Александр Евгениевич Владыкин
Талисман для «Яичницы»
– Не знаешь языка, так выучи! Не думаю, что он сложнее языка ящеров.
Я промолчал:
– Тебе бы такого учителя, как ваш болотный садист, то ты бы сейчас сам, на всех языках пришельцев зачирикал!
Мы договорились с руководителем клана, чтобы они оставляли живыми пленных греев, необходимо дать мне возможность выучить язык. Ящер согласился, успокоился и его кожа, постепенно, начала приобретать привычный серо-жёлтый окрас. Опять для меня началась островная жизнь, меня крабы притянули на остров и бросили на берегу. Бедные греи, они раньше никогда не видели глубинных крабов. Представьте пятиэтажный дом, с клешнями, похожими на двигающиеся скалы, а каждая нога, в несколько тонн весом, и всё это бегает, прыгает перед вашими глазами. На острове был лагерь военнопленных. Никто их не охранял, не кормил и не лечил. Благо, на острове были родники, маленький ручеёк с живыми ракушками, похожими на устриц. Было много сушняка на берегу, пленных было мало. Я нашел полое сухое дерево, и стараясь не привлекать внимания, языком ящеров начал перекличку. Слава космосу, ко мне никто не подходил, никого не привлекло моё появление. Первым на призыв отозвался проплывающий ящер, он, извергнув пламя из пасти, зажёг собранные мной сухие ветки, я попросил его сплавать за лекарством к Черепахе. Ящер пообещал принести. Среди греев были раненые, им требовалась помощь. С появлением костра, стало теплее и греи потянулись к костру. Пленные, наверное, недавно появились на острове, они были настолько напуганы и ошеломлены нападением ящеров, что до сих пор не смогли прийти в себя. Они казались вялыми, безразличными и заторможенными. Понимаю, побывать в пасти ящера, и остаться в живых – это было необъяснимо. Греев было около десяти, среди них выделялись две женщины, на военных они не были похожи совсем. Женщины перевязали раны соплеменникам, порванными пелёнками, они и ухаживали за искалеченными. Остальные собрались у костра и грели руки. На меня никто внимания не обращал, их абсолютно не интересовал, мой странный вид, и они не боялись окраса моей кожи. Побывав в морском аду, и оставшись в живых, они уже, кажется, не боялись ничего. Я ошибся, приплыл ящер с лекарством, и возле костра не оказалось никого. За всё это время греи не произнесли ни слова. Вот так и изучай язык. Я подошёл к раненым, и женщинам, знаками попытался объяснить, как пользоваться мазями и настоями. Женщины увидели близко мои руки и цвет моего лица, и разбежались в разные стороны с тенью ужаса в глазах. Пришлось всё делать самому, из трёх раненых, двое было в беспамятстве, а один, пытался уползти от зелёного чудовища, таща за собой раздробленные парализованные ноги. Я ему насильно влил в рот снотворное, и он, наконец, перестал орать. Лекарства было много, но я увидел в море панцирь друга, Квин не выдержал, сам приплыл посмотреть, как я устроился. И чтобы не компрометировать меня, оставил на побережье тюк с дополнительными лекарствами и перевязочным материалом, а сам ещё час крутился около нашего лагеря. Женщины, издалека, наблюдали за моими действиями, я понял, что кто-то из раненых был близкий им грей, может родственник. Одна из женщин была старше, другая – совсем девочка, наверное, её дочь. Да, это были не военные, они не могли оказать достойного сопротивления, и были лёгкой добычей для ящеров. В этой войне, между существами различных форм, не было разницы между военными и гражданским населением, все убивали всех. Поэтому, для ящеров казался странным приказ правителя клана, но они привыкли беспрекословно подчиняться приказам. Я сомневаюсь, чтобы глава клана, что-либо предпринял без согласования со старейшинами. Поэтому, пленные на острове продолжали прибывать, пока я не посчитал– достаточно, и не отстучал послание в штаб клана. Кого только среди пленных не было? Наверное, были представлены все слои населения наземных жителей. Кто-то из греев додумался собрать ракушки в ручье, детвора на берегу нашла улиток, небольших крабов, женщины, преодолев страх и чисто психологическое отвращение, приблизились ко мне, девочка, даже помогла перевязать больных. Лекарства могли ослабить боль, но не имели лечебных функций. К сожалению, один из раненых умер, от заражения крови. Греи настолько привыкли к виду смерти, что никто, даже не обратил внимания, что умер соплеменник, только у женщин на глазах были слёзы. Четыре сильных грея отнесли труп в море, волны долго его гоняли вдоль берега, пока крабы и морские раки не завершили путешествие умершего. Как-то дико, странно, когда привыкаешь к смерти, когда живёшь в её объятиях, каждый вечер ложишься спать, и не знаешь, проснёшься завтра, или нет. Вдруг я услышал крик, греи возбудились и побежали к морю, срывая с себя пелёнки и махая ими в воздухе. На горизонте появился корабль, огромный военный корабль, это была одна из знаменитых плавбаз греев. Греи считали их не потопляемыми. Корабль дал предупредительный холостой выстрел из пушки, отреагировал на шум островитян.
– Мы вас видим. Мы идём к вам.
Корабль стал приближаться к берегу. Около прибрежных скал, обычно, делали засады ящеры, потому командир корабля дал приказ пройтись глубинными бомбами, вдоль побережья. Командир оказался прав, начали всплывать оглушённые ящеры. Но глубинные бомбы потревожили крабов, я знал, что рядом крутится Квин. Оба монстра разбили эту плавбазу в дребезги, остальное довершили ящеры. На берегу застыл нескончаемый крик ужаса, скорби, не сбывшейся надежды на освобождение.
– Мы не планировали подходить к островам, но лоцманы уверили, что это кратчайший путь на глубину. Плавбазу можно разместить только вдалеке от берега, иначе при этих сумасшедших ветрах, её разобьёт о скалы, или выбросит на мель. Первыми греев увидели кадеты, греи бегали по острову и старались привлечь наше внимание. Я дал сигнал, и решил подвести плавбазу поближе к острову, применив все доступные меры безопасности. Поначалу, всё было хорошо, но откуда взялись эти монстры? Я никогда раньше таких не видел. Я даже не понял, что это такое, над плавбазой появились огромные туши, в руках каждой было по скале, они сразу разбили корабль на две части, половина матросов свалилась за борт. Я не слышал ни одного выстрела пушки, в течении нескольких секунд плавбазы не стало. Она не тонула часами, она ушла в воду, вместе с монстрами, сразу. Греи не умеют плавать, а зачем: вода – это стихия ящеров, не утонешь сразу, ящеры съедят. Меня спас юнга, из кадетов который, он ещё успел вытащить несколько греев, зацепившихся за обломки корабля. Странно, но малый держался на воде, лучше, чем мы ходим по берегу. Не повезло боцману, не добрался он до госпиталя. Многим не повезло в этом походе.
– Я всегда чувствовал, что я не беспризорник. Я это знал. Мои сослуживцы смотрели на меня дикими глазами. Они не верили, что остались живы. Первым я спас капитана, а потом вытянул ещё нескольких. Я не знаю, откуда умел плавать, я не знаю, откуда в моей голове незнакомые языки.
Я вспомнил:
– Костёр даёт тепло…– Только тому, кто в нём нуждается.
Эту фразу продолжил зелёный грей, стоящий у костра. Она была сказана на том языке, который застрял в моей голове. И главное, я его понял. Значит он тоже из тех мест, где я родился, может зелёный что-нибудь слышал о моих родителях, о той стране, где жил я раньше. От неожиданности, я потерял дар речи, а когда пришёл в себя, и задал вопрос на грейском языке, незнакомец, только повёл плечами. Вместо ответа, он спросил:
– Откуда у меня кулон, что на шее?
Я не знал, он всегда был при мне. Я так и ответил. Странно, но свой диалог мы вели на почти забытом мне языке. Я спросил:
– Как называется этот язык?
Зелёный представился – его зовут Пустельга, а язык – волшебный из содружества государств.
– Значит нас на этой планете двое, которые знают волшебный язык?
– Нет, нас трое. Со своим другом я познакомлю тебя позже.
Пустельга, отвлёкся, его позвали к раненым. Раненых было больше пяти греев. Пустельга, позвал меня, и попросил перевести инструкцию для двух женщин, как пользоваться лекарством. Зелёный совсем не знал язык греев. У меня появилась призрачная надежда, что я способен восстановить свою память и вернуться в свой дом. До меня, в тот период, не доходило, что он находиться не в этом мире, и даже не в этой вселенной, Пустельга довершил – и не в этом времени.
– В свой мир мы можем попасть только случайно, как попали на эту планету, никакие расчёты не помогут.
Пустельга, помолчал, потом добавил:
– Вряд ли нас ждут в нашем мире. Это равносильно, что восстать из мёртвых. Нельзя дважды ступить в реку, нельзя дважды вернуться в свою жизнь. Я узнал украшение на твоей шее, это не кулон, я слышал про него. Это оберег Гандз. Он тебя и вытянул из рук смерти в бывшем мире и забросил на эту планету.
Я вспомнил, ещё в приюте у меня воровали неоднократно этот кулон, но он всегда возвращался ко мне, и каждое утро я находил его на своей шее. Я машинально дотронулся до кулона. Кулон был на месте. Это единственное, что осталось у меня от прошлой жизни. Капитан принёс несколько испечённых ракушек, для всех собравшихся их было маловато, но хватило, чтобы утолить голод. Гражданские зажгли свой костёр, произошло внутреннее разделение лагеря – на гражданских и самуров. Гражданские недолюбливали военных, считали их бездельниками и лентяями с отсутствием головного мозга. Военным, политики вдолбили в голову, что самуры – это привилегированная каста, они защищают государство, и гражданские им всем обязаны. Самуры должны повелевать, а все остальные должны выполнять их приказания. В этой философии было заложено противостояние, и чтобы не было конфликтов, гражданские держались от военных подальше и любыми путями игнорировали их приказы. Военные тоже, особо не нарывались, видимо были уже стычки. И ещё недавно, греи, радующиеся появлению военного корабля, с мечтой о спасении, после поражения военных от ящеров, смотрели на самуров с презрением:
– За что мы кормим этих бездельников?
Возле нашего костра остались одни военные. В армии греев невозможно было отличить солдат от матросов, все были в одинаковых пелёнках и в солнцезащитных очках. У капитана был кортик и бинокль, у штурмана – прибор (смесь астролябии с секстантом), а остальные – все, как на подбор, подходящие под определение ящеров – пупсики. Самуров собралось девять греев, двое военных были в лазарете для раненых, которыми распоряжалась малышка, гражданских собралось – двадцать четыре, это был весь лагерь для греев. Со временем, к нам присоединились греи из различных административных органов и интеллигенция, они как– то отделяли себя от народа, а народ и не был в обиде: без груза на шее и тонуть веселее. Немножко разобрались с организацией, каждая группа обеспечивала себя сама пропитанием, по негласной договорённости, делясь с лазаретом излишками продуктов, иногда на мой стук отзывались ящеры и подбрасывали кое-что из морских деликатесов. Пришло время осмотреться с местом нашего обитания. Что остров находится далеко от материка, это мы уже догадались. Все острова в море возникли от результатов вулканической деятельности, на море иногда земля выбрасывала грязевые гейзеры, или огромные газовые пузыри. Ящерам нравилось их поджигать, и вокруг острова, по ночам, светились огни, сопровождающиеся мощными взрывами. Иногда случались землетрясения, к счастью, не большие и не долгоиграющие. До побережья, слабым ветром, доносился запах серы или сероводорода. Как и все вулканические острова, этот не был исключением, он утопал в зелени, всё растущее было так переплетено между собой, что создавало видимость непроходимости этой сельвы. Чистым оставался только берег. Капитан обратил на это внимание:
– Здесь такие штормы! Что если мы не найдём защиту, то водой нас смоет обратно в море, и тогда, спасения не будет.
Юнга из волшебных миров добросовестно перевёл высказывания капитана для меня. Делать нечего, пришло время объединять усилия, я взял юнгу, и мы поплелись к гражданскому населению. Это, наверное, была наша последняя совместная работа на этом острове. Мы усилиями объединенной команды прорвали оборону растительности, проторили тропу на вулкан, где почва была более каменистой, и растительность не такой густой. По пути, нам встретилось столько ядовитой и кусачей мелочи, что можно было считать, что нам повезло, что никто серьёзно не пострадал, не считая порезов от листьев лиан. Бедные гражданские! Если самуры были обуты в высокие кожаные сапоги, защищающие ноги, у меня были «пиратские» ботинки, то большинство греев были в пробковых открытых тапочках, или босиком. У девочек заканчивался йод. Вырвавшись на более-менее свободное от растительности место, мы решили разместить здесь временный лагерь. Желающих собирать сушняк и крупные ветки не было. За время борьбы с флорой мы натолкнулись на такое множество и разнообразие шестиногих змей, что, разместившись на уютных и тёплых камнях, не хотелось возвращаться в объятия сельвы. Капитан отдал распоряжение, и костёр начал собираться усилием матросов: двое отгоняли наглую бегающую, ползающую и прыгающую мелочь, а остальные собирали ветки, и слаживали их подальше от гражданских, опять пошло раздвоение. Ветки были собраны, а за огнём на берег пришлось идти мне, за мной увязался юнга – мой переводчик.
Глава 21
Природа острова реагировала мгновенно на малейшие изменения, мелочь боялась свободных пространств, она ютилась, гнездилась в растительных дебрях. Я не видел ни одной улитки, ящерки или шестиногой змейки на пути нашего следования. Но идиллия обязательно, когда-нибудь заканчивается. Перед самым берегом, где мы начали расчистку растительности, я заметил какие-то живые ленты с предупреждающей опасной раскраской. Ленты ещё не заметили нашего приближения, они тщательно и умело заплетали наш проход, и делали это настолько мастерски, что было не заметно, что здесь кто-то проводил зачистку. Заметив нас, ленты исчезли, спрятавшись под корнями дерева. Большой жук, похожий на летучую мышь, приземлился на кору этого дерева, и исчез, как исчезают хамелеоны, я хотел проверить, на месте он или нет, но юнга успел отбить мою руку.
– Ты что, не видел, как дерево слопало жука? Или хочешь получить укус ядовитого корнежаба?
Я опешил.
– Корнежабы это кто? Деревья?
– Считай их кем хочешь, но они ползают и могут прыгать, всегда выбирают себе место для засады, у него считается ядовитым всё тело. Голову отдаю на отсечение, но, когда мы зачищали проход, корнежаба здесь не было.
Я полюбовался трудом мастериц – пёстрых лент, нам пришлось всё сломать, к их неудовольствию. – А, ленты, ты видел, что заплели проход? Ты знаешь, кто это. Их раскраска мне напоминает земных шершней.
– Я не помню, кто такие шершни. Ленты я видел, но не знаю, кто они. Они боятся, не нападают, значит не опасны, а окраска может оказаться мимикрией.
Я не стал спорить, мы набрали углей в раковину, я успел отстучать послание в центр, заказал средства от порезов и мази от ушибов, и отправились к греям. Я попросил мальчика обучать меня их языку, мне не удобно общаться через переводчика. Да и имя тебе какое-то нужно. Юноша фыркнул:
– Не заслужил! Зови, как капитан – Юнга.
На том и порешали. Я поделился углями с гражданскими, и вскоре над поверхностью вулкана загорелось два костра. Я услышал дробь сейсмографа, предупреждающую о начале бури через два дня. Не знаю, насколько точен был прогноз прибора, но нам следовало бы поторопиться с нахождением места убежища. Усилился ветер, задувая костры и разбрасывая сухую траву по поверхности, начинался тайфун. Капитан забеспокоился, он вспомнил начало своей службы, когда, ещё будучи молодым офицером, он на совершенно новом корабле, заступил на вахту. Тайфун тогда унёс половину состава корабля, вместе с капитаном и двумя помощниками. А начинался он тоже так, со слабого ветра, сбивающего взрослого грея с ног. Мы поделились на тройки, и, поддерживая друг друга, стали искать убежище. На вулканическом побережье было множество сквозных пещер, но они нам не подходили. Каждая такая пещера, с попаданием порывов ветра, издавала свой звук, и это было только начало, но от этого ужасающего воя, хотелось опустить голову в море, чтобы никогда не слышать голоса пещер. Вой мог смениться хохотом, переходящим в сумасшедший плач, со всхлипами и надрывами. Кому-то, наоборот, слышалось песнопение, на их лицах появлялось такое блаженство, они вскакивали, и через траву, через все преграды, бежали в море. Девочки не смогли удержать двух раненных, они числились не ходячими, но ветер и пещеры создали чудо, калеки побежали навстречу своей гибели. Я с Юнгой и ещё, с одним из самуров, пошли вдоль ручья, обращая внимание на каньоны и старые, изрезанные водой, русла. Мы нашли, здесь было множество пещер, к сожалению, они были заняты. Тайфуны, ураганы, наводнения, были привычны для обитателей острова, это для нас было всё впервые, а в пещерах всё – и пол и стены двигались, как живые, всё кишело от пауков, тараканов, сороконожек, крысы занимали верхние ярусы пещер, змеи и ящерицы забивались в щели. Но это было не всё, в пещерах было много млекопитающих, от волков и баранов, до свиней с поросятами и рогатых шурменов. С последними Юнкеру приходилось встречаться. У каждого клана животных, в пещерах был свой угол, и на наше приближение, то здесь, то там, раздавалось предупредительное рычание, но тем не менее, никто никого не ел и все, не сговариваясь, дружно отгоняли кровососов. Были и свободные пещеры, но они не предназначены были для жилья, там часто случались обвалы и проникала вода с поверхности. Юнга нашёл на среднем уровне, ровную площадку, на которой, в гордом одиночестве, развалилась пума, не знаю, как она попала на этот остров, наверное, так же, как мы. Пума ударами лап, и грозным мяуканьем, сбрасывала всех наглецов на нижние ярусы пещеры. Кошка была новичком среди обитателей этого странного скопища животного мира, небольшая стайка козлов, с недовольством косилась в её сторону, наверное, это место принадлежало раньше им, они, время от времени, предпринимали бесполезные попытки забраться на своё место, но пума не дремала. В походе под землю, все подчинялись Юнге, из нашей тройки поисковиков, он оказался наиболее сообразительным и подготовленным. Такое ощущение, что этот юнец, всю жизнь лазил по пещерам и без боязно ставил ногу в самую гущу ядовитой мелочи. Мы шли по его следам. Перед Юнгой расступались все, даже волки и шурмены. Волки рычали, а у шурменов дёргались, свиные пятачки и они скалили свои кривые жёлтые зубы, но все подчинялись Юнге. Юнга выбрал место на площадке.
– Но там же кошка?
– Ничего, кошку мы подвинем, не велика цаца, столько места занимать.
– Как ты её подвинешь, она в драку лезет?
Как раз, один из козлов, полетел кубарем на низ. Юнга посмотрел на меня с сожалением:
– Вроде взрослый, из волшебных миров, вот, что значит, не прошел воспитания приюта.
– А, огонь зачем?
Я вспомнил – огня действительно боятся все. Юнга решил изменить заселение пещеры по-своему, не внося никаких поправок в планировку, всем своим мальчишечьим видом показывая:
– «Ну, не дизайнер я, вы уж простите!»
На площадке должны поместиться все, здесь даже были ниши для костров, и выемки, для факелов. Вскоре, весь лагерь переехал, с имеющимся снаряжением, с дровами для костров. Дров пришлось заготовить много, по словам капитана, бури на острове длятся неделями. С огнём было проще, вроде всё в пещере так было уплотнено, но перед факелами был свободный проход. Начинало уже темнеть, и было плохо видно, девочки с ранеными забились в глубину пещеры, подальше от этого чудовищного ветра с моросью, лагерь ещё не успел расположиться, гражданские колдовали над кострами, как наши красавицы, пригрелись и уже спали. Утром, как только воздух стал немного сереть, мы все проснулись от пронзительного вопля. Кричала малышка, проснувшись головой на животе пумы, а ноги упёрлись в бока козла, но она испугалась шурмена, она никогда раньше не видела этих животных. Лагерь получил временную передышку, да, было немного тесно, не удобно, зато тепло. Ветер за пределами пещеры усилился, дождь уже не сыпал моросью, вода падала с неба сплошной завесой, и устремлялась к морю огромными потоками, сметая всё на своём пути. Я подумал, что бы случилось, если бы мы промедлили с переселением? Мне стало не по себе. Ветер был сильный, но это ещё не была буря. Капитан сказал:
– Буря – это, когда нет света, нет моря, нет острова, нет ни планеты, не людей, все звуки вселенной сливаются в один протяжный вой, и над планетой господствует ураган. Буря – это, когда море рвут как бумагу, частями выкидывая далеко на материке, вместе с их морскими обитателями. Буря отрывает скалы от земли, и вместе с вековыми деревьями, перемалывает их в своих жерновах, в пыль. Буря – это, когда небо становится морем, а море – небом. Силу и мощь бури можно сравнить, только с любовью, если она настоящая любовь, а не слабый ветер, навеянный мечтаниями.
Капитан тоже любил: давно, когда-то, раньше, но в жизни ему чаще приходилось встречаться с бурями, поэтому он знал, о чём говорил. На третий день, всё потемнело, не надо было никому ничего объяснять, началось. Вдруг всё зверьё ринулось на выход, к нам стремился попасть незваный гость – пещерный медведь. Я считаю, что палеонтологи умышленно скрывают размеры допотопных животных, эта гора мышц и ярости, была больше любого динозавра. Обитатели пещеры, все как один, кинулись на защиту территории, к ним присоединился Юнга с двумя смоляными факелами. Только вмешательство человека смогло прогнать чудовище. На пятый день буря стала утихать, а на следующее утро пещеру покинули: жучки, паучки, скорпиончики, следом разбежалась другая мелочь – ящерки, лягушки, змеи, козлы ушли раньше, ещё ночью. Вскоре в пещере остались одни люди и пума, кошку во время бури подкармливали женщины. Пума и нашла медведя с раздробленной головой. Всё можно было свернуть на бурю. А может нет? Тогда я не представляю, какие монстры водятся на этом острове. Была такая тишина и море – таким грязным, как будто его всколотили огромным миксером. Я прошёлся около пещеры, весь остров изменился, селевыми потоками сделало большие бреши в растительной стене, Корнежабы исчезли, полосатых лент стало, наоборот, больше, они, как трудолюбивые ткачи, старались залатать прорехи в заграждении, восстанавливая растительный барьер. Из-под грязи стала появляться первая трава, жёсткая, похожая на кустарниковый бамбук. Среди травы бегала вся наша пещерная мелочь. Жизнь тихонько налаживалась, без шума, без крика, без подстёгивания. Военные разделывали тушу пещерного медведя, нам его должно было хватить надолго, девочки уже успели перевязать раненых и развешивали мясо на рогатинах, около костров. Пума лежала в углу и урчала, от сытости. Странно, но греи кошку не боялись, совсем. Потом мне Юнга объяснил:
– Пумы легко поддаются дрессировке, и в богатых семействах греев, они заменяют собак, их приучают охранять дом.
Капитан, через переводчика, посоветовал не уходить из пещеры. Эта внешняя тишина, после бури, может быть обманчива. Во время ураганов, возникают цунами, и если они прошли мимо, не зацепив нас, то это не значит, что мы не попадём под обрат. В пещерах много полостей и пустот, и если даже весь остров накроет водой, то в пещере больший шанс, для спасения. Я согласился с ним. Решили, пока базироваться в пещере и далеко не разбредаться, это было согласовано, как с гражданскими, так и с самурами. Общее руководство базой пришлось выполнять нам троим: мне, Юнге и капитану. Но главным из нас, был, всё-таки Юнга. У него было больше опыта жизни в экстремальных условиях. Мы с капитаном, полностью доверились юнцу, могли только что-то советовать, ссылаясь на собственный жизненный опыт. Капитан, после пещер, говорил, что он на суше, хуже салаги. Я не знал, кто такая эта салага, но я ему верил. Я сам, вспомню, как пришлось наступать в скопище пауков, мне дурно становится. Утром меня разбудил капитан:
– Пойдём, что-то покажу.
Я уже, усилиями Юнги, мог немного понимать речь греев. Капитан подвёл меня к выходу и дал бинокль, показывая в сторону моря и того места, где нас высадили ящеры:
– Смотри!
– О, великий космос! Что это?
Море уже очистилось, к берегу приближались какие-то плоские создания. Эта планета была полна гигантизма неизвестных форм существования, к берегу приближались необъятной формы платформы, похожие, и на транспортёры, и на гигантские ковровые дорожки, одновременно. Я не знаю, на что это похоже, но оно начало вылезать на берег по всему острову, доползло до стены растительности и остановилось. Я не знаю, были ли у этих существ глаза, но что на внутренней стороне этого создания было, помимо многочисленных щупалец с присосками, миллион ротовых отверстий, так это точно. Теперь я начал догадываться, почему фауна возвела стену из растительности, и заботилась о её сохранности. Я ошибался, но не на много. Мне казалось, что этот плоский монстр готов слопать всё, что попадётся на его пути, и он, как в подтверждение моих слов, взвился на дыбы, открыв свою ужасающую брюшину. Он подмял под себя изгородь и растянулся вдоль всей растительности, раздался хруст, похожий на звук гусениц-шелкопрядов. Этот монстр оказался травоядным. На этом концерт не кончился: вслед за плоским монстром появились существа, похожие на всадников. Огромные, уродливые безголовые туши, покрытые раковинами, полипами, грязно зелёного цвета, на двух драконьих лапах, на шее которых, сидели карликовые бегемотики. Это был обман зрения – в действительности, это было одно существо, ящеры его называли «Всадник смерти», передние лапы которого были рудиментарными. Эти всадники, могли на поверхности издавать такие звуки, и в таких диапазонах, что убивали всё живое, на расстоянии десяти метров. Они, прошли по плоским монстрам, как по ковровой дорожке, и от их беспорядочного и почти беззвучного свиста, стали гибнуть все, кто попал в диапазон их влияния. Тут я увидел то, что называют борьбой за своё существование. Пока всадники, своими природными пылесосами засасывали свою добычу, из засады, из каких-то расщелин, ям, первыми появились полосатые ленты, и перерезали только им известные замаскированные лианы, и бамбук с пружинил, откликнулся на действие лент, и проткнул плоских пожирателей травы. Монстры уже не могли уползти обратно в море. На монстров накинулась вся хищная мелочь. Треск от поедаемой пищи, стал громче. Всадники тоже оказались в ловушке, между ними и морем были, торчащие из земли, пики бамбука. Я не видел, откуда появились корнежабы, но с их появлением, начался полный разгром оккупантов. Корнежабы отстреливали ядовитые отростки своих ветвей, которые, как управляемые ракеты, поражали всадников, в некоторых случаях делясь на сотни ядовитых игл, ленты, своими острыми телами, подрезали мышцы всадникам, не давая им отступить к морю. В течении нескольких минут всё было закончено. Я думал, что паучков обеспечили питанием на несколько недель? Какой там! Они в течение часа съели всех плоских монстров. Юнга рискнул, пошёл на берег, поближе, посмотреть, что это такое, больше из греев никто не страдал любопытством. Самур сделал заключение:
– Плоский, похож на огромного червя, у него нет даже костей, сплошные желудки, а всадник – одно существо, мутант какой-то.
Я поражался самообладанию парня – шагал среди этого ужаса, как у себя дома. Юнга ещё добавил, что всадников кто-то пытается закапывать из земли, какие-то кроты островные. Некоторые из мутантов ещё живые, но корнежабы, уже успели запустить в них свои корни. А закопанные больше похожи на консервы, кроты оставляют головы этих существ на поверхности, они так и сидят в земле по шею с открытыми ртами, похоже яд островной древесной лягушки, их парализовал.
– Вот увидите, эти корнежабы, ещё вернуться к ним, чтобы продолжить своё пиршество.
Как мало времени прошло с момента триумфа нападающих и разгромом армии пришельцев. Я с сожалением вернул бинокль капитану. Мне это место всё меньше и меньше начинало нравиться. Не знаешь, какие секреты ещё хранит этот остров. Я уже боялся вообще выходить из пещеры, чтобы меня не порезали пёстрые ленточки с окраской земляного шершня, или не подстрелили корнежабые снайперы. Это ещё не гарантия, что тебя живьём не закопают островные кроты, чтобы подарить древесной лягушке. Я даже представил его корни в моём теле. Юнга смеялся над моими страхами:
– Пустельга! А тебе не кажется, что в пещере ещё кто-то есть? Просто он не проснулся.
За моей спиной что-то пошевелилось, по стене пробежала уродливая тень от факела и над ухом раздался громкий крик:
– Мур-р-мяу!
Это был мой первый полёт в этом мире. Я оказался на берегу быстрее, чем успел испугаться. Юнга мне сделал комплимент:
– Пустельга! Ты прыгнул лучше корнежаба! Капитан говорил:
– Ты даже не летел, ты сразу переместился. Говорил с Юнгой, и в момент, очутился возле воды.
Я, потом, много раз пытался повторить этот манёвр, но бесполезно. Одна малышка меня пожалела:
– Такой большой, зелёный, а кошек боится!
Всё равно, по острову я ходил с опаской, рассчитывая каждый свой шаг, а к корнежабам вообще боялся приближаться, о купании в холодном море – даже мыслей не было. Все свои силы я приложил к скорейшему изучению языка греев, их культуры, обычаев и нравов. Последнее время я больше стал пропадать у гражданских, они между собой были более общительны, чем военные. Даже капитана тяжело было расшевелить, чтобы он рассказал, что, из своей жизни. Юнге нравилось со мной общаться на «волшебном» языке. Его старания в обучении меня языку греев не проходили даром, гражданские тоже пытались помочь, объясняли, что не понятно, поправляли, где надо. Время от времени я перестукивался с ящерами, они доставляли необходимые нам вещи, от ящеров я узнал, что Квин получил контузию во время атаки плавбазы глубинными бомбами. Крабы спасли друга, разбили это корыто и вытащили черепаху из воды. Благодаря крабам Квин остался жив. Сейчас его здоровью и разуму не угрожает опасность, он рвётся к тебе на остров, но врачи пока запрещают.
– Зачем ты сказал ему, что его может выучить нашему языку только болотный ящер?
Мы вызвали его из другого клана, но после двух занятий, он в ужасе прибежал в наш штаб с претензиями:
– Заберите эту ракушку с ногами, а то я её съем!
С тех пор болотный пропал, и его никто не может найти. А так всё хорошо, через неделю ещё одна буря. С меня достаточно было и первой. Я передал Юнге, чтобы ждал бури. Он спросил:
