– Генрих, я боюсь, – наконец произнесла она, и её голос прозвучал неожиданно тихо, почти шёпотом. После долгой паузы она подняла на него глаза, полные тревоги. – А если мы не сможем быть вместе? Если система нас не одобрит? Я… я не выдержу этого.
Она отвернулась, стараясь скрыть слёзы, предательски блеснувшие в глазах.
– И ещё это клеймо… "одинокие". Я не смогу жить с этим. Может, нам лучше остаться просто друзьями? Так будет проще…
Генрих быстро встал, его стул едва не упал от резкого движения. Он подошёл к Элеоноре и, опустившись перед ней на одно колено, взял её руки в свои.
– Что ты, милая, – воскликнул он, глядя ей прямо в глаза. – Такого не случится! Мы – идеальная пара. Наша совместимость гарантирована самой природой.
Его голос звучал уверенно, но в глазах мелькнуло беспокойство, которое он старался скрыть.
– Мы созданы друг для друга, – продолжил он, сжимая её ладони. – И я обещаю, что мы будем вместе. Навсегда.
Элеонора не ответила, но её пальцы слабо сжали его руки в ответ. В её взгляде всё ещё читались сомнения, но слова Генриха, хоть и не до конца развеяли её страхи, всё же принесли некоторое успокоение.
– Я обещаю, – повторил он, с силой вложив в эти слова всё своё чувство.
Они остались так, сидя в тишине, окружённые мягкими звуками музыки и приглушённым светом, который словно подчеркивал их маленький мир внутри огромной системы, где обещания и чувства были единственным, что ещё оставалось под их контролем.
Пара рассталась уже после полуночи. Генрих отвёз Элеонору домой, и их прощание было коротким, но наполненным теплотой. Её улыбка, хоть и усталая, согревала его сердце, пока он наблюдал, как она исчезает за дверью своего жилища.
Флаер плавно поднялся в воздух, подхваченный ночным потоком транспорта. Генрих летел по воздушной трассе, его взгляд блуждал по огням родного кластера, мерцающим внизу. Огромный промышленный добывающий комплекс светился как гигантский организм, излучая холодное электрическое сияние. Высокие башни, переплетённые трубопроводами и лифтами, образовывали лабиринт из света и тьмы. Это зрелище завораживало своей монументальностью, но в то же время подавляло, напоминая о неумолимой рутине и ответственности.
Мысленно Генрих уже подсчитывал убытки. Оставленная сумма за ресторан сократила его электронный кошелёк ровно на половину. Такие траты были редкостью, но сегодняшняя встреча того стоила. Однако впереди его ждал новый день, и теперь приходилось искать пути восполнения.
"Надо будет проработать сверхурочно," – подумал он, напрягая память в поисках списка предстоящих задач. Любая ошибка или сбой в работе могли стоить не только премии, но и места в системе, где даже малейшее снижение эффективности считалось поводом для пересмотра статуса работника.
Флаер свернул на боковой маршрут, ведущий к его жилому сектору. Вдали маячил его дом, одно из сотен одинаковых зданий, выстроенных ровными рядами. Генрих устало выдохнул, предвкушая сон, который позволил бы хоть на несколько часов забыть о тяжести завтрашнего дня.
Перед сном Генрих тихо заполнил заявку на сверхурочные часы, обосновав её желанием накопить дополнительные дни отпуска. На самом деле он стремился заработать больше, не вызывая лишнего интереса у компании. Этот предлог был проверенным способом отвлечь внимание от истинных намерений – всем казалось, что он просто заботится о балансе работы и отдыха.
Головной офис вряд ли станет вникать в детали, думал Генрих. Система настроена так, что такие заявки проходят почти автоматически. Оставалось только дождаться одобрения, и его дополнительный доход начнёт расти, не привлекая к себе ненужных взглядов.
Домашняя нейросеть, как всегда, разбудила Генриха ровно в шесть утра, мягким звуковым сигналом, напоминающим шелест листьев. Над кроватью бесшумно завис летающий столик, на котором красовалась идеально налитая чашка ароматного кофе и булочка с хрустящей корочкой, только что напечатанная пищевым принтером. Пахло так, будто еду только что достали из традиционной духовки.
Преодолев желание поваляться ещё пару минут, Генрих энергично сел на кровати, потянулся и отправился в ванную. Летающий столик, словно подстраиваясь под его ритм, немного повисел в воздухе, а затем легко скользнул в сторону кухни, исчезая за дверью.
В ванной комнате его ждала ультрасовременная кабина вибродуша, окружённая мягким светом. Как только он вошёл, кабина автоматически закрылась, и система активировалась. Тёплые струи воды с вибрацией массировали кожу, снимая остатки сна. Одновременно с этим невидимые манипуляторы тщательно очистили зубы с помощью пасты с наночастицами, удаляя даже мельчайший налёт. Далее система деликатно, но эффективно позаботилась о кишечнике и мочевом пузыре – Генрих едва успел заметить этот процесс благодаря мгновенной обработке отходов.
Пока вибрационные струи продолжали массаж, под тонкой кожей заработали электрические импульсы, заставляя мышцы сокращаться и расслабляться, как при полноценной тренировке. Генрих чувствовал, как его тело наполняется энергией, словно он уже провёл час в спортзале. Завершающий этап – лёгкий поток охлаждённого воздуха и капля ароматического масла, что заставляло его почувствовать себя так, будто он только что вернулся с курорта.
Ещё минуту он постоял в кабинке, наслаждаясь этим утренним ритуалом, а затем, ощутив бодрость и свежесть, направился на кухню, где столик уже приготовил новый сюрприз.
Генрих сидел за столом, неспешно допивая кофе, и с задумчивым видом скользил пальцем по экрану, развернутому перед ним. Поток новостей смешивался с развлекательным контентом, который создавали другие пользователи глобальной нейросети. Он бездумно пролистывал кадры, мемы, короткие ролики и заголовки, мелькавшие один за другим. Когда-то и он пытался присоединиться к этой виртуальной ярмарке тщеславия, создавая собственный контент. Однако его работы не прошли строгую модерацию сети, где каждая идея оценивалась по трём критериям: качеству, креативности и адекватности.
Генрих не расстроился. Небольшой укол разочарования быстро сменился апатией. Кредо, виртуальная валюта, в награду за творчество ему всё равно бы не дали. Да и зачем стараться? В эпоху, когда фильмы и музыка создавались нейросетями, а сценарии писались на основе массивов данных, давно хранящихся в сети, потребность в режиссерах, актёрах и композиторах отпала. Кино и музыкальная индустрия, некогда гигантская и блистающая, превратилась в реликт прошлого, уступив место автоматизированным развлечениям.
Людям всё же оставили возможность выражать свои творческие идеи, но только в строго регламентированных рамках. Общественная нейросеть предоставляла платформу для экспериментов, однако допускала к публикации лишь то, что соответствовало её жестким стандартам. Исключение делалось разве что для художников и писателей. Их работы подвергались тщательной оценке экспертных алгоритмов, и только после этого могли быть оплачены. Генрих подозревал, что этот процесс тоже был больше показушным, чем честным.
Он свернул экран и устало потер виски. Мир, в котором нейросети управляли творчеством, стал для него безликим и бесцветным. Даже те немногие, кто продолжал писать книги или рисовать картины, делали это не для души, а ради признания искусственного разума. "Может, стоит попытаться ещё раз?" – мелькнула мысль, но тут же растворилась в потоке новой информации на экране.
– Доброе утро, мастер Генрих, – раздался ровный, спокойный голос рабочего ИИ, когда он усаживался за штурвал флаера.
Генрих не ответил сразу, потянулся к пульту управления, активируя систему навигации. ИИ, казалось, была привычна к его молчанию и продолжила:
– Я с нетерпением жду вашего прибытия и рада сообщить, что ваша заявка на сверхурочные работы одобрена системой. На данный момент наблюдаются небольшие, некритичные сбои в работе двух роботов в разных участках шахт.
Генрих нахмурился. "Некритичные сбои" почти всегда означали дополнительные проблемы, которые только на первый взгляд казались незначительными. Он сделал глубокий вдох, усилием воли прогоняя раздражение.
– Локацию я уже отправила на ваш флаер, – добавила ИИ.
– Принято, – наконец отозвался Генрих, голосом, в котором не было ни дружелюбия, ни враждебности. Просто сухая профессиональная нотка. Он провёл рукой по сенсорному дисплею, открывая карту шахт, где мигали две точки с отметкой «Авария».
Флаер мягко поднялся, гудение двигателей заполнило кабину. Генрих слегка расслабился, облокотившись на спинку сиденья.
– Подробности сбоев? – уточнил он, глядя на экран, где мелькали схемы шахтных туннелей.
– Первый робот демонстрирует сбои в манипуляторной системе, – ответила ИИ с лёгкой интонацией сожаления, словно извиняясь за доставленные неудобства. – Второй – проблемы с сенсорными датчиками. Это уже третий раз за неделю, я отметила это в отчёте для отдела технической диагностики.
Генрих тихо хмыкнул. Конечно, отметила. Вот только отдел, скорее всего, проигнорирует этот отчёт, как обычно. Ему придётся разобраться самому, как и всегда.
– Спасибо за информацию, – повторил Генрих, чувствуя, как привычная рутина снова захватывает его. Он переключил флаер в автоматический режим и поднялся с места, чтобы подготовиться к работе. В тесной кабине было мало места для маневра, но Генрих наловчился переодеваться даже в таких условиях.
Сняв повседневную одежду, он быстро натянул тяжёлый рабочий комбинезон, который защищал от пыли, радиации и возможных выбросов газа, частых в глубине шахт. Материал комбинезона был покрыт слоем нанополимеров, устойчивых к порезам и термическим повреждениям. Генрих закрыл молнию до самого подбородка, поправил шейный обтюратор и убедился, что герметизация выполнена правильно.
Затем он надел перчатки, встроенные с датчиками, которые передавали тактильную отдачу от любого объекта, и закрепил на поясе набор инструментов. Последним шагом был шлем с встроенной системой фильтрации воздуха и дисплеем дополненной реальности, через который он мог наблюдать за состоянием оборудования и получать подсказки от ИИ.
Флаер мягко вибрировал, продвигаясь по туннелям, а свет из окна освещал гладкие стены искусственно созданных шахт. Генрих опустился обратно в кресло, проверяя оборудование на поясе. Словно в ответ, голос ИИ снова раздался:
– Уточняю: первый участок находится на глубине 3 200 метров. В системе обнаружены следы нестабильности грунта, но угрозы обрушения нет. Второй участок менее глубокий, но сигнал от робота поступает с прерывистостью. Вероятна потеря связи.
– Прекрасно, – пробормотал Генрих себе под нос, чувствуя, как усталость накатывает ещё до начала работы.
Флаер издал короткий звуковой сигнал, уведомляя, что прибытие на первую точку займёт менее пяти минут. Генрих привычно проверил систему связи и выдохнул, готовясь к тому, что будет ещё один долгий рабочий день в глубине шахт.
Генрих провёл сорок напряжённых минут, методично выявляя ошибки в системе робота и устраняя неполадки. Закончив, он с облегчением перевёл дыхание и направился к следующему сигналу. Вторая проверка тоже не обошлась без сложностей, но опыт и хладнокровие позволили ему справиться быстрее. Уже готовясь наконец вернуться в каптерку, он внезапно замер: глухой звук, отдалённо похожий на взрыв, эхом прокатился где-то вдали.
На экране мгновенно вспыхнуло сообщение тревоги. Оно было от смежного мастера. Адреналин резко взметнулся, сердце застучало быстрее. Генрих бросил взгляд на карту: место происшествия было всего в пяти минутах полёта на флаере. Не раздумывая ни секунды, он бросился к своему транспортному средству, быстро запуская двигатели. В голове мелькали вопросы: что случилось? Успеет ли он вовремя? Флаер взревел, отрываясь от земли, и помчался навстречу неизвестности.
Прибыв на место, Генрих замер, поражённый увиденным. Взрыв газового отводчика серьёзно повредил одного из роботов, а его обломки снесли опору. Порода частично обрушилась, завалив коллегу. Подойдя ближе, Генрих с облегчением узнал Эрика – товарища по работе, с которым они не раз встречались на общих мероприятиях.
Эрик был в сознании, но его состояние вызывало тревогу. Нога выглядела повреждённой, на лице проступали следы удара, а на груди лежали куски породы и обломки робота. Шлем имел повреждения, но защитный костюм выдержал и уберёг его от серьёзных травм.
– Эрик, ты как? Держись! – громко сказал Генрих, стараясь придать голосу твёрдости. Он быстро осмотрел завал, прикидывая, как лучше освободить коллегу, не усугубив его положение.
Генрих быстро оценил обстановку. Обломки робота, обрушенная опора, заваленный породой Эрик – всё требовало немедленных действий. Сжав зубы, он активировал интерфейс управления ближайшими роботами через свой планшет. На карте отобразилось несколько машин, находящихся неподалёку. Они могли помочь, если правильно направить их.
Парень быстро подключился к сети управления и ввёл команду для двух ближайших роботов-экскаваторов. Их системы откликнулись с секундной задержкой, и машины начали двигаться в сторону завала. Одновременно он поддерживал контакт с Эриком, чтобы тот не потерял присутствия духа.
– Эрик, всё будет хорошо. Я подключился к системе. Сейчас роботы начнут разгребать завал, – сказал Генрих, стараясь звучать уверенно, хотя внутри всё сжималось от волнения.
Роботы прибыли через несколько минут. Генрих виртуально настроил их манипуляторы, задав точные команды. Один робот начал осторожно снимать камни с грудной клетки Эрика, другой – поднимать обломки опоры. Удерживая контроль над операцией, Генрих следил, чтобы ни одна деталь не сдвинулась слишком резко.
– Ещё немного, держись, – подбадривал он Эрика, видя, как тот с трудом, но кивает.
Наконец, основная масса завала была убрана. Генрих отключил роботов и сам поспешил к Эрику, чтобы убедиться, что его можно безопасно переместить. Используя небольшой подъёмник, встроенный в комбинезон спасательной службы, он осторожно поднял Эрика и перенёс его в сторону от опасной зоны.
– Ты молодец, всё сделал правильно, – сказал Генрих, проверяя состояние коллеги. – Сейчас вызову меддрон, скоро за тобой прилетят.
Эрик слабо улыбнулся, видно было, что силы на исходе, но его глаза выражали благодарность. Генрих выдохнул, почувствовав, как напряжение постепенно уходит. Ему удалось спасти коллегу.
Меддрон прибыл через несколько минут, его манипуляторы мягко, но уверенно подхватили Эрика и аккуратно переместили его в медицинский отсек. Генрих с облегчением наблюдал, как внутренние системы дрона быстро приступили к работе: автоматические инъекторы сделали несколько уколов обезболивающего и противошокового, а затем один из манипуляторов наложил шину на сломанную ногу. Эрик выглядел измождённым, но теперь был в надёжных руках.
Через пару минут дрон закрыл отсек, коротко просигналил и поднялся в воздух, унося Эрика в сторону ближайшего медцентра. Генрих ещё некоторое время смотрел вслед, пока дрон не исчез за горизонтом, и невольно подумал о Элеоноре. Она была специалистом по скорой помощи и курировала работу таких меддронов. Именно благодаря её кропотливому труду система экстренной помощи работала без сбоев. Элеонора лично следила за комплектами медикаментов и биоматериалов для восстановления тканей и регенерации повреждённых частей тела, которые входили в стандартное оснащение дронов.
Генрих вспомнил, как однажды она рассказывала, что уже больше тридцати лет меддроны на основе ИИ оказывают первую помощь пострадавшим, снижая смертность и ускоряя процесс лечения.
Парень задумался. Благодаря тому, что большую часть работы выполнял роботизированный технический персонал, людям отводилась роль контроля и регулирования систем в различных отраслях – от услуг до производства. Такая работа требовала не только глубоких знаний и сосредоточенности, но и высокой ответственности. Любая ошибка или упущение со стороны специалиста могли привести к сбоям в системе, что в масштабах современного мира имело бы серьёзные последствия.
Обучение специалистов проходило в специализированных институтах, где с использованием ИИ формировались новые нейронные связи в мозгу. Этот процесс позволял эффективно усваивать большие объёмы знаний и навыков, необходимых для конкретной профессии. Выпускники таких институтов получали не только пакет специализированных знаний, но и понимание важности своей роли в работе сложных автоматизированных систем.
Именно ответственность за принятие решений, проверку и коррекцию работы ИИ и автоматических систем делала специалистов ключевым звеном. От их внимательности и профессионализма зависела не только стабильная работа технологий, но и безопасность людей, использующих результаты их труда.
Генрих тщательно изучил место аварии, его взгляд скользил по обгоревшим обломкам и искореженному металлу. Он подключился к анализу данных, поступивших от роботов, обследовавших территорию, и изучил программные логи, зафиксировавшие события перед взрывом. Результаты анализа были неутешительны: взрыв произошел по вине Эрика, из-за его невнимательности и халатности. Это открытие заставило Генриха нахмуриться. Он понимал, что рано или поздно к такому же выводу придет и головная нейросеть. А это означало лишь одно – расследование, последующие разбирательства и, возможно, дисквалификация Эрика.
– Дисквалификация, – тихо произнес Генрих, словно сам не верил в то, что сказал. Это слово звучало как приговор. Он закрыл глаза и на мгновение глубоко вдохнул, пытаясь подавить тяжесть эмоций, которая поднималась в груди. Дисквалификация означала, что Эрика снимут с его позиции и отправят на переквалификацию. Генрих представил холодные стерильные помещения центра обновления, яркий свет, ослепляющий глаза, и неподвижную фигуру Эрика на хирургическом столе.
Процедура внедрения новых пакетов данных начиналась с полной очистки памяти, стирания всего, что было признано «некорректным». После этого через сложную нейрохирургическую манипуляцию создавались новые нейронные связи. Генрих вспомнил рассказы тех, кто прошел через это: головная боль, вспышки хаотичных воспоминаний, как будто чужих, и странное чувство потери, будто что-то важное навсегда исчезло.
Он знал, что такие вмешательства никогда не проходили бесследно. По слухам, частое стирание и добавление данных вызывало сбои: когнитивные провалы, ошибки в восприятии реальности, а иногда даже разрушение личности. Генрих представил лицо Эрика – уверенное, решительное – и вдруг ощутил горькое сожаление. Ошибка Эрика стоила ему дорого, но цена за её исправление казалась слишком высокой.
Генрих открыл глаза и посмотрел на обломки. Они казались теперь не просто кусками искореженного металла, а напоминанием о хрупкости не только механизмов, но и человеческого разума.
Человек, прошедший обновление, редко оставался в строю надолго. Со временем его состояние ухудшалось, и он неизбежно оказывался в числе так называемых «неспособных» – людей, утрачивающих возможность быть полезными своему анклаву и кластеру. В эту категорию входили и те, кто стал инвалидами из-за несчастных случаев или производственных травм, и те, кто не выдержал последствий обновлений.
Жизнь таких людей превращалась в борьбу за выживание. Они получали минимальную пенсию, едва достаточную на самые базовые нужды. Без возможности снимать собственное жильё или пользоваться стандартным социальным пакетом, «неспособные» вынуждены были ютиться в переполненных ночлежках, где половина их пенсии уходила на оплату койко-места.
Питание сводилось к наборам из бесплатных муниципальных центров, где раздавали дешёвые тюбики с питательной смесью и витаминные напитки, которых хватало лишь на то, чтобы не умереть с голоду. Эти люди больше не видели света прежней жизни, а окружающее их общество считало их чем-то вроде побочного продукта системы – ненужным, но неизбежным следствием её функционирования.
Генрих не раз видел таких людей: их пустые взгляды, измождённые лица и бесконечное молчание, словно из них выжали всю силу воли и оставили лишь оболочку. Мысль о том, что Эрик может оказаться среди них, тенью самого себя, пробудила в Генрихе болезненное ощущение сочувствия, ещё до того, как всё это случилось.
Элеонора тяжело вздохнула, узнав, что Генрих снова взял сверхурочные. Его работа в промышленности, связанной с добычей полезных ископаемых, где он был мастером по управлению и обслуживанию оборудования, часто требовала полного погружения и долгих часов в автономных зонах. Это означало, что их запланированное свидание в городе, которого она так ждала, снова откладывалось.
Элеонора, будучи мастером контроля медицинских дронов, знала, что её собственный график был не менее напряжённым. Её дни проходили в непрерывной координации сложных операций и обучения новых программ и их ввода в систему. Однако мысль о том, что они с Генрихом редко видятся, всё равно вызывала у неё грусть.
Ситуация изменилась, когда они получили уведомление с точной датой и временем проведения тестов на совместимость – до этого момента оставалось 45 дней. Эта новость заставила их обоих почувствовать облегчение. Теперь у них был чёткий ориентир, и можно было перестать переживать по поводу неопределённости.
Они начали готовиться к тестам каждый по-своему. Элеонора уделяла больше внимания своему физическому состоянию, ежедневно выполняя упражнения для повышения выносливости и работы с нервной системой, что было важно. Генрих, несмотря на свою загруженность, старался найти время для тренировок, поддерживая форму.
Они оба знали, что впереди их ждёт серьёзное испытание, но теперь, обладая ясностью и временем, могли подойти к нему с уверенностью и спокойствием, понимая, что всё делают правильно.
–– Милый, я скучаю, – проворковала Элеонора, легко проведя рукой перед собой, как будто могла прикоснуться к его лицу, хотя между ними был только интерфейс связи. Её взгляд, полный тепла, был устремлён на изображение Генриха. – Я понимаю, что работа, но мне так важно видеть тебя.
– Я тоже скучаю, малышка, – ответил Генрих, откинувшись на спинку своего кресла в тесной каптёрке. Экран перед ним слегка мигал, показывая очередные данные о неполадках. Он знал, что вскоре снова придётся выезжать в одну из точек неисправностей глубоко в огромной сетке шахт. – Мы обязательно встретимся, подожди немного.
Элеонора улыбнулась, но её глаза всё равно выдавали грусть. Генрих это заметил, и в его сердце что-то сжалось. Работа всегда была их реальностью, но иногда она казалась слишком несправедливой преградой между ними.
Генрих быстро вылетел к месту неисправности на своём флаере и, не теряя времени, приступил к осмотру и диагностике оборудования. Его движения были отточенными, а действия – точными и уверенными. Он тщательно проверял узлы и системы, стараясь устранить проблему как можно быстрее. Экономия времени была не просто привычкой, а необходимостью в его профессии, где каждая минута простоя могла привести к убыткам.
Когда он завершил настройку и наладку работы комплекса, система выдала подтверждение: на данный момент вся шахта функционирует исправно. Генрих облегчённо выдохнул, но отдыхать было некогда. Он получил новое уведомление – нужно было взять под контроль ещё и участок Эрика, который временно был без куратора.
Подъехав к рабочей станции Эрика, Генрих подключился к его сетке и быстро вник в текущую ситуацию. Участок оказался не в лучшем состоянии: несколько мелких сбоев требовали незамедлительного вмешательства. Генрих стиснул зубы, понимая, что ему предстоит ещё больше работы, чем он рассчитывал, и снова погрузился в рутину проверки, настройки и исправления.
Через четыре дня Генрих наконец наладил работу обеих станций, за что получил небольшую премию. Шахта работала как часы, и он быстро приспособился обслуживать обе точки.
В один из дней, закончив ремонт одного из роботов в отдалённой части шахты, Генрих обнаружил, что находится недалеко от памятного обвала. Этот обвал некогда вел к старой шахте, чей узкий рукав уходил далеко за пределы кластера.
Поколебавшись немного, он решил снова взглянуть на неё. Что-то необъяснимое тянуло его туда, как будто прошлое не отпустило этот уголок полностью.
Комплекс возле обвала работал исправно и уже отступил на приличное расстояние от открытого входа в старую шахту. Генрих осторожно приблизился к тёмному зеву, из которого веяло холодом и тишиной прошлого.
На земле всё ещё лежал осветительный прибор старой шахты. Его лампа продолжала гореть, словно не признавая времени. Генрих склонился, осматривая прибор. Независимый источник энергии работал безупречно, не сбавляя мощности вот уже более восьмидесяти лет.
Он выпрямился и взглянул вглубь. Тусклый, но стабильный свет от лампы выхватывал из мрака древний магнитный рельс, который уходил далеко в темноту. Свет ложился цепочкой, будто приглашая Генриха следовать за ним. Этот вид завораживал, словно портал в другое время, скрытое под пластами земли.
Взгляд Генриха зацепился за странные следы, едва различимые на пыльном полу старой шахты, метрах в тридцати от пролома. Подойдя ближе, он разглядел длинные полосы, словно что-то тяжелое тащили вглубь тоннеля. Следы выглядели свежими – пыль вокруг была едва потревожена, что вызвало у Генриха легкую тревогу.
Он активировал фонарь на своем костюме, его луч рассеял густую темноту, обнажая неровности стен и старый магнитный рельс, тянущийся вдаль. Генрих осторожно двинулся вперёд, следуя вдоль рельса. Каждое его движение казалось оглушительно громким в звенящей тишине, а свет фонаря словно выхватывал из мрака кусочки давно забытого прошлого.
Его шаги становились все тяжелее, словно воздух в тоннеле с каждым метром сгущался, давя на грудь и пытаясь удержать его от дальнейшего продвижения. Но любопытство не отпускало. Генрих остановился возле странного скопления следов, выбитых в мягком слое пыли и гравия на полу шахты. Следы были неестественно глубокими, словно двое человек, напрягая все силы, волокли что-то тяжелое вдоль тоннеля. Их путь тянулся к удаленному ответвлению, исчезая во тьме, где стены становились уже и осыпь становилась заметнее.
Навигатор в его руке показывал, что до края кластера оставалось около пятидесяти километров. Однако по карте шахта обрывалась значительно раньше, уходя в не отмеченные на схемах ответвления. Генрих нахмурился, опустился на одно колено и внимательно осмотрел следы. Его внимание привлекли царапины и мелкие выщерблины на камне – следы явно оставили не только ноги, но и что-то твердое, грубо протащенное по поверхности.
Он поднялся, обтер руки о штаны и вызвал автопилот своего флаера.
– Следуй за мной, – коротко сказал он, задав аппарату задачу сопровождения.
Флаер, закрепленный неподалеку в зоне отдыха шахтеров, активировался и мягко покатился по направляющим рельсам, следуя за хозяином. Генрих двинулся дальше, держа небольшой шокер против мутированных крыс наготове. Тусклый свет встроенного в комбинезон фонаря скользил по стенам, выхватывая разломы, трещины и ржавые балки, которые поддерживали своды тоннеля. Шум его шагов эхом отражался от стен, заглушая едва различимые звуки, которые, казалось, доносились откуда-то из темноты впереди.
Через пару десятков метров он заметил ответвление – узкий лаз, уходящий вправо. Следы вели именно туда. Генрих осторожно заглянул внутрь и замер: на полу валялись куски разбитого робота. Кто-то явно перетащил его сюда с места аварии.
Внутренности машины были выдраны, платы и детали отсутствовали. Видно было, что за дело брался профессионал, отлично разбирающийся в робототехнике. Все ценное и полезное, что можно было извлечь, исчезло бесследно.
Генрих обернулся и отдал флаеру приказ ждать у входа в лаз – дальше тот всё равно не смог бы пройти. Сам лаз был узким и почти незаметным, словно его специально прятали от чужих глаз. Генрих пригнулся и, склонив голову, протиснулся внутрь.
За лазом открылся тоннель, вырубленный вручную и укреплённый кустарными опорами. Кто-то, обладая терпением и смекалкой, использовал подручные материалы, чтобы создать надёжные перекрытия и освещение. Старые прожекторы с независимыми источниками света тускло мерцали, словно неохотно освещая его путь.
Потоптавшись на месте и внимательно изучив следы на пыльном полу, Генрих шагнул вперёд. Через несколько метров он вдруг замер, уловив вдалеке звук. Музыка. Тихая и странная, как будто доносившаяся из самого сердца тоннеля. Генрих нахмурился и двинулся на звук, ощущая, как с каждым шагом музыка становится всё яснее и тревожнее.
Через несколько минут Генрих свернул в очередной поворот и замер, увидев впереди странную картину. Тоннель заканчивался небольшой пещерой, освещённой тусклым светом старых прожекторов. В дальнем конце стоял жилой модуль – массивная конструкция, на первый взгляд древняя и заброшенная.
Однако что-то было не так. Несмотря на ржавчину и следы времени, модуль всё ещё работал. Панели на его поверхности мерцали слабыми огоньками, а у входа тускло светился индикатор системы жизнеобеспечения. Кто-то явно поддерживал его в рабочем состоянии, пусть и кустарно – следы ремонта и заплаток были видны даже издалека.
Генрих нахмурился. Этот модуль предназначался для отдыха шахтёров и обслуживающего персонала роботов – в те времена, когда люди ещё работали под землёй вместе с машинами. Лет семьдесят назад такие убежища были обычным делом. Теперь же они казались реликтами прошлого, которым давно не место здесь.
Но этот модуль жил, дышал – изнутри доносилось слабое гудение механизмов, а приглушённая музыка, вибрировавшая в воздухе, словно исходила из его самого сердца. Кто-то был здесь. Или всё ещё есть.
Генрих сделал еще один шаг вперед, пристально всматриваясь в каждую деталь, будто пытаясь разгадать шифр, заложенный в этом странном сооружении. С каждым шагом ощущение тревоги усиливалось – как слабый гул, нарастающий в ушах.
Он обошел модуль по кругу, изучая его со всех сторон. Это было необычное устройство, грубое, но функциональное. Генрих заметил, что оно подключено к независимым источникам питания – старым, но ещё рабочим батареям от разобранных шахтных фонарей. «Интересное решение», – подумал он, оценивая, как все источники были скоммутированы в единую систему. Такое подключение выглядело одновременно примитивным и изобретательным.
Его пальцы потянулись к одному из соединений, но он замер, внезапно осознав, что не знает, какие последствия может вызвать прикосновение к этой конструкции. Тревога зашевелилась в груди, напоминая, что не стоит недооценивать этот загадочный объект.