Светлана Раимовна Ляндина
Сокол
– Устраивает. Только я до сих пор не могу понять – чего тебе не хватало? Экстрима, острых ощущений, секса? Чего? Я был молод, красив, только не такой богатый, как твой любовник.
– Дело не в деньгах.
– Я знаю! – горячо проговорил он. – Ты ничего не имеешь с этого парня. Тогда совсем не понятно – зачем он тебе?
– Глупый вопрос.
– Вовсе не глупый. Любой человек ищет себе пару. Я женился на Ире, Мишка любит Лизу, наши родители сто лет живут в браке. А что хочешь ты? Сегодня он с тобой, а завтра убежит к своей жене? И что потом? Одиночество?
– Я не одна. Почему ты считаешь, что человек должен быть обязательно женат? У меня есть родители, дети, друзья. Есть родственники, соседи, коллеги по работе. Я не одна, вокруг меня полно людей.
– Но, мужчины – нет?
– Нет, – уверенно ответила я. – И что? Когда-нибудь будет. Я тоже встречу свою половинку, как ты, как Мишка.
– А что с этим парнем? Кстати, сколько ему лет?
– Двадцать пять.
– Так это не мало! – воскликнул он. – Мишка сказал, что он совсем зеленый. Двадцать пять – это нормально. Уже не ребенок.
– Нормально, – согласилась я.
Это пока он его не видел. Алику не дашь больше двадцати.
– Ладно, Вер, не буду тебя больше беспокоить. Живи, как знаешь. Только иногда включай свое сердце и прислушивайся к нему.
– О чем ты говоришь? – насторожилась я.
– О твоих чувствах. Чаще всего ты доверяешь своей голове, а о душе забываешь.
Душа. Если ее слушать, то окажешься на самом дне. Будешь жить ради других людей, а не ради себя. Закопаешься в семейных проблемах по самое горло, а потом уже не выберешься из трясины. Я знаю себя. Жалость. Именно она движет моим сердцем, впрочем, как и всеми женщинами на планете. Нам жалко мужчин. Мы любим их, терпим за слабость. Позволяем унижать, топтать ногами, превращать в прислугу, в домохозяйку.
Позволяем. Не хотим, но сдаемся, поднимаем лапки кверху и принимаем как великий дар. А почему? Потому, что боимся остаться одни. Без мужчины! Без статуса! Без положения в обществе.
Нет! Больше я не клюну на дешевую наживку. Брюки в доме – это не для меня. Должен быть мужчина, а не тряпка под ногами, не кошелек с лысиной и не молодое тело с гнилой душой.
Долго я не могла уснуть, лежала и смотрела на Алика. Мой, и в то же время, чужой. Говорит о любви, а сам думает о жене.
Ему нужна помощь…
Какая? Что он ждет от меня? Чего не может дать Маша?
Вопросов много, но больше всего я не могу понять – когда он врет, а когда говорит правду. В Каннах я видела, как Виолетта Филипповна ударила его. Это было один раз и давно. Сейчас Алик взрослый мужчина, женатый, занимает в компании большой пост. Маша рассказывала, что он хорошо ладит со своими родственниками: бабка души в нем не чает, дед любит больше всего на свете. Тогда, зачем ему моя помощь и в чем? Почему у него на лице ссадины? Зачем он женился на девушке, которую совсем не знал? Они почти не встречались до свадьбы: не было романтичных свиданий, цветов, записок. Ничего! Но при этом, он признается ей в любви, спит с ней каждый день, просит, родить ему сына.
Зачем?!
Сквозь сон я услышала тихий голос.
– Как ты здесь оказалась? Иди ко мне. Вот так. Будем дружить? Давай, обнимемся.
Я почувствовала, как холодная пятка прижалась к моему бедру, а потом исчезла.
– Я твой папа.
Так просто. Я не знала, как ей рассказать о нем. А он взял и огорошил ребенка.
Карина залезла к нам под одеяло. Легла не ко мне под бочок, а к Алику. Я открыла глаза. Маленькие ножки проникли под папину спину, а руку она положила ему на грудь. Алик обнял ее, носом закопался в копну черных волос.
Я снова заснула.
– Вера! – разбудила меня мама. – Будильник звонит, а ты не слышишь. Уже семь. Вставай.
– Семь?
Вскочив с дивана, я не сразу поняла, где нахожусь. Сунула ноги в тапочки и только тогда опомнилась.
– Где Алик?
– Давно ушел. Все еще спали. Я только слышала, как хлопнула дверь в прихожей.
Он оставил записку на журнальном столике. Мы с мамой одновременно увидели ее.
«Доброе утро, солнышко. Увидимся на работе. Целую. Очень люблю»
Заглянув через мое плечо, мама пробежала глазами по ровным строчкам.
– Он тебя любит?
– Вроде того.
– И чего ты думаешь? Парень богатый, молодой. Хватай и беги. Будешь жить, как королева.
– Он женат.
– Ах, да! – вспомнила мама. – Точно!
Впервые в мой кабинет зашел Соколов. «Куры», работающие в компании много лет, ни разу не видели его на восьмом этаже.
Виктор – самая жирная курица, встрепенулся, когда дверь открылась.
– Добрый день, Александр Дмитриевич.
Алик прошел мимо него, не удостоив взглядом, кивнул головой.
Вторая курица, Женя, пролил горячий кофе себе на брюки. А наш красавчик Борис, петух особой породы, удивленно взглянул на меня и громко фыркнул. То ли от ревности, то ли от зависти.
Алик, не говоря ни слова, взял меня за руку и повел в коридор, подальше от любопытных глаз. Он даже не представляет, что сейчас здесь начнется. Не просто сплетни, а целое представление: с фейерверком эмоций и пеной изо рта. Как же их серая уточка и попала в руки самого Соколова? За что? С кем? Почему? Что натворила и где проштрафилась?
– Куда ты меня ведешь? – спросила я, когда мы зашли в лифт.
– Ко мне в кабинет.
– В Башню?
– В какую башню?
– На верхний этаж?
– Да.
– Я не поеду.
Лифт остановился на девятом этаже. Дальше он не поднимается, нужно пройти по коридору, там будет другой лифт, для элиты, со специальным пропуском и ключом для входа на этаж.
Мы вышли на лестницу.
– Чего ты боишься? – спросил Алик.
Он встал возле окна, ко мне не притрагивается, только смотрит в глаза.
– Я не пойду туда, – упрямо повторила я. – Вдруг меня увидит твой дед или Андрей.
– И что?
– Ты женат, Алик. А Маша – моя подруга.
– Здесь больше негде спрятаться, только в моем кабинете. Мы проскользнем незаметно и запремся. Никто нас не увидит.
У меня в кармане зазвонил телефон. Папа.
– Я отвечу.
– Не надо.
– Он просто так не будет звонить. Лучше, я отвечу.
Алик уставился в окно, я нажала на кнопку.
– Да, пап.
– Я вас вижу, – громко сказал папа, так чтобы Алик услышал. – Вы попадаете под боковую камеру в коридоре.
– Поняла.
– Уходите оттуда. Во втором боксе на втором этаже полетела проводка. На весь день отключили камеры.
– Хорошо.
– Только не ходите за ручку. Если Андрей или кто-то из охраны увидит, то будут вопросы. Не только к Алику, но и ко мне.
Мы спустились на второй этаж. Я – на северном лифте, Алик – на южном. Я зашла с правой стороны, он – с левой. Встретились в кабинете, закрыли дверь и засмеялись.
– Кошмар! – сказала я, оказавшись в его объятьях.
Он крепко сжал руки у меня за спиной.
– Странные игры.
– Тебя они заводят?
– Меня заводишь ты.
– Почему ты утром сбежал?
– Я не сбежал. Разве ты не чувствовала мои поцелуи? Еще я раздел тебя. Не помнишь?
– Врешь.
– Нет, – серьезным тоном ответил он.
– Ты не мог меня раздеть.
– Почему?
– Карина спала с тобой. Я ее видела.
– Ты видела? – обрадовался он. – Она меня поцеловала, а потом уснула на моей груди.
Он не сдержал эмоции. Настоящие, а невымышленные, не наигранные. Нежная улыбка скользнула на губах, в глазах зажглись тысячи звезд. Секунда, и все погасло. Он снова превратился в парня с царапиной на носу и ободранной губой. Прыщики после мази стали менее заметными. А еще… Нет, этого не может быть!
– У тебя пропала одна веснушка.
Развернув его лицо к свету, я пригляделась. На правом виске не хватает одного пятнышка.
– Они исчезают, – улыбнулся он. – Летом появляются, а зимой становятся невидимыми.
– Все?
– На щеках немного остаются и на носу. Но их почти не незаметно.
– Так это не веснушки?
– Веснушки.
Он засмущался. Я так внимательно разглядываю его лицо, что со стороны это выглядит странно.
– А на плечах?
– На теле остаются.
– Возле пупка – родинка или тоже исчезающая веснушка?
– Родинка. Она всегда на месте.
– Слава Богу.
Выдохнула я. Хоть что-то остается. Без веснушек Алик – уже не Алик, а какой-то другой парень. Самый обычный, неинтересный.
Мы снова обнялись.
– Ты меня поцелуешь? – спросил он. – Или без одной веснушки, я тебе не нравлюсь?
Я доказала ему, что веснушки никак не влияют на наши поцелуи.
В коридоре послышались шаги, голоса, чей-то смех. Алик прижался спиной к двери, чтобы никто не вошел, и меня потянул за собой.
– Ты вчера поссорилась с Лизой из-за меня, – сказал он. – Не стоило этого делать.
– Не переживай. Мы часто ругаемся.
– Разве вы не подруги?
– Подруги.
– Тогда почему вы ругаетесь?
– Все люди ругаются. Вы с Данилой никогда не ссоритесь?
– Нет.
– Вообще? – усомнилась я.
– Нет, – уверенно повторил он. – Мы дружим уже десять лет.
– Мы с Лизой знаем друг друга всю сознательную жизнь, и это не мешает нам устраивать разборки.
– Вы, женщины, не умеет по-настоящему дружить.
– Вот как? – Меня зацепили его слова. – Ну-ка, расскажи. Что, по-твоему, настоящая мужская дружба? Чем она отличается от женской?
– Всем. Мы никогда не предадим, никогда не обманем. Данила ни разу, за все то время, что мы знакомы, не взглянул на мою девушку.
– Ты сейчас намекаешь на Лизу? То, как она повела себя вчера?
– Я даже не подумал о ней.
– А зачем завел разговор про верность?
Я отошла в сторону.
– Это всего лишь пример и только.
– Не только. Ты точно кого-то имел в виду. Лиза оказала тебе услугу, а ты ее не так понял.
– Я? По-моему, это ты приревновала меня к ней?
– Неправда.
– Пусть так, но Лиза…
– Стоп! – повысила голос я. – Не будем обсуждать мою подругу. Ты не знаешь, почему она так поступила. Мы, женщины, устроены по-другому. Именно из-за вас, мужчин, иногда мы опускаемся до свинского поведения, плачем в подушку, скандалим, рвем на себе волосы. А порой бывают такие моменты, что хочется послать всех подруг к черту и забыть о хороших манерах. Какие там – честь, достоинства! Тут можно предать, обмануть. Лишь бы не утонуть в вашем, мужском, безразличии.
– Ее кто-то обидел?
Наивный вопрос, словно ведро с ледяной водой, опрокинулся мне на голову. Все-таки он необыкновенный парень. Не злится, не кричит, не оправдывает мужчин. Схватился за тонкую ниточку и сразу понял суть моего возмущения.
– У нее сложные отношения с мужем, – немного остыв, ответила я. – И трое детей.
– Твой брат ее обидел?
– Да.
– Так поговори с ним.
– О чем?
– О ней. Жену нужно любить.
Его слова задели меня за живое. «Жену нужно любить». А как же я? Меня он тоже любит.
В сердце забралась ревность. До сих пор не могу смириться, что он женился на Маше. Именно, на ней! Как здравомыслящий человек я понимаю, что она гораздо красивее меня, моложе. Без детей, без бывшего мужа. Ее родители никогда не заставят его клеить обои или есть селедку на обед, не подадут тапочки при входе. Там другая семья, другой мир, другие правила. Он мечтал о такой жизни. Бросил своих родителей, преклонил голову перед дедом, предпочел выносить унижения и побои бабки. Женился… А теперь рассуждает о любви.
Я сдержала раздражение и, через силу, спросила:
– Зачем мы здесь? Ты очень рискуешь, встречаясь со мной в офисе.
– Я хотел рассказать о Карине, а ты сама все видела. Она пришла ночью, легла на диван между нами и стала щекотать меня за нос. Я бы ее не услышал, так крепко спал.
– Она тебя щекотала? Вот, хулиганка.
– Я спросил, можно ли ее поцеловать, и она подставила щеку. А ведь за целый день ни разу ко мне не подошла, пряталась.
– Утром ее не было в моей кровати.
– Когда я уходил, она проснулась и убежала в свою комнату.
Алик сел за стол, я прислонилась спиной к стене, чтобы видеть его сверху. В кабинете темно, только тонкая полоска света, пробивающаяся из-под двери, освещает его лицо.
– Ты хочешь узнать, как она родилась?
– Карина?
Он поднял глаза. В его детской голове промелькнули разные мысли, но о том, что женщина носит ребенка внутри себя девять месяцев, он не подумал.
– У меня был токсикоз, ноги отекали. Я лежала в больнице большую часть срока. Она родилась на две недели раньше, чем прогнозировали врачи.
– Это опасно?
– Нет. С ней все в порядке.
– Почему ты ушла из школы?
– На зарплату учителя трудно прокормить двух детей. Папа переманил меня в Сокол. Первый год, пока Карина была маленькая, я работала на дому. Мне присылали материал на почту и платили безналом. Я думала, так и дальше будет, но в компанию требовались переводчики на постоянной основе. Зарплату обещали хорошую, вот я и клюнула на заманчивое предложение.
– Больше года мы находились в одном здании, но я даже не предполагал, что ты рядом.
– Так и было задумано. Мы не должны были встретиться.
– Но, тут…
Ты женился на Маше! Именно на ней!
Эти мысли сведут меня с ума!
Он думает по-другому.
– Судьба сжалилась надо мной, – закончил он свою мысль. – Снова свела нас вместе.
– Я не верю в судьбу.
– Правильно. Я сам тебе нашел. По запаху.
Довольная улыбка скользнула на тонких губах. Самонадеянный.
– Что тебе еще рассказать про Карину? Спрашивай?
– Она не болеет?
– Нет.
– А сердце?
– И сердце в порядке.
– Моя болезнь передается по наследству. У бабушки были проблемы с сердцем.
– У Виолетты Филипповной?
– Она здорова. Эта болезнь по маминой линии. Раньше такие операции не делали, да и сейчас их проводят только за границей. Бабушка умерла в тридцать один год.
Я испугалась.
– Но, тебе сделали операцию. Теперь, ты не умрешь?
– Я не умру, – успокоил он меня. – Ты проверяла Карину?
– Проверяла. Сразу, как только родила. Она здорова.
– Хорошо.
Мне показалось, он расстроился. Снова потянул руку к ободранной губе.
– Тебя что-то беспокоит?
– Нет, – он спрятал руку в карман, – ничего.
– Алик, что происходит? Ты не рад за ребенка?
– Я очень рад, что она не болеет. Просто… Если бы она, – он замялся, а потом все-таки выдавил свои гадкие мысли наружу, – болела, то… Я бы мог, спасти ее. Дать деньги на операцию. У тебя все равно нет миллионов, а она очень дорогая. К тому же, надо ехать в Германию, сдать кучу анализов, потом долгое обследование. Сама операция не сложная, но тяжелая реабилитация.
Пока он говорил, я все смотрела на его лицо, пыталась понять по мимике, по глазам – шутит он или нет.
Его глаза, как обычно, ничего не выдали. Только наивно блестят из-под длинных ресниц.
– Ты хочешь, чтобы я зависела от тебя?
– Не то, чтобы зависела…
– Ты бы дал мне денег? Об этом ты мечтаешь?
– Вера…
– Показать свою значимость? Снова ты думаешь только о деньгах? Очнись, Алик! Мне не нужны твои миллионы! Тем более они не твои! Ты хвастаешься положением деда, а сам из себя ничего не представляешь! Работаешь в компании всего два года, под надежным крылом директора, женился по принуждению, бегаешь со своим дружком в бассейн, катаешься на красивой машине, прожигаешь деньги, которые еще не заработал! Что из этого списка – твое? То, чего ты сам добился. Расскажи!
Он отвернулся, обиженно надул губы. Ребенок! Даже в строгом костюме он остался маленьким мальчиком, с большими амбициями и черными мыслями в голове.
– Ты никогда меня не понимала, – в сторону сказал он. Голос дрогнул. – Никогда. Я пытаюсь тебе рассказать, а ты не слышишь. Почему так, Вера?
– Ты хотел, чтобы я тебе помогла. Как, Алик? Тебе уже никто не поможет. Если только вырвать сердце из груди и заменить на новое. Наверное, при операции тебе вырезали душу. Если, конечно, она была? – Я села на стул, рядом с ним. Так чтобы он хорошо меня видел и слышал. Каждое слово. – Ты мечтаешь купить Карину также как, когда-то дед купил тебя? Предложить деньги за сердце?
– Меня никто не покупал.
– Это ты так думаешь. Тебя купили, Алик. Дали новый дом, имя, друзей, даже жену привели. Лиза меня предупреждала, что так будет. Однажды ты появишься и заберешь мою дочь.
– Она и моя дочь.
– Забудь о ней! – Я вскочила на ноги. – Больше не приходи в мой дом. Понял?
Из кабинета я вылетела быстрее пули, пронеслась по коридору и, только когда вошла в пустой лифт, успокоилась. Привела мысли в порядок и вернулась в кабинет уже с улыбкой на лице.
Курочки чуть не свихнулись, пока меня ждали. Бросили все дела, не пошли на обед. Все сидели и гадали – за что же меня вызвали в Башню?
– Вера! – крикнули они разом.
Опытный глаз Бориса сразу заметил мое испорченное настроение.
– Милая, что случилось? Тебя уволили?
Только я села за стол, как дверь открылась, зашел Алик. Тоже хмурый и злой.
Куры разлетелись по своим насестам. Борис с Витей уткнулись носами в бумаги, делая вид, что ничего не видят, ничего не слышат. Женя завис у кулера с водой.
– Вера Игоревна, – спокойно сказал Алик, – мы не договорили.
– Разве?
Я подняла голову.
– Пройдите ко мне в кабинет.
– Не могу. У меня много работы. Я зайду к вам в следующем году, Александр Дмитриевич!
Он фыркнул, но ничего не ответил, жалобно взглянул на меня и вышел за дверь.
Куры встрепенулись.
– Теперь тебя точно уволят, – деловым тоном сказал Витя.
– По статье, – добавил Женя.
– И останешься ты, красотка, на улице. Никому ненужная, без денег, без еды.
Больше всех постарался Борис.
– За то, буду свободная и счастливая. А вы останетесь здесь! В тюрьме!
Я показала им язык. Витя усмехнулся, Женя обиделся, а Борис, сгорая от зависти, тяжело вздохнул.
– Умница. Только не перестарайся. Соколенок – мерзкая птица, еще не оперился, а клюет больно.
Как точно он подметил. Даже я бы не нашла слов более правильных. Алику нужно опериться, а пока он всего лишь – Соколенок.
Вечером он мне не позвонил.
Когда я пришла с работы, то нашла у двери в квартиру на коврике букет белых роз. Они лежат на песке, в прозрачной целлофановой обертке. Внутри записка. «Прости».
Я отправила ему сообщение, а потом внесла номер в черный список.
«Иди к черту».
В понедельник Карина впервые пошла в детский сад. Сначала на два часа. Девочке понравилась воспитательница, и на следующий день ее оставили до обеда. В среду она узнала, что такое «тихий час», а в четверг уже бегала с детьми на детской площадке и строила замки в песочнице.
– Я хотел ее взять с собой, – сказал папа, когда мы сели всей семьей ужинать. – Надо было ее повести в садик после поездки. Теперь, как я оторву ее от детей?
– Съездишь один, – недовольно пробурчала мама. – Чего тащить ребенка в такую даль? Это не пять минут езды, а три тысячи километров.
– Дети давно не были у Ивана.
– Летом все равно поедем туда. А сейчас Аня учится, Карина только привыкает к садику, у Лизы мальчишки на соревнованиях. Не стоит их тащить в Казахстан по холоду.
– Ванька расстроится.
Иван – мамин старший брат, живет в Караганде. У него нет ни детей, ни внуков. Когда папа едет в Казахстан, то всегда берет с собой Аню с Дениской. В прошлом году, я с Кариной и мамой приезжали к нему на Новый год.
– Мишка поедет со мной, – сообщил папа.
– Зачем? – первая отреагировала я.
– Как я буду один? Далеко. У меня зрение слабое, спина болит.
– У него трое детей! – выпалила мама. – Снова Лиза будет одна с ними? Мальчики постоянно на тренировках, Катюшка болеет.
– У Лизы есть родители. Помогут.
– Эгоисты, – сказала я. – Все мужики одинаковые.
Папа не стал нарываться на скандал. Четыре женщины в доме – страшное дело! Особенно, когда одна из них не замужем, а вторая – «ведьма».
После ужина я закрылась в своей комнате. Взяла работу на дом. Снова компания заключает сделку с французами, и на всех переводчиков взвалили непосильную ношу, обработать документы в течение двух дней.
Я включила компьютер. В этот момент зазвонил телефон.
– Привет, Верочка! – весело прощебетала в трубку Маша. – Не спишь?
– Еще только восемь часов, – устало ответила я.
– А я сижу в ресторане.
– Что за праздник?
– У меня день рождения!
– Ах, да! – воскликнула я. – Машенька, поздравляю! Прости, что не позвонила раньше. Меня загрузили работой по самые гланды.
Забыла, даже не заглянула в телефон, а он известил меня о предстоящем событии еще вчера.
Давно мы с ней не созванивались. Как она уехала к родителям, так и не разговаривали.
– Когда ты вернешься домой? – спросила я.
– Скоро. Во вторник вылетаю в Кельн.
– Потом сюда?
– Наверное. Очень соскучилась.
– Как ты отдохнула?
– Отлично! Только погода мерзкая.
– В Питере не лучше.
– Со следующей недели хочу выйти на работу.
– Правда?
Десять месяцев она не появлялась на работе, а сейчас вдруг решила выйти.
– Надоело сидеть дома. Скучно. Только кошка развлекает.
– А ты займись уборкой.
– Вера! – звонко засмеялась она. – Для этого у меня есть прислуга.
– Вот поэтому, тебе и скучно.
– Согласна. Но работать все же придется.
– Зачем? У тебя муж мало зарабатывает?
– Боюсь, потеряю навык. И так практически не работала после института, а тут совсем забуду, что делать.
– Приходи, – без энтузиазма сказала я. – Мы тебя ждем.
– Вы с Антониной Павловной все также вместе обедаете?
– Не часто, – уклончиво ответила я.
– Почему? Много работы? А, кстати! – встрепенулась Маша. – Как поживают твои куры?
– Поживают. Правда, отдельно от меня, но все живы, здоровы. Я с ними не разговариваю.
– Почему?
– Все мужики – козлы.
– Ты так считаешь? – хихикнула она в трубку. – Что случилось, Вер?
– Я обиделась на Мишу.
– Что он натворил?
– Ничего особенно. Решил поехать с папой в Казахстан.
– Ну, и?
– А то, что папа едет на машине. Туда и обратно. Представляешь? На дорогу уйдет четыре дня, плюс там неделю. А Лиза останется одна с детьми. У нее мальчишки занимаются дзюдо, их нужно водить на тренировки. Катя болеет. А Миша будет отдыхать, рыбачить у дядьки в деревне.
– Игорь Петрович в отпуске?
– С сегодняшнего дня. Каждую осень он ездит к Ивану. Только раньше он пользовался услугами Аэрофлота, а последние годы предпочитает гонять свой джип. Якобы так удобнее.
– В такую даль?
– Вот именно! Говорит, что мы многого не понимаем. Дорога, пейзажи, люди, города. Кругом красота, покой. Они с Мишкой любят крутить баранку, езда на машине их успокаивает.
– Твоему папе будет тяжело ехать одному.
– Я понимаю. Но Лизе тоже тяжело.
– У них снова проблемы?
– Почему – снова? Они у них не прекращались. Ты давно не видела Лизу?
– В прошлом году, когда ездила с тобой на дачу.
– Сейчас она еще больше растолстела.
– Миша тоже не мотылек. Крупный парень.
– Но, Миша – мужик. Ему можно.
– Так, они не живут вместе?
– Живут. Но отношения уже не те, что раньше. Думаю, Мишка ей изменяет. Слишком часто он не ночует дома. Говорит, что работает, но я не верю.
– А Лиза верит?
– Верит. Ей все равно. Она настолько загружена домашними делами, что не замечает ничего вокруг.
– Она ему не приятна.
Маша не задала вопрос, а сказала утвердительно.
– Ты так считаешь?
– Тяжело жить с человеком, который неприятен. Я по себе знаю.
– Маш, о чем ты говоришь?
Я выключила компьютер. Разговор перешел на другой уровень. Стало интересно.
– Я до сих пор не могу привыкнуть к Алику, – неожиданно призналась она. – И хорошо понимаю Мишу. Когда тебе неприятен даже голос любимого человека, ты не можешь перебороть брезгливость.
– Тебе не нравится голос мужа?
– Я выразилась образно. Голос у него нормальный, а вот запах… Жуткий. Не могу спать с ним в одной кровати. Он много курит, пьет таблетки. Организм не справляется, и появляется неприятный запах. Ты бы видела его тело: спина в веснушках, на плечах прыщи. На груди нет ни единого волоска. Я привыкла, что у моего отца и братьев много волос на теле. Еще у него соски темные.
– Чем тебе не нравятся его соски?
– Не знаю! – взвыла она. – Всем! Они темные, кожа розовая. Но больше всего меня раздражают его постоянные вздохи. Я их боюсь. Пьет чай и вздыхает, я что-то скажу – он обязательно демонстративно вздохнет, ложиться в кровать – снова вздыхает, нравится ужин – вздохнет, не нравится – тот же эффект. Всегда одно и то же. Я не понимаю его намеков.
Никогда не замечала, что у Алика какие-то необычные соски. Он редко потеет и приятно пахнет. Да, вздыхает, но не часто и только во время секса. Мне приятно слышать его вздохи.
– У него идеальная фигура, – сорвалось у меня с языка.
– Согласна. Он сам идеальный.
– Ты хоть его любишь? Может, дело не в нем?
– Я люблю, только до сих пор не знаю кого. Алик мало со мной общается.
– Это потому, что до свадьбы вы были почти не знакомы.
– Наверное, – печально произнесла она. – Я сама виновата, не надо было торопиться со свадьбой. Алик предлагал мне, подождать. Сначала познакомиться, а уж потом жить вместе. Но, мне так хотелось поскорее выйти за него замуж. Еще мама подначивала: «Пора тебе, Маша. Пора. Останешься в старых девах». Алик – идеальный кандидат в мужья. Год назад я безумного его любила. И сейчас люблю, только не понимаю за что.
Если бы это была не Маша, и разговор шел не об Алике, я бы сказала ей, что нужно потерпеть, притереться друг к другу, в чем-то уступить, прогнуться. Первый год в браке – самый сложный, проверочный. Потом привыкаешь, и начинаешь любить еще больше, чем любила до свадьбы. У всех так.
Но, я ей такое не скажу.
– Брось его.
– Кого? – испуганно пробурчала Маша.
– Алика. Он избалованный мальчишка. Ты никогда не задумывалась, что его связывает с Данилой? Возможно, их дружба не совсем традиционная. Ты сама видела, как они ведут себя вместе.
– Видела, но ничего странного в их поведении нет. Они дурачатся.
– Ты уверенна?
– Конечно! Данила жил у нас два месяца. Я ни разу не видела, чтобы они делали что-то неприличное. Спали в разных комнатах.
– Ты сама говорила, что у них странные отношения.
– Они любят друг друга, как братья. Данила с теплом относится к Алику, оберегает его, заботится.
У меня не хватило доводов, чтобы переубедить ее. Я совсем не знаю Данилу.
– И что ты будешь делать? Терпеть?
– Терпеть?
У Маши есть одна неприятная черта. Когда она не знает, что ответить, то всегда повторяет вопрос, заданный собеседником. И еще она постоянно смотрит в рот. Да, да. Именно, в рот. Встанет рядом и, пока ты говоришь, нагибается, вытягивает шею вперед и заглядывает тебе в рот.
– Скажи, – снова пристала я, – до свадьбы он тебя тоже раздражал?
– Он меня не раздражает. Ты все неправильно поняла. Я его люблю и до свадьбы любила. Но есть вещи, которые меня коробят.
– Какие вещи?
– Он со мной не разговаривает.
– Совсем?
– Совсем.
– Вы живете в одной квартире и не разговариваете?
– Перекидываемся парой слов на общие темы. Привет, пока. Как дела? Что сегодня на ужин? Ты придешь ко мне ночью? Вроде говорим, но до сих пор не знаем друг друга.
– А с кем он разговаривает? Кроме Данилы у него есть друзья?
– С бабушкой. – Удивила меня Маша. – Каждый день вечером он берет телефон и уходит в свою комнату. Дверь открыта, и я иногда слышу их разговор. Еще Алик много проводит время с дедом. Больше на работе, но в выходные дни он всегда обедает в доме за городом.
– Выходит бабушка его лучший друг?
– Лучший друг Данила. А бабушка ему как мать.
– Он ее так любит?
– Безумно! И она его любит.
– Беги от него, Маша. – Снова надавила я. – Он всегда будет держаться за бабушкину юбку. И дед не даст ему жить самостоятельно. Они всегда будут контролировать вашу жизнь.
– Я так не могу. Мы женаты, и я никогда не брошу Алика.
Он тоже ее не бросит.
Господи! Что я еще хочу услышать? Почему до сих пор занимаюсь мазохизмом: изображаю дружбу, которой не должно быть.
Несколько дней назад Алик спрашивал меня про дружбу. А что такое – дружба? Как ее определить? С Лизой меня связывают родственные отношения, а не знакомство с детского сада. Было общение, были интересы, но во взрослой жизни мне некогда заниматься чужими проблемами. Поэтому я стараюсь искать себе друзей на «месте». То есть это должны быть или родственники, или люди, работающие со мной в одном коллективе. Лиза – жена моего брата, а Маша попалась в коридоре в то время, когда я только пришла в компанию. Мне выгодно с ними общаться.
Дружба – это быть в курсе проблем. Участвовать, сопереживать, помогать. Быть рядом. И получается так, что я (невольно, автоматически) стала подругой Лизы на всю жизнь. Мы вместе отмечаем праздники, вместе растим детей, к тому же они у нас ровесники, вместе плачем и вместе смеемся. Хотим мы или нет, но жизнь связала нас в один узелок. Крепкий, семейный. Выбора не было ни у меня, ни у нее.
С Машей все по-другому.
Я искала бухгалтерию, и тут появилась она. Я подумала: «Сойдет. Молодая, веселая. Будет с кем ходить на обед». Снова выгода? Да! Да! Да! И Маша получила подругу на работе, и я была довольна до поры до времени. Пока она не вышла замуж за Алика.
После разговора с Машей я долго лежала в кровати и смотрела в потолок. В последнее время это стало моим любимым занятием – рассматривать все, что находится перед глазами. Теперь обои новые, и меня ничего не раздражает. Но мысли все равно кружатся.
Ровно в двенадцать часов позвонил Алик. В дверь. Мой телефон не доступен.
Только его нога ступила на порог, как в мой желудок вонзились иголки. Мысли улетели, а тело растаяло в его горячих руках.
Мы встали в темной прихожей.
– Где ты был? – прошептала я. – Почему так долго?
– Ты скучала?
– Очень.
На кухне зажегся свет. Мы спрятались за шкаф и, как маленькие дети, притихли. Алик чуть не засмеялся, но я вовремя прикрыла ему рот. Мои пальцы нашли его теплые губы, а его пальцы нескромно проникли ко мне под рубашку, потянулись к кружевам на лифчике и расстегнули замочек.
– Подожди, – прошептала я. – Нас увидят.
– Не увидят.
– А если пойдут сюда?
– Не пойдут.
Папа пошел. Именно сюда, в прихожую, за сигаретами, которые оставил в куртке в кармане.
– Ой! – Испугался он, включив свет. – Что вы тут делаете?
Алик тут же отпустил меня. Я натянула лифчик на грудь.
– Здравствуйте, Игорь Петрович. – Улыбнувшись во весь рот, он даже не моргнул глазом. – Как у вас дела?
– Нормально, – спокойно ответил папа. – Пойдем, покурим?
– Пойдем.
И они ушли.
За полчаса я успела принять душ и расстелить кровать. Бади попытался прорваться ко мне в комнату, но я выгнала его за дверь.
Вскоре пришел Алик.
– Холодно.
Он обнял меня ледяными руками.
– Ты снова сбежал? – обиженно сказала я.
– Когда?
Я отвернулась от него.
Час ночи, а он до сих пор не попросил у меня прощенья.
– Верочка.
– Ничего не хочу слышать.
– Милая.
– Нет.
– Люблю тебя.
Я повернулась.
– Уже теплее.
– Прости меня.
– Ты пропал на три дня.
– Я тебе звонил, писал сообщения.
– Не видела.
– Так, ты отправила меня в мусорный бак.
– Там тебе и место.
– А я страдал.
– Опять врешь?
– Нет. Я никогда тебе не врал.
– Где ты был три дня?
– В Москве.
– В командировке?
– Нет. На похоронах одного человека.
– Алик!
– Правда. У меня умер дядя. Ему было восемьдесят три года.
– От чего он умер?
– От старости.
– Ты его хорошо знал?
– Достаточно, чтобы поехать на похороны.
Я замолчала.
Алик принял это как знак и сразу обнял меня.
– Еще будут вопросы?
– Нет. И так все понятно.
– Я могу тебя поцеловать?
– Мне нужно еще кое-что сказать.
– Сейчас? Я не выдержу больше ни минуты.
