Виталий Ерёмин
Браво-брависсимо
Анна. О чем вы, государь?! Это было невозможно, я презирала Ришелье. Вам ли не знать, чья кровь во мне, и кто он.
Людовик ХIII (продолжает, как бы не слыша). И вот теперь вы решили, что вас полюбил Мазарини. Святая простота! Этот прожженный иезуит любит только власть, поскольку власть обогащает. Конечно, он твердит, что любит государство. Хитрец, он знает, что приверженность к этой любви укрепляет власть, а значит, приносит еще больше денег. В его голове только власть. Добиться власти, вцепиться во власть, держать власть до последнего вздоха – в его душе нет места ничему другому. Мне страшно оставлять королевство в ваших руках. Вы отдадите его руки вашего любовника, мадам. И посему…
Анна. О, государь!!
Входит камердинер короля.
Камердинер. Ваше величество, преподобные отцы готовы.
Анна. Еще два слова, государь.
Людовик ХIII. Нет, Анна, с меня довольно.
Анна. Ради всего святого. Ради сына нашего.
Людовик ХIII. Нет, сударыня, я не позволю вам прокрасться в мою душу. Я изложу вам свою волю завтра.
Анна (склоняясь к руке короля). О, государь!
Анна выходит из приемной. К ней тут же устремляется Мазарини.
Анна. Он меня растоптал.
Мазарини. Отчасти это хорошо.
Анна. Что вы такое говорите?
Мазарини. Прежде чем испустить дух, он выпустил пар.
Анна. Он пригрозил выразить завтра свою последнюю волю.
Мазарини. Давно пора.
Анна. Как вы циничны.
Мазарини. Я просто с вами откровенен. Чего нам-то хитрить?
Анна. Все пропало. Похоже, он задумал лишить меня регентства.
Мазарини. Ну-ну, посмотрим. Вам нужно выспаться.
Анна. Мне не до сна, пока Шеврёз в Париже.
Мазарини. Мне только донесли, с кем она уехала. Зреет заговор, мадам. Я его чую. Его запах разлит в сыром воздухе обветшалого Лувра.
Анна. Чего ж вы так спокойны? Мы устоим? Разве не нужны какие-то меры?
Мазарини. Нет, пусть все идет так, как идет. Бедный король, всю жизнь он страшился адовых мук за свои грехи, чем и пользовался Ришелье. Пусть молитвы соборования укрепят его дух и не позволят ему совершить последний грех. Аминь.
Анна. Грех? Какой же?
Мазарини. Король не хочет видеть и признать, что вы стали совсем другим человеком… Вы достойны править Францией. Он также не понимает, что ваше правление будет успешным для Франции. Разве это не грех? Да услышит господь мои слова, аминь.
Анна. Я так устала. Я не сплю ночами. Мне слышатся шорохи и грезятся черные тени над моим изголовьем.
Мазарини. Поезжайте в свой замок. Пусть королю донесут, что вы не в обществе герцогини де Шеврёз, а там, где вам и приличествует быть в такое время – с вашими детьми.
С почтительным поклоном Мазарини отходит от королевы.
ДВОРЕЦ ГЕРЦОГИНЫ ДЕ ШЕВРЁЗ
Те же: брат короля Гастон (Месье), принцы Конде и Конти, герцогиня де Шеврёз.
Принц Конти. Мы не должны это терпеть. Что ни регентша, то итальянец в кресле кардинала.
Месье. Однако он не трус. Его не страшит пример Кончини. Ришелье был прав: сердце у Мазарини смелее его ума.
Принц Конди. Господа, ну не убивать, как Кончини. Это так банально.
Мари де Шеврёз. Ну, зачем так сразу? Можно испробовать другое средство. Королеве сорок два. В этом возрасте… Вдруг не устоит перед молодым красавцем. (смеется)
Месье. Но кто пожертвует собой? Ведь это – жертва, господа. (смеется)
Мари де Шеврёз. У меня есть претендент на эту роль?
ЛУВР
Кабинет короля Людовика ХIII, апрель 1643-го года
Анна Австрийская и высшие вельможи.
Людовик ХIII. Повелеваю. Пока мой сын, пятилетний Людовик ХIV, не достигнет совершеннолетия, то есть четырнадцати лет, королевством будет управлять… регентский совет. Ни в коем случае не королева единолично! Пусть королева входит в этот совет, но только с правом одного голоса. А все решения должны приниматься исключительно большинством голосов.
Анна готова возразить королю, но Мазарини останавливает ее взглядом и жестом.
Людовик ХIII. Изложенное мной есть моя последняя твердая воля, которую всем вам надлежит исполнять неукоснительно. Любое отступление будет расценено, как государственный переворот. Если у кого-то сейчас чешется язык, чтобы возразить мне, почешите лучше шею – перед тем, как ее почешет гильотина.
Анна. О, государь!
Людовик ХIII. В эту минуту я обязан думать только о Франции.
Мазарини. Ваше решение, государь, исполнено того же величия, что и ваше правление. Никто не может заменить вас в единоличном правлении, кроме вашего наследника. И наш общий долг – помочь вашему сыну подготовиться к служению Франции.
Людовик ХIII. Вы все-таки крестный отец моего сына. Вот и займитесь этим, кардинал.
Мазарини. Какое неслыханное доверие! Будет исполнено, государь.
Людовик ХIII. А теперь покиньте меня. Мне нужно молиться.
Покинув кабинет, Анна отводит с Мазарини в сторону.
Анна. Что делать, монсеньер?
Мазарини. Ласково беседовать с Месье, с принцами. По отдельности с каждым.
Анна. О чем?
Мазарини (осторожно оглядевшись по сторонам). Я буду говорить сквозь зубы. Вдруг кто-то читает по губам. Говорить вам следует о том, что вы затрудняетесь понять, что теперь хуже: государственный переворот, от которого предостерег король, или гражданская война, которая неизбежна при ослаблении власти в результате такого странного регентства. Мы что, даже денежные вопросы будем решать голосованием? Это безумие! Но еще важнее не что вы будете говорить с принцами, а как – с каким выражением. Видите ли, ваше величество, ничем человек так не проявляет волю к власти, как своей способностью убрать с дороги конкурентов. Вы хотели в свое время убить мужа? Хотели. Хотели убить Ришелье? Хотели. Вы готовы сегодня покончить со своими противниками?
Анна. Я поняла вас, Жюль. Я возьму нужный тон. Я заставлю их трепетать.
ПАРИЖ, 1643-й год
Зал почета, похоронный одр.
Сцена разделена. На большей ее части – похоронный зал почета. Стены и пол которого декорированы фиолетовым бархатом, шелковой тканью и восточными коврами. Вдоль стен – скамьи, на которых сидят и молятся придворные. В центре зала – почетное ложе с балдахином, украшенное дорогими тканями, на который водружен манекен короля в натуральную величину, облаченный в королевскую мантию. К манекену прикреплена вылепленная из воска голова короля с волосами и бородкой. В открытые веки вставлены стеклянные глаза. Ощущение, что это лицо живого короля.
На меньшей части сцены – комната Мазарини. Здесь Мазарини и Эльпидио.
ПОКОИ МАЗАРИНИ
Эльпидио. Как он рано умер, Людовик ХIII… Вы не находите?
Мазарини. Странный вопрос. Вы на что-то намекаете?
Эльпидио. Ну, понятно, был слаб здоровьем. Но чтобы умереть… Ведь не было у него смертельного недуга! После соборования ему стало намного лучше, и он прожил еще три недели. Все считали, что он выздоровел. И вдруг… Это ли не странно? (Мазарини молчит) Хорошо, я спрошу иначе: кому была выгодна эта смерть?
Мазарини. Брось, Эльпидио. Это переходит все границы. Знаешь, что сказал перед смертью сам покойный? «Тяжка моей душе моя жизнь». Вот и все объяснение его же устами. При нем, восьмилетнем, убили отца его, Генриха IV. А потом он в 16 лет убил, хоть и не своими руками, отчима своего, кардинала Кончини. А мать сослал, отдалил от себя на всю оставшуюся жизнь. Мстил за жестокое к себе отношение. Потом не спас от эшафота любимца своего Сен-Мара, обвиненного в покушении на кардинала Ришелье. Всю жизнь боялся божьего суда. Этот страх его и источил. А вот и мы восемнадцать лет назад.
ЗАЛ ПОЧЕТА
В зал почета входят еще молодые Анна и Мазарини, встречаемые любопытными и недоброжелательными взглядами.
ПОКОИ МАЗАРИНИ
Мазарини (в зал). Смотрите, слушайте. Сейчас королева Анна произведет фурор.
ЗАЛ ПОЧЕТА
Анна. Господа, прошу особого внимания, я должна сделать заявление. Господа, у меня за спиной призрак мужа моего. Это меня вдохновляет. Вы помните, как он однажды казнил заговорщика? Гильотина сломалась, но король не отменил приговор. Он повелел добить заговорщика молотом. Мне не доставляет никакого удовольствия вспоминать подобные вещи. Но я хочу, чтобы вы поняли – последние решения короля умирают вместе с ним. Вы хорошо расслышали? Итак, вношу на ваше рассмотрение… следующее решение Регентского совета. Совет считает, что регентом должно быть исключительно конкретное лицо. Всякое другое положение будет только вредить устойчивости власти. У нас все-таки, видит бог, абсолютная монархия. И не нам, смертным, менять общественное устройство. И это будет не государственный переворот, чего так боялся король, а предотвращение гражданской войны, которой не хотите ни вы, ни тем более я.
Гробовая тишина. Каждый из присутствующих принцев и вельмож осознает, какие последствия ждут его лично, если он выскажется против.
Принц Конде: Это заявление настоящей правительницы.
Месье: Можете на меня рассчитывать всецело.
Принц Конти: Был и остаюсь преданным вашему величеству.
Анна (вполголоса – Мазарини). О, дева пресвятая! Что это было? Они безропотно склонили головы.
Мазарини. А я вам что говорил? Стоит вам показать свою способность уничтожить их, как они пойдут на попятную. Но прошу вас учесть – это не капитуляция, а только временное отступление. Они придут в себя и обязательно придумают какую-нибудь большую гадость. Только теперь они будут бить по мне, чтобы вы остались одна против их всех.
Анна. Ладно, если это будет, то не завтра. А что мне делать сейчас? Как я понимаю, нужно развивать успех.
Мазарини. Я приму любое ваше решение.
Анна. И вы туда же.
Мазарини. Я серьезно. Власть красит или безобразит человека. Я так люблю видеть, как вы руководите. В такие минуты вы особенно прекрасны, моя королева.
Анна. О, Жюль, вы можете кого угодно сразить вашими комплиментами, только не меня. Чья-то искренность – это последнее, во что я способна верить.
Мазарини. Я докажу.
Анна (с иронией). Только ценой жизни, иначе не поверю.
ДВОРЕЦ ПАЛЕ-КАРДИНАЛЬ
Покои королевы Анны
Анна одна, слышны детские голоса.
Анна. Ну, где же он? Неужели опять дуется в карты? Боже, почему женщина обязательно должна чего-то ждать, даже если она королева? Хотя нет. Кажется, я возвожу на него напраслину. В карты он дуется по ночам. Хочет выиграть соседний особняк Шеври, чтобы быть поближе. Как это романтично! Ведь это большой риск. Он может и проиграть взятые в долг деньги. Потом отдаст? Отдаст, конечно, если удержится возле меня. Интересно, кто из нас двоих больше нужен другому? На каких весах это взвесить?
Слышны шаги. Входит служанка.
Служанка. Герцогиня Мари де Шеврёз, ваше величество.
Анна. Как ты посмела? Я ж предупреждала.
Служанка. Герцогиня плакала.
Анна. Пусть войдёт.
Служанка скрывается за дверью. Входит герцогиня. Делает глубокий реверанс.
Анна. Ну, что у вас?
Мари де Шеврёз. Моя королева, умоляю вспомнить. Мы были так близки. Мы были подругами.
Анна. Вы были фрейлиной, а не подругой. Подруг у королевы быть не может, как у короля друзей. А если все же есть, то это не совсем королева. Возможно, такой я и была в юности и ранней молодости.
Мари де Шеврёз. Да-да, конечно, я была всего лишь фрейлиной, простите, я оговорилась.
Анна. Какая просьба? Хотите вернуться во Францию? Это невозможно, пока я не смогу убедиться в вашей лояльности!
Мари де Шеврёз. Как вы изменились! И это всё он, я понимаю. Вы сделали правильную ставку. Вас ждет удача. Я счастлива за вас.
Анна. Сколько яда в каждом слове. Прощайте, герцогиня. И не являйтесь впредь ко двору. Или я велю арестовать вас.
Мари де Шеврёз (делая угрожающее движение к Анне). За что так сурово, ваше величество?
Из-за портьер мгновенно вырастает сразу несколько стражей. Герцогиня отступает и скрывается за дверью.
У выхода из покоев королевы Мари де Шеврёз неожиданно сталкивается с Мазарини.
Мазарини. Герцогиня!
Мари де Шеврёз. Вы меня знаете? Мы не были представлены.
Мазарини лезет в карман камзола и достает сложенный вчетверо листок бумаги. Показывает листок герцогине. На листке ее лицо. На лице Мари де Шеврёз отражается крайнее удивление.
Мари де Шеврёз. Какая честь! Но эта шляпка осталась у меня в Брюсселе. Это там меня и нарисовали? То есть вы предполагали, что я приеду? Однако ваши люди все умеют.
Мазарини. Не все. Они никого не убивают.
Мари де Шеврёз. Значит, я могу спать спокойно?
Мазарини. А вот этого я вам не обещаю, пока вы мутите воду, мадам.
Мари де Шеврёз. Как вы смеете?
Мазарини. Сан кардинала равен сану принца, а вы всего лишь герцогиня.
Мари де Шеврёз. Что вам надо от меня?
Мазарини. Лояльности всего лишь. Лояльности своей бывшей госпоже, которую вы не раз толкали в грех.
Мари де Шеврёз. А что взамен?
Мазарини. Мое покровительство, мадам.
Мари де Шеврёз. Что я слышу?!
Мазарини. Я воздаю вам должное, как женщине.
Мари де Шеврёз. О, даже так? Если об этом узнает королева, это едва ли ей понравится.
Мазарини. А мы ей не скажем.
Мари де Шеврёз. Не боитесь потерять свое могущество? Королева может отказать вам в постели, где это могущество как раз и возросло.
Мазарини. Чего не сделаешь ради государства. Франции нужно спокойствие, мадам. Всегда буду рад иметь дело с вами, вторая дама королевства.
Мазарини откланивается и идет дальше.
Мари де Шеврёз. Он умнее всех мужчин, каких я знала. Мне у него не выиграть. Я чувствую. Но когда не можешь выиграть, старайся что-то выгадать, это уже немало.
ПОКОИ КОРОЛЕВЫ АННЫ
Входит Мазарини. Видит стражей и встревоженную королеву Анну. Что-то говорит стражам по-итальянски, они выходят.
Мазарини. Чего хотела эта интриганка?
Анна. Того же, что и все – близости к престолу. У вас утомленный вид. Вы не спали ночь?
Мазарини. Я выиграл в пикет! Выиграл соседство с вами. Теперь нас разделяет только парк.
Анна. Но парк большой. Опасность может грозить за каждым деревом.
Мазарини. Пустяки. Я что-нибудь придумаю.
Анна. Кажется, пора бы мне что-то придумать.
Королева делает легкий шаг навстречу кардиналу, как бы приглашая его к объятию. Мазарини с готовностью подходит и пылко обнимает ее.
Анна. Как мне надоело прятаться. Задуйте свечи.
Мазарини гасит свечи. Зритель теперь может слышать только голоса влюбленных.
Голос Анны. Интересно, как это бывает у простолюдинов.
Голос Мазарини. Наверно, грубо.
Голос Анны. Хочу грубо. О-о! О-о! Вы все умеете?! У вас это было с простолюдинками?
Голос Мазарини. О, дорогая!
Голос Анны. Сознайтесь уж. Я знаю, вы не ветреник.
Голос Мазарини. Когда мне? Столько дел!
После паузы.
Мазарини. Позвольте мне помочь.
Голос Анны. Да, вот здесь застежка. О, только не так резко! Как же я противоречива! То – грубо, то – не так резко.
Голос Мазарини. Вы чудо небес, дорогая. Со времен Адама никто не испытывал такой страсти, как я к вам.
Голос Анна. Прекратите! Это уж слишком.
Голос Мазарини. Вот так будет всегда.
Голос Анны. Что так?
Голос Мазарини. Вы будете сомневаться.
Голос Анны. Не больше, чем вы. Но наш союз, хочу верить, все же прочен. Мы оба нужны друг другу смертельно. Поодиночке нас сотрут в порошок. Зажгите свечи.
Голос Мазарини. Еще поцелуй.
Вспыхивает спичка. Анна поправляет прическу, Мазарини – свой камзол. Слышатся приближающиеся детские голоса.
Анна (со смехом). Мы чуть не попались. Ах, эти маленькие короли и принцы. Они, как маленькие звери, такие милые, так любят играть. Но что с ними происходит, когда они становятся взрослыми.
Мазарини. Я передам наследнику всего себя.
Анна. Он уже влюблен во все итальянское. Но ваши представления о власти… это важнее. Если есть учение Макиавелли, то почему не быть катехизису Мазарини?
Мазарини. Важна не столько теория, сколько личный пример. А мой личный пример зависит от того, как дальше поведут себя наши враги. Чувствую, они еще попортят нам немало крови.
ПАРИЖ, ЛУВР. 1643-й год.
Зал заседаний Регентского совета.
Анна. Повелеваю. Главой Королевского совета быть его святейшеству кардиналу Мазарини. В регентском совете быть только мне и кардиналу. Его святейшеству также быть первым министром. (после паузы) Господа, Франция по-прежнему в кольце. Это неприемлемо и этому не бывать. Мы должны вернуть прежние границы. Этой цели будет служить мой кабинет. Пусть все те, кто не попал в этот кабинет, не чувствуют себя обделенными. Всем найдется дело, господа. И всем будет воздано по делам их. Через восемь лет мы должны передать наследнику престола совсем другую страну, господа, с которой будет считаться вся Европа.
Дружное рукоплескание.
Анна. И еще. Работа регентского совета требует постоянных консультаций между мной и первым министром. И посему его преосвященство займет соседние с моими апартаменты. Понимаю, это вызовет нежелательные разговоры и неприятные домыслы, но главное – успешная работа, не так ли, господа?
Гораздо более дружное рукоплескание.
ПОКОИ МАЗАРИНИ
Эльпидио. Ай да укротительница королева Анна!
Мазарини. О, да. Я даже не ожидал такого результата. Что ж, политика – дело, насколько человеческое, настолько и животное. У кого страшнее рык и тверже воля, тот и парализует.
Эльпидио. Мускулы не обязательны?
Мазарини. А с чего ты взял, что у королевы не было мускулов? Мускулы в политике – это деньги. А денежки у двора уже завелись. Мы уже могли содержать сто сорок тысяч наемников. И вся оппозиция на эти денежки облизывалась. Но золото и серебро нам было нужно не для развратных принцев, а для войны за возврат наших территорий.
Эльпидио. Оппозиция еще не знала, что не получит ни ливра?
Мазарини. Как не догадаться? Принц Конде подставил королеве красавца – маркиза де Жерзе. Тот признался ей в любви наедине – она его высмеяла и прогнала прочь. Тогда он признался публично. Они хотели сделать королеву сговорчивей, чтобы она согласилась заменить меня каким-нибудь олухом. Жалкие канальи! Я тут же отвечал ударом на удар.
Эльпидио. Каким же образом?
Мазарини. А очень даже просто. Запускал слухи через своих людей, если это можно так назвать. Парижане узнавали от моих людей то, что было на самом деле. Но всякий блуд двора – всегда всего лишь слух.
Эльпидио. Как рискованно. Чернь склонна больше подозревать и винить тех, кто выше.
Мазарини. Но принцы чаще ездят по улицам и площадям Парижа. Их забрасывали камнями. Им больше доставалось.
Эльпидио. Ой ли? Одних памфлетов против вас и королевы выходило в месяц около четырехсот. Четырехсот!! Вы их читали? Их называли мазаринидами.
Мазарини. А как же! Ммм, дай бог памяти. Ах, вот: «Каждый раз, когда Мазарини пускает в ход пипку, он потрясает основы государства». Заметьте, какой стиль. Все мазариниды выходили из-под пера вельможной знати. Чернь не пишет памфлеты. Чернь ждет момента пограбить лавки, винные погреба и дворцы.
Эльпидио. Добрались и до вас однажды.
Мазарини. Что делать, власть – игра. Можно что-то выиграть, а что-то и проиграть.
Эльпидио. Ваше преосвященство! Как можно выиграть 39 миллионов ливров? Именно в такую сумму оценивается ваше состояние. В два раза больше, чем у Ришелье. А еще 9 миллионов наличными, или почти 5 тонн серебра и золота…
Мазарини. Уже подсчитали? Уже заглянули в мой кошелек!
Эльпидио. Монсеньер, вы сами составили опись. 470 картин, полотен великих мастеров, включая Тициана, Рафаэля и да Винчи, 63 статуи и 24 бюста не менее великих мастеров. А сколько церквей галерей, колледжей, библиотек, особняков, дворцов, построенных по эскизам лучших римских архитекторов…
Мазарини. Ну, хватит. Как видишь, я ничего не спрятал, не зарыл. Детей у меня нет. Племянники и племянницы свое уже получили. Все, что ты перечислил, останется Франции.
Эльпидио. Но монсеньер! Не выиграли же вы все это в карты…
Мазарини. Ты требуешь отчета?
Эльпидио. Причем тут я? Потомки вас засудят.
Мазарини. Ну, хорошо. На самом деле все просто. Я знаю, меня будут подозревать, что я приехал во Францию ради золотого тельца. Но я ведь был всего лишь дипломатом. На этом поприще не сколотить больших деньжат. Здесь, во Франции, я впервые узнал дикие вещи. Члены парламента вполне законно покупают себе места. Чиновники точно так, в рамках закона, покупают, завещают и продают свои должности. Ничего подобного в Риме и в помине нет.
Эльпидио. Тогда не понятно, чего ради чего вы так стремились в Париж? Папа вас не отпускал – вы сбежали из Рима! Страсть к королеве Анне отрицаете…
Мазарини. Мне трудно объяснить. Наверно, так я и останусь в памяти потомков – алчным интриганом. Один Христос поймет меня. Вся надежда на него.
Эльпидио. На его прощенье?
Мазарини. На то, что не оставит меня без работы. Хоть в аду, хоть в раю. Я всегда был готов работать даже бесплатно, а сейчас тем более готов.
Эльпидио. Но когда на вас надели пурпурную мантию кардинала, вы воскликнули: «Теперь я богат!»
Мазарини. И ты веришь, что у меня могли вырваться такие слова? У меня??
Эльпидио. Действительно, как странно. Значит, враки?
Мазарини. Подай-ка мне вина, и не забудь себя.
Входит Бернуини.
Бернуини. Ее величество, господин.
Мазарини выразительно смотрит на Эльпидио, призывая его взглядом выйти. Эльпидио исчезает.
Анна входит порывисто и нервно.
Мазарини. Что-то случилось, душа моя?
Анна. Вы поступили невероятно благородно, и в то же время… не знаю даже, как сказать. Нельзя так разрывать людей на части. Плохо, когда человек должен делать такой выбор, даже если этот человек – король.
Мазарини. Ах, Анна, я забыл, что нахожусь под подозрением… Что бы ни сделал… Прав был Ришелье, когда сказал мне, что человек, достойно послуживший своей стране сродни преступнику, приговоренному к смерти. С той лишь только разницей, что преступника карают за грехи, а его- за добрые дела. Все последние 18 лет я считал и до сих пор считаю сына вашего своим сыном. Почему я не могу завещать ему такую сумму, тем более, что у меня нет своих детей? Какой здесь может крыться подвох?
Анна. Ах, Жюль, мы верим в вашу искренность.
Мазарини. Так в чем же дело? Берите эти деньги и превращайте Париж в новый Древний Рим. В вашем распоряжении десятки лучших итальянских художников и архитекторов. Увеличьте армию вдвое и расколошматьте всех врагов. А Эльпидио это отобразит. И я буду счастлив видеть это сверху. Или вас одолевает гордыня?
Анна. Что есть, то есть.
Мазарини. Ну, уж выбирайте.
Анна. Лу уже выбрал. Он не примет этот дар. При всей любви к вам. И первого министра не назначит после вас. Он будет править сам.
Мазарини. Что ж, им можно только гордиться.
Анна. Я и горжусь. Наше дитя… Он перенял все ваши вкусы. Даже особый вкус к власти.
Мазарини. Ну вот, у меня уже ничего не болит.
Анна наливает в таз из кувшина воду и начинает обмывать ноги Мазарини.
Мазарини. О, Анна, это дело слуг.
Анна. Я все умею. Меня всему учили в детстве. А помнишь, как какой-то гранд загорелся у камина, и никто из близких не отодвинул его от огня, звали слуг… Или это анекдот? До чего же чопорный наш век! А помнишь, как наш Лу въезжал в Париж в день своего восшествия на престол? Четырнадцатилетний мальчик на белом коне. Конь то вставал на дыбы, то становился на колени. Этот символ ты придумал. Я – король, я – ваш слуга.
Голос Людовика ХIV. Но государство – это я.
В комнату входит 23-летний король с гитарой в руках.
Людовик ХIV. А помните мои концерты? А кто приохотил меня к гитаре? Вы, отец.
Мазарини. Вы разрываете мне сердце.
Людовик играет на гитаре. Играет хорошо, в испанском стиле. Мазарини плачет.
Анна. (Мазарини). А помнишь, ты возил Лу в военные лагеря, чтобы он понюхал там пороха? (после паузы) Ты хотел, чтобы он не был мотом – нашего Лу трудно было по одежде отличить от мальчиков-пажей. Проводить тебя приедут все члены королевской семьи, даже те, кто живет за границей. Оратории и эпитафии заказаны лучшим поэтам и музыкантам. Ты должен знать, как велика наша признательность и любовь к вам. (после паузы) Хочу, чтобы вы знали. Я уйду в монастырь Ван де Грас немедленно, как только…
Мазарини. Вы правы, не стоит даже невольно пытаться затмить сияние нашего мальчика. Что касается моего скромного дара… Вы вольны отказаться, государь. Но и я волен настоять на своем. Мой интендант и доверенное лицо Кольбер передаст вам эту сумму позже. Вы станете, сын мой, самым богатым королем Европы.
Людовик откладывает гитару, становится на колени у постели Мазарини и плачет. Или только изображает плач.
Мазарини (продолжает). Теперь я понимаю, чем был пожар в моей галерее. Я достиг всего, что мог. Я исчерпал себя. Мне пора. (с легкой иронией) Теперь вся надежда на Христа. Боюсь, я там заскучаю без работы. Возможно, Господь поручит мне переговоры с дьяволом. Я постараюсь справиться.
Король и королева откланиваются и выходят из покоев Мазарини.
Анна. Сын мой, вы езжайте, а я останусь ненадолго. Мне нужно еще кое-что согласовать.
Людовик. Как вам будет угодно, матушка.
Король уходит, Анна остается. Она хочет войти в покои кардинала. Но ее опережает Эльпидио, не видя ее. Делая знак Бернуини не мешать ей, Анна слышит разговор Мазарини с Эльпидио.
ПОКОИ МАЗАРИНИ
Эльпидио. Вы еще не рассказали, как удалось вам справиться с заговором высокородных во главе с Мари де Шеврёз. Судя по рассказам, эта ваша интрига филигранна.
Мазарини. Не преувеличивай, Эльпидио.
Эльпидио. А вы не преуменьшайте, монсеньер. Давайте по порядку.
Мазарини. Я допустил ошибку, когда начал заигрывать с герцогиней де Шеврёз. Она усмотрела в этом слабость. Второй моей ошибкой была амнистия тем, кого преследовал усопший король. Помилованные захотели большего – моей головы. В прямом смысле слова.
Эльпидио. Возможно, вас подводит память, ваше преосвященство. Вы упустили, что урезали высшей знати содержание и сократили штат слуг.
Мазарини. Ах, да. Надо признать, высокородные прижали нас всерьез. Эта канитель продлилась почти четыре года. Королеве, наследнику и мне пришлось даже бежать из Парижа. Тут помог мой верный служака Шарль д’Артаньян. Его имя войдет в историю на равных с королями. Потом мы вернулись, но мне пришлось снова покинуть Париж. Королеву и наследника высокородные не выпустили вместе со мной. Королева-мать и юный король меня встречали у ворот Парижа, когда заговор был раздавлен.
Эльпидио. Говорят, вы использовали методы, достойные учебника для интриганов высшей пробы.
Мазарини. Пожалуй, тут не буду скромничать. Сначала я избавился от герцога Бофора, которому было поручено меня убить. Но де Бофор остался жив и жил в тюрьме, как в раю. Я свел принца Конти с одной из моих племянниц. Принц не устоял перед ее чарами, женился на ней, стал родственником и таким маневром был выведен из игры. Самым крепким орешком оказался 28-летний принц Конде, по праву считавшийся лучшим полководцем Франции. Но, однако, посильнее его был более зрелый маршал Тюрень. Мне каким-то чудом удалось разбить Тюреня силами швейцарцев и натравить его на Конде. Тюрень победил. Таким образом, я стал считаться воякой похлеще этих двоих, с моим-то чином капитана папской гвардии. Самым простым делом было выбить почву из-под ног Месье. Брат короля имел слабость одалживаться у меня, чтобы покрыть свои карточные долги. Я пригрозил, что откажу ему в поддержке, и он скис. Ну, вот и все, пожалуй.
Эльпидио. Вы забыли о вдохновительнице заговора.
Мазарини. Все бунтовщики были вознаграждены за то, что пошли на мировую, кроме герцогини. И все остались во Франции, кроме нее.
Эльпидио. Итак, сколько раз вы бежали из Парижа?
Мазарини. Три. Из них два раза был уверен, что придется уносить ноги снова. Если удастся уцелеть.
Эльпидио. Итог ваших личных военных побед?
Мазарини. Две войны. Три провинции были возвращены во Францию.
Эльпидио. Сколько побед одержано дипломатией, вы, конечно, не считали…
Мазарини пожимает плечами.
Эльпидио. Но вспоминать вас будут только, как алчного интригана.
Мазарини. С чего ты взял? А впрочем, да. Ведь я же чужестранец, пробравшийся к кормилу власти, а стало быть – прохвост. Ну, что ж, пусть будет так. Теперь уже – плевать!
Эльпидио. Вы признаете только свой суд?
Мазарини. Ну, почему же, вовсе нет. Мне даже интересно, что вы захотите вытащить из меня еще. Уж не признание ли, что я отрицаю бога? А что… Неплохо бы объявить меня посмертно еретиком. Думаю, новому Папе это бы понравилось. Или вы не заведете меня так далеко, благородный Эльпидио?
Эльпидио. Ну что вы, монсеньер, как только вы могли подумать… Однако же продолжим. Вы завещали Людовику ХIV так называемые правила Мазарини. Откройте их суду.
Мазарини. Я уже немало их открыл.
Эльпидио. Однажды вы проговорились. Вы сказали о своей первой беседе с Ришелье: «Я ему отдался». Это можно считать правилом?
Мазарини. Безусловно.
Эльпидио. Вы хотели, чтобы он полюбил вас больше, чем королеву Анну? Чтобы вы стали нужнее ему, чем она? Чтобы он, даже сведя вас с ней, не ревновал вас, так?
Мазарини. Так, только решение это возникло не сразу.
Эльпидио. А в какой момент вы поняли, что она у вас на крючке?
Мазарини. Сначала она слегка кокетничала, а потом перестала. Вот когда перестала… Но к этому моменту я был уже на крючке у нее. Любовь – это всегда немножечко война, всегда кто-то завоевывает другого. В нашем случае была обоюдная победа.
Анна (в зал). Подтверждаю.
Эльпидио. Вернемся к методам.
Мазарини. Запиши метод Ришелье. Прежде чем взять меня на службу, он поделился, что перед каждым докладом королю прощается с жизнью. И что страшиться следует не только королевского коварства, но и жестокой черни. Рассказывал, как чернь выкопала тело захороненного Кончини, разрубила его на куски и зажарила на костре. Значение этого метода просто. Получая высокий пост, человек должен ясно представлять, куда он может упасть.
Эльпидио. Ваше главное правило, как дипломата?
Мазарини. Если целью войны является мир, то война не должна прекращать переговоры о мире.
Эльпидио. Молва упорно приписывает вам тайное венчание с королевой Анной…
Мазарини. Я еще в юности сторонился карьеры священнослужителя. Точно знал, что это мне когда-то очень помешает. Меня посвящали в разные саны, но я никогда не давал обета безбрачия.
Эльпидио. То есть ничто не препятствовало?
Мазарини. По закону церкви, я не мог жениться на матери своего крестника. Ну, хватит, Эльпидио. Тебе пора назвать свою фамилию. Только не ври мне, иначе тебя ждет самый страшный каземат Бастилии.
Эльпидио. Бенедетти, монсеньер.
Мазарини. Правильно, Бенедетти. Не соврал. Все сходится. Тебя опознали мои люди, епископ Бенедетти. Ты не справился с заданием.
Эльпидио. Сжальтесь, монсеньер!
Мазарини. Э, да ты наложил в штаны, епископ!
Эльпидио. Я в самом деле напишу вашу биографию. Я вами очарован.
Мазарини (с сарказмом). Ну, да, ты мне отдался. Что ж, отчасти это так. Проваливай, мне не до тебя сейчас.
Эльпидио исчезает. Появляется Анна.
Анна. К любовной связи наш народ относится снисходительно. А вот брак очень опустил бы нас в глазах французов. Дорогой мой Жюль… Мой слуга, мой господин… Однажды ты написал мне, что для тебя разлука со мной хуже смерти. Только теперь я чувствую, что означают эти слова…
