АБОРИГЕН С ВАЙГАЧА
Не погрешу против истины, если скажу, что главным видом транспорта на Севере, исключая, конечно, оленьи и собачьи упряжки, а также снегоходы, является авиация. Причем, вертолеты, для которых не требуется взлетно-посадочная полоса. Большинство участников нефтеразведочной экспедиции, базировавшейся в Варандее, если возникала потребность побывать а Нарьян-Маре, в Амдерме или на одной из отдаленных буровых, пользовались не рейсовыми, а экспедиционными вертолетами Ми-8. Быстро и надежно. На тракторе или на оленьей и собачьей упряжках по бездорожью, рискуя погибнуть в болоте или быть застигнутыми в пути метелью, далеко не уедешь.
Однажды в первые дни апреля произошел курьезный случай. Погода была ясная и я вместе с другими пассажирами благополучно долетел с экипажем Ми-8 из Варандея в Амдерму. Закончил срочные дела, мы готовились в обратный рейс, когда вертолетчики по радиостанции получили задание совершить посадку в селении Варнек, что на острове Вайгач и загрузить для экспедиции мясо – оленину. Дело в том, что на этом острове ненцы и поморы исконно занимаются оленеводством, обеспечивая материк с его коренным и пришлым людом дешевым мясом.
Приказ – есть приказ. Заработали винты и наш вертолет оторвался от обледеневшей и припорошенной земли. Минут через двадцать, преодолев по воздуху пролив Маточкин шар сверкающий наледью припая и мешаниной шуги, вертолет достиг оконечности Вайгача. Сквозь стекла иллюминатора внизу показались несколько бревенчатых изб.
Пилоты выбрали более-менее подходящее место для посадки. Едва Ми-8 коснулся колесами покрытой снегом земли, как дверь в ближайшей избе распахнулась из помещения выскочил мужчина. Он бежал, размахивая руками и, тщетно пытался перекричать гул двигателя. Обороты винта замедлились и низкорослый абориген приблизился. На нем была сорочка с галстуком и пиджак, хотя мороз под тридцать градусов его еще не пробрал. В глаза бросился его вызывающе начальствующий вид. Вскоре мы узнали, что он председатель сельсовета, потому и держался гоголем.
— Куда вы сели, надобно поближе к складам,– упрекнул он.– У меня нет транспорта для подвоза сюда оленины.
– Откуда нам знать, где твои мясные склады находятся? С высоты не распознать,– возразил пилот и пригласил.– Давай садись в кабину, точно укажешь место, где лучше приземлиться, чтобы не блуждать.
– Я не запер кабинет, оставил без присмотра, выбежал ведь на минутку,– неуверенно произнес начальник и указал взглядом на избу.
– Ничего с ним не случится,– обнадежил пилот.– Минутное дело, укажите место посадки и возвратитесь в кабинет.
Я подал руку и председатель сельсовета оказался в вертолете. Машина зашумела винтами и набрала высоту. Пилот хотел найти ориентиры на местности. Но вдруг налетел резкий ветер, завьюжило, окутав все молочной пеленой. Исчезли внизу крыши построек, все стало белым-бело. Как пилот не вглядывался, глаз не мог зацепиться хотя бы за какой-нибудь ориентир на земле.
– Наелись оленины. Придется возвращаться в Амдерму, – сообщил командир экипажа.– Рисковать нет смысла. В другой раз, когда выпадет оказия, заберем мясо.
– А как же я? — растерянно вопрошал председатель сельсовета. – У меня изба, кабинет не закрыт, без присмотра. Вдруг кто на печать гербовую позарится?
Он выглядел жалко, начальствующую спесь словно рукой сняло.
– Кому она нужна, твоя печать, в глухой тундре,– ответил пилот. – Ничем помочь не могу. Правила техники безопасности полетов запрещают в таких условиях совершать посадку. Ждите, может распогодится.
Наш случайный попутчик еще несколько минут метался, пока не успокоился, смирившись с ситуацией и своим положением. В Амдерме погода была сносной и мы благополучно приземлились. А вот Варандей, куда мы намеревались вылететь, не принимал из-за ненастья. Трое суток мы промаялись в Амдерме.
– Как же я, мне надобно на Вайгач?– приставал к пилотам одетый в старую летную куртку с чужого плеча председатель сельсовета, имя которого за давностью лет позабылось.
— Теперь вам с нами, любезный, не по пути. Ждите, на Вайгаче нелетная погода, – невозмутимо ответил командир Ми-8, тщательно изучавший сводки метеослужбы. Я с сочувствием наблюдал за попавшим внеожиданный переплет поморцем. Мне, как впрочем и ему было хорошо известно, что на Вайгач вертолеты летают очень редко, а другим способом преодолеть почти пятидесятикилометровое расстояние, причем через пролив, весьма рискованно. Вот так: отлучился человек на минут на пять-десять в вертолет, чтобы указать место посадки, а стал заложником непредсказуемой погоды Севера.
На Вайгаче надолго разыгралась непогода. Экипажу вертолета дали добро на вылет в Варандей и мы направились на базу.
Каким способом председатель сельсовета добрался до родной избы для меня осталось неведомо. Зато этот необычный эпизод надолго остался в памяти, да и мелкому чиновнику будет наукой.
ТИХАЯ ОХОТА
На исходе ноября осень подарила любителям тихой охоты благодатную погоду. После кратковременных дождей установились погожие солнечные дни. Солнце растворило утренние туманы, выпило со стеблей травы и листьев росу и прогрело за ночь озябшую почву. В один из таких дней, ближе к полудню я наведался в сосновый бор, что на склонах и террасах, изрезанных балками за поселком Грэсовкий.
Здесь на возвышении есть небольшой равнинный участок бора, где недавно в ясную погоду довелось увидеть пушистых белок, ловко прыгающих с ветки, и таким способом совершающих воздушное путешествие в поисках пищи. В основном же сосны высажены в один ряд на ярусах террас, шириною в два-три метра, серпантином повторяющих рельеф изрезанного оврагами ландшафта до самого поселка Аэрофлотское.
Сосновый бор расположен на террасах и поэтому во время дождей и таяния снега, как по каскаду водопада, вода стекает с верхнего яруса вниз к долине с яблоневым, грушевым и ореховым садом. Потоками воды переносятся споры грибов и поэтому их можно обнаружить не только под пожухлыми и сухими сосновыми иглами, травой и листвой, но и на покатых склонах. Опытные грибники об этом знают и поэтому «мышатам» от них очень трудно спрятаться.
В один из дней, наточив до остроты бритвы нож, дабы не повредить грибницу, я отправился на охоту. Бор меня встретил тишиной и запахом сосен и прели, пожухлых трав и цветов, мягким ковром застеливших влажную почву. Еще ранее подметил, что «мышата» отличаются от других видов своих собратьев. Очень редко растут поодиночке, а часто из одной грибницы, плотно прижавшись друг к другу, вырастает целый выводок, словно семья, рядом с крупными на белых ножках с пепельно-серыми мышиного цвета грибами приютилась мелюзга с конической формы шляпками. Они схожи с крохотными березами, растущими из одного корня. Только искушенный грибник с зорким зрением по слегка приподнятым сухим сосновым иглам и траве, покрову зеленого мха способен обнаружить стайку «мышат». Какая это тихая радость набрести на целый выводок, срезая сразу несколько хрупких белоснежных ножек.
Конечно, смешанные леса, того же Подмосковье, где довелось побывать, не говоря уже о тайге, богаты разнообразием видов: белый гриб, боровик, груздь, подберезовик, подосиновик, рыжики, лисички, маслята, опята… И, на мой взгляд, если есть красавец мухомор, бледная поганка и другие ядовитые грибы, значит в экологической цепи видов они выполняют определенную роль, создают баланс и гармонию. В природе нет бесполезных животных и растений..
Подметил, что грибники редко друг с другом переговариваются из-за опасений испугать удачу. Отчасти и поэтому охота называется тихой.
Ощутил прохладу, хвойно-смолистый и грибной запах рукотворного бора с рядами стройных сосен. Вверху сквозь ветви с темно-зелеными иглами и свечами молодых шишек проглядывались синие лоскутки неба. А под ногами пружинили слежавшиеся сухие иголки, вокруг были разбросаны шишки. Звенящая тишь нарушалась редким пением птиц или стуком упавшей с высоты шишки.
Неожиданно для себя я увидел на освещенной солнцем прогалинке пепельно-сизую шляпку гриба, похожего по цвету на мышонка, потому и получившего это название.
Осторожно разгреб иглы и увидел целый выводок мышат, хрупких на белых ножках. А вскоре услышал голоса и увидел самих грибников, которые, усердно разгребая слежавшийся наст, охотились на мышат. В течение нескольких дней небольшой бор был прочесан вдоль и поперек. Несмотря на то, что грибы неприметны, одних мышат «отловили», а другие не успели вырасти, так как установилась сухая погода.
Мой следующий поход в бор не увенчался успехом. Хотя главное, не количество собранных грибов, а прекрасный отдых на лоне природы под сенью стройных сосен.
Вспомнил о тезке, проживающем в селе Аркадьевка. Еще две недели назад он приглашал меня на сбор грибов в степных окрестностях, не тронутых плугом из-за холмистого с оврагами ландшафта.
–Приезжай, грибов после дождя вдоволь, хоть косой или серпом коси, – заверил он.
Прибыл в село, расположенное в отдалении от трасс и потоков транспорта, а значит в относительно чистой зоне, ибо грибы словно губка, впитывают в себя вредные вещества.
– Долго же ты собирался, – мягко упрекнул меня Владимир.—Теперь не потребуются ни коса, ни серп. Односельчане исходили все окрестности в радиусе нескольких километров и вдоволь запаслись грибами. Но коль уж настроился, то совершим поход, авось повезет.
По истоптанным коровами, козами и овцами тропам по пожухлой сухой траве мы удалились от села километров на два, то, опускаясь в балки, то поднимаясь на возвышенности холмов, откуда селение предстало, как на ладони. Виднелась плантация лаванды и голубая чаша пруда в низине, через холмы вдаль уходили мачты ЛЭП клубились дымки от костров. Владимир первым обнаружил гриб.
–Как его называют? – озадачил я аборигена, но он проявил смекалку и ответил. – Это ни лисички, маслята или опята, но коль в степи растет, значит, степной гриб. Суть не в названии, а том, что он съедобный, вкусный, как в маринованном, так в жареном виде и в грибном супе.
Чуть позже мне удалось выяснить, что грибы называют однобочки, так как часто попадаются похожие на один лепесток, растущий их грибницы, хотя есть и классической формы. Мимо по накатанным колеям дороги проехал микроавтобус. Остановился в полукилометре на склоне холма.
–Горожане за грибами пожаловали, – сообщил Владимир. – Видно не слишком искушенные, поехали наобум Лазаря, авось повезет.
Сказал, словно нагадал. Из микроавтобуса высыпало с десяток человек. Мужчины, женщины, дети с корзинами и пакетами и разбрелись по склонам. Но, видимо, не повезло или не хватило терпения охотиться за редкими грибами. Спустя полчаса они погрузились в «Газель» и отправились дальше в поисках богатых грибных мест, недавно исхоженных местными аборигенами.
В том, что они, как и «мышата» неприметны, я убедился воочию. Поверхность степи, устланная сухим разнотравьем, обильно усыпана мелкими камешками, круглыми и плоскими, подобными гравию. И непросто приземистую плоскую шляпку гриба светлого, темно-коричневого или кремнистого цвета отличить от камешков. Несколько раз я тянулся рукою к шляпке гриба, а натыкался на плоский камешек. А в сухом травостое распугивал юрких ящериц. Благодаря опыту аборигена, знающему грибные места, нам удалось за три часа собрать около пяти килограммов степных грибов. Много преодолели километров, но прогулка с азартом охотников, без устали и с пользой удалась.
Русский писатель Сергей Аксаков, автор сказки «Аленький цветочек» и других прекрасных произведений, отмечал: «Смиренная охота – брать грибы». И столь же тонкий ценитель природы Владимир Солоухин называл это занятие «Третьей охотой», то есть после первой – охоты на дичь и второй – рыбной ловли, посвятив одноименный очерк, с описанием грибов, в основном растущих в среднерусской полосе. О крымских степных грибах, конечно, в очерке я не нашел сведений. Однако яркость впечатлений от тихой или третьей охоты сохранилась надолго.
Л И Р И К А
Моя любовь
Мой край, родимый у меня в груди,
Он словно книга или детства память,
И от любви мне этой не уйти,
Пусть годы разрушают даже камень.
Но не подвластна времени любовь.
Она уводит в детство тихой стежкой,
Где небо, словно полог голубой,
Который приоткрыл я осторожно.
В моей душе опять родной простор,
И я бегу по золотой пшенице,
А вдалеке, на гранях Крымских гор
Заря малиной спелою струится.
А с неба тихо падают дожди,
Как зеркала блестят на солнце лужи.
Нет, не прожить мне без такой любви,
Как воину в атаке без оружия!
Смородина
Черные гроздья ягод,
Словно на ветках бусы.
Губы в накрапах ярких,
Чутки к медовому вкусу.
Солнце палит нещадно,
С листьев стекая соком,
А на душе отрадно
Под синевой высокой.
Ягоды рву в лукошко,
Солнце беру с собою.
Манит в кустарник стежка,
Тонко звеня росою.
И говорит мне лето:
«Мед мой попробуй сладкий».
Пью я с зеленых веток
Черные капли ягод.
Так вот, устав с дороги,
Вместо вина и хлеба,
Лакомясь свежим соком,
Вспомнишь родное небо.
Отчий дом
Старый дом мой ласкают ветры,
А на крыше танцуют ливни,
Только вижу я в окнах светлых
Облик матери с детства милый.
Не темно в моей комнатушке,
Мать ее наполняет светом.
И огня золотые стружки
Шелестят мне о чем-то спетом.
Да, я здесь начинал дорогу,
Распахнулось широкое поле.
От родного я шел порога
И звучали стихи по воле.
Старый дом мой под черепицей,
Что горит, как пламя рассвета,
Пусть заря над тобой струится
Самым чистым и добрым светом.
Все дороги приводят к дому,
Память лечит от грусти сердце.
Дом мой старый, до слез знакомый,
Дай мне в окна твои вглядеться.
Прощание с детством
Детство прошло, как поезд,
В синий туман окунулось.
Детство живая повесть,
И продолженье юность.
Снова степные стежки
К солнцу меня уводят,
А на цветах сережки
Светятся при восходе.
В ярких лучах гранятся
Брызгами теплых радуг.
Я не могу расстаться
С этой простой отрадой.
С этой моей любовью,
Ясною словно память.
Пляшет над старой кровлей
Листьев осенних пламя.
Детство прошло, умчалось,
Юность пришла в шинели,
Сердце мое крепчало
В белом огне метелей.
Встал, поклонился краю,
Где отзвенело детство,
И сохранила память
Нежные песни сердца.
Яблоня
Сердцу помнится юность
Тихий сад над рекой.
Снова песня вернулась
В край любимый, родной.
Словно белое пламя
Милой яблони цвет.
За листвой, за ветвями
Брезжит ранний рассвет.
Белокрылые птицы
В синем небе парят
И дома черепицей
На просторе горят.
А под вечер девчата
Песни нежно поют,
В алый бархат заката
Песни эти плывут.
Только сердцу дороже,
Только взору милей
Та девчонка, что может
Скоро станет моей.
Белой яблоней снится
Мне она вдалеке,
Зорькой ясной струится
На широкой реке.
Сердцу помнится юность
Тихий сад, заревой,
Жизнь моя окунулась
В этот сад молодой.
На лугу
В хороводе веселом ромашек
Мне так грустно, и так светло,
Здесь под неба синею чашей
Детство милое протекло.
Здесь глядели в глаза невинно
Полевые цветы и опять
Мне хотелось странно и сильно
Средь цветов увидеть тебя.
Недоступную, озорную
В просветленном платье зари.
Я цветы осторожно целую,
Прикасались к ним руки твои.
* * *
Ах все мы, мы все поэты,
Когда нам шестнадцать лет
И девочки наши одеты,
Как утро в лиловый цвет.
Их руки нежны и воздушны
И юные взоры светлы,
Их души, как крылья, послушны
Дыханию первой любви …
Старые деревья
Деревья стали ниже во дворе,
А прежде великанами казались.
Глубокие морщины на коре
Напоминают, что приходит старость.
Вы, старые приятели мои,
Уж тридцать лет, как помню вас и знаю,
Вы жили скромно, ваши соловьи
Других своим искусством награждали.
Вот так, порой, бывает меж людьми,
Когда мгновенье до любви осталось,
Но не пропели чьи-то соловьи,
А жизнь такой прекрасною казалась…
* * *
Птицы возвращаются к гнездовьям,
В милые обжитые места —
Это называется любовью,
Верностью, что издавна чиста.
Пусть судьба рассудит по-другому,
Поведет, дорогами кружа,
Вечно неизбывна тяга к дому,
Там, где лег на землю первый шаг.
Подснежник
Весна раскрыла настежь окна
В заголубевший горизонт.
Лучи ударили по стеклам,
Прервав зимы холодный сон.
И сразу стало всем приятно
Среди забот и суеты,
Увидеть вдруг в дыхании марта
Цветы, весенние цветы.
Природы хрупкое творение
Такой чистейшей белизны
Подснежник встал на удивление
Самой красавицы весны.
В себя вобрал он все земное:
И влажный снег, и звон ручья.
Казалось, лишь коснись рукою,
И лепестки вдруг зазвучат.
Вот потому так необычно,
Что шире расплескать тот звон,
Ушел вперед за далью зычной
Заголубевший горизонт.
* * *
Подснежники проклюнулись светло
В оврагах влажных, в закоулках сада.
Но не от них на сердце так тепло—
От твоего сияющего взгляда …
Милая сторонка
Милая сторонка—
Южная земля,
Небо в блесках тонких,
В поле тополя.
Я к тебе вернулся,
Вновь пришел туда,
Где бродила юность
В травах и цветах.
Мне дарило лето
Сладкий виноград,
И лучилось светом
На вишневый сад.
Пел в широком поле,
В тихой стороне,
Стал мой край любовью
И опорой мне.
Здесь увидел милой,
Синие глаза.
В сердце отразилась
Нив и гор краса.
Милая сторонка —
Южная земля,
Льется песня звонко
О тебе, звеня.
Радуга
Радуга полнеба
Обручем обвила,
А на все, наверное,
Сил ей не хватило.
Не осталось силы,
Красок семи цвета,
Расцвела красиво,
Словно в травах лето.
Аркою повисла
Над селом, рекою.
Очутилась близко,
Лишь коснись рукою.
А за темной тучей,
Где гроза гремела,
Вдруг светло, певуче
Небо заалело.
По траве зеленой
Девушка бежала
И в глазах веселых
Солнышко сияло.
И смеялись губы
От любви и счастья,
И стекало солнце
Золотом на платье.
Радуга полнеба
Обручем обвила …
Проводы
Над перроном разливаются гудки
На перроне разноцветные платки.
Марш «Прощание славянки». Меди блеск,
Льется музыкой над городом оркестр.
Ветер листья пожелтевшие кружит,
Уезжают парни в армию служить.
Уезжают от любимых далеко,
Лишь косынки вспыхнут розовым цветком.
Да слезу утрет украдкой тихо мать,
Станет сыну на прощание желать
«Зорче Родину, сынок мой, береги,
Чтоб не смели подступиться к ней враги».
«Присягнув, готов будь выполнить приказ», —
Прозвучал отца сурового наказ.
И от слов простых и ясных, словно хлеб,
Сын подрос в минуты эти и окреп
«Буду верен я присяге до конца», —
Обнял мать, прижал к груди своей отца.
«Жди меня,» – любимой тихо прошептал,
Но слова его услышал весь вокзал.
Встал, простился и остались за окном
Край родимый и поля, и отчий дом.
Ветер листья пожелтевшие кружит,
Уезжают парни в армию служить.
Наказ матери
Мне к тревогам не привыкать
Моя юность в шинели серой.
Проводила в дорогу мать,
Ты солдата порой осенней.
И в твоих я прочел глазах:
«Будь, сынок, ты честным и смелым.
Если небо расколет гроза,
Красным станет в бою снег белый,
Ты не бойся и знай, что мать
В твою доблесть, победу верит.
Должен ты в бою устоять
И поставить врага на колени».
В сердце эти слова вписав,
Я простился с ней у порога.
А у мамы с тех пор в глазах
Появилась печаль-тревога.
На привале
В часы короткого привала
В солдатском песенном кругу
Горела яростным накалом
Заря, примкнутая к штыку.
А над землей, еще чуть сонной,
Обвитой утреннею мглой,
Шумел лесок темно-зеленый,
Светился воздух голубой.
Ребята пели и шутили.
Один из них пустился в пляс.
Ему кричали: «Шибче, милый!»
И он плясал с восторгом глаз.
А на пилотки, на погоны,
Как ртуть туман бросал росу.
И ветер — мальчуган влюбленный,
По-молодецки пел в лесу.
Мост
Я звонкой душой прирос
К ребятам, что так сильны,
Наводят солдаты мост
На гребнях крутой волны.
Я знаю: лишь им по плечу
Работа такая,
А звенья, подобно лучу,
Днестровскую гладь взрывают.
Ребята — сто крепких рук,
В согласии мысли и мускулы.
А солнце по серебру
Лучом протекает тускло.
Реки голубой разлив
Для мужества не преграда.
Солдатам высшей наградой
Был мост, что сверкал вдали.
В городке военном
В городке военном рано утром,
лишь коснутся листьев тонкие лучи,
на земле, где травы в нежном перламутре,
песня удалая далеко звучит.
Строгие колонны, радостные лица.
А заря, как знамя, вдруг зажгла восток.
Засверкали росы и проснулись птицы,
Разбудила песня голубой лесок.
Льется песня вольно, в городах и селах
девушки с улыбкой на ребят глядят.
Верят, что и горы, и леса, и долы
под защитой крепкой молодых солдат.
Солдатский долг
Коль в родимом краю
протрубят мне тревогу,
Я надену шинель и уйду на войну,
потому что я верен
солдатскому долгу
и навеки люблю я родную страну.
Коль рассветы кровавы
от скорби и боли
И над полем сражения пламя и дым,
Отстою мою Русь, не жалея
ни жизни, ни крови,
чтоб в глазах ее быть
навсегда молодым.
Я перо не оставлю и слово
нацелю строго,
чтобы пулею стало оно для врага.
И пойду по горячим
и трудным дорогам,
ибо Родина – мать
до конца дорога.
Быть всегда начеку,
чтобы песня моя не умолкла,
когда горны разбудят
привычную тишь,
Я в атаку пойду и не только
по чести и долгу,
а как Родины милой сын
с сердцем горячим в груди.
Невеста
Небо, словно море,
Тучи – корабли.
Пламенеют зори
На краю земли.
Радостные вести
Ветер мне принес
Милая невеста
Ждет в тумане рос.
Ждет меня, а в небе
Заревая ветвь,
Точно сказка-небыль,
Словно хрупкий свет.
Разбежались тропки
В голубом огне,
Шепчет ветер робко
О девчонке мне:
«Видел, как волнуясь,
Ждет тебя она,
И девичья юность
Нежностью полна».
Радостные вести
Ветер мне принес,
Верную невесту
Полюбил до слез.
Мамины письма
Пиши мне, мама,
пиши мне часто,
ведь в добрых письмах
теплится счастье.
Пиши, как в травах
цветы сияют.
Я детство помню
и юность знаю.
Когда вставала
заря в тумане
и бирюзою
блистало небо,
простился с домом,
умчал с ветрами
в края, где прежде
ни разу не был.
В строю солдатском
прошел дороги,
в лесу суровом
у строгих сосен
читал я строки
из писем теплых.
Про жизнь в поселке,
родню и осень.
И нет дороже
тех строк и писем,
для верной службы
в армейской жизни.
Пиши мне, мама,
пиши почаще.
Твоей любовью
безмерно счастлив.
В зимнем лесу
Весь лес заколдован и мы до поры
его сторожа и хозяева.
Стучат о сухие пни топоры,
машины в снегу увязают.
Но нашим ребятам зима нипочем,
ни ветер, ни снег, ни стужа.
Солдаты мы, значит к плечу плечо,
работу делаем дружно.
Под синим льдом струится Днестр.
Нам нужен мост и он будет!
Сквозь вьюгу военных машин оркестр
ломает снежные груды.
И лед трещит, как хрусталь сверкнув,
пронзенный лучами солнца насквозь.
И вот во всю реки ширину
в осколках льда протянулся мост.
А лес до самых верхушек промерз,
глядит на реку украдкой.
А нам, хоть строить мосты до звезд
и ставить в лесу палатки.
Угощение
Угостили щедро нас доярки
В час привала теплым молоком,
И казалось каждому солдату,
Что вернулся он в родимый дом.
Было в этой трапезе обычной
Что-то от суровых лет войны.
А доярки бережно привычно
Наполняли наши котелки.
Молоко струилось белым паром,
Котелки, прижав к губам,
Благодарно улыбались парни
Женским добрым ласковым глазам.
И вкуснее этого, наверное,
Молока никто из них не пил.
Может так солдата в сорок первом
После боя кто-то угостил.
Нас тревога позвала в дорогу,
И ученья будут нелегки.
Знаем мы, что матери с порога
Шепчут нам: «Любимые сынки…»
Солдаты России
Нет крепче братства,
Нет сильнее силы.
Нет тверже вашей поступи в века.
Солдаты непреклонные России
Несут знамена алые в руках.
Пробитые осколками знамена,
Гвардейские пылают впереди.
Идут на марше четкие колонны,
Страна на них восторженно глядит.
Земля моя цветет под небом синим,
К воде склонилась белая сирень,
Но если снова вихри грозовые
Разрушат мир, то снова на заре
Шинель наденет гордая Россия.
Опять дороги трудные пройти
Солдаты в битвах яростных сумеют.
Любовь пылает факелом в груди.
И нет любви той ярче и сильнее!
* * *
Пусть неизвестны их имена
Подвиги – бессмертны!
Будут сиять во все времена
В памяти нашей светлой.
Верность
Наша юность не знала атак,
Не шагала по грозным дорогам,
Но проносит она, словно стяг,
Память тех, кто ушел по тревоге.
Кто, оставив родные края,
На рассвете простился с семьею.
Юность их закалялась в боях,
Шла на доты лавиной стальною.
Поднималась из красных снегов,
Вырастала из черного пепла.
И в жестоком дыхании ветров,
Как клинок остывающий крепла.
Эта юность для нас, как запев
Труб военных, как клятва Отчизне,
Потому я и выбрал себе
Эту тему военную жизни.
Пусть не нам довелось отстоять
Край любимый в атаке победной,
Но храним мы оружие и верность
По примеру бывалых солдат.
Обелиск
Величественный контур обелиска
Нацелен в небо, строг и прост.
И вот из камня под зарею чистой
Солдат поднялся в полный рост.
В шинели серой он перед атакой,
Перед своим решительным броском.
Рассвет над ним пылает алым стягом,
Солдат рванулся на врага, вперед!
Здесь тишина, как в первый День Победы,
Когда орудия смолкли на земле.
Когда салютов яркие созвездья
Цветами мира вспыхнули во мгле.
Да, не вместить всю благодарность в камень.
Ту, что народ в сердца свои вместил.
Стоит под солнцем обелиск, как память,
Призыв к живущим – сохраните мир!
Военный парад
Люблю торжественность минут
военного парада,
когда, чеканя шаг, идут
солдаты ряд за рядом.
И красной птицей впереди
гвардейские знамена,
оркестров медь поет, звенит
мелодией стозвонной.
Суровость лиц и четкий шаг,
и строгое равненье,
отважно шли в огонь атак,
на подвиг поколенья.
Парадов много, но храним
в сердцах светло и верно
тот, что никем несокрушим
в далеком сорок первом.
Война гремела над страной,
солдаты шли с парада в бой…
Матерям
О, чуткие, вы ждете сыновей,
тех, что остались на войне.
Не верите, что там, в тени ветвей
они лежат в тревожной тишине.
И снова вы не спите по ночам,
глядите в ожидании на двери,
вдруг сыновья войдут,
но шумят за окнами холодные метели.
В который раз взломает лед весна,
капелью и потоками звеня.
Для вас еще не кончилась война,
у вас еще на фронте сыновья.
Как стражи обелиски на земле,
стоят и звезды алые горят.
И сколько лет, и сколько скорбных дней
земля живет без ваших сыновей
и медленно горит в крови закат…
Мужество
Мужество рождается в бою
В черной и свирепой круговерти.
Мужество рождается в бою,
Там, где начинается бессмертье.
Ради жизни мчались сквозь огонь,
На снегу горячем умирали.
Ради жизни в битве грозовой
Милые просторы отстояли.
Плавился, горел в огне металл,
Но пылала жизнь в крови солдата.
Брал за валом неприступный вал,
И шинелью – птицею крылатой
Пядь земли родимой обнимал.
Поднимались, падали, опять
Шли в свои последние атаки.
И Россия – ласковая мать
Гордые сердца несла, как стяги.
О бойцах отважных я пою
В день весны, торжественный и светлый.
Многих, многих нет уже в строю,
Только слава Родины бессмертна!
Вечный огонь
Вечного огня живое пламя
Рвется, словно сердце из груди.
И ведет, как полковое знамя,
Отблески бросая на гранит.
Здесь сошлись горячие дороги
Фронтовых суровых, грозных лет,
В радостях, печалях и тревогах,
Каждый день войны запечатлев.
Всякий раз, когда на небе синем,
Догорит последний пламень дня,
Сыновья отважные Отчизны
Сходятся у Вечного огня.
Смотрят на огонь и вспоминают
Жаркие сраженья, трудный путь.
Ночь над ними тихо зажигает
Красную победную звезду.
Утром к ним приходят пионеры,
Замирают юные ряды.
В росах чистых на граните сером
Полыхают алые цветы.
Победители
Снова май, и главный парад
Засиял в ореоле наград
Под знаменами ратной славы
Патриоты великой державы.
Поредели ряды, но стать,
Ни врагам, ни годам не отнять.
Судеб мира, добра вершители —
Победители, победители.
Вы сильнее огня и стали
Блицкриг коварный сорвали.
Прометеи ХХ века —
Дух, величие человека.
От чумы защитили Отчизну
Не для славы, а ради жизни.
Под Москвою и Сталинградом
Насмерть встали живой преградой.
Отстояли свои рубежи,
Мощь противника сокрушив.
Смерчи Курской дуги и битвы
Никогда не будут забыты.
Днепр форсировав, взяли Киев
Наши витязи боевые.
Севастополь, Одесса, Керчь…
Завещали память беречь.
Пал Берлин. Сквозь дым и пламя
Над рейхстагом взметнулось Знамя.
Через сотни и тысячи лет
Ни пространства иных планет
Не погасят Победы свет.
Закаленное в битвах братство
Никому сломить не удастся.
Не уйдет в тишину забвенья
Ваше славное поколенье.
Память наша вовек священна!
Шаг чеканит юная смена.
Салютует земля родная
Всеми красками светлого мая.
Судеб мира, добра вершители –
Победители, победители.
В палатке
В палатке в углу на почетном месте
чугунная печь, золотые угли.
И горка поленьев, запах древесный
в желтой, сухой, как порох пыли.
А за палаткой мороз крепчает,
солдаты руки тянут к огню.
Пламя жаркое свет излучает,
как будто любовь подруги в бою.
Как хорошо после трудного дня,
Силы в пути израсходовав,
видеть яркую медь огня,
в палатку войдя, как на исходную.
* * *
От снегов — голубое сияние,
От луны — золотые тропы.
Звезд полуночных полыхание
Льется жемчугом на сугробы.
Тишина. Небо блещет синее
Все деревья в сказочном сне.
Засверкали хрустальным инеем,
Утопив свои ноги в снег.
В окнах светлых узоры тонкие
Из созвездий и белых роз.
Это росписью нежной, звонкою
Свой автограф оставил мороз.
Сирень
Вспоминаю зимой о сирени,
Что на сердце цветами легла.
Вспоминаю о песне весенней,
Что знакомой тропинкой вела.
Юность светлую мало ценим,
Мимо милых проходим легко,
Остается лишь запах сирени,
Как беспечности нашей укор.
Откупиться от грусти не в силах,
Из далеких приходит лет
Облик девушки милый-милый,
Излучающий в душу свет.
Сколько лет я берег эту память.
Уже вырос, состарился сад,
Но встречаю нежно словами
Тех, кому я сердечно рад.
Вспоминаю зимой о сирени,
Что на сердце цветами легла…
Чародейка
Чародейка с глазами светлыми,
Чуть теплится в них сердца грусть.
Я тебе светло и приветливо
По-мальчишески улыбнусь.
Может, прежнее и не сбудется,
Только верю в судьбу свою.
На деревьях листва закружится,
Станет белым – бело в саду.
И опять, весной озаренная,
На моем ты встанешь пути,
Молодая, красивая, юная.
Не смогу от тебя уйти.
Чародейка, ты милой стала мне.
В сердце звон серебряных струн
Жжет мне губы зарею алою
Взгляд твой нежный и поцелуй …
* * *
Судьба людей таинственна и странна.
И больно мне ту истину понять,
Что я родился, может, слишком рано,
А ты сумела к встрече опоздать.
* * *
Прекрасна, как звезда неугасима,
Мой светлый ангел, будь судьбой хранима.
Нет ничего милее и дороже,
Для сердца, что забыть тебя не может.
Оно томится в ожиданье встречи,
Когда наступит наш заветный вечер.
В нем музыкой и песней станешь ты.
К твоим ногам бросаю я цветы.
«Будь счастлива», – я повторяю свято.
Ты мне дороже серебра и злата.
Источник нежной радости и света.
Моя весна, моей любви планета!
У серебряной реки
Ночь светла. Снега белы,
Широки, как море.
У серебряной реки
Закружились зори.
Тихо пенятся вдали
Золотом лучистым
Над простором голубым