Владимир Арсеньев
По Уссурийскому краю. Дерсу Узала
Китайцы уже приготовили обед и ждали моего возвращения.
На следующий день, 19-го числа, мы распрощались с ними и пошли дальше. Отсюда начиналась колесная дорога. Чтобы облегчить спины лошадей, я нанял две подводы.
В нижнем течении долина Вай-Фудзина очень живописна. Утесы с правой стороны имеют причудливые очертания и похожи на людей, замки, минареты и т. д. С левой стороны опять потянулись высокие двойные террасы из глинистых сланцев, постепенно переходящие на севере в горы.
На этом участке можно отметить реку Лисягоу, берущую начало с высокой Тазовской горы, о которой речь будет ниже.
Лет сорок тому назад на террасах около устья реки Лисягоу жили тазы (удэхейцы). Впоследствии их оттеснили китайцы, но большею частью они вымерли от оспенной эпидемии в 1881 году.
Туземцы эти на охоту ходили всегда на Тазовскую гору, командующую над всеми окрестными высотами, отчего она и получила свое название.
По всей долине Вай-Фудзина разбросаны многочисленные китайские фанзы. Обитатели их занимаются летом земледелием и морскими промыслами, а зимой – соболеванием и охотой.
Самым большим притоком Вай-Фудзина будет река Арзамасовка. Она впадает в него с левой стороны. Немного выше устья Арзамасовки, на возвышенном месте, расположился маленький русский поселок Фудзин (ныне переименованный в Веткино). В 1906 году в деревне этой жило всего только четыре семьи. Жители ее были самыми первыми переселенцами из России. Какой-то особенный отпечаток носила на себе эта деревушка. Старенькие, но чистенькие домики глядели уютно; крестьяне были какие-то веселые, добродушные. Они приветливо встретили нас и разместили у себя по квартирам. Вечером собрались старики. Они рассказывали о том, сколько бедствий им пришлось претерпеть на чужой земле в первые годы переселения.
Привезли их сюда в 1859 году и высадили в заливе Ольги, предоставив самим устраиваться, кто как может и кто как умеет. Сначала они поселились в одном километре от бухты и образовали небольшой поселок Новинку. Скоро крестьяне заметили, что, чем дальше от моря, тем туманов бывает меньше. Тогда они перекочевали в долину Вай-Фудзина. В 1906 году в Новинке жил только один человек. Места, где раньше были крестьянские дома, видны и по сие время. Но и на новых местах их ожидали невзгоды. По неопытности они посеяли хлеб внизу, в долине; первым наводнением его смыло, вторым – унесло все сено; тигры поели весь скот и стали нападать на людей. Ружье у крестьян было только одно, да и то пистонное. Чтобы не умереть с голоду, они нанялись в работники к китайцам с поденной платой четыреста граммов чумизы в день. Расчет производили раз в месяц, и чумизу эту за семьдесят километров должны были доставлять на себе в котомках. Старики долго не могли привыкнуть к новым местам. У них были еще живы воспоминания о родине; зато молодежь скоро приспособилась; из них выработались великолепные стрелки и отличные охотники. Быстрое течение в реках их уже не пугало; скоро они начали плавать и по морю. Для Европейской России охота на медведя в одиночку считается геройским подвигом. Здесь же каждый юноша бьет медведя один на один. Некрасов воспел крестьянина, который убил сорок медведей, а здесь были братья Пятышкины и Мякишевы, из которых каждый, в одиночку, убил более семидесяти медведей. Затем следуют Силины и Боровы, которые убили по нескольку тигров и потеряли счет убитым медведям. Один раз они задумали связать медведя так, ради забавы, и чуть за это не поплатились жизнью. Каждый из этих охотников носил на себе следы тигровых зубов и кабаньих клыков; каждый не раз видел смерть лицом к лицу, и только случай спасал их от гибели.
Во время этих рассказов в избу вошел какой-то человек. На вид ему было лет сорок пять. Он был среднего роста, сухощавый, с небольшой бородой и с длинными волосами. Вошедший поклонился, виновато улыбнулся и сел в углу на ящик.
– Кто это? – спросил Гранатман.
– Кашлев – Тигриная Смерть, – отвечало несколько голосов.
Мы стали его расспрашивать, но он оказался не из разговорчивых. Посидев немного, Кашлев встал.
– Убить зверя нетрудно, ничего хитрого тут нет, хитро его только увидеть, – сказал он, затем надел свою шапку и вышел на улицу.
О Кашлеве мы кое-что узнали от других крестьян. Прозвище Тигриная Смерть он получил за то, что на своей жизни больше всех перебил тигров. Никто лучше его не может выследить зверя. По тайге Кашлев бродит всегда один, ночует под открытым небом и часто без огня. Никто не знает, куда он уходит и когда возвратится обратно. Это настоящий лесной скиталец. На реке Сандагоу он нашел утес, около которого всегда проходят тигры. Тут он их и караулит.
Среди крестьян были и такие, которые ловят тигров живыми. При этом никаких клеток и западней не ставится. Тигров они ловят руками и связывают веревками. Найдя свежий след тигрицы с годовалыми тигрятами, они пускают много собак и с криками начинают стрелять в воздух. Им нужно, чтобы тигры разбежались в разные стороны. Тогда они начинают следить их поодиночке. Для такой охоты нужны смелость, ловкость и отвага. Беседы наши затянулись. Это было так интересно, что мы готовы были слушать до утра. В полночь крестьяне стали расходиться по своим домам.
На другой день мы отправились в село Пермское, расположенное на четыре километра ниже Фудзина.
Экономическое благосостояние пермских крестьян не заставляет желать ничего лучшего. Село это можно было назвать образцовым во всех отношениях. На свои средства крестьяне построили у себя в деревне школу. У ребятишек есть много книг по природоведению и географии России. Все крестьяне достаточно начитанны и развиты; некоторые из них интересуются техникой, применяя ее у себя в хозяйстве. При нас один новосел позволил себе выругаться площадной бранью. Надо было видеть, какую проборку задали ему старожилы! Все пермские крестьяне такие же разумные охотники, как и фудзинцы. Живут пермские крестьяне безбедно.
Отдохнув в селе Пермском, мы пошли дальше. Хотелось поскорее дойти до моря.
Земля в долине Вай-Фудзина весьма плодородная. Крестьяне не помнят ни одного неурожайного года, несмотря на то, что в течение сорока лет пашут без удобрения на одних и тех же местах.
В период летних дождей вода, стекающая с окрестных гор, переполняет реку и разливается по долине. Самые большие наводнения происходят в нижнем течении Вай-Фудзина, там, где река принимает в себя сразу два притока: Сыдагоу – справа и реку Арзамасовку – слева. По словам пермцев, умеренные наводнения не только не приносят вреда, но, наоборот, даже полезны, так как после них на земле остается плодородный ил. Большие же наводнения совершенно смывают пашни и приносят непоправимый вред.
Здесь растет редкий лес дровяного характера, состоящий из низкорослой черной березы, дуба, японской ольхи со спирально скрученным стволом и ольгинской лиственницы.
От села Пермского дорога идет сначала около левого края долины у подножия террасы, а затем отклоняется вправо и постепенно подходит к реке.
На половине пути между Пермским и постом Ольги с левой стороны высится скала, называемая местными жителями Чертовым утесом. Еще пятнадцать минут ходу, и вы подходите к морю. Читатель поймет то радостное настроение, которое нас охватило. Мы сели на камни и с наслаждением стали смотреть, как бьются волны о берег.
Путь наш был окончен!
В пост Ольги мы прибыли 21 июня в два часа дня и разместились по квартирам. Все наши грузы шли на пароходе морем. В ожидании их я решил заняться обследованием окрестностей.
XIV
Залив Ольги
История залива. – Тихая пристань. – Пост Ольги. – И. А. Пятышин. – Геология залива Ольги. – Экскурсия на реку Сыдагоу. – Лесные заросли. – Тигр. – На вершине хребта. – Река Сандагоу. – Пятнистые олени.
Залив Ольги открыт французским мореплавателем Лаперузом в 1787 году и тогда был назван портом Сеймура. Во время Крымской кампании несколько английских судов преследовали русский военный корабль. Пользуясь туманом, судно укрылось в какую-то бухту. Англичане потеряли его из виду и ушли ни с чем. Так как это случилось 11 июля, в день Ольги, то русские залив своего спасения назвали ее именем.
На восточном берегу залива находится китайский поселок Шимынь, названный русскими Кошкой. Раньше поселок этот был главным китайским торговым пунктом в Уссурийском крае. Ежегодно сюда приходило до сотни шаланд с товарами из Хунчуна. Охотники с реки Уссури доставляли в Шимынь соболиные меха, ценные панты и дорогой женьшень. Дары тайги выменивали на продукты морского промысла. По длинному ряду бараков, расположенных на берегу моря для склада товаров и разного сырья, можно судить о размерах торговых оборотов китайцев в заливе Ольги.
В самом углу залива находится русское селение – пост Ольги. Первая постройка, которая появилась здесь в 1859 году, была матросская казарма. В 1878 году сюда приехали лесничий и фельдшер, а до того времени местный пристав исполнял их обязанности: он был и учителем, и врачом, чинил суд и расправу.
В 1906 году в посту Ольги были небольшая деревянная церковь, переселенческая больница, почтово-телеграфная станция и несколько мелочных лавок. Пост Ольги – не деревня и не село. Ольгинцы в большинстве случаев разночинцы и запасные солдаты, арендующие землю для застройки. Никто не занимается ни огородничеством, ни хлебопашеством, никто не сеет, не жнет и не собирает в житницы, но все строят дома, хотя бы и в долг; все надеются на то, что пост Ольги в конце концов будет городом и захваченная земля перейдет в собственность, после чего ее можно будет выгодно продать.
Русско-японская война тяжело отразилась на этом маленьком русском поселке, отрезанном бездорожьем от других жилых мест Уссурийского края. Предметов первой необходимости, как керосин, свечи, мыло, чай и сахар, нельзя было достать ни за какие деньги. В то время еще население его, в ожидании лучших дней, перебивалось с хлеба на квас. Некоторые жители выехали во Владивосток. Много домов было брошено и заколочено досками. Домовладельцы рады-радешеньки сдать кому-нибудь свои постройки не только в аренду, но даже в бесплатное пользование, лишь бы кто-нибудь охранял их от расхищения.
Около поселка есть старинное кладбище, совершенно запущенное. Через несколько лет оно будет совсем утеряно. Первыми на нем похоронили в 1860 году матросов, умерших от цинги.
Другая достопримечательность поста – маленькая чугунная пушка на неподвижном деревянном лафете. Я видел ее в полном пренебрежении на площади около дома лесничего. По рассказам старожилов, она привезена была в пост Ольги для того, чтобы во время тумана подавать сигналы кораблям, находящимся в открытом море.
В заключение еще остается сказать несколько слов об одном местном обывателе, весьма способствовавшем процветанию этого уголка нашей далекой окраины. Я говорю о крестьянине Иване Архиповиче Пятышине. Обремененный большой семьей, этот удивительный труженик вечно находится в работе, вечно он о чем-нибудь хлопочет. Сперва Пятышин открыл в посту Ольги торговлю, но, будучи по характеру добрым и доверчивым человеком, роздал в кредит весь свой товар и разорился. Потом он занялся рыболовством – вода унесла у него невода. Тогда он стал добывать морскую капусту – рабочие-китайцы, забрав вперед задатки, разбежались. После этого он взялся за лесное дело – наводнение унесло у него весь лес. Пятышин собрал все свои остатки и начал строить кирпичный завод – но кирпич не нашел сбыта; ломку мрамора постигла та же участь; не пошло в ход также и выжигание извести. Последнее дело, которым неудачно занимался Пятышин, – это подрядная постройка домов и разбивка улиц в посту Ольги. Другой на месте И. А. Пятышина давно опустил бы руки и впал в отчаяние, но он не упал духом и вновь занялся рыбной ловлей. Ни на кого не жаловался, винил только свою судьбу и продолжал с ней бороться. Много неимущих переселенцев находило заработок у Пятышина, много личного труда и денежных средств он вложил в устроение поста Ольги. К сожалению, в свое время, ниоткуда не получая поддержки, он бросил все и перекочевал на реку Ботчи, где и живет в настоящее время, занимаясь рыболовством для своего пропитания.
Первые два дня мы отдыхали и ничего не делали, потом стрелки и казаки занялись приведением в порядок своей обуви и одежды. Лошадей пустили на волю, а сам я занялся осмотром окрестностей и прежде всего взобрался на гору Крестовую.
Чудная горная панорама! В одну сторону шла широкая долина Вай-Фудзина. Вследствие того что около реки Сандагоу она делает излом, конца ее не видно. Сихотэ-Алинь заслоняли теперь другие горы. К северо-западу протянулась река Арзамасовка. Она загибала на север и терялась где-то в горах. Продолжением бухты Тихой является живописная долина реки Ольги, текущей параллельно берегу моря.
Геологу рисуется картина далекого прошлого. Залив Ольги имел совсем не такой вид, какой он имеет теперь. Он был в три раза больше и далеко вдавался в сушу в западном направлении. Со стороны моря ясно видны границы древнего залива, в который самостоятельно впадали Вай-Фудзин, Сыдагоу и Арзамасовка. Заболоченность нижней части долины Аввакумовки, протоки, озерки, слепые рукава, соединяющиеся с морем, тоже указывают на это. Около устья течения реки почти незаметно. Даже наоборот, при свежем восточном ветре и во время приливов замечается обратное движение воды. На Чертовом утесе можно видеть следы морского прибоя. Этот безмолвный свидетель говорит нам о том, что когда-то и он был омываем волнами Тихого океана.
Вдоль берега моря и параллельно ему тянутся рядами болота и длинные озерки, отделенные друг от друга песчаными валами. Чем ближе к берегу моря, тем валы эти свежее и выражены резче. По ним грядами растут кустарниковая ольха с коротковолнистыми ветвями и слегка опущенными листьями и березолистный таволожник – маленький кустарник с бледно-розовыми цветами. Во многих местах от валов уже не осталось следа, и только растительность указывает бывшее их направление. Произведенные в некоторых местах раскопки дали обломки морских раковин. Здесь над приростом суши трудились одновременно и река и море. Первая приносила готовый материал, второе складывало его в валы. Ныне в низовьях реки образовалось много островов. Они только что вышли из воды, состоят из чистого песка и еще не успели зарасти травой.
Сколько понадобилось веков для того, чтобы разрушить твердую горную породу и превратить ее в песок? Сколько понадобилось времени, чтобы песчинка за песчинкой заполнить залив и вытеснить морскую воду? Немалое участие в заполнении долины принимал и плавниковый лес. Тысячами кряжин и пней завалены русло реки и острова. Стволы деревьев сейчас же заносятся песком; на поверхности остаются торчать только сучья и корни. Мало-помалу погребаются и они. Каждое новое наводнение приносит новый бурелом и накладывает его сверху, потом опять заносит песком и т. д. Так отступает океан, нарастает суша, и настанет время, когда река Вай-Фудзин будет впадать не в залив Ольги, а непосредственно в море.
За весь день я не встретил ни одного животного и не видел следов, но зато не упустил случая сделать кое-какие заметки по орнитологии.
Прежде всего упомяну о зеленом дятле с красной головой. Говорят, что он ходит по земле довольно хорошо. Проворный, пугливый и крикливый, он по ухваткам походит на своих пестрых собратьев. Затем тут были маньчжурские жаворонки; голоса их слышны были повсюду. Некоторые птицы выпархивали у нас из-под ног и, отлетев немного, садились опять на землю. Казалось, на них жара не действовала совсем; они высоко подымались к небу и звонким пением оглашали окрестности. В низине из кочковатой болотинки собаки выгнали нескольких куличков. Я убил одного из них. Это оказался восточносибирский бекас. В другом месте из чащи вылетел красивый длинноносый дупель. На поваленных деревьях и на пнях кое-где встречались японские коньки. Они проворно бегали по земле и грелись на солнышке. При приближении людей птички эти не улетали, а ловко скрывались в кустах и появлялись только тогда, когда убеждались, что опасность миновала. Судя по тому, что в этих местах было много мелких птиц, можно было допустить присутствие малого перепелятника. И действительно, одного такого ястреба я вспугнул из травы. Это было тем более странно, что ноги его совсем не приспособлены к хождению по земле. Быть может, эти хищники из опыта уяснили себе, что вид их, сидящих на сухостойных деревьях, пугает мелких птиц, тогда как, спрятавшись в траве, они скорее могут рассчитывать на добычу.
День близился к концу. Солнце склонилось на запад, от деревьев по земле протянулись длинные тени. Пора было возвращаться назад.
Спуск с Крестовой горы оказался труднее, чем подъем. На обратном пути я несколько сбился с дороги и попал в осыпь, заросшую кустарниками и каменной полынью. Когда я входил в селение, в домах уже засветились огни. Придя к себе, я занес свои наблюдения в дневник и рано лег спать.
26-го числа небо начало хмуриться. Порывистый ветер гнал тучи и густой туман. Это был плохой признак. Ночью пошел дождь с ветром, который не прекращался подряд трое суток. 28-го числа разразилась сильная буря с проливным дождем. Вода стекала с гор стремительными потоками; реки переполнились и вышли из берегов; сообщение поста Ольги с соседними селениями прекратилось.
В ожидании парохода, который должен был привезти наши грузы, я решил отправиться на обследование реки Сыдагоу и наметил такой маршрут: перевалить через водораздел около Тазовской горы, спуститься по реке Сандагоу и опять выйти на реку Вай-Фудзин. На выполнение этого маршрута требовалось шесть суток.
Первое июля прошло в сборах. Лошадей я оставил дома на отдыхе, из стрелков взял с собой только Загурского и Туртыгина. Вещи свои мы должны были нести на себе в котомках.
Утром после бури еще моросил мелкий дождь. В полдень ветер разорвал туманную завесу, выглянуло солнце, и вдруг все ожило. Мир снова стал прекрасен. Камни, деревья, трава, дорога приняли праздничный вид. В кустах запели птицы, в воздухе появились насекомые, и даже шум воды, стекающей с гор, стал ликующим и веселым.
Река Сыдагоу длиною пятьдесят семь километров. Нижняя часть долины ее, где проходит почтовый тракт, открытая и удобная для земледелия, средняя – лесистая, а верхняя – голая и каменистая.
Лес на реке Сыдагоу растет девственный и величественный. Натуралист-ботаник отметил бы здесь, кроме кедра, ели, даурской березы и маньчжурского ореха, еще и сибирскую лиственницу, растущую вместе с дубом и с мелколистным кленом. Среди таволги, леспедецы, орешника и калины здесь произрастали бородавчатая боярка с серою корою, редкими шипами и листьями, глубоко рассеченными, и пригнутый к земле черемушник, перепутанный с колючим элеутерококкусом. Обыкновенно древесные стволы служат опорой для ползучих растений, которые стремятся вверх к солнцу; они так сильно вдавливают свои стебли в кору деревьев, что образуют в ней глубокие рубцы.
Из таких вьющихся растений ботаник указал бы на уже знакомую коломикту и лимонник с запахом и вкусом, действительно напоминающим лимон. В сырых местах росли папоротник чистоус с красным пушком на стеблях, что придает растению весьма эффектный вид, и целые заросли гигантского белокопытника. Листья его большие, раздельнозубчатые, сверху бледно-зеленые, внизу матово-белые. Весной это самое лакомое блюдо медведей.
Как только мы вошли в лес, сразу попали на тропинку. После недавних дождей в лесу было сыро. На грязи и на песке около реки всюду попадались многочисленные следы кабанов, оленей, изюбров, козуль, кабарожки, росомах, рысей и тигров. Мы несколько раз подымали с лежки зверей, но в чаще в них нельзя было стрелять. Один раз совсем близко от меня пробежал кабан. Это вышло так неожиданно, что, пока я снимал ружье с плеча и взводил курок, от него и след простыл.
За день нам удалось пройти двадцать два километра.
Лес на левом берегу кончился, и началась гарь. Горы, окаймляющие долину, совершенно обезлесены и сплошь покрыты осыпями. Верховья реки Сыдагоу представляются в виде небольшой горной речки, в которую справа и слева впадает множество мелких ручьев.
В одном месте река делала изгиб; русло ее проходило у противоположного берега, а с нашей стороны вытянулась длинная коса. На ней мы и расположились биваком; палатку поставили у края берегового обрыва лицом к реке и спиной к лесу, а впереди развели большой огонь.
В этот день мне нездоровилось немного, и потому я не стал дожидаться ужина и лег спать. Во сне мне грезилось, будто бы я попал в капкан и от этого сильно болели ноги. Когда я проснулся, было уже темно.
Осмотревшись, я понял причину своих снов. Обе собаки лежали у меня на ногах и смотрели на людей с таким видом, точно боялись, что их побьют. Я прогнал их. Они перебежали в другой угол палатки.
– Вот диво! – сказал Загурский. – Не хотят собаки идти наружу.
Поведение собак действительно было странное. В особенности удивил меня Леший. Он всегда уходил в кусты и ложился где-нибудь за палаткой, а теперь жался к людям. Наконец мы собак выгнали, но ненадолго. Через несколько минут они вновь пробрались в палатку и расположились около изголовьев.
В это время вдруг в лесу раздался какой-то шорох. Собаки подняли головы и насторожили уши. Я встал на ноги. Край палатки приходился мне как раз до подбородка. В лесу было тихо, и ничего подозрительного я не заметил. Мы сели ужинать. Вскоре опять повторился тот же шум, но сильнее и дальше в стороне. Тогда мы стали смотреть втроем, но в лесу, как нарочно, снова водворилась тишина. Это повторилось несколько раз сряду.
– Вероятно, мыши, – сказал Туртыгин.
– Иль, может быть, заяц, – ответил Загурский.
Наконец все успокоилось. После чая стрелки стали уговариваться, по скольку часов они будут караулить ночью. Я отдохнул хорошо, спать мне не хотелось, и потому предложил им ложиться, а сам решил заняться своим дневником.
– Пошли вон! – прогоняли стрелки собак из палатки.
Собаки вышли, немного посидели у огня, а затем снова полезли к людям. Леший примостился в ногах у Туртыгина, а Альпа легла на мое место.
Ночь была такая тихая, что даже осины замерли и не трепетали листьями. В сонном воздухе слышались какие-то неясные звуки, точно кто-то вздыхал, шептался, где-то капала вода, чуть слышно трещали кузнечики… По темному небу, усеянному тысячами звезд, вспыхивали едва уловимые зарницы. Красные блики от костра неровно ложились по земле, и за границей их ночная тьма казалась еще чернее.
Я подложил дров в огонь и стал делать записи в дневник. Вдруг обе собаки подняли головы и стали глухо ворчать. Я встал со своего места, осмотрелся и хотя ничего не увидел, но зато услышал удаляющийся шорох. «Вероятно, барсук или енот», – подумал я и сел снова за работу. Прошло с полчаса. Вдруг я услышал, как в стороне, слева от бивака, посыпалась галька. Кто-то спускался с обрыва к реке. По моим расчетам, это было от нашего костра метрах в пятидесяти, не более. Прикрыв рукой глаза от света, я стал внимательно смотреть на реку. Собаки выражали крайний испуг. Альпа забилась в самую глубь палатки. Вслед за тем я услышал, как кто-то осторожно шел по отмели. Под давлением чьей-то ноги галька раздавалась в стороны. Это не было копытное животное. Изюбр или олень стучат сильнее ногами; это не могло быть и маленькое животное, потому что вес его тела был бы недостаточен для того, чтобы производить такой шум. Это было крупное животное, у которого большая и мягкая лапа. Бренчанье гальками удалялось по направлению к реке, и вдруг я увидел на краю отмели около воды какую-то длинную тень. «Тигр!» – мелькнуло у меня в голове. Не спуская глаз с зверя, я потянулся за ружьем, но, как на грех, оно не попадалось мне под руку. Дальше случилось что-то похожее на суматоху. Толкнув Загурского, я схватил винтовку. Стрелок спросонья толкнул собаку. Альпа испугалась и бросилась в другую сторону и села на голову Туртыгину. В это мгновение я выстрелил. Животное, стоявшее на отмели, издало короткий отрывистый звук, похожий на храп, и бросилось в воду, затем быстро взобралось на противоположный берег и исчезло в кустах.
Сна как не бывало. На биваке поднялся шум. Голоса людей смешались с лаем собак. Каждый старался рассказать, что он видел. Загурский говорил, что видел кабана, а Туртыгин спорил и доказывал, что это был медведь. Собаки отбегали от костра, лаяли, но тотчас же возвращались обратно. Только перед рассветом они немного успокоились.
Часа через два темное небо начало синеть. Можно было уже рассмотреть противоположный берег и бурелом на реке, нанесенный водой. Мы пошли на то место, где видели зверя. На песке около воды были ясно видны отпечатки большой кошачьей лапы. Очевидно, тигр долго бродил около бивака с намерением чем-нибудь поживиться, но собаки почуяли его и забились в палатку.
Тигр, обитающий в Уссурийском крае, крупнее своего индийского собрата. Длина его тела вместе с хвостом равна 2,7–3 метрам, высота 1,2–1,5 метра при весе двести – двести пятьдесят килограммов. Окраска шерсти такая же пестрая, как и у южного тигра, но встречаются иногда экземпляры бледно окрашенные, с редкими и тусклыми полосами. Тигр – животное чрезвычайно красивое. Основной цвет его шерсти ржаво-желтый, испещренный черными полосами. На груди, шее и передних лапах они расположены реже, а на спине и на задних ногах выражены особенно ярко. Голова пестрая, бакенбардов нет; брюхо белое. Такая окраска является для тигра вполне защитной. Когда он бежит по тайге, среди кустарников, лишенных листвы, черный, желтый и белый цвета сливаются, зверь принимает однотонную буро-серую окраску. Осенью среди оранжево-красных виноградников и сухих желтых папоротников, в которых есть немало почерневших старых листьев, тигра трудно увидеть даже на близком расстоянии. Возможно, что при более тщательных исследованиях длинношерстный тигр окажется родственником пещерного тигра, обитавшего когда-то в Европе. Тогда Уссурийский край можно считать его родиной. Животное это чрезвычайно любит залезать в пещеры. Летом мне часто приходилось видеть в них тигровые следы и перегрызенные кости. Тигр мало обращает внимания на климатические условия страны. Ему не страшны ни снег, ни холод. Он держится там, где гуще заросли и где достаточно есть корма, главным образом коз, кабанов и оленей. В Уссурийском крае он обитает в южной части страны; на побережье моря граница его распространения доходит до мыса Гиляк. Затем он встречается по всей долине реки Уссури и ее притокам и по рекам Мухеню, Пихце, Анюю и Хунгари, впадающим в Амур с правой стороны. Одиночные экземпляры заходят еще дальше на восток и на север. Если корма достаточно, тигр не трогает домашнего скота; только крайняя нужда заставляет его приближаться к селениям и нападать на человека. Особенно старательно тигры охотятся за собаками.
Я вспомнил Дерcу. Он говорил мне, что тигр не боится огня и смело подходит к биваку, если на нем тихо. Сегодня мы имели случай в этом убедиться. За утренним чаем мы еще раз говорили о ночной тревоге и затем стали собирать свои котомки.
Сразу с бивака мы повернули вправо и пошли по ключику в горы. Подъем был продолжительный и трудный. Чем выше мы подымались, тем растительность становилась скуднее. Лесные великаны теперь остались назади. Вместо них появились корявый пубок, маньчжурская рябина с голыми ветками и слабо опущенными листьями, желтая береза с мохнатой корой, висящей по стволу лохмотьями, рододендроны с кожистыми, иногда зимующими листьями и белая ясеница. Туртыгин сел около одного такого куста ясеницы и стал закуривать трубку. Едва он чиркнул спичкой, как окружающие куст эфирные масла с шумом вспыхнули бесцветным пламенем. Это понравилось стрелкам, и они стали устраивать такие фейерверки около каждого куста. Наконец я остановил их, прося поберечь спички. Если непривычный человек в безветренный жаркий день попадет в заросли этого растения, с ним может сделаться дурно: так много оно выделяет из себя эфирного масла.
Отсюда начинался подъем на хребет. Я взял направление по отрогу, покрытому осыпями. Интересно наблюдать, как приспособляются деревья, растущие на камнях. Кажется, будто они сознательно ищут землю и посылают к ней корни по кратчайшему направлению.
Через час мы вступили в область произрастания мхов и лишайников.
Откуда эти тайнобрачные добывают влагу? Вода в камнях не задерживается, а между тем мхи растут пышно. На ощупь они чрезвычайно влажны. Если мох выжать рукой, из него капает вода. Ответ на заданный вопрос нам даст туман. Он-то и есть постоянный источник влаги. Мхи получают воду не из земли, а из воздуха. Так как в Зауссурийском крае летом и весной туманных дней несравненно больше, чем солнечных, то пышное развитие мхов среди осыпей становится вполне понятным.
Но вот и мхи остались позади. Теперь начались гольцы. Это не значит, что камни, составляющие осыпи на вершинах гор, голые. Они покрыты лишаями, которые тоже питаются влагой из воздуха. Смотря по временам года они становятся или сухими, так что легко растираются пальцами руки в порошок, или делаются мягкими и влажными. Из отмерших лишайников образуется тонкий слой почвы, на нем вырастают мхи, а затем уже травы и кустарники.
Когда мы поднялись на вершину хребта, утренняя мгла рассеялась и открылся великолепный вид во все стороны. Внизу протекала река Сыдагоу. Сверху хорошо было видно, как она извивалась по лесу и блестела на солнце. На севере высилась Тазовская гора, которую мы должны были обогнуть. На юго-западе виднелся лесистый бассейн реки Пхусуна, на юго-востоке – море, а на западе – еще какие-то горы.
В полдень я подал знак к остановке. Хотелось пить, но нигде не было воды. Спускаться в долину было далеко. Поэтому мы решили перетерпеть жажду, отдохнуть немного и идти дальше. Стрелки растянулись в тени скал и скоро уснули. Вероятно, мы проспали довольно долго, потому что солнце переместилось на небе и заглянуло за камни. Я проснулся и посмотрел на часы. Было три часа пополудни – следовало торопиться. Все знали, что до воды мы дойдем только к сумеркам. Делать нечего, оставалось запастись терпением.
Хребет, по которому мы теперь шли, состоял из ряда голых вершин, подымающихся одна над другой в восходящем порядке. Впереди, километрах в двенадцати, перпендикулярно к нему шел другой такой же хребет. В состав последнего, с правой стороны, входила уже известная нам Тазовская гора. Надо было достигнуть узла, где соединялись оба хребта, и оттуда начать спуск в долину реки Сандагоу.
