Рахиль Гуревич
Болельщик на солнцепёке. Рассказы о любви и спорте
В Богатонове гадюки добрые
Погодные условия на марафоне подкачали. Участник соревнований, ветеран марафонов и чемпион, проявляет настоящее мужество, достойное греческого гонца Филиппидеса.
Юра Сластенников никогда не думал, что станет марафонцем. Уже на срочке, на срочной службе, все просто удивлялись: как так быстро можно бежать с полной выкладкой, да не в кедах, а в тяжёлых армейских сапогах. Но Юра бежал. Выбегал из четырёх-тридцати35. Солдата заметили, он стал участвовать в соревнованиях, выступать за свой военный округ, представлять его на разных армейских чемпионатах. Когда Юру спрашивали: «Как так вы, не спортсмен, не профессионал, а бегаете быстрее всех?», Юра объяснял, что всё детство бегал за козой.
− Молока давала много, и очень хорошее было молоко, самое вкусное в посёлке, мы его продавали. Но глупая была до ужаса, испугается чего-нибудь и давай улепётывать. Случалось в соседний посёлок убегала.
Потом Юра стал дядей Юрой. Он работал в милиции, выступал теперь на чемпионатах за милицию, ну и просто для себя бегал, для души.
После сорока лет Юра стал бегать по всему миру – его включили в сборную страны среди ветеранов.
Марафон в городе Богатонове, что на реке Тужиловке, был для Юры как раз из таких: для души. Да и вообще бегуны этот марафон любили: после пробега можно было искупаться в речке, полежать, отдохнуть. Район был богат речками и речушками, притоками Волги. По этим речкам ещё новгородцы в древности плавали, да и сейчас рыболовов не счесть.
На марафон в Богатонов много людей приезжало: ведь победителям всегда давали пылесосы. В Богатонове эти пылесосы, да и другие домашние приборы, хранились на огромном перевалочном пункте, на гигантском складе и развозились по всей стране. Фирма «Бог» − производитель пылесосов − не скупилась на подарки марафонцам. Про марафон в Багатонове так и говорили: это там, где «Бог» пылесосы дарит.
Юра всегда был на пьедестале. Награждения Юры ждала целая толпа марафонцев. Бегуны знали, что Юра – хороший разумный добрый человек и отдаст свой пылесос, потому что пылесосы «не солит», они ему не нужны в таких количествах – каждый год по пылесосу . Марафонцы тянули жребий, и счастливчик увозил домой пылесос.
И вроде бы ничего на двадцать пятом Богатоновском марафоне не предвещало неприятностей. Ну, солнечная погода, ну, жаркая – так это часто в мае случается, это ж лучше, чем проливной дождь. Но, когда дали старт, уже после первого круга (бежать надо было семь кругов по шесть километров), стало ясно, что с марафонцами творится что-то странное: какие-то они не резвые, не быстрые, и лица у них страдающие. На всякий случай главный судья, посмотрев на безоблачное небо, послал за бочкой воды. Трактор привёз бочку, подключили шланг, после второго круга марафонцов стали обливать, освежать. Марафонцы жаловались: ноги ватные, бежать тяжело – оправдывались за нерезвый бег, низкую скорость . Это тоже было странно, потому что марафонцы редко жалуются. На третьем круге бегуны начали сходить. На четвёртом одного укусила гадюка. «Скорая помошь» курсировала по трасе, как раз проезжала мимо, быстро оказала первую помощь: вкололи противоядие, какой-то там блокатор , быстро отвезли в больницу. Когда марафонцы пошли на пятый круг, «скорая» вернулась из больницы, и врач сказал главному судье:
− Может, прекратим?
Но судья ответил, что гадюки по весне всегда активные, и не только в Богатонове.
− Меня интересуют гадюки только в Богатонове, другие гадюки меня не волнуют.
Главный судья ответил: из-за одного случая не надо наказывать всех марафонцев, тем более, что половина дистанции уже позади.
К шестому кругу сошли три четверти марафонцев. На дистанции оставалось человек двадцать, в том числе одна женщина. Бочка с водой закончилась, притащили пластиковые канистры, стали поливать марафонцев из ковшика. Врач настойчиво сказал судье:
− Надо прекратить это соревнование!
− А что такое? − главный судья нервничал, переживал, но не хотел сдаваться обстоятельствам. – Все, кто не мог, сами прекратили дистанцию. Не надо думать, что у марафонцев мозгов нет. На трассе остались – чемпионы Европы и Мира среди ветеранов. Они в Африке марафоны бегали, и в пустыне. Не надо думать, что они себя не контролируют.
− Но гадюка была?
− Была.
− И ещё будет, − врач стал грозным, резким. От этого щёки на его облупленном от солнца лице, стали прыгать в разные стороны.
− Посмотрим!
− И случаи схода будут, не говорю уж о потере сознания.
− Да! – шофёр «скорой» выглянул из кабины. – По радио передали: давление атмосферное низкое, надо остерегаться скачков. А чего скачков – забыл…
– Гипотония! Влажность, жара – риски сердечно сосудистых! − орал врач. – При такой атмосфере марафон превращается погоней за смертью.
− Мы всегда бежим! – отозвался судья. – В любую погоду бежим. И в любую атмосферу. Как-то, на десятом пробеге, шторм был. Явился всего один марафонец Шашков, доехал на электричке. Кто на машинах или автобусах, те никто не доехал, в пробку попали, оцепили Богатонов тогда как опасную зону – деревья падать стали. Но Вова Шашков со станции дошёл, и марафон состоялся. Вот ещё в смог в десятом году…
− Мне ваша мемауристика не интересна! – щёки врача пылали как печка, он сунул под язык таблетку и замолчал.
− Вот он, очевидец, мимо нас пробегает, Шашков. Володя! – крикнул судья.
− Что? – еле-еле ворочая языком отозвался Шашков, снял панамку и как нищий выставил её перед собой.
− Я не подаю, − сказал врач и полез в кабину.
Но главный судья всё понял правильно, он взял ковшик, собственноручно налил Шашкову в панамку воды, Шашков опрокинул панамку себе на голову и моментально ожил.
− Володя! Как настроение?!
− Прекрасное! – вздохнул Володя. – Какое может быть на марафоне настроение? Только прекрасное.
− А гадюки как там, Володя?
− Да нормально. Ползают себе. Уползают.
− Ну, беги Володя. Я тут про тебя товарищу врачу рассказываю. Как ты в ураган бежал.
− А—аа, − сказал Шашков. – Тогда ветер сильно сдувал, но так тяжело не было.
− А ты вот скажи товарищу врачу, как ты в смог бежал.
Шашков пил уже второй стакан кислой воды и становился всё разговорчивее36.
− Думал, не добегу, − честно сказал Шашков. – Такая гарь, дымовая завеса.
Шашков вышел с пункта питания, медленно поплёлся.
− У вас пять, шестой круг начинается, − объявил Шашкову судья-контролёр.
− Вам не кажется, что он следы запутывает? − спросил врач, глядя Шашкову вслед.
− Володя запутывает?! – удивился судья. – Никогда.
− Но ведь еле-еле…
− Володя всегда на своей волне, он никогда не торопится. − Главный судья стал поливать себя из ковшика и говорить: «бррр», «фууу», «уф», «скорей бы уже всё закончилось», «нет, никто не умрёт», потом поправил на голове мокрую бейсболку: − Шашков – это наш герой, он медленно бегает, но везде и всё. Очень ответственный марафонец. Тогда в ураган ему одному все призы достались. Призы-то были выделены. Я и со «скорой» тогда пылесосами по-братски поделился. У нас же призы самые лучшие в мире – пылесосы «Бог»!
На врача сообщение о пылесосах произвело благостное впечатление. Наверное, он решил, что скоро все марафонцы сойдут и тогда с ним пылесосом тоже поделятся. Врач полил себя из ковшика просветлел, подобрел, заулыбался, стал как только что сорванный огурец: блестящий пупырчатый и совсем немножко колючий.
Тем временем, пока у столика судьи, столика питания, пустой бочки и канистр с водой проходила дискуссия прекращать или не прекращать соревнование, на трассе разыгрывалась драма. Юра Сластенников пошёл на седьмой последний круг и вдруг почувствовал себя плохо. Сначала он сбавил темп, но легче не становилось, стало ещё хуже. Тогда Юра перешёл на шаг, что случилось с ним впервые в жизни. «Это старость», − пронеслось в голове Юры философская мысль, мысль как приговор. Потом Юра остановился и понял, что сейчас упадёт. В глазах потемнело, он побыстрее свернул с просёлочной дороги на травку, лёг под ближайший кустик. Юра не видел, как шевельнулась низкая ещё трава – это уползала испуганная гадюка. Юра лежал и думал как-то не очень связно: «Солнце, кустик. Хорошо, что пока нет «скорой». Нет! Это плохо, что нет «скорой». Вдруг я сейчас умру? А может я уже умираю?» Юра прислушался к себе: вроде, пока живой, стал дальше думать: « Это хорошо, что нет врачей, они по рации передают, и меня с дистанции снимут. Надо встать и бежать. Сейчас же соперники догонять начнут, Слава Михалыч и Михал Славыч». Но вставать почему-то не хотелось. Юра лежал и продолжал размышлять: «Что такое происходит? Вроде бы и не тридцать градусов по Цельсию, а так сморило. Мне через месяц в Африке марафон бежать. Как же я там-то буду?! Там же ещё и перелёт.
− Юра! – послышался голос издалека, откуда-то с небес.
Юра открыл глаза. Над ним стоял Шашков.
− Ты чего?
− Да ничего, Вов. Вот лежу.
− Ты лежи. А я «скорую» позову, если встречу.
− Нет, нет! – Юра продолжал лежать. – Ты, Вовик, молодец, не напрягаясь бежишь. Это правильно так и беги…
Вова Шашков испугался не на шутку. Чтоб Юра хвалил его ползучую технику бега?! Не было ещё такого! Вова понял, что если чемпион завидует медляку, дело совсем плохо, и тогда он спросил:
− Какой круг у тебя?
− Последний!
Этот ответ Вову порадовал: значит, Юра соображает нормально и всё помнит. Вова сказал:
− А у меня шестой. Да всё нормально, Юр. Ты же знаешь: в конце каждой десятки – упадок. Вот ты на тридцать девятом кэме и скис. Но ничего, я побегу, надо же кого-то позвать.
Кустик, под которым прилёг Юра, был как раз на половине круга: дорога здесь поворачивала. Вова прикинул, что придётся пробежать ещё три километра до «скорой». Но делать нечего. Вова ринулся по дистанции как можно быстрее, с бешеной для себя скоростью – пять километров минута, то есть наоборот: пять минут километр. Но «скорой» на пункте питания не оказалось.
− Где врач?
− Поехал здоровье по трассе контролировать. А что? – насторожился судья. – Что-то случилось?
− Д-да ничего, − сказал Вова, обливая себя из канистры.
Вова рассудил, что судью раньше времени пугать не надо. Судья Юре помочь всё равно не сможет, а «скорая» уже вы пути.
Юра между тем всё лежал. И чувствовал себя всё лучше, он видел через травку силуэты пробегающих мимо марафонцев, слышал их тяжёлые шаги: кто-то бежал пятый круг, кто-то шестой, кто-то, из молодых, седьмой. «Ничего. Отдохну и продолжу. Хорошо, что никто кроме Вовы не смотрит по сторонам и меня не замечает…»
Юре вдруг привиделась не то степь, не то пустыня, какая-то пожухшая растительность и бегун в странной обуви (всё ремешки крест-накрест) и странной одежде, точнее почти без одежды, только на бёдрах какая-то юбка… «Без майки. Нарушает правила лёгкой атлетики», − подумалось Юре. Потом бегун пропал, а поплыли какие-то колесницы в облаках. Колесницей правил мощный бородатый мужик в рубахе до пят. «Так это ж громовержец Зевс», − узнал Юра главного олимпийского бога. – Но почему в колесницу запряжены не пегасы, а пылесосы?..»
− Ну ты чего, Юрантий, разлёгся-то? − прогремел Зевс.
И пылесосы с надписями «Бог» на боках протрубили в свои хоботы:
− Юрантий! Ты же гонец!
− Устал.
− Устал, − передразнил Зевс и поправил брошку-блямбу на левом плече А Филиппидес бежит. Без воды. Вода у него закончилась. А бежит. Бежит из города Марафона в город Афины – сообщить о победе над врагом. Сообщит и свалится замертво. В честь него дистанцию и назовут марафонской.
− Это легенда. Всё было не так. – И Юра осёкся: с Зевсом же спорить нельзя. Но дальше Юра подумал, что пылесосы – не пегасы, с пылесосами спорить вполне можно. Юра сказал: − Гонец Филиппидес очень много бегал с донесениями, сотни километров, вот его и доконала эта беготня, а не именно та трасса из Марафона в Афины…
− Юр! Да что с тобой! Какие Афины? Давай поднимайся!
Юра открыл глаза и увидел над собой не Зевса, а своего соперника, Славу Михалыча, тоже ветерана, тоже быстрого.
− Ты смотри: я тебя догнал, впервые в жизни− говорил Слава Михалыч, продолжая бежать на одном месте. – Юра! Вставай! Пойдём, я тебя до финиша доведу.
− Ты беги, Слав-Михалыч, − сказал Юра. – А я сам, потихонечку.
− В березняк-то не отправишься? – серьёзно спросил марафонец.
− Нет. Что ты! Я ж не Филиппидес. С донесениями не бегаю, гонцом не работаю. А просто для души.
Слава Михалыч перестал бегать на одном месте, присел на корточки перед Юрой, оттянул ему веки, пощупал пульс и сказал испуганно:
− Там «скорая» позади… Они кого-то подобрали. Сюда сейчас доедут, вколют чего-нибудь, блокатор чего-то там.
− Спасибо, Слав-Михалыч. Ты беги! Не задерживайся!
− А ты давай, поднимайся! Приходи в себя! – и Слава Михалыч «улетел».
Юра продолжал лежать, но ему стало получше: всегда приятно, когда твой главный соперник не радуется твоему фиаско, а старается поддержать. Марафонцы всегда друг друга поддерживают, и в финишном створе женщин-марафонцев не обгоняют, встанут у черты финишной, и ждут, когда женщина её пересечёт, а уж после – сами… Марафонцы стараются друг другу помогать, у марафонца, пока он бежит, есть время подумать, крепко подумать, и все плохие мысли из головы убегают, улетучиваются, остаются только хорошие мысли, светлые, отзывчивые и поэтические…
Юра решил досчитать до десяти и попробовать встать – главное, чтобы в глазах не темнело. И тут Юра почувствовал какой-то шорох. И тут же увидел, как мимо него что-то чёрное прошелестело.
− Змея! – понял Юра. Ему тут же захотелось бежать. Улепётывать от змеи, змеи по весне злые: шкуру меняют, греются на солнце, их нельзя беспокоить… Юра чувствовал, что силы возвращаются, что от страха он буквально налился силой. Но Юра знал, чтобы змея не напала, нельзя делать резких движений. И Юра начал плавно приподниматься. Встал на колени, потом на корточки, потом поднялся: голова почти не кружилась, в глазах почти не темнело… Юра сфокусировал взгляд на черноте и увидел гадюку. Она встала в боевую стойку и шипела. Юра замер. Впервые он не встал в боевую стойку в ответ на боевую стойку врага. Юра понимал, что боевые техники от гадюки не помогут, а вот стойка «смирно» очень поможет. Юра постоял секунд пять «руки по швам», мимо него бежал марафонец Михал Славыч, второй соперник Юры:
− Юр! Ты чего это? А ну давай по кОням!– бросил на бегу и полетел дальше.
«Та-ак, − подумал Юра со злостью, совсем забыв о змее. – Я уже третий среди ветеранов. Слав-Михалыч и Михал-Славыч меня сделали. Это точно старость». Послышался шум машины…
Юра обернулся – к нему ехала «скорая помощь».
− Плохо вам?
− Нет, − ответил Юра. – Гадюка вон.
− Где? – спросили водитель и врач в один голос, высунувшись из окна.
Но гадюки уже не было.
− Уползла, − сказал Юра и добавил почему-то: – В Богатонове гадюки добрые.
Врач сказал:
− Да уж – добрые. Один по их милости уже в больницу угодил.
Юра Сластенников почти резво выпрыгнул с обочины на дорогу. Попробовал потихоньку бежать. «Скорая» подозрительно ехала рядом.
– Может, всё-таки, подвезти? Бледный ты, брат, какой-то…
− Юр! Может воды? – предложил сошедший марафонец, высовываясь из двери салона. – Тут мне дали бутылочку.
− Нет.
Юра вдруг понял, что ему стало плохо именно от воды. Он выпил её на пункте питания и ноги тут же отяжелели, а потом и голова… А сейчас стало легче, да и ветерок стал поддувать. Юра понёсся догонять соперников. Ему оставалось всего полкруга, три километра.
На этот раз Юра стал только третьим.
− Это всё гадюки, я ж не знал, что они в Богатонове добрые, думал злые, вот и притормозил,− оправдывался Юра на финише.
− Да. С гадюками поаккуратней надо. А я уж волноваться, Юр, стал. Вдруг подумал: тебя нет, случилось что-то, − главный судья опрокинул на бронзового призёра остатки воды из канистры − Юра окончательно пришёл в себя и перестал болтать про добрых гадюк.
На награждениях обычной толпы марафонцев, ожидающих пылесоса от Юры, не наблюдалось. Почти все марафонцы сошли, и, расстроенные, не стали дожидаться награждений, укатили на своих машинах домой. Один Шашков, самый стабильный марафонец страны, бородатый, в очках, в неизменной легкомысленной детской панамке, стоял около подиума и снимал «ребят» на мобильник. Ему и достался на этот раз Юрин пылесос.
Больше всех радовался судья:
− Ну вот. У Шашкова ещё пылесос.
− Мне второй не помешает, − сказал Шашков. – Я его тёще подарю. Когда первый пылесос мне от Юры обломался, привёз, жена долго ещё потом не ворчала, не пилила за то, что каждый день, как только есть свободная минута, бегаю. Жена всё пылесосила себе и пылесосила, диваны, кресла – там насадка в этих пылесосах для мебели. Теперь и тёща отстанет.
− Нет! Это ненормально! Бегать и в жару, и в ливень, и в гололёд, и в мороз! – сказал врач и заискивающе посмотрел на судью.
−О! Чуть о вас не забыл!– судья порылся под столом и вручил врачу и водителю по пылесосу. − Женщина всего одна добежала. Пылесосы за второе и третье место остались. Спасибо, что обеспечили здоровье и от гадюк защищали.
Водитель и врач были очень довольны. На радостях они подвезли Шашкова и Юру до станции, хоть это и запрещено.
− Дальше не можем, мужики, − извинился водитель.
Юра и Шашков ехали домой на электричке. Шашков смотрел сквозь стёкла своих массивных очков в окно, гладил довольно бороду, щёлкал пальцами по коробке пылесоса. На коробке было написано: «Бог» работает вечно».
Юра смотрел в окно на сплошную стену весенней листвы, проносящейся мимо. Юра вспоминал марафонца-гонца, мчащегося в Афины с известием, вспоминал бога Зевса и колесницу с пылесосами, вспомнил Славу Михалыча, в которого вдруг превратился Зевс… Зевс вообще мастер перевоплощений… Ещё Юра размышлял: в какой, всё-таки, момент скрылась гадюка? В тот, когда Михал Славыч пробегал мимо или в тот, когда «скорая» подъехала? И понял, что скорее всего гадину спугнул бегун. Гадюки в Богатонове действительно добрые, разве что зашипят, если под куст их ложится передохнуть уставший марафонец и сгоняет с пригретого местечка.
Бег как состояние души
Капитан команды Шашков переживает: в их беговом клубе кризис.
Многодетная семья Жиличкиных в полном составе перестаёт ходить на любительские пробеги. Ребятам надо зарабатывать на жизнь, на пробеги времени больше нет.
Клуб «Парсек» ехал на пробег в Звёздный городок. В последний раз ехал. Автобус становился клубу не по карману, а в небольших автобусах типа маршрутка после марафона укачивало. Кто-то из клуба на следующий год поедет своим ходом, на перекладных, до Ярославского вокзала, а там на электричке где что ни остановка то космическое название: Циалковская, Чкаловская, Гагаринская, Созвездие гончих псов, Москва-Кассопея… А дальше, от станции − пешком. Сами по себе, без клуба.
В последний раз ехали в тесной дружеской обстановке, смаковали, вспоминали. А вспомнить было что. Клубу – тридцать лет. Сотни километров преодолены, десятки наград получены, и в беговом зачёте любителей клуб на почётном третьем месте по очкам. И это по всей России третий. Но всё это, увы, в прошлом. Вова Шашков – капитан «Парсека» с трагическим лицом обходил по салону всех, уговаривал бежать не десятку, а полумарафон – очки тогда клубу большие начисляются. Эти очки были самым главным в жизни Вовы. «Парсек» – должен быть в лидерах. Обязательно!
− Ребята! Мы же Парсек, − повторял Вова. – Надо стремиться к Парсеку не только метафорически-аллегорически, но и буквально: чем больше пробежал, тем ближе к парсеку.
− Скажешь тоже, Вова, − улыбался в ответ бегун-учёный. – Если все жители Земли будут бегать каждый день по десять кэмэ, они и то до парсека не дотянут.
− Дотянут, − не соглашался Шашков. – Вы не смущайте своими масштабами наших ребят. И вообще, – Вова огляделся: − где Жиличкины? У них же и дети, и женщины. Это ж больше всего очков.
Жиличкины, мама и четверо детей, как раз стояли на дороге и махали пятернями.
− Остановитесь! Это наши! – попросили в автобусе.
− Не положено тормозить.
Шашков водителей боялся страшно. Водители как назло попадались всё грубые. Им лишь бы ехать, везти куда-то, останавливаться они не любят, двери открывать-закрывать не любят, им бы только ехать и ехать. Водители томятся если не едут. Водители все так и норовят и побыстрее отвезти, побыстрее вернуться и – на базу, такие уж они люди, бег их не интересует, бегун – медляк, слизень, улитка, автобус же по сравнению с бегуном – звездолёт.
В общем, водитель оглох от просьб и резко затормозил. Жиличкины! Мама и четверо детей вбежали запыхавшиеся – они бежали за автобусом. Ведь пока водителя уговаривали, прошло двести метров…
− Ну вы как всегда! – Шашков радостно обнял каждого Жиличкина, уткнулся в них бородой.
Мама Майя – участница олимпийского марафона, младший Антон – бегает с трёх лет, девочки Наташа и Саша – тоже бегают, и Ваня – тоже бегает. А у папы – инфаркт, обширный… Кто-то говорил, что от бега, но Шашков знал, что не от бега – никак многодетные Жиличкины квартиру не могли получить, стояли на очереди, стояли… а чиновники всё отфутболивали… Вот папа и сломался. Такая невесёлая история. И сейчас Жиличкины в последний раз выбрались на пробег. По выходным они теперь работали, включая младшего десятилетнего Антона – зарабатывали себе на жизнь, и папе на лекарства.
− Ну всё. − сказала мама Майя. Разминка прошла просто отлично. Все проснулись. Все как огурцы.
Жиличкины заняли последнее сидение – оно было как раз на пятерых. И все знали, что это их сидение. Автобус рванул – центробежная сила побросала парсековцев вкривь и вкось, передавая злость водителя… Минут десять все примерялись к «броскам» и торможению. Антон Жиличкин вытер лицо, выдохнул, он отдышался, отдохнул, посмотрел на часы, которые ему вручили на одном из пробегов:
− От! Пять минут километр, а устал как собака.
Автобус тряхнуло.
− Как у нас на самбо, − сказал Антон.
− Да кстати, − Шашков присел на сидение на котором обычно в старые добрые времена когда многодетным квартиры без проблем давали, сидели контролёры с кольцами билетиков на ремне: – Да кстати. Как твоё самбо:
− Да как? – пожал плечами Жиличкин. – Один бой выиграл, один проиграл.
− Да ну тебя Антон, − сказал Шашков. – Бросил ты нас. Как ты бег на самбо мог променять?
− Так выбираем где бесплатно, − ответила мама Майя. Она достала из рюкзака пирожки, раздала детям: − Позавтракать не успели.
− А что бег нынче дорог? – удивился Шашков
− А то не дорог, − сказала мама Майя. Мы ж всё в совокупности берём. На самбо нам как многодетным даже кимоно бесплатное дают, и дотации на лагеря, и сборы все бесплатно. А в лёгкую атлетику если идти – сначала и шиповки и форму – всё за свой счёт, и лагеря в Подмосковье, а у самбо на море. Так что Вова нам не до жиру. Тем более, к Наташе вон бандит пристал… Бег твой не помог совсем.
− Так что? – испугался Вова. −Девочки тоже теперь в самбо?
− Наташка в самбо. – мама Майя передала детям огромный термос. Ей его на одном марафоне вручили за первое место.
− Но она же в футболе бала! – воскликнул Вова и нервно стал хвататься за свою бороду.
− В футболе была. Но ногу сломала и решили уйти от греха подальше. Травматизм жуткий в этом футболе. Да ну его.
Все парсековцы. Весь автобус с интересом слушали заглушаемую рёвом старого мотора историю о том, как Наташа возвращалась в промозглый ноябрьский тусклый вечер с футбольной тренировки, за спиной у неё висел мешок на верёвочках. В таких мешках школьники обычно сменку носят, а Наташа все вещи носила. Она заходила в автобус последняя. Кто-то сзади потянул за мешок, рванул.
− Мне по плечам так резануло! Ужас, и верёвки слетели, и опять резануло. Автобус уехал, а я осталась в темноте, в тумане с бандитом. Он рвёт, рвёт на себя мешок, а я за верёвки ухватилась: у меня же там кроссовки, футболка. Хорошо, что спортивный костюм на мне. Он у меня один я в нём и хожу и тренируюсь, хорошо ещё, что я карточку льготного проезда из мешка вынула, а так бы и карточка пропала,
− А новую то долго делать, − мама Майя всплеснула руками. – Заявление в собес, кошмар…
− Вот так лишилась я последних кроссовок.
− И я, − победно сказал Антон, – тренера попросил, чтобы Наташку к нам в сабо взяли. А ты, дядя Вов, вконтакте есть? – как-то неожиданно переключился Антон на тему абсолютно далёкую от воров и нападений тёмными туманными вечерами.
− Да подожди ты! – раздражённо сказал Вова и обратился к Наташе: − И что приняли?
Наташа кивнула.
− Ещё б не приняли, − сказал Антон. – Она ж моя сестра.
− Но 14 лет!
− Но она ж моя сестра. Она, вон, полгода занимается, и уже всех пацанов побеждает.
− И никаких переломов, тьфу-тьфу, − сказала мама Майя.
− Ну травм достаточно. – сказала Наташа. – Просто я так зла, так зла. Я в каждом противнике того вора вижу, мне ночами снится, что я его срубила. Я их всех ненавижу теперь!
− Да кого? – изумился Шашков.
− Да всех, кто ворует.
− Ну ладно. О грустном не надо, − сказала мама Мйя. – Там на самбо обещали и обувь Наташе, ну и вообще успехи у тебя, да, Наташ?
Наташа вздохнула:
− Успехи. Даже в бассейн раз в неделю со сборной хожу. Для расслабления мышц позвоночника.
− Ой! Этот бассейн, – мама Майя забрала термос, погладила с любовью, спрятала в балоневый рюкзак с облупленным олимпийским мишкой и надписью «Олимпиада –80». – Ой! Этот бассейн! Один купальник – целое состояние. Не говоря уже об очках и шлёпках. Шлёпки, Вова, пятьсот рублей самые дешёвые.
− По одному каналу, − подал голос шестнадцатилетний Ваня Жиличкин, – по одному каналу есть передача про другие миры.
− Ты это к чему? – удивился Шашков.
Ваня был самый колоритный, с длинными по плечи чёрными кудрями, жилистый (в свою фамилию) и высокий. У него были прекрасные данные для стайерского бега: сух и мускулист, и очень лёгок – кость тонкая, ни жиринки.
− Да я это к тому, что надо им написать про мир бега. А то они всё про инопланетян и тонкие материи.
− Напиши, напиши, − кивнул Вова. – И, главное, клуб не забывай. Участвуй в соревнованиях.
− Устаю, − вздохнул Ваня.
− Ага, − сказал Антон. – у нас Ваня теперь сисадмин. Сайты конструирует.
− Сейчас только в интернете и можно заработать, дядя Вов, − виновато сказал Ваня. – Вот и сижу. А ещё учёба. Бегать бегаю, соревноваться времени не остаётся .
− Да понял, как не понять, − оскорблено сказал Шашков. – И учёба, и работа, и возраст такой романтический…
− Да нету у него времени на романтику, − вздохнула мама Майя. – Ваня в интернете, а Александра, наша старшая, курьером по выходным, люди заказывают по интернету, она развозит, Антон тоже ей помогает. Всё-таки деньги. Я торты на заказ пеку – тоже через интернет заказы принимаем. Всё Ваня, всё его компьютерная грамотность.
− Понятно, − тяжело вздохнул Шашков. – Что за жизнь! Детский труд! Ну давайте, ребята, сегодня постарайтесь.
В Звёздный городок, закрытый город космонавтов, автобусы от клуба пускали без проверки. Автобус въехал на площадь. Припарковался у памятника космонавту, летящему в невесомости, без скафандра и в спортивном костюме, почти как у Наташи.
Жиличкины вывалились из автобуса, то и дело останавливались. Точнее их останавливали бегуны, чтобы поздороваться:
− О! Знаменитая семья Жиличкиных? Как папа ваш себя чувствует?
− Не очень, − честно отвечали Жиличкины.
Вова Шашков бежал рядом с Наташей быстрой трусцой и сокрушался:
− Эх, Наташка, Наташка, разминаешься еле-еле. Сразу видно, в самбо перешла. Ведь тебе, подумать только, всего четырнадцать. В длинном беге и в восемнадцать лет могут начаться. Не бросай тренировки! Не бросай.
− Да ну вас, дядя Вов. И что этот бег мне даст? Ничего не даст.
И тогда в сотый раз Шашков стал рассказывать, как над ним смеялся в спортшколе тренер, когда Вова заявил, что хочет бегать марафоны, как тренер тыкал в него пальцем: «Посмотрите на него! Он хочет бежать марафон!» И Вова обиделся, был оскорблён, ушёл из группы, стал тренироваться сам. Как потом в институте победил на крупных соревнованиях.
− Но конечно, − как всегда заканчивал Вова. – В тот год лидеры заболели, кто-то травмировался. В общем, шесть самых сильных не пришли. Ну я газу и поддал. Вписан теперь в историю института, в музее институтском моя фотография. А что пять лет там учился и потом аспирантом, а потом работал ещё – этого и не помнит никто. А победителя, Наташа, все помнят.
− Да понимаю я, дядя Вова, всё понимаю, но самбо мне сейчас ближе. Я ж, – Наташа понизила голос. – В полицию планирую идти. Я себя покажу ещё, дядя Вов, на внутренних соревнованиях… на милицейских…
Вова посмотрел как-то странно на Наташу, даже испуганно, ничего не сказал, поправил панамку, в которой бегал и зимой и летом, и весной и осенью, и полетел по дороге.
После пробега Вова подобрел – женщин на двадцать километров бежало совсем мало, все Жиличкины – мама Майя, Наташа и Александра, принесли хорошие очки клубу, с парсековцами-мужчинами не сравнить, но там и конкуренция.
− Как же так! − сокрушался Вова. – Ты, Антон, раньше за пятьдесят восемь бегал, а сейчас за минуту шестнадцать.
− Не знаю, дядя Вов, − улыбнулся антон. − а зачем быстрее-то. Это я раньше соревновался, а теперь я отдыхаю и на пробеге, и в автобусе – отдыхаю, в окно смотрю, любуюсь.
− Ты. Антон, над своим поведением подумай!
− А вы, дядя Вов , всё-таки скажите, кто вы вконтакте? – спросил Антон.
− Да никто! – Вова Шашков вскочил, ударил кулаком по сидению и тут же завалился – автобус подпрыгнул на какой-то дорожной неровности. – Никто я вконтакте понял? Толстого надо читать, а не вконтакте виснуть.
Антон совсем не обиделся. Он сказал:
− Вот мама вконтакте − хаски, Наташа – Наталья Лопес и место жительство Сан-Франциско, а Ваня так вообще по имени Бронтозавр.
− Угу – кивнул Ваня. Он как вытянул ноги час назад, так и не двинулся – очень устал. – Под ником «Брантозавр» лучше всего продаваётся. Сам не знаю почему. Я уж столько этих ников перепробовал.
− А Саша у нас так и есть Александра Жиличкина, − сказал Антон.
– Да! – Саша стояла, расчёсывала волосы, и автобус почему-то перестал трястись и подскакивать, наверное как и все любовался Сашиной красотой, грациозностью. – Да! Я фитнес популяризирую. Я ж в пед поступила на учителя физкультуры.
− Вы бы посмотрели, дядя Вов, Сашину страницу. Это просто класс. Супер.
Вова схватился за голову и стал качаться из стороны в сторону.
− Куда катиться мир, что за жизнь. Никто уже просто бегать не хочет. Всё какие-то выкрутасы, страницы. А бег − состояние души. Вам это в голову не приходило?
Мама Майя грустно улыбалась. Она вспоминала то время, когда девчонкой выступала на открытии олимпиады –80 в Москве, она вспоминала Игры доброй воли, и две олимпиады, в которых участвовала, бежала марафон. Бег, когда-то тоже был её состоянием души. Где это всё теперь? Как-будто и не было. Или было, но в другом мире, не в этом.
