Тигрис Рафаэль
Крушение империи
– А вот тебе разгадка. Парень сказал своей возлюбленной два слова: «толкни меня». Она не сделала этого, потому что любила его. А я не люблю тебя. Я тебя отталкиваю. Ты хотел предать меня, а предательство никому не прощается. Забудь обо всём, что было между нами.
Она повернулась и быстро вышла, а Аллаэтдина вновь отвели в погреб и заперли. Как только за ним захлопнулась дверца, Роман с улыбкой обратился к Соломону:
– Быстро верни обратно Льва. Скажи ему, что театр окончен, пусть возвращается.
– А к чему такой розыгрыш?– поинтересовался с недоумением старик Сократ.
– Хочу подпортить некоторым ретивым архиепископам репутацию, чтоб не дарили впредь христианских девушек султану, – ответил Роман.
Все спешно готовились в дорогу. Витязи, выстроившись во дворе, обхаживали коней, подтягивали сбрую. Старик Сократ, одетый в щёголеватый кафтан ншанджи, запрягал лошадей в доверху заполненную повозку с домашним скарбом. Когда всё было готово к отъезду, он подошёл к соседскому двору и кликнул Ибрагима. Тот, хромая, вышел во двор и подошёл к своему соседу.
– Ну, Ибрагим, принимай хозяйство, – торжественно произнёс старик Сократ.
Ибрагим зашёл в пустой дом, огляделся и довольный вышел обратно во двор.
Сократ вручил ему ключи и сказал:
– Захочешь спуститься в погреб, приставишь лестницу. Будь осторожен, не свались, погреб глубокий.
– А мне нечего туда спускаться. Это за меня сделают мои сыновья.
– Да, чуть не забыл, – добавил Сократ, – там, в погребе, у нас живёт домовой.
– Как домовой?
– Ну домовой. Вроде джинна. Ты его пока не выпускай до вечера. А то он хочет с нами уехать, а мы не желаем его брать с собой.
– Джинн? У тебя в погребе остался джинн?
Лицо Ибрагима вытянулось от изумления.
– Не надо мне никакого джинна! Забирайте его с собой! – запротестовал он.
– Нет, ты его не бойся. Он парень добрый и мало шумит. Но только страшный зануда. Вот и решили его оставить тут.
– Прошу тебя! Не оставляй мне его! Я и так натерпелся за всю свою жизнь!
– Ну, если он тебе не нужен, приставишь лестницу и выпустишь.
– И он сразу уйдёт?
– Конечно, уйдёт. Но ты не будь дураком. Возьми сначала с него выкуп.
– У него и деньги есть?
– Полный кафтан золота. Но предупреждаю, он хитёр. Прикинется дворцовым ншанджи. Ты не верь ему. Он у нас большой выдумщик.
Ибрагим слушал Сократа, раскрыв рот от изумления.
– А ты не врёшь?
– Открой погреб и сам убедись. Только очень прошу, до вечера туда не заходи. Понял?
– Понял, понял, – понимающе произнёс Ибрагим, запирая дверь таверны на ключ.
Для него, простого чабана, Сократ был всегда большим авторитетом, а его слово было законом.
– Ну тогда, прощай друг. Может, больше не свидимся.
Два соседа сердечно попрощались, и весь отряд отъехал в направлении Константинополя. Когда таверна скрылась в дали, сидящие в обозе стали безудержно хохотать.
– Я с трудом себя сдерживал, – давясь от смеха, сказал Роман, – вот придурок. Поверил в эту околесицу. А ты, Сократ, молодец. Ни разу даже не улыбнулся.
– Ты знаешь, чего мне это стоило? – хохоча признался Сократ, – много я бы отдал, чтобы посмотреть на ншанджи, когда его будут выпускать вечером из погреба. Да, жаль, не суждено нам будет увидеть эту сцену.
– Зато мы скоро увидим наш Константинополь,– произнесла Елена,– там меня ждут моя мать и дочка.
– У тебя есть дочь?– удивился Иосиф.
– Конечно, есть. Ей уже пять лет.
– Небось такая же красивая, как и ты?
– Ещё краше,– ответила с восторгом кокетка,– вы с Соломоном непременно приходите к нам в гости. А там и дочурку увидите. А то скучно, небось, жить всё время на судне?
– Придём непременно, если отец твоей дочки не будет против.
Елена только тяжело вздохнула в ответ.
– Её муж был мореходом и погиб вместе с судном во время плавания в Фессалоники, – печально промолвила Ирина, -с тех пор она ненавидит море и всё, что связано с ним.
– Разве можно ненавидеть море! Оно же прекрасно! – недоумевая произнёс Иосиф, который успел изрядно соскучиться по своему «Ангелу».
Ибрагим с сыновьями после вечернего намаза решили пойти наконец в таверну. Он открыл дверцу погреба и прислушался. Из темноты послышался какой-то шорох.
– Есть здесь кто?– крикнул он.
– Есть, есть! – обрадовался турецкой речи ншанджи, – прошу тебя, подай мне лестницу!
– А ты кто такой?
–Я ншанджи его величества, – гордо сказал пленник, – а ну, чабан, вытащи меня отсюда.
– Правду мне говорил Сократ, что этот джинн будет прикидываться ншанджи, – сказал Ибрагим сыновьям и крикнул ему, – ты мне мозги не крути! Мы всё про тебя знаем!
– Что ты знаешь?
– Я знаю, что ты джинн. И нечего юлить.
– Какой джинн, придурок. Джиннов не существует. Я – ншанджи его величества. Сократ держит меня взаперти уже два дня.
– Ври, да не завирайся. Стал бы Сократ запирать дворцового чиновника у себя в погребе? Делать ему нечего? Хоть ты и хитрый джинн, но меня не проведёшь. Ибрагим таких, как ты, сотнями видал на своём веку.
Аллаэтдин понял, что не сможет уговорить чабана и решил поменять тактику.
– Ладно, я – джинн. Только выпусти меня отсюда.
Ибрагим хотел уже приставить лестницу, но потом опять передумал и сказал:
– А зачем мне тебя оттуда вытаскивать? Вдруг ты захочешь мне причинить зло? Нет уж, посиди там ещё.
Ншанджи понял, что влип основательно, и в отчаянии крикнул:
– Я тебе хорошо заплачу! Быстро подавай лестницу!
– А не верю тебе,– ответил Ибрагим, упиваясь своей властью над джинном.
Аллаэтдин, поняв что перед ним конченый идиот, бросил ему золотой византин.
– Ого,– удивился чабан, пробуя золото на зуб,– ты и вправду джинн. Бросай ещё, а то уйду и вернусь только через месяц.
Аллаэтдин в отчаянии выбросил всё имеющееся у него золото. Ибрагим с восторгом собрал монеты и произнёс:
– Воистину велик и мудр наш Сократ!
Затем он велел сыновьям спустить лестницу, а сам быстро выбежал из таверны. Ншанджи выкарабкался из погреба и в бешенстве выскочил во двор. Бледный, весь взъерошенный, в одежде старика Сократа – в таком виде он действительно походил на кого угодно, но только не на дворцового ншанджи. От его былого лоска не осталось и следа.
–Ты мне дорого заплатишь за это, вонючий скотник! – заорал он на чабана.
Ибрагим ничуть не сомневался, что перед ним представитель потусторонней силы. Он, который, кроме овечьих курдюков, больше ничего интересного в жизни не видал, запросто бы мог принять за сатану даже самого великого визиря.
– Вы посмотрите! Он напялил на себя одежду нашего Сократа! А ну, бей его, ребята, чтоб впредь не досаждал нам.
Чабан и его сыновья, вооружившись вилами и топорами, стояли в оборонительной позиции, окружив бывшего пленника со всех сторон, готовые забить его до смерти. Аллаэтдин понял, что если он будет так продолжать, эти люди его просто убьют. Ему ничего не оставалось делать, как по-быстрому удалиться и навсегда забыть дорогу в эту злосчастную таверну.
Селим со своим слугой Кяром по приказу великого визиря направился в Константинополь. Решено было, что он под видом заморского купца поселится в Галате и будет оттуда посылать различного рода информацию. В основном везиря интересовала степень обороноспособности города и количество находящихся там воинов. Кроме того, Селим должен был собирать различные слухи, которыми была так богата столица Византии. Такого рода обязанности и раннее возлагались на него, и потому бывший пират с охотой приступил к выполнению поручения. Но более всего везиря интересовало местонахождение золота Византии, для чего Селиму было поручено подкупить кого-нибудь из близкого окружения императора Константина. В качестве гонца решено было использовать Кяра, и Селим весь путь повторял одно и тоже:
– Внимательно запоминай дорогу, Кяр, ибо будешь регулярно носить письма в Адрианополь.
Кяр утвердительно кивал головой и, похоже, старался всё запомнить.
Боясь заплутать, они постоянно спрашивали дорогу у местных жителей. Находясь уже недалеко от города, Селим на плохом греческом уточнил у местных крестьян в правильном ли направлении он идёт. Те, отвечая ему тоже на греческом, сказали: «IS TIN POLIS». Он плохо понял их и переспросил:
– Истанболи? Что это такое? Ага, вспомнил. Это по-гречески означает «к городу». Значит, мы с тобой на верном пути Кяр. Вперёд, на Истанбол.
Сам того не ведая, Селим назвал Царьград тем именем, которым его впоследствии назовут османы, если их Бог окажется сильнее бога византийского.
Боже, спаси Константинополь!
День рождения Константинополя всегда праздновали одиннадцатого мая. Ежегодно в этот день жители города собирались на ипподроме и в торжественной обстановке отмечали эту знаменательную дату.
Май 1452 года ничем не отличался от предыдущих. То же, не по-весеннему палящее солнце, тот же император в своей кафисме и те же пятьдесят тысяч внимающих ему византийцев. Однако эта с виду идентичная, повторяющаяся из года в год сцена сейчас отличалась от остальных лет. Отличие внешне было практически неуловимо, ибо оно скрывалось в душах византийцев, пришедших на ипподром. В этом году они явились вовсе не для веселья, а для того, чтобы подавить свой страх. Страх перед тем, что это, возможно, последний юбилей их города. Города, который уже стал столицей несуществующей империи. Он был столицей одного города.
Император Константин стоял перед своим народом, под двуглавым орлом, в окружении патриарха, логофетов, верховных асикритов и посланников иноземных держав. На его голове красовалась золотая диадема, украшенная драгоценными камнями, одет он был в расшитую золотом длинную хламиду пурпурного цвета. Наёмники-русичи под началом Василия надёжно охраняли его.
Император простёр руки к небу и торжественно произнёс:
– Мы- василевс и деспот Восточной Римской империи, остаёмся самодержцем и будем править от имени избравшего нас народа Византии. Наш город – наш щит, ибо его хранит сам Господь. Будучи наследником славного Рима, он во все времена благополучно отражал посягательства скифов, персов, арабов, а теперь и османов. Враг всегда находил свою погибель под неприступными стенами Константинополя. Мы те, которые превратили дикие племена в разумные народы, научили их читать и писать, дали единственно верную религию. Наш город-светочь и дальше будет нести просвещение в отсталые народы. А тот, кто пойдёт на нас войной, того постигнет участь тех племён, которые разбили свои головы о наши прочные стены. Берегись, Мехмед! Перед тобой неукротимый дух тысячелетнего народа!
– Свят Константин! Наш василевс и самодержец!– закричал как один весь собравшийся люд.
Он получил свою успокоительную дозу. Гарант их виртуального благополучия, император Византии, как и все его сто шесть предшественников, богообразно и в патетической форме рассеял этот противный, изнуряющий душу и сковывающий волю страх перед реально вырисовывающимся врагом. После этого воззвания напряжение на ипподроме спало, и люди начали потихоньку расслабляться, перейдя к старинной византийской забаве – скачкам.
Именно одиннадцатого мая происходили самые главные соревнования года – гонки на лошадиных упряжках. В это время народ делился на трибунах по цвету одежды на две партии: голубые сидели справа от императорской кафисмы, а зелёные располагались слева. Те же, кто не входил ни во одну из этих групп, сидели напротив императорского ложа. Вход на ипподром был всегда бесплатным, а после соревнований всем желающим тоже бесплатно раздавался хлеб.
Вся адрианопольская компания, включая спасённую Лучию, сидела на трибуне, откуда хорошо был виден василевс и его окружение. Когда начались соревнования, все принялись шумно подбадривать, и только венецианка постоянно обращала свой ищущий взгляд в сторону императорской кафисмы.
– Эй, смотрите, вон Роман!– весело воскликнула девушка, найдя среди вельмож верховного асикрита.
Она начала усиленно махать, однако тот не мог её разглядеть, ибо садившееся над ипподромом солнце слепило ему глаза. Лучия за время своего пребывания в Константинополе научилась говорить на греческом, что облегчало её общение с окружающими. Она жила с семьёй старика Сократа, который сразу же по прибытию в столицу купил небольшой двухэтажный дом, расположенный на центральной улице Месе, недалеко от форума Аркадия. На первом этаже старик открыл уютный трактир, который так и назвал – «У Сократа». На втором этаже были спальные комнаты, где располагались он с дочерью Ириной и Лучией, ставшими с тех пор неразлучными. Елена со своей матерью и дочкой проживали на параллельной улице, через один квартал, и только Иосиф с Соломоном по-прежнему жили на борту «Ангела», пришвартованного в бухте Золотого Рога.
После возвращения из столицы османов шкипер объявил, что собирается остаться в Константинополе на неопределённое время, и потому каждый член команды «Ангела» мог самостоятельно распорядиться своей судьбой. Почти все пожелали отправиться обратно в Александрию и, взяв расчёт, распрощались с Иосифом. На судне остался лишь испанец Диего, который стал помощником шкипера и полностью заменял своего хозяина в период его отсутствия.
Разрозненность не мешала всей компании, сплотившейся во время их приключений в Адрианополе, продолжить свою дружбу. Почти ежедневно они собирались и весело коротали время в трактире у Сократа, частенько вспоминая адрианопольские события. Иногда, к огромной радости Лучии, к ним присоединялся Роман, который скрашивал их времяпрепровождение интересными историями.
Вечерние посиделки, во время которых обсуждались все городские сплетни, всегда были в быту у византийцев. Когда тема себя исчерпывала, то возникала необходимость в хорошем рассказчике. Это должен был быть начитанный человек, каких тогда было очень мало, ибо и книги, и образование стоили дорого. Роман подходил на эту роль как нельзя лучше, так как знал много интересных историй.
После окончания скачек вся компания шумно направилась в трактир, чтобы продолжить праздник. Согласно обычаю, пришедшему ещё со времён Рима, народу после зрелищ полагался хлеб.
– После обеда всех приглашаю на морскую прогулку, – провозгласил шкипер, – «Ангелу» необходимо время от времени расправлять паруса, да и нам бы не мешало глотнуть морского воздуха.
– Я не поеду. Я боюсь моря, – сразу запротестовала Елена.
– Непременно поедешь. Да к тому же вместе с дочкой, – тоном не терпящим возражений произнес Иосиф.
– Поезжай, Елена. Увидишь, как хорошо проветришься. Я тоже не прочь прокатиться с вами. Но не могу. Надо дождаться Романа. Он обещал сегодня непременно зайти,– сказал старик Сократ.
– Роман сегодня придёт? – переспросила Лучия, – дядя Сократ, ты поезжай с девочками. Я останусь его ждать.
– Ладно. Но смотри, не заскучай. А то он может опоздать.
– Она согласна ждать его целую вечность, – начала дразнить венецианку Елена.
– Если надо, то буду, – ответила Лучия и покраснела.
Она не могла скрыть свою глубокую симпатию к Роману, постепенно переходящую в большую любовь. Любовь, на которую способна девушка южной крови, чьё тело до сих пор не познало настоящей мужской ласки.
Оставив Лучию одну, вся компания направилась в бухту. Свернув с Месе на северную сторону, они начали спускаться к Золотому Рогу, в водах которого качались пришвартованные суда.
Великолепные фруктовые сады города уже сбросили свой цветочный наряд, и на деревьях появились скороспелые плоды. Май был месяцем черешни. Она поспевала тяжёлыми гроздьями самых разных цветов и оттенков, начиная от тёмно–вишнёвого и пурпурного, кончая золотистым и оранжевым. Обилие плодов было повсюду как на многолетних раскидистых деревьях, так и на низкорослых молодых. И всё это плодородие необходимо было собрать и вкусить. Однако население в окраинных кварталах сильно поубавилось. Многие дома из- за отсутствия хозяев пришли в негодность, ибо, в отличие от дерева, дом без человеческого духа ветшает быстрее. Окраины города постепенно превращались в пустыри. Подобная неприглядная картина наблюдалась вплоть до самой бухты.
На «Ангеле» компанию встретил верный Диего, который по-хозяйски разместил всех на судне и начал отшвартовываться. Елена стояла, ухватившись за борт, и с тревогой наблюдала, как истосковавшееся по волнам судно, жадно поймав ветер в свои паруса, всё дальше уходило вглубь. Иосиф подошёл к ней сзади и положил руку на плечо. От прикосновения крепких рук шкипера ей стало намного уютней, и она повернулась к нему.
– Не надо бояться моря. Оно, как человек, бывает ласковым, когда сияет во всю солнце, и сердится, когда свинцовые тучи нависают над водной гладью, – тихо успокаивал её Иосиф, – сегодня, кроме солнца, оно увидело ещё твой лик и потому стало намного добрее.
Шкиперу Елена нравилась. Своей открытостью, непосредственностью и даже кокетством она напоминала ему женщин Барселоны, где он провёл всю свою молодость.
– Иногда мне кажется, Иосиф, что море ты любишь больше всего на свете, – произнесла Елена, у которой из-за присутствия шкипера улетучился весь страх.
– Смотрите, как великолепно выглядит собор Святой Софии со стороны бухты!– ликующе вскричал Сократ.
Соломон и Ирина с восторгом любовались величавой панорамой тысячелетнего города, и в сердце у каждого появилась надежда на лучшее.
Ирина, как всегда, была с завязанной головой. Соломон подошёл к ней, развязал платок и свежий ветер тут же подхватил пышную копну великолепных чёрных волос.
– Вот так – ты самая красивая девушка на свете!– с восторгом сказал юноша.
Ирина смутилась и отвернула лицо, стараясь скрыть от солнечного света свои редкие оспины.
– Не надо стесняться своего лица,– сказал юноша, поворачивая лицо девушки в свою сторону.
После купания в холодных водах реки Марицы Соломон захворал, и по прибытию в Константинополь у него началась сильная лихорадка, от которой он слёг и несколько дней был без сознания. Лишь благодаря искусному врачеванию Сократа и сердечному уходу Ирины он выздоровел и вскоре смог встать на ноги. С тех пор Соломон сильно привязался к этой доброй черноволосой девушке. Между ними завязались тёплые дружественные отношения, которые постепенно перерастали в более нежные чувства.
Соломон в отличие от своего дяди вырос в городе, где женщины по-восточному стыдливо ходят с закрытыми лицами, и потому стеснительность Ирины ему очень нравилась. Активность как в быту, так и в общественной жизни византийских женщин, уходящая своими корнями в матриархат эллинической эпохи, абсолютно не была свойственна дочери Сократа. Скромность и доброта делали её настолько привлекательной, что юноша даже не замечал оспин на её лице. Он помнил один из последних заветов своего отца: избегай очень красивых женщин, они – источник больших бед, и потому Ирина своей ненавязчивой красотой очень нравилась ему.
Доплыв до заградительной цепи, которая преграждала вход в бухту, корабль лёг на обратный курс. Великолепная морская прогулка подняла всем настроение, и когда судно уже пришвартовалось к своей пристани, все нехотя сошли на берег.
Роман явился нескоро и удивился, когда застал в трактире только Лючию.
– А тебе не хотелось прогуляться по морю? – спросил он её.
– Без тебя мне неинтересно, – ответила она.
– Тогда пошли вместе. Может и догоним.
– Уже поздно. Не успеем. Они скоро вернутся.
Девушка томно посмотрела ему в глаза. От этого взгляда у Романа закружилась голова. Он схватил её за плечи и притянул к себе. Сердце каждого колотилось в бешенном ритме.
– Я тебя люблю, Лучия, – вдруг прошептал он девушке.
Она положила голову ему на плечо и сказала:
– Знаешь, Роман. Я сама себя не узнаю. До моего спасения я была совсем другой. Мне кажется, если бы ты меня встретил тогда, то ни за что бы не полюбил.
– Я не представляю тебя иной.
– И всё-таки это так. Там, в Венеции, я на жизнь смотрела совсем иначе и лишь теперь познаю её по-настоящему.
– Так, значит, это хорошо, что тебя хотели утопить, – улыбаясь сказал Роман, – а то мы никогда бы не встретились.
– Да. Выходит так. Оказывается, чтобы человек оценил настоящее счастье, он должен пережить беду.
– А ты сейчас счастлива?
– Когда ты рядом, счастливей меня нет на всём свете.
Роман нежно обнял её и зарылся лицом в пышные, благоухающие волосы.
– Скоро грянут большие невзгоды, – вдруг поменял он тему, – и тебе будет очень трудно со мной. Ты вольна сейчас, как никогда. Любое венецианское судно может отвезти тебя обратно домой.
– Моё счастье невозможно без тебя. Я согласна на всё, лишь бы мы были вместе, – уверенно произнесла Лучия.
Не в силах больше сдерживать себя, Роман, подхватив девушку на руки, поднял её наверх, в спальню. Очутившись в её опочивальне, они наконец дали волю своим сдерживаемым страстям. Руки Романа легко обнажили излучающее любовную негу великолепное тело возлюбленной. Судьба чудом оставила её непорочной, и он воспринял это как подарок, посланный свыше. Тогда в реке господь Бог передумал и вернул с небес обратно на землю, в объятия Романа, это непочатое женское великолепие.
Их разбудил шум приближающейся толпы. Возбуждённый голос Иосифа оповестил на всю улицу об их возвращении. Роман живо оделся и спустился вниз. Вся компания шумно вошла в трактир и, увидев Романа, очень обрадовалась. Все выглядели довольными и счастливыми, особенно Елена. Морской воздух заставил свежему румянцу выступить на её лице. Она сама была очень удивлена, что получила истинное наслаждение от пребывания на море.
– Жаль, что ты не пошёл с нами, Роман,– сказал старик Сократ,– после сегодняшней морской прогулки я будто скинул годков этак двадцать.
– Безусловно, море преображает человека, – согласился Роман.
– Конечно, преображает. А вот Елена мне не верила, – посетовал Иосиф.
– Сейчас я верю любому твоему слову, – загадочно ответила кокетка, заставив шкипера смутиться,– а где же Лучия?
– Вздремнула, наверное, наверху, – неумело соврал Роман.
Лучия спустилась, неловко поправляя копну великолепных каштановых волос, и её смущённый вид не мог ускользнуть от опытных глаз Елены.
– Ты выглядишь сегодня прекрасно, – сказала она, лукаво улыбаясь.
Лицо венецианки действительно сияло от нескрываемого счастья. Подобно цветку, который долго зрел в одиночестве, она в одночасье раскрылась во всей своей красе после соприкосновения с лучами любви.
– Ты сегодня что-то не в настроении, Роман? – спросил Сократ, заметив в его взгляде какую-то озабоченность, – что-нибудь случилось?
Роман тяжело сел на стул и нежно посмотрел на Лучию, которая тоже начала беспокоиться.
– Давайте сегодня не омрачать наш праздник,– сказал он,– лично для меня это очень счастливый день.
– Нет уж, выговорись, – настояла девушка, – и только потом мы продолжим веселье.
– Ну, хорошо,– решительно сказал он, – император назначил меня сегодня логофетом внешних связей.
– Логофетом? – переспросил его Сократ, – вот здорово! А как же Мануил?
Роман с минуту замешкался, но затем набрался храбрости и произнёс ужасную весть:
– Султан османов велел казнить его, когда тот отправился в Адрианополь в качестве посланника василевса.
С минуту все стояли, как громом поражённые.
– Как он посмел казнить посланника, пришедшего с добром! – воскликнул Сократ, – что всё это означает?
– Это означает, что нам с сегодняшнего дня объявлена война, – строго произнёс Роман и продолжил после непродолжительной паузы, – это значит, что турки- наши враги, и мы имеем право убивать их, а они нас. Мехмед построил крепость на европейском берегу Босфора, он объявил мобилизацию в армию на всей территории Османского государства, включая подвассальные страны. Всё это сделано с одной единственной целью – завоевать Константинополь.
В трактире воцарилось жуткое молчание. Все смотрели с тревогой на Романа. Первой не выдержала Лучия. Она обхватила плечо своего возлюбленного и тихонько заплакала. Он начал её успокаивать, нежно поглаживая волосы.
– Османы не получат этот город никогда, чего бы это нам ни стоило, – произнёс твёрдо Роман.
– Конечно, не получат, – бодро повторил Сократ, – наши толстые стены и смелые защитники тому гарантия.
– Ладно, хватит о грустном, – переменил тему Роман, – сегодня же наш праздник. Мы так хорошо веселились. К тому же я хочу сделать очень важное сообщение. С завтрашнего дня, согласно таксису, я переселяюсь в императорский дворец. Логофету Византии не положено оставаться одиноким, и потому я в вашем присутствии прошу руки и сердца этой прекрасной девушки и хочу, чтобы она стала моей женой.
Это внезапное объявление буквально поразило всех, особенно Лучию. Позабыв об опасности со стороны турок, они начали бурно обсуждать эту тему.
– Подождите, – начал Сократ, – надо спросить согласия у Лучии. Ведь, чтобы выйти замуж за Романа, она должна поменять свою католическую веру на наше православие. Согласна ли она это сделать?
– Отец, ты же не священник, чтобы задавать подобные вопросы, – вмешалась Ирина.
– Я уже обсуждал это с епископом Феоктистом из церкви святой Ирины. Он сказал, что католичка должна поменять символ своей веры и принять наше православное кредо. Только тогда он сможет нас благословить, и мы станам мужем и женой,– произнёс Роман, с тревогой глядя на Лучию.
– А давайте мы её спросим об этом сейчас!– интригующе сказала Елена, игриво поглядывая на венецианку.
– Давайте, – согласились все.
Старик Сократ принял позу священника, встал перед головами Лучией и Романом и торжественно произнёс:
– Раба Божья Лучия! Согласна ли ты принять наше православное кредо супротив твоему католическому?
– Согласна, – уверенно произнесла она.
– В таком случае ты обретаешь новое православное имя – Лукреция. Раба Божья- Лукреция! Согласна ли ты выйти замуж на находящегося здесь раба Божьего Романа?
– Согласна,– так же уверенно повторила влюблённая девушка.
– А ты, сын мой, согласен ли ты взять в жёны рабу Божью Лукрецию?
– Согласен, – твёрдо сказал Роман.
–Согласно канонам греческой православной церкви объявляю вас мужем и женой,– завершил свою службу Сократ и добавил уже по-мирски,– прошу в церкви повторить сказанное сегодня точь- в- точь.
– Молодец, Сократ! Ты хорошо справился с ролью священника, – радостно добавил от себя Иосиф, и под всеобщее ликование все кинулись поздравлять новобрачных.
– Друзья, погодите! Дождитесь, когда нас обвенчают в церкви! Чтоб было всё по-настоящему! – смеясь, отвечал на поздравления законопослушный Роман.
– А мы и тогда повеселимся! Ведь такое счастье бывает не каждый день, – сказала Елена, – а ну, жених и невеста, обнимитесь и поцелуйтесь.
Роман обнял сияющую от счастья Лучию и слился с ней в долгом любовном поцелуе.
В тонире трактира уже румянился молодой барашек. После такого богатого на события дня всем опять захотелось сесть за стол и вскоре вся компания дружно уплетала вкусную баранину, запивая ее отборным византийским вином, бурно обсуждая предстоящее венчание.
– Слушай, Роман. А как поживает наш ншанджи? – спросил Сократ, хитро посмотрев на племянницу, – шлёт ли он нам из Адрианополя привет?
– Представь себе, шлёт и очень аккуратно, – серьёзно ответил Роман, – его информация очень ценна для нас. Благодаря ей мне известно почти всё, что происходит во дворце султана. Но, кроме этого, он помог нам отомстить за Лючию.
– Отомстил за меня? Как? – с недоумением спросила венецианка.
– Очень просто. Помните ту сцену с письмом, которую мы разыграли перед ним тогда в таверне?
– Конечно, помним, – сказал Сократ.
– Так вот это возымело должный эффект. Ваш ншанджи донёс султану на архиепископа болонского Джакопо Чарутти, что якобы он является нашим лазутчиком. После этого Мехмед велел отрубить венецианцу голову. Всё-таки вредный у тебя был любовник, Елена. Хоть и любит красивую жизнь, однако страшно тщеславен.
– Какой ужас! – воскликнула Лучия.
– Строго, но справедливо. Любовник твоей матери понёс заслуженное наказание от рук такого варвара, как султан османов.
– Да, Роман. С таким умом не только логофетом, даже императором можно стать, – сказал восхищённо Сократ и добавил уже торжественно,– за здоровье господина логофета и его прекрасной невесты!
Все дружно подняли кубки за Романа и Лучию.
– А нет ли чего, что помогло бы нам узнать о местонахождении моей сестры? – спросил Соломон.
– К сожалению, нет. О местонахождении Ребекки знают только визирь Халал и евнух Мустафа. Более никому не дано об этом знать. Она утеряна на просторах Османского государства и найти её сможет только госпожа Фортуна, которая уже однажды твоими же руками спасла Лучию от верной смерти.
– Дай то Бог, – вздохнула Ирина, очень переживавшая за судьбу незнакомой ей девушки.
– А кто же будет крёстным отцом на венчании?– вдруг заинтересовался Сократ.
– Об этом я ещё не подумал, – озабоченно сказал Роман, но вдруг что-то вспомнил и уверенно добавил,– а впрочем, чего нам думать. Крёстным Лучии должен быть её спаситель Иосиф.
Все сразу замолкли и взволновано посмотрели на Иосифа, ожидая получить отказ.
– Иосиф- крёстный в православной церкви?– нарушил молчание Сократ, – он же иудей!
– Он спас Лючию от смерти и этим осчастливил меня. Иосиф отважный и добрый человек, а это самое главное,– ответил Роман.
– Я знаю, как выйти из этого положения,– вдруг сказала Елена,– давайте я буду крёстной матерью. Я православная, и это снимает все религиозные проблемы.
– Правильно! Молодец! – воскликнули почти все сразу.
– Какая же ты у нас, Елена, умница, – сказал Сократ, – остаётся самая малость. Ты должна стать женой Иосифа.
– Это вовсе необязательно, – весело ответила кокетка и расcмеялась, бросив мимолетный взгляд на шкипера.
Иосиф, который всё это время не проронил ни слова, хотел наконец что-то сказать, но судьбе было угодно, чтобы его мнение никто, никогда не узнал, ибо дверь резко отворилась и в трактир ворвался испанец Диего.
– Что случилось? – встревожено спросил шкипер, увидев своего помощника, – у тебя такое лицо, будто весь мир перевернулся вместе с нашим кораблём.
– Хозяин! Я сегодня в Галате видел Селима!-сообщил он.
– Селима? Ты в этом уверен?
– Абсолютно. Он прошёл мимо, не заметив меня.
– Расскажи поподробнее, как это было.
– Я был в гостях у своих земляков. Оттуда мы переправились в Галату, чтобы продолжить веселье. Вот там- то я его и увидел, когда он заходил в один из домов.
– Он был один?
– Да. Как ни странно, без своего безмолвного слуги.
– Ты можешь указать нам этот дом в Галате? – заинтересовался Роман.
– Конечно. Я всё хорошо запомнил и смогу легко найти его.
– Ладно. Соломон быстро найди и приведи сюда Льва. Я знал, что этот пират объявится здесь. Нет сомнений, он послан в качестве лазутчика. Затёрся среди генуэзцев и, наверняка, посылает донесения в Адрианополь.
Через некоторое время вернулся Соломон в сопровождении Льва.
