Паучок жил за рамой живописной картины. Иногда он выходил погулять по полотну, где были нарисованы луга, поля, леса, озаренные яркими лучами солнца, пронизывающимися через ажурные облака. Порою его навещали Мухи, желая познакомиться с ним и походить вместе по красивому пейзажу, потом они часто пропадали за рамой. Он же был сыт и доволен жизнью.
Но однажды на картину села большая Бабочка с чудесными бархатистыми оранжевыми крылышками. Паучок глаз от нее не мог отвести – так сильно она ему понравилась – и предложил:
– Давай жить вместе! У меня всего в достатке, есть даже личное солнце.
– У тебя все не настоящее, бутафорское, – похлопала крылышками Бабочка. – А у меня луга, поля, леса – все натуральные и с чудесным медовым запахом. Да и радоваться мною будешь недолго – слопаешь. Нет, в твоем мире я жить не хочу!
Паучок залез за раму и задумался: о каком-таком мире говорила Бабочка?
Красивая перламутровая Пуговка неожиданно оторвалась от Пиджака и упала на тротуар. Была она новая, и остаться здесь для нее было непоправимым несчастьем.
«Пиджак обязательно меня найдет, и я по-прежнему буду с ним неразлучна», – надеялась она.
Но тут на нее наступила остроносая Туфелька, которая почему-то недолюбливала пуговицы. Она считала, что им в жизни повезло: они там, наверху, только красуются, а ей приходится топать по земле.
– Что, бросил тебя Пиджак? – злорадствовала она.
Вслед за ней по Пуговке простучала Набойка высокого каблука:
– Никому ты здесь не нужна!
– Да что вы все топчите меня! – воскликнула Пуговка. – Помогли бы Пиджаку найти меня. Я знаю, что нужна ему…
Ей не дали договорить. Толстая Подошва наступила на нее, и Пуговка сломалась. А могла бы еще долго красоваться на Пиджаке, если бы ей помогли. Да, видно, судьба такая!
Это была удивительно красивая пара. Она – Брошь, легкая, ажурная, сверкающая. А он – обыкновенный Камень, разве что с красивыми гранями. Камень был тверд, крепок, и Брошь с трепетом к нему прижималась, удерживая его нежным обручем.
Все в шкатулке с бижутерией говорили:
– Брошь с Камнем не пропадет!
Лишь Заколка, которая была родственницей Броши и находилась рядом с ней, ежедневно нашептывала:
– Тебе нужен Бриллиант, а не этот булыжник.
Эти разговоры не прошли даром. Скоро Брошь стала равнодушно относиться к Камню, и он почувствовал, что нежность обруча, обнимавшего его, постепенно ослабевает.
«Так я могу выпасть из Броши!» – испуганно подумал он.
Однажды Брошь взглянула на себя в зеркало и обрадовалась: Камня не было. Заколка тоже была довольна. И стали они ждать, когда придет Бриллиант.
День прошел, месяц… Брошь потускнела, покрылась ржавчиной, а Бриллианта как не было, так и нет.
Через некоторое время их за ненадобностью выбросили в мусорное ведро.
Брошь горевала, а Заколка ворчала:
– Лучше бы оставили меня в шкатулке с бижутерией, там бы я ценные указания давала.
Одуванчик рос возле пивного ларька и всегда слышал неприличную брань. Летом он обзавелся пушистыми Семечками.
– Мне надоело слышать ругань. Я хочу расти в тихом месте! – возмущалось одно из них.
Однажды Ветер подхватил это Семечко, оно полетело далеко-далеко и опустилось на тропинку между двух дач.
– Как тут тихо! – радостно воскликнуло Семечко. – Останусь тут!
Хотело отдохнуть, но не тут-то было: два соседа-дачника что-то не поделили. Стали ругаться, шум подняли на всю деревню, как у того пивного ларька. Может, придавили бы и Семечко, да Ветер выручил. Он поднял его высоко-высоко, и тут Семечко увидело то, о чем давно мечтало: зеленую полянку на опушке леса. Ветер, словно почувствовав желание Семечка, опустил его на траву. Трава была мягкая, она обняла его, ему стало очень хорошо, и оно успокоилось.
Шло время, и скоро из Семечка вырос большой Одуванчик. Был он очень красив и выделялся среди травы. На полянке было тихо, слышался только стрекот кузнечиков. Одуванчик торжествовал: он никогда больше не услышит грубых слов. Да, видно, радовался напрасно: на полянке появилась веселая компания, которая тут же напомнила людей у пивного ларька…
Форточка была открыта, когда ее задел пролетавший Ветер.
«Заигрывает, – подумала она и решила: – А почему бы мне с ним не познакомиться?»
– Не думай с Ветром общаться, – предупредила ее Рама. – Он тебе не пара. Разбушуется – будет Ураган.
Форточка не прислушалась. Ей пришелец очень понравился. Она позволяла Ветру делать с ней все, что вздумается. А он, превратившись в Ураган и овладевая ею все сильнее и сильнее, швырял ее из стороны в сторону. Форточке это тоже нравилось. Ей казалось, что она летит, и если бы не Петли, которые ее удерживали, наверно, умчалась бы вместе с ним.
– Бросай его немедленно! – громыхала Рама. – Разобьет он тебя!
В этот момент Форточку плотно закрыли. Но она не могла забыть Ураган и жалела, что мало времени провела с ним.
Когда ее снова открыли, его уже не было. Форточка загрустила. Она так долго стояла без движения, что даже петли ржаветь стали.
Однажды через ветки стоявшего во дворе дерева к ней пробился солнечный лучик. Был он теплый и немножечко согрел ее.
– Вот тебе и пара, – сказала Рама.
Но Форточка знала: ей тепла мало. Она хотела летать.
Случайно, а может и нет, Пень оказался на гребне мощной Волны.
– Как хорошо иметь сильного друга! – восхищался Пень и кричал ей: – Дорогая, поднимай меня выше, выше!
И Волна вознесла его так высоко, что другие Волны показались ему маленькими барашками. Пень не унимался и, восседая на гребне, повторял:
– Давай выше! Еще выше!
Волна устала и, обессилев, рухнула на берег, разбрасывая множество брызг на щепки разбитого Пня.
Большая мрачная Туча встретила ажурное белое Облако и воскликнула:
– Ах! Ах! Только вчера ты, как я, был мрачной тучей, а сейчас весь светишься. Что случилось?
– Меня вчера Ветер подхватил. Мы с ним мило пообщались, он, конечно, потрепал меня немножко, а в целом все было прекрасно. Как видишь, хорошо выгляжу.
Большая Туча позавидовала, что не она с Ветром повстречалась, и загрустила, стоя на одном месте. Тут ее кто-то обнял, и она удивительно легко полетела. Туча поняла, кто это, и кокетливо сказала:
– Какой же ты проказник, Ветер.
– Несправедливо все устроено, – возмущался Орел. – Я силен, сижу на самом высоком дереве, сыт, любую пищу сверху вижу. Все прекрасно, только наследники у меня рождаются по одному в год. А возьмем, к примеру, Утку, которая из себя ничего не представляет, живет в болоте, в сырости, комарье кругом, а выводит ежегодно по двенадцать утят, которые кричат от голода, не умолкая. Почему?
Орел подумал и сам себе ответил:
– Наверно, чтобы богатых было меньше. А таких, как Утка, судьба балует.
Кот нежился на солнышке, когда к нему подлетела Белая Бабочка. Он стал с ней играть – нежно подбросил ее одной лапкой, потом перекинул на другую. Бабочке это очень понравилось, она увлеклась, но через минуту Кот вошел в азарт, стал больно тискать ее, выпустил когти…
В этот момент Белая Бабочка подумала, что ей пришел конец. Но тут над Котом закружилась любопытная Красная Бабочка. Он уставился на нее, на миг ослабив когти. Белая Бабочка выпорхнула из его лап и улетела, думая: «Нет, не со всеми можно заигрывать!»
Обшарпанный Саквояж и его Старый Хозяин вошли в вагон.
– Уф! – вздохнул Саквояж и тяжело шлепнулся на пол. – Видно, это моя последняя поездка!
Тут из кармана модного пиджака сидящего рядом соседа выглянула Чековая Книжка и спросила:
– Чего ты так переживаешь?
– Да вот Хозяин мой расстаться со мной не может. Что нажил, всегда с собой возит.
– Мой тоже не хочет со мной расставаться, – продолжила разговор Чековая Книжка, – я ему очень нужна. Всегда берет меня с собой. А ты, Саквояж, вижу, очень богат, если всегда при Хозяине. Он с тобой, видно, счастлив…
Тут послышался голос проводника:
– Следующая станция – «Пансионат»…
Саквояж пошатнулся, слегка приоткрылся, и в нем показалась старая, застиранная рубашка.
Хозяин Саквояжа зашаркал к выходу.
– Был бы ты у моего Хозяина, – важно сказала Чековая Книжка, – носил бы золотишко…
– Возьми меня с собой, – просит Бутерброд стоящую на столе Бутылку водки.
– Да ты там никому не нужен, – отодвинулась она от него. – Там ждут только меня.
– Ну как же, после тебя закусить надо, не то опьянеешь, – говорит Бутерброд.
– Не обязательно, – отвечает Бутылка. – И так получат удовольствие.
– А потом что? – спросил Бутерброд.
– Потом? – Бутылка замялась, и в конце концов пробулькала: – Потом смотреть на всех противно – разбуянятся, в грязи изваляются и зовут маму, чтобы помогла. Хотя сейчас никого не вижу. Видно, мамы всерьез взялись за воспитание своих отпрысков.
И тут Бутылка на столе радостно звякнула:
– Какое счастье! Я сегодня осталась нераскупоренной! Вот бы всегда так было!
Маленький Паровозик что есть силы мчался по рельсам.
– Куда ты спешишь? – спросил его встречный Поезд.
– К светлому будущему! Вон оно! – и он радостно указал на Солнце.
– Ну и ну-у! – прогудел Поезд и промчался мимо.
А Паровозик настойчиво побежал дальше. Он обежал весь земной шар, но до Солнца так и не добрался. Вернулся домой грустный, усталый, но мудрый, и все, кто его знал, стали называть его не Паровозиком, а уважительно – Паровозом.
Как-то раз стоял он, думая, куда ему отправиться дальше, и увидел новенький Паровозик, который пыхтел, дымил, готовый вот-вот сорваться с места.
– Ты куда собрался? – спросил его Паровоз.
– К светлому будущему! Вон оно! – и Паровозик указал на Солнце.
– Ну-ну-у! – прогудел Паровоз. – Может, ты сможешь добраться до него.
Электрический Кабель был силен в напряжении и часто навещал настольную Лампу.
– От твоего прикосновения Я вся горю! – восклицала она.
Затем он шел дальше, к Люстре, которая при встрече с ним загоралась, озаряя весь потолок.
– Зачем тебе еще подруги? – возмущалась Лампа. – Я даю достаточно освещения, другой свет не нужен. Побереги свои силы, любимый мой Кабель!
Скоро напряжение куда-то подевалось, Лампа и Люстра стали меркнуть, светясь вполнакала, а Кабель заменили на новый электрический Провод. От этого Лампе и Люстре лучше не стало. Провод, видно, был бракованный, они светились редко, чаще совсем гасли. В эти часы они вспоминали времена, когда рядом с ними был Кабель, и говорили о нем с теплотой:
– Оставили бы его с нами – мы бы счастливо горели вполнакала…
Стулья возмущались:
– Почему наш хозяин – Кресло – после каждого совещания некоторых из нас выкидывает? За что?
Пепельница, не раз присутствовавшая на этих мероприятиях, перемещаясь по столу и знавшая многое не понаслышке, сказала:
– Стул, который скрипит, стараясь, чтобы хозяин обратил на него внимание, он убирает за занудливость. А тех, кто ведет себя тихо и его слушает, оставляет.
И немного помолчав, добавила:
– Кресло говорило, что разговорчивые Стулья надо всегда менять на те, которые молчат.
Штора закрыла окно.
– Как чудесно на улице! – сказала она Письменному Столу. – Там пушистая березка стоит.
– Как хорошо в комнате! – сказала она Березке. – Мебель лаком сверкает…
– Я ничего не вижу, – ответила Березка.
– Мне ничего не видно, – признался Стол. – Видим только тебя.
– Да что вы, что вы! – зашуршала, засмущалась Штора. – Не такая уж я красавица. Может, только чуточку…
Бутоны Маков смотрели в ночное небо, вздыхали и завидовали:
– Вот бы нам оказаться среди звезд и светиться, как они!
Утром бутоны проснулись, распустились и увидели, что превратились в бархатные цветы, очень похожие на красные огоньки звезд.
– Мы самые яркие и прекрасные на свете. Красивее нас никого нет!
Опять наступила ночь. Маки поглядели на небо и расстроились:
– Все люди Земли видят на небе огоньки звезд, а нас – лишь те, кто придет в поле. Это несправедливо. Наше место там, наверху!
Пришло горе. Крупная Слеза медленно потекла по щеке. Была она холодной и молчаливой. И тут столкнулась с Бородавкой. Слеза хотела обойти ее, но Бородавка стала приставать с расспросами: Кто ты, что ты, куда ты?..
Слезе было не до разговоров: она изо всех сил старалась обойти Бородавку. С большим трудом ей удалось освободиться, но добраться до платка сил уже не хватило, и она, соскользнув со щеки, упала на пол.
Газировка пришла на вечеринку и предложила всем Фужерам выпить. Она фыркала, пускала пузырьки, но к ней так никто и не прикоснулся, и она с грустью затихла. Тут выступило голосистое игристое Шампанское, которое сразу заявило о себе громким хлопком.
– Паф-ф! – и, шипя, пенясь, оно наполнило Фужеры. Они были очень довольны и просили еще. Но вскоре Шампанское затихло и закончилось. Фужеры тоже были уже не те, как раньше. Они лежали испачканные на грязной скатерти, не в силах подняться, поглядывали на нетронутую Газировку и вздыхали:
– Вот с кем надо было вечер провести!
– Ой, как мне плохо! – ныл Зуб.
– А ты сходи к Бормашине, она тебя вылечит, – посоветовал сосед.
– Пойти к этому страшилищу? Да ни за что! – ответил ноющий Зуб.
Но боль усилилась, и ему пришлось последовать совету.
Бормашина оказалась вовсе не такой уж страшной. Она бережно вылечила больной Зуб и прожужжала:
– Я добрая! Если что – навещай, друж-жок!