Стас Колокольников
Умирая, Бог завещал мне Землю
Игрек и Радуга решили провести расследование, чтобы убедиться в реальности Карлина, и вскоре обнаружили его следы на автомобильном форуме сайта о ретро-автомобилях. Там еще живая Эльза, безутешно рыдая у могилы Алексея Карлина, поведала историю трагической гибели мужа. Перегоняя в Хабаровск старенькую «Победу», он столкнулся с ЗИЛом-131. На том форуме Карлина быстро разоблачили, и он, воскреснув, вымаливал прощение, плакался, что его бросила жена, и он решил от её имени написать, что умер, так как, тяжело переживая разрыв, принял смертельную дозу алкоголя и таблеток и уже не чаял больше пинать балду на этом свете
У нас тоже сразу возникло много вопросов: «Где ты Карлин? Кто умер на самом деле? Может ты наш Лоттерман? А не ты ли, чувак, капитан Копейкин?». Но вопросы остались без ответа.
Наши персонажи отнеслись к проделке Карлина с легкостью.
– Так устроен мир, у всех нас куча масок, с десяток разных «я», они ежедневно умирают и оживают, как птица-феникс. Жизнь как раз и дана нам, чтобы найти себя настоящего и выйти из круга безумия своих подобий. А тот, кто увлекся ими, сам сходит с ума и хоронит себя заживо, – сказали Синяки. – Так выпьем за тех, кто не сгнил в этом мире и делится с ближними светом, а не безумием! Жизнь продолжается!
Зла мы не держали, обид тоже. Только справедливая Игрек все никак не могла простить и понять, как можно играть на светлом человеческом чувстве – сострадании. Она прошлась по постам Карлина и оставила за собой последнее слово. Вот Карлин отметился в теме безопасного секса и написал: «Побольше гондов хороших и разных», а она ему подлецу: «Ты о себе что ли?». Карлин где-то между делом похвалился: «Да мы с Игрек уже давно, как близнецы!», а она ему на это свое веское слово: «А вот это уже чистой воды липовый галдёж! Я с тобой на одном поле срать не сяду!»
Позже я встречал имя Алексея Карлина на форуме совмещенного трамвайно-троллейбусного сайта, на военном форуме Para Bellum, на форумах ГАЗ-21, на форумах сайта музеев России и клуба любителей грузовиков советской эпохи. На сайте поэзии он опубликовал свои стихи, и ранние строчки даже радовали некоторой легкостью: Прими меня, мой друг, каким я есть. Прими и не жалей о горестных мгновениях. Дальше было хуже, легкость сменилась смертельной тоской.
И если Синякам дурачество приносило упрощение, взгляд на мир, как на дважды два четыре, где океан, море, река, родничок, всё едино – вода, то Карлину эта игра вынесла мозги вслед за мечтой. Он, как и все, любил это дело – мечтать, но его мечты не обновлялись и тянули вниз, как в могилу, он потому и закапывал себя и своих близких в землю раньше срока. И слова компанейских Синяков не имели для него смысла:
– Жизнь любит отзываться на легкость. Жизни приятней весело играть с невесомым листком, чем с камнем у дороги. Всё, что тянет к земле, пускает туда корни, дряхлеет и умирает. Всё прочее радостно уносится за горизонт. Да, моё перышко? Как пить дать, мой воздушный шарик!
Этой легкости и радости было невероятно много в 60-х годах. И потому многие главные герои той беззаботной поры так быстро воспарили в вечность. Что им до границ человеческого здравомыслия.
Мы еще какое-то время заходили на форум, но после исчезновения Карлина наше детище походило на опустевший театр, из которого вперед ногами вынесли тело примы. И мы отступили на заранее подготовленные позиции, оставив форум как памятник самому себе и тому факту, что даже веселая ложь на благо запускает странный необратимый механизм, который оставляет черные дыры там, где были люди. Я правильно выразился, моя безграничная? Ну где-то так, мой запредельный.
Привет любителям дальнего приема
Открыв глаза, я увидел Серегу. Он бесшумно поднимался с расстеленных на полу тряпок. Глаза его мерцали диким тревожным блеском, он точно знал, что делал.
– Я с тобой. Дружно встаем и тихо уходим, – прошептал я и заговорщицки подмигнул.
Серега, ничего не сказав, уверенно исчез в коридоре. Я метнулся следом. На кухне Серега открыл холодильник, я – морозильник.
– Сюда он спрятал, я видел вчера, – шептал я, – чтоб сразу не нашли и без него не начали.
Серега кивал, молча выуживая заледеневшую насквозь бутылку. Он взял одну, и я одну.
– Как из нее пить-то? – напряженно спросил Серега.
– Отогреем на солнце.
Мы выглянули в окно. Яркое солнце слепило глаза.
– А куда пойдем?
Серега явно не верил, что скоро удастся осуществить задуманное.
– В Лосинку на поляну, – указал я.
За окном в огромном парке покачивались набухшие почками деревья. Они стояли таинственные, будто за ними прятались потусторонние миры.
– Гитару заберу, – Серега осторожно вынес инструмент из комнаты, где похрапывал Разин. – Домой потом поеду.
Мы обулись, торопливо спустились во двор и быстрым шагом вбежали в Лосиноостровский парк. Нас встретили обжитые поляны с костровищами, мангалами и мусорными кучами. В поисках места поприличнее мы обходили стороной самые грязные, похожие на пейзажи Армагеддона.
За кустами что-то блеснуло. Отгибая ветки, я пробрался на опрятную полянку. В центре её стоял приемник с поднятой антенной.
– Вэф двести два, – прочитал я и нажал кнопку включения.
– Он вдруг понял, что сейчас они разойдутся, и он останется в сумеречном лесу, где за каждым кустом может таиться пришелец или что-нибудь еще похуже, – сообщил из приемника чей-то печальный голос.
– Ой, – вздрогнул я и выключил.
– Вот я всегда говорил, осторожнее с кнопкой включения, не надо спешить, – подошел Серега. – Не надо раньше времени колебать воздух. Мы только пришли, расходиться не собираемся. А ничего местечко, еще чистенькое.
– И пришельцев за кустами вроде нет. Остаемся. Эх, чудесно! Я бы здесь…
– Хорош болтать, клади на солнцепек. Сюда. А эта у меня в руках подтаяла, с неё и начнем.
Едва Серега взялся за крышку, как послышался треск в кустах, кто-то упорно лез через заросли. На краю поляны появился среднего роста толстячок с дровиной на плече. Он почти прошел мимо, но вдруг остановился, приглядываясь. И решительно двинулся в нашу сторону.
– Музыканты, – указав на гитару, утвердительно сказал толстяк.
Серега молча кивнул, так и не смочив горло. Толстяк посмотрел на меня.
– Я не музыкант, бывает, пишу тексты к песням, – поддержал беседу я. – Но редко, от случая к случаю.
– А мы тут рядом сидим. У нас все есть, музыки не хватает, – сказал толстяк по простому, будто попал в музыкальный отдел. – Давайте к нам.
– Да мы только…
– Тогда мы к вам, – толстячок сбросил дрова и исчез за кустами.
– Н-да, вот и пришельцы объявились, – сказал я, нажимая кнопку. – Чего от них ждать?
– Подходите ближе, не торопиться… Почему вы есть в лесу в такое время? – спросил VEF 202 и, пошипев, закончил. – Продолжение рассказа Кира Булычева «Звездолет в лесу» слушайте завтра в это же время.
– Вот это да! С нами приемник разговаривает! – восхищался я.
Серега вытряс из бутылки в себя всё, что успело оттаять. И выдохнув утреннее напряжение, неспешно проговорил:
– С приемником поговорить это нормально, это даже хорошо. Можешь еще с деревьями и птицами, если хочешь. Они тоже.. Слышишь? С нами вовсю общаются. Не затыкаются. А выйдем в город, там при желании можешь услышать, как дома, машины и столбы перешептываются в ночи. Конечно, тебе, как писателю, это интересно, а вот простым людям этим увлекаться не стоит. Ну что, будем ждать троих из леса или ну их?
Решить, что делать, не успели.
– А вот и мы! Идём! – откуда-то прокричал толстяк.
– Да ладно, посидим, как-то интересно всё происходит, значительно даже. Зачем спешить, к тому же завтра продолжение про звездолет в лесу, послушаем, – сказал я.
– И пиво у них наверняка незамороженное, – согласился Серега.
Трое мужиков лет на пять постарше нас появились из-за деревьев красиво и непринужденно, как забуревшие негасимые звезды шоу-бизнеса. Шли легко и неспешно.
– По ходу местные блатные, – предположил Серега, пока они приближались. – А тот черненький у них самый авторитетный.
– Это же Лёвка, сын Севы Черного, – шептал позже толстячок, кося глазами на вальяжного брюнета в серой рубашке, расстегнутой так, чтоб было видно золотую цепочку, – батя его вор в законе, сейчас на отсидке, но оттуда через друзей так и держит весь Метрогородок.
– Мы люди простые, всё, что у нас есть, музыка, вода и свет, – говорил я, глядя в честные глаза новых знакомых.
– Это хорошо, что мы тут собрались, – растягивая слова, говорил тост Лёва, – такие встречи нужно ценить, угощать друг друга и петь песни. Никто не знает, сколько еще нам Бог даст таких встреч. За нас!
Мужики явно на чем-то торчали. То по очереди, то вместе отбегали каждые полчаса в сторону и возвращались, задорно поблескивая стеклянными зрачками. Впрочем, нас это мало касалось, нас угощали, кормили и уважительно просили спеть, что сами пожелаем.
– Н-да, – произнес толстячок, дослушав Серегину песню про белых индейцев у костра. – Хорошая песня. Твоя?
– Моя.
– Молодец. А я ведь тоже когда-то выступал.
– Как? На сцене?
– Да, профессионально. Как пародист. У меня отличный голос, я могу пародировать известных певцов. Хотите песню о родине любви?
– Какую именно?
– Муслим Магомаев, песня «Земля родина любви», исполняет Олег Звягинцев, – громко сообщил толстячок.
И тут лес наполнился голосом Магомаева. Это было сильное ощущение присутствия музыкального гения. Как будто он сам находился с нами на солнечной полянке, и слова лились так, будто именно их сейчас и не хватало:
– Земля родина любви! Звенит надежд твоих листва! Земля, солнечно живи! Живи, пока любовь жива!
– Вот это круто! – восхищенно воскликнул Серега, когда песня отзвучала. – Вот это ты молодец! Голосище какой! А почему теперь не выступаешь?
– Не потянул шоу-бизнес, – смущенно проговорил Олег.
Вдалеке кто-то прокричал: «Урааа!»
– Слушай, старина, – обратился я к толстячку, – да ты талант, меня аж до мурашек пробрало. И репертуар у тебя что надо. Мы как раз возвращаемся с вечеринки журнала о шестидесятых, ночевали у главного редактора. Пятый год отмечаем первого мая день рождения журнала. У нас здесь рядом, где конечная трамвая «двойки», своя поляна, наряжаем её в стиле шестидесятых, музыка такая же. Вот кого нам не хватало, тебя! С таким исполнением Магомаева был бы на нашем празднике первый человек! Бесспорно!
Олег расчувствовался от похвалы и стал торопливо пересказывать яркие моменты своей биографии. Повидал он на вагон и маленькую тележку, и всё у него было: и в здоровом теле здоровый дух, и дом, и машина, любимая работа, красавица жена и дети. Но, как часто бывает, не удержался мужик и спился от счастья. И теперь бесцельно проводил всегда свободное время с дружками детства, они тоже подросли, но остались оболтусами, еще и заторчавшими. Хорошо, что не агрессивными.
– В юности я очень «Джетро Талл» любил, – вспоминал Олег, – прямо заслушивался и на флейте именно поэтому научился играть.
– Ты еще и на флейте играешь, о, ты полон сюрпризрв! Подожди-ка, Олежка, – спохватился я, бормоча под нос, – точно помню, оставался один подарочный плакат…
Вчера на рассвете перед возвращением домой мы наводили порядок на праздничной поляне, и я нашел оставленный кем-то из гостей наш фирменный прорезиненный постер и как раз с Яном Андерсоном, играющим на флейте. Гости с первомайских вечеринок еле ноги уносили, теряя по всему парку призы и подарки. А мы не ленились и собирали их для следующих мероприятий.
Я достал чуть потертый с впечатанными прошлогодними листьями по краям незабываемый постер.
– Вот владей, ему сносу нет. Тебе от журнала «60-е!» за прекрасное исполнение песни Муслима Магомаева, – я торжественно вручил постер Олегу.
Тот даже немного остолбенел, не веря в происходящее, лишь поводил глазами по сторонам, точно ожидая, что все вокруг пропадет как мираж.
– Не исчезнет, – подмигнул я. – Да пребудут с нами шестидесятые!
Невероятно теплый, по-летнему, день пролетал весело и быстро. Наши знакомые, изрядно захмелев, стали путать нас с кем-то и заговариваться. Даже Олег вел себя странно и временами играл на воображаемой флейте.
– Мы теряем с ними контакт, пора валить, – сказал Серега.
– Согласен, – кивнул я.
Было еще светло и тепло, солнце только двинулось на закат. И в очередной раз, когда вся троица отлучилась, мы, прихватили инструмент и приемник, ушли по-английски, не попрощавшись.
Серега шел впереди.
– Где это мы? – вдруг остановился он.
Тут я тоже осознал, в пространстве вокруг что-то изменилось. Причем очень существенно и в лучшую сторону. Все кругом словно наполнилось добрыми пришельцами.
– Листья проклюнулись! – понял я. – Мы первого утром вошли в весенний лес, а выходим третьего вечером из летнего.
– Вот так значит, хорошо, – остановился Серега и принюхался. – А пахнет-то как.. Чудесно!
– Серж! Петро! Вы где? – услышали мы голос Олега.
– И не видно ничего в таком зазеленевшем лесу, – расслабленно проговорил я. – Ни людей, ни кренгов.
– Кто такие кренги?
– Вспомнил я «Звездолет в лесу». Читал в детстве в «Пионерской правде», там биороботы кренги за школьниками по лесу гоняются.
– Тихо… Кто-то идет. Слышишь? Не из нашей ли троицы блатных удолбанных кренгов? Да тихо ты, стой, тс-с.
Мы замерли. Из листвы появилась лошадь, неспешно перешла тропинку перед нами и исчезла в ярко зеленых пахучих ветках.
– Раз и невидно ничего, – сказал я.
– Тамара, – удивленно проговорил Серега.
– Кто?
– Лошадь.
– Почему не Марина?
– Потому что Тамара… Здесь конная ферма недалеко, там друг Черного Лукича работал. Лёня, кажется, зовут. Мы в прошлом году в ноябре, перед концертом в «Вереске», заезжали к нему в гости, костер жгли, на лошадях катались. Я там эту Тамару видел, запомнил, у неё ухо надорвано, не спутаешь…
– Сегодня прямо день встреч и воспоминаний. Интересно, чего это Тамара одна по лесу бродит.
– Славян… Серж, – голос удалялся.
– Гуляет Тамара на выходных, как и мы, – сказал Серега.
– Странно все это … Чувствую себя как в параллельном мире.
– Прекрасно всё, по земному, – сказал Серега.
Из парка к метро на улице Подбельского вышли уже в сумерках.
– Ребят, огонька не найдется? – окликнул осипший голос.
В тени деревьев скучал парень. Мы остановились.
– Вы музыканты? – спросил парень, закуривая.
– Да, музыканты, – сказал Серега. – А вы чего сегодня все по музыке соскучились?
– У нас тут район музыкальный, – добродушно прохрипел парень.
– Похоже, ты и сам не дурак попеть, – запросто сказал я, парень внушал доверие. – Голос недавно сорвал?
– Ага, на квартирнике. Тут рядом…
– Кому квартирник делали?
– Радегасту и Леоне. Знаете таких? Под конец я спел своё и чужое. Меня Влад зовут. Подругу вот проводил в Метрогородок. Иду обратно, курить захотелось дико. Слушайте, музыканты, а вы Подорожного песни знаете?
– Чё?! – удивился Серега.
– Кого? – не поверил я слуху.
– Есть такой Подорожный Саша из Сибири. Знаете?
– Знаем, сами из Сибири.
Парень сразу перестал скучать.
– Да ладно!
– У нас прохладно. Ты-то откуда его знаешь? Сибирь отсюда далеко.
– Ну так я любитель дальнего приема, – засмеялся Влад своим страшным смехом.
Мы перебрались во двор, где хорошо знали сибирских музыкантов и устраивали квартирники звездам андеграунда. Подтянулись еще люди, шурша пакетами из супермаркета. Наша встреча затянулась за полночь. Под конец Серега тоже потерял голос от пения и хрипел с Владом в одном тембре:
– Мы еще успеваем на метро?
– Без четверти час, – глянул я. – Успеваем! Побежали!
Упав на сиденья в последнем вагоне последнего поезда, мы моментально уснули.
Глубокой ночью мы бродили по юго-западу Москвы и слушали приемник. Он ловил в основном дальние волны и больше трепался на отвлеченные темы на незнакомых языках, чем передавал музыку.
– Может, все-таки возьмем такси и доедем до меня в Алтуфьево? Холодно еще на лавочке ночевать, – предлагал я, щелкая настройкой диапазонов. – О, это по-польски, точно! Варшаву поймали.
Серегина квартира была еще дальше, за МКАДом в Ивантеевке.
– А деньги?
– Доедем, отдадим.
– У тебя есть?
– У Даши есть.
– Она даст?
– А куда ей деваться.
Трясясь от холода, мы остановили машину и поехали на другой конец города. Не без нервотрепки выгрузились, поджидая пока Даша расплатится, и подарили ей радиоприемник.
– Удивительная вещица, достойна восхищения, – нахваливал я. – ВЭФ, двести два, понимаешь.
Даша не хотела восхищаться и хмурилась.
– Жена твоя звонила, – говорила она, удерживая качавшегося Серегу. – Где ваши телефоны? Почему не доступны весь день?
– Мы были на дальнем приеме, получали сообщения исключительно через радиоприемник.
– Вижу я, на каком приеме вы были…
– Самого главного глазами не увидишь, – вяло протестовал я.
– Да вас насквозь видно, – злилась добрейшей души Даша, – Дураки вы, а не сообщения получали через приемник.
– Дураки мы, – согласился Серега, – положите меня спать, пожалуйста.
Утром за ним приехала жена. Но еще до вечера Серега не хотел расставаться, и мы гуляли по Алтуфьевскому парку, радуясь молодой листве, и слушали завершение рассказа «Звездолет в лесу».
– Мои друзья сошли с ума на почве космических пришельцев. В остальном они вполне нормальные люди, – говорил VEF-202 веселым голосом.
Веселье передавалось нам, и живыми казались все, и приемник, и фонарные столбы, и придорожные камни. Но в глубине души все-таки таилась грусть от понимания, что чудеса не случаются каждый день, их нужно терпеливо ждать или творить самому, а это не просто.
– Эх, хорошо прошли праздники, – счастливым голосом произнес я, когда мы легли спать.
Даша ничего не сказала и отвернулась к стене.
Последующие два года я таскал VEF на все вечеринки журнала «60-е!» и пересказывал начинающим меломанам и радиолюбителям, как он у нас появился, как ведет светские беседы, добавляя в историю новые и новые увлекательные подробности. Каждый раз при этом включая приемник и убеждаясь, что он подает реплики в тему и очень убедительно.
Давно известно, в жизни всё течет и изменяется, а многое исчезает и часто бесследно. На третий год нашей нежной утекающей дружбы исчезли приемник и Даша. Жаль, не в одном направлении. Даща уехала к родителям, которым никогда не нравился её непутевый дружок, а VEF просто остался опять забытый где-то в лесу.
Без них я почувствовал себя очень одиноко. Мегаполис, как тяжелый груз тянул куда-то вниз, и вскоре я тоже сменил место жительства. Перебрался в далекий сибирский городок, где на окраине у меня был садовый участок и две взрослые сосны. С ними всегда было уютно, они никуда не исчезали и тянулись вверх. Если накатывала грусть, я вскарабкивался по сосне ближе к макушке, ложился на ветви, как матрос на грот-трюм-реи и смотрел в небеса, получая оттуда позитивные сигналы.
– Да, – обращался я к соснам, когда поговорить было не с кем, – видимо так и есть… Счастливы те, кто плывут на своих днях как на кораблях.
Сосны, соглашаясь, в ответ покачивали ветвями.
В компании сосен, я быстро наладил быт, успокоился и написал рассказ о том, как Бог завещал мне Землю. Я отвез его в местный журнал, после навестил в городе старых друзей.
– Скоро Первая мая, давайте отметим на даче, – предложил им я. – Сосны нарядим, песни будем петь. А если еще найти двести второй ВЭФ, вечеринка будет незабываемой. Я вам клянусь, он не подведет.
Идея мне понравилась. Поиски начались через одного знакомого, он ходил по барахолкам, по старьевщикам и скупщикам, выискивая советскую радиотехнику. И не просто складывал коллекцию в красном углу на полочки, а переустроил под экспонаты всю свою трехкомнатную квартиру.
– Вот модели пятидесятых, это известная «Балтика 52». Работает, почти целая, уголок немного отколот. Здесь стеллажи шестидесятых, ну этого добра, я фотографии на сайте вашего журнала «60-е!» видел, у вас полно, – рассказывал Юра, выгуливая меня по комнатам своего личного музея.
Он весь светился от восторга и ждал восхищений.
– Чудесно! Великолепно! Это же сколь работы проделано, – искренне восхищался я. – Зачем тебе их столько, старина?
– Ты не представляешь, какое количество я мусора перебрал. Но ведь это все история, наша история. Это предметы нашего детства. Они часть нас самих. Понимаешь?
– Как не понять, понимаю. О! Вот и он! Вэф! – обрадовался я, увидев знакомые очертания.
– Это двести первый, а вот двести второй. Таких у меня по одному, и оба работают. Могу, конечно, тебе дать попользоваться на первое мая, но с возвратом.
– Не, старик, я свой хочу иметь.
– Поедем в воскресение на барахолку, думаю, найдем и тебе.
Воскресения я еле дождался, до Первого мая оставалось три дня. Рано утром позвонил Разин.
– Ты к нам на Первое приедешь? – спросил он.
– Вряд ли, я тут огород вскопал, малину вырезал, кабачки садить буду, петрушку.
– Молодцом, а я музей шестидесятых открываю, после наших первомайских вечеринок завал советских артефактов остался, жалко выбрасывать.
– А я здесь открою филиал, сейчас поеду за первым экспонатом.
– Ладно, не скучай там. Привет тебе от Сереги! Приезжай, как сможешь.
Выходной выдался пасмурным. На барахолку я приехал в ожидании дождя.
– Вот такая модель у меня есть, – показывал Юра на квадратную пластмассовую штуковину, похожую на большую мыльницу. – А вот «Север» надо будет взять, такого в моей коллекции нет.
Мы двигались вдоль импровизированного торгового ряда. Люди, такие же поношенные, как их товар, предлагали не так давно забытые вещи, обломки прошлого века. Попадались забавнейшие экземпляры, но довольно редко.
– Гляди! Кажется мой Вэф! – обрадовался я.
Мы подошли ближе.
– Немного не такой, это юбилейное издание? Сколько стоит, Николай?
– Полтора рубля, состояние идеальное, – хмуро ответил дядя в бушлате, попыхивая дешевой сигаретой.
– Дорого, – признался я, отходя в сторону. – А ты что их всех знаешь по имени?
– Да я тут каждые выходные, с некоторыми в их гаражах встречаюсь, где они свое добро хранят. О, вот это обязательно нужно взять!
Вскоре Юра нагрузился неработающей ветошью: потресканный виниловый проигрыватель «Ария-102», вертушка «Кавказ», пара магнитофонов «Вега» и мелочь типа «Альпиниста-417».
– Ну я пошел домой, оттащу добычу. А ты посмотри еще вон там у тёток на углу.
Я подошел к старушке, стоявшей с краю. И сразу увидел свой VEF, вернее похожий, это был VEF Spidola 232. Мне он понравился.
– Сколько?
– Пятьсот.
– Беру. А, э.. Он работает?
– Пока муж был жив, работал. А после я его и не трогала.
– И сколько он у вас так простоял без дела? – поинтересовался я, разглядывая дарственную надпись «Папе от Сергея 13.07.1985 г.»
– Год почти.
– Привет! – услышал я за спиной.
Я обернулся и увидел Таню.
– Ты чего здесь делаешь? – спросила она.
– Да вроде все уже сделал, – сказал я, – вот нашел, что искал.
– А что это?
– Близкий родственник одного знакомого Вэфа. Долгая история… Ты сама как здесь? Принесла старые утюги? Ищешь ретро-скалку или пластинку Жанны Агузаровой?
– Нет, вышла из дома, села в трамвай. Еду, смотрю – ты. Ты, когда на прошлой неделе в гости заезжал, обещал зайти на выходные. Я подумала, может, ты ко мне.
– Идем лучше в лес, проверим мистера Вэфа на профпригодность, надо ему еще батарейки купить.
Я расплатился за приемник.
– Если не работает, обратно принесу, – сказал я бабушке.
– Приноси, сынок, – кивнула та.
Я посмотрел на небо. Понемногу прояснялось.
– В лесу сейчас хорошо, пошли, – согласилась Таня, с улыбкой глядя, как я бережно держу покупку.
Ленточный бор тянулся за барахолкой, сосны мачтами стояли на горизонте. По дороге я рассказал историю первого приемника, упирая на его умение поддерживать беседу.
– Ну ты и сказочник, Петька, – недоверчиво покачала головой Таня.
– А как без этого, я же на писателя учусь в литинституте. Рассказ недавно отдал в журнал. Там прочитали и сказали, что, в принципе, годится, но герой слишком много выпивает и хорошо бы в тех местах, где он накатывает по рюмашке, заменить алкоголь на сок или чай. Я согласился, заменил, как просили.
– Зачем?
– Чтоб напечатали, да и хуже не стало.
– И что получилось?
– Получилась сказка. Взрослый веселый мужик хаотично перемещается в пространстве и, ощущая постоянную жажду, пьет сок, чай, кофе, морс и лимонад. Самое интересное, хорошеет ему так, что хочется отлить у него сока. В общем, главная идея не пострадала, а психоделики добавилось.
– И напечатают?
– Сказали, напечатают.
В сосняке мы встали на самом солнечном пригорке, и я торжественно выдвинул антенну. VEF некоторое время пошипел. Замолчал. Я стал усиленно переключать диапазоны и крутить ручку настройки.
– Привет любителям дальнего приема! – вдруг проговорил, как пропел, наиприятнейший мужской голос.
– Здравствуйте, друзья, – прозвучал следом такой же проникновенный женский голос. – Мы ведем свою передачу из Бухареста.
– Ух ты! – вскрикнула Таня.
– Вот так вот, – спокойно проговорил я, удивленный не меньше.
– Наш сигнал ловят в Пензе, Варшаве, Архангельске, Новосибирске и Воронеже.
– И Барнауле, – сказала Таня.
– В Барнауле, Санкт-Петербурге, Саратове и Москве, – отозвалась женщина.
И вместе с мужчиной она стала называть имена и адреса любителей дальнего приема, которые, поймав сигнал, сразу написали об этом на электронную почту программы. Передача длилась минут пятнадцать, пока было чего перечислять: кто, в какое время и на каком этаже принял сигнал. Потом они еще немного пошутили, что пароль у них «Мария Стюарт», а отзыв «Граф Монте-Кристо».
– Спасибо всем отозвавшимся, особенно Тамаре Булановой и её другу Денису из Красноярска, они только что дали знать о себе, написав немало добрых слов, – напоследок сказала женщина.
Когда приемник замолк, Таня спросила:
– Это всё?
– Всё.
– И что дальше?
Я молчал, задумавшись.
– Интересно, какая она Тамара, – о чем-то своем проговорила Таня.
– Ушастая, наверное, – отозвался я. – А что дальше, неважно. Знаешь, может, по большому счету в мире ничего не меняется. Меняется только его настроение, его оттенки, и мир разными способами рассказывает нам об этом, как лучшим друзьям, весело, непринужденно и интересно. Настраивает нас на прием чего-то большего, что есть всегда. Возможно, поэтому в том месте, где один Андерсен напишет сказку о механическом соловье, там через сто лет другой Андерсен изобретает механическую пчелу.
– Ты это к чему?
– Да так… Про Андерсена я вчера в новостях услышал, запомнил. Подумал, пригодится для рассказа.
Я покрутил ручку приемника. Лишь далекие голоса и музыка вперемешку с треском и свистом надрывали эфир.
– На сегодня, наверное, всё. Пойдем сока попьем, – предложил я.
– Какого сока?
– Какого, какого… Такого, чтоб нутро пробрало. Думаешь, такие истории с радиоприемниками у меня каждый день случаются? Сам в шоке. Чувствую, сегодня реально перешел на дальний прием.
– А раньше на каком был?
– На среднем и близком, получается. Но это не точно. Возможно, я всегда был на дальнем приеме, и сегодня мир весело рассказал мне об этом.
– Очень весело, – согласилась Таня. – Куда пойдем?
– К тебе, как договаривались.
В магазин мы набрали сока, закуски и сидели у Тани на кухне до позднего вечера, вспоминая необычные истории из жизни, время от времени включая приемник и покручивая ручки. А ночью залезли в постель, просто чтоб согреться. Больше ничего нового мы в тот день не увидели и не узнали.
Утром я зашел в редакцию журнала. Встретил заведующую отделом культуры, она восторженно сообщила:
– Петя, прочитала ваш рассказ на верстке! Спасибо вам! Хотя ваш герой немного странно себя ведет, но в тексте есть прекрасные слова. Вот, я даже выписала их… Всякий путь лежит сюда, в сжигающую чистоту. Ибо тот, кто её коснулся, неминуемо к ней и вернется. Это вы очень здорово написали! Сжигающая чистота! Спасибо!
– Вам спасибо!
– Откуда такие слова берутся?
– А за это спасибо дальнему приему, – подмигнул ей я.
Она мне еще раз «спасибо», я ей в ответ «спасибо-спасибо». И мы разошлись довольные друг другом. Она – не знаю куда, а я – за соком, ну честно, за яблочным.
