Айрин Серпента
Восстанавливая равновесие
Глава 16
Письмо было подписано и отправлено, ничего изменить уже нельзя, а Нума всё испытывала странное томление в области сердца. Она была недовольна собой. Надев простой спортивный костюм, она долго крутила педали велотренажёра в спортзале, потом выпила кофе – ей единственной в семье, озабоченной сохранением стройности, готовили не чёрный кофе без сахара, а мокачино. И растянулась во весь рост на кушетке, придвинутой к окну, так, чтобы целиком оказаться в объятиях солнечного света. Впервые за семь лет после окончания её нелепого брака Нуму взволновало внимание мужчины. Мужчины, который не был Дитрихом. Её бывший светловолосый муж до сих пор посещал Нуму в кошмарах, она размышляла, с кем он сейчас, молит ли эту женщину родить ему ребёнка, которого не захотел иметь от неё. Скорее пустыня зацветёт…
Нума мрачно усмехнулась. Пусть фон Груец будет рад, если не стал импотентом в ночь проклятия. В тот миг Нума ненавидела его почти так же сильно, как и сейчас.
Усилием воли она переключилась на текущую проблему – откровенное преследование её Эриком Берндтом. Конечно, он делает это не от безумной страсти. Кто-то из наиболее впечатлительных киприотов – вернее всего, этот кретин Павел Стратос – внушил ему, что от мановения рук Королевы Нумы решаются экономические вопросы в жизни острова. Между тем как Нума даже не испытывала желания лезть в это. Больше неё Эрику помогла бы протекция её отца. Вот только Никос тоже не глуп, в обмен на помощь он мог бы запросить долю в акциях построенного отеля. Только она всё делает на чисто благотворительной основе. Но её кормит отец, деятельность Нумы, её авторитет на острове выгоден и для него. Кроме того, Никос её просто любит.
Молодая женщина заулыбалась. Чувства отца к ней были взаимными. Он был единственным, кто искренне, хотя и неловко, поддержал её после возвращения на остров, когда с Дитрихом было покончено. Мама, как всегда, считала, что собирать пожертвования на спасение удалённых от неё австралийских кенгуру куда важнее, Надин строила планы по покорению очередного британского герцога. Как выглядит средняя сестра, Кассия, Нума давно вспоминала только по фотографиям и смазливой мордашке Надин. Кассия была военным хирургом и годами не вылезала из зон конфликтов. Черил училась в университете в Великобритании. Костас уверенно шёл в своей церковной иерархии наверх. Только у отца находилось время обнять старшую дочь, поиграть с ней в шахматы в тиши библиотеки, посмотреть на пламя в камине. Он верил в Нуму настолько, что не стал брать на себя мщение виновнику её трагедии, дозволив дочери расправиться с Груецем самой.
Эрик Берндт… родившийся по космогоническим масштабам недалеко от того места, где земля Германии в недобрый час породила на свет фон Груеца. Такой же светловолосый, только глаза более синего цвета, чем прозрачные льдинки её бывшего. Почему она девчонкой не поверила своей бабушке, когда та сказала, что в глазах человека отражается его душа? Глупая Нума приняла пустоту за искренность. Бабушка Ив умерла в ту ночь, когда тело Нумы не смогло удержать внутри ребёнка, и горечь потерь слилась в уме молодой женщины в одну. А когда она вернулась на остров, отец сказал ей – люди ждут свою новую Королеву. «Я не умею!» – испугалась Нума. «Бабушка научила тебя всему. Будь справедливой, не сомневайся в себе – и будь их Королевой…»
Тихий стук, дверь приоткрылась, личная горничная Нумы просунула носик внутрь.
– Kyria, там у южных ворот господин, он просит вас.
Женщина со стоном неудовольствия потянулась.
– Пусть секретарь разберётся, как её там зовут…
Это был анекдотический эпизод, признание Декера Игнасиуса. Глубоко преданный на самом деле своей хозяйке секретарь сам явился к ней на второй день. Он утверждал, что взял деньги Берндта умышленно, чтобы проучить его за попытку подкупа. Нума назначила ему жестокое наказание, не пожалев беднягу – отправила в бессрочную ссылку на половину Надин Алессандрос, писать от руки слащавые ответы благотворителям и жертвователям. Взамен она забрала одного из секретарей Надин, однако до сих пор не запомнила её имени.
На лице горничной мелькнула тень презрения.
– Мисс ходила к воротам, но господин всё равно ждёт. Только она боится сказать вам об этом.
Застонав громче, Нума положила подушку себе на лицо. Горничная не уходила. Тогда Нума отогнула уголок подушки.
– Кто он? Что ему надо?
– Он сказал назвать вам его имя. И у него корзина роз.
– А имя…
– Эрик.
Нума подскочила, как ошпаренная.
– Он совсем оборзел, что ли!
– Не могу сказать, kyria, – горничная скромно смотрела в пол.
Эрик Берндт отвёл себе час, чтобы добиться аудиенции у самой Нумы. Пока всё шло в соответствии с планом. Опрос охранником, вызов начальника смены, звонок в дом секретарю, попытка вежливо спровадить его – трудно проявлять агрессию к человеку, который прибыл без всякого оружия, с одной лишь корзиной нежно-розовых кустовых роз. Эрик не знал, какие цветы предпочитает Нума, но не наденет же она ему корзину на голову? А и наденет – не велика беда, шипы по просьбе Эрика удалили ещё в цветочной лавке.
Опершись спиной о будку охранника, гость с нескрываемым мужским удовольствием наблюдал за приближением хозяйки дома. Она была одета элегантно и просто, с подчёркнутым чувством стиля. Свободные бледно-зелёные хлопковые брюки, белая блуза с вышивкой и белые же кожаные сандалии на ногах. Из украшений только прозрачный лак на ногтях, ни часов, ни браслетов.
Подойдя на расстояние пяти шагов, Нума сняла солнцезащитные очки, повесила их на вырез блузы и попыталась привлечь к своим глазам взгляд Эрика, отправившийся было вслед за очками.
– Господин… – она откашлялась, – господин Берндт?
– Здравствуйте, королева, – без тени насмешки Эрик протянул руку, женщина положила на неё свою, и, к ужасу Нумы, гость поцеловал её пальцы. Нума окаменела, хотя Берндт не позволил себе ничего лишнего.
Светловолосый норвежец поставил корзину прелестных роз к её ногам.
– Я приношу искренние извинения за свой неэтичный поступок, подкуп вашего секретаря. Надеюсь, парень не слишком пострадал за свою жадность.
– Я сварила его в кипящем масле, – буркнула Нума прежде, чем успела подумать, что такое поведение не слишком подобает воспитанной даме.
Мужчина сверкнул в усмешке глазами.
– И поделом ему. Хватит ли у вас великодушия, моя королева, простить меня?
Критическое мышление Нумы выбрало этот момент, чтобы заработать вновь. Она постучала указательным пальцем себе по щеке.
– Когда вы так умно ставите вопрос… Не прощу – значит, недостаточно великодушна…
Собеседник улыбался ей.
– У меня за спиной сотни переговоров, моё сокровище.
– Ваше? – Нума приподняла брови, радуясь, что как раз вчера косметолог подправила их форму.
– Я был бы этому рад.
Он ждал высокомерных банальностей, призванных подчеркнуть её цену как особи женского пола. Нума оглядела его и вздохнула.
– За цветы благодарю. Но что вы от меня хотите? Ей-Богу, моя ценность как лоббиста сильно преувеличена, – голос её прозвучал жалобно.
– Могу я пригласить вас на пикник?
Женщина растерялась.
– Куда?
– Пикник. Трапеза на природе. В прибрежной зоне есть очень красивые места.
– Боюсь, что не можете, – Нума старалась не обидеть его своим отказом. – Община граничит с территориями, оккупированными турками. Среди них есть горячие головы. Я стараюсь не покидать поместья без охраны.
– И даже когда едете куда-то с друзьями?
Голос её звучал ровно:
– У меня нет друзей, господин Берндт.
– Понял. У королев друзей не бывает.
– Совершенно верно, – нагнувшись, Нума подняла корзину. – Ещё раз спасибо за цветы. Оставьте секретарю адрес своей электронной почты, она будет присылать на него моё расписание. Хотя никак не пойму, на что оно вам сдалось.
Норвежец пожал плечами.
– Не знаю пока, – он помолчал. – Детям действительно пригодятся эти деньги?
Нума непонимающе уставилась на него.
– Которые я дал Игнасиусу.
– Безусловно. Даже на Кипре, особенно в крупных городах, есть детские дома.
– Может быть, – снова пауза, – однажды вы возьмёте меня… в инспекционную поездку? Я мог бы сделать дополнительное пожертвование.
Свет озарил глаза Нумы.
– Ни один детский дом, господин Берндт, не откажется от спонсорской помощи. Это же дети, на них одежда словно горит. У вас есть дети?
Мужчина медленно покачал светловолосой головой:
– Нет. Я пока не женат.
– В таком возрасте? – неискренне удивилась Нума. – Неужели в разводе?
Эрик видел более чем ясно, что шпильками в его адрес Нума пытается исцелить какие-то свои раны. И зачем он будет причинять боль и без того страдающему человеку?
– Нет. Мне пока вступление в брак не интересно.
Нума завелась ещё больше, демонстрируя совершенно не характерное для себя поведение.
– Ну конечно, у вас нет отбоя от юных леди – или почти леди, желающих скрасить ваш досуг! Я даже не сомневаюсь…
Эрик дёрнул её к себе. Губы были мягкими, в меру влажными, сохраняли вкус жевательной резинки и горького кофе. Женщина, словно мышка, замерла от его поцелуев.
В висок Эрику ткнулось дуло пистолета.
– Немедленно отпустите госпожу Алессандрос или вы – труп!
Перспектива не вдохновила, однако – короткий взгляд – вокруг них собралось уже трое охранников, и все целились в Эрика.
– Мадам, – пробормотал он на ухо Нуме, – я заслуживаю жестокой смерти?
Королева Нума распахнула подёрнутые сонной пеленой глаза. В другой ситуации Эрик немедленно приступил бы к поцелуям снова. Однако охранники были реальны.
– Высокочтимая госпожа, прошу вас медленно отойти от этого человека. Не бойтесь, он не причинит вам вреда.
Хозяйка поместья высокомерно осмотрела охранников, на пару секунд останавливая взгляд на каждом.
– Прекратите изображать из себя идиотов. По местам! И знаете что, господин Берндт, – она неожиданно подмигнула Эрику, – я, пожалуй, поеду с вами на пикник.
Глава 17
Сидеть на голой земле и даже на одеяле Эрик своей прекрасной даме, конечно же, не позволил. И не стал зря дразнить двух охранников, явившихся вслед за Нумой, лишь попросил их держаться не в зоне прямой видимости. Всей дружной компанией на двух машинах они отправились на ранчо Moonshine, и там, лениво разглядывая катающихся на лошадях туристов, в абсолютном комфорте парусиновых кресел вели неторопливую беседу. Стол между ними был уставлен лёгкими закусками, мезе в греческом стиле – сыр, овощи, копчёная рыба, бокалами с вином и лимонадом, но оба не были слишком сильно голодны. Нума обнаружила, что ей интересно с этим бледнокожим северным прилипалой, хотя почему бледнокожим, руки Эрика покрывал вполне здоровый загар. Он не курил, и Нума, так же избегнувшая вредной привычки, вполне это оценила. Они говорили об увеличении туристического потока в курортную зону Паралимни – Нума радовалась этой тенденции, несущей деньги её родной стране. Говорили об оккупации части Кипра турками – хотя женщина и признавала, что внешне они выглядят людьми ничуть не меньше греков-киприотов, но ненавидела этих завоевателей всей душой. Эрик ей рассказал об отелях, которые он строил в других странах, и о своих планах на Протарас, на Айю-Напу. Было заметно, что остров Кипр для Нумы является всем – её колыбелью, её родителем и её ребёнком, её зоной комфорта. Кипр нравился и ему, хотя было тяжело выносить вечное золотое солнце в постоянных голубых небесах. Он узнал, что Нума никогда не видела снежную зиму.
– Вы лепите из снега, похожего на козий сыр, шарики и кидаетесь ими друг в друга? – повторила гречанка с видом практикующего психиатра. Эрик Берндт рассмеялся.
– Так звучит и правда смешно, – признал он. – Я думаю, что времена года должны быть разными. Летом солнце, зелёная трава, потом дожди, снег и снова возрождение.
– Природа на Кипре не умирает, это решение Афродиты. На Пафосе каждый житель покажет пляж, где она вышла на берег. И купаться там можно круглый год.
– Вы любите плавать, королева?
– Мне не подходит по статусу, – грустно сказала Нума. – Нельзя, чтобы люди видели меня обнажённой. Даже персонал в поместье. Я не купалась уже много лет.
Берндт некоторое время молча разглядывал её. Как драгоценный алмаз, она то и дело поворачивалась к нему разными гранями. Повелительница острова, диктующая волю простым людям, умная женщина, способная не посрамить свою страну на саммите в верхах. Красавица, отказавшая себе в личном счастье ради защиты интересов общества. Пленница золотой клетки.
– Ну, не надо жалеть меня, – Нума поёжилась. – По крайней мере, я не испытываю необходимости каждый день думать о хлебе насущном.
– Откуда появилась эта традиция – иметь королеву острова? Или вы первая?
Нума хмыкнула:
– Если бы было так! Первому королю на троне отречься, что фисташку сгрызть. Нет, было уж как минимум пять женщин из этого рода. Он очень древний. Мне кажется, эту традицию связывают тоже с Афродитой как с древней властительницей острова. До моего рождения и пока я была маленькой, люди шли за справедливым судом к моей бабушке. Она была матерью моего отца, её звали Ив Алессандрос. Но у неё не родилось дочери.
– А ваша мать…
– Она по крови не Алессандрос. Эта обязанность передаётся только носителям крови. Никого нет красивее моей матери, но у неё другое жизненное предназначение. Она – солнце нашей семьи.
– Нума, – Эрик дотронулся до её руки. Напуганная фривольностью, женщина сначала посмотрела на их соединившиеся пальцы, потом зелёный взгляд метнулся к его лицу. Она не играла в кокетство и поэтому не переигрывала. – Вы когда-нибудь улыбаетесь?
Такого вопроса женщина не ждала.
– Конечно! Часто!
– Как вышло, что я до сих пор не видел вашей улыбки?
И тут она появилась – тёплая, дразнящая, лукавая.
– Разрешите ответить, что я берегу ваше зрение, мистер Берндт?
Глава 18
В следующий раз это была верховая прогулка. Эрик опасался, что показал себя, взбираясь на лошадь и почти камнем покидая её, не с лучшей стороны. Зато он не упал в процессе движения. И мог думать не только о синяках, которыми активно покрывалась его задница, но и о высоких материях, и даже рассуждать о них. Нума Алессандрос была человеком публичным во всех значениях этого слова, разве что занимала неофициальную должность. Она любила говорить о политике и произносила совсем мало глупостей, нелогичных идей даже с точки зрения мужчины. Эрику пришлось освежить свои знания и даже кое-что перечитать об истории Кипра, чтобы быть интересным ей. Больше, конечно же, говорила Нума, но она ожидала от собеседника мнения по поводу высказанных ею мыслей, а не просто согласного мычания. Они обсудили Движение неприсоединения, саммит в Куала-Лумпуре в феврале этого года. Нума испытывала сомнения в пользе участия Кипра в коалиции и призывала к выходу острова из неё. Разговор перешёл на турецкое вторжение. Битва на пляже Пентемили произошла, когда Нумы ещё на свете не было, но истинная киприотка не могла оставаться равнодушной к событиям, расколовшим её обожаемый остров пополам. Нума знала турецкий язык, как изучают язык врагов для допроса пленников. «Каждое слово на нём наполняет горечью мой рот».
Берндт с интересом и сочувствием узнал историю о квартале-призраке в Фамагусте – самом близком к поместью «Олимпион» городе. Демаркационная линия между греческими и турецкими войсками разрезала город, и квартал под названием Вароша опустел в одну ночь, оттуда вывезли всё греческое население. Они не успели закончить свои дела, и с тех пор, почти уже тридцать лет, на верёвках полощется ветром брошенное бельё, стоят столы в уличных кафе, застеленные посеревшими от пыли скатертями, автобус посередине улицы готов тронуться в путь. Вся Вароша, целый квартал, превратилась в памятник вооружённым людям, не сумевшим договориться между собой.
– Ко мне иногда приходят люди и просят дозволения вернуться на жительство туда. А я не могу разрешить этого, зачем мне прекословить резолюции ООН. Вот и приходится говорить о недовольстве богов возрождением Вароши, – глядя перед собой, грустно рассказывала Королева.
Эрик только сочувствующе вздохнул.
– Расскажите мне о своих судах. Ваша бабушка тоже делала это?
– Решала проблемы? Это одна из нелёгких обязанностей Королевы. Люди верят в её мудрость. Или ленятся сами брать на себя ответственность, – в зелёных глазах Нумы мелькнула враждебность. – Большинство людей трусоваты по своей природе. Но мы приехали, мистер Берндт.
Ворота поместья раскрылись перед ними, во внутреннем дворе уже ожидали два конюха, чтобы принять лошадей.
– Назовите меня хоть раз Эриком! – взмолился норвежец.
Женщина кивнула.
– Я обдумаю вашу просьбу, – серьёзно пообещала она.
Берндт в ответ застонал, закрывая глаза. Царствующие особы – это нечто. Они существуют в каком-то своём, особом мире, не пересекающемся с миром простых людей.
– Вам плохо? – Нума встревоженно шагнула к нему, и Эрик сорвался. Схватив её руку, он прижал ладонь к уже постоянно мучающей его эрекции.
– Потом мне будет стыдно, но как иначе пробить вашу невинность, королева? Я мог бы бодать вас целую ночь, Ваше Высочество.
Нума оцепенела, она была похожа на парализованного светом фар кролика. Круглые глаза, приоткрытый буквой О рот. Даже руки она не вырывала из его хватки.
– Бо-дать? О, я понимаю, – всё лицо и даже плечи её, и шея стали темнее загара. Она мелко дрожала.
– Ну слава Богу! – грубее, чем следовало, Берндт оттолкнул её руку, повернулся, пошёл к воротам. Хватит с него этих развлечений в песочнице. Не поехать ли каменщиком на стройку отеля в Протарасе? Всяко больше пользы, чем торчать здесь.
– Мистер Берндт… – слабым голосом окликнула его Нума. – Эрик!..
Шагах в десяти от неё мужчина остановился, повернул голову, молча глянул.
– Вы не хотели бы… Завтра днём я буду судить… Вас никто не проведёт на такое мероприятие. Может быть, вы хотите присутствовать?
Было заманчиво. Положить ряд кирпичей он ещё успеет. Берндт кивнул.
– Буду.
– Я пришлю секретаря в отель за вами, – уязвимость исчезла с лица Нумы. – Разрешите мне не задерживать вас.
И всё на этом – Берндт не поверил своим глазам. Она просто ушла в дом, оставив его стоять перед воротами полным дураком. Святые небеса, ну и женщина!
Глава 19
Следующий день он целиком провёл в номере отеля. Неизвестно, когда Нума пришлёт за ним, так что Берндт даже обед заказывал в номер и старался всё время находиться в состоянии готовности. Немного поработал над улучшением проекта отеля в Протарасе – он всё же надеялся построить его. Полежал на кровати, подумал над перспективами отношений с Нумой. Такую женщину обманывать нельзя – и не только потому, что она способна кастрировать его одним щелчком пальцем и разорить вторым. Бывший муж уже исполнил роль предателя и негодяя в её жизни, для одного человека такого опыта достаточно. Подтолкнуть развитие своего романа с Нумой и броситься в него с головой? Берндт опасался, он не настолько сумасшедший. К тому же если дело с получением разрешения на постройку отеля продвинется, всё его время будет занимать этот проект. Женщины не терпят невнимания к себе, их не убедишь никакими доводами. В итоге Эриком было принято по-настоящему мужское решение – довериться судьбе. Плывём по течению, и будь что будет.
Отель, в котором он проживал, относился к категории пятизвёздочных, поэтому персонал на ресепшн предупреждал постояльцев о посетителях, явившихся к ним. Около трёх часов дня зазвонил и телефон в номере Эрика.
– Мистер Берндт, за вами прислана машина от мисс Нумы Алессандрос, – в голосе менеджера звучало благоговение. Акции норвежского архитектора явно подросли.
– Благодарю вас, через пять минут выйду.
Машиной от мисс Алессандрос был белый лимузин длиной, наверное, в полкилометра. Внутри Эрика, к его удивлению, встретил разжалованный и лишённый королевских милостей Декер Игнасиус.
– Добрый день, сэр, – с неопределённой улыбкой он распахнул дверцы бара и предложил богатейший выбор. Берндт отрицательно мотнул головой.
– Я полагал, вас уволили.
– У меня всё в порядке, благодарю вас.
М-да, с таким человеком не пошутишь.
– Я рад, – коротко ответил Эрик. Дальше они ехали в молчании, пока на горизонте не показались очертания высокого дома с белёнными стенами, одновременно похожего на христианскую церковь и – за счёт стальных ворот в три человеческих роста – на ангар для самолётов. Ворота были полностью покрыты вытисненными в металле узорами – цветы, птицы, ягоды, люди среди джунглей, смотрящие вверх. Сейчас ворота были закрыты, и их открытия явно ожидали несколько групп людей, стоящих поодаль друг от друга. На них была интересная одежда, белая из простого холста, с красной вышивкой, похожая на традиционные наряды балканских народов.
– Есть определённые правила, – перехватив взгляд Эрика, тихо проговорил Игнасиус, про присутствие которого норвежец успел позабыть. И вздрогнул.
– На суд Королевы нельзя приходить в повседневной одежде. Её участие в судьбе человека – всегда праздник, независимо от того, в чью пользу будет вынесено решение.
– И они добровольно приходят?..
– Ну конечно, – Игнасиус удивился. – Никто же не заставляет. Не веришь Королеве – не ходи к ней за справедливостью. Она третейский судья, но не волшебник Страны Оз.
– Они платят ей?
Секретарь заулыбался.
– Нет, госпожа работает без зарплаты. Все приносят цветы, это традиция. Иногда вино или корзину фруктов. Деньги приносить запрещено. Если кто-то из тяжущихся будет уличён в попытке подкупа госпожи, на него накладывается штраф в пользу второго участника тяжбы. Иногда этот штраф так велик, что само разрешение спора теряет смысл.
Машина тем временем объехала здание и остановилась перед воротами, которыми была обнесена задняя часть его.
– Мы войдём через служебный вход, надеюсь, вы не возражаете.
– А мисс Алессандрос…
– Общение с Королевой исключено, – голос секретаря был твёрд. – Kyria сосредоточена сейчас на вершении правосудия.
Ни на минуту не оставляя внутри анфилады крохотных комнат одного, Игнасиус провёл Эрика в подобие раздевалки, вручил новый комплект свободных штанов и рубахи, сам переоделся в такой же наряд. По крайней мере, штаны были длинные, не пришлось сверкать голыми лодыжками, с мрачным облегчением подумал Эрик. Когда он взялся за свои ботинки, намереваясь надеть их, Игнасиус отрицательно замычал.
– Прошу прощения, ритуал! Все босые – и явившиеся за истиной, и Королева, и свидетели. Не беспокойтесь, там полы с подогревом от солнечных батарей, ноги не мёрзнут. Ещё нам полагается надеть маски.
Он взял из шкафчика на стене и протянул Эрику очень простую маску из чёрного кожзаменителя.
– Наша роль – свидетели, нас почти не должно быть видно. Ни в коем случае, даже террористическая атака или пожар, не вставайте со своего места, не говорите, не обращайтесь к Королеве. По правде говоря, вы первый посторонний за все годы отправления Королевой правосудия. Ума не приложу, зачем ей это надо, – с долей досады заметил секретарь.
– Неужели и достославный супруг ни разу не приглашался на шоу? – не удержался от сарказма Эрик.
Игнасиус невыразительно посмотрел на него.
– Не приглашался. Нам пора.
Берндт не собирался раскаиваться в своём вопросе. Почему никто ничего не говорит о человеке, бывшем частью жизни Нумы Алессандрос? Неужели он, подобно государственному преступнику, предан забвению? Или всё проще – этот мужчина не был частью Нумы, а именно она целиком растворилась в нём? Одержимость свойственна молодым, впервые влюбившимся дурочкам…
Секретарь провёл его в полутёмный, такой большой, что не различить стен и потолка, зал. Пахло травами, свет давали только свечи размером с его ладонь, плавающие в расставленных вдоль стен чашах с водой. Свечей было много, штук восемьдесят или сто, но они были не в состоянии оживить таинственный сумрак. Светившийся в темноте бледно-лунный ковёр отмечал дорогу от закрытых дверей к трону Королевы. Ничего особенного, старинное кресло на львиных ножках, накрытое домотканым ковром. Над ним – цветочная арка, на ней сидели голуби. Белые голуби, отчётливо различимые во тьме.
– Госпожа сама занимается их тренировкой, – с гордостью проговорил Игнасиус.
– Но какова их роль?
– Глашатаи истины. Вы всё увидите, мистер Берндт.
Эрику было указано на чёрную же скамью справа от трона, шагах в двадцати. Он послушно сел. Чтобы тут же вскочить напуганным – по мрачному помещению пронёсся холодный ветер, бесплотный голос шепнул «начнём!». Напротив его скамьи замерцал блёстками дверной проём, остро напомнив эффекты фильма «Матрица». Словно оседая на тёмной фигуре, блёстки тянулись за Королевой, двигающейся к своему трону. Махнув рукой, призрачная фигура подала сигнал впустить первых участников процесса. Колдунья – вспомнил Берндт слова Павла Стратоса.
Двери открылись двумя хранящими молчание мужчинами в чёрных масках, как у Эрика и Игнасиуса. Немного яркого солнечного света пролилось внутрь. Как некое святотатство, тяжёлые двери отсекли его, закрываясь уже без человеческой помощи, едва впустив двоих мужчин в белом. Оба несли венки из цветов, готовясь их положить к ногам Королевы. Интересно, какой спор они не смогли разрешить самостоятельно, решив явиться сюда?
На равном расстоянии между судьей и спорщиками, рядом с дорожкой, но не вставая на неё, из темноты вырос ещё один человек. И заговорил, излагая суть дела вошедших. Те были слишком подавлены атмосферой, чтобы реагировать хотя бы кивками.
Эрик почувствовал себя несправедливо обманутым – захватывающий детективный фильм оказался на иностранном языке и без английских субтитров. Ему следовало раньше догадаться, что Королева-гречанка будет говорить со своими греческими же подданными на родном языке. Всё, что ему теперь оставалось – наблюдать за Нумой и надеяться, что станет поинтереснее. На это шансы были неплохие, Нума явно тяготела к принципам шоу-бизнеса в своих судилищах. Лекарство должно быть не только полезным, но и сверкать, танцевать и, желательно, петь трагическую арию в тот момент, когда исцеляемый пьёт его.
Вот Королева слушает своего глашатая, излагающего суть спора между людьми, явившимися на суд. Чёрную фигуру в темноте плохо видно, светлеет лишь овал лица Нумы в окружении распущенных чёрных волос. Её голова ничем не покрыта, но на волосах мерцают те же искорки звёздной пыли, что осели и на одежде, когда Нума прошла через завесу. Участники процесса испуганно, с мистическим ужасом таращатся на неё. Заметно, что страх перед Королевой в них пересиливает решимость добиться справедливости.
Глашатай, закончив, умолкает. Королева вскидывает голову, произносит короткую фразу на гортанном языке. Киприот, стоящий на сверкающей серебром дорожке слева, заметно вздрагивает. Нума манит его к себе, мужчина силится преодолеть свой страх, но ноги не слушаются его. По-видимому, это была команда подойти. Королева повторяет громче и строже, призывающий жест более резкий… и грек начинает быстро двигаться, будто его несёт поток. На лице – ужас, паника, заплетающиеся ноги не поспевают за телом.
Ладонь Королевы вертикально растопырена, человек резко останавливается. От силы толчка он падает на колени, едва успевая поставить корзину цветов перед Королевой.
По платью и волосам Нумы бегут полоски огня, Эрик едва не стонет от восхищения. Определённо, вручение скрижалей с заповедями Моисею не было таким зрелищным.
В благоговейной тишине Королева обеими руками достаёт охапку цветов из корзины стоящего на коленях подданного, но – какой кошмар – цветы моментально чернеют, словно сожжённые. Свидетели чуда ахают, кроме коленопреклонённого, тот беспрерывно тихо скулит от ужаса.
Нума поднимает вверх правую руку, из полутьмы крыши к ней на плечо слетает белый голубь. Женщина гладит пальцем его пёрышки, тихо говорит что-то. Голубь срывается с плеча, летит и кружит над вторым участником процесса, не сдвинувшимся с места.
Глашатай громко озвучивает вынесенное решение, хотя и так всё понятно по полёту «птицы истины». Нума делает жест «вон», двери распахиваются без посторонней помощи, обоих греков будто ветром срывает с места, несёт по серебряной дорожке на солнечный свет.
За разбором дела второй пары Эрик уже практически не наблюдал, всё шло по знакомому сценарию. Когда Дворец правосудия покинули и эти люди, свечи вдоль стен по жесту Нумы погасли, воцарилась абсолютная темнота. Эрик почувствовал, как кто-то берёт его за руку и ведёт. За дверью во внутренние помещения он понял, что это Игнасиус. Лицо у секретаря было религиозно-вдохновлённым, глаза сияли. Жестом он попросил соблюдать молчание. Подвёл Эрика к простой деревянной двери, указал войти внутрь, а сам зашагал в обратном направлении.
Пожав плечами, Эрик толкнул дверь. За ней оказалась небольшая комната, хорошо освещённая. Два кресла, низкий журнальный стол. У стены стоит, прислонившись к ней лбом, Нума. При обычном искусственном свете видно, что чёрный балахон на ней не шёлковый и не бархатный, из какой-то грубой простой ткани. Волосы странно тусклые, будто бы густо смазанные жиром. Она поворачивает голову, смотрит на гостя. Лицо уставшее, круги под глазами, уголки строгого рта опущены вниз. Эрик в тревоге делает шаг к ней.
– Вам плохо? Чем я могу помочь?
И время, было остановившееся, снова пошло. Опираясь о стену ладонями, Нума вздохнула.
– Я просто устала. Судилища забирают много сил. Не надо ко мне прикасаться, я грязная.
– В метафорическом смысле? – осторожно уточнил Эрик.
Нума невесело усмехнулась.
– Просто грязная. Вы посидите здесь, пока я приму душ?
Гость только улыбнулся. Он занял одно из кресел, закрыл глаза – больше в этой комнате нечем было заниматься, тут не было телевизора, книг, камина, даже окон. За стеной зашуршала вода в душе, но Эрик даже не испытал искушения представить себе Нуму обнажённой, под струями воды. Фемида – богиня, но не женщина. Он думал.
С тихим шорохом в комнату проскользнула девушка, она поставила на стол большое блюдо с жареным мясом, овощами вроде баклажанов, козьим сыром и кувшин вина. Салфетки, два хрустальных бокала. Низко кланяясь и пятясь задом, девушка покинула комнату.
Эрик рассеянно взял кусок мяса.
– Kali oreksɪ, – в комнату вернулась Нума. Эрик посмотрел на неё. Женщина, желающая произвести впечатление, картинно замерла бы в дверном проёме, подняв ручку, показав ножку. То ли Нума Алессандрос не планировала впечатлять его, то ли знала, что производит впечатление сама по себе. Она была в белом пушистом халате до пят, на голове – тюрбан из белого же полотенца. Размотав его, она расчесала длинные волосы пальцами. Закусила смятенно губу, будто бы сожалея о присутствии гостя, нарушающего привычный ход её жизни.
– Мне надо высушить волосы, иначе могу заболеть. Были уже… прецеденты.
