Элтэнно. Хранимая Звездой
Рукопись несбывшихся ожиданий. Поступление
– Капец, – выразительно глядя на Милу, заключил Саймон спустя время. – Милка, я прям не знаю, что тебе посоветовать. Эм-м, ты там спрятаться где-нибудь сможешь?
– Спрятаться? – воскликнула она возмущённо. – И сколько мне здесь, по-твоему, прятаться, Саймон? Завтра, чтоб ты знал, среда, никаких практикумов на кафедре не будет. Вслед за студентами украдкой мне на волю не выйти.
– Слушай, ну лучше пару дней без еды и воды тайком посидеть, нежели…
Мила не стала дослушивать, а взвыла в голос. Отчаяние переполняло её. Мысленные укоры за проявленный идиотизм достигли своего апогея. Мила даже схватилась за волосы и потянула их в разные стороны. Со стороны могло показаться, что она сошла с ума, а потому неудивительно, что Саймон затараторил:
– Так-так, успокойся. Успокойся, я тебе сказал! Ты не какая-то истеричная баба, уж это я давно понял. Поэтому закрой свой рот и давай думать!
Мила с надеждой посмотрела на Саймона. Его слова пробудили в ней тень надежды… слабенькую такую, потому что мгновением позже примчался запыхавшийся Питрин.
– Идёт! – объявил он. – Идёт профессор!
Глава 15. Одно из свойственных любому живому существу свойств – способность заблуждаться
– Мила, послушай меня. Ты меня слышишь? – Мила уставилась на Саймона полными слёз глазами и кивнула. – Спрячься где-нибудь вблизи входной двери. Я что-нибудь придумаю, не боись.
– Легко сказать «не боись», – пролепетала Мила. – Да что ты сможешь сделать?
– Если не получится как-то отвлечь от тебя этого урода, то посоветуюсь с Вигором. Он по таким скользким делам мастак, обязательно что-нибудь дельное посоветует.
– Лучше с Мартином поговори, он, вроде как, бывший вор.
– Да, точно. Именно с ним и поговорю. Поэтому спрячься сейчас хорошенько и жди. Всё будет хорошо. Так или иначе, но мы вытащим тебя оттуда, ты поняла меня?
– Поняла, – прошептала Мила, но Саймон уже не слышал её и не только потому, что слишком тихо девушка говорила. Он отошёл от окна и сделал это очень даже своевременно. То ли Питрин не так быстро бегал, то ли профессор Аллиэр заметил странное поведение студента и потому, насторожившись, ускорил шаг, но, стоило Саймону сделать вид, будто он обмывает лицо водой из колонки, как тёмный эльф возник в зоне видимости.
Завидев профессора Аллиэра, Мила поспешила спрятаться обратно под столик. Правда, теперь скатерть на нём дрожала, так как молодую женщину потряхивало от страха. Она никак не могла избавиться от мысли, что уж после такого кафедру некромантии живой она точно не покинет.
– А, профессор Аллиэр, как хорошо, что я встретил вас, – вскоре с трудом расслышала Мила голос Саймона. Вдали от окна звуки снаружи едва доносились. – Разрешите побеспокоить вас по одному очень щекотливому вопросу.
– Хорошо. Говорите.
– Эм-м, будет лучше, если мы поговорим у вас в кабинете.
– Это ещё почему «лучше»? – недовольство в речи профессора Аллиэра слышалось очень отчётливо.
– Ну, вы же видите как заволокло тучами небо, вот-вот польёт как из ведра.
– К тому времени, как пойдёт дождь, я рассчитываю закончить разговор с вами. Говорите уже, что хотели.
– Эм-м, не могу, – принялся юлить Саймон, и в этот момент Мила подумала, что другу всенепременно надо поставить памятник. Высокий такой, позолотой покрытый. Ведь пытаться вешать лапшу на уши злющему тёмному эльфу, это надо то ещё бесстрашие иметь.
– Вот и отлично, лер Сильвер, потому что не так уж мне хочется вас выслушивать!
Судя по звукам, Найтэ Аллиэр подошёл к двери и принялся её открывать. Мила отчётливо слышала щелчки замка и с замиранием сердца ждала того, что будет дальше.
– Профессор Аллиэр, боюсь, моё дело никак не терпит отлагательств.
– Тогда у вас есть ровно пять секунд, чтобы уже перейти к нему. Иначе не взыщите.
– Но я не могу рассказывать вам о своём деле прямо здесь, нас ведь могут подслушивать.
– Кто? Совы или кузнечики? – съязвил декан, прежде чем объявил. – Всё, ваше время вышло. У меня наступил выходной и до четверга не вздумайте меня своими глупостями тревожить.
– Профессор Аллиэр! – ещё успела услышать Мила, прежде чем входная дверь открылась и захлопнулась. Однако, Саймон был крепким орешком. Мгновением позже затрезвонил дверной колокольчик, и друг отчаянно воскликнул. – Профессор Аллиэр, прошу вас!
Судя по тому сопению, что Мила слышала, назойливость Саймона разозлила декана до предела. И всё же его голос, когда он открыл дверь, прозвучал достаточно спокойно.
– Лер Сильвер, либо вы говорите то, что хотели, прямо сейчас, либо убирайтесь вон.
– Хорошо. Я хотел сказать, что, – тут красноречие покинуло Саймона, – что… что никак не могу понять, отчего ваш предмет (к слову сказать, мой профильный предмет), начнётся только с третьего курса. О чём думает руководство академии? Как можно выпустить квалифицированного некроманта, если…
Тут входная дверь громко хлопнула, и до Милы донеслось раздражённое ворчание профессора Аллиэра. Вот только содержание его речи снова было ей непонятно, говорил эльф на незнакомом ей языке. А дальше декан лёгким шагом двинулся по холлу в сторону арки. Мила даже вздохнула с облегчением, когда он прошёл мимо неё, однако расслабилась она зря. Одно неосторожное движение, и скатерть не просто немного съехала в сторону. О нет, громыхнула, падая, одна из статуэток.
«Мамочка!» – мысленно взвыла Мила и мгновением позже её вопль едва не сделался настоящим, так как профессор Аллиэр резким рывком вытащил девушку из-под стола.
– Что вы здесь делаете, демоны вас побери? – грозно осведомился он, и Мила, отвечая, начала заикаться.
– Я… я… я не ушла, так как… я здесь в сторонке стояла, а вы, видимо, мимо… а потом…
Никогда ранее молодая женщина не чувствовала себя так дурно, и не только потому, что у неё внезапно разболелась голова, причём знакомой пульсирующей болью. Ноги Милы подкосились. Лишь то, что Найтэ Аллиэр крепко держал её, позволило ей устоять.
– Что вы там лепечете? – прозвучал злобный голос дроу, и Милу затрясло от страха ещё больше. Она не знала чего бы эдакого солгать поправдоподобнее. – Я задал вам вопрос, а ну отвечайте!
– Я… я… я случайно осталась. Там были Саймон и Питрин, – указала она дрожащей рукой на окно, – а мне не хотелось видеть их. Я встала вон туда, эм-м, хотела немного постоять в тени коридора, чтобы подумать обо всём услышанном. А вы, вы, уходя, меня не заметили.
Мила почувствовала, как её щёки налились румянцем. Обычно она лгала безо всяких проблем, но тут оказалась растеряна на нет. У неё волосы на голове шевелились от ужаса. Ей так и виделось, что этой ночью тёмный эльф утащит её к озеру, чтобы тайком утопить. И поэтому она знала – ей обязательно нужно внушить этому хладнокровному убийце то, что она говорит правду. В результате Мила, следуя некогда данному совету своего компаньона по мошенничеству, заставила себя посмотреть в жуткие алые глаза. Увы, к её вещему ужасу в них не было даже намёка на жалость.
– Сколь дурно вы лжёте, лер Свон, – протянул тёмный эльф с нехорошей насмешкой, когда поймал её перепуганный взгляд.
– Нет-нет, профессор Аллиэр, я нисколько не лгу вам.
– Нет, вы лжёте. А всё потому, что забываетесь с кем говорите. Я не один из ваших идиотов-клиентов, которому ради большей платы так легко навесить лапшу на уши как вы невинны и чисты. Я представитель другой расы. Перед вами дроу, лер Свон, и скрыться в тенях моего собственного дома ни один человек не в состоянии!
От этих грозных слов (и особенно от рявканья в конце) Мила испуганно зажмурилась. Голос тёмного эльфа звучал так, что ей уже начало казаться – он вот-вот зарежет её прямо здесь, на месте. Или ещё хуже – рывком вырвет из груди её сердце! Однако, время шло, а ничего такого не происходило, и поэтому молодая женщина всё же через силу открыла веки. И первым, что Мила увидела, было то, с каким недоверием профессор Аллиэр на неё смотрит.
– Да, ни один человек от меня бы не скрылся. Человек, – задумчиво протянул он, как вдруг в дверь принялись настойчиво стучаться.
– Профессор Аллиэр! – донёсся до Милы встревоженный голос Саймона.
– А, так вот про какой неотложный и вместе с тем щекотливый вопрос твердил мне лер Сильвер, – вмиг нехорошо сощурил глаза тёмный эльф, а затем уставился на Милу совсем иначе – требовательно и жестоко. – Лер Свон, я сегодня предупреждал вас насчёт лера Грумберга, было дело?
– Да.
– Так вот, даю вам свой последний добрый совет. Подавайте заявление на отчисление сразу, как только рассветёт, или проблемы с лером Грумбергом покажутся вам детскими сказками по сравнению с тем, какую жизнь устрою для вас я. Каждый день, что вы проведёте в академии, отныне станет для вас памятным. А после, когда вас отчислят по любой понравившейся мне причине, – тут он приблизил к ней своё лицо, – вы вообще пожалеете о том, что родились. Понятно вам?
Мила молчала, так как не могла ни слова сказать. Просто стояла и моргала, потому что желаемое профессором Аллиэром «поняла» выдавить из себя никак не могла. Гордость… как же ей мешали гордость и понимание – о том, что она родилась, ей суждено пожалеть в любом случае. Тот долг, что уже за ней числился, Мила оплатить была не в состоянии, а потому нынче она являлась человеком, которому абсолютно нечего терять.
– Я, – упрямо зашептала молодая женщина, – я буду здесь учиться. Я получу свой диплом несмотря ни на что.
– Святая наивность! – с насмешкой фыркнул тёмный эльф, а затем отошёл от Милы, чтобы открыть входную дверь.
– Профессор Аллиэр…
– Заходите-заходите, лер Сильвер, вы наконец-то добились аудиенции со мной, – съязвил он, перед тем как рявкнул: – Немедленно в мой кабинет! Живо! А вы, – грозно уставился Найтэ Аллиэр на Милу, – вон отсюда. С глаз моих долой, сейчас же!
***
Мила радовалась, что сегодня среда. Среда значилась для её факультета выходным днём, а, значит, у неё имелось время прийти в себя. Из-за вчерашнего приключения и последовавшей за ним выволочки она едва сомкнула глаза ночью, и не только потому, что из головы у неё не выходила откровенная угроза профессора Аллиэра.
«Разве столь многого я хочу? – неподдельно страдала молодая женщина. – Я человек и хочу всего‑навсего человеческого отношения к себе».
Кулачки её то сжимались, то разжимались от обиды и гнева, но Мила Свон была стойким оловянным солдатиком. Позавтракав вчерашним бульоном, ей надоело видеть, как друзья косятся на её опухшие глаза, и поэтому она, подумав, направилась в библиотеку.
– Э-э-э, доброе утро, – с недоверием поприветствовал её старик-библиотекарь. Он уже привык, что Мила приходит за пару-тройку часов до закрытия, некоторое время работает над курсовой, а затем выполняет подготовленную им для неё работу.
– Доброе утро, мэтр Тийсберг, – постаралась улыбнуться ему Мила, после чего направилась к картотеке и, вытащив оттуда несколько карточек, встала в очередь. Перед Милой было всего два человека, два старшекурсника. Они недовольно покосились на молодую женщину, не иначе узнав восходящую «звезду» академии, но больше никак не отреагировали. Всё же общедоступную библиотеку посещали в основном простые студенты. Аристократы предпочитали индивидуальный подход в закрытом подразделении. Там и выбор литературы был значительно больше, и обслуживание в разы быстрее.
Мила принялась перебирать стопку карточек в руках, убирая из неё всё лишнее.
«Так быстро выбирает?» – ещё удивился про себя старик-библиотекарь, покуда не увидел, что ему Мила Свон протягивает. На всех этих карточках имелись только названия.
– Устав? – поправил он очки так, чтобы смотреть поверх них. – Устав и локальные акты?
– Да, мэтр Тийсберг, – подтвердила Мила.
– Хм. Сейчас принесу, лер Свон, – с подозрением в голосе протянул библиотекарь, и Мила нервно переступила с ноги на ногу. Ей ужасно хотелось сказать: «Да не беспокойтесь, я сама могу взять. Вижу же по пометкам на каком они стеллаже и полках», но она вынужденно промолчала. Лишь слегка покраснела.
А далее утро незаметно превратилось в поздний день. Чтиво Мила выбрала крайне нелёгкое, но её желание оградить себя от претензий руководства академии стоило тягостного труда.
«Я как будто юрист!» – даже в какой-то момент прыснула она со смеха, привлекая тем внимание прочих посетителей читального зала. Студенты так недовольно уставились на неё, что Мила не сдержалась.
– Знаете, очень рекомендую. Чтение зашибись!
Она напоказ подняла талмуд с уставом, и студенты синхронно отвернулись. Мила равнодушно пожала плечами. Ей было не впервой быть одной среди толпы. Отчего‑то она не вписывалась в общество и, пожалуй, она уже поняла – дело было не только в красной метке в документах. Даже в лазарете Оркреста она была Счастливица, а не Любимица. И хватит списывать это обстоятельство на то, что девушка с проломленным черепом являлась чужачкой без кола без двора. Это нечто внутри неё заставляло людей сторониться.
– Спасибо, мэтр Тийсберг, – отнесла Мила документы обратно. – Я не всё, правда, успела просмотреть. Можете отложить?
– Могу, очереди-то на такое не имеется, – прокряхтел старик, всем своим видом давая понять, что ждёт пояснений. И, так как по близости никого постороннего не было, Мила призналась шёпотом:
– Я боюсь, что меня отсюда… того.
– Это что ж вы такое натворили?
Мила с удивлением уставилась на старика.
– Эм-м, а вы разве не слышали про вчерашнее?
– Лер Свон, – с усталостью в голосе произнёс мэтр Тийсберг, – следить за местными сплетнями мне вусмерть надоело больше века назад. Все они так или иначе начинают повторяться. Поэтому знаете, даже слышать не хочу, что там у вас произошло. А вы бы перестали глупостями заниматься. Всё то, за что вас могут исключить или наказать, давно на стенды вывешено.
– Нет, я должна знать наверняка, – грустно покачала головой Мила. – Тут всё серьёзно.
– Да что вы?
– Профессор Аллиэр прямо мне угрожает. Он требует, чтобы я покинула академию по собственному желанию, пока он лично не начал искать повод для отчисления. А я… я просто не могу подать прошение на отчисление, понимаете? Знаю, дура была, зря с лером Грумбергом так палку перегнула, но прошлое не меняется. Я могу изменить только своё будущее.
– Так чем вас будущее за стенами этой академии не устраивает? – испытывающе посмотрел на неё старик.
– Тем, что никакого будущего там для меня нет. Я пробовала жить как все. У меня оно почему-то не получается.
– Судя по всему, «жить как все» у вас и здесь не получается.
Сказанное так резануло по нервам, что Мила не удержалась и жалобно всхлипнула. Однако, мэтр Тийсберг нисколько не изменился во взгляде. Он даже напомнил девушке одну из статуй основателей академии: такой же суровый старик с кустистыми бровями и длинным носом веками стоял на главной площади. Вот только мэтр Тийсберг живой был, не каменный.
– Знаете, лер Свон, раз уж дело касается профессора Аллиэра, то всё же отложу я для вас кое-что.
– Да? – засветились надеждой глаза Милы.
– Да. А вот это, – отодвинул лежащие перед ним документы библиотекарь, – давайте лучше верну на место.
– Хорошо… Только можно я начну читать отложенное для меня прямо сейчас?
– Вечером, – отказал ей мэтр. – Вечером, когда вы вымоете полы и протрёте все плинтуса… Не нравится мне эта наша уборщица, скажу я вам, лер Свон, после неё как‑то ещё больше пыли.
Продолжая брюзжать, старик взял документы и понёс их к тележке. А Мила, поняв, что в библиотеке ей делать покамест нечего, вышла на улицу и к своему удивлению нос к носу столкнулась с мэтром Орионом. Он шёл, углубившись в просмотр журнала их группы. Не иначе изучал оценки. Однако, за обстановкой вокруг следил, раз сходу заметил Милу и остановил её.
– А, вот вы где, лер Свон. Постойте-ка, я как раз искал вас.
Голос куратора группы не предвещал ничего хорошего, поэтому Мила, когда остановилась, внутренне собралась. Она ожидала продолжения вчерашней выволочки, но осведомилась как можно миролюбивее:
– А что вы хотели, мэтр Орион?
– Да я хочу, чтобы вы пошли вместе со мной к леру Грумбергу и извинились перед ним. Причём не только за своё вчерашнее поведение.
Возможно, для кого-то это был бы выход из положения. Смирить свою гордость, вымолить прощение и перестать терпеть издёвки – это было бы очень удобно. Жизнь могла наладиться очень просто… если бы Мила Свон в принципе могла решиться на такой шаг. Увы, едва перед её внутренним взором промелькнуло надменное лицо аристократишки, как молодую женщину аж передёрнуло от гнева.
– Капец. Вот уж такого вы от меня никогда не дождётесь. Фигушки!
– А ну прекратите дерзить и ёрничать! – с возмущением потребовал Люций Орион, и Мила, благо перед ней стоял далеко не ненавистный ей декан, тут же подбоченилась.
– А что не так? Не привыкли к тому, что у кого-то есть чувство собственного достоинства, да?
– Нет, это мне как раз-таки понятно. Меня коробит от другого. Вы же можете вести себя совсем иначе, лер Свон, – с упрёком посмотрел он ей прямо в глаза. – Уж не знаю где вы воспитывались, но манеры вам присущи.
– Манеры? Мне? – хохотнула Мила напоказ, но мэтр Орион нисколько не смутился.
– Воспитанного человека отличает не только его речь. Поэтому да, хорошие манеры вам присущи. Элементарно, я ещё ни разу не сделал вам замечания из-за ковыряния в носу или же по причине несдерживания отрыжки в столовой. О чём говорить, перед едой вы моете руки даже безо всяких напоминаний со стороны персонала.
– И что?
– А то, что за годы работы в академии мне не единожды доводилось быть куратором, и разных людей я был вынужден перевоспитывать. Поэтому не скрою – ваше личное дело меня крайне удивляет.
– А мне-то что с того? Удивляйтесь сколько хотите. Или что, желаете, чтобы я вам вдруг исповедоваться начала? Всю свою душу вам вдруг излить, так, что ли?
Мила демонстративно сплюнула на землю, и мэтр Орион внимательно поглядел на место, куда упала её слюна. Лоб его нахмурился, преподаватель стал выглядеть ещё недовольнее и серьёзнее.
– Объясните мне, лер Свон, ну отчего вы всячески, как только у вас возникают трения и неважно с кем, тут же начинаете вести себя не только импульсивно, но и как сущее быдло?
На этот вопрос Миле было нечего ответить. Точнее, она могла бы рассказать всё-всё, что помнила о себе и про то, как обидела её жизнь. Но между ней и мэтром Орионом не было доверия. А потому молодая женщина поджала губы, всем своим видом выражая недовольство, и с ослиным упрямством промолчала. Её вид вызвал грустный вздох куратора. Он явно не такого от разговора с Милой Свон ожидал, но Мила как-то не умела соответствовать чужим ожиданиям. Она своим и то не соответствовала.
– Что же, надеюсь, после этого разговора вы хотя бы немного задумаетесь о своём поведении, – буркнул мэтр Орион, прежде чем мотнул головой и заговорил совсем иначе. – Вот что, лер Свон, поступайте как хотите. Чай вы не маленькая девочка, уж должны понимать последствия своих решений. Однако, если хотите избавиться от своей основой проблемы, то руку помощи я вам протягиваю – приходите ко мне, и мы вместе дойдём до лера Грумберга. Пусть вам это будет крайне неприятно, но прощение у него вам лучше попросить. Иначе вы себе очень глубокую яму выроете.
– Да уж какую яму, – с наигранной усмешкой сказала Мила, – профессор Аллиэр мне доступно объяснил, что могилу я себе копаю.
– Тем более. Какой вам прок от этого конфликта?
Нет, никакого прока в настоящем конфликте не было. Было только желание держать голову высоко поднятой. Было только стремление не вставать на колени и не кланяться в пояс.
Но правильно ли оно было?
– Знаете, я готова помириться с лером Грумбергом.
– Ну вот. Вот! – обрадовался мэтр Орион, но его радость померкла очень быстро.
– Пусть только эта скотина сперва публично поцелует меня в задницу, ха!
Глава 16. Человек я али тварь дрожащая?
– Нет, мне эта ситуация просто осточертела! – гневно сверля глазами декана факультета Чёрной Магии, сообщил ректор, когда с раздражением зачитал выдержки из очередной жалобы на Милу Свон. – Двух недель не прошло, а она опять на Антуана Грумберга сквернословит так, что у приличных людей уши в трубочку сворачиваются.
– Само собой, потому что он от своих провокаций не отказывается. Эти провокации, конечно, сделались намного осторожнее, но оскорбления в его речах всё равно явно прослеживаются.
– Знаете, есть большая разница между «в его речи прослеживаются явные оскорбления» или же «она позорно матюгается, как сапожник». Низкая брань в стенах нашего учреждения, да ещё в присутствии самого принца эльфов… Нет, мой дорогой профессор, это недопустимо! Вот вам известно, что я не так давно от лера Морриэнтэ услышал? Что он через сквернословие, которое неизменно возникает в присутствии лер Свон, изучает, как люди друг друга поносят. Как вам такое, а? Ужас! Позор!
Несмотря на горящий праведным возмущением взгляд ректора, Найтэ нисколечко не смутился. Его лицо осталось по-прежнему бесстрастным, даже немного скучающим. Последнее, кстати, страсть как раздражило Олафа фон Дали, и Найтэ это прекрасно понял.
– Хм, я бы назвал это интересным сбором данных вообще-то, но, раз у вас другое видение, – наконец, сказал дроу и ненадолго сделал вид, что готов вот-вот зевнуть. – Ну, раз видение у вас другое, я предлагаю немного изменить внутренние правила. Сейчас в них значится, что «обучающимся стоит относиться с уважением к преподавателям академии, её сотрудникам, а также к прочим слушателям». Замените «стоит» на «обязаны», и причина исключить лер Свон у вас в кармане.
Найтэ лёгким взмахом руки указал на лежащий перед ректором лист с жалобой, но Олаф фон Дали стал выглядеть ещё мрачнее.
– Ценю вашу шутку, – сквозь зубы процедил он.
– Шутку?
– Разумеется шутку. Потому что прими я сказанное вами всерьёз, и эдак мне придётся отчислить не только Милу Свон, но и ещё три четверти академии. Причём как бы не забыть отстранить от работы с дюжину другую преподавателей и прочего персонала… Нет, прецедент в таком недопустим. Вы хоть представляете сколько последует кляуз и требований наказать по этой причине того или иного студента? А студенты у нас, глубокоуважаемый вы мой профессор, далеко не простые. Большинство – представители знатных родов. Их родители, а потом и они сами, зачастую заседают в королевском совете, который делает что? Знаете? Определяет наше финансирование!
– Тогда не требуйте от меня невозможного, – становясь предельно серьёзным, ответил Найтэ. – Вам прекрасно известно, что основной отсев происходит при поступлении. Помимо ненадлежащего старания в учёбе, причин для последующего отчисления немного, а лер Свон, к моему прискорбию, на лекции ходит исправно, репутацию магического сообщества не порочит, блудом не занимается. Эта студентка не замечена в попытке подрыва королевской власти, её никто не видел рядом с трупом другого студента. Во время нынешнего ора на площади она даже пальцем не прикоснулась к молодому Грумбергу и, смею заметить, некоторые научные обсуждения на старших курсах вполне сравнимы с произошедшим.
– О-о-о, да вы никак её защищаете? – приподнял брови Олаф фон Дали.
– Нет, просто сам не хочу нарушать правила, – твёрдо ответил эльф. – Если я напишу вам заявление с просьбой исключить лер Свон с указанием на существующие проблемы, то крайним могу остаться именно я. Ершистый характер и уйма сквернословия в моменты, когда лер Грумберг начинает свои провокации, не повод для подобного. И да, я говорю вам об этом прямо.
– А вот сейчас вы меня удивляете до глубины души, – осуждающе покачал головой Олаф фон Дали. – Или, может, не надо мне удивляться? Вдруг претензии, что вот‑вот посыплются на нас от графа Мейнецкого, вас полностью устраивают? Вдруг вам вообще по нраву создавшийся бардак?
– Он мне далеко не по нраву, – спокойно опроверг Найтэ. – Я всего-то подвожу вас к мысли, что не стоит отчислять лер Свон на ровном месте. Вместо этого нужно сделать так, чтобы у неё самой не осталось другого выбора, кроме как покинуть академию.
– И? Каковы ваши предложения?
– Хм, здесь многое зависит от того, насколько вы сейчас поддержите меня, – Найтэ многозначительно посмотрел на ректора, но никаких слов не дождался и поэтому продолжил. – Прежде всего, лер Свон может сгубить её жадность. Как вы прекрасно чувствуете, осень вступила в свои права очень рано, холодный ветер порой пробирает до костей. А у нашей проблемы никакой тёплой одежды нет и денег на её покупку нет тоже. Поэтому, если как можно скорее запретить продажу таких товаров в счёт долга академии, то либо лер Свон замёрзнет насмерть, либо будет вынуждена как-то заработать необходимые ей для покупки средства.
– Вы имеете в виду то, что она отправится на улицы Вирграда, эм-м, с вполне конкретной целью? – уточнил ректор с хорошо слышимой в голосе иронией.
– Да.
– Первозданные стихии, да неужели вы всерьёз считаете, что со своим характером лер Свон на таком поприще хоть сколько‑нибудь сможет заработать? Ха, да если бы не факты о мертворождённых детях, я бы сказал, что её красная метка в документах – это чья‑либо месть. И замечу, подобная месть мне уже нисколько не кажется низостью.
Олаф фон Дали выразительно уставился на Найтэ Аллиэра. Он чувствовал себя правым, но тёмный эльф не изменился в лице и перед ответом даже не задумался.
– Вы не вполне верно лер Свон оцениваете, – твёрдо сообщил он.
– То есть?
– Видите ли, будучи доведённой до грани, эта женщина может решиться на многое, даже на то, что она сама считает низостью – вот о чём говорит её ослиное упрямство. И, не иначе, однажды она уже сделала опрометчивый шаг.
– Профессор, да с таким отвратительным характером…
– Именно, – сухо перебил ректора Найтэ. – Вы упускаете, что из ниоткуда такой характер не возникает. Не иначе прежнее смирение далось лер Свон дорогой ценой, и теперь, когда она вдруг смогла возомнить себя равной тем, кому равной быть никак не может…
Эльф многозначительно замолчал, а Олаф фон Дали крепко задумался. Его пальцы начали отбивать по дубовой столешнице стола ритм некой мелодии, и, наконец, он решил:
– Хорошо, подобную провокацию можно осуществить. Конечно, тогда мне придётся отказать в сей привилегии абсолютно всем слушателям, но… но, пожалуй, намекну кладовщикам, что только в отношении Милы Свон запрет столь строг.
– Вы словно читаете мои мысли, – мягко улыбнулся Найтэ, а затем, словно играя, потеребил кончиком указательного пальца лежащую на столе жалобу. – Наверное, вы уже догадались, что ещё надо будет сделать? Я, видите ли, не люблю рассчитывать только на что-то одно.
– Я тоже, и поэтому не забываю ни на миг, что у первого курса в начале ноября должна состояться защита курсовой. Предлагаете сделать так, чтобы лер Свон её не защитила?
– Пф-ф! – с презрением фыркнул дроу, но вмиг вспомнил, что беседу он вообще-то ведёт со своим непосредственным начальством, а потому всё же убрал с лица возмущение. – До этого дня ещё полтора месяца, надо ли столько ждать?
– Эм-м, а что тогда вы предлагаете?
– К своей группе, как вы того и требовали, я применяю индивидуальный подход. И вследствие этого мне достоверно известны абсолютно все страхи моих студентов.
– Знаете, профессор Аллиэр, – откашлявшись в кулак, сказал Олаф фон Дали, прежде чем вдруг замолчал. Найтэ даже выразительно посмотрел на ректора, но тот всё равно не сказал ни слова. Вместо этого толстячок вдруг поднялся со своего кресла и подошёл к шкафчику, где обычно хранил крепкий алкоголь.
– Будете? – показывая на початую бутылку коньяка, осведомился Олаф фон Дали у тёмного эльфа.
– Нет.
– А я вот, пожалуй, выпью. Как-то мне оно так легче, когда я выслушиваю ваши взгляды на жизнь, а также про то, как именно вы исполняете данные мной поручения. Ведь говоря про индивидуальный подход, я несколько другое имел в виду.
– Да что вы? – демонстративно удивился Найтэ. Ему было приятно видеть, что пальцы ректора сжались на горлышке бутылки до белизны. Однако, подобная игра не должна была быть долгой, вынужденно Найтэ перешёл к серьёзности. – Ваше поручение настолько в моих интересах, что я постарался выяснить всю подноготную своих студентов. И отчего я заговорил именно о страхах? Так некоторым из людей страх может помогать не уходить за грани благоразумия. Определённые страхи в кое-ком нужно намеренно взращивать.
– Это вы о Вильяме Далберге?
– А также о лере Рейне и лере Дорадо. Эти студенты чрезмерно смелы. Зато некоторых моих студентов, наоборот, от страхов нужно избавлять. Иначе ничего толкового из них не выйдет. Вон, вспомните лера Пипу.
– Ох, нашли же вы кого привести в пример, – поморщился от недовольства ректор. – Видел я этого Питрина Пипу, памятный молодой человек. Так и хочется выдать ему мотыгу и отправить на пашню.
– Зря вы так, не самый дурной студент на моей памяти. Он послушен, исполнителен и не ленив. У него есть шанс закончить обучение, но-о, – протянул Найтэ, – он ничего не достигнет, если не станет более решительным и уверенным в себе. Его доверчивость и привычка действовать не самому, а дожидаться, что за него кто-то примет решение – вот, что является его камнем преткновения.
– Пожалуй, соглашусь, – подумав, заключил Олаф фон Дали и, налив себе ещё коньяка, спросил. – Так что насчёт Милы Свон?
– Она хочет выглядеть в глазах общества лучше нежели она есть, – с наслаждением произнёс Найтэ и, увидев смех и недоверие в глазах собеседника, объяснил. – Да-да, всё так. Ей просто очень мешают эмоции.
– Слабо верится, приведите-ка сперва дельные доводы.
– Хм, тогда начну издалека. Вы, конечно, недовольны тем, как лер Рейн направо и налево хвастается своим прошлым на каторге. И всё же поступает он более чем благоразумно. В его рассказах только то, что заставляет людей относиться к нему с настороженностью и уважением, а ещё – так он создал себе щит от своего прошлого. Оскорбить его этим моментом теперь невозможно. А вот лер Свон так не поступила. Она могла выдумать любую слезливую историю, ну кто бы стал её россказни проверять на достоверность? Но она не стала, и виной этому её страх. Своего прошлого она боится.
– Хорошо, я понял к чему вы клоните, но пока ещё не понимаю, что именно вы предлагаете, – признался Олаф фон Дали, и на его лбу даже возникла хмурая складочка. Ректор верно предполагал, что ничего доброго он не услышит. Когда декан факультета Чёрной Магии начинал говорить столь увлечённо, дело явно касалось какой-либо редкостной гадости.
– Тогда слушайте. Если к последней неделе октября подступающие морозы не подкосят то ли гордость, то ли здоровье лер Свон, лучше всего будет сделать следующее…
***
Месяц спустя, в день, когда стоял погожий денёк конца октября, Поль Оллен, виконт Саммайнский – высокий и статный зеленоглазый мужчина, на вид лет эдак тридцати с небольшим, прошёл за ворота Первой Королевской Академии магических наук. Солнце золотило гречишным мёдом его виднеющиеся из‑под шляпы тёмно‑русые волосы. В одной руке он держал небольших размеров чемодан, на сгибе другой удерживал толстую кожаную папку с документами, что он ранее показывал на проходной.
