Виталий Ерёмин
Браво-брависсимо
ВОЙНО. Значит, все-таки вы допускаете существование бога.
СТАЛИН. Черчилль прав: русские умеют хранить тайны, даже от своих. Значит, вы ничего не знаете о небесном крестном ходе над Москвой, над Ленинградом, Сталинградом? Я не могу утверждать, что именно икона помогла. Но ведь не сдали немцам эти три города. И это такие же три факта, как уцелевшая «Тайная вечеря». Но это не весь ответ на ваш вопрос. Последние дни я чувствую, что мне осталось совсем мало. И меня все время тянет исповедаться. Но кому? По-моему, вы – лучшая кандидатура.
ВОЙНО. Бог с вами, как я смею.
СТАЛИН. Всякая власть – от бога. Вот власть вам поручает – исповедать товарища Сталина. Подчиняйтесь.
ВОЙНО. Это какая-то игра, а я не люблю игр.
СТАЛИН. Ну, какая это игра, все всерьез. Не хочу я лежать мумией в мавзолее. Хочу, чтобы прах мой упокоился в сырой земле. Но ведь не позволят. Ни соратники, ни народ. Как быть? Что сделать, чтобы похоронили по-человечески?..
Московская квартира Ошанина. Здесь Войно, Капа, Ошанин.
ОШАНИН. Значит, он почувствовал край. Даже в богочеловеке можно узнать просто человека. Как только на краю… так подавай бога. Карпов говорит, великий вождь своей рукой вписал твою фамилию в список лауреатов его премии. Уж как только тебя не ублажали, как только не искушали – ты стоял, как скала. И вот… принял эту премию. Мой тебе совет, друг. Прими его исповедь, а потом проводи до самых врат… сам знаешь, чего. Ладно, ребята, я вас покидаю. У меня сегодня операция.
Ошанин уходит.
КАПА. Интересно, перед тобой стоит вопрос, как жить дальше? Или тебе достаточно прислушаться к голосу божьему? (после паузы) Хорошо, что молчишь. Я боялась, что скажешь – как богу будет угодно. Тебе не бывает скучно с твоим богом? Прости, это, наверно, ревность. Хотя…ревновать к богу – что может быть глупей? Надеюсь, он, бог, это понимает… (после паузы) Сегодня ночью мне пришла мысль. Одна любовь делает ненужной другую любовь. Мне стала не нужна любовь к партии, к идее. Мне нужен ты. Но тебе нужнее твой бог. Как все просто, даже примитивно. А смысл жизни – в любви, к кому-то или к чему-то. Что же мне делать? Спросить совета у партии?
ВОЙНО. Как это ужасно.
КАПА. Что ужасно?
ВОЙНО. То, как я поступаю с тобой. Как поступаю с чувством нашим друг к другу. Ведь в этом чувстве нет ничего греховного. Я тоже не сплю ночами, думаю, ищу выхода. И – не нахожу. Спрашиваю себя, почему не нахожу. И на ум приходит только одно объяснение. Я стал упрямым, твердолобым фанатиком. И если это так, то как я могу осуждать Сталина или тем более исповедовать его?
КАПА. Да леший с ними, Сталиным! Нам-то что делать?
ВОЙНО. Дай мне еще один день и еще одну ночь.
Квартира Войно. Здесь Белецкая и Войно. Дети Войно – совсем взрослые мужчины – в соседней комнате.
ВОЙНО. Я отлично понимаю, что теряю своих детей. Чем старше становятся, тем больше отворачиваются от меня. Вы их вторая мать. К вам они, исключая Михаила, прислушиваются. Подскажите, как мать, что мне делать?
БЕЛЕЦКАЯ. Боюсь, что поезд ушел. К богу они не придут точно. А если так, то между вами не может быть ничего общего.
ВОЙНО. Но все трое пошли в медицину. Скоро станут профессорами. Разве это не общее?
БЕЛЕЦКАЯ. Нет. В медицине они будут сами по себе, отдельно от вас. Тем более, что вы ушли из медицины в работу святителя. И эта ваша священническая работа выпадает из существующей системы ценностей. Ее как бы нет. Ваша работа нужна ничтожно малому числу людей. Души большинства врачует – или только делает вид, что врачует – государственная мораль и ее государственные проповедники. Для вас выход один – ждать, когда существующая мораль исчерпает себя. Тогда к народу вернется ваша церковь. Но боюсь, что к тому времени народ у нас будет совсем другой. Будет в своем большинстве атеистом по сознанию, хотя и уважительно относящимся к церкви. Во всем мире религиозность пойдет на спад. Но нас к тому времени точно не будет. А вам ведь нужно знать, как жить сегодня.
ВОЙНО. Да-да, именно так. Говорите. Договорите до конца.
БЕЛЕЦКАЯ. Ради бога вы оставили без своего попечения и своей благодати своих четверых детей. И убили плотскую любовь к вам двух женщин. Вам было множество явлений, но скажите, было ли хоть в одном из них повеление не делать этого? Можете не отвечать. Не было таких повелений, иначе бы вы их исполнили. И что же из этого вытекает? Бог не пожалел ни одного из самых близких вам людей. Но вы продолжаете его любить, ему служить. Это что такое?
ВОЙНО. Это ужасно.
БЕЛЕЦКАЯ. Да, это ужасно. Но могу вас утешить. Это ужасно только для ваших детей, для Капы, для меня. Но не для вас. В вашем служении медицине и Богу найдется немало чудес. Вы будете причислены к лику святых. Потомки поставят вам памятники. О вас напишут книги, поставят фильмы и пьесы. Так что, как видите, все не так уже плохо.
Белецкая уходит. Появляются сыновья Войно.
ВОЙНО. Вы стояли у двери, и все слышали. Вы согласны с тем, что сказала ваша вторая мать?
МИША. Абсолютно. Ты странный, отец. Как ты мог верить в своего бога, если он не отвечал на твои молитвы? Когда он не спас нашу маму?
АЛЕКСЕЙ. Религия – это всего лишь плохо продуманная ложь не очень умных писак древности. А как можно верить в написанное неумно, да еще черт знает, когда? Как можно из этого неумного сотворить себе веру?
ВАЛЕНТИН. Для этого требуется опьянение рассудка. Опьянение верой. Таким человеком нужно родиться. Но мы не родились такими.
Дети выходят. Появляется Капа.
КАПА. Ты до сих пор считаешь, что по-настоящему нравственным может быть только религиозный человек. Но если так, со мной как быть? Я влюбилась в тебя еще девчонкой. А сейчас мне уже…. Но я до сих верна своему чувству к тебе. Разве я не нравственна?
Капа уходит.
ВОЙНО. Человек с духовной жизнью не может не слышать повелений Господа. Бог служит человеку больше, чем человек Богу. Бог говорит с человеком чаще. Намного чаще. Надо только уметь слышать. Но сейчас я ничего не слышу. Ничего! Но почему? Господи, почему??
