Татьяна Алхимова
Море в облаках
Когда я была совсем маленькой, то всегда придумывала разные истории: что мою маму похитил злой дракон, что она русалка и поэтому не может жить с нами, что она ангел, оборотень… Столько всего было. И я не грустила! Я знала и верила, что с ней всё хорошо, что она живёт где-то там, вдали от нас. Но ведь это неправда. И мне не хочется верить в неё. Пусть память о маме живёт в этих платьях. Разве я много прошу? Жан? Ты же понимаешь меня… А папа…
Пришлось оставить только одно платье. И мне ужасно обидно. И горько. Не хочу больше с ним разговаривать.
Никогда»
Офелия отправила письмо и уже после того, как оно исчезло, испытала жгучий стыд. Она бездумно пожаловалась Жану, совсем как маленькая девочка. Но ей так хотелось оставаться такой же, как и пять лет назад. Чтобы не слышать обидных слов отца, слишком взрослых, слишком правдивых. Они, как нож, резали её податливую душу, заставляя сомневаться в любви отца к ней и к своей умершей жене. Офелия, вспоминая ссору, прекращала верить в то, что отец вообще понимал её, что хотел это сделать. Она чувствовала, как отдаляется от него, стремится отстранить. Потому что отец – из другого мира, в котором нет места мечтам, волшебству и тихим вечерам под звёздным небом. Он хочет забыть прошлое, вычеркнуть его, ему нравится вспоминать молча, так, чтобы никто не видел. А Офелии нужно было сесть рядом и всплакнуть на его плече, понять, что они чувствуют одно и то же, что их – двое, они вместе.
«Милая, милая Офелия…
Пожалуй, ты действительно не справляешься с этим летом без меня. А я так старался протянуть тебе руку помощи.
Дашь мне немного времени подумать?
Жан»
Крошечное письмо, больше похожее на записку. Офелия отложила его в сторону. Скоро осень. А осенью Жан не пишет писем, как и зимой. И даже весной. Да и разве письма могут заменить обычный человеческий разговор? Никогда. То, что в письме нужно написать, гораздо проще выразить взглядом или интонацией. Не нужно оголять свои чувства словами, всё и так понятно. По частоте дыхания, по положению рук, по голосу. Ей было отчаянно жаль, что лето заканчивается, и встречи с Жаном ждать ещё целый год.
Глава 5. Последний день лета.
Ожидаемо наступило 31 августа. Самый нелюбимый день лета у школьников. Но Офелия ждала его как никогда. Пусть скорее наступит осень, пусть это пустое лето забудется. Если время так хочет бежать вперёд, то пусть бежит. Она сможет смириться с этим.
После обеда позвонил с работы отец и сказал, что останется на ночное дежурство. Офелия тяжело вздохнула и положила трубку. Этот мягкий и тёплый, ароматный августовский день становился мрачнее самого тёмного зимнего дня. Убрав грязную посуду со стола в раковину, Офелия задумчиво опустилась на стул. Она чувствовала, как ледяная волна обиды, отчаяния и грусти поднималась из глубины души. Почему ничего в жизни не происходило так, как ей хотелось? Почему даже самые крошечные мечты не могли сбыться? Разве многого она просила? Нет. Сохранить свой уютный мирок, позволить ей жить, как и прежде. Неужели нет никаких возможностей оставаться тем, кем ты хочешь быть всегда, всю жизнь? Почему нельзя не надевать маску взрослого серьёзного человека, почему нельзя мечтать и проявлять эмоции, нельзя просто тихо жить?
Офелия боялась подступающего учебного года, боялась уезжать в другой город, боялась остаться один на один со своей жизнью и с необходимостью принимать решения, выживать. Она определенно будет скучать по морю, по тёплым мощёным улочкам, по Жану.
Жан. Так жаль, что он не смог побывать здесь этим летом. И не пишет больше. Офелии вдруг стало настолько невыносимо сидеть в пустой кухне совершенно одной, что решение пришло в голову моментально. Она всегда поступала так раньше, когда ей становилось слишком одиноко, слишком горько. Быстро взбежав по лестнице на второй этаж, она ворвалась в свою комнату, переоделась в платье, которое перешила из маминого, заплела привычную косу и сбоку, где всегда выбивалась из прически одна непослушная прядь, закрепила заколку, подаренную Жаном.
Солнце клонилось к горизонту, спеша завершить это лето. Улицы были полны густым воздухом, который через пару часов начнёт быстро остывать, напоминая о том, что скоро осень. Офелия быстрым, уверенным шагом торопливо поднималась по Садовой улице. Сотни раз она ходила этим путём, наверняка пройдет ещё столько же. А за целую жизнь наберутся тысячи раз. Но разве это так важно? Дорога будет такой же, а вот Офелия – другой. Она и сейчас уже не такая, как год назад, и даже не хочет думать, какой будет через пять лет. Слишком далеко и слишком близко то время, когда она перестанет узнавать себя и начнёт вспоминать себя сегодняшнюю, как незнакомую девочку.
Сады, как и всегда, встретили Офелию приветливо. Персики давно уже собрали, но кое-где ещё висели сочные яркие плоды, заботливо оставленные для птиц и случайных путников. И здесь она перестала торопиться, шла медленно, рассматривая деревья, пытаясь запомнить ощущение тепла и спокойствия, что дарила ей эта атмосфера. Петляя между стволами, пригибаясь, чтобы пройти под ветвями, она бродила долго, пока не осмелилась отправиться дальше. Она знала, что идёт на холм плакать. И стыдилась этого, оттягивала момент торжества слабости. Но тропинки настойчиво вели её всё выше и выше.
Когда Офелия вышла на вершину холма, солнце уже почти коснулось горизонта. Она добежала до одинокого дерева и села на траву. Яркие солнечные лучи падали на лицо, заставляя прикрывать глаза. Ещё немного, всего лишь несколько часов – и последнее беззаботное лето можно будет считать историей. Прошлым. И оно никогда больше не повторится. Да вообще ничего не повторяется, как бы человек этого не желал.
Офелия, готовая расплакаться посреди сада, тоже осталась в прошлом. А здесь, под любимым деревом, под пристальным взглядом закатного солнца, ей не хотелось ронять слёзы. Она была рада сидеть в тишине, наедине с собой, и не думать ни о чём. Только чувствовать. Как лёгкий ветер дует в спину, как легко платье обнимает ноги, как тяжелеет заколка в волосах, как время струится сквозь пространство, увлекая за собой всё, что было отдано ему – слова, мысли, встречи… Офелия тяжело вздохнула и закрыла глаза. Сейчас солнце опустится за море, и полумрак окутает всё вокруг.
Совсем рядом, меньше, чем на расстоянии вытянутой руки, она почувствовала движение и шорох травы, словно кто-то опустился на неё. Но глаза открывать не спешила. Ей хотелось, чтобы это был Жан. Но если его там нет, то открыть глаза значит – расстроиться. И тогда, Офелия точно знала, не получится побороть горькие чувства.
– Это ты? – прошептала она.
– Ага… – так же тихо ответил кто-то голосом Жана.
И тут Офелия не выдержала. Моментально, против её воли, горькие, солёные слёзы поднялись из глубин души и вылились наружу, из-под прикрытых глаз. Она подавила тяжёлый вздох и опустила голову. Горячие капли продолжали литься по щекам, собираться под подбородком и падать на платье.
– Ну, зачем ты так? Офелия? – в голосе Жана звучало то самое сочувствие, которого отчаянно ей не хватало. Он точно знал, что с ней происходит, и хотел помочь, всей душой. И наверное мог. – Я не буду говорить тебе «не плачь». Потому что тебе нужно другое. Поэтому просто побуду рядом, хорошо?
Офелия кивнула и подобрала ноги поближе, крепко обхватив их руками и положив голову на колени. Она знала, что не сможет заставить себя перестать плакать, пока не выплеснет все обиды, горести и печали, все переживания. Жан помолчал какое-то время, наблюдая за подругой, и заботливо провёл рукой по её волосам. Такой простой, привычный жест и такой важный момент понимания, не-осуждения. И от этого Офелия расплакалась ещё сильнее. Давно, очень давно не случалось в её жизни таких мгновений открытости, простоты и честности. Обычно, когда она грустила, отец или говорил что-то, по его мнению, жизнеутверждающее и ободряющее, и оставлял её одну, предполагая, что подростку это нужно, что его пятнадцатилетняя дочь не захочет принимать жесты утешения в виде объятий или чего-то ещё. Он боялся взять её за руку или погладить по голове, потому что знал, что тогда и сам проявит те чувства, которые хотел бы скрыть. И сейчас, когда Жан так легко, без стеснения и предубеждений, гладил плачущую Офелию по волосам, ей становилось ещё горше, ещё обиднее. Ведь Жан – чужой человек, он не видел, как она росла, им вместе не пришлось пройти через трудности, но он так тонко чувствовал и понимал её. Почему отец не мог так?
– Красивый закат здесь, – снова тихо заговорил Жан. – И места тоже красивые. Я так привык к ним, пока дружу с тобой. Моя практика закончилась, но я ещё даже дома не был. Сразу отправился сюда, потому что знаю, что тебе трудно. Офелия?
– Что? – буркнула она в ответ. Поток слёз становился меньше, но поднимать глаза было стыдно и страшно.
– Хочешь посмотреть на мою форму? Пока есть такая возможность? – похоже, что Жан улыбался. Как легко и просто у него получалось оставлять всё грустное и плохое позади.
Офелия подняла голову и посмотрела на Жана, который встал и отошёл чуть в сторону, в шутку горделиво подняв голову. Как же он изменился! С каждым годом юноша становился выше, сильнее. Ни один старшеклассник из школы Офелии не был таким мужественным и красивым. Да-да, она вдруг поняла, что Жан – очень интересный внешне. На нём был надет чёрный комбинезон с длинными рукавами, по краю отделанными белыми лентами. На груди – карман, на талии – широкий пояс с черной пряжкой. А над карманом значок в виде парусника.
– Ух ты! Как необычно! – Офелия забыла о слезах, о том, что лицо её наверняка красное и мокрое, а веки опухли.
– Ага. В следующем году этот чёрный комбинезон отправится на свалку истории, – улыбнулся Жан и вернулся к Офелии, шумно сев на траву и взяв в руки большую круглую банку, заполненную водой. На дне лежали морские звезды. – Буду носить красивый синий комбинезон с золотыми нашивками! Просто мечта…
– Жан, а кто ты?
– Боюсь, что не смогу объяснить. Допустим, пока я буду просто моряком. Пойдёт? Как у вас говорят – юнга?
– Не знаю, – Офелия пожала плечами. – И по каким морям ходит твой корабль? По тем самым, которые далеко за краем?
– Почти. Хотя… Пусть так и будет, да, – Жан снова улыбнулся и загадочно посмотрел на Офелию.
– Какой же ты взрослый, – вырвалось у неё.
– Ты тоже уже не маленькая, – рассмеялся юноша. – А ведёшь себя иногда всё так же, как и раньше. Знаешь что? – Жан схватил её за руку, совсем как когда-то давно, позапрошлым летом. – Раз уж ты здесь и домой не собираешься, то давай прогуляемся?
– Только если недолго, скоро стемнеет, и мне страшновато идти одной через сады.
– Ого! Неужели Офелия чего-то боится? – Жан встал, крепче прижал банку и потянул Офелию за собой.
Она ничего не ответила, потому что действительно стала бояться темноты и неизвестности, скрывающейся за ней. Раньше было так просто придумать, что она идёт не по тёмному пустому саду на окраине города, а пробирается сквозь волшебный чёрный туман, а за ней идут смелые воины, готовые защитить от любых монстров. Теперь так не получалось, потому что Офелия знала, что страшнее монстров – люди, и защитить её будет некому. Жан уводил подругу в сторону от садов, вдоль края холма, город оставался позади, а море всё ближе. Солнце практически село и вокруг царил полумрак.
– Из-за этого платья вы поругались с отцом? – неожиданно спросил юноша.
– Да… – шепнула Офелия.
– Зря. Красивое, – Жан повернулся и внимательно посмотрел на Офелию. – Не обижайся на отца. Он просто не хочет жить воспоминаниями, но не может понять твои чувства. Обвинять человека в этом нельзя. Вот ты любишь мармелад, а безе терпеть не можешь. И вряд ли когда-нибудь поймёшь людей, которым оно нравится. Вот и с этим платьем так же. Твой отец видит в нём свою любимую жену и вспоминает всё, что случилось. И ему больно. А ты видишь совсем другое, пытаешься таким образом сохранить память и любовь к матери. Вообще, вам стоило бы спокойно поговорить об этом.
– Жан! Мы говорили, много говорили. Но отец возвращается в прошлое, к воспоминаниям. И не хочет жить здесь и сейчас вместе с ними. Я имею право на память о матери! Я хочу помнить о ней, понимаешь? А он хочет забыть! – Офелия немного злилась.
– Скорее всего, он не хочет забыть, а боится этого. И ещё чувствует себя виноватым за то, что думает о другой жизни. Тебе трудно понять… – Жан задумался. – Вот у тебя есть старая игрушка, которую давно пора бы выбросить, но ты бережёшь её. И когда тебе дарят новую, красивую, о которой ты мечтала – что происходит? Ты начинаешь играть с ней, и в какой-то момент тебе становится стыдно, что старая игрушка просто сидит на полке. Тебе кажется, что ты предаешь её. Хотя на самом деле это не так. Твоему отцу тоже непросто, поверь мне. Ты взрослеешь, становишься больше похожей на мать, да и вообще – скоро оставишь его ради своего будущего. Ему трудно принять это. Но он – взрослый и умный человек. Он справится. И ты – тоже.
– Не знаю, Жан… Я не уверена ни в чём, совершенно. Это лето прошло вроде бы и интересно, весело, но что-то в нём не так… Или это во мне? – она доверчиво посмотрела на друга.
– Посмотри вперёд, – Жан указал далеко за холм, в сторону моря. – Что ты там видишь?
– Тёмное небо, под ним море, наш холм. Я знаю, что там обрыв, – Офелия не понимала, к чему клонит Жан.
– А я не вижу обрыва, только пологий склон и прохладное море, – он улыбнулся. – Мы смотрим на одно и то же, а видим разные вещи. Вот и ты смотришь на своё лето другими глазами. Поверь мне, через пару месяцев ты совершенно иначе взглянешь на это время. А лет через пять – и вовсе удивишься, что была чем-то недовольна.
– Ты опять говоришь загадками… Куда мы идём?
– У меня возникла идея! Офелия, я не приготовил тебе подарок ко дню рождения. Поэтому… Бежим! – Жан резко ускорил шаг и перешёл на бег, ещё крепче сжимая ладонь Офелии.
– Куда? Там же обрыв впереди! – ей пришлось тоже бежать следом. Платье развевалось, путаясь в ногах, и Офелии было страшно. Солнце скрылось за горизонтом, стало темнеть. Она не видела, куда наступает, и боялась упасть.
– Ничего не бойся! Не думай ни о чём, просто беги за мной. И делай то, что я говорю! – Жан не оглядывался, просто бежал, ускоряя шаг каждую минуту.
Офелия понимала, что если они вовремя не остановятся, то будут вынуждены спрыгнуть с обрыва. Она не знала, что там, потому что никогда не заглядывала вниз. Наверняка там или сад, или лес, а за ним – выход к морю, долгий и неизвестный. А какова высота обрыва? Стоило не думать об этом. Жан не дурак и не станет без причины рисковать.
– Прыгаем! – крикнул Жан, и Офелия закрыла глаза, оттолкнувшись от земли ногами.
Чувство полёта, ветер в волосах и смех Жана заставили её улыбнуться. Отчего-то она перестала испытывать страх, ей было хорошо и легко. Офелия открыла глаза и не увидела перед собой ничего ужасного – только тёмное небо и загорающиеся на нём звезды, всего лишь мгновение – и под ногами она почувствовала твёрдую почву. Словно спрыгнула не с высокого обрыва, а с обычных качелей. Жан отпустил её руку и прошёл вперёд, туда, где шумело море.
– Ну что? Добро пожаловать ко мне домой! Идём скорее, не стоит опаздывать к ужину!
– Жан? Я правильно понимаю, что мы действительно идём к тебе домой? На ужин? – Офелия ошеломленно смотрела на друга, на каменистый пляж, на редкую высокую траву, медленно кивающую в такт ветру.
– Ага! Раз уж у тебя свободный вечер, ты грустишь, и я не поздравил тебя с днём рождения как положено, то есть повод провести время вместе. Познакомишься с моими родными, будет весело. Пошли! – он подошёл к Офелии в ожидании ответа.
– Неудобно вот так, без предупреждения… У меня даже ничего нет с собой, нельзя же идти в гости с пустыми руками. Да и вообще! Жан! Они ведь ждали тебя!
– Не говори глупостей, пойдём.
Жан обошёл Офелию и медленно побрёл вдоль берега, забирая левее. Она догнала его и, впервые за всё время, смущаясь своего жеста, осторожно дотянулась до ладони и взяла за руку. Он легко улыбнулся и покрепче сжал руку подруги. Они шли молча, слушая шум прибоя и уходя от него всё дальше. Офелия переживала, что вторгается в чью-то тихую семейную идиллию. Наверняка родители и сёстры Жана ждали его, и у них набралась сотня тем для разговоров, а она совсем незнакомый им человек. Никогда ни к кому Офелия не приходила в гости без предупреждения, спонтанно и с пустыми руками. Она старалась убедить себя, что Жан знает, что делает и, возможно, в его семье так принято. Смутное ощущение пребывания в другом мире, за границей понятного, совсем как в историях Жана, волновало молодую душу Офелии. Даже перед школьными контрольными не испытывала она такой тревоги.
– Всё хорошо, не переживай так, – подал голос Жан. Он говорил тихо и спокойно, словно читал мысли Офелии и отвечал им.
– Ты бы хоть рассказал мне о твоих родных…
– Нечего рассказывать, в моих историях всё было. Они добрые, несмотря на то что иногда шумные. И про тебя я им много говорил.
– Как же стыдно… – шепнула Офелия.
– За что? За то, что ты такая, как есть? Так наоборот же, – это очень здорово и ни капли не стыдно! Смотри, дом уже виднеется! Во всех окнах свет горит, – Жан кивнул вперёд, и Офелия заметила вдалеке небольшой двухэтажный дом. И, правда, каждое окно было ярко освещено.
По мере приближения к дому Офелия замечала всё новые и новые интересные детали: он выкрашен желтоватой краской, а забор вокруг – белой. За забором росли цветы, их было столько, что на мгновение ей показалось, что пустого места внутри нет, по углам и вдоль окон теснились небольшие кусты, густо покрытые мелкими белыми цветами, несмотря на конец августа. Над большим широким крыльцом висел круглый фонарь на короткой цепочке, а вдоль перил в длинных горшках раскинули свои листья неизвестные растения. На втором этаже Офелия насчитала четыре крошечных окошка с разноцветными шторами, а на первом этаже – одно большое эркерное и два маленьких с левой стороны от крыльца – кухня, наверняка. В окнах периодически мелькали человеческие фигуры. Когда ребята подошли совсем близко, в нос Офелии ударили яркие, сочные ароматы цветов, через них с трудом пробивались запахи домашней выпечки. Волнение стало ещё больше, она смотрела на аккуратный коврик, лежащий перед дверью, на узкую дорожку к дому, зажатую между клумбами и чувствовала, как отчаянно хочет зайти внутрь и как боится этого.
– Ну вот я и дома, – весело проговорил Жан и открыл калитку. – Пошли?
– Ух… Пошли, – Офелия несмело шагнула на дорожку.
Жан уже был далеко впереди, легко взбежал по ступенькам крыльца, дождался Офелию, передал ей банку со звёздами и без стука открыл дверь. На крыльцо и сад упал яркий луч света, пришлось зажмуриться и наблюдать. Жан крикнул «Всем привет!», и тут же со всех сторон стали появляться люди. Первой выбежала ему навстречу мама, как поняла Офелия. Высокая стройная женщина с тёмно-каштановыми волосами, одетая в летнее жёлтое платье, с повязанным поверх него белым фартуком. Она бросилась к Жану и крепко обняла его приговаривая:
– Ну, наконец-то! Мы уже заждались, опаздываешь! И как же я соскучилась! – женщина говорила сразу обо всём, то отстраняя от себя сына, то снова притягивая объятиями. – Ты опять вырос! Жан! Скоро отца обгонишь. А я даже не приготовила тебе новой одежды, старая наверняка будет мала! – и тут её взгляд упал на Офелию. – Ой, а это что за девочка?
– Мам, это Офелия. Я пригласил её на ужин, – Жан повернулся к подруге и задорно подмигнул.
– Ой! – женщина всплеснула руками. – Жан, мог бы предупредить! Посмотри, в каком я виде! Ну, ты же мужчина, веди себя приличнее, позоришь нас. Безобразие, – она подошла к Офелии и протянула руку, – добрый вечер, малышка. Я Роза, мама Жана. Очень рада с тобой познакомиться!
Офелия не успела ничего ответить, потому что в прихожей появился высокий мужчина, отдалённо напоминающий своей улыбкой Жана. В одной руке он держал блюдо с дымящимся пирогом, а в другой – бутылку вина.
– О! Жан! Как бы мне пожать тебе руку, – мужчина, не обращая внимания на Офелию, отдал бутылку жене и подошёл к сыну, протягивая ладонь. – Горжусь, мне руководитель только что писал о твоих успехах. Но почему опаздываешь? Бабушка вне себя от негодования, – он говорил и улыбался, широко, радостно.
– Пришлось немного задержаться, заходил за Офелией, – Жан пожал руку отцу.
– А… Офелия? – только теперь мужчина заметил её, растерянно стоявшую в дверях. – Юная художница? Рад, очень рад знакомству. Ваши рисунки чудесны. Будьте как дома, друзья Жана – наши друзья. Ивар, – он подошёл к Офелии и тоже протянул руку. Отец Жана был таким высоким, что она невольно присела, когда отвечала на рукопожатие.
Родители Жана не выглядели как те взрослые, которых она привыкла наблюдать. В них была какая-то особенная лёгкость и сила, они были наравне со своим сыном, но вызывали уважение и трепет. С виду простые и добродушные, но внутри, Офелия чувствовала это, они твёрдые и решительные. Жан проводил подругу в гостиную, а сам убежал наверх, чтобы переодеться.
Офелия поставила банку на стол и рассматривала обстановку, не переставая удивляться. Она никогда не бывала в таких домах. Большую часть гостиной занимали огромные диваны, расставленные вокруг деревянного овального стола, застеленного белой скатертью. На нём громоздилась стеклянная ваза с цветами. Все стены занимали сотни фотографий в разнокалиберных рамках. Большие и маленькие, круглые, овальные и даже ромбические – они были выкрашены в разные цвета, а внутри – целая жизнь. Улыбающиеся люди, плачущие и смеющиеся дети, семья среди цветов, семья на море, большие корабли, маленькие дома. На некоторых фотографиях Офелия узнавала Жана и его родителей, на других – просто догадывалась, что изображены его сестры и бабушка с дедушкой. Дня не хватит, чтобы просмотреть всё! За спиной послышался шум и громкий разговор, Офелия обернулась. В комнату зашли сестры Жана, сомнений быть не могло. Старшая поздоровалась первой:
– Привет! Я Дина, сестра Жана. Он наверняка говорил тебе обо мне, – девушка с такими же пшеничными волосами, как у брата, протянула руку. Её глаза смеялись, с интересом рассматривая гостью.
– Да, говорил. Рада знакомству, – Офелия несмело пожала протянутую ладонь. Необычная семья, все такие радостные и добрые. Вот и Дина – невысокая, но аккуратная девушка. Воздушное голубое платье делало её похожей на морскую пену. Офелия никак не могла отделаться от этого образа.
– А я – Ная, – девочка лет двенадцати тоже подошла ближе. И Офелия сразу узнала её – длинные, светлые, почти белые волосы, заплетённые в косу до пят. Да, именно она хотела собирать звёзды.
– А я Офелия, если Жан не говорил вам, – скромно добавила Офелия.
– Ну как же, не говорил! – Ная пробежала к дивану и плюхнулась в подушки. – Все уши прожужжал! Как ты красиво рисуешь, как слушаешь его дурацкие истории, – девочка засмеялась звонким, серебряным смехом. И заметив банку на столе, добавила удивленно, – не забыл про мою просьбу, ура! – она прислонилась лбом к стеклу, пару секунд смотрела на морские звезды и быстро спросила, повернувшись к Офелии. – А ты же его девушка, да?
– Ная! – Дина запустила в неё маленькой подушкой-думочкой, заметив, как смутилась Офелия, – разве можно задавать такие вопросы гостям? Тебя мама не воспитывала?
– Нет, мы просто друзья, – тихо пролепетала Офелия, смущаясь ещё больше. Она не знала, куда деть себя, куда пристроить руки и скромно стояла, стараясь не поднимать взгляд.
– Просто друзей не приглашают на семейные ужины, – не унималась Ная.
– Вот же безобразница! – Дина подошла к Офелии. – Не слушай её, она хулиганка ещё та! Мы с Жаном потом с ней разберёмся. Бабушке всё расскажу! – девушка, несмотря на свой возраст, повернулась к сестре и показала ей язык. И добавила, обращаясь к гостье. – Не обращай внимания, она у нас самая младшая и самая избалованная. Мы знаем, что ты подруга Жана, всё остальное – не наше дело.
– Как это не наше? – Ная подскочила к девушкам. – Очень даже наше. Извини, Офелия. Ты очень красивая и чудесная! Так здорово, что Жан с тобой дружит!
– Балда, – Дина легко щёлкнула сестру по лбу.
– Эй! Мне же больно, – Ная состроила кривую рожицу и рассмеялась. – Скорей бы уже позвали к столу, я такая голодная!
Из коридора послышались громкие голоса, и сёстры Жана увлекли Офелию за собой. Подле лестницы стоял седой мужчина, немного сгорбленный тяжестью времени, отчаянно сжимающий в объятиях счастливого Жана. Юноша улыбался сестрам и многозначительно указывал глазами на мужчину.
– Дедуля! Отпусти его, ты же задушишь моего единственного брата! – Ная кинулась оттаскивать дедушку от Жана.
– Он мой внук в первую очередь, выдержит, – дедушка рассмеялся, совсем как Жан, и захватил Наю.
– А у нас гости! – девчушка не унималась. – Подруга Жана! Офелия! Смотри, какая красивая.
Дедушка отпустил внуков и повернулся к дверям гостиной. Офелия улыбнулась ему и подошла ближе, чтобы поздороваться. Она уже немного осмелела, да и присутствие Жана добавляло уверенности.
– Добрый вечер, – негромко сказала она, протягивая руку дедушке.
– Ну, здравствуй, красавица, – мужчина тепло улыбнулся и посмотрел сначала на Офелию, остановился взглядом на заколке, а потом перевёл взгляд на Жана. – Молодец, что пригласил подругу.
– Ага, я знал, что никто не будет против.
– Мы же твоя семья, Жан. Да и девочка она хорошая, сразу видно.
Дедушка говорил так, словно здесь никого, кроме них с Жаном не было. И всем стало ясно, что настоящий разговор был вовсе не словесный, внук и дед разговаривали глазами, читали мысли друг друга. Из соседней двустворчатой двери раздался громкий голос Розы, звавший всех к ужину. Ная убежала вперёд, увлекая за собой дедушку, Дина медленно проплыла мимо Офелии, на ходу потрепав Жана по голове.
– Ну, как ты? Познакомилась с девчонками? – шепнул Жан, провожая Офелию в столовую.
– Ага… Они очень милые.
– Да ладно? Эта мелкая шкодница – милая? Офелия, у нас дома можно говорить так, как есть. Не бойся.
– Нет, я совершенно честно тебе говорю, что они очень милые. И вообще, вся твоя семья какая-то необычная. Но мне нравится у вас, – Офелия остановилась в дверях большой кухни-столовой.
Яркое, светлое помещение было занято гигантских размеров столом с одной стороны, и кухней с другой. Здесь пахло домашними пирогами, совсем как в пекарне у Лили, ещё чем-то невероятно вкусным, и Офелия вдруг поняла, что проголодалась. Стол, застеленный цветастой скатертью, ломился от тарелок с угощением. Из распахнутых окон веяло вечерней свежестью. Вокруг лампы, висевшей над столом, вились мошки. Каждый занимал своё место – во главе стола сидел дедушка, по правую руку от него Ивар и стоял свободный стул, предназначенный Жану. За ним расположилась Дина. С другой стороны стола, по левую руку от дедушки сидела женщина в возрасте, в тёмно-бордовом платье, с причудливой брошью в виде неизвестного цветка. Чёрные с проседью волосы уложены в пучок, а внимательные, бледно-голубые глаза, как у Жана, сосредоточенно изучали Офелию. Рядом с бабушкой на стул опустилась Роза, отбросив фартук на подоконник, Ная уже давно сидела на своём месте и ёрзала. Жан проводил Офелию к столу и усадил на почётное гостевое место – ровно напротив дедушки. От неё не укрылось, как бабушка, вскинув бровь, задала немой вопрос внуку, и как Жан легко улыбнулся.
– Так! Раз все собрались наконец-то, и наш Жан вернулся домой, то можно приступать к праздничному ужину, – громко провозгласил Ивар и встал, чтобы открыть вино.
– Папа, скорей давай, есть очень хочется! – выпалила Ная.
– Милая, терпение. Сейчас я тебе всё положу. Но первый кусок, ты же знаешь, для дедушки, – Роза тоже встала и принялась хлопотать, раскладывая еду в тарелки. Офелия порывалась помочь, но Дина строго покачала головой – она гость. Тарелка заполнялась едой, и Офелия начала переживать, что не сможет съесть всё, что ей положили. Еда была простой, но аппетитной и ароматной – молодой картофель, присыпанный зеленью и политый маслом, запечённое мясо, овощи, разные соусы и соленья. И даже – домашний хлеб. Она не удержалась и понюхала его – так уютно пахнуть может только хлеб, приготовленный с любовью. Ей вспомнилась Лили и её булочки, и едва заметная улыбка заиграла на лице.
– Бабушка! Офелии нравится твой хлеб, – крикнула Ная. Офелия торопливо положила кусочек на тарелку.
– Он очень вкусно пахнет и напомнил мне кое-что…
– Не думай даже ничего объяснять, – заговорила бабушка. Голос её звучал тихо, словно сливки, лившиеся из кувшина. – Если вкусно и нравится, то ешь. Это лучшая награда повару – аппетит у едоков. Только вот незадача, – женщина обратилась к Жану, – почему наша гостья такая печальная, на ней лица нет, хоть она и пытается улыбаться и быть вежливой. Не ты ли её обидел?
– Нет, бабуль. Как ты могла такое подумать? – возмутился Жан.
– От вас, мальчишек, можно ожидать что угодно, – парировала бабушка и снова строго посмотрела на внука.
– Офелия поругалась с отцом. Поэтому и расстраивается. Сидела одна и грустила. Поэтому я и решил её забрать к нам, нельзя грустить в одиночестве, да ещё в столь поздний час, далеко от дома.
– Ух ты! Она сбежала из дома? – Ная даже подпрыгнула на стуле.
– Не может быть, Офелия не такая, – вступилась за девочку Дина.
– Погодите, дайте Жану договорить, – вмешался Ивар.
– Не сбегала она из дома, – рассмеялся Жан. – Просто слишком поздно отправилась гулять.
– Помню, и я когда-то уходила погрустить на берег моря, – задумчиво протянула бабушка.
– А я в дальний угол сада, к розам, – вторила ей Роза.
И все заговорили разом, вспоминая юность. Ная постоянно влезала в разговор, уточняя детали и громко удивляясь, Дина пыталась её осадить, дедушка грозился рассказать и парочку своих историй. Все смеялись, иногда с грустью посматривая друг на друга, видимо, представляя, какими они были много-много лет назад. Офелия внимательно слушала, не переставая удивляться простоте этой семьи. Никто не стеснялся показывать свои чувства, говорить о них открыто. Разве мог бы её отец рассказать о том, как сбегал из дома погрустить? Нет. Офелии даже казалось, что он никогда не ругался с родителями. Она переводила взгляд с Наи на Дину, на старших женщин, и видела, как все они похожи и насколько – разные. В этой семье все – как кусочки пазла, удивительно точно подходят друг другу, составляя полную картину. Они – целый мир. Жан поймал взгляд Офелии, и она прочитала в них вопрос: «Ну как тебе, весёлая семейка, да? Люблю их».
