bannerbannerbanner
полная версияОстанемся чужими

Тата Златова
Останемся чужими

Полная версия

Глава 6

Зря надеялась, что, если не буду видеть Роберта, смогу его забыть. Прошло уже пять дней с момента встречи, он не писал и не звонил, а я все так же упорно думаю о нем. Ничего не могу с собой поделать. Вздрагиваю от каждого звонка, втайне надеясь, что это он звонит. Столько лет я бежала от мыслей о нем… и продолжаю бежать.

Безуспешно.

Наконец я вижу его номер на экране мобильного. С громко бьющимся сердцем отвечаю, впитываю каждое слово и нервно кусаю губы. Он говорит, что Катюша согласилась к нему переехать и уточняет, смогу ли я сопровождать ее.

– Она очень хочет, чтобы ты приехала.

От его голоса внутри разливается волна нежности. И в то же время меня охватывает гнетущая тоска. Тоска по тем нам, молодым и счастливым, беззаботным и безрассудным.

Едва удерживаюсь от вопроса: «А ты этого хочешь?» Молчу. Радуюсь, что он не видит сейчас моего лица.

– Уперлась: нет – и все! Без Ани, говорит, не поеду.

Роберт называет мое имя, и я опять нервно прикусываю губу. Как же красиво оно звучит, когда его называет он.

Дыхание перехватывает, и я не могу ответить.

– Поможешь? Не хочу, чтобы переезд стал для нее стрессом.

– Ладно.

Я делаю вид, что мне этого ужасно не хочется, а на самом деле я уже мысленно отсчитываю дни, когда мы встретимся. Но не потому, что так хочу увидеть Роберта. Просто эта встреча станет решающей. Катюша оттает и переедет к папе. А я забуду о них.

Так я себя убеждала каждый день. И даже сейчас, выходя из торгового центра, я, нагруженная пакетами, продолжаю об этом думать.

– Аня?! – от мыслей меня отрывает чей-то удивленный оклик.

Поворачиваюсь и вижу Наташку. Она сжимает пакет с продуктами от одного известного супермаркета и ежится. Похоже, короткая куртка совсем не греет, хотя и очень сочетается с джинсами и сапожками на невысоком каблуке.

– Не ожидала увидеть тебя в этих местах, – признается она и все же приближается, несмотря на то, что я никак не реагирую на нашу встречу.

Когда-то она приняла сторону Виты и оговорила меня перед знакомыми. Мелкая пакость, конечно, но осадок остался.

– Как дела? – не желает она оставить меня в покое.

– Нормально, – бросаю равнодушно.

– Проведала Катюшу?

Киваю, не желая продолжать разговор. Небо хмурится, вот-вот пустится дождь. МЧС уже прислали штормовое предупреждение. До остановки еще идти и идти, но что-то мешает мне сдвинуться с места.

– Проведала.

– Как она, бедняжка? Когда я видела ее в последний раз, она очень сильно плакала, – хмурится Наташка. На лице читается искренняя тревога.

– Уже получше, – немного смягчаюсь я.

А в небе уже гремит.

– Жаль Виту, ушла так быстро…

Сердце непроизвольно сжимается.

Как же быстро люди, когда-то делившие и радости, и горести пополам, могут стать чужими! В один момент, легко перечеркнув годы дружбы.

Мы были снегурочками и принцессами, играли, дрались и плакали, лепили вареники с картошкой и вишней, а получался кусок вареного теста, мы выступали на школьных утренниках и готовили каши из песка. Делились секретами, обсуждали мальчишек и строили грандиозные планы.

Мы могли ругаться, спорить часами, но всегда стояли друг за друга горой. До тех пор, пока не появился Роберт…

– Я приходила к ней в больницу за несколько дней до смерти, – зачем-то говорит Наташка, и я поднимаю на нее глаза. – Все, что ее тревожило, – будущее дочери. Вообще она очень сожалела обо всех своих ошибках. Даже о том, что изменила Роберту…

Она охает и закрывает рот свободной рукой, понимая, что проговорилась.

А меня охватывают разные чувства: и шок, и изумление, и какое-то странное превосходство. Как так? Она же так горячо уверяла, что любит его, за возможность быть с ним была готова отдать все на свете. И тут вдруг – изменила.

– Ладно, пойду я, – Наташка спешит свернуть разговор. – Сейчас дождь начнется, добежать бы до машины…

– Угу, давай, – бросаю я на автомате, и собеседница исчезает из поля зрения.

Дождь наконец срывается с неба, прохожие ускоряют шаг в поисках укрытия, а я продолжаю стоять, как прибитая. Капли падают на лицо, забираются за воротник куртки, а мне кажется – я не существую. Меня просто нет. Я живу в воспоминаниях.

Словно наяву вижу горящие счастьем глаза подруги, слышу ее восторженный голос: «Я так его люблю! Я все ради него отдам!» Пытаюсь представить, что заставило ее так поступить, но мозг отказывается анализировать. Это просто невозможно! Она любила Роберта до одури, я же знаю. Она ради этого пожертвовала самым дорогим – нашей дружбой. Скорее всего, Наташка просто наболтала, как когда-то наболтала гадостей обо мне. Или что-то неправильно поняла.

– Воу, какие люди в Голливуде! – раздается за спиной знакомый мужской голос. Не хочется поворачиваться, потому что уже знаю, кто это. Но проигнорировать не получается: мужчина обходит меня и останавливается напротив.

Братец Роберта. Собственной персоной.

– Анечка, я вспомнил твое имя. Что ж ты стоишь, мокнешь? Давай укутаю.

Бесцеремонно набрасывает мне на плечи свою кожаную куртку, хотя я громко протестую. Бесполезно.

– Да успокойся, не голоси, – просит он, устало морщась. – Свои же люди. Вон моя машина, быстро добежим.

– Я не…

– Бежим, кому говорю!

Грубо хватает за руку и тянет к своему авто. М-да, таких напористых и наглых я еще не встречала!

Прежде чем сесть на переднее сиденье, замечаю слегка помятый капот. Похоже, ремонтом он заниматься не собирается. А деньги тогда зачем просил?

– Расслабься, – говорит Олег, захлопывая дверцу. – Просто скажи адрес.

Понимаю, что спорить с ним без толку. А, может, и опасно. Нехотя бормочу название улицы и номер дома. Надеюсь, он довезет меня до дома, и мы расстанемся. Однако Олег решает устроить мне допрос с пристрастием:

– Вы что, помирились с Робертом?

Отвечаю не сразу. Не хочется с ним откровенничать, но от пристального выжидающего взгляда становится не по себе.

– Относительно.

– Относительно чего? – продолжает допытываться.

– Слушай, ну какая разница? Я пришла тогда вместе с Катюшей. Просто, чтобы поддержать ее.

– М, как интересно. Дружишь с дочерью той, которая тебя предала?

Лукаво изгибает бровь, а я наоборот, хмурюсь. Какие они разные: Роберт такой спокойный, серьезный, деловитый, а этот – дерзкий, наглый, самодовольный. Вот так просто у малознакомого человека выпытывает все подробности личной жизни. И уверенно ждет ответа на все свои вопросы, словно иначе и быть не может.

– Ребенок не должен отвечать за ошибки взрослых, – недовольно бурчу и отворачиваюсь.

– Мудро, – одобряет он и останавливается на светофоре. – Значит, ты простила Роберта? Тоже хочешь в больничку загреметь?

– В смысле?

– Ну, как Вита. Он же бил ее постоянно, издевался, доводил до нервного срыва. И закончилось все вполне закономерно.

– Сам понимаешь, что говоришь? – перебиваю я, отказываясь верить его болтовне.

– А что не так? То, что хочу предостеречь тебя – это преступление? – прищуривается он.

Я не отвечаю.

Машина трогается с места, и мы едем дальше. Снова пялюсь в окно и не замечаю улиц. Конечно, брату я не доверяю, но… некоторые сомнения все равно закрадываются. Я не знаю, как они – Роберт и Вита – жили все это время. Почему она запрещала видеться с дочерью, настраивала ее против отца, почему они развелись? Какая-то темная история.

Наконец я вижу вдали знакомую коричневую многоэтажку. Еле сдерживаю вздох облегчения. Еще каких-то пару минут – и я буду дома, в тишине и спокойствии. Честно говоря, общество Олега меня напрягает. Какое-то подсознательное неприятие.

Хотя внешне он очень привлекателен: зачесанные назад черные волосы гармонируют с темно-серыми, как хмурое небо, глазами. Лукавая усмешка искривляет чувственные губы. Стильная кожаная куртка и брюки карго добавляют его облику брутальности. Но меня он только отталкивает.

Олег останавливается возле подъезда и перехватывает мой взгляд. Темные глаза хитро прищурены. На губах все та же плутоватая улыбка. Он явно что-то задумал. Знать бы еще, что у него на уме…

– Да, чего у братца не отнять – это отличный вкус. Рядом с ним только красивые девушки. Но таких сексуальных я вижу впервые.

Он бесстыдно очерчивает взглядом мои ноги, обтянутые капроновыми колготками, и меня невольно бросает в жар.

– Спасибо, что подвез, – я торопливо хватаюсь за ручку двери, – до свидания.

– Свидания? – его ухмылка становится еще хитрее.

– Не придирайся к словам.

– С такой красоткой грех не сходить на свидание.

– Хватит! – морщусь я и открываю дверцу. – Язык, смотрю, у тебя длинный. Болтаешь постоянно какую-то ерунду.

– Мой язык и не на такое способен… – многозначительно добавляет он и откидывается на спинку сиденья, продолжая бесстыдно меня разглядывать.

– Мне это неинтересно.

– У тебя пока не было возможности это оценить.

– Желания тоже нет и не будет! – твердо отвечаю.

Олег тянет ко мне руку, но я не позволяю коснуться лица. Резко отталкиваю его ладонь и открываю дверь. И прежде, чем покинуть салон авто, замечаю, что его улыбка становится еще наглее. Похоже, этого он и добивался – смутить меня.

Я почти бегу к подъезду, и только тогда, когда створки лифта закрываются, шумно выдыхаю. Что это было? Кажется, я ему не давала повода так бесцеремонно себя рассматривать, бросать такие грязные намеки! «Мой язык и не на такое способен»!

Первым делом, входя в квартиру, подхожу к зеркалу и смотрю на свое отражение. Деловой юбочный костюм, никаких глубоких вырезов и вызывающего макияжа. Волосы заплетены в обычный хвост. Да, цвет «блонд» вместо родного темно-каштанового придает моему виду некоторой легкомысленности, но на этом, пожалуй, все.

Ни за что не поверю, что вот так резко его заинтересовала. Да мы едва знакомы! Я совершенно его не знаю. Видела всего лишь несколько раз в своей жизни. Сегодня, кажется, третий.

 

В первый раз – шесть лет назад, и то мельком. Он ждал Роберта возле двери именно в тот момент, когда мы возвращались, счастливые, из кафе.

Если мне не изменяет память, братья жили отдельно друг от друга, потому что родители развелись. Олег остался с матерью, Роберт – с отцом. В общем, Роберт тогда как-то быстро нас друг другу представил, торопливо с ним переговорил и, собственно, этим все и ограничилось. Я даже и не запомнила его толком.

А потому, когда увидела Олега во второй раз, едва его узнала. Вот, совсем недавно, когда он деньги просил.

Теперь вот мы встретились на автостоянке. С трудом верится, что я могла ему так быстро понравиться. Разве только для встреч без обязательств.

Но мне это неинтересно. Вообще. Неужели непонятно?!

Чтобы не грузиться, затеваю уборку. Тем более, сегодня суббота. И, как ни странно, это помогает. Проходит минут десять, и я уже не думаю об этом наглом типе. Зато думаю о его брате. В который по счету раз.

Что ж, если Роберт так настаивает, наверное, стоит поговорить. Прояснить для себя некоторые моменты. Хотя понимаю, что он постарается себя обелить. Где-то соврет, где-то недоговорит, но это не имеет значения. Я сделаю это для себя. Чтобы мне стало легче. Просто сброшу этот груз и буду жить дальше. Без него.

Глава 7

Я вышла из подъезда и не поверила своим глазам, когда увидела машину Олега. Она стояла прямо напротив подъездной двери, даже не пытаясь скрываться. Будто специально, чтобы я не смогла уйти незамеченной, не смогла сделать вид, будто не увидела.

Дверь подъезда закрывается, и я вздрагиваю. Понимаю, что нет смысла искать пути отступления, наверняка уже заметил, поэтому неохотно иду вперед.

– Привет, – не выходя из машины, Олег открывает мне дверцу переднего пассажирского.

– Привет.

Подхожу, заглядываю в салон, совершенно не горя желанием садиться.

– На работу? Давай подвезу.

– С каких это пор ты мой личный водитель? – недовольно интересуюсь, лихорадочно соображая, под каким бы предлогом уйти.

Олег пожимает плечами:

– Такой красотке не место на протертом сиденье набитого под завязку автобуса.

– А где место? – ехидно уточняю я.

– В шикарной кровати в моих объятиях, – самоуверенно заявляет он, потом выходит и буквально заталкивает меня в салон.

– Слушай, ты не…

Захлопывает дверь, обходит машину и садится за руль. Скидывает куртку, бросает ее на заднее сиденье, и я замечаю на его шее татуировку, похожую на какой-то кельтский символ. Волосы растрепаны, подбородок упрямо вздернут, а на губах опять лукавая улыбка. Он держится так уверенно, что мне становится не по себе.

– Куда едем?

Я нехотя называю адрес детского сада, в котором работаю.

– М, такая красоточка, значит, детей воспитывает?

– Я музыкальный руководитель.

– Понятно. Прививаешь доброе, светлое, вечное. А дома развратная и порочная, да? Признавайся.

Снова чувствую, что краснею. Хочется огрызнуться, но чудом себя удерживаю:

– Обычная.

– Со мной все будет по-другому, – его лицо вдруг оказывается рядом с моим. Касается пальцами моего подбородка, вглядываясь в губы, потом резко отпускает. Заводит мотор и наконец-то трогается с места.

Я дергаю дверь в надежде, что успею выскользнуть, но с ужасом понимаю, что она заблокирована.

Смотрю на него широко открытыми глазами, а Олег лишь усмехается.

Мне ничего не остается, как вжаться в спинку кресла и смотреть на дорогу.

Не нравится мне его напористость. Такая резкая и агрессивная. Чувствую какой-то подвох. Взволнованно стискиваю руки и начинаю нервно ерзать на сиденье.

– Твоя неприступность меня только заводит, – хрипло говорит он, увеличивая скорость.

«Да мне плевать!» – хочется кинуть ему прямо в лицо, но молчу. Мало ли, как он отреагирует, если начну препираться.

Вообще я стараюсь остерегаться людей такого типа: слишком настойчивых, наглых, дерзких. Кто знает, что у них на уме? Одно неосторожное слово – и они могут запросто слететь с катушек. Поэтому пока помалкиваю, хотя по спине пробегает холодок, когда встречаюсь с ним взглядом.

И ругаю себя. Ругаю всю дорогу. И клятвенно обещаю, что больше никогда не сяду в его машину!

Мне кажется, мы едем целую вечность. Расслабляюсь только тогда, когда вижу знакомое здание. Автомобиль останавливается, но Олег не спешит разблокировать двери. Дергаю за ручку и с удивлением смотрю на него.

– Во сколько за тобой заехать?

Его наглость сбивает меня с толку. Не сразу нахожу, что ответить.

– Не нужно за мной заезжать.

– Да ладно, я же ничего не прошу взамен. Мне не трудно.

Голос такой обманчиво-ровный, а глаза все равно выдают коварство.

– Я все же предпочту набитый под завязку автобус, – язвительно отвечаю и спрашиваю прямо: – Выпустишь?

Олег бесцеремонно кладет руку на мою коленку.

– Хорошо, пусть будет автобус. А потом кровать.

Я отодвигаюсь как можно дальше от него, не позволяя, чтобы его ладонь двигалась выше. Олег вздыхает и все-таки открывает дверь.

Я выбираюсь из салона, как ошпаренная, и со всех ног несусь ко входу. Как бы ни пытался он вызвать во мне желание, я ощущаю лишь отвращение. Не могу я так. Не хочу. И чего он ко мне прицепился?

В коридоре я ощущаю себя в безопасности. Снимаю пальто и смотрю в окно: машины уже нет. Мурашки бегут по коже, когда понимаю, что не знаю, когда он приедет теперь. Сама мысль о том, что опять окажусь в его авто, вызывает во мне панику. Ну уж нет, больше ни за что к нему не сяду! Твержу себе в сотый раз. Это сейчас меня пронесло, а если потом ему взбредет в голову взять меня прямо там? И не отобьюсь же! Даже тот факт, что я встречалась с его братом, его не остановит, уверена.

Мне становится так тревожно, что даже мелькает мысль пожаловаться на него Роберту. Отхожу от окна и потираю влажные от пота ладони. И уже начинаю жалеть, что вернулась в родной город.

***

Удивительно, но я радуюсь, что еду к Катюше. Я уже соскучилась по ней. А еще… Меня невыносимо тянет к Роберту. Какими-то неведомыми незримыми путами. Не могу забыть, как сносило мне крышу от одного его присутствия, как творили с ним разные безумства, с легкостью меняли планы и маршруты. Как были сладки его поцелуи тогда… И не менее сладки сейчас…

Губы засаднило при воспоминании о недавнем поцелуе. Я ненавижу себя за то, что хочу, чтобы это повторилось снова. Ругаю, злюсь. А толку! От этого меня тянет к нему еще сильнее.

Приезжаю к Катюше, а они меня уже возле парка ждут. Девочка бежит мне навстречу, держа в руках разноцветные воздушные шары. А Роберт стоит у входа и смотрит, скрестив руки. Обнимаю малышку, целую в макушку, потом беру за руку и иду по направлению к парку. Нагоняем Роберта, он молча кивает и встает подальше от меня. Так мы и идем, держа Катюшу за руки с обеих сторон.

– Качели! – радостно кричит она и уже через минуту сидит на карусели.

А мы стоим в сторонке и наблюдаем за ней.

Теперь, когда мы остались один на один, я чувствую себя неловко. Пока девочка была рядом, я отвлекалась на нее, а теперь ни о чем другом не могу думать, только о прошлом, в котором были счастливы, и о недавнем поцелуе.

– По-моему, Катя уже готова переехать к тебе, – говорю я, чтобы прервать неловкую паузу.

– Хорошо, если так, – отвечает Роберт, не отрывая взгляда от аттракциона. – Я пока у нее не спрашивал. Жду подходящего момента.

– Уверена, она согласится.

Роберт неотрывно смотрит на дочь, а я украдкой изучаю его римский профиль. С трудом удерживаю себя от желания коснуться его лица, провести пальцами по его щеке, такой колючей…

Он поворачивает голову. Мое сердце замирает. Хватаюсь дрожащими пальцами за спинку лавки, у которой стоим, опасаясь, что вот-вот потеряю равновесие и упаду.

– Спасибо тебе за поддержку.

Словно нарочно берет меня за руку и дрожь в пальцах моментально меня выдает. Я понимаю, что он все понял. Мне ужасно стыдно, что так на него реагирую, но ничего не могу сделать.

Слишком много эмоций. Они переполняют меня так сильно, что я не выдерживаю. Мне хочется закричать во всю глотку, так сильно, чтобы сорвался голос и зазвенело в ушах. Спросить, зачем он со мной так поступил. Зачем предал? Неужели все его чувства были фальшивы?

– Может, поговорим? – спрашивает он, сжимая мою ладонь. Хочу отдернуть руку, но у него крепкая хватка. Собственническая.

– Хорошо, – наконец сдаюсь я.

Уголок его рта ползет вверх, а глаза слегка сощуриваются.

– Папа! – громкий оклик заставляет Роберта повернуться и направиться к карусели.

Пару секунд я стою, не шевелясь, и смотрю ему вслед. Потом сажусь на лавочку и открываю пудреницу.

Впервые за все эти годы я так пристально вглядываюсь в свое лицо, критически оценивая макияж.

Не слишком ли яркие тени я нанесла на веки? А помада не сильно бледная? Наверное, нужно было все-таки выбирать бордовую… Из-за ветра прическа превращается в нечто невообразимое. Светлые пряди лежат на плечах в беспорядке.

Пользуюсь тем, что Роберт занят дочерью и достаю расческу из сумочки. Пару раз провожу по волосам. Еще раз проверяю, не потекла ли тушь от набежавших слез и наконец закрываю пудреницу. Прячу в сумочку и нервно смотрю на часы.

Время бежит стремительно. Скоро поедем домой и вернемся к болезненному разговору. Поговорим спустя столько лет. Кто бы мог подумать, что это когда-нибудь случится!

Я обещала себе, что буду обходить Роберта за километр. Забуду ненавистное имя, вычеркну этого человека из своей жизни раз и навсегда!

А теперь мы в шаге друг от друга. И даже мило общаемся. И сердце колотится так, будто мне все еще девятнадцать, и я спешу на первое свидание. Увы, весь свой опыт я получила только от отношений с Робертом. Он стал моим первым и последним на сегодняшний день. И дело совсем не в клятве, нет.

После такого тяжелого расставания я обходила мужчин стороной. Боялась открыть свое сердце для новых отношений. Не хотела, чтобы снова кто-то плюнул, растоптал, предал. Мне было вполне комфортно одной. До того момента, пока Роберт опять не появился в моей жизни.

Первые полтора года я училась жить заново. Выходила из затяжной депрессии, училась любить мир, видеть радость в мелочах. Следующие полтора я пыталась создать себе новую реальность, бежала от себя той, прошлой… А потом просто жила, на автомате. И только совсем недавно начала задумываться о новых отношениях, стала засматриваться на мужчин.

Я вернулась домой, уверенная: теперь-то уж точно стану счастливой! Возьму судьбу в собственные руки и ка-ак заживу!

Я усмехаюсь собственным мыслям, не замечая, как Катюша приземляется на лавочку рядом со мной и что-то весело щебечет Роберту. Только тогда, когда она толкает меня в бок, я возвращаюсь к реальности.

– Скажи, ну правда же, Аня? – спрашивает она.

– Что – правда? – не сразу понимаю, о чем речь.

– Балерины – это принцессы! Почему папа не хочет отдать меня на балет?

Перевожу взгляд на Роберта, он хмурится. Понимаю его беспокойство. Не раз слышала разговоры мамочек в саду, которые говорили, что балет – это красивая фигура, растяжка, осанка. Но это и травмы, и слезы, и недовольство собой. Это искусство забирает все силы и время. Не каждый ребенок выдержит. Тут я полностью на стороне Роберта, как ни странно.

Но как ей, еще такой маленькой, объяснить все тонкости?

– Потому что для меня ты и так принцесса, – терпеливо поясняет он. – Красивая, умная и талантливая. Для этого необязательно становиться балериной.

– Но я хочу танцевать! – упирается девочка.

Роберт садится перед ней на корточки и сжимает маленькие ладошки:

– Давай так. Ты для начала просто пойдешь на танцы. А дальше посмотрим. Идет?

Катюша делает вид, будто думает, а сама строит хитрые гримасы. И только когда Роберт подставляет ладонь, легонько бьет по ней своей маленькой ладошкой.

– Идет!

Ему наконец-то удается подобрать к ней ключик. Довольная Катюша подхватывает шары и несется вперед по аллее, а мы неторопливо идем позади и молчим.

Погода отличная: светит солнце, ветер бросает под ноги разноцветные листья, все вокруг нарядное и яркое.

– Катюша решилась на переезд? – пользуюсь случаем и задаю волнующий вопрос, хотя совсем не хочется нарушать благодатную тишину.

– Да, на следующей неделе я ее забираю.

– А Антонина Валерьевна?

– Я предлагал ей переехать вместе с Катей. Она отказалась.

– Понятно.

Смотрю себе под ноги, на пожухлую листву, на разрисованный асфальт, по которому прыгают солнечные блики… И мне хочется удержать это мгновение. Просто остановить его. Остаться в нем. Не думать, что ждет меня завтра и тем более не возвращаться в прошлое.

 

– Кстати, я хотел сказать тебе спасибо за то, что поддержала ее, – искренне благодарит Роберт. – Несмотря на… наши непростые отношения.

– Не за что.

Снова замолкаем. Идем рядом и смотрим, как весело Катюша перепрыгивает по классикам, которые кто-то нарисовал на асфальте.

– Слушай, Ань, – Роберт останавливается и пронзает меня внимательным взглядом. – Я понимаю, много лет прошло, и все-таки…

Я тоже останавливаюсь и прячу за спину нервно сжатые кулаки. Понимаю, что он сейчас затронет тему, которая все это время царапала мне душу. Чтобы спрятать в потайной уголок самые болезненные воспоминания, пришлось приложить немало сил.

И сейчас копаться во всем этом… страшно. Страшно до одури. Чувствую непреодолимое желание сбежать.

Но Роберт задает вопрос, от которого у меня моментально темнеет в глазах. А потом накатывает дикая злость.

– Почему ты наплевала на наши отношения?

– Что?! – меня трясет от возмущения. – Я – наплевала?

– Разве нет? Резко все оборвала, не хотела меня ни видеть, ни слышать.

«Спокойно, Аня, дыши. Глубоко дыши», – твержу себе и действительно, шумно вдыхаю воздух. Так сильно, что под ребрами начинает болеть, а перед глазами все расплывается.

Мантра не работает. Злость накатывает еще сильнее. А воздуха становится меньше.

– Да это ты наплевал! – нападаю я. Получается слишком громко. Прохожие начинают заинтересованно оглядываться на нас. – Как после всего того, что произошло, я могла с тобой разговаривать?! Как ты себе это представлял?

– А что произошло? – спокойно спрашивает Роберт, а мне кажется, что он дает мне пощечину. Снова его слова как камни. Швыряет их в меня по очереди, оставляя в душе неизгладимый след. Нет, не так. Не след – рану. Настоящую, жгучую рану, которая начинает болеть еще сильнее, чем старые шрамы.

– А ты уже не помнишь?

Он задумчиво хмурится. Я фиксирую взгляд на Катюше, которая даже не подозревает, что сейчас между нами происходит. Ребенок просто радуется простым вещам: хорошей погоде, ласковому солнцу, выглянувшему из-за туч, цветным рисункам на асфальте, которые оставили другие дети, ярким шарам, улетающим в небо…

Мне тоже хочется быть веселым беззаботным ребенком. Чтобы в моей жизни не было ни Виты, ни Роберта, ничего из того, что случилось шесть лет назад. Была бы возможность, я бы без сожаления вырезала этот отрезок и выкинула на свалку памяти.

– Ничего из того, в чем можно было меня обвинить, я не делал, – наконец отвечает Роберт и упрямо вздергивает подбородок. Взгляд стальной, губы упрямо сжаты. Уверен, что прав и готов доказывать это до посинения. Как же хочется сбить с него всю спесь!

Мое сердце бьется с такой силой, что я сама его слышу. Какое-то время молчу, пытаясь отдышаться. Его взгляд по-прежнему тверд и непроницаем. Это неимоверно раздражает. Потому что я, в отличии от него, не могу держать эмоции под контролем.

– Думаешь, я забыла? – голос предательски дрожит.

– Что забыла?

– Ты сейчас серьезно или издеваешься? Значит, то, что ты изменил мне с Витой – ничего не значит? Это не то, «в чем можно обвинить»?

Наконец замечаю в его глазах удивление. Даже некую настороженность. Все, сорвала с него маску! Хотел притвориться невинным ягненком, не получилось. Такое не забывается. Если только сердце перестанет биться. Но оно стучит, сильно, громко, стучит как сумасшедшее. И я снова ощущаю нехватку кислорода.

– Я переспал с ней…

– Ну вот! – презрительно бросаю я и скрещиваю на груди руки.

– …после того, как мы расстались. Сорвался, да, был слишком злой на тебя. Но давай честно? Ты сама меня послала. Сама разорвала наши отношения. Так что моя совесть чиста, как бы ты ни пыталась убедить меня в обратном.

Перед глазами все меркнет. Все вокруг теряет яркие краски. Мне кажется, я тоже бледнею. Сливаюсь с этим бесцветным мирком, в котором жила долгие годы. Выглядывала на миг в реальность, а потом опять пряталась в свой панцирь. Сейчас тоже хочу спрятаться и не знать ничего. Не знать и его не видеть.

– Пытаешься меня добить? – губы еле шевелятся. – Я же застала тебя с Витой! И поэтому поставила точку.

Я испуганно замолкаю. Перевожу взгляд на девочку, боясь, что она слышит наш разговор. Имя матери может причинить ей боль. Еще совсем недавно горько плакала. А я в таком тоне о Вите говорю. Хоть и заслужила. Но ребенок не виноват…

К счастью, Катюша завязала разговор с каким-то мальчиком и совсем не смотрит в нашу сторону. Он протягивает ей кусочек хлеба, и она кормит голубей, заливисто смеясь.

Роберт хватает меня за плечи и заглядывает в глаза. Этот взгляд – как удар под дых. Лучше бы и вправду ударил, чем так смотрел.

– Когда это ты застала нас вместе?

Вместо ответа мне хочется плюнуть ему в лицо. Но он вцепился в меня так крепко, что с ужасом понимаю: не отпустит. Не отпустит, пока не отвечу на этот вопрос.

– Помнишь, ты пригласил меня в кино, а я не пришла? Ты потом прождал под окнами и обрывал телефон.

Он кивает, не ослабевая хватки.

– Так вот, я не пришла потому, что увидела тебя вместе с Витой. Вернее, ее у тебя. Пришла тогда пораньше, решила зайти к тебе, чтобы мы вместе пошли в кинотеатр. Смотрю – дверь у тебя открыта. Захожу – а меня Вита встречает. В пеньюаре.

Его лицо меняется. Так выразительно, что, будь я художником, я бы сделала десятки рисунков и запечатлела каждую деталь.

Роберт резко отпускает меня, и я отхожу. Слегка разминаю затекшие плечи, достаю из кармана платок и вытираю со лба испарину.

– Ты все неправильно поняла, – ошеломленно говорит он, на что я скептически мотаю головой:

– Ну да, конечно. Ей надо было выйти голой, чтобы у меня совсем не осталось сомнений!

– Я помню, она приходила в тот день, как раз перед кинотеатром. Я был в душе, а когда вышел – она сидела на кухне и плакала. Говорила, что у нее какие-то проблемы, я не вслушивался, торопился. Я вообще в первый раз слышу, что ты ко мне заходила!

– Ну допустим, ты говоришь правду. А как она, по-твоему, зашла в квартиру?

– Да обыкновенно. Скорей всего, не закрыл дверь, когда выносил мусор. Не услышал, что она вошла, потому что шумела вода.

Я недоверчиво цокаю языком:

– Как-то складно ты врешь! Думаешь, если Вита умерла, она не сможет разоблачить твою ложь? Но я видела все собственными глазами!

– Ты видела Виту в моей квартире, а не меня с ней. Это разные вещи. Мне нет смысла врать о том, что было сто лет назад. Была бы измена – признался, покаялся, но я не изменял. Ты сама себе все придумала.

– Нет! – отказываюсь в это верить.

Но в голове страшным эхом звучат слова: «Ты сама себе все придумала». Колкие, ранящие, как крошки стекла. Что, если это действительно так? Тогда получается, что…

Сердце уходит куда-то вниз живота.

Больно.

Дико, невыносимо больно.

Земля уходит у меня из-под ног.

Я вскрикиваю и не сразу понимаю, что произошло.

Роберт вовремя подхватывает меня на руки, не позволяя упасть. Держит так крепко, будто я могу сбежать. Не сбегу. В одной-то туфле! Вторую, со сломанным каблуком, держит и с любопытством рассматривает Катюша, которая ни на шаг не отступает от отца.

Роберт несет меня до ворот парка, а я шутливо сопротивляюсь: пытаюсь оттолкнуть, даже кулаком в плечо ему ударяю, но он только улыбается. Мне неловко и одновременно приятно в его объятиях. Мои пальцы путаются в его волосах, которые треплет ветер, а вторая пробирается под его расстегнутое пальто и обвивает крепкий торс.

Боже… Мне кажется, я вернулась на шесть лет назад. Тогда он тоже нес меня на руках в парке, шагая по шуршащей листве. Не потому, что сломала каблук, как сейчас, а просто потому, что хотел. И я обнимала его так же крепко в ответ, теряя голову от счастья.

Сейчас я, конечно, уже не та наивная девочка. Теперь я настороженная. Недоверчивая. Взрослая. Он научил меня защищаться, закрывать сердце на замки, впускать в свой мирок только узкий круг людей.

Но в эти минуты, что он несет меня на руках, моя защита дает сбой. Похоже, он знает все пароли от моих тайников. Или у меня просто ненадежные замки…

– Вот так.

Он сажает меня на переднее сиденье своей машины и выбрасывает туфли в ближайшую урну.

– Ты что?! Их еще можно было сделать! – накидываюсь на него.

– Новые куплю.

Он закрывает дверь, открывает другую, помогает Катюше устроиться на заднем сидении. После чего садится за руль и заводит мотор.

По дороге перебрасываемся ничего не значащими фразами. Катюша болтает без умолку: о танцах, балеринах и проекторе, который уже оценили ее подружки.

Рейтинг@Mail.ru