Тигрис Рафаэль
Крушение империи
– Когда стемнеет, возьмёшь стражников и пойдёшь в Галату. В доме, который тебе укажет этот моряк, скрывается опасный человек. Арестуете его – и в темницу, – грозно приказал Роман.
– Не надо стражников. Они только отпугнут бандита, и он сумеет скрыться. Позволь мне, господин логофет, пойти с ними. Я этого негодяя давно ищу. Он должен ответить за содеянное зло, – с ненавистью сказал Иосиф и схватился за рукоятку своего меча.
– Я не против. Но прошу тебя, не убивай его сразу. Дай мне с ним немного переговорить, а уж потом делай, что хочешь.
– Хорошо, – с неохотой согласился Иосиф.
– Я с тобой, дядя! – вдруг решительно вскочил со своего места Соломон.
– Нет, мой мальчик, ты останешься здесь, – сказал Иосиф.
Это прозвучало как приказ, и юноша должен был повиноваться, зная, что когда Иосиф говорит таким тоном, любое возражение бесполезно.
Все трое стали поспешно снаряжаться, тщательно проверяя своё оружие. Когда они ушли, Сократ спросил у Романа:
– А чём ты хочешь переговорить с этим бандитом?
– Он единственный, кто может знать что-либо о Ребекке…
Длинный майский день наконец закончился, и над морским городом опустилось чёрное покрывало ночи. Лунный свет слабо освещал лодку, которая поспешно переправлялась на противоположный берег бухты. Когда лодка причалила, из неё вышел мужчина в чёрной хламиде и направился в глубину извилистых улочек Галаты. В этот полуночный час на улицах предместья было тихо и пустынно. Смоковницы своими широкими листьями повсюду заслоняли окна домов. Мужчина шёл скрытно, стараясь быть незамеченным. Он подошёл к низенькому одноэтажному дому, построенному на латинский манер. Оглядевшись по сторонам, он быстро отворил дверь и зашёл внутрь. Здесь только он посмел скинуть с себя тёмную хламиду и открыть лицо.
– Трудно в такую жару ходить укутанным? – вместо приветствия спросил хозяин дома.
– Трудно и небезопасно, – со вздохом произнёс вошедший мужчина и добавил, – тебе неведомо, Селим, как нелегко мне приходиться каждый раз незаметно добираться сюда.
– Иного выхода у нас нет, – ответил бывший пират, – Галата – самое безопасное место для нашего общения.
– Ладно, у нас мало времени, чтобы точить лясы. Давай ближе к делу.
– Давай, – согласился Селим, – ты принёс, что я хотел?
– Конечно, – сказал пришедший и достал свёртки бумаги.
Селим развернул их и стал внимательно рассматривать. Это был подробный план-схема всех укреплений города.
– Отлично, – сказал Селим, пряча бумаги за пазуху, – то, что надо.
Мужчина ничего не ответил, будто что-то выжидая.
– А ты узнал, где хранится византийское золото? -спросил Селим.
– В императорском дворце, но доступ туда имеет только сам василевс.
– А тебе, как высопоставленному вельможе, он не доверяет?
– Император доверяет мне всё, кроме этого.
– Какой же он у вас недоверчивый. А может, просто жадный? Ни с кем не хочет делиться.
– Не знаю.
– Придётся узнать, – произнёс Селим, передавая мужчине полный кошелёк с монетами, -этим золотом интересуется лично султан. Так что, ты постарайся, если хочешь получить в два раза больше, чем сегодня.
Мужчина пересчитал золото в кошельке и сказал:
– А теперь мне пора. Приду вновь через неделю.
Он снова накрыл своё лицо плащом и вышел из дома. Селим, довольный, стал расхаживать по комнате, но вскоре разделся и лёг спать. Его уже вовсю сморил сон, как послышался шум вышибаемой двери, и в комнату ворвались трое вооружённых мужчин. Не ожидая нападения, Селим хотел вскочить с постели, но ощутил на своём горле страшный холод меча.
– Вот ты и попался, поганый пират! Наконец-то ты поплатишься за все свои преступления, учинённые в Александрии. Молись своему богу перед смертью! – произнёс Иосиф.
– Не убивай меня! – в страхе завопил турок, осознав чья кара его настигла – я не виноват! Это сделал Кяр – глухонемой убийца.
Но Иосиф будто ничего не слышал. Он с ненавистью смотрел на бандита, дрожавшего под лезвием его меча. Увлёкшись, он с упоением надавил на рукоятку, но в следующее мгновение вспомнил о своём обещании Роману.
– Быстро свяжи его! – приказал шкипер Диего и тот, отложив в сторону своё оружие, принялся завязывать Селиму руки.
Лев стоял в комнате, загородив собой окно, не оставляя пирату никаких шансов на спасение.
Вдруг со стороны чердака на Иосифа внезапно свалилась приземистая крепкая фигура Кяра. Он стремительно вонзил в шею шкипера короткий, острый кинжал, который вышел с противоположной стороны. Фонтаны крови стали хлестать из повреждённых артерий шеи. Меч выпал из рук Иосифа, и он, быстро теряя кровь, свалился замертво на земляной пол комнаты. В следующее мгновение Кяр мощным ударом сбил Льва с ног, не дав ему воспользоваться в тесной комнате своим длинным мечом. Селим, почувствовав избавление, резко отбросил от себя Диего и быстро выпрыгнул в спасительное окно. Кяр последовал за ним, но в последнюю секунду Диего схватился за свою изогнутую саблю и, замахнувшись, сумел нанести ему глубокую рану в левое бедро.
Удирая Селим почувствовал, что Кяр заметно отстаёт.
– Торопись, Кяр! Нас могут догнать!– сердито крикнул он.
Тут только Селим заметил, что слуга обливается кровью. Его дыхание становилось всё тяжелее, сам он весь обмяк и наконец упал на колени. Селим понял, что раненный Кяр в таком состоянии не сможет дальше бежать. Через несколько минут городская стража, как мышеловку, закроет ворота Галаты, и тогда их непременно поймают. Ждать дальше было нельзя. Селим подошёл к своему слуге. Тот угасающим взглядом посмотрел на него и издал жуткий стон, какой способны издавать только глухонемые. Селим обнял размякшее тело Кяра и, нащупав за его поясом второй нож, достал его. Глядя в закрывающиеся глаза раненного, произнёс:
– Прощай, Кяр. Ты был хорошим слугой,– сказав это, он всадил нож ему в сердце.
Тот бездыханно упал на землю.
Селим бежал с невероятной скоростью. Выйдя наконец за ворота города, он облегчённо вздохнул, остановился на секунду, чтоб перевести дух, затем быстро направился в сторону Румелихисар, крепости, которую Мехмед выстроил за короткий промежуток времени на европейском берегу Босфора. По дороге он несколько раз проверял свои карманы, боясь уронить план-схему города.
«Этот проклятый испанец всё- таки узнал меня, -подумал он с досадой, – хорошо, хоть я смог унести эти ценные бумаги».
Благополучно добравшись до Румелихисар, Селим уже оттуда с военным караулом доехал до Адрианополя и благополучно доставил план-схему великому визирю.
Гибель Иосифа повергла всех в шок. Старик Сократ сидел в углу трактира, уронив седую голову на грудь. Елена тихонько плакала, сидя рядом со своим дядей. Но более всех страдал Соломон. Он без конца упрекал себя в том, что послушался дядю и не пошёл с ним.
– Иосиф не хотел тебя подвергать опасности и потому не взял с собой ,– успокаивала его Ирина.
– Я должен был пойти с ним. Может быть, моё присутствие спасло бы ему жизнь, – сокрушался без конца юноша.
– Парень остался совсем один. Пускай он пока поживёт с вами. Не оставляйте его одного, -сказал Роман Сократу.
– Я и сам решил пока не отпускать его на судно, – согласился старик, – Ирина, приготовь, пожалуйста, Соломону комнату наверху.
– Конечно, отец, – сказала девушка, обрадовавшись, что юноша будет находиться рядом с ней.
– Я бы хотел, чтобы вы, господин Роман, устроили меня в школу императорских гвардейцев,– неожиданно попросил Соломон,– мне надо непременно научиться владеть оружием.
Роман посмотрел на юношу и серьёзно сказал:
– Тебе известно, что турки собираются напасть на наш город и всем, кто будет его защищать, придётся очень нелегко. Ты имеешь право не подвергать себя опасности и отплыть отсюда в любом направлении. Поверь мне, это не пустые слова. Одному Богу известно, чем закончится схватка с грозным врагом.
Соломон внимательно выслушал Романа, затем подошёл к Ирине и, обняв её за плечи, произнёс:
– Я никуда отсюда не уеду. Здесь я нашёл друзей, которые окружили меня теплом и добротой, и я не собираюсь их бросать в трудную минуту. Враг, убивший моих близких, должен быть непременно отомщён мною. Я остаюсь здесь, чего бы это мне ни стоило.
– Это решение, достойное настоящего храбреца, юноша! – воскликнул Сократ и спросил уже у Романа – надеюсь его национальность не помешает ему стать воином?
– Вовсе нет. Я завтра же буду ходатайствовать о принятии его в гвардейскую школу при императорском дворе. Что же , если он так решил, мы не вправе воспротивиться его воле.
В византийской армии было принято иметь наёмников из различных стран. Сами греки не очень жаловали военное дело, не потому что не были храбрецами, скорее предпочитали заниматься более утончёнными ремёслами, нежели воевать и рисковать жизнью. Наёмники всегда составляли основное ядро византийской армии и хорошо оплачивались императором.
После того как в Адрианополе Мехмед велел отрубить головы посланникам Византии, император Константин понял, что осада турками Царьграда неминуема. Необходимо было обсудить план обороны. С этой целью он созвал военачальников, логофетов, эпарха города, патриарха и иностранных посланников для обсуждения создавшейся ситуации.
Сидя на своём разукрашенном жемчугами и рубинами троне, он держал речь:
– Огромная угроза нависает над нашим городом. Османы готовятся на нас напасть. Я знаю, что защитники Константинополя не допустят захвата их родной столицы, однако одним нам врага не одолеть. Нужна помощь всего христианского мира. Надо довести до их сознания, что только организовав новый крестовый поход и собравшись вместе можно будет ликвидировать турецкую опасность. Примирение, которое мы подписали с Римским Папой в надежде на помощь католического мира, дало нам только отрицательный результат, ибо тем самым мы настроили против себя собственный православный народ, который плохо воспринял этот компромисс. Наше духовенство даже не помышляет о создании искренних отношений с Римским Папой, а тот в свою очередь не вспоминает об обещанной нам военной помощи. Причина тому мне хорошо известна. Венеции и Генуи выгодно будет руками османов ликвидировать нас как торговых конкурентов и самим полновластно владеть торговлей на Средиземноморье. Людская жадность всецело поглотила их умы, заменив собою разум и честь. Им невдомёк, что уничтожив нас, турки возьмутся за них. Сиюминутная выгода стала превыше христианского братства. Передайте моё безграничное недовольство вашим правителям, – последние слова были адресованы послам Генуи и Венеции.
– Ваше величество располагает неверными сведениями, – начал оправдываться генуэзский посланник, – Генуя собирается немедленно выслать подкрепление в случае осады Константинополя.
– Аналогичное решение принято в Венеции, – доложил венецианский посол.
– Ваша помощь либо дойдёт с большим опозданием, либо не дойдёт вовсе, – недовольно сказал император, – она должна быть действенной, в противном случае наш религиозный союз превратится в нечто наподобие бесплодной женщины.
Император жестом дал понять, что посланники свободны, и те удалились.
– Доложи сведения о приготовлениях османов к войне!– обратился василевс к Роману, когда за послами захлопнулась дверь.
–Мехмед собирает под свои знамёна большое войско. По моим сведениям, количество всех воинов уже достигает ста двадцати тысяч,– ответил Роман.
Эта цифра вызвала большое волнение среди собравшихся, ибо всем было известно, что город смогут защищать не более восьми тысяч защитников. Такое число ничто перед огромной армией османского султана.
– В настоящий момент меня волнует та религиозная разобщённость в нашем обществе, которая воцарилась после литургии, отслужённой папским кардиналом Исидором в стенах Святой Софии. Её целью было примирить православных греков с католиками- латинянами и навсегда покончить распри в нашем городе, – сказал патриарх Григорий,– однако в действительности примирения не произошло.
– Православные никогда не соединятся с порочащей религию Христа католической церковью, – гневно вскрикнул командующий флотом византийцев Лука Нотарас.
– Папа Римский является посланником Бога на Западе равно, как и наш василевс является посланником Господа на Востоке. Их обоюдное воссоединение угодно самому Христу-Вседержителю, – справедливо рассудил патриарх.
– Римский Папа погряз в плотских грехах. Он такой же представитель божий, как козёл в огороде. Уж лучше увидеть в городе турецкий тюрбан, чем латинскую тиару.
Это наглое высказывание Луки, который был очень популярен во флоте, в былые времена стоило бы ему головы. Глава Тайного приказа Маркос вопросительно взглянул на императора, ожидая самых строгих мер по отношению к нахальному флотоводцу. Однако сейчас его казнь увеличила бы разногласия уже не только в народе, но и в армии, и потому василевс разумно промолчал.
– Папство опорочило себя полностью, – вовремя поддержал Луку верховный казначей Анастасий, который славился своей ненавистью ко всему латинскому,– во многих католических странах зреет протестантское движение, направленное против власти Папы. В таких условиях нам менее всего бы стоило воссоединяться с латинской верой. Народ Византии возмущён до предела этим религиозным союзом.
Император твёрдым голосом сказал:
– В это судьбоносное для Византии время ваши религиозные склоки волнуют меня не более, чем мышиная возня в сельском амбаре, – затем встал и провозгласил:
– Властью, данною мне Богом и моим народом, с сегодняшнего дня объявляю осадное положение. Отныне все действия и высказывания, ослабляющие обороноспособность Константинополя, будут караться смертной казнью, и потому повелеваю: эпархии надо немедленно провести перепись всего мужского населения города. Мы должны знать всех, кто способен держать оружие. Необходимо заполнить водой все имеющиеся цистерны и запастись, насколько это возможно, пшеницей и прочим провиантом. Всем каменщикам и рабочим приступить к укреплению крепостных стен с установкой мортир и бомбард. Запастись большим количеством оливкового масла для отражения атак противника. Всех, кто не желает участвовать в обороне города, следует выдворить из Константинополя.
Он прервал свою речь и окинул взором присутствующих, которые безмолвно внимали ему. Даже смельчак Лука заметно оробел после такого грозного предостережения императора. Он знал, что сейчас василевсу нечего терять, и он обязательно казнит того, кто осмелится нарушить его приказ. Иного способа сохранить столицу у него уже нет.
– Работой Тайного приказа в настоящее время я очень недоволен, – обратился император уже к Маркосу, – в городе полно турецких лазутчиков, которые безнаказанно проникают сюда и передают врагу много ценных сведений. Ты, Маркос, вместо того, чтобы их ловить, занят тем, что выслеживаешь наших вельмож, собирая про них различного рода сплетни.
– Ваше величество, – начал оправдываться Маркос, – мы следим за каждым подозрительным иностранцем.
– Это неверно,– возразил император,– мне известно, что накануне один турецкий лазутчик, который беспрепятственно действовал в Галате, убил шкипера из Александрии и безнаказанно сбежал из города.
Маркос побледнел и недружелюбно посмотрел на Романа, догадавшись от кого просочилась эта порочащая Тайный приказ информация.
– С сегодняшнего дня мы начинаем борьбу с грозным и сильным врагом,– продолжил василевс,– с Божьей милостью мы его непременно одолеем, если будем действовать сообща, объединённые единым духом и религией. А теперь, оставьте меня одного. Я буду молиться и призываю всех молить Всевышнего о спасении нашего светлого города и нашего государства!
Все присутствующие начали удаляться. Император подошёл к своему алтарю, сделанному из гигантского ствола алоэ, усыпанного драгоценными камнями и украшенного великолепной резьбой, вознёс руки к небу и начал свой молебен:
– Всевидящий Боже! Молю Тебя о помощи! Только Ты можешь спасти нас от грядущих бед и разрушений. Ты, который совершил невероятные чудеса, спаси наш город от погибели. Ты, взирающий с небес, отврати от нас беду неминуемую, спаси нас от врагов наших, несущих нам смерть ужасную. Прогони их, Отец небесный, не допусти их войти в город Твой святой, славный и великолепный, который воздвигался во славу Твою, о всезаботливый Господь! Во имя Отца и Сына, и Святого Духа! Аминь.
В Османской столице всё было подчинено одной великой идее – захвату Константинополя. Хотя Мехмед тщательно скрывал свой замысел и не объявлял об этом публично, однако безудержный и жаждущий славы молодой султан в глубине души принёс себе клятву- любой ценой завладеть столицей Византии.
Он часами просиживал над планом укреплений Константинополя, который сумел раздобыть Селим, подробно изучая его и выискивая слабые места в обороне.
По его указу было собрано шесть тысяч землекопов, каменщиков и плотников для строительства крепости под названием Румелихисар на европейском берегу Босфора, в самом узком месте пролива, напротив крепости Анадолухисар, воздвигнутой на азиатском берегу в 1396 султаном Баязедом Вторым. Через четыре месяца непрекращающихся работ, руководимых лично Мехмедом, здесь возникла пятиугольная крепость с пятью башнями, высокими стенами, сложенными из крепчайшего камня, вооружённая пушками большого калибра. Отныне любой корабль, проходящий через Босфор, обязан был платить туркам пошлину. Уклоняющиеся от уплаты судна расстреливались из пушек, а команды казнились. Теперь Мехмед имел возможность в любой момент перекрыть поставку пшеницы из черноморских стран в Константинополь. Турки прозвали новую крепость «Богаз-кесен», что означало «перерезающий горло».
Мехмед послал огромную армию давтарчи в просторы Османского государства с целью переписать всё мужское население, способное нести оружие. Одновременно давтарчи облагали крестьянские дворы добавочным продовольственным налогом для закупки провианта быстрорастущей турецкой армии. Огромные отары овец, табуны лошадей, стада коров гнали чиновники султана в столицу. Сопротивляющихся султанскому указу немедленно прилюдно казнили, чтобы прочим было неповадно.
На дипломатическом фронте Мехмед сделал верный ход. Он заключил перемирие сроком на три года с венграми и сербами. Этого времени ему было вполне достаточно, чтобы завоевать Константинополь, а уж затем он легко разделается с теми, кого усыпил своим краткосрочным перемирием, ибо они издревле являлись заклятыми врагами османов. Ничего не подозревающие послы Дубровника и Сербии были всячески обласканы коварным Мехмедом. Аналогичное успокоение получили послы с островов Родос, Хиос и Лесбос. Их черёд, по расчёту султана, должен наступить после триумфального покорения столицы Византии, куда он нацелил все силы и ресурсы своего государства.
Мехмед, который совсем недавно получил наглядный урок при осаде крепости Круи, хотел непременно усилить свою артиллерию. По сведениям очевидцев, стены Константинополя были несравненно толще стен Круи. Мощные пушки ему были нужны, как воздух, и потому султан начал лихорадочно искать того, кто смог бы превратить его артиллерию в грозное оружие.
В один из последних осенних дней пятьдесят второго года ему доложили про пушечного мастера Урбана. Мехмед приказал немедленно привести его во дворец, и вот уже пушкарь стоял перед молодым султаном.
– Мне сказали о тебе много лестных слов, в частности, что ты готов отлить бронзовую пушку, стреляющую тридцатипудовым ядром? Так ли это?
– Именно так, ваше величество, – ответил Урбан.
– Доводилось ли тебе когда- либо бывать в Константинополе?
– Доводилось и не раз.
– Тогда ты, без сомнения, обратил внимание на толщину крепостных стен города?
– Обратил, ваше величество. Такой толщиной не обладает ни одна из известных мне крепостей.
– Ты получишь столько золота, сколько пожелаешь, если отлитая тобой пушка сможет пробить брешь в стенах византийской столицы.
Урбан призадумался. Он действительно видел крепостные стены в Константинополе. Они не везде одинаковой мощи и толщины. Со стороны моря город обнесён слабее, нежели со стороны суши. Западная стена Феодосия, построенная в VIII веке, была самой крепкой из всех. Пробьёт ли её пушка, или нет, Урбан сильно сомневался.
– Помимо оплаты моего труда, мне нужно будет построить большие литейные мастерские с многочисленными рабочими, что потребует больших расходов, – будто проверяя султана на прочность, сказал мастер.
Мехмеду очень не понравился ответ Урбана.
– Отвечай прямо на вопрос. Да или нет? – вмешался в разговор великий визирь, пытаясь предотвратить начинающийся гнев своего повелителя.
– Пробьёт, ваше величество,– со вздохом вымолвил наконец Урбан, который хорошо понимал, что его ожидает, если он не выполнит данного обещания.
– Отлично, – сказал Мехмед уже более спокойно, – сколько времени тебе понадобится?
– Месяцев пять, ваше величество.
– Тебе даётся три месяца, чтобы изготовить первую пушку. Немедленно построить для мастера необходимые мастерские и придать столько рабочих, сколько пожелает!
Последние слова были обращены уже к Халалу. Затем Мехмед сделал знак своему казначею, и тот приоткрыл ларчик, где помещались кошельки с золотыми монетами. Султан указал на самый толстый, и казначей вручил его Урбану.
– За каждый месяц твоей работы ты будешь получать столько же, – распорядился Мехмед.
– Благодарю вас, ваше величество, – с поклоном ответил мастер.
В любом человеке скрываются две не уживающиеся личности. Одна покорная, ведущая к людской добродетели, другая беспутная, заставляющая делать большие и малые глупости. Они постоянно соперничают друг с другом, и эта борьба противоположностей делает жизнь людей интересной и разнообразной.
У Аллаэтдина превалировала вторая натура. Любопытство, которое ни в христианском, ни в мусульманском писании не является пороком, было для ншанджи сущим наказанием. Из-за этой своей слабости он просидел два дня в погребе таверны. Движимый исключительно этим необузданным чувством, ншанджи задался целью узнать, кто забирает его письма в хамаме, оставляя в бохче кошелёк с золотом. Кто этот невидимка, которому он обязан своим процветанием и благоденствием взамен на ничтожную услугу-предоставление копий дворцовой переписки?
Задавшись целью увидеть своего незримого благодетеля, он в очередной раз сходил в турецкую баню. Оставив на том же месте свою бохчу с одеждой и с письмом, ншанджи направился в купальню. Однако, не дойдя туда, он начал подглядывать из-за двери, не сводя глаз со своей поклажи. Стоять полуголым на мраморном полу- занятие не из приятных, и потому он начал ёрзать от нетерпения, переминаясь с ноги на ногу, и под конец не выдержав, отправился в купальню. Пробыв там недолго, ншанджи поспешно возвратился в раздевалку и тут же посмотрел внутрь бохчи. Письма там уже не было, а взамен лежал кошелёк с золотыми монетами. Аллаэтдин опять пропустил возможность засечь этого невидимку. На сей раз он подошёл к смотрителю, который присматривал за бохчами в раздевалке и, спросил:
– Не заметил ли ты кого-либо, кто рылся в моих вещах?
Смотритель, мужчина с выпирающим брюшком и с длинными свисающими усами, удивлённо посмотрел на Аллаэтдина и с недоумением произнёс:
– В моём присутствии никто не посмеет копаться в твоих вещах. Разве что-то пропало?
– Нет. Не пропало.
– Тогда в чём дело?
Ншанджи ничего не оставалось, как удалиться.
«Наверное это происходит очень быстро и незаметно, – подумал Аллаэтдин про себя, – во всяком случае смотритель не похож на византийского лазутчика».
На следующий день он опять отправился в баню, но на этот раз в письме не было написано ни строчки, оно было пусто. Ншанджи вновь зашёл в купальню и, вернувшись обратно в раздевалку, обнаружил в своей бохче вместо чистой бумаги пустой кошелёк. Раздосадованный, Аллаэтдин с подозрением посмотрел на всё того же смотрителя раздевалки.
– Опять что- то пропало? -спросил работник хамама у Аллаэтдина.
– Нет, не пропало,– процедил сквозь зубы ншанджи.
Теперь он понял, что надо сделать, чтобы поймать невидимку. На следующий день он в третий раз подряд пошёл в осточертевшую ему турецкую баню. В бохче не было ничего, кроме одежды. Тот, кто придёт за письмом, не найдёт его и будет непременно долго копаться в его вещах. Вот тут-то он его и засечёт. Мысленно радуясь своему замыслу, Аллаэтдин зашёл в раздевалку хамама. Он оставил бохчу на скамейке и, почти не раздеваясь, спрятался за колонной, наблюдая за своими вещами. Вдруг, кто-то стал возмущённо кричать в раздевалке.
– Караул! У меня украли кошелёк с золотом! – причитал низенький толстый мужчина с голой задницей.
Смотритель запер двери хамама и велел позвать стражу. Стражники собрали в раздевалке всех купающихся и велели открыть свои бохчи.
– А это чья поклажа? -строго спросил стражник, указывая на бохчу Аллаэтдина, – быстро открыть.
Уверенный в себе Аллаэтдин открыл бохчу и, о Аллах, там лежал толстый кошелёк с золотыми монетами.
– Это ваш кошелёк?– спросил пострадавшего стражник.
– Конечно, мой! Это моё золото! Он украл их у меня! – завопил мужчина с голой задницей, – держите вора!
– Я не вор! – воскликнул перепуганный до смерти Аллаэтдин, – я дворцовый ншанджи! Я не крал ничего.
– Кто бы ты ни был, но золото этого человека лежит в твоей бохче. Стало быть, ты обокрал его.
– Этот человек три дня подряд ходил в хамам и вёл себя крайне подозрительно. Я это давно заприметил,– сказал толстопузый служитель, тыча пальцем в сторону Аллаэтдина, – все эти три дня он приглядывался к бохчам.
– Во имя Аллаха, ты арестован! – объявил стражник ншанджи.
– Отпустите меня! Я ничего не крал! – стал сопротивляться Аллаэтдин.
– Крал ты или нет, разберётся кадий. А теперь, ведите его за мной,– скомандовал стражник и вывел из бани несчастного Аллаэтдина.
Когда Лев рассказал Роману про этот розыгрыш, тот долго смеялся, а затем добавил:
– Говорил я ему, не надо шутить с нами. Не буди лиха, пока оно тихо. Ну и чёрт с ним. Из темницы его уже не выпустят, тем более он у них был под подозрением. Надо сказать всем нашим, чтобы немедленно перебирались сюда. Оставаться им в Адрианополе уже не имеет смысла. Султан со своим сто пятидесятитысячным войском скоро двинется на нас.
– Сто пятьдесят тысяч? -переспросил Лев, – а сколько у нас защитников?
– После переписи оказалось, что в городе наберётся не более восьми тысяч мужчин, способных держать оружие.
– С таким количеством мы не сможем удержать столицу!– воскликнул в отчаянии Лев.
– Конечно, не сможем. Но мне удалось уговорить генуэзца Джованни Джустиани прийти к нам на помощь.
– А кто такой Джустиани?
– О, это большой специалист по фортификации. Он поможет нам защитить наши стены. С ним прибудут до тысячи генуэзских солдат и матросов, а это уже существенная помощь.
– А как же венецианцы? Не думают предоставить нам помощь?
– Пока у меня нет достоверных сообщений про их намерения, но мне кажется, что соотечественники моей жены все же не останутся в стороне, – с улыбкой произнёс Роман, – но меня не столько волнует иностранная помощь, сколько единство самих горожан. Тот духовный раскол, который царит в городе, может отрицательно сказаться на его обороноспособности.
– Не волнуйтесь, господин логофет. Когда враг встанет лагерем под стенами города, то все внутренние распри немедленно прекратятся, и мы дадим достойный отпор туркам.
– Дай Бог! – со вздохом произнёс Роман.
Уже в начале весны султан Мехмед смог собрать огромную армию численностью до двухсот тысяч человек. Лучшими считались янычары, количество которых достигло двенадцати тысяч. Мехмед сумел задействовать все имеющиеся в его распоряжении оружейные мастерские для изготовления щитов, мечей, дротиков и стрел. Пожалуй, всё было готово для начала осады, но султан, казалось, не спешил и ждал чего-то. Наконец ему доложили, что Урбан уже отлил первую сверхпушку и собирается показать её в деле.
– Пускай её установят напротив самой толстой стены в Адрианополе, – приказал Мехмед, – надо проверить, способна ли она ее протаранить.
Решив, что он должен лично присутствовать на испытаниях, султан вместе со своей свитой направился туда. Первое, что он увидел- это огромное жерло пушки невиданных размеров, целиком отлитое из бронзы.
– Ваше величество, – обратился к Мехмеду Урбан, – необходимо предупредить население города о предстоящей бомбардировке.
– Это ещё зачем? -удивился султан.
– Выстрел произведёт очень страшный шум и грохот, отчего многие, особенно женщины, могут сильно перепугаться.
– Нашему народу нечего бояться собственной мощи, – ответил Мехмед и приказал, – начинайте!
Урбан уже заправил пушку требуемым количеством пороха и ему оставалось только поджечь его.
– Ваше величество. Прошу вас отойти на безопасное расстояние, дабы не подвергать себя излишней опасности, – опять предупредил Урбан.
У Мехмеда ещё свежо было в памяти его ранение от взорванной бомбарды при осаде крепости Круи. Иногда раненая рука давала о себе знать. Взрыв этого монстра, несомненно, вызвал бы куда большие увечья, чем в прошлый раз. Он сразу вспомнил, как невольно спас его покойный отец от верной гибели. С тех пор прошло всего три года, и теперь он уже как султан стоит опять перед пушкой, но более крупной, вместе со своей свитой – пашами и военачальниками, которым тоже грозила опасность разрыва этого гиганта. Мехмед и виду не подал, что боится опасности. Вся его свита тоже осталась стоять рядом с ним.
– Мне бояться нечего, – сказал султан, – поджигай.
Урбан в замешательстве постоял немного, затем перекрестился три раза по- христиански, преподнёс фитиль и поджёг порох. Оглушительной силы взрыв потряс воздух над городом, и сразу же из жерла сверхпушки вместе с тридцатипудовым каменным ядром вырвался огромный столб огня. Когда дым рассеялся, все увидели картину страшного разрушения: ядро проделало огромную брешь в толстой крепостной стене города.
Мехмед смотрел на это с нескрываемым восторгом. Пушка полностью оправдала свои затраты. Он подал знак своему казначею, и тот подошёл к нему с поклоном.
– Отвесишь этому человеку столько золота, сколько он пожелает, – приказал султан, указывая на Урбана.
Тот стоял с бледным, но счастливым лицом.
– Ты немедленно приступаешь к изготовлению ещё трех таких пушек! Их надо установить под стенами Константинополя.
– Но как мы протащим этих чудовищ туда? Они невероятно тяжёлые, – посмел возразить один из его пашей.
– Такие вопросы не волнуют его величество,– ответил за султана великий визирь, – пушки должны стоять под стенами в назначенный срок любой ценой.
На второй день Пасхи 1453 года огромное турецкое войско начало обустраивать свой лагерь под стенами Константинополя. Турецкие полки ежедневно нескончаемой лавиной подходили к городу, постепенно заполняя огромное двадцатикилометровое пространство перед его сухопутными стенами.
