Александр Федорович Чебыкин
Судьбы людские
Сомнения. Июль 1982 года
Болела поясница. Правая нога плохо слушалась. Голова разламывалась. Майор Устюжанин лежал на больничной кровати, изнывал от жары. Запахи пота и дезинфицирующих растворов раздражали нос. Хотелось выбраться на свежий воздух. Просить медсестру было стыдно, а соседей по палате тем более, ранения их были серьезные. У него всего лишь контузия. Стали всплывать подробности последнего боя. Полк менял дислокацию. Перебрасывали под Кандагар.
Колонны шли побатальонно с разрывом 1,5–2 км. Связь поддерживалась постоянно. Кругом безжизненная пустыня, ни кустика, ни деревца. БТР подбросило. Удар был такой силы – крышки люков слетели с петель. Онемевший Устюжанин, шаря, нашел запасный люк. Открыл и вылез. За ним трое офицеров штаба. Солдаты охраны, сброшенные с брони, отряхивая пыль, поднимались с земли. Двоих пришлось уложить на обочину дороги, до подхода санитарной машины. Из-за валунов велся пулеметный обстрел, особенно досаждал крупнокалиберный. Колонна остановилась, оказалось, что был подорван и замыкающий БТР. Огонь был такой плотный, что невозможно было откинуть голову. Духи били из подствольников и минометов у изгиба сухого русла реки.
Мины падали то тут, то там, нанося урон личному составу. От огня пулеметов можно было спрятаться за броню, от мин некуда.
Справа и слева от дороги зыбучие пески – с дороги не свернешь. Командир батальона оказался сильно контужен. Не говорил, а только мычал, показывая рукой на Устюжанина. Было ясно, что надо брать командование на себя, организовывать оборону, не ждать, когда моджахеды один за другим сожгут БТР. В первую очередь надо было подавить огневые точки противника, которые наносили наибольший урон. С двух БТР открыли огонь по крупнокалиберному пулемету, который вскоре замолчал, но миномет бил без остановки. Устюжанин передал командование командиру 2-й роты. Взял комендантский взвод и по руслу реки стал пробираться к миномету. Русло было неглубокое и сильно петляло. На четвереньках, сдирая кожу на коленках, продвигались к миномету. От последнего изгиба забросали миномет гранатами.
У молодого солдатика граната выскользнула из рук и упала под ноги Устюжанина. Он сорвал с головы каску, накрыл гранату и ногой вдавил ее в песок. Взрывом его отбросило на камни. Стрельба прекратилась. Духи отходили. Устюжанин то терял сознание, то приходил в себя. К месту боя подходили другие батальоны. По отходящей к горам группе духов вели огонь вертушки. Настоящего боя не было, а батальон потерял четыре БТР: два на подрыве и два сожженные ракетами, двое убитых и шестеро раненых.
Враги потеряло в несколько раз больше, только около миномета валялось шесть окровавленных тел, и при отходе к горам до двух десятков расстрелянных с вертолетов. Замешкайся начальник штаба, потерь бы было больше.
Майор Устюжанин помнил, как его занесли в санитарный вертолет. Вертушка дергалась вверх-вниз, преодолевая горные перевалы. Головные боли усилились, порой были такими сильными, что кратковременно терял сознание. Кричал от боли и матерился, что никогда не допускал даже в бою. Палата была офицерская, в ней находились молодые лейтенанты, двухгодичники, призванные из гражданки и брошенные в жерло войны.
Рядом лежал пожелтевший, без обеих ног, ампутированных до колен, с обострившимся носом и пробивающимися усиками, лейтенант Пономарев Саша из Томска. Многие молодые офицеры не могли понять, что от них требовалось. Сверху приказывали не трогать мирное население, а ночью эти люди, которые днем улыбались на базаре, устраивали засады на дорогах, ставили растяжки и фугасы. Устюжанин задумывался, кому это надо, чтобы молодые ребята, не увидевшие жизни, не оставив о себе память в потомстве, погибали на чужой земле, которая их не принимала и отвергала. Кому нужны эти голые горы и засыпанные песком полупустыни, где жизнь теплилась только в донах рек. Страна, в которой люди находились при феодализме. Государственная власть существовала номинально, каждый народ, заселявший страну, жил по своим родовым законам. Города можно было назвать условно. Наличием цивилизации в некоторых аулах можно было назвать электричество. Керосин был основным источником тепла, света и приготовления пищи.
Во многих аулах были еще первобытно-общинные родовые отношения в семье.
Устюжанин, хорошо усвоивший теорию марксизма-ленинизма, никак не мог понять, какие замыслы были у американцев и советского руководства.
Американцев, в этой стране, недолюбливали больше, чем русских, кроме вооружения афганцев и создания военных баз на территории Афганистана они ничего не планировали.
Вырвать такую большую страну из нищеты – на это надо было не одно десятилетие.
Советский Союз никому не угрожал. Американцев пугало усиление влияния Союза на экономику Индии, поэтому американцы вооружили Пакистан, натравливая на Индию, используя повод борьбы за спорные территории. Афганистан становился пробным камнем в единоборстве после Вьетнама. Учитывая ошибки войны во Вьетнаме, американцы решили вести борьбу чужими руками, подыскивая себе союзников, задабривая и подкармливая их.
Устюжанин думал: «Американцы рвутся к мировому господству – это понятно. Партийное руководство Союза к переустройству мира на социалистической основе, но о каком социализме может идти речь в этой полудикой стране, где нет даже зачатков демократии. На это нужно время. Нельзя торопить исторические процессы, когда они созреют, сами вырвутся наружу, только тогда их надо умело направить по правильному пути: или грабительского капитализма или первых ростков социализма, как в союзе».
Олег возмущался: «Не туда мы пошли, не туда влезли. Надо укреплять экономическую мощь своего государства, повышать жизненный уровень в азиатских республиках. Тогда там будет вера в социализм больше, чем в мусульманство, только тогда можно показывать кукиш американцам.
Они бы и сами не сунулись, убедившись в вере азиатских народов в социализм. Азиатские республики, населенные родственными народами – узбеками, таджиками, туркменами, были бы для них примером процветающей жизни. И народы Афганистана не восприняли бы американцев и они были бы вынуждены сами уйти оттуда, чтобы не увязнуть, как во Вьетнаме».
Вопрос за вопросом крутились в голове Олега. «Неужели в политбюро не нашлось ни одной светлой головы? Если решили наносить удар, то надо было наносить не растопыренными пальцами – одной армией, а направить мощь всего государства. Нужен был молниеносный удар пяти – шести армий. Смешать горы и долины, уничтожить полностью противника и быстро уйти. Оставив советника, дать возможность демократическим силам самим решать свою судьбу, помогая им в дальнейшем подготовкой гражданских и военных кадров, оказывая помощь в возрождении экономики.
Мировая закулиса покричала бы и утихла, а то развить бодягу на десятилетие. Кроме недовольства народа, подрыва своей экономики, потери авторитета в мировом сообществе ничего не поимели, только слезы матерей и потеря веры в руководство компартии». Думы… Думы…
«А может и верно: мы выполняли интернациональный долг, но если так, то симпатии афганского народа были на нашей стороне, но, с другой стороны, винить его нельзя. Народ забит, безграмотен, кроме Корана, о других книгах не слыхал и о другой жизни не знает. Кочевые племена враждуют друг с другом за лучшие пастбища и водоемы. Вода в Афганистане – это основной источник жизни. Есть вода – есть орошение посевов».
Олег размышлял: «Что это я взбунтовался. Сейчас на юге страны июль. Идет жатва. Первые арбузы. Земля в плодах. Деревья усыпаны сочными душистыми, золотистыми абрикосами. На вишенках кое-где висят темно-коричневые ягоды, поспевают помидоры, малосольные огурчики с молодой картошечкой». Под ложечкой засосало. Захотелось пить. Попросил воды. Зашла грузная, крупная женщина с мясистыми губами, толстым носом. Грубовато ответила: «Замотали меня, пить да пить, потом горшки из под вас вытаскивать». Раненым стало ясно: или разведенка, или неудачница: приехала подзаработать или мужичка найти, хоть на недельку. Какие из них мужики…
Дай Бог выбраться из этого пекла на большую землю…
Взаимовыручка
Июль. 1985 год.
Жара, при прикосновении к камням на руках вскакивают волдыри. Кругом иссохло. Ни травинки, ни былинки. Змеи, тарантулы попрятались в расщелины скал или зарылись в песок. Изредка проскакивает вихрь-бурун, закручивая мелкие камни и бросая их в лицо, но от него прохлады нет, обжигает кипятком.
Командиру парашютно-десантного батальона подполковника Устюжанину поступил заказа выделить два взвода в помощь стрелковому полку, который ведет бой в районе перевала. Душманы осадили две противоположные высоты и отсекли один из батальонов. Необходимо сбросить противника с высот. Одним из взводов командовал недавно прибывший из училища молоденький лейтенант. Устюжанин попросил возглавить эту группу, на время выполнения задания, командира роты Ивана Стародубцева, с котором они подружились на границе в Таджикистане. Боевой командир опытный, решительный. Ростом под два метра, поджарый, аккуратный, интеллигентный, молчаливый, с глубоко посаженными печальными глазами. Задержался в роте. Никак не мог ладить с начальством. Рота была лучшая в части, но ввиду его неуживчивого характера на представлениях писали: «Воздержаться. Грамотен. Опытен, но психологически не готов командовать более крупной частью».
Здесь, в Афганистане, в отрыве от семьи Иван Стародубцев стал излишне прикладываться к спиртному. Олег домекал такое, когда поминали ребят, отправляемых в «тюльпанах» на Родину. Устюжанин упрашивал остановиться, объясняя, что с похмелья можешь принять неверное решение и погубить ребят. Днем облегченные вертушки, недосягаемые для стрингеров, поднимались над вершинами и выбирались на места для посадки. Ночью четыре вертушки забрали штурмовиков-десантников и боезапас на 6–8 часов боя. В предрассветье провели десантирование. Высоты были захвачены в считанные минуты. Опомнившись, душманы с рассветом начали атаковать десантников на вершине. Атаки следовали одна за другой.
Вершина горы представляла собой гранитную скалу без деревца, с несколькими валунами по бокам. От саперной лопаты сыпались искры. Во время обстрела от валунов отлетали куски и ранили десантников. Ущерба приносили больше, чем автоматные очереди врагов. Стародубцев приказал снять нательные рубахи, связать рукава, а также мешки из-под продуктов, патронные ящики – набить замлей, тонкий слой которой образовался на вершине, и обложился по периметру. Голова раскалывалась, опохмелиться было нечем, в глазах темные круги. Стрелковый батальон благополучно вышел из окружения. В сумерках сняли десант соседней вершины, а к их подойти было невозможно. Один из вертолетов вернулся на аэродром с пробитыми лопатками и пробоинами в корпусе. Устюжанин нервничал: взвод друга надо было выручать. Попросил у командира дивизии разрешения на самостоятельное решение проблемы. Связался авиацией, попросил, чтобы нанесли бомбовый удар по склонам сопки.
Устюжанин отработал операцию до мелочей и решил возглавить ее сам. Четыре вертолета зависли над вершиной. Садились по два вертолета, два других поддерживали огнем. Загружали раненых и убитых.
В последний вертолет садилась группа прикрытия из шести человек. Вертолет скользил по склону в спасительное ущелье. Мощный удар потряс машину. Вертолет задергался и стал падать. Застрял в расщелине скалы. Отделались синяками. Устюжанин приказал: «Отходить к своим, я буду прикрывать». Хромая и хватаясь за правый бок, подошел Иван Стародубцев.
– Командир, моя вина, я должен прикрывать отход.
– Да, твоя. С перепоя голова твоя плохо работала. Нельзя было тебе доверять командование группой. Ночью мог прорваться и выйти к нашим. Сидел, ждал – когда тебя на белых рученьках отсюда вынесут. Сколько ребят напрасно погубил. Искупай свою халатность, прорвись с этими ребятами.
Группа уходила вместе с летчиками.
Душманы появились минут через пять, как будто ждали. Олег успел приспособить для ведения огня уцелевший турельный пулемет. Стрелял расчетливо, прицельно, как на полигоне. Он видел, как разлетались головы от огня крупнокалиберного пулемета. Духи подобрались на расстояние броска гранаты. Вокруг стали взрываться одна за другой. Спасала броня вертолета. Один из осколков врезался в переносицу. Из глаз посыпались искры и потемнело. Пришел в себя в каком-то кишлаке. Боль отдавалась в затылок, врач долбил лобовую кость. Олег стиснул зубы. Вздрагивал от каждого удара. Врач заговорил по-русски: «Потерпи, командир, осколок надо обязательно вытащить». Окружающие моджахеды выкликали: «Вай, вай, командир! Калым, калым». Голос и лицо были знакомы. Олег напряг память: «Господи, да это же фельдшер Ибрагим Мухамедзянов из соседнего аула, где он служил перед отправкой в Афганистан в первый раз». Ибрагим приложил палец к губам и сморщил лоб. В сакле стоял удушающий тяжелый запах козлятины и куриного помета. Ибрагим повторял: «Потерпи, потерпи командир, вечером заберу тебя в свой госпиталь. Почему не спрашиваешь, как я здесь оказался. Пять лет тут врачую. Двоюродный брат перетащил. Он командир полтысячного отряда. Вооружены советским оружием. Американцы на это денег не жалеют. На свою территорию не пускает никого: ни Шура, ни Ниджибулу, ни американцев. Своя свободная зона. Был у меня умница, дипломат, многие князьки и военачальники хотят подружиться с ним. Перевал мы закрыли на Север никого не пускаем.
Я границу в 1980 году переходил беспрепятственно. Местные жители знают тропы. Главное, переправиться через Пянж. Платят по высшей отметке, любой московский хирург позавидует. Рвался поступать в медицинский, но сам знаешь, что нужны не только знания, но и калым. В нашей большой семье платить его было нечем. Окончил только фельдшерские курсы. Сейчас натренировался, многое изучал, одним словом, до всего доходил своим умом. Раненых ко мне везут из других отрядов. Когда идут интенсивные бои, доллары везут мешками, чтобы спас того или иного командира отряда. Через советское посольство купил большой дом в пригороде Душанбе. Там сейчас папа с мамой живут, младшие братья и сестры. Даже счета в заграничных банках есть. Считаюсь богатым человеком».
Устюжанина вечером долго везли на арбе по горам. Повозка остановились у скалы, в которую вел широкий проход, закрытый решетчатыми воротами из железных прутьев. Огромный зал заставлен кроватями. Впереди больных ниша – бокс с ярким освещением. Олег понял, что это операционная. Ибрагим предупредил: «Не разговаривать ни с кем и ни о чем». Когда соседи по койке стали приставать с расспросами, он мычал, показывая на лоб. Под повязкой виднелось углубление. Любопытные успокоились. Олег за долгие годы службы в Таджикистане хорошо понимал их язык. Мог переброситься парой фраз. Через неделю Ибрагим, смеясь, сообщил: «Командир, выздоравливаешь быстро, скоро повезу тебя в Кабул, на базар. Кто больше даст, тому и продам тебя в рабство. Олег Игоревич, жена помнит вашу супругу, которая учила ее русскому языку. Придется выкупать тебя самому, думаю, в знак уважения ко мне, отдадут подешевле. Не признавайся, что командир батальона. Говори, что призван из запаса, как специалист-минер». Олег интенсивно тренировался. Сначала быстро уставал. В глазах мельтешило, голову обносило. Постепенно набирал силу. Однажды утром Ибрагим пришел веселый:
– Братан сказал, что дарит, без выкупа. Сейчас проблема, как доставить тебя в Кабул. Там у меня друзья. Передадут в посольство.
Через три дня Устюжанина в национальной таджикской одежде сидел в посольстве Советского Союза. Прибыл командир дивизии, обрадовался:
– Мы тебя считали погибшим, родителям и жене сообщили, что пал смертью храбрых, выполняя интернациональный долг. Посылали на Героя Советского Союза, но ответ пришел отрицательный. Сообщили, что как солдат Устюжанин достоин звания героя, а как командир батальона не имел права идти на риск и самолично ввязываться в бой, оставляя без руководства штаб батальона. Наградили боевиком. Самое главное, что живой – возвращайся, принимай свой батальон. Ребята никак не уживутся с новым командиром, выпуском академии. Пробует воевать согласно боевого Устава пехоты, а тут надо воевать головой, самообладанием и смекалкой и шестым чувством.
Восстановить боевую славу батальона, подготовить достойную замену. Думаю, два месяца хватит. Пойдешь на начальника штаба дивизии, опыта достаточно. Вторая командировка в Афганистан.
– Не согласен. Нехорошо прыгать через ступеньку, друзья не поймут.
– Этот вопрос согласован с командующим армии, а своих решений не меняет.
Верность
Жарища. Духота. Не спалось. Мучили кошмары. Недалеко стучал дизель. Лампочка тускло мигала у входа в палатку. Несколько раз вставал. Хотелось курить.
В первой командировке в Афганистан задымил, после ранения бросил. Решил, что это расслабуха, этим нервы не укрепишь. Как только голова касалась подушки, начинали прокручиваться события последних месяцев. Из боя в бой. Начинал анализировать: правильно ли действовал. Приход к выводу – правильно. Но мысли бежали и бежали отрывочными картинками. Мешались фамилии бойцов, которых отправлял в цинке, живых, которые отслужили и уезжали надломленными. Во время завтрака позвонил начальник политотдела дивизии Нагорный Константин Георгиевич. В последнее время он осунулся, почернел. Из веселого рассудительного любимца дивизии превратился в неразговорчивого, задумчивого человека. Мог часами смотреть в одну точку. Солдаты и офицеры переживали вместе с ним. Две недели назад погиб сын-вертолетчик. От попадания стрингера вертолет развалился в воздухе. Офицеры знали, что мог оставить в Союзе, не брать в Афганистан, остались маленькие внук и внучка, погодки. Командующий армией вызвал Нагорного и предлагал вернуться в Союз, на более высокую должность. Нагорный ответил: «Не могу сейчас этого сделать, что бойцы обо мне подумают: смалодушничал. Получается, что на словах одно говорит, а на деле в кусты от беды спрятался. Да и ехать не к кому. Второй раз я тут, хотя и не старый, но жена на пять лет меня моложе. Любовь закрутила с молодым капитаном, семейным. Стыдно. В гарнизоне скажут – воспитывал других, а собственную жену просмотрел. Внук и внучка у родителей невестки. Любовь у них была идеальная, классическая. И дня друг без друга не могли врозь. Елена долго будет приходить в себя. Прошу, если сможете, то службу и квартиру определите по месту жительства родителей невестки. Мой долг перед сыном – внуков поставить на ноги».
В трубке раздался басок: «Олег Игоревич, обрадовать Вас хочу. Ваша жена Наталья тут, у меня в кабинете».
У Олега перехватило дыханье. Мысли бились разорвано: «Зачем? Что случилось? Почему тут?»
– Отправляю на уазике к Вам, в батальон санинструктором. Почему в батальоне, не в дивизии? Приказ на Вас подписан.
– Готовлю смену!
Олег выскочил из палатки, побежал к КПП. Через несколько минут подъехал уазик. Из него шустро выпрыгнула миловидная женщина, в военной форме, звании старшего сержанта. Бросилась на шею Олегу и торопливо шептала: «Как я по тебе соскучилась, Олег, мочи нет. Окончила курсы медсестер и к тебе». Олег, заикаясь: «А дети как? С кем они? Они же еще малы. Твоя идея и поступок – это безрассудство. Здесь война. Гибнут люди. Беда может случиться и с тобой и со мной. Об этом подумала? Полгода могла бы подождать. Выдюжила бы наша любовь. Срок даю тебе месяц. Пороху понюхаешь. Посмотришь на наше житье-бытье. Горе и радость увидишь. Отправлю домой по семейным обстоятельствам в приказном порядке. А сейчас пойдем знакомиться с медпунктом. Хлопот прибавила. Надо доставать отдельную палатку. Что скажут бойцы, офицер-комбат – бабу выписал!» На построении Устюжанин представил нового санинструктора старшего сержанта Устюжанину Наталью: «Дорогие мои сослуживцы. Ваш новый санинструктор и моя жена. Простите и не осуждайте. Стыдно мне перед Вами. Эта ее инициатива».
Из строя раздался голос комсорга батальона: «Товарищ майор, разрешите. О приезде Вашей жены мы узнали раньше Вас. Солдатская связь работает надежно. Знаем, что дома двое малышей. От всего батальона мы кланяемся Вам и ей за вашу любовь и верность. Гордимся Вами. Если бы так нас ждали наши невесты – эта жизнь наша была бы чистой и светлой, невзгоды и утраты переносились бы легко. Знали бы, что не только защищаем свою Родину здесь, в песках чужой страны, но и настоящую любовь».
Через две недели, в санитарном самолете, Наталья сопровождала комбата подполковника Устюжанина в Ташкентский госпиталь. Разрывная пуля раздробила правое предплечье. Перед отправкой командир дивизии успокаивал: «Олег Игоревич, не отчаивайтесь. Главное – жив, жена рядом. Я позвонил командующему армией, он сказал, чтобы быстрей выздоравливал. Место в академии обеспечено, что офицеры, имеющие опыт современной войны, нужны».
В госпитале врачи сказали: «Руку сохраним, будет сгибаться. Пальцы держать будут и не более».
