Найтэ всерьёз заинтересовала человеческая женщина, хотя своего интереса он нисколько никому не показал. Было бы странно для бесстрастного дроу вдруг начать проявлять открытое и горячее любопытство.
… А оно, между тем, его снедало.
«Она человек. Определённо, она человек», – подумал он, когда в перерыве между лекциями подошёл к окну в коридоре.
Внизу, на хорошо видимой для его взгляда площади, он видел тщедушную фигурку своей новой студентки. Выглядела молодая женщина смехотворно. Тощая настолько, что казалась нескладным подростком. Короткие волосы были собраны в куцую косичку, из которой всё время норовили выползти. Ещё и одежда потрёпанная, заношенная, грязная. Быть может, в студенческой форме молодая женщина выглядела бы более прилично, но сейчас…
«Она омерзительна, – подумал дроу. – Она омерзительный человек, который отчего‑то… отчего‑то проявляет характерную для моей расы особенность!».
Да, вряд ли кого-либо кристаллы на Арке Стихий встревожили так же сильно, как Найтэ Аллиэра. Из-за них он был непривычно для себя взбудоражен.
Между тем молодая женщина остановилась. Она встретила одногруппников, и Найтэ, нисколько не желающий знать про содержание их беседы, с раздражением отошёл от окна. Он уставился вглубь пустого коридора. В настоящий момент у большинства студентов ещё не было лекций, а потому здесь было пустынно. Тихо. Свежо. Самое то, чтобы углубиться в мысли. Тем более, настроение соответствовало. Так что Найтэ сцепил руки за спиной и задумался о прошлом. О том, что прошло более трёх тысяч лет, с тех пор как дроу не просто утратили главенствующее положение в мире, а столкнулись с жаждой прочих рас уничтожить их. Что за какие-то восемь столетий от огромного и могущественного народа остались жалкие десятки, вынужденные скрываться и жить отшельниками в самых далёких уголках мира.
«Всего восемь веков, а о возрождении прежнего величия стало возможно только мечтать, – горько пронеслось в мыслях Найтэ. – Какое величие, если было необходимо просто‑напросто выжить? Нас не убивали. Нас истребляли словно моровую заразу».
Увы, последовавшие за падением полторы тысячи лет показали наивность даже таких скромных намерений, как тихая жизнь в затворничестве.
… Хотя, у последней погибшей в войне рас выбор имелся.
Люди, пришедшие убивать тёмную эльфку, решили проявить «милосердие». Они предложили ей убежище и защиту в обмен на древние знания. Даже дали время подумать, вежливо покинув дом. Несмотря на то, что жилище было окружено плотным кольцом рыцарей и магов, иллюзия уважения осталась. Желание обрести тайны некогда великих дроу спровоцировало людей поступить «благородно».
«Жадные до власти глупцы!» – презрительно фыркнул Найтэ, прежде чем с горечью подумал, что сам бы не выбрал гордость. Он предпочёл бы благоразумие. Вот только его мать поступила иначе. Она не согласилась на предложение и даже не сделала вид, что готова согласиться. Вместо этого, как только люди покинули её дом, она откупорила склянку с ядом и, смело сделав несколько глотков, насильно напоила отравой малолетнего сына. Но маленького Найтэ вырвало от влитой в него гадости, и это спасло ему жизнь. Семилетний малыш долго болел, но выжил. А после его, словно удивительного зверька, растили под неусыпным контролем люди.
«Они посчитали, что приручили меня. За столько веков уверились», – с презрением подумал о своём окружении дроу. Но на самом деле чужая безалаберность его радовала. Пока ты никто, ты обладаешь самым опасным оружием – невидимостью.
«Они не знают. Они так быстро умирают, что уже нисколько не помнят», – злорадно усмехнулся про себя Найтэ.
Многие столетия он не выставлял напоказ, а, напротив, скрывал характерные для своей расы особенности. Чем меньше напоминать о них, тем больше будет забыто. Тем больше однажды получится удивить врага. И, стоит сказать, что да, мало кто нынче не был бы удивлён, узнай, что декан факультета Чёрной Магии на деле ещё изумительно владеет магией белой. Однако, это было так. Ибо дроу, столь хорошо известные своей склонностью к насилию и пыткам, никогда не смогли бы столь мастерски причинять боль, не умей они поддерживать своих жертв на грани жизни и смерти. И для этого им требовалась магия белая.
«Тьма и Свет, они присущи моей расе. И этой женщине они тоже присущи. Присущи, хотя она всё-таки человек, – вновь вернулись его мысли к несуразной девице. Вот только на этот раз в тёмном эльфе было куда как больше раздражения нежели прежде и, пожалуй, именно оно позволило ему определиться. – Нет, она нисколько не дроу. Она ошибка природы, поэтому нечего ей здесь делать! Пусть убирается вон, куда угодно!».
Спонтанное решение заставило Найтэ прекратить стоять на месте. Он решительным шагом направился в лекционную и начал занятие с жёсткого опроса. Студиозы, и так опешившие от новости, что в прошлом семестре составитель расписания ошибся в часах, а потому им придётся весь август и сентябрь нагонять материал по теории чёрной магии в свои выходные, мигом сникли. Они порядком подзабыли за время каникул пройденный материал. Кроме того, все они были с факультета Земной Стихии, начитка лекций по некромантии должна была стать для них всего лишь необходимым минимумом, а не провальным испытанием на твёрдость духа. Однако, Найтэ в результате почувствовал себя значительно лучше, а потому по завершении лекций направился к ректору в куда как более приподнятом настроении.
***
Наверное, хорошо, что недалеко от главного корпуса Миле повстречались свои, иначе бы её просто разорвало от гнева на мелкие кусочки. Эмоции были очень сильными.
– Эй, Саймон. Привет, – незамысловато поприветствовала она сына купца и уставилась на сельского дурня, так как запамятовала его имя. – И ты привет… эм-м, Перун?
– Питрин, – тихо поправил её тот. – Питрин Пипа.
– Нет, уже лер Пипа, – похлопав крестьянина по плечу, громко поправил Саймон. В его внушительном голосе звучало желание заставить спутника чувствовать себя уверенней, так как тот в форменной одежде ощущал себя очевидно неловко. Бедный Питрин даже озирался, как будто ждал, что над ним вот-вот начнут насмехаться и потребуют перестать изображать из себя мага.
– Ага, все мы тут леры – дамы и кавалеры. Один так вообще царь, – зло буркнула Мила и, будучи донельзя раздражённой, рассказала пикантную новость про комфортное жильё‑бытьё профессора некромантии Найтэ Аллиэра. После чего упёрла руки в бока и возмутилась. – Нет, вы себе представляете только?
– Ох, вечно нас дураков дурят. Вечно дурят, – тут же протяжно заныл Питрин, но Саймон задумчиво потеребил свою тёмно‑русую бородку и только после ответил.
– Ну, хорошо-то жить всем любо. И каждому из нас в том числе. А потому, что с того, Мила? Ты вон на щёку свою погляди. Синяк ещё не сошёл, а ты уже снова на рожон лезешь.
– Ничего я не лезу, – мигом набычилась Мила. – Просто быть кому-то за всё обязанной, некий долг копить…
– А куда от этого денешься? Мы вот сейчас с Питрином купили в местной лавке бумаги попроще, пяток карандашей и всего остального по мелочи. А всё равно по два с половиной серебряных с носа вышло, хотя не особо обдирали нас. Считай по чести на всё цену назначили, уж я‑то расценки на такой товар выяснил.
– Чего? Целых два серебряных? Ужас какой, а ведь если ещё и за общежитие платить, – окончательно помрачнела Мила и, тяжело вздохнув, заявила. – Нет, не хочу я так. Не хочу ярмо на шею там, где без него обойтись можно.
– Да где ж это видано за угол для сна платить стока, – поддержал её Питрин. – Мне и в хлеву подстилки бы хватило, лишь бы не так дорого…
– Ой, да замолчи ты чудило деревенское! – недовольно поморщился Саймон. – Ты уже лер, понимаешь, лер! Ты будущий маг, а маги на подстилках в хлеву не спят.
Питрин стыдливо потупил взгляд к земле, стал выглядеть совсем глупо, но Саймон за это его не отчитал. Он, щуря глаза, смотрел не пойми куда – напряжённо думал.
– Чего притих? – не выдержала его молчаливых дум Мила.
– Да вот размышляю о ветках и вениках.
– О ветках и вениках? – оказалась огорошена она настолько, что её взгляд вышел очень выразительным. Но Саймон нисколько не смутился.
– Нет, не сошёл я с ума. Просто… может, слышал кто‑либо из вас такую притчу? Что по отдельности ты никто, прутик, но коли такие прутики вместе, то сломать их уже очень сложно.
– Не-а, батька такого нам не рассказывал, а уж он мудр батька-то наш, – гордо сообщил Питрин, но Мила, подумав, ответила:
– Что-то слышала краем уха. Только ты это к чему?
– Да я так понимаю, что нас троих уж больно жаба душит и причиной тому одно – все мы господа будущие маги нынче без медяка в кармане, – напрямую сказал Саймон и даже свой карман напоказ вывернул. – Я вот тоже бедняк из бедняков, так как, когда в академию подался, против воли отца пошёл. И мне его радовать тем, что долги коплю… ну совсем неохота, понимаете?
Он дождался, когда Мила с Питрином утвердительно кивнут, и тогда продолжил:
– Поэтому что, если нам всем вместе на это бесплатное жильё решиться? Думаю, из остальных наших тоже много кого мысль прельстит, когда поймут, что сообща действовать станем.
– Дело, – не раздумывая, сказала Мила. При этом что-то внутри неё расслабилось. Ей даже дышать стало легче от понимания, что у неё появились единомышленники.
– Тогда вот что. Я слышал, как говорили, что заявку на бесплатное жильё надо подать до трёх часов по полудни. Поэтому идём, разыскиваем наших и каждому из них всё про всё объясняем. А чтобы с этим наверняка справиться, лучше нам пока разделиться. После встретимся здесь же и узнаем, что у нас получилось. Давайте где-то около двух, да?
– Да, около двух хорошо, – согласилась Мила. – Только чур я с главного корпуса поиски начинаю, а то вы уже в форме, а моя меня ещё ждёт.
– Тебя, походу, обеденный паёк тоже ждёт. Нам его за завтраком выдавали, так что не забудь в столовую зайти, – посоветовал Саймон, и молодая женщина искренне ему улыбнулась.
– Спасибо.
Сказав это короткое слово, она развернулась и безо всяких прощаний пошла ко входу в главный корпус. Ей не хотелось, чтобы кто-то из своих увидел, что у неё в глазах стоят слёзы.
***
Женским вариантом академической формы студентки первого курса оказалось скромного пошива платье из такой же простой серой ткани, что и мужской костюм. Даже указывающие на выбранный факультет цвета располагались почти также, что уж говорить о фасоне? На шею должен был повязываться бантом лёгкий чёрный шарфик, а на концах широкого чёрного пояса должны были быть вышиты соответствующие символы.
Отчего «должны были», так это оттого, что Миле ничего такого не досталось.
– Как это нету? – возмутилась она.
– У нас уже больше века слушательниц на факультете Чёрной Магии не было, – сухо объяснила ей заведующая хозяйством женщина и, не удержавшись, язвительно добавила. – Все приличные‑то белой идут учиться, чтобы благословлять али целительствовать. Ну, или на крайний случай стихии познают.
«Да я б тоже куда-нибудь туда пошла, если б всё так не сложилось погано!» – захотелось выкрикнуть Миле, но… что бы это изменило? Что мирозданию с того, что гневные речи профессора Каттильского заставили некую Милу Свон сместить руку на строчку ниже и выбрать далеко не факультет Водной Стихии?
Нет, не было вселенной до этого никакого дела. И теперь Миле оставалось только либо превращаться в настоящего квалифицированного некроманта и получать все плюшки своего нового статуса, либо идти прозябать в канаве и терпеть, как прохожие, обзывая тебя шлюхой, плюют на твоё замерзающее от голода и холода тело.
Так себе выбор, честно-то сказать. Скорее, даже речь про его отсутствие. А потому Мила подбоченилась и громко заявила:
– Это вы пойдите и профессору Найтэ Аллиэру сообщите, что на его факультет приличные слушательницы не поступают.
С удовлетворением Мила поняла, что верно оценила статус гадкого дроу. Упоминание о нём мигом заткнуло рот кладовщице. Женщина возмущённо фыркнула, но зато следующее, что было ею произнесено, оказалось по делу.
– Мы уже заявку оформили, – буркнула она, – к концу месяца должно для вас всё необходимое прибыть.
«Вот так-то, накося выкуси», – хотелось свысока ответить Миле, но она благоразумно сдержалась.
– Тогда буду заглядывать к вам время от времени.
Пообещав так и не забыв про едкую улыбку, Мила неторопливо вышла из обители вредной кладовщицы, а после, довольно поправив свёрток с платьем, удобнее разместила поверх него мягкие женские ботиночки. Последней обновке она была искренне рада, так как её собственные башмаки порядком поизносились. Пожалуй, они не разваливались только из‑за налипшей на них грязи. Следить за собой во время бесконечных пеших переходов из города в город являлось делом нелёгким, а потому Мила давно привыкла к тому, что выглядит неопрятно и зачастую воняет. С месяц назад ей даже пришлось выводить вшей. Она, проигнорировав насмешки Михея, почти все сбережения потратила на действенное средство и по итогу нисколько об этом не пожалела. Столь мерзких насекомых молодая женщина терпеть не могла.
В целом, доставшиеся задарма обновки грели душу, и Мила нисколько не сомневалась, что относит их положенный год без необходимости закупать дополнительный комплект.
«Буду аккуратной. Стану носить форму только на занятия, а в остальное время свою одежду буду таскать… починить и постирать бы её только сначала», – по-хозяйски рассудила она, перед тем как вышла из главного корпуса на воздух. Яркое солнце тут же ослепило глаза, а потому несколько шагов Мила прошла почти ничего не видя перед собой. Так бы довольная улыбка спала с её лица намного раньше, нежели она услышала.
– А, вот эта хамка, – голос принадлежал лорду, с которым ей довелось поцапаться на вчерашней церемонии посвящения, а потому ничего хорошего встреча не предвещала. – Вы только поглядите, господа, какое жалкое отребье.
Вынужденно открыв глаза раньше, чем хотелось, Мила увидела, что в нескольких шагах от неё стоит черноволосый аристократ. Никаких царапин на его лице уже не было, не иначе некий целитель постарался и избавил лорда от «боевых ран». А ещё этот лорд был в компании двух мужчин – тех самых, с которыми Мила его уже видела раньше. Эти двое незнакомцев мало походили друг на друга окромя того, что они носили одну и ту же форму первокурсников факультета Чёрной Магии. Один из них был кареглаз, темноволос и полноват. Другой, напротив, являлся стройным голубоглазым блондином.
– Быть может, я и жалкое отребье, но что ж вы тогда, господин хороший, так на меня засматриваетесь? Прям как на красавицу, – едко усмехнулась Мила, решив избрать своей тактикой нападение.
– Что за бред?
– А что вы тогда мне проходу совсем не даёте?
«Пусть те, кто мои слова услышит, найдут в будущем повод над этим высокомерным снобом подтрунить», – испытала надежду Мила.
– Засматриваюсь? – демонстративно поднял брови Антуан Грумберг и, заливисто смеясь, обвёл своих друзей полным удивления взглядом. – Не, ну вы видели эту тощую клячу? В такое проверить просто‑напросто невозможно, пф-ф!
Знакомые лорда поддержали его дружным смехом, а затем один из них осведомился:
– Как тебя зовут, языкастая нищенка?
На этот вопрос можно было бы огрызнуться, но молодая женщина предпочла ответить. Она гордо задрала носик и сказала:
– Я Мила Свон.
– Милая Мила, – с иронией прокомментировал блондин, но глава этой компании не принял сказанного.
– О нет, лорд Оуэн, даже не вздумайте. Это не то прозвище, что этой особы достойно. Ей нужно что-то короткое, полностью отражающее её суть. И скажу больше, я уже знаю подходящее имя.
– Да?
– Да. Перед нами плебейка, низкородное животное. А потому достаточно короткого и ёмкого Тварь.
– Тварь, – довольно просмаковал блондин и добавил. – Надо будет сообщить нашим.
Дураку было понятно, что нынче происходящее являлось ничем иным как началом грандиозной травли, а потому Мила, несмотря на часто бьющееся от страха сердце, поступила согласно интуиции – сделала пару решительных шагов вперёд.
– Да, я тварь, – при этом твёрдо заявила она. – Тварь, которая нисколько не боится пустозвона, у которого во рту одно дерьмо. И потому смотри-ка, спи с открытыми глазами. Как тварь и низкородное животное, однажды я могу показать клыки, и ты проснёшься с перегрызенным горлом.
Антуан Грумберг аж красными пятнами покрылся от сказанного и в результате не выдержал. Гневно рыкнув, он уж было бросился на Милу, но друзья его благоразумно остановили, своевременно ухватив за руки. Она же, глядя на это, хмыкнула и язвительно напомнила:
– Зря вы на площади вчера кичились, господин хороший. Вы первый правила академии нарушите. Первый вы отсюда вылетите.
Пожалуй, было глупо наживать себе врагов. Тем более таких врагов, из-за которых ректор запросто мог пересмотреть внутренние правила академии. Но вести себя покладисто тогда, когда она сталкивалась с дурным отношением к себе, Мила Свон просто‑напросто не умела. Ну нисколечко! Поэтому, когда она пошла по своим делам дальше, молодая женщина, конечно, и пожурила себя, и почертыхалась. Вследствие этого даже едва ощутила вкус жидкой каши, миску с которой ей выдали заместо обеденного пайка в местной столовой. И, наверное, только по этой причине она вышла из-за стола сытой, так бы ни за что Миле не наесться столь маленькой порцией практически несъедобной жижи. Но аппетита не было никакого. И уже не только из-за встречи с лордом Грумбергом. Глядя на выданную ей тарелку, Мила кристально ясно поняла, что на еду придётся тратиться тоже. Если она не хочет заполучить цингу или слечь от истощения, то придётся смириться и подойти к прилавку платного буфета, благоухающего ароматами жаркого из барашка, сырного супа, тушёных почек кролика в вине, пряной рыбы с дымящейся картошкой…
Однако, если бы это были все проблемы. Ведь ещё канцелярия.
Скрипя зубами, Мила закупила необходимую для учёбы бумагу и пару карандашей, а также сумку, в которую тут же сложила своё скудное имущество. Подумав, остальное она предпочла закупать в будущем по мере необходимости несмотря на то, что часто встречаться с местным торгашом ей никак не хотелось. Чтобы он смог выдать товар в счёт долга, Миле пришлось показать удостоверяющий личность документ, и, само собой, красная метка привлекла к себе внимание.
«Ненавижу! Ненавижу эти бумажки!» – пряча за лиф карточку, мысленно взвыла Мила и даже почувствовала, как горят её щёки от гнева.
Однако, гнев гневом, но, стоило молодой женщине покинуть магазинчик, как неприятности продолжились. Судя по каменной стойке с солнечными часами (такие повсеместно на территории академии стояли) незаметно настало время встретиться с Саймоном и Питрином, а Мила никого из одногруппников, кроме (будь они прокляты!) лорда Грумберга и его приятелей, так и не встретила. Вот и получается, что сама всех всполошила, а на деле…
«Но чего теперь страдать?» – обречённо вздохнула молодая женщина и пошла в сторону площади.
Саймон и Питрин уже поджидали её, но видно недолго ожиданием томились, так как горячо обсуждали печальные подробности совместного предприятия.
– И он нет?
– Не, там… – тут Саймон поглядел на подошедшую к ним Милу и выразительно поморщился, перед тем как признался. – Можешь не говорить ничего. Я сумел со всеми нашими переговорить, все против.
– Ещё и нас винят, негодяи! – с жаром пожаловался Питрин. – Молвят, мол мы их на такое подбиваем, ибо обмануть хотим. По их разумению, сами‑то мы никакое прошение подать не осмелимся. Так-то.
Теперь настала очередь Милы морщиться, но по итогу она всё же сказала:
– Я подам. Вы как хотите, а я всё равно подам.
– Милка, не стоит быть такой принципиальной и жадной, – попытался образумить её Саймон. – Я сам жаден до ужаса, конечно, всё кровь родительская. И сам принципиален, что правда то правда. Иначе не пошёл бы на мага учиться вопреки отцовским наставлениям. Но…
– Тут ни то, ни другое уже, – тяжело вздохнув, перебила Мила и рассказала про встречу с лордом. – Если я буду жить в общежитии в одной комнате с не пойми какими бабами, то это меня однажды дохлой в постели обнаружат. Под крышей профессора некромантии, этого мерзкого дроу, я буду себя в разы спокойнее чувствовать, как бы это сейчас ни звучало по‑идиотски.
– Ох-хо-хох, – выразил столь незамысловатым образом свои эмоции Питрин, а затем вдруг махнул рукой. – Знаешь, я всё равно с тобой, Мила. Где мне безграмотному долго продержаться? Я ж даже их расписание чудное нисколько не понял. Так чего долг растить? Как отдавать буду, коли с учёбы выгонят? На каторге, что ль?
– Дело говоришь, – подумав, согласился Саймон с присущей ему степенностью и основательностью. – А потому я тоже с вами, пожалуй. Будь как оно будет, в конце-то концов.
– Это ты с чего расхрабрился так? – всё же удивилась Мила.
– Да мы, купцы Сильверы, хоть и осторожны, а всё ж не привыкли платить за то, что даром взять можно. А там, где двое, пусть будет и третий.
Они некоторое время молча смотрели друг на друга, а затем все вместе, не сговариваясь, направились в сторону главного корпуса академии. Украдкой наблюдающему за ними принцу Адьиру Морриэнтэ даже показалось, что он видит перед собой маленький боевой отряд.