Татьяна Алхимова
Море в облаках
Глава 6. Взрослая.
– Офелия! Проснись же! – Мартин трепал дочь за плечо.
– Что? В школу только завтра, – пробормотала Офелия и повернулась на другой бок.
– Ты в курсе, который час? Уже двенадцать, ты не заболела? – отец не успокаивался.
– Со мной всё нормально! – разозлившись, Офелия резко села и строго посмотрела на отца. – Могу же я просто поспать чуть дольше обычного?!
– Можешь, конечно, – стушевался Мартин. – Только… Ладно, сам разберусь. Обед как обычно, будет после двух.
Отец отпустил Офелию и вышел, осторожно закрыв дверь. Она поняла по его шагам, опущенным плечам и грустному взгляду, что он обиделся: дочь никогда не позволяла себе такой резкости по отношению к отцу. Сейчас его беспокоило состояние Офелии, и это совершенно объяснимо. Ранняя пташка, она только в моменты болезни могла проспать почти до обеда.
Офелия поднялась, накинула халат, чтобы добраться до ванной, но услышала звонок. Точно! Это наверняка Лили! Никто так и не сходил за хлебом. Она бросилась к двери спальни, надеясь опередить отца. Но остановилась у поворота к лестнице. Мартин уже стоял внизу и переговаривался с Лили:
– Офелия заболела? – тихо спрашивала женщина, передавая корзину с хлебом.
– Нет, – грустно протянул Мартин. – Просто спала.
– Когда такое бывало? Что-то случилось, может? – голос Лили звучал беспокойно.
– Боюсь, что да… – голос отца стал ещё тише, и Офелия напряглась, чтобы разобрать слова. – Заходила соседка с утра, ждала меня с дежурства. Говорит, что видела, как Офелия около полуночи возвращалась домой. Одна. Со стороны садов. Страшно представить, где она была и с кем. Не могу поверить, что она гуляла в такой поздний час одна!
– Ох… – Лили помолчала пару секунд и продолжила уверенно, – знаешь что? Офелия – благоразумная девочка. Допустим, она была не одна. Вспомни, сколько ей лет? Не думаю, что твоя дочь совершила что-то из того, о чём ты тревожишься. Офелия не такая. Почему ты вообще позволяешь себе такие мысли?
– Да потому что её легко обмануть! Она такая наивная, всё мечтает о чём-то. А этот мальчик, который ей якобы пишет письма? За столько лет я ни разу его не видел. Настоящий ли он вообще? Может, это какой-нибудь маньяк? – Мартин стал повышать голос в волнении и тревоге.
– Хватит говорить глупости! Просто возьми и поговори с дочерью. Девочка растёт без матери, кто должен ей рассказать об опасностях мира и отношений с мальчиками? – Лили не было видно, но Офелия легко представила, как женщина упирается руками в свою пышную талию и негодующе смотрит на Мартина. Действительно! Почему бы им просто не поговорить?
Офелия выскочила на лестницу и громко, с обидой в голосе произнесла:
– Жан настоящий! Он гораздо более реальный, чем все вы! И с ним интересно! Он понимает меня! И не будет, как старшеклассники смеяться надо мной, курить за школой и обманывать пятнадцатилетних девчонок! Думаете, я ничего не знаю? Да я уже совсем взрослая! – от досады она разошлась не на шутку, но не могла остановиться. – И я вижу, как вы смотрите друг на друга! Лучше бы говорили не со мной. Разберитесь в своих отношениях и чувствах, а потом учите меня! Папа! Мама бы наверняка хотела, чтобы ты был счастлив, чтобы я была счастлива. Лили очень добрая, а ты… Ты!
Задохнувшись от накативших чувств, Офелия махнула дрожащей рукой и бросилась в ванную. Она включила воду, чтобы никто не слышал, как рыдания вырываются из груди, и опустилась на пол. Не слышала Офелия и того, как отец побежал за ней, но на полпути был остановлен Лили. Она участливо вернула его в коридор и увела на кухню.
«Да как же он не понимает? И не верит мне… Почему?» – думала Офелия, снова роняя горькие слёзы. Ей было стыдно плакать: за последний год она пролила столько слёз, сколько не наберётся за всю её короткую жизнь. Неужели отец никогда не испытывал ничего подобного, никогда не возвращался домой поздно без предупреждения? Почему именно так, недоверием и подозрениями, он пытается показать свою заботу? Разговаривать про мальчиков? Стыдно…
Офелия представила, что на месте Мартина оказался Ивар. Сильный, смелый мужчина. Как он смотрел на дочерей – с любовью, заботой. Он никогда бы не допустил таких мерзких мыслей в их сторону. Потому что доверяет. А её отец? Никогда не знаешь, что у него в голове. Он даже не может прямо поговорить с Лили! Думает, что Офелия будет против. И даже не спросил об этом! Отец – трус. Она злилась всё больше. Сильнее, чем недоверие отца, её злило то, что он считал Жана ненастоящим. Просто потому, что никогда не видел. В интернете люди, когда переписываются, вообще могут никогда не узнать, с кем общаются. Может быть, им отвечает бот или искусственный интеллект, но это отец считает нормальным! Наверное, он был бы рад, если бы Офелия сидела дома за компьютером, переписывалась в мессенджерах и ни в коем случае не выходила на улицу. Как раньше. А если и выходила, то только с проверенными людьми, которых одобрил отец. Но даже он не мог знать, кто они такие на самом деле! Никто вообще ничего не знает ни о ком. Каждый человек – загадка и невидимка для другого, даже если они прожили вместе так много лет, как Офелия и Мартин. Он растил её с младенчества и теперь совершенно не узнает собственную дочь.
Страшная догадка поразила Офелию. Она перестала плакать, умылась и, выключив воду, посмотрела на себя в зеркало. А что, если Жан – действительно не существует. Что, если её слишком развитое воображение сыграло такую злую шутку? А письма, вдруг их пишет отец? Чтобы дочь всегда была привязана к этому месту, чтобы не смотрела на других мальчишек. Нет. Офелия помотала головой.
– Не может быть. Жан настоящий. Всё настоящее. Я не сплю. У меня не бред. Нет!
В отчаянии она посмотрела на свои руки и ущипнула себя. Больно. И с другой рукой то же самое. Просто Жан, он… Кто он? Откуда? Как она могла спокойно пойти с ним к совершенно незнакомым людям, почти ночью? Отец прав. Офелия слишком наивная, слишком доверчивая. Она отвернулась от своего отражения. Автоматически захватила расческу и принялась водить ей по волосам. «Что же теперь будет?» – в смятении думала она, ощущая свою вину перед отцом. Нет, Фелия не осознавала её в полной мере, но волна ещё детского стыда за проказу тревожила сердце.
– В конце концов, я не сделала ничего постыдного! – в сердцах заявила Офелия сама себе и решительно вышла из ванной.
В доме царила тишина, привычная для выходного дня. Только из кухни доносились осторожные голоса. Офелия спустилась в коридор и свернула по направлению голосов. За большим обеденным столом сидела Лили, отец стоял, опершись на столешницу. Руки его были сложены на груди, а лицо выражало десяток эмоций сразу. Лили спокойно объясняла ему что-то и резко замолчала, когда Мартин кивнул на дверь.
– Я пришла поговорить, – смело сказала Офелия, пытаясь не выдать своего волнения. Ноги у неё стали ватными, лёгкими как облака, и она с трудом переставляла их. Перед глазами темнело.
– Вот как, – сухо ответил отец.
– Да. Не хочу, чтобы ты обвинял меня в том, чего я не делала, – она почувствовала, как к горлу снова подкатывает ком обиды. – Мне пятнадцать! И я знаю довольно много из того, что должна знать в этом возрасте. Но гораздо меньше, чем мои одноклассницы.
– И что с того? Разве это оправдывает тебя? Разве эти факты могут как-то объяснить твоё отсутствие дома в ночное время?
– Мартин! – возмутилась Лили. – Не говори так с Офелией.
– Я сам разберусь, как с ней говорить! Ты предлагаешь мне быть с ней мягче. Чтобы что? Посмотри, ей даже не стыдно!
– А мне нечего стыдиться! – выпалила Офелия. – Я ничего такого не сделала! Да, задержалась. С кем не бывает! Кто в пятнадцать лет не уходил погрустить в укромное место?
– Это где ты такого понабралась? Мифический Жан наговорил, да? – отец явно терял терпение. Лили напряглась и открыла было рот, чтобы сказать что-то, но Офелия её опередила.
– Никакой он не мифический! Знаешь, почему ты его никогда не видел?! Да потому что ты всегда чем-то занят! То у тебя работа, то командировка, то ещё что-нибудь! Ты даже на море со мной ни разу не сходил! Сидишь, читаешь свои книги, и всё! Тебе плевать на меня, на нашу с тобой жизнь. Вот что! И да, Жану понравилось моё платье!
– Офелия, детка… – Лили удивлённо смотрела на девочку. Она могла понять её чувства, но боялась вмешиваться в отношения между отцом и дочерью. Имеет ли она право давать советы? – Послушай меня… Пожалуйста.
– Не надо, Лили. Ты видишь, она решила восстать против меня. Считает себя достаточно взрослой, чтобы говорить мне гадости. Какой-то Жан стал важнее отца! На море я с ней не хожу. А я, между прочим, откладываю деньги на учёбу. Помогаю родителям. И вообще! Я – врач, в конце концов. Это не самая простая работа. Имею право хоть на каплю уважения от своей дочери. Скажи, Лили, разве я плохой отец? У Офелии есть всё, что необходимо девочке её возраста. Но ей нужно ещё что-то, чего я не могу дать.
– Извини, Мартин! – тут уже разозлилась Лили. – Можешь. Я удивлена тем, что говорит твоя дочь. Ты же тревожился о том, что она редко выходит из дома и не дружит с одноклассниками, а сам даже на море ни разу с ней не выбрался? Лет с семи она одна бродила по утрам среди пустых улиц, приносила домой хлеб, болтала с соседями. И тебя не тревожило ничего? А теперь, когда девочка взрослеет, ты вдруг накинулся на неё с обвинениями? Да, она поступила крайне неблагоразумно и даже – опасно. Но разве ушла бы она грустить ночью далеко за город, если бы всё у вас в семье было хорошо? Нет. Я уверена, что нет. И кем бы ни был этот Жан, проблема явно не в нём. Ты, Мартин, просто боишься. Боишься, что твоя дочь вырастет и уедет. И тогда ты останешься один! Потому что боишься даже со мной поговорить откровенно! А ведь Офелия совсем скоро действительно уедет от тебя, а потом и замуж выйдет! И ты будешь устраивать ей такие глупые сцены?
Все молчали, изумленно глядя на Лили. Офелия никак не могла понять свои чувства: женщина поддержала её, но и мимоходом пожурила. И как смело высказала всё отцу. Никто бы не сказал лучше. «Здорово, когда в семье есть мама» – подумалось Офелии. Лили сейчас выступала проводником между отцом и дочерью. Как взрослая женщина, она понимала чувства Мартина, а как выросшая девочка – знала, что испытывает Офелия.
– Спасибо, Лили, – прошептала она. – Я знаю, что было опасно идти так далеко одной, ночью. Но на холме меня встретил Жан. Случайно. А с ним ничего не страшно.
Она решила промолчать о том, что была вместе с Жаном у него дома, хоть и почувствовала укол совести. Но если сейчас рассказать всё – то скандал не закончится никогда. Мартин стоял красный и немного растерянный.
– Мне нечего сказать. Пожалуй, я действительно не представляю, как надо воспитывать дочь. И как разговаривать с тобой, Лили.
– Просто будь честным. Вот и всё. И смелым, – Лили встала, подошла к Офелии и слегка обняла её. – Думаю, дальше вы поговорите без меня. Если что, ты всегда можешь обратиться ко мне. С любым вопросом. Даже самым стыдным. Поняла? Ты умная девочка, береги себя.
– Поняла, – Офелия кивнула и проводила Лили до дверей.
– Забеги потом как-нибудь, расскажешь мне про своего друга. Хорошо? – на прощание шепнула Лили.
– Хорошо. А вы пригласите папу на чай. Ладно? Вы ведь нравитесь ему, – в свою очередь, шепнула Офелия.
– Обязательно, – женщина улыбнулась и торопливо пошла вниз по Садовой улице.
Весь день в доме царило обиженное молчание. Офелия считала, что сказано достаточно. Ей хотелось бы извиниться, но оскорбительные слова отца постоянно звучали в голове, не позволяя сделать первый шаг к примирению. Мартин обдумывал то, что сказала Лили. Считать себя правым, более опытным, взрослым – гораздо удобнее. Извиняться перед юной девочкой, совершившей не самый хороший поступок? Это было выше его сил.
Офелия не спустилась к обеду и ужину. Она поджидала момент, когда Мартин уходил из кухни, быстро забегала туда, брала кое-какую еду и снова возвращалась к себе. Всю вторую половину дня провела за рисованием. Сегодня рисунки выходили мрачными: дракон побеждает рыцаря, красавица грустит у реки, бесконечные чёрно-белые абстракции, которые Офелия скидывала на пол.
Завтрашний день начнёт последний учебный год в школе. Сложно было представить, что ждёт юную девушку в будущем. Но Офелия пыталась: она видела себя успешной художницей, рисующей иллюстрации к книгам, красивой, лёгкой, не такой, как отец и другие взрослые. Даже не такой, как Лили. Конечно, она будет решать проблемы быстро и просто, у неё будет много друзей и каждое лето непременно она будет возвращаться сюда, в этот маленький городок, чтобы искупаться в море и увидеться с Жаном. Снова Жан… Зачем она поцеловала его так смешно, совершенно по-детски? Наверняка он ждал совершенно не этого. Когда она вспоминала его объятия, то забывала обо всём на свете, сердце замирало, а потом стремительно неслось навстречу неизвестности. За край моря.
Офелия отбросила карандаш и повернулась к окну. Темнело. Она потеряла счет часам. А на подоконнике тем временем белел конверт. В один миг сердце Офелии, бросив безрассудное падение, подскочило к самому горлу и подтолкнуло её к письму. Красивым, хорошо знакомым почерком на конверте было выведено «Фантазёрке».
«Снова здравствуй, Офелия.
В этот раз я решил написать тебе первым.
Вчера мне не хотелось рассказывать никаких историй, но я обещал. Только, пожалуйста, не отвечай мне, пока не прочтёшь всё до конца. Это важно.
Новый учебный год будет и для тебя, и для меня очень важным. И как сложится дальнейшая жизнь – неизвестно. Поэтому я хочу успеть рассказать тебе нечто важное. Пусть ты не поймёшь этого сейчас, но когда-нибудь, возможно, спустя годы…
Ты – чудесная мечтательница и фантазёрка. Но жизнь – реальна. Помни об этом.
А теперь, история для вчерашнего вечера.
Далеко-далеко, на другом краю Земли, где ветра дуют с юга на север, где приливы такие сильные, что рыбаки вытаскивают лодки на берег почти к самым домам, жила пара добрых людей. Добрых, но молчаливых. Они считали слова излишними, не стремились нарушать тишину. И слушали. Каждое утро и каждый вечер выходили эти двое к дому и стояли прислушиваясь.
Моряки и другие жители прибрежной деревушки сторонились их: мужчину и женщину. Одетые в простые одежды из домотканого полотна, с чистыми, ясными глазами и тёмно-каштановыми волосами, они иногда казались каменными изваяниями. Мужчина изредка выходил в море на крошечной лодке, выкрашенной белой краской, а женщина плела сети, вязала воздушные пуховые шали и раздавала их просто так.
Что они слышали и для чего слушали – никто из жителей не знал, а спрашивать боялись. Да и ни к чему лезть в чужую жизнь. Забот у рыбаков и их семей хватало с излишком, чтобы ещё переживать за соседей. Детей у этой пары не было, и многие старушки считали, что именно это послужило отстраненности.
Однажды погожим летним вечером, мужчина ушёл с другими рыбаками в море. Гладкая сверкающая водная гладь обещала спокойную ночь, хороший улов, а значит, несколько дней сытой жизни. К утру вернулись все, кроме молчаливого человека. Его жена не проронила ни слезинки, только каждый день выходила к морю и ждала. Все думали, что она горюет, пытались поговорить. Но безуспешно. Женщина мотала головой и продолжала смиренно сидеть на берегу.
Спустя неделю, к берегу прибило белую лодку. Рыбаки помогли вытащить её – внутри никого не было, только маленький полотняный мешочек, который женщина спрятала в карман своего белёсого платья.
Спустя год вокруг её скромного дома в три окошка, разросся сад. Кусты смородины и малины буйно цвели под окнами, кое-где торчали кривые юные вишнёвые и персиковые деревца, а под ними разноцветными радужными пятнами раскинулись клумбы.
Вся деревня: женщины, дети и даже рыбаки-мужчины приходили посмотреть на такую красоту. Спрашивали у женщины, как ей удалось вырастить сад всего лишь за год. Но она только улыбалась и ничего не говорила».
Письмо окончилось неожиданно. Офелия успела живо представить красивый сад, милую женщину (почему-то она была уверена, что женщина очень милая, добрая и нежная), синее море и запах рыбы в деревушке. Но волшебство закончилось со строками письма. Ни слов прощания, ничего. И такое странное, со странным налётом грусти, приветствие.
Как же хотелось Офелии написать Жану. Будто она могла прикоснуться к нему через строки. Но он просил ничего не писать. И она принялась рисовать. До глубокой ночи сидела за столом, выводя карандашами очертания берега в свете луны, подбирая цвета для клумб. И невольно вспоминала дом Жана. Светлый, уютный, готовый радушно принять незваную гостью в перешитом платье и с заколкой из ракушек.
В дверь постучали.
Мартин заглянул внутрь и попросил Офелию ложиться спать. Завтра первый учебный день. Она кивнула и стала собирать рисунки. Время неизбежно идёт вперед. Хочешь ты или нет, но завтра наступит в любом случае.
Потянулась череда ещё тёплых осенних дней. Через месяц-полтора городок накроют серые дожди, и тогда Офелия будет ждать зиму. А пока – школьные будни. После занятий она стала забегать в гости к Лили, пила чай с булочками и рисовала у окна. А после помогала убираться на кухне, училась делать заготовки для пирогов и хлеба на следующее утро. И много, очень много болтала с хозяйкой. С ней оказалось легко и просто, гораздо легче, чем с отцом. Женщина внимательно слушала и никогда не давала непрошеных советов. Она рассматривала рисунки Офелии и выбирала лучшие, на её взгляд. Ей действительно было интересно, откуда берутся сюжеты и что означают странные абстракции, то похожие на облака, то на лабиринты.
Всё остальное время занимала учёба и подготовка к экзаменам. Офелия твердо решила поступать в художественный колледж и очень много трудилась, изучала литературу, даже уговорила отца нанять педагога, который согласился бы заниматься с ней через интернет.
Иногда в пылу учебного азарта, Офелия забывала про то, как ждёт письмо от Жана. Она вообще старалась отгонять от себя мысли о нём как можно дальше, всё больше утверждаясь в идее о том, что он – ненастоящий.
Тёмным октябрьским вечером порыв ветра распахнул окно. Офелия недовольно отбросила книгу, которую читала к уроку литературы, и поднялась, чтобы закрыть створки. Дождь уже успел намочить шторы и конверт. Да, на полу лежал конверт. Она уже и не ждала ничего – как-то легко забывалось лето, его волнения и обещания. Офелия взяла мокрый конверт и вернулась на кровать. Сиротливо сидела она, рассматривая расплывшиеся буквы. Ей было стыдно. За то, что не ждала, как раньше, что слишком увлеклась учебой и общением с другими людьми. Невольно Жан оставался где-то на обочине её детства. Но ведь она так хотела взять его с собой в юность, в будущее, а повинуясь воле отца, его не озвученным желаниям, отодвигала лучшего друга на задворки памяти, в фантазии и мечты.
«Привет, милая Офелия.
Помнишь, как мы когда-то, словно в прошлой жизни, играли в мяч на поляне? А светлячков в фонаре помнишь?… Я люблю вспоминать тёмными осенними вечерами о чём-то тёплом и важном. И ты не забывай, Офелия. Надеюсь, предыдущее письмо лежит у тебя в коробке на самой верхней полке шкафа (тут Офелия вздрогнула и покосилась на шкаф – письмо действительно лежало там, вместе со всеми остальными) и ты помнишь, чем закончилась первая часть истории. Я продолжу.
Чудесный сад той самой женщины, молчаливой и доброй, разрастался. Кустарники и деревья приносили плоды, которые безвозмездно раздавались всем желающим. Жители жалели женщину, пытались ей помочь, и она всегда принимала помощь. С благодарностью.
Одним погожим летним вечером, после дождя, жены рыбаков увидели женщину на берегу – она доставала что-то из воды. Конечно, они бросились ей на помощь. Общими усилиями им удалось вытащить на берег крошечную лодочку, в которой лежал ребенок, завёрнутый в тёплую цветастую шаль. Новорожденная девочка молча смотрела на женщин. Великий дар моря!
– Моя Роза… – прошептала женщина. И все остальные посмотрели на неё с удивлением. Первые слова за столько лет!
– Вы говорите? Неужели? Слава Богу! – заговорили наперебой жены рыбаков. – Как ваше имя?
– Спасибо, что помогли мне, – ответила женщина, прижимая к себе малышку. – Моё имя Иная. А это – моя дочь, Роза. Её подарило мне море в обмен за долгую и верную службу. Каждый день мы с мужем слушали море, выполняли его просьбы и ждали.
– Она, похоже, тронулась умом, – шептали женщины, но радовались долгожданному счастью. Все знают, что дети – цветы жизни. А у Инаи были сотни цветов, да все не те.
Девочка росла быстро, была послушным и весёлым ребенком. Вокруг неё всегда суетились другие дети. Она затевала игры, соревнования и всегда могла помирить кого угодно. Иная больше не молчала и лишь изредка уходила слушать море. Сад по-прежнему цвёл и давал плоды. Жизнь неизменно шла вперёд. День за днем, год за годом.
Скоро Роза отправилась в школу. Белые кружевные банты ей невероятно нравились, она каждый день просила мать заплетать её длинные каштановые волосы в косы. Училась девочка прилежно, очень старалась и всегда приносила домой благодарности учителей. Простая, чудесная жизнь не омрачалась ничем. До тех пор, пока Роза не стала взрослее.
Иная стремительно старела и боялась, что не успеет поставить дочь на ноги, дать ей образование. За садом ухаживать становилось труднее, и Розе приходилось много времени проводить дома, чтобы помогать матери. Она видела, как силы покидают Инаю, как часто женщина стала молчать и уходить слушать море. Иногда в моменты особенной грусти, после тяжёлого и трудного дня, Роза или сидела в дальнем углу сада, или сбегала к морю, к тихой спокойной бухте, где не было рыбацких лодок и сетей, куда никто не приходил без надобности, и долго сидела, пытаясь услышать, о чём шепчет прибой».
Снова письмо оборвалось неожиданно. Это так было не похоже на Жана, что Офелия даже немного расстроилась. История казалась ей нестерпимо грустной, далёкой от всего того, о чём раньше рассказывал Жан. Он словно прощался, хотя никаких прямых намеков и не было. Наоборот, в последний день лета он обещал ждать. Но чего?
Офелия отложила письмо и задумалась. Раньше было здорово и весело ждать новой встречи, предвкушать веселье и приключения. Но теперь? Что ждёт она сама и что – Жан? Решив тогда, на берегу, что она влюбилась в друга, Офелия сама себе отрезала пути к отступлению. Как определить любовь? Разве это то же самое чувство, что она испытывает к отцу, например? Понятно, что нет. Родители Жана точно любят друг друга, поэтому они вместе, у них дети, семья. А Офелии всего пятнадцать. И пока она достигнет того возраста, когда девушки обычно выходят замуж, всё может ещё поменяться сотню раз. Да уже сейчас она не такая, какой была летом. Через год или даже два – Жан был прав – она сама не сможет себя узнать. Есть ли смысл ждать чего-то? И можно ли влюбиться один раз и навсегда? Они – люди из разных миров, ей всегда было трудно понять истории юноши, но он видел её насквозь. Незримо Жан каждый день присутствовал в её жизни, будучи далеко отсюда. За краем моря или где-то ещё. Кто же он такой на самом деле?
Сложно. Всё вдруг показалось Офелии слишком сложным. Отношения с отцом, учёба, планы на жизнь и даже само будущее казались такими близкими и странными. Будто она смотрела в книгу и не понимала слов, хотя знала буквы. Ей захотелось спрятаться от всего этого, не пускать новое в свою жизнь. Почему нельзя сделать как в сказке? Всего лишь сказать волшебную фразу «они жили долго и счастливо», а дальше закрыть книгу и… И что? Офелия забралась под одеяло, укрылась с головой и постаралась не думать.
Почему ещё год назад жизнь была такой простой и беззаботной? Нужно было только прилежно учиться, быть послушной, плести косы, рисовать, купаться в море и болтать с Жаном. Теперь же надо разговаривать с отцом на сложные темы, разбираться в своих чувствах, строить планы на будущее и много, очень много трудиться, чтобы занять своё место в этом мире. Сейчас Офелия понимала, что не хочет никакого своего места, ей хорошо здесь, в образе маленькой девочки из крошечного городка с узкими улочками и оранжевыми черепичными крышами. Как жаль, что придётся покинуть это родное место. Возможно, она никогда сюда больше не вернётся. Ну, разве что станет приезжать на каникулы, а потом – в отпуск. Нет. Это слишком. Офелия чувствовала, как горечь скорой утраты, горечь расставания с уютным волшебным детством подбирается к её шее, душит её и заставляет плакать.
Она вспомнила, как Жан терпеливо ждал, пока она не прекратит заливаться слезами, как заботливо гладил её по голове, и тихо всхлипывала в подушку. Хочет она того или нет, но время не остановить. Можно сколько угодно мечтать об этом, представлять волшебные истории, но ничего не изменится. Офелия слышала, как стучит дождь за окном, как сыпятся сообщения на телефон с противным тренькающим звуком, и ещё сильнее куталась в одеяло. Пусть всё останется как есть хотя бы сейчас, в этот вечер. Она, как Роза из истории Жана, хочет побыть одна на берегу, в защищённой со всех сторон бухте. Как в детстве. В том самом детстве, где есть тёплые руки отца, пушистые мордочки мягких игрушек и ласковый морской бриз.
С этого серого осеннего вечера жизнь Офелии словно поделилась на две части, да и сама она чувствовала себя не совсем собой. Утром она училась в школе, весело болтала с одноклассницами, понимая, что теперь они – старшеклассники. После школы всё так же бегала к Лили, чтобы помочь и порисовать. А вечера проводила в своей комнате за занятиями, изредка спускаясь к отцу в гостиную, чтобы выпить чаю и посмотреть очередной популярный фильм. Разговоры с Мартином не клеились: в основном обсуждали успехи в учёбе и поступление в колледж. В те редкие вечера, когда Офелия уходила с друзьями гулять, Мартин терпеливо ждал её на кухне, стараясь не выдавать своё беспокойство. Но дочь никогда не опаздывала, всегда рассказывала о том, как прошёл вечер, нарочито прилежно и подробно. Тому самому однокласснику, который весной приглашал её в кафе, она отказывала во встречах, непременно сообщая об этом отцу. В общем, старалась быть идеальной дочерью. Давалось ей это с огромным трудом, потому что она перестала чувствовать себя настоящей.
И когда отец засыпал, а дом погружался во тьму, Офелия выбиралась из постели и уходила на чердак. Сидела там, среди старого хлама, и смотрела в окно. Ей представлялось, что вокруг не коробки с детскими вещами и старыми книгами, а сухая летняя трава, а над ней не шумная черепичная крыша, а любимое дерево. Где-то далеко, ближе к горизонту, шумит море и сейчас, стоит только моргнуть, появится Жан, принесёт светлячков или тугой мяч, и можно будет забыть обо всём, просто радоваться жизни. За долгие осенние месяцы Офелия успела перечитать все письма, выучить их наизусть и нарисовать в свете фонарика сотню рисунков. На них оживали истории Жана и иногда всё так же появлялись далёкие, неизвестные миры, где вместо цветов растут звёзды, где с неба вместо снега падает цветочная пыльца, а разноцветные ракушки никогда не рассыпаются в прах. Насколько легче было бы, если бы Жан сейчас держал Офелию за руку. Как десятки раз до этого – перед прыжком в реку, с обрыва, да и всегда, когда ей нужна была поддержка.
День за днем, некогда веселая и улыбчивая девочка, превращалась в серьёзную и закрытую ото всех юную девушку. Спасаясь от одиночества, она всё больше погружалась в творчество – рисовала каждую свободную минуту. И снова Мартин вспомнил свои переживания о том, что его дочь мало общается со сверстниками. Теперь он понимал слова Лили и постоянно обращался к ней за советом – подросток не должен постоянно сидеть дома, она должна учиться жить, взаимодействовать с людьми. Но Лили успокаивала его утверждениями о том, что с Офелией всё хорошо. Просто сейчас у неё сложный период и ей просто нужно тепло, любовь и поддержка близких. Скорее всего, говорила Лили, девочка тревожится из-за скорых изменений в жизни, а кроме того – наверняка безответно влюблена, как это часто бывает в таком возрасте.
Почти в середине зимы пришло ещё одно письмо от Жана. И в этот раз Офелия долго не решалась его открывать. Она помнила каждое слово из двух предыдущих писем и хотела узнать продолжение истории. Хотела, чтобы она поскорее кончилась, чтобы задать Жану сотню вопросов.
«Привет, Офелия.
Пишу редко, на то есть причины. И вообще, думаю, что стоит прекратить нашу переписку хотя бы на время. Мне кажется, что тебе сейчас нужно сосредоточиться на другом. Я знаю, как ты ждёшь моих писем. Это хорошо и приятно, но ведь есть и другая жизнь. Та, что рядом. И я боюсь, что ты снова прячешься от неё, как и раньше. Постараюсь закончить историю в этом письме.
Так вот, Роза иногда уходила на берег моря. Ты же помнишь?
В один из тихих осенних вечеров, когда она снова сидела и слушала море, её покой нарушил мальчишка. Он вылез из воды, мокрый, лохматый и крайне шумный. Он весело помахал ей рукой и, даже не спросив разрешения, сел рядом.
– Привет! – громко сказал он ей. – Чего грустишь?
– Я не грущу, а слушаю море, – ответила ему Роза.
– И что же оно говорит?
– Ничего.
– Тогда зачем слушать, если оно ничего не говорит? – мальчишка взлохматил волосы, отчего брызги разлетелись в разные стороны.
– Просто так! Это мой берег, ты мне мешаешь, – Роза была недовольна таким бесцеремонным поведением мальчишки.
– Как это – твой? Он общий, как и море. Но если я тебе мешаю, то могу и уйти, – мальчишка фыркнул обиженно. – Такая красивая девчонка и такая вредная!
– Ничего я не вредная!
– Ага, говори-говори! Выгоняешь мокрого человека обратно в море. Обсохнуть мне не даёшь.
– Зачем ты вообще полез купаться в такой час?
– Я не купался. А доставал жемчужины. Вот, смотри, – он запустил руку в карман и вытащил оттуда горсть жемчуга.
– Ого! Какая красота! Я и не знала, что у нас тут есть жемчуг! – Роза широко раскрыла глаза и с изумлением смотрела на ладонь мальчишки.
– Это не у вас, а у меня… К вам меня случайно течением занесло. С такими приливами сложно справиться. Сейчас вот обсохну и поплыву обратно.
– Не понимаю…
– И не надо! Потом как-нибудь расскажу. Тебя как зовут, красавица? – весело улыбнулся он.
– Роза…
– Какое красивое имя! У моей мамы в саду растут розы, они невероятные!
– А тебя как зовут? – в свою очередь, вежливо спросила Роза.
– Ивар, конечно.
– Почему, конечно?
– Странно просто, что ты не знаешь, раз слушаешь море.
– Наверное, оно мне просто не хотело ничего говорить… Вот маме и папе оно всегда о чем-то рассказывало, а мне пока никак не удаётся услышать.
