. Она была неотразима, он смотрел на нее, не отрываясь, и так увлекся, что ни разу не взглянул на Осоку, которая смотрела на него с неподдельным интересом.
Первым заговорил Кактус:
– Роза, я хотел бы предложить вам свою бескорыстную дружбу.
Она окинула его недовольным взглядом от корней до макушки и сказала:
– О дружбе не может быть и речи. Хоть у нас с тобой и есть что-то общее – колючки, но ты мне не нравишься. Я красива, а ты горбат.
У Кактуса от огорчения горб еще больше вырос, и он склонился до самого горшочка.
В этот момент его кто-то обнял, и он почувствовал теплоту прикосновения. Ему было приятно, и он даже приподнялся. Это была осока. Она нежно накинула на него свой зеленый листочек.
– Не расстраивайся, – успокаивала она его. – Ты совсем недурен, характер у тебя покладистый и мне ты нравишься.
Так с Кактусом еще никто не говорил, и он подумал:
«Осока хоть и неказистая, да добрая и честная. С такой и подружиться можно».
От наполнивших его чувств он тут же ощутил себя крепким и даже красивым, и у него на самом верху горба раскрылся прекрасный оранжевый цветок. Он был не хуже Розы, у которой уже стали опадать лепестки.
Роза с завистью смотрела на него и жалела, что отвергла дружбу Кактуса.
А Осока всегда знала: добрые слова делают чудеса.
Услышала как-то Блоха разговор Орла с Орлицей.
– Тут стало холодно, – говорили они. – Пора нам улетать туда, где тепло. Летим с тобой наперегонки, кто первый окажется на месте, тому слава и почет.
«Вот бы мне все это заслужить! – подумала Блоха. – Тогда все относились бы ко мне с уважением, не ругали и не гнали прочь».
И она незаметно прыгнула на Орла. Он взмахнул крыльями, и они с Орлицей отправились в далекий путь. И в ветер, и в холод, и в дождь, порою без еды летели они, преодолевая все невзгоды. Лишь Блохе было тепло, уютно, и она спала днем и ночью в мягких орлиных перьях.
Прилетели Орел с Орлицей туда, где грело яркое солнце, сели на высокую скалу, где всегда останавливались, и заспорили, кто из них оказался первым. Слышат, кто-то пищит:
– Я раньше всех тут оказалась и давно вас жду!
Удивились Орел с Орлицей – кто бы это мог быть? Видят – на скале сидит Блоха, глаза лапками трет – видно, только проснулась – и говорит:
– Я вместе с вами прибыла и оказалась тут первой!
– Так ты летела на ком-то из нас? – возмутились птицы.
– Да, но я раньше на скалу спрыгнула, – гордо заявила Блоха. – Значит, мне слава и почет!
«И правда, тут с ней не поспоришь», – подумали Орел с Орлицей, взмахнули крыльями и перелетели на другую скалу. Блоха даже не успела ни на кого прыгнуть.
– А как же я тут одна останусь?! – испугалась она.
Но ее никто не услышал.
– И зачем мне теперь эти слава и почет, если никого нет рядом?..
– Как бы я хотела снова стать молодой, пушистой, украшенной золотистыми сережками! – грустила Старая Береза.
– Увы, не бывает вечной молодости, – успокаивал ее сосед Клен. – Доживай свой век спокойно, с достоинством…
Но Береза не унималась и скрипела на весь лес:
– Хочу быть молодой, красивой!
Услышала ее Пила. Пришла, взглянула на Березу и срезала ее. Береза хотела что-то сказать, но не успела.
Остался от нее один пенек с Веточкой. Она стала расти и вскоре вымахала в деревце с пушистыми золотистыми сережками.
– Это я! – закричала в восторге Березка. – Я опять стала молодой и красивой!
А Клен, который рос рядом, проворчал:
– Если очень хотеть, то сокровенное желание может и сбыться…
Муха села рядом с Кошкой и заважничала:
– Я – самая храбрая из здешних Мух!
– Улетай скорей, – уговаривали ее пролетавшие Мухи. – Кошка хитрая, она тебя погубит.
– Еще успею, – говорила Муха, – я шустрая. Сначала посмотрите, как я пообедаю вместе с Кошкой.
И Муха, показывая, что ничего не боится, села на край блюдца. Тут-то Кошка ее вмиг и прихлопнула.
– Муха была шустрой, но глупой, – резюмировали ее подружки и стали ждать, когда Кошка отойдет от блюдца.
Червячок, расталкивая листья на дереве и прогрызая яблоки на своем пути, полз вверх.
– Мое место там, на вершине дерева, – шумел он.
И, взобравшись на самую макушку, успокоился:
– Теперь-то я выше всех букашек и жучков.
Только Червячок это произнес, как увидел над собой воздушный шарик. Он ему ниточкой помахал и улетел. Червячок рассердился:
– Не позволю какому-то пузырю быть выше меня! Я должен быть рядом с облаками!
И стал он яблоко изнутри есть, чтобы оно было легким и могло взлететь. Ветер сорвал яблоко, и они полетели вместе с Червяком.
– Я поднимаюсь все выше и выше! – ликовал он. – Буду дружить с облаками!
Червячок не догадывался, что летел он не вверх, а вниз и вскоре шлепнулся на землю. Птички подлетели и с любопытством стали разглядывать, что это упало, хотели было попробовать Червячка, но он заявил:
– Я не позволю себя трогать, я с высока сюда приземлился.
Птички переглянулись и решили: «Этот червячок прибыл с другой планеты». Им стало интересно, они захотели рассмотреть его повнимательней и попробовать. Поклевали немножко – ничего особенного в нем нет – как и все обыкновенные земные Червячки, даже невкусный.
А букашки и жучки пропажу его даже не заметили.
В саду росла Сирень, у которой ободрали почти все цветущие ветки. Птицы и пчелы перестали на нее садиться. Стояла Сирень грустная, словно последние дни доживала.
Увидел ее Туман, остановился и стал разглядывать: если бы у нее не обломали ветки, она была бы очень красивой. И сказал:
– Я хочу быть твоим другом. Стану тебя оберегать, чтобы ты совсем не засохла – можно?
Сирень воспрянула – у нее появился защитник! И, скрипя оставшимися ветками, горячо поблагодарила его.
С этого дня, если кто-то подходил к кусту сорвать оставшуюся цветущую ветку Сирени, надвигался Туман и прятал ее.
И скоро о Сирени забыли совсем.
Прошел год. Сирень снова расцвела, и Туман, увидев это, обрадовался:
– Ты чудесно выглядишь, – заявил он. – Прощай, я тебе уже не нужен. А у меня еще есть дела – нужно помочь Черемухе, теперь ее всю оборвали.
– Меня без тебя тоже оборвут, – опечалилась Сирень.
– Вряд ли, – ответил Туман. – Пожалеют.
Сирень и правда была дивной, нарядной. Птицы прилетели к ней, уселись и запели, пчелы зажужжали. Люди восхищались и говорили:
– Это чудо природы нельзя обрывать. Пусть цветет и радует глаз!
Кролик, прожив много лет с Крольчихой, заявил:
– Хочу страстной любви, чтобы с меня влюбленных глаз не сводили и страстно обнимали.
– Да что ты, старый! У тебя уже морда вся седая, а ты все туда же, – укоризненно сказала Крольчиха. – Мне уже не до ласк. Не успеваю с детьми управляться.
– Хочу любви, – не унимался Кролик.
Как-то раз вышел он из дома, а с дерева ему навстречу Удав сползает и ласково так шипит:
– Слыш-шу, что любви хочеш-шь. Могу тебе помочь: весь твой буду, глаз сводить не стану, обниму крепко… Ты мне очень нравишься!
Кролик обрадовался, голова у него закружилась, его потянуло к Удаву, и он в один миг оказался в его объятьях, которые становились все сильнее и сильнее, жарче и жарче… И тут он понял, что совершил непоправимую ошибку. Удав им просто забавлялся. Мы не знаем, успел ли Кролик еще о чем-то подумать, прежде чем Удав проглотил его и опять расположился на дереве, поглядывая сверху и довольно шипя:
– Вот ещ-ще один красавчик сгорел от моей страстной любви…
Яйцо появилось в гнезде и услышало разговор кур:
– Обычно из яиц в гнезде вылупляются цыплята, но случается, что яйца забирают, раскрашивают, и они в праздник украшают видные места.
«Я тоже очень хочу быть красивым», – подумало одно Яйцо.
Желток, который был внутри, постучал по Скорлупе и прошептал:
– Для нас это может плохо кончиться. Может, нам лучше остаться здесь и вырасти в Курочку?
– Не хочу! – воспротивилось Яйцо. – Хочу, чтобы моя мечта исполнилась!
А когда чего-то очень хочется, то все исполняется. Так случилось и с Яйцом. Его сварили, Скорлупу расписали, и Яйцо стало красивее всех.
– Мечта моя исполнилась! – радостно воскликнуло оно.
Но радость было недолгой. Праздник закончился, Роспись сняли, скорлупу разбили и выбросили во двор. Прибежали куры, закудахтали и все склевали.
– Видно, я был нужен только для праздника, – вздохнуло Яйцо. – Красоту мою никто не оценил. Прав был Желток: превратились бы мы в Курочку – жили бы долго.
Тут оно замолкло: его съели.
Жили в курятнике две Курочки и Петушок. Одна, Серая, каждый день несла яйца. Снесет и тихо, никем не замеченная, уходит погреться на солнышке. Другая, Рыжая, ни одного яйца не снесла.
– А зачем мне это надо? – рассуждала она. – Я и так хорошо устроилась.
Каждое утро, проснувшись, громко и притворно кричала:
– Ко-ко-ко! У меня есть яйцо-о-о! – и, спрыгнув с жердочки, бежала к Петушку, хлопая крыльями и без конца повторяя: – Я самая лучшая Курица! Лучшая!
– Да, да! – соглашался Петушок. – Ты самая лучшая несушка.
Он шел с ней рядышком и в знак благодарности за яйцо угощал ее семечком или зернышком, которые находил по пути. А Серая, отдохнув, садилась опять на насест и, не поднимая шума, принималась за дело и откладывала яйца. Петушок никогда не замечал ее. Он видел только кудахчущую Рыжую Курицу.
Сорока любила летать на опушку, чтобы там потрещать и попеть с птицами, а маленького Птенца оставляла на это время в гнезде одного. Он скучал по маме, был голоден и громко пищал.
Ворона, которая жила рядом, жалела его, приносила еду и всякий раз говорила:
– Кар-р! Хочешь еще?
Если Птенец молчал, значит был сыт, и она улетала.
Сорока, вспоминая о сыне, возвращалась поздно, в это время он уже крепко спал.
Так было до тех пор, пока Птенец не вырос.
Однажды Сорока пригласила знакомых пичуг, чтобы похвастать, какой у нее красивый вырос сын. На глазах у гостей он взлетел на самую высокую веточку, чтобы все его видели, закричал:
– Кар-р! Кар-р! – и устремился за пролетающей Вороной.
Сорока звала его вернуться, но он ее уже не слышал.
Жаворонок любил петь, радуясь жизни. Но с годами он постарел, стал меньше летать, больше отдыхал, ища зернышки в поле.
Однажды его, ослабевшего, поймали и посадили в клетку. Там Жаворонок ни в чем не нуждался: еды много, вода есть, он даже поправился. Но все время смотрел в небо и грустил.
– Мне бы немножечко полетать, – говорил он. – В небе просторно, летишь, куда хочешь, а тут только с жердочки на жердочку прыгаешь. Как я соскучился по полянке, кустикам, облачку, солнышку!
Словно услышав его, солнце заглянуло в клетку. Жаворонок собрался с силами, с трудом отодвинул дверцу, выпорхнул, взлетел и устремился ввысь. Радость переполняла его, он попробовал было петь, но в горлышке что-то перехватило, крылья ослабли – и он камнем полетел вниз. Солнышко увидело его и крикнуло:
– Куда же ты, Жаворонок? Ты же хотел со мной встретиться!
Но Жаворонок уже никого не слышал. Старость отняла у него все силы.