Тата Златова
Останемся чужими
Глава 5
Чиркнув зажигалкой, смотрю на огонь. Теплый, яркий, таинственный. Подношу к нему письмо… и убираю в последнюю секунду, не позволив пламени сжечь темно-синие буквы.
Мне не нравится затея со всеми этими письмами. Вита умерла, но никак не желает меня отпустить. Почему?
Любопытство берет вверх, и я, усаживаясь на стул, все же разворачиваю письмо.
«Аня, я понимаю, тебе не нравится вся эта идея с письмами…» – начинаю читать и ошеломленно останавливаюсь. Такое ощущение, что Вита где-то поблизости и каким-то удивительным образом слышит мои мысли. Даже суеверно осматриваюсь. Пусто. Только из приоткрытого окна доносится городской шум, нарушая тишину.
Вздохнув, продолжаю читать:
«…Но я не смогла бы рассказать тебе все это лично. Не хватило бы смелости. Да и ты, я знаю, ни за что бы на свете не согласилась выслушать меня. Поэтому я не нашла ничего лучше, чем написать тебе. Пока еще в состоянии сделать это.
Прости, я солгала тебе в первом письме, когда написала про детдом. Это нужно было для того, чтобы разжечь в тебе любопытство и беспокойство. Еще раз прости. Но так было нужно. Иначе ты бы никуда не пошла. А у меня была одна цель – помирить вас с Робертом».
Сказать, что я потрясена – ничего не сказать. Я просто в ужасе. Зачем? Уж она как никто другой знает, насколько роковой для меня оказалась эта связь с Робертом! С трудом пересиливаю себя и читаю дальше:
«Что бы ты там себе ни думала, вам надо поговорить. Тогда получилось очень некрасиво. Все получилось в спешке, он надумал себе одно, ты – другое, а я стала яблоком раздора. Просто ослепла от любви и наплевала на все. Ты же знаешь меня: я очень импульсивна, сначала делаю, потом думаю. Тогда я его очень сильно настроила против тебя… Пыталась удержать любыми способами, хотя знала, что на самом деле он любит тебя, а не меня. Но новость о том, что у нас будет ребенок, заставила его сделать выбор…
Сначала все шло хорошо, как мне казалось. Роберт сильно полюбил дочь и отдавал ей все свободное время. В какой-то момент я даже стала его ревновать к Катюше, ведь на меня он почти не обращал внимания. Меня это задевало. Я казалась себе некрасивой, уродливой, постоянно находилась в депрессии.
Когда от общих знакомых узнала, что тебя еле откачали в больнице… в общем, не выдержала и в одной из ссор крикнула ему, что сделаю то же самое, что и ты… Он изменился в лице, хлопнул дверью, ушел. Начал выяснять подробности, узнал, что ты переехала, пытался разыскать, но безрезультатно… И все это на фоне наших с ним бесконечных скандалов и моих сцен ревности.
Честно признаюсь: ни одной минуты я не была с ним счастлива. Да, первое время я его любила, мне казалось, что все хорошо, что так и должно быть, а потом перегорело. Все эти годы он думал только о тебе. Не спрашивай, как, просто я это знаю. Женщин в этом смысле не обманешь, мы это чувствуем. Ты всегда была между нами. Его руки обнимали меня, а в мыслях он был с тобой. Губы целовали мои, но мне не принадлежали. Никогда.
Я не буду рассказывать, почему мы разошлись. Не могу спокойно об этом писать. Я наделала много ошибок и уже не смогу их исправить. Поэтому прошу сделать это тебя: поговори с Робертом, выясни все и не спеши с выводами.
И еще… Роберт очень привязан к Катюше. Так получилось, что она настроена против него. Если сможешь, помоги им наладить отношения.
Знаю, что не имею никакого права о чем-то просить тебя после того, что сделала. Но… я умираю, Аня. И как человек, находящийся одной ногой в могиле, буквально умоляю тебя помочь.
И… прости. Если сможешь.
Прощай. Вита».
Какое-то время задурманенно смотрю на белый лист, исписанный неровными буквами. Чиркаю зажигалкой. Встаю, хожу туда-сюда, сажусь обратно и снова смотрю в одну точку.
Вита вскрыла старые раны. Те, которые так старательно пыталась залатать все это время. Сейчас они болели и кровоточили. Невыносимо больно.
Меня спасли врачи. Сразу после выписки я уехала в Москву. Поступила во ВГИК, захотела сделать карьеру. Перекрасила волосы, стала носить контактные линзы, сменила стиль, выбрала второе имя. При рождении родители дали мне двойное имя – Агата-Анна. Строго-настрого запретила матери говорить, где я. Удалилась из всех соцсетей, сменила номер. Оборвала все старые знакомства. И для всех стала Агатой.
А потом поняла, что живу чужой жизнью… Бегу от себя той, прежней, настоящей.
Решила, что дальше не может так продолжаться. Тем более, голос «сломался», и о карьере певицы пришлось забыть. Собрав вещи, я вернулась в родной город. Устроилась музыкальным руководителем в детский сад. Жизнь стала налаживаться…
И вдруг – письмо от Виты.
Закрываю глаза и слушаю, как чиркает зажигалка. Раз-два…
Резкий телефонный звонок разрывает тишину, заставляет вздрогнуть. Достала телефон и увидела номер Антонины Валерьевны. Похоже, ей удалось согласовать день и время для встречи.
При мысли, что скоро встречусь с Робертом, перехватывает дыхание.
– Анечка, – донесся до меня ее голос, – я договорилась о времени. Послезавтра ты сможешь к нам приехать?
– Послезавтра?
– Да, это суббота. У тебя нет планов на этот день?
– Нет.
А даже если бы и были, все равно бы отложила. Не могла подвести Катюшу, все-таки она на меня рассчитывала.
– Хорошо.
– Как лучше: чтобы Роберт заехал за вами или вы сами к нему доедете?
Сердце так стучит, что я невольно прикладываю ладонь к груди.
– А он далеко живет?
– Вообще да. В другом районе.
– М-м-м… Ладно, пусть заезжает. А то Катя устанет с дороги.
Антонина Валерьевна рассыпалась в благодарностях, и еще минуты две я вяло поддерживаю разговор. И лишь когда звонок завершается, со вздохом облегчения отбрасываю мобильный. Падаю на кровать и глупо смотрю в потолок. Мысленно обращаюсь к бывшей подруге.
Нет, Вита, бесполезно обсуждать прошлое. Разговор с Робертом ничего не принесет, кроме боли. И не проси во всем разобраться. Просто незачем.
Но вторую твою просьбу я все же постараюсь исполнить. Помогу Катюше помириться с отцом. Сделаю это ради нее самой. Не должна она страдать из-за ошибок глупых взрослых.
Вновь закрываю глаза и шумно дышу в тишине.
Послезавтра – это же совсем скоро…
***
– Ну? Ты готова?
– Сейчас!
Катюша долго копошится, но я терпеливо жду ее возле двери. Через щель наблюдаю, как она то собирает, то разбирает свой рюкзачок. Как размышляет, что взять, а что будет лишним.
– Дорогая, мы едем на полдня! – на всякий случай напоминаю ей.
Волнуется, зайка, хоть и пытается скрыть. Так по-взрослому. Мы же любим носить маски, скрывая настоящие эмоции. А дети, наоборот, всегда искренние. Но Катюша уже учится правилам сурового взрослого мира.
Наконец хватает альбом, фломастеры, бросает в рюкзак и выбегает в коридор. Антонина Валерьевна, мягко улыбаясь, целует ее в макушку:
– Папа уже едет. Минут через пять будет здесь.
– Значит, можно уже выходить!
Она хватает куртку и начинает возиться с сапожками. Мне кажется, она немножко ожила. Все-таки дети отходят быстрее. Они не умеют долго копить обиды, как мы. Очень хочется верить, что Катюша перестала злиться на Роберта и наконец согласится переехать к нему.
Даже не знаю, кто ждет этого больше: я или Роберт. Ибо все еще не теряю надежду на спокойную тихую жизнь. Без его присутствия.
Сердце замирает, когда слышу, что подъехал лифт. Так и есть – это Роберт. Открывает незапертую дверь и, пробормотав приветствие, садится на корточки и обнимает Катюшу. Девочка не сразу обнимает его в ответ. Видно, что делает над собой усилие.
– Едем? – спрашивает он, вглядываясь в детское личико. На Роберте синий костюм и белая рубашка. А на плечи небрежно наброшен расстегнутый тренч.
Катюша поворачивает голову и смотрит на меня.
Я стою, как прибитая. И все же киваю. Стараюсь полностью сосредоточиться на девочке. Поправляю ей шапочку, беру за руку, иду следом за Робертом. В лифте он так близко, что я задерживаю дыхание, чтобы не чувствовать его парфюм. Его запах, родной до боли, который преследовал меня столько лет.
В машине нарочно сажусь на заднее сиденье, возле Катюши. Чем дальше от него – тем лучше. Хорошо, что Роберт не делает попыток нарушить мои личные границы. Держится на расстоянии. И так пересиливаю себя, надеваю маску отчужденности и холодного равнодушия, хотя сердце гремит в ушах. Стучит так, что мне начинает казаться, его слышит вся округа.
Чем ближе подъезжаем к его дому, тем сильнее меня охватывает дрожь. Сжимаю зубы и пытаюсь отогнать видения, которые преследуют, словно маньяки-убийцы.
Перевожу взгляд на Катюшу: она сидит спокойно и смотрит в окно, думая о чем-то своем. Неуклюже смахиваю прядь с ее лба.
Все ради тебя, малышка. Пусть ты мне и не родная. Пусть и дочь разлучницы. Но ты заслуживаешь счастья, как и все дети на земле. И если в моих силах сделать тебя счастливой – я попытаюсь. Даже зная, что придется иметь дело с таким подлецом, как Роберт.
Наконец машина останавливается. Выхожу на свежий воздух, но легче не становится. Бросаю взгляд на окна – и грудную клетку сдавливает болью. Злюсь на себя, что не смогла за эти годы вычеркнуть прошлое из памяти. За то, что такая слабачка.
– Пойдем! – Катюша тянет меня за руку к подъезду, и я нехотя иду за ней.
– Роберт! – доносится чей-то оклик, и я замечаю высокого мужчину с темными волосами и густой щетиной. С такими же серыми, как у Роберта, глазами. Смутная догадка проникает в сознание. Я уже видела этого человека однажды…
– Привет, братишка! – не дожидаясь приветствия, мужчина обнимает Роберта, но тот никак не реагирует. – Как дела?
– Что надо? – не очень приветливо спрашивает Роберт. Я чувствую, что он напрягается и явно недоволен приходом братца.
Олег. Я наконец-то вспоминаю его имя. Подхожу к Катюше и слегка обнимаю ее за плечи. Наверное, в инстинктивном порыве защитить.
– Воу, полегче! – Олег шуточно выставляет руки вперед, будто обороняясь. – Смотрю, Катюха пришла! И… – Он рассматривает меня каким-то плотоядным взглядом, от которого у меня возникает странное чувство. Будто на коже осталась слизь. – Блин, забыл, как тебя зовут!
– И не надо вспоминать, – хмуро отрезает Роберт и достает из сумки связку ключей. – Я не настроен на долгие разговоры.
– Да не, это ж твоя… ну, та самая… как ее?..
– Говори, что хотел или уходи. Мы торопимся, – прямо и жестко произносит Роберт, и мне начинает казаться, что еще минута – и он врежет ему по наглой физиономии. По лицу Олега отчетливо видно, что он что-то задумал. И я не ошиблась, потому что в следующий момент он спрашивает:
– Денег дашь?
– Зачем?
– Ну как зачем… Ты забыл, что я машину разбил?
– Не забыл. Но причем тут я?
– Машина записана на твое имя.
Вижу, что хочет грубо ответить, но сдерживается. Замечает, как Катюша натягивает на голову капюшон, и молча достает кошелек. Сунув в руку брата пару пятитысячных купюр, отворачивается и открывает дверь. Катюша с радостью проскальзывает в подъезд, а я торможу. Наглый и похотливый взгляд Олега ввергает меня в ступор.
– Спасиб, – бросает он с довольной ухмылкой и исчезает за углом многоэтажки.
С трудом удерживаю себя от желания расспросить Роберта об этом типе. В конце концов, какое мне до этого дело? Оба брата явно не ладят – ну и что? Я пришла сюда, чтобы поддержать Катюшу, а не для того, чтобы выяснять подробности жизни бывшего. Даже если очень интересно.
– Идешь?
Роберт держит дверь подъезда, ожидая, пока я войду внутрь.
Прежде чем сделать это, я невольно задерживаю на нем взгляд. Такой же красивый, как и раньше, хоть и не хочется признавать. Щетина безумно ему идет. На лице с идеальными чертами выделяются чувственные губы и невообразимо серые глаза, которые смотрят прямо в душу. Просвечивают ее до самого дна. И в то же время в этих глазах стоит боль, такая сильная и необъятная, что становится трудно дышать. Странное чувство. Меня завораживают эти глаза и в то же время внушают чувство опасности. Я словно стою слишком близко к костру, пытаясь согреться, но он может только обжечь…
Наши взгляды встречаются. Поспешно отвожу глаза, торопливо захожу в подъезд и мысленно себя ругаю. Надо сдерживаться, а я не могу. Словно нарочно пытаюсь загнать себя в ловушку. Осторожно, Аня, ты идешь по грани.
– Давай помогу, – Роберт расстегивает дочери куртку, кладет обувь на полочку. Я наспех раздеваюсь, а сама смотрю по сторонам.
Новый ремонт. Новая мебель. Ничего не осталось от той квартиры, которую помню до сих пор. Помню, как спала в его постели, убаюканная нежными руками и поцелуями. Засыпала, уткнувшись носом в его шею, вдыхая любимый запах. Как выходила на балкон в футболке, пропитанной его запахом, и смотрела на город. Сжимала чашку с кофе, который он заваривал. Мне кажется, я до сих пор помню этот вкус. Терпкий и горький вкус счастья…
– Вымоем руки и пойдем в твою комнату. Я тебе сюрприз приготовил, – слышу голос Роберта. Старается, пытается угодить дочери. Но Катюша пока еще смотрит на него настороженно. Видимо, Вита хорошо вбила ей в голову мысль, что папа плохой.
Меня продолжает мучать любопытство, что же случилось между ними, хочется обзвонить старых знакомых и узнать хоть какую-нибудь информацию. Но холодный разум меня останавливает. Что это изменит? Как это повлияет на мое с Робертом общение? Я перестану меньше его ненавидеть? Вряд ли. А, значит, нечего и время тратить.
Катюша выходит из ванной и зовет меня зайти вместе с ними в спальню, но я отмахиваюсь.
– Сейчас подойду.
Отправляюсь в ванную и смотрю на полочку возле зеркала. Никаких следов женского присутствия. Бесцеремонно распахиваю шкаф, пробегаюсь взглядом по тому, что внутри. Дезодоранты, пена для бритья, только в уголке детская шампунь. А на вешалке рядом с серым полотенцем еще одно – маленькое, розовое. Катюшино. Вытираю мокрые ладони о ее полотенце и поворачиваюсь к двери. Тут же на кого-то наталкиваюсь и удивленно поднимаю глаза.
Сердце ухает вниз. Я забываю дышать.
– Боже, как же я соскучился… – выдыхает Роберт и резко привлекает меня к себе. И прежде, чем я успеваю сообразить, его губы жадно сминают мои. Сильные ладони путаются в волосах, стискивают спину сильнее, не давая вырваться. Как же… неожиданно, сладко, больно. Адреналин шкалит в венах, и я чувствую, что начинаю терять самообладание.
– Отпусти! – пытаюсь его оттолкнуть, а саму шатает от ощущения его горячего тела, от той мощи, которая от него исходит. От знакомого запаха начинает кружиться голова.
Но он не слышит. Еще крепче обнимает меня. Вдыхает запах моих волос.
– Не ожидал, что ты согласишься прийти.
– Уже жалею об этом, – хмуро выпаливаю я, все-таки вырываюсь и отхожу от него на шаг. А губы все еще пылают от поцелуя.
Ненавижу себя за эту слабость и его ненавижу за то, что управляет моими эмоциями! Господи, как же я его ненавижу! И в то же время невыносимо тянет к нему… Это похоже на наваждение. А шепот Роберта становится гипнотическим:
– Не беги от себя. Это бессмысленно. Все равно ни с кем, кроме меня, ты не будешь. Сдержишь клятву.
– Подонок! – от бессилия я бью его кулаком в грудь. А он перехватывает мою руку и целует запястье. – Если ты нарушил свое слово, значит, я тоже могу. Не обольщайся!
– Нет, ты не такая, – прищуривает он глаза и снова касается губами кожи, того места, где остался шрам. Вечное напоминание о клятве.
Я с остервенением вырываю руку и начинаю пятиться до тех пор, пока не упираюсь в раковину. Керамика холодит спину, но мне все равно невыносимо жарко. Кожа плавится от каждого прикосновения, а щеки горят.
– Все кончено, Роберт, давно и навсегда! – жестко чеканю я, стараясь уколоть его побольней. – Как бы тебе ни хотелось. Клятва потеряла свою силу, потому что ты нарушил ее. Я свободна.
Уверенно иду к двери, пользуясь тем, что он отошел от порога, но крепкая рука преграждает путь. Не придумав ничего лучше, я наклоняюсь и все равно умудряюсь протиснуться в коридор.
Хитрый какой! Надеется, что я сдамся, потеряю голову от его поцелуев? Слишком самоуверенный! Я готова вцепиться ему в лицо прямо сейчас и высказать все, что думаю, но восторженный взгляд Катюши, направленный на меня, остужает эмоции.
– Аня, посмотри, что папа мне подарил! – радостно восклицает она и тычет пальцем в какую-то цветную штуковину в коробке. Наконец соображаю, что это проектор.
– Классно, да? – голосит Катюша над ухом.
Роберт останавливается позади меня. Я ощущаю его каждой клеточкой. Ноги подкашиваются, я сажусь в кресло в углу и нервно скрещиваю ноги. Девочка продолжает крутиться возле меня:
– Мультики можно смотреть прямо на стенке! – продолжает щебетать Катюша.
– Правда? – делаю удивленный вид. Наблюдаю за тем, как Роберт устанавливает проектор на штатив. Вернее, смотрю на него украдкой и вспоминаю, как лихорадочно он гладил меня по волосам и спине, как исступленно целовал – до одури, до опьянения – как и сам дрожал от желания.
– Закрой шторы, Катюш, – просит он.
Девочка с воодушевлением выполняет просьбу и замирает рядом со мной. Роберт направляет луч света на стену, делая максимально большой экран, настраивает резкость.
– Здесь уже загружен один мультфильм для тестирования, – объясняет Роберт. – Потом сама будешь выбирать все, что хочешь.
– А правда, что мультики можно будет смотреть прямо на ладошке? – интересуется она с горящими глазами.
– Правда.
– Ура! – она целует его в щеку и забирается на кровать с ногами. Нежная, хрупкая, озорная. Маленький ангелок.
Роберт преображается на глазах. И мне кажется, я вижу того счастливого Роберта, который бродил по лужам и отдавал мне зонт, не боясь намокнуть. Когда-то мы мечтали о такой же малышке. Красивой и милой, с серыми глазами, как у него. Он целовал меня в ухо и шептал, что она будет похожа на меня. Не угадал. Она похожа на него. И совсем не моя. Дочь от той, которая разбила мне сердце.
Перед глазами вспыхивает болезненный кадр.
Роберт на пороге моей квартиры. Растрепанный, мокрый, с нераскрытым зонтом.
– Убирайся! – зло кричу ему в лицо. – Нам не о чем разговаривать!
Пытаюсь закрыть дверь, но он сильнее. Переступает порог и хватает за плечи:
– Вот как? Даже выслушать не хочешь?
– А смысл? У вас будет ребенок! – с ненавистью бросаю я и нервно усмехаюсь. – Твоя мечта сбылась. Совет да любовь!
Отворачиваюсь, чтобы не смотреть на него. Чтобы и он не смотрел на меня. Не видел этих слез, не видел этой дрожи. Чувствую, как касается плеча и отталкиваю его руку.
– Не надо. Уходи!
Вижу, как собирается складка между бровями. Понимаю, что начинает злиться. Этого я и добиваюсь. Пусть ему будет больно так же, как и мне!
– Ты и вправду этого хочешь?
– Да! – упрямо твержу я, хотя все мое существо отчаянно кричит «нет». Внутри что-то обрывается. Вспоминаю про клятву и невольно произношу мысли вслух. На что Роберт ухмыляется:
– Еще скажи, что ты веришь в эту чушь. Ну да, невинная, святая… Только я один подонок. Ну пусть будет так. Я полюбил другую, Аня. Да, так бывает. Ты же это хотела услышать, да?
– Все это время ты говорил, что любишь меня. Врал?
– Ошибался.
Сейчас этот разговор приобретает совсем другой оттенок, и это гложет меня. Я понимаю, что мы друг другу что-то недосказали, что-то недопоняли тогда. И хорошо бы поговорить теперь, когда эмоции остыли, когда обиды жгут уже не так сильно. Когда мы, наконец, стали достаточно взрослыми.
– Ой, я же забыла! – восклицает Катюша и я возвращаюсь к реальности. Девочка тянется за рюкзачком и вынимает оттуда сложенный альбомный лист.
– Папа, я тебя на рисовала!
Она протягивает Роберту свою работу, и он с интересом смотрит на рисунок. Я замираю, наблюдая за его реакцией. Наверное, все эти разговоры о том, что идеи приходят из космоса – не пустая болтовня. Иначе как объяснить то, что Катя почти в точности изобразила одну из наших с Робертом встреч? Ту самую, после которой мы…
Медленно закрываю глаза. И открываю их, когда слышу:
– А это… Аня?
– Угу.
Уголки его губ растягиваются в улыбке. В который раз наши взгляды встречаются. Я опять проигрываю и первой опускаю глаза. А на мне его запах – запах кожи и мускуса, с нотками какой-то дорогой пряности. Сложный и пьянящий, совсем не тот, какой я помню. Взрослый.
– Красиво. Если хочешь, можем погулять как-нибудь в парке… втроем.
– Хочу!
Я молчу. Понимаю, что уже не отвертеться. Улыбка на лице ребенка, недавно потерявшего мать, дорого стоит. И если это зависит от меня, я постараюсь способствовать этому.
Хочу или нет, но с Робертом я связана этой чертовой клятвой. Видимо, там, наверху, меня за это наказывают. Ставят в такие обстоятельства, что приходится его терпеть. Не дают забыть, что я тогда натворила.
