Я сижу в актовом зале и не могу поверить, что получила должность концертмейстера хореографии. Удивительно легко прошла собеседование, быстро подружилась с коллегами да и с новой начальницей удалось найти общий язык.
Студия танцев располагается в моем районе. Теперь я иду до нее спокойным шагом примерно тридцать минут. Не нужно больше толкаться в переполненном автобусе и злиться, если он уехал раньше. Надеюсь, зарплата будет соответствовать той, которую мне обещали.
Впервые за все это время, что я нахожусь в родном городе, мне кажется, что жизнь налаживается. Я вдруг замечаю столько удивительных вещей вокруг: заиндевевшие травинки по утрам, ягоды облепихи на голых ветках, ажурный первый лед на лужах, одномоментно нежные и суровые закаты… Природа будто замирает. И в то же время готова помочь расстаться со всем, что отжило себя.
Сердце сжимается. Я слышу за спиной детский смех и отрываюсь от мыслей. Оборачиваюсь и… теряю дар речи.
Передо мной Катюшка, которая мгновенно, с криками радости, бросается мне на шею.
– Аня, я уже соскучилась!
Я тоже ее обнимаю, шепчу в ответ, что соскучилась не меньше, и не вру. Совершенно. Мне было тоскливо без девочки, но набрать номер бывшего я так и не решилась.
Не сразу замечаю Роберта, застывшего на пороге. Он смотрит так пристально, что я ощущаю, как щеки залились румянцем. Сразу отвожу глаза, но успеваю заметить, что он идет в нашу сторону.
– Не ожидал тебя здесь увидеть.
– Я тоже, – бормочу я, наконец освобождаясь от объятий девочки.
– Значит, теперь Катюша будет ходить на занятия к тебе?
– Получается, да.
С одной стороны, я очень рада, теперь смогу видеться с этим ангелочком чаще, но с другой… При мысли о том, что буду пересекаться и с Робертом, по телу проходит дрожь. Вдали от него я могла контролировать эмоции, убеждать себя, что все осталось в прошлом и я наконец смогу с этим смириться. А сейчас, когда мы будем постоянно с ним сталкиваться, мне станет гораздо труднее сдерживаться. Буду смотреть в его глаза и снова вспоминать грозовое небо, под которым мы, счастливые, так часто гуляли; смотреть на губы и вспоминать, как он целовал меня, как каждое его прикосновение сводило с ума.
Мой пульс учащается и в сознании на миг проносятся кадры нашего сумасшествия. Стыдливо отвожу глаза, будто он может прочитать мои мысли. Утыкаюсь в раскрытый сборник нот и молчу.
Я не знаю, что сказать. Я не знаю, как с ним держаться. Общаться так же приветливо, как с родителями других детей или сдержанно-холодно, как с человеком, которого не хочется видеть?
А мне точно не хочется его видеть?
– Я так рада, что буду с тобой заниматься! – искренне делится девочка. – А почему ты к нам больше не приходишь? Я такой рисунок нарисовала, он папе очень понравился. Хотела тебе показать.
– Много было дел, – оправдываюсь я.
А Роберт добавляет:
– Теперь Аня будет приходить к нам почаще. Да?
И хитро прищуривается. Уголки губ приподнимаются в улыбке. Он специально ставит меня в тупик. Знает, что не смогу отказать Катюше.
– Да, – вздыхаю я, ругая себя за слабохарактерность. Запоздало думаю, что могла бы ответить как-то туманно, выдать что-то вроде: «посмотрим», «как получится», «будет видно». Но Катюша уже сияет:
– Ура! Я прочитаю тебе новую сказку. Вслух. Мне папа такую красивую книжку купил! А еще мы что-нибудь нарисуем гуашью. Ты же мне поможешь?
Смотрит таким умоляющим взглядом, что мне сложно отказать. Поэтому киваю:
– Помогу, конечно.
– Уже жду с нетерпением, когда ты к нам приедешь!
Я немного расслабляюсь только тогда, когда начинается занятие. С Катюшей оно проходит легко, даже пролетает. Быстро и незаметно. Я искренне удивляюсь, глядя на часы.
– До четверга? Или ты к нам придешь? – спрашивает девочка. В ее глазах мелькает такая надежда, что все мои дурацкие отговорки замирают в горле.
– Постараюсь, – тихо произношу, поправляя выбившийся из прически локон. Замечаю, что Роберт идет в нашу сторону, и начинаю нервно теребить сборник нот.
Приблизившись, он молча кладет какую-то коробку на пианино.
– Что это? – недоумеваю я.
– Обещанные туфли.
– А… Не стоило так утруждаться. Я уже купила новые.
– Все равно захотелось сделать тебе приятное. Собирался вечером заехать, но раз уж мы уже встретились…
– Они очень красивые! – восторженно перебивает Катюша.
Я ничего не отвечаю. Когда они уходят, встаю и подхожу к окну.
Девочка весело выбегает во двор, к машине, и останавливается, ожидая, пока папа откроет ей дверь. Вдруг она поднимает голову и машет мне рукой. Роберт тоже оборачивается, и я охаю, словно меня ударили под дых. Он будто просвечивает меня, забирается в голову и перебирает все мысли. Знает даже то, что я пытаюсь спрятать в самые дальние закоулки сознания. Разве это возможно? Почему у меня чувство, что он знает меня лучше, чем я сама?
Я встряхиваю головой, прогоняя наваждение, и машу рукой в ответ. Потом отхожу от окна, не дожидаясь, пока машина скроется из поля зрения.
Меня одолевают странные чувства. Тянет к нему и отталкивает одновременно. Прошлое оставило шрамы, боюсь снова пережить тот кошмар, и в то же время хочется все окончательно прояснить и пойти вперед. Чтобы Роберт наконец перестал быть для меня монстром, однажды разрушившим мою жизнь.
Виноваты оба. Пора это признать. И…
Что дальше?
Я задумчиво перебираю клавиши фортепиано.
А дальше, возможно, мы рискнем все начать сначала…
***
Я все никак не могу привыкнуть к тому, что иду после работы домой пешком. Провожаю ироничным взглядом автобус, который проезжает мимо. Вспоминаю, как неуютно было ездить в нем в час пик. С интересом смотрю по сторонам.
Еще неделю назад вокруг было прекрасное буйство красок, город казался нарядным и ярким, а теперь все поблекло. Ветер гоняет пожухлую листву, дворники жгут костры, прохожие топчут ее ногами. А вот уже и первые заморозки.
Я зябко передергиваю плечами. Набрасываю на голову капюшон полушубка и привычно поворачиваю к дому. Но возле подъезда меня ждет сюрприз, одетый в черную куртку-бомбер, джинсы и кроссовки.
Олег. Собственной персоной.
Я не успеваю спрятаться. Чувствуя на себе липкий взгляд, я только замедляю шаг и делаю гримасу. Надеюсь, по моему виду понятно, как я «рада» его видеть.
– Ты стала еще красивее за эти дни, что мы не виделись, – делает он комплимент и нагло кладет мне руки на плечи, но я тут же сбрасываю их.
– И лучше бы не виделись, – неприязненно отрезаю. – Если ты этого еще не понял, говорю прямо.
– Ух, какая ты ершистая, неприступная, дерзкая! – смеется он и делает шаг ко мне навстречу. Я начинаю пятиться. – Люблю таких.
– Ты лучше жену люби, – не выдерживаю я.
В ответ – раскатистый смех, который становится еще громче.
– Ах вот оно что, – говорит Олег, отсмеявшись. – Тебе не нравится, что я женат? Принципиальная? А я-то думаю, почему ты так долго ломаешься. Так это дело поправимое. Если у нас все срастется, я разведусь.
– Ничего не срастется и срастись не сможет, – перебиваю я этого наглеца. – Не обольщайся. Женат ты или не женат – не имеет значения. Ты мне неинтересен. Вот и все. А теперь дай пройти!
Я пытаюсь обойти его, но Олег преграждает мне путь. Делаю шаг, чтобы проскользнуть с другой стороны, он делает то же самое, отрезая дорогу к подъезду. Я начинаю злиться:
– Что тебе от меня надо?
Сжимаю руки в кулаки и чувствую, как дрожат пальцы. Впиваюсь ногтями в ладонь, но совсем не ощущаю боли. Только злость и возмущение. Мне кажется, даже слепой бы уже понял, насколько мне противен этот человек. Но Олег упорно не желает в это верить.
Его лукавый, вкрадчивый голос заставляет звенеть каждый нерв:
– Шанс. Всего один шанс. Крошечный.
Он шутливо загибает три пальца и с помощью остальных двух показывает, какой именно крошечный.
– Просто приглашаю тебя на свидание в ресторан. А дальше ты уже сама решишь, захочешь ли продлить наше общение.
– Просто приглашаешь? – прищуриваюсь я.
– Да.
– А я просто отказываю. Ясно?
Будь я мужиком, уже давно бы хорошенько зарядила ему по хитрой морде! Но увы, если даже вцеплюсь ему ногтями в лицо, это только сильнее его раззадорит. Поэтому все, на что меня сейчас хватает, это силой оттолкнуть его руку, которой он пытается меня схватить, и что есть духу броситься к подъезду.
Дыхание сбивается. Эти секунды, которые я бегу, тянутся бесконечность. Мне кажется, Олег увязался за мной. Еще мгновение – и схватит за руку. Сдавит запястье, будто клещами, и опять начнет нести чушь. Или того хуже – затолкает в машину, как мешок с картошкой, прямо на глазах прохожих, и увезет в неизвестном направлении…
К счастью, к дому подошла компания мужчин, вместе с которыми я успела юркнуть внутрь.
Успокоилась только тогда, когда закрылась на все замки. Как же от него отвязаться-то, а? Уже и прямо говорю, а толку! Не слышит. Не хочет слышать. Ну не полицию же вызывать, ей-богу!
Полностью погрузившись в раздумья, я снимаю полушубок и вешаю его на крючок. Сбрасываю сапоги и испуганно замираю, когда в квартире раздается пронзительный звонок.
Неужели Олегу не хватило нашей беседы на улице, и он решил заявиться ко мне домой?
Меня прошибает пот.
Затаив дыхание, смотрю в «глазок» и удивляюсь еще больше.
На лестничной клетке стоит незнакомка. Опасливо оглядывается по сторонам, будто чего-то боится, и при этом жмет на кнопку звонка так уверенно, будто знает наверняка, что дома кто-то есть.
Не знаю, сколько проходит времени, но звонок не прекращается. Похоже, женщина и не думает уходить.
– Откройте, пожалуйста, я знаю, что вы дома! – слышу голос, полный мольбы, за дверью и выдыхаю. Интуиция не подводит. Незнакомка явно следила за мной и определенно чего-то хочет, иначе не вела бы себя так настойчиво.
С тех пор, как меня стал преследовать брат Роберта, я начала ловить себя на том, что всего остерегаюсь. Вздрагиваю, когда слышу резкий звук. Настороженно оглядываюсь, если за спиной доносятся шаги. Настораживаюсь, когда ко мне обращаются незнакомцы. Даже невинный вопрос в стиле: «Как пройти на такую-то улицу?» заставляет меня напрягаться.
Что уж говорить о том, когда в мою дверь звонит неизвестно кто!
Я понимаю, что женщина не отстанет, поэтому преодолеваю себя и спрашиваю:
– Что вы хотите?
– Поговорить, – тут же выпаливает незнакомка.
– О чем поговорить? – въедливо выясняю я.
– Об Олеге.
Этот ответ вызывает неприятную дрожь. Ну точно прислал за мной «гонца»! Мой язык обжигает куча ругательных слов, которые вот-вот сорвутся с языка. Каким-то чудом мне удается сдержаться:
– Мне это не интересно.
– Знаю, поэтому я и решилась к вам прийти.
Весьма неожиданно. К злости примешивается любопытство. Это заставляет задать еще один вопрос:
– Кто вы?
И – снова неожиданный ответ.
– Меня зовут Светлана. Я – жена Олега.
Я не отдаю себе отчет в том, что делаю.
Я открываю дверь и пропускаю незнакомку в квартиру. Потом, скользнув взглядом по лестничной площадке, убеждаюсь, что Олега нигде нет и торопливо закрываюсь на все замки.
На меня находит странное отупение. Никогда такого не было. Смотрю на молодую женщину и молчу, не могу собраться с мыслями, в голове пусто. Просто смотрю на нее, как на картину. Неудачную картину. Как будто художник сделал набросок красивого лица с идеальными чертами, а потом что-то пошло не так.
Глаза получились тусклыми, с залегшими тенями, кожа – неестественно бледной, как и губы. Они почти сливаются с цветом лица. Сразу подмечаю болезненную худобу и одежду не по размеру, которая придает гостье нелепый и бедный вид.
– Вы извините, что так ворвалась…
Она поправляет спутанные светло-каштановые волосы. Будто так торопилась, что перед выходом забыла расчесаться.
– Но вы первая, кто смог дать отпор Олегу…
Она опускает глаза и смотрит на потрепанные, насквозь промокшие сапоги. Дрожит от холода, но снять мокрую куртку не спешит. Смущается.
И когда она успела попасть под дождь? Он же закончился, когда я вышла с работы. Наверное, тоже караулила возле подъезда. То ли меня, то ли мужа… И почему не спряталась – непонятно.
– Да уж… – бурчу я. С меня наконец сходит странное состояние безразличия.
Сдергиваю с нее дутую куртку и вешаю на спинке стула. Киваю на тапочки, и Светлана наконец решается избавиться от обуви. Открываю ящик комода и достаю шерстяные носки.
– О нет, не нужно, – отпирается она.
– Надевайте, – настаиваю я.
Не хватало еще, чтобы заболела из-за меня. Судя по всему, стояла долго, вот и промокла до нитки. А муженек сел в теплый салон и умотал.
Донжуан хренов!
– Спасибо.
Светлана надевает носки, влезает в тапочки и плетется следом за мной на кухню. Гостей я не жду, но достаю из закромов овсяное печенье и включаю чайник. Постараюсь быть радушной хозяйкой, хотя так и хочется выставить незваную гостью за дверь! Мало мне ее мужа, так теперь она свалилась мне на голову как ледышка с крыши!
Жалко эту бедолагу. Дрожит вся.
– Да что вы… Не нужно из-за меня так суетиться, – мямлит она.
– Не стой на пороге, садись. Трясешься как осиновый лист, – продолжаю я ворчать.
– Просто немного промокла.
– Я бы сказала, не немного, а насквозь. Боюсь, одна чашка чая тут уже не поможет…
Засыпаю заварку, заливаю ее кипятком. В воздухе кружит тонкий цветочный аромат, который переплетается с нотками трав. На мгновение меня переносит в Алушту, я вспоминаю бескрайнее море и пляж с горячими камешками. Как шла по дороге, придерживая шляпу от ветра, а потом заглянула в магазинчик, где и приобрела, собственно, этот чай.
Хорошее было время.
– Ну? Так и будешь стоять?
Светлана вздыхает и садится на стул. Я разливаю чай по чашкам и присаживаюсь рядом.
– Давай, пей, отогревайся, потом поговорим.
Она послушно кивает, и на пару минут воцаряется молчание. Я снова мыслями уношусь в Крым, надеясь, что приятные воспоминания помогут успокоить сердце. Оно все еще громко стучит, хотя опасность в лице Олега давно миновала.
А его жена никакой опасности не представляет. Скорее, ей самой не помешала бы помощь.
Украдкой смотрю на нее и замечаю на шее синяки. Светлана замечает мой взгляд, тушуется, судорожным жестом поднимает воротник свитера.
– Он тебя еще и бьет? – моему возмущению нет предела.
– Так, бывает иногда… – тихо отвечает она и съеживается.
Я добавляю в чашку еще одну ложку сахара, но он все равно кажется мне горьким.
– Он у меня такой вспыльчивый… Если не лезть на рожон, то не трогает…
Говорит так, будто пытается убедить в этом себя. Отчего все это выглядит очень жалко. На миг перед глазами возникает перекошенное лукавой улыбочкой лицо Олега, и внутри меня закипает злость.
– Ты себя слышишь? – не выдерживаю я. – Пытаешься оправдать его рукоприкладство?
– Нет.
– А зачем тогда его выгораживаешь? «Иногда», «если»…
– Я не пытаюсь… я…
Она пристыженно замолкает. Понимает, что я права.
– И долго собираешься терпеть?
– Я люблю его… – срывающимся от рыданий голосом выдает она и прячет лицо за широким рукавом свитера. Но я все равно замечаю, как дрожат ее плечи.
– Ну и дура.
Не получается у меня быть доброжелательной. Жесткий вердикт срывается с губ быстрее, чем я успеваю пожалеть.
– Знаю…
Светлана уже не вздрагивает – она плачет всерьез. Громко, сильно, навзрыд. И без того влажный свитер теперь становится мокрым: женщина яростно вытирает рукавами лицо. А слезы все катятся и катятся из глаз нескончаемым потоком. Я на всякий случай отодвигаю ее полупустую чашку и вазочку с печеньем подальше. Затем пододвигаю стул и робко похлопываю ее по плечу:
– Ну ладно, что ты… Ну чудак он на букву «м», но не надо плакать из-за этого. Только нервы себе расшатывать. А от нервов, как известно, все болезни.
Это не помогает. Света продолжает реветь еще сильнее. Я поднимаюсь, достаю упаковку бумажных салфеток и бросаю на стол. Бедняжка начинает громко сморкаться.
– Извини… – чудом удается расслышать сквозь всхлипы и вздохи.
– Чайку попей.
Она следует моему совету и залпом опустошает чашку. Салфеткой вытирает лицо и стискивает бумажный комок в ладони.
Я подливаю ей чаю и качаю головой. Сколько всего хочется сказать, но молчу. Буквально прикусываю себе язык. Успокаивать ее еще полчаса у меня нет никакого желания. Хочется уже поскорее узнать, зачем она пришла, выпроводить восвояси и наконец остаться в тишине. Благодатной и долгожданной тишине. Сидеть у окна, сжимая в ладонях теплую чашку, и вспоминать Крым.
– Мне так стыдно… – выдавливает Света, когда судорожное дыхание выравнивается. – И за себя, и за Олега…
– И часто ты следишь за ним?
– Я уже сбилась со счета. Он столько девок сменил… И всех по одной и той же схеме окучивает.
– Ну и зачем?
– Что – зачем?
– Зачем тебе это нужно? Вот так нервы себе трепать.
Света задумывается. Мне на секунду кажется, будто она впервые размышляет над этим вопросом.
– Сама не знаю, – отвечает виновато. – Люблю его, гада. Еще с тех времен люблю. Уже шесть лет как.
Я вздрагиваю. Почему-то меня охватывает ощущение, будто она мне скажет что-то важное про Роберта.
Теперь я выпиваю чай до дна и еще подливаю заварки. Во рту моментально пересыхает.
– Терплю и измены, и побои…
– У вас есть дети?
– Нет.
– Тогда зачем ты за него держишься? – снова вспыхиваю я. Вспоминаю, как он нагло гладил меня по коленке в машине и морщусь от отвращения.
– Говорю же: люблю его.
– А себя не любишь?
Так, пора заканчивать бесплатный прием психолога. Я не специалист и не близкая подруга, чтобы утешать ее часами и учить уму-разуму. Так я себя одергиваю, пока Света, жуя печенье, изливает мне душу.
– Наверное, нет. Знаешь, я сирота. Мне было некогда себя любить. Все детство надо мной издевались дети. Защищаться я так и не научилась… – Она вздыхает. Я молчу. – Мне кажется, я уже привыкла так жить: мне нужен кто-то, кто будет меня унижать. Вот такой неправильный взгляд на мир. Когда я встретила Олега… Он был таким… недосягаемым, притягательно-инфернальным. Как в книжках про негодяев. Этакий обаятельный гад. Он не посмотрел на мое прошлое, на мое никчемное настоящее, в котором я тогда существовала. Он вскружил мне голову. И я по собственному желанию угодила в ловушку. Не знаю, зачем он на мне женился… И до сих пор живет… Хотя нет, наверное, знаю: чтобы он ни сделал, дома его всегда ждут и принимают таким, какой есть.
– Я бы так не смогла, – опять меня кто-то тянет за язык, и я не могу удержаться от колкого комментария.
Света реагирует спокойно:
– Ты из другого теста. Я давно наблюдаю за тобой.
В этом месте я оживляюсь. Уже смотрю не на часы, уныло тикающие на стенке, а на свою собеседницу. На фоне светлой стены она выглядит еще бледнее.
– Я знаю, что между тобой и Робертом в юности была любовь.
Я резко вскакиваю и начинаю ходить по кухне. Кто бы мог подумать что эта невзрачная серая мышка может что-то знать обо мне… о нас с Робертом.
Я замираю у окна и смотрю на Свету в ожидании.
– Откуда ты это знаешь? – тороплю я, потому что она молчит.
– Олег говорил.
– А, это… – разочарованно машу я рукой. – Ему верить – себе не доверять.
– Тогда он еще был нормальным. Более-менее нормальным.
Я не стала уточнять, что в ее понимании значит «более-менее», боясь, что объяснения опять растянутся на час. Задаю волнующий вопрос:
– И что же он рассказывал, когда был более-менее нормальным?
– О том, что у брата все серьезно и он собирается жениться.
– Да? Как видишь, женился он на другой.
– Ну, там мутная история, как я поняла… – Она вдруг отводит взгляд и начинает нервно теребить тонкое обручальное кольцо.
Меня мучает подозрение, что она знает гораздо больше, чем Наташка. И только я одна, похоже, до сих пор живу в неведении. И кто из нас двоих на самом деле дура?
– Почему мутная?
– Ну, эта Вета или как ее…
– Вита?
– Угу. Преследовала его, житья не давала. Ну ты же знаешь, вы же поэтому расстались…
– Мы расстались потому, что она забеременела.
– Ну, я помню, вы поссорились… А потом разошлись окончательно.
– Ну… да, – неохотно подтверждаю я, изо всех сил прижимаясь к стене, так, что спина начинает болеть.
– Роберт жениться не хотел, но отец настоял… Чуть ли не за ручку их в загс привел, чуть ли не насильно заставил Роберта подпись поставить. Олег тогда еще смеялся, говорил, что, мол, наконец-то братца прижало, повесил себе хомут на всю жизнь. Он всегда радуется, когда у Роберта все плохо.
– Завидует, наверно… – растерянно бросаю я.
– Завидует, причем с самого детства. Потому что Роберт с отцом рос, с детства привык работать, выучился, стал помогать ему на работе. А Олега отец ни во что не ставил. А что с него взять-то? Он никогда в жизни не работал. Мать горбатилась на него, до сих пор денежки с нее тянет. Квартиру ему купила, машину, а как заболела, так ни разу в больницу не пришел. Роберт бегал в перерывах между работой, он – нет. Даже на звонки ее не отвечал. Значимость хотел свою показать. Чтоб она только о нем и думала, переживала, искала, это ему давало иллюзию своей нужности. Думаю, и со мной он не разводится по этой же причине. Я даю ему такую иллюзию. Денежки заканчиваются, девки бросают, а я всегда рядом. Даже когда денег нет. Хотя для меня у него никогда нет денег…
Она замолкает и начинает моргать, пытаясь сдержать слезы. А у меня усиливается чувство отвращения. Не только к Олегу, но и к ней. У меня не получается перебороть в себе это. Вроде хочется пожалеть, а не получается.
– Ну а ко мне ты зачем пришла? – спохватываюсь. От окна веет холодом, и я возвращаюсь на свое место. Только стул отодвигаю подальше. Не хочется сидеть с ней рядом.
– Я тебя вспомнила. Поэтому очень удивилась, что мой муж к тебе прицепился. Он же знает, кто ты. Наверняка же помнит, как сильно вы с Робертом были привязаны друг к другу.
Лучше не вспоминать об этом. Не ворошить пепел прошлого. Иначе вспыхнет искра, костер опять разгорится и сожжет все дотла…
– Ну и зачем ему это нужно? Есть какие-нибудь соображения?
– Есть, – загадочно отвечает Света и вдруг углубляется в раздумья. Я сижу в тишине, слышу, как тикают часы, и сердце мое все никак не успокаивается. Пододвигаю к себе пустую чашку, потом отодвигаю, и так несколько раз.
Краем глаза смотрю на свою собеседницу: она замирает в одной позе, со сложенными на коленях руками. И сидит так уже по меньшей мере минут пять. Я уже начинаю всерьез беспокоиться о ее психическом здоровье.
Наконец Света выходит из «транса» и произносит:
– Я знаю, почему он так настойчиво увивается за тобой.
– Почему?
– Хочет склонить тебя к близости и скомпрометировать перед братом.
– Зачем?
– Чтобы окончательно его «добить». Такой удар Роберт не выдержит, а значит, не сможет руководить фирмой, которую оставил ему отец.
– И тогда она достанется Олегу, – ошеломленно добавляю я.
Света кивает:
– Я решила тебя предупредить.